Шесть подруг, рассказ о порке

[Anna]

О шести подружках
Рассказ о порке двух девушек

Автор: Владимир Файнберг

  Ольгу пороли долго. Дольше, чем всех остальных девушек. Ольга сама просила о долгой, тщательной, болезненной порке. Только половину девушек – Ольгу, Веру и Ирину – пороли по обеим сторонам тела и только Ольгу обрабатывали перед этим крапивой (по ее же просьбе).
  В большой, просторной комнате было только два топчана для порки (чтобы у экзекуторов было достаточно места для эффективной, тщательной и качественной порки), поэтому девушек пороли парами – Ольгу с Верой, Ирину с Наташей, Лену с Татьяной.
  Каждый сеанс порки занимал, как минимум, полчаса, поэтому оставшиеся девушки должны были либо ждать «в предбаннике» (одетыми, в нижнем белье или совсем голыми), либо приезжать к назначенному им времени для порки, либо стоять голыми на коленях (как правило, на горохе) – в зависимости от пожеланий экзекуторов и самих девушек (которые во многом определяли происходящее во время сеанса порки – используемые инструменты, части тела, подлежащие экзекуции, последовательность порки и использования инструментов и т.д.).
  При этом экзекуторы не без удивления отмечали, что девушки часто выбирали для себя куда более болезненные и продолжительные инструменты, способы и продолжительность порки, чем экзекуторы-мужчины. Каждая девушка очень хорошо знала свое тело и те места, прикосновение к которым соответствующим инструментом для порки вызывало наибольшую боль при наименьшем риске необратимых физических повреждений.
  Регулярная порка не являлась каким-либо насилием или принуждением, которому подвергались девушки против их желания. Наоборот, для каждой из них порка являлась источником эмоционального удовольствия, снятия стресса и чувственного наслаждения. Девушки сами выбирали частоту сеансов порки и (по крайней мере, приблизительно) сценарий ее проведения. Экзекуторы обычно являлись простыми исполнителями воли девушек, которые ходили на порку как к косметологу или в спортклуб (хотя иногда они предлагали девушкам те или иные виды истязаний, на которые девушки обычно соглашались).
  В зависимости от убеждений и внутреннего состояния, девушки выбирали разную периодичность сеансов порки. Ирина, Лена и Наташа приходили еженедельно (для порки обычно выбиралась суббота – пресловутый «родительский день»); Татьяна – раз в две недели, а Ольга с Верой – неразлучные подружки – поролись до трех раз в неделю (хотя обычно – не чаще двух).
  Кроме того, были еще две девушки – Инга и Лариса – о которых другие девушки только слышали, но никогда их не видели. Инга и Лариса являлись «посетительницами подвала» (как их между собой окрестили девушки, ходившие только на порку). В «доме порки», где проходила экзекуция девушек, кроме «комнаты порки», был еще и подвал, где, по слухам, проходили сеансы пыток (т.е. «жесткого садомазохизма»), хотя правильнее эти сеансы было бы назвать сеансами истязаний, так как все эти истязания, опять-таки, происходили исключительно по желанию и доброй воле Инги и Ларисы.
  Подвал был действительно оборудован по «последнему слову» пыточной техники. Здесь было все необходимое для комплексных, полноценных истязаний женского тела – богатый набор зажимов для сосков, половых губ и клитора, горизонтальные и вертикальные прессы для грудей, различные электроды для пыток электротоком, станок для «растягивания» женских тел, тонкие иглы для введения в груди, соски, половые губы и другие особо чувствительные места женского тела, свечи для пыток горячим воском, различные имитаторы половых членов для введения во влагалище и задний проход (кстати, в отличие от других девушек, Ингу и Ларису почти всегда насиловали до, после и во время сеанса истязаний – в рот, влагалище и задний проход).
  Кроме этих инструментов, в подвале были и другие – «деревянные пони» (деревянная палка либо бревно с острым верхом, на которую садилась голая девушка так, что бревно или палка оказывались между ее ног и давили на наиболее чувствительные места женских гениталий); «пыточные лифчики», внутри которых находились шипы, давившие на обнаженную грудь и соски испытуемой (но не протыкавшие кожи); бревно, которое обматывали крапивой, после чего девушка ложилась на бревно и крепко прижималась к крапиве самыми чувствительными частями своего тела; различные приспособления для подвешивания девушек (за руки, ноги и волосы); а также пластиковые «дорожки».с шипами, на которые девушки садились, прислонялись спиной или ложились обнаженной грудью.
  Использовались и инструменты для пытки пальцев рук, не оставлявшие следов и не причинявшие повреждений, но, тем не менее, вызывавших сильную боль. Иглы вводились и под ногти Инге и Ларисе, но неглубоко, чтобы не вызвать слишком сильных повреждений.
  Пытки крапивой были доступны и другим девушкам (кроме того, перед поркой на топчан иногда насыпали горох), но для них это было необязательным дополнением, а для Инги и Ларисы – неотъемлемой частью сеанса экзекуции.
  Кроме того, Ингу и Ларису тоже пороли, но почти всегда до потери сознания (в отличие от других девушек, порка которых была хоть и болезненной, но все же не доводила их до состояния болевого шока). Других девушек обычно пороли розгами (иногда вымоченными в соленой воде), хлыстом или (иногда) плетьми – обычной и «девятихвосткой», а Ингу и Ларису – еще и кнутом (в том числе, и по грудям, включая соски). Во время порки девушки лежали на топчане – лицом вверх или вниз; кроме этого, Ингу и Ларису пороли стоя – привязанными за руки, ноги и волосы.
  Если при порке других девушек экзекуторы внимательно следили за тем, чтобы не повредить кожу испытуемой, то при порке Инги и Ларисы наоборот, каждая порка заканчивалась разрывом кожи и появлением крови (для этого экзекуторам приходилось пороть с оттягом, а девушкам – жестко фиксировать тело, чтобы позволить инструменту разорвать кожу).
  Других девушек интриговали слухи о подвале и «жестком» садомазохизме и некоторым из них (прежде всего, Ольге) частенько хотелось «расширить кругозор» боли и ощущений, спустившись в подвал. Но экзекуторы – Андрей и Дима – были категорически против этого, считая, что девушки еще не готовы к таким испытаниям (но однажды пообещали, что с течением времени могут постепенно позволить девушкам спуститься в подвал, по мере готовности каждой к следующему «кругу испытаний»).
  Обычно во время порки девушка получала около ста ударов розгой (обычно использовалась только одна розга, причем довольно тонкая, для усиления боли), хлыстом или плетью, равномерно покрывавших все тело. После этого девушку либо отпускали, предварительно смазав кремом, который довольно быстро (в течение двух-трех дней) залечивал последствия экзекуции, либо (после небольшого отдыха), переворачивали на спину (обычно порка начиналась со спины) и давали еще сто ударов, уже по «обратной стороне» тела.
  Сегодняшняя порка проходила как обычно, за тем отличием, что Вера впервые «попробовала крапивы». Ольгу и Веру пороли «во вторую смену», но они предпочли приехать одновременно с Ириной и Наташей, поровшимися в «первую смену» и все время порки своих подруг просидели в «предбаннике», держась за руки и прислушиваясь к крикам истязаемых девушек, предвкушая неизбежную и сильную боль и столь же неизбежное и сильное удовольствие (и даже наслаждение).
  Девушки решили остаться в одежде, отложив неизбежное и приятное раздевание до перехода в «комнату порки» (подготовка к порке доставляло Ольге, Вере и остальным девушкам едва ли не большее удовольствие, чем сама порка, поэтому они стремились всячески продлить этот ритуал и сделать из него как можно более эффектное театральное представление как для экзекуторов, так и для испытуемых).
  Кивнув и улыбнувшись двум своим подружкам (Лена и Татьяна решили приехать «к своему часу», т.е., к третьей смене), Ирина и Наташа, взявшись за руки и весело болтая, проследовали в комнату для порки, оставив подруг в предбаннике и не слишком плотно закрыв за собой дверь (чтобы подругам были хорошо слышны их крики).
  Девушки начинали кричать с первых ударов; не столько по причине слабости духа (для того, чтобы подвергать свое тело постоянной и часто жестокой порке, нужно было иметь ой какую силу духа), сколько потому, что задержка криков не позволяла девушкам расслабляться во время порки (а, собственно, во многом ради этого девушки и поролись). Экзекуторов это не сильно беспокоило, поскольку во время порки они пользовались наушниками, снижавшими громкость криков до еле слышного шепота.
  Полная блокада звука криков, хотя и была возможна, считалась небезопасной, так как экзекуторам нужна была возможность остановить порку в том случае, если возникнет серьезная угроза здоровью испытуемой (например, сердечный приступ). Хотя девушки отличались отменным здоровьем и постоянно наблюдались у опытного терапевта, которому было известно о том, что девушки подвергаются регулярной порке, предосторожность в данном вопросе еще никому не мешала.
  К чести девушек, экзекуторов и врача нужно было отметить, что за те несколько месяцев, в течение которых девушки регулярно поролись, не произошло ни одного несчастного случая и ни у одной девушки не возникло серьезных проблем со здоровьем (даже у Инги с Ларисой, хотя им приходилось выдерживать куда более жестокие истязания, чем остальным девушкам).
  Проследовав в комнату для порки и прикрыв за собой дверь в предбанник, Ирина и Наташа приступили к стриптизу. Девушки раздевались медленно, под музыку, струившуюся из на удивление качественной магнитолы Филипс, не торопясь расстегивая и снимая платья, лифчики, колготки, трусики...
  Андрей и Дима с удовольствием наблюдали за раздевающимися девушками, предвкушая удовольствие от очередного сеанса порки. У девушек не было «штатных экзекуторов»; ребята пороли каждую девушку по очереди. Сегодня Андрей порол Ирину и Ольгу, а Дима - Наташу и Веру.
  И Наташа, и Ирина отличались хорошими фигурками (как и остальные девушки), грудь у Наташи была чуть больше второго размера, а у Ирины – вообще почти четвертого (что позволяло получать большое удовольствие и ей, и экзекуторам во время порки груди). Наташа свою грудь пороть не позволяла, по крайней мере, пока (хотя в последнее время и подумывала об этом).
  Разумеется, порка красивых девушек очень сильно возбуждала мужчин, поэтому по неписаному правилу сеанса порки по окончании сеанса девушка в благодарность за «оказанные услуги» доводили мужчин до оргазма оральными ласками (проще говоря, брали в рот). По тем же неписаным правилам, девушке полагалось не только принять в рот всю сперму после эякуляции экзекутора, но и проглотить эту сперму (что девушки, не без удовольствия, и делали).
  Раздевшись догола, девушки аккуратно сложили одежду и подошли к топчанам, накрытыми белоснежными простынями (чтобы подчеркнуть красоту женского тела). Ирина, как более «продвинутая» и опытная в садомазохизме, предпочла «лечь на горох». Она взяла пакет твердого гороха, аккуратно рассыпала его по топчану (от шеи до колен) и только затем легла, крепко взявшись за края топчана, наслаждаясь болью от зерен гороха, впивавшихся в ее тело, особенно в самые чувствительные места – груди, соски, ареолы.
  «Надо будет все-таки попробовать крапиву» - подумала Ирина. В своих сексуальных фантазиях, довольно быстро доводивших ее до оргазма , она мечтала о прикосновении крапивы к самым нежным частям своего тела – грудям, соскам, половым губам, клитору… Но в реальности попробовать крапивы все не решалась, тайно завидуя более смелой и решительной Ольге.
  Андрей осторожно взял Ирину за запястья. Ирина разжала руки и позволила Андрею вставить кисти рук в специально прикрепленные к топчану кожаные браслеты, подбитые изнутри мехом (чтобы извивающаяся во время порки девушка не повредила себе руки). Впрочем, для борьбы с извиваниями экзекуторы придумали простой и весьма эффективный метод.
  У всех поровшихся девушек были длинные волосы, которые во время порки собирались в пучок и крепко привязывались прочной веревкой к спинке топчана. В результате любая попытка «дернуться» во время порки вызывала у испытуемой сильную боль в корнях волос, что довольно быстро приучило девушек лежать смирно и не дергаться.
  Затем Андрей не менее аккуратно привязал лодыжки Ирины к другой спинке топчана и пошел за плетью (сегодня Ирина выбрала плеть). За это время Наташа тоже успела лечь на топчан (только, в отличие от Ирины, без гороха), вытянуться и позволить Диме привязать свои ноги, руки и волосы к топчану. Теперь обе девушки были крепко привязаны, совершенно открыты, беззащитны и полностью готовы к порке.
  Перед поркой Ирина устыдила Наташу за малодушие и та скрепя сердце согласилась на порку тонкой розгой через пропитанную солью тряпку и на 120 ударов вместо стандартных ста. Ирина должна была получить 100 ударов по спине, но после этого ей предстояло получить еще столько же по грудям и передней части тела.
  Дима вернулся с пропитанной солью простыней, которой заботливо накрыл Наташу от плеч до лодыжек. Привязывание волос девушек приносило еще одну пользу – волосы не мешали пороть плечи испытуемой. .
  С первых же ударов девушки начали кричать – и громко. Каждый экзекутор порол свою испытуемую четко, эффективно и профессионально. Удары опускались на голое, беззащитное женское тело, четко и равномерно покрывая его ярко-красными полосами (впрочем, у Наташи полосы были до поры до времени скрыты простыней). Через каждые 20 ударов девушке полагался небольшой отдых, после которого удары начинали сыпаться снова.
  У каждого экзекутора был свой стиль порки. Андрей сначала тщательно обрабатывал ягодицы девушки, затем переходил на плечи и руки, после чего плавно спускался по ногам девушки – от бедер сразу под ягодицами к лодыжкам. Дима же начинал с ног (точнее, с лодыжек) и затем плавно поднимался вверх, заканчивая чуть выше локтей или запястий – в зависимости от желания Димы и девушки.
  Отсчитав положенные Ирине сто ударов, Андрей остановился. Он решил подождать, пока Дима закончит пороть Наташу, которая к тому времени уже просто ревела от боли, усугубляемой солевым раствором, безжалостно проникавшим в поврежденную розгой кожу. Ирина лежала и тихо стонала, пытаясь перевести дыхание.
  Наконец Дима закончил пороть Наташу, заходившуюся стонами, криками и плачем. Слезы появлялись на двадцатом – тридцатом ударе и под конец порки лились ручьем, заливая прекрасные личики девушек. Еще минут десять девушки лежали, отдыхая (впрочем, к Наташе это относилось весьма условно, поскольку даже после прекращения порки соль продолжала свою страшную работу, разъедая нежную кожу испытуемой).
  Экзекуторы отвязали девушек и те медленно начали подниматься с ложа порки. Наташа попыталась было одним рывком сбросить ненавистное соленое покрывало, но Дима остановил ее, плотно прижав покрывало к плечам только что тщательно и болезненно выпоротой девушки. «Еще не время» - тихо сказал он. «Я хочу, чтобы ты еще немного помучилась». Наташа молча кивнула. Дима убрал руки; девушка медленно поднялась и мужественно села на высеченную «пятую точку», придерживая простыню руками.
  Ирина к тому времени уже поднялась, стряхнула с себя зерна гороха и села на топчан, морщась и постанывая от боли в выпоротой попке и готовясь к удовлетворению своего мучителя. Андрей и Дима разделись догола и подошли каждый к своей испытуемой. Ирина, уже привыкшая к пожеланиям Андрея, мягко и нежно взяла его набухший член в рот, оттянула губами крайнюю плоть и стала медленно и нежно водить языком по головке.
  Андрей застонал, но двигать членом не стал, а просто ждал наступления оргазма, который благодаря его сильному возбуждению и умению Ирины наступил довольно быстро. Андрей громко застонал, откинулся назад, по его телу прошли судороги, рот Ирины наполнился теплой спермой, которую она немедленно проглотила.
  В это время Наташа удовлетворяла Диму. Дима предпочитал быть более активным и своих испытуемых просто и вульгарно трахал в рот, так что заботой Наташи была только прочно зафиксировать член своего мучителя во рту и откидываться назад, когда член входил слишком глубоко в горло девушки. Дима трахал Наташу в рот, одной рукой обхватив ее за голову, а другой придерживая соленую простыню вокруг плеч девушки, продлевая ее мучения. Он кончил тоже быстро, наполнив рот Наташи приличным объемом спермы, которую девушка проглотила (впрочем, в отличие от Ирины, без особого удовольствия).
  Выполнив свои обязанности и удовлетворив Диму, Наташа удалилась в душ, где долго и с удовольствие плескалась, смывая с себя ненавистную соль. Вскоре вошел Дима, нежно промокнул измученную спину Наташи полотенцем, поцеловал в щеку и жестом пригласил на кровать, где Наташа с удовольствием приняла лечебный крем, который Дима быстро и эффективно, но вместе с тем нежно и ласково втирал в настрадавшуюся кожу Наташи. К счастью для девушек, в лечении Дима и Андрей были столь же профессиональны, как и в порке.
  Ирине же предстояла вторая половина порки – теперь уже по передней части тела. Ирина тщательно стряхнула с топчана горох (лежать на только что выпоротой спине и ягодицах было само по себе уже достаточным мучением), после чего мужественно легла на тщательно и болезненно высеченную спину и вжалась в топчан, опасаясь смалодушничать и вскочить (за такое по правилам самой же Ирины полагалось 20 дополнительных ударов).
  Андрей тщательно привязал Ирину (сначала ноги, затем руки и только после этого - волосы). Теперь девушке предстояло куда более серьезное испытание, чем первая часть порки. Голая Ирина выглядела просто восхитительно (и восхитительно соблазнительно) на белоснежной простыне. Впрочем, скоро этой красоте предстояло покрыться сеткой красных рубцов…
  Ноги Ирины были раздвинуты максимально широко – по ее же просьбе (как и две другие «продвинутые» девушки, Ирина при порке «лицевой» стороны тела стремилась к максимальной открытости тела – ударам должны были быть открыты не только груди, но и половые губы). Ирина, как и Вера с Ольгой, брила лобок – чтобы экзекуторы могли как можно точнее попасть по ее наиболее чувствительным местам.
  «С чего начнем?» - осведомился Андрей (Ирина обычно сама выбирала, с какой части тела начинать порку). Для порки Андрей выбрал длинную и тонкую, основательно вымоченную розгу. «С половых губ. С клитора». – четко и уверенно сказала Ирина. Андрей пожал плечами, но возражать не стал. Взял розгу, размахнулся и в полную силу нанес удар точно между половых губ Ирины.
  Эффект от удара был потрясающим. В прямом смысле. От вспышки чудовищной боли тело Ирины изогнулось, по нему пробежали судороги. Вопль, похожий на рев раненого зверя, потряс весь «дом пыток». Наташа испуганно поднялась на ложе и мысленно перекрестилась, поблагодарив себя за то, что в свое время отказалась от порки лицевой части тела. Вера и Ольга тесно прижались друг к другу, понимая, что совсем скоро им тоже предстоит пройти через жестокое прикосновение розги к половым губам и клитору.
  Андрей снова размахнулся розгой и хотел было уже ударить по другому месту девушки, чтобы дать ей передышку, но Ирина прохрипела-простонала-прокричала: «Еще. Бей еще. По тому же месту. Сильнее и больнее. Не останавливайся. Десять ударов… по клитору». Андрей ударил Ирину розгой еще раз – по тому же месту. Еще один вопль, судороги и хрип. Еще удар по половым губам – теперь ниже. Еще один вопль. Удар – вопль – судороги. Удар – вопль – судороги. Тело Ирины сотрясали мощные вопли боли и оргазма, который начался сразу после третьего удара.
  Отсчитав десять ударов, Андрей дал Ирине передохнуть несколько минут. Ирина тяжело дышала, пытаясь прийти в себя после оргазма и невыносимой боли, которая все еще пульсировала в ее взбудораженном теле – от макушки до пяток. Андрей почувствовал жалость к девушке, которую он подвергал страшным, немыслимым, почти невыносимым, запредельным мучениям, но порка должна была быть продолжена. Андрей успокоил себя тем, что «делал это» для Ирины же, взмахнул розгой и нанес удар по внутренней поверхности бедра лежавшей перед ним обнаженной девушки.
  Ирина снова завопила, по ее лицу снова хлынули слезы (хотя оно и так уже было покрыто слезами). Тело девушки снова выгнулось, хотя и менее сильно, чем до этого, Ирина дернулась, заработав пронзительную боль в корнях волос. Андрей хлестал Ирину поочередно по левому и правому бедру, по внутренней и внешней стороне, вызывая вспышки дикой боли и пронзительные крики (которые, впрочем, он почти не слышал – благодаря наушникам).
  Отсчитав двадцать ударов, экзекутор остановился, дав Ирине немного передохнуть и прийти в себя. Еще двадцать ударов по бедрам Ирина приняла, уже не имея сил кричать – вместо крика она только тихо подвывала. Андрея беспокоило то, что оставалось еще пятьдесят ударов, а девушка уже начинала терять чувствительность. Нужно было что-то делать и Андрей твердой рукой направил следующий (сразу после передышки) удар опять по уже иссеченным половым губам женщины.
  Нечеловеческий вопль известил Андрея о том, что чувствительность восстановилась, по крайней мере, на время. А когда Ирина прохрипела «Спасибо», Андрей понял, что принял правильное решение – девушку тоже беспокоила и совершенно не устраивала потеря чувствительности к боли. Продолжая в том же духе, Андрей дал еще пять ударов по половым губам Ирины, пять – снова по верхней части бедра и еще десять – по ногам Ирины от колен до лодыжек.
  По бедрам Андрей порол Ирину крест-накрест, стараясь не попадать по уже высеченным местам. Оставалось тридцать ударов, которые должны были лечь на великолепные груди Ирины. Андрей не очень хорошо себе представлял, как груди девушки выдержат тридцать розог, но по остальным частям тела Ирину нельзя было сечь либо потому, что это было небезопасно для внутренних органов, либо потому, что на них не было уже живого места.
  Дав девушке снова небольшую передышку, Андрей ловко, сильно и умело стегнул Ирину так, что розга попала сразу по двум соскам девушки («чтобы ни одной груди не было обидно», как Андрей обычно шутил в таких случаях). Вопль, слезы и судороги Ирины, оглушенной очередной вспышкой сумасшедшей боли, возвестили о том, что удар был исполнен действительно профессионально.
  Дима и Наташа – все еще голая – вернулись из «комнаты отдыха» и молча наблюдали за происходящим. Наташа вцепилась в Диму, как будто пытаясь защититься от того, чтобы не оказаться на месте Ирины, хотя прекрасно понимала, что настанет день, когда и она будет лежать на этом или другом топчане лицом вверх и с благодарностью и наслаждением (несмотря на сумасшедшую боль) принимать порку розгой или даже плетью по соскам, грудям и половым губам. А затем спустится и в подвал…
  После первого удара Андрей стал сечь роскошные груди девушки по очереди – то правую, то левую. Положив по десять ударов на каждую (как выше, так и ниже сосков), Андрей закончил порку нанесением новых ударов поперек старых, стараясь как можно меньше попадать по уже вспухшим рубцам.
  Пожалев подругу, Наташа выполнила ее обязанности, расстегнув брюки Андрея, сняв его трусы и быстро и нежно отсосав его член. Андрей кончил быстро, с меньшим количеством спермы, чем в прошлый раз. Странно, но в этот раз Наташе оральный секс понравился гораздо больше. Может быть потому, что Андрей не трахал ее в рот, как Дима (Наташе такое откровенное использование женщины совсем не нравилось), а просто стоял, ожидая, пока ласки женщины возымеют свое действие и доведут его до оргазма (что и довольно быстро произошло).
  Дима и Андрей отвязали Ирину, находившуюся в полубессознательном состоянии и с помощью Наташи отнесли девушку в душ, где довольно долго приводили Ирину в чувство с помощью холодного потока воды. Нашатырь на этот раз не понадобился, хотя бывали случаи, когда девушки теряли сознание на топчане («ложе для порки») и их приходилось довольно серьезно «откачивать».
  После душа Ирину положили на кровать на бок, наименее пострадавший во время порки. Дима и Андрей обработали ее раны еще в душе и теперь Наташа утешала подругу, оставшись с ней в «комнате отдыха». Удивительно, но, глядя на совершенно измученную подругу, Наташа совершенно забыла о собственной боли и о том, что ее тоже только что выпороли, и притом весьма жестоко.
  Сменив простыни, Андрей подошел к двери в предбанник, распахнул ее и с улыбкой сказал Вере и Ольге: «Девочки, теперь ваша очередь. Прошу». Взявшись за руки, Ольга и Вера вошли в комнату для порки, плотно прикрыв за собой дверь. В предбаннике никого не осталось – Лена и Татьяна должны были появиться только через час.

[Blackmonkey]

Забавная идея, спа-салон с услугой порки, розгой, плетью, кнутом. Кстати, кончик кнута может развивать сверхзвуковую скорость (отсюда громкий щелчок - преодоление звукового барьера) и может сильно повреждать кожу. Он и на излете-то ссадины оставлят (когда тренируешься, по себе часто попадаешь), так что порка кнутом - тот еще экстрим, если всерьез.

[Anna]

Ага, аж слюнки текут:)

[Blackmonkey]

От спа-салона или от кнута?

[Anna]

От спа-салона или от кнута?

От желания вообще. От одной мысли, что будут пороть.

[Blackmonkey]

Ага, аж слюнки текут:)

Слюнки? Или что другое?

[Anna]

Ага, аж слюнки текут:)

Слюнки? Или что другое?

Впрочем да, слюнки лишь метафора, вся теку

[KostyaKen]

У меня есть очень хорошая подружка-полька. Очень душевный и добрый человек. Она и правда очень много времени посвящает своей семье - ее двое детей имеют проблемы со здоровьем. Но когда находим время пообщаться, то общение получается очень полноценным - не стесняемся откровенничать, затрагиваем порой очень глубокие и серьезные темы, ну или просто шутим и подтруниваем над мужьями
Но вообще наверное это вопрос везения. Ева жила раньше в другом городе. Могла и не переехать.

[Anna]

Раздевание Ольги и Веры происходило не так, как Ирины и Наташи. Более продвинутые в СМ-сеансах девушки не стали раздеваться сами, а отдали свои тела в распоряжение экзекуторов. Дима и Андрей всегда раздевали девушек бережно и нежно, что резко контрастировало с жесткостью и даже жестокостью порки и этот контраст доставлял девчонкам поистине безумное удовольствие и наслаждение.

Девушки специально одевались так, чтобы их было удобно и приятно раздевать. Обе девушки были одеты в светлые кофточки – Ольга в розовую, Вера в желтую – и в «темный низ» - Ольга в черную юбку чуть ниже колен, Вера в черные, плотно облегающие и ладно сидящие на ее ладной фигурке брючки от Беннетона.

Колготок девушки не надевали (стояло лето и было тепло); лифчики девушек расстегивались спереди (опять-таки для удобства раздевавших их мужчин). Черные туфли на высоких каблуках – «шпильках» дополняли красивый и изящный наряд испытуемых.

Каждая девушка встала перед соответствующим экзекутором – Ольга перед Андреем, Вера перед Димой – слегка расставив ноги, распрямив плечи, откинув голову назад и выдвинув грудь вперед. Выдвигать было что – и Вера, и Ольга с гордостью обладали великолепными, округлыми грудями третьего размера, только у Ольги соски были большими и выпуклыми, а у Веры – маленькими, но от этого не менее сексуальными.

Андрей и Дима медленно и почти синхронно расстегивали кофточки девушек – пуговку за пуговкой и, закончив расстегивание, освободили Веру и Ольгу от блузок, которые немедленно отправились на специально подготовленную для этого лавку. Тискать девушек за груди (не говоря уже об изнасиловании) не полагалось – Вера и Ольга еще не дошли до этого уровня СМ-сценариев.

Поэтому Дима и Андрей осторожно расстегнули лифчики девушек, обнажив изумительной красоты груди (которым, как и всему остальному телу, предстояли суровые испытания), после чего лифчики отправились вслед за кофточками – на лавку для одежды. Затем туда же отправились брючки Веры и юбка Ольги, открыв взглядам мужчин длинные, стройные и изящные девичьи ножки и маленькие трусики – белые у Ольги и голубые у Веры.

Полюбовавшись несколько минут красотой девушек, Андрей и Дима завершили раздевание испытуемых, слегка оттянув резинки трусиков и опустив их до лодыжек девушек, после чего те помогли мужчинам, вынув ноги из трусиков. Также, как и трусики – медленно и аккуратно – мужчины сняли с девушек туфли – последнее, что на тех было надето. Девушки остались абсолютно голыми, даже более, чем абсолютно, так как их лобки были полностью и тщательно выбриты, открывая взорам и истязаниям все половые органы девушек.

Ни девушки, ни экзекуторы не знали (да и не должны были знать), что вот уже месяц за их сессиями беспристрастно наблюдал бесстрастный и неутомимый свидетель – телеглаз, «управляемый голосом» (точнее, автоматически включавшийся, как только звуки разговора или шагов возвещали о начале очередного сеанса).

Телеглаз представлял собой маленький автономный телеаудиопередатчик, который мог передавать звук и весьма качественное (правда, увы, черно-белое) изображение на ретранслятор, расположенный на местной радиовышке, а тот уже – на расстояние до нескольких десятков километров. Впрочем, получатели изображения находились гораздо ближе к ретранслятору…

В небольшом потрепанном временем и небрежностью его прошлых обитателей домике, ничем не отличавшимся от других домишек деревни Марьино расположился передвижной командный пункт специальной группы Федерального Бюро Расследований Соединенных Штатов Америки. Сам этот факт звучал примерно как «подводная лодка в степях Украины», так как, на первый взгляд, было абсолютно непонятно, какого лешего специальные агенты ФБР (деятельность каждого из которых обходилась американскому налогоплательщику в круглую сумму), оснащенные суперсовременным оборудованием электронного прослушивания и подсматривания тратили время и силы на наблюдение за СМ-играми компании подмосковных ребят и девчонок, чьи сексуальные и психологические потребности, хотя и не вписывались в «общепринятые стандарты», но, тем не менее, не нарушали никакого законодательства (а Россия находилась вообще вне пределов юрисдикции ФБР).

Но только на первый взгляд. Во время одной из своих частых поездок в Москву Андрей имел несчастье встретиться с одним из широко известных в узких кругах СМ-андерграунда авторитетов в СМ-области сэром Чарльзом Уордсвортом, которого ФБР и Скотланд-Ярд незаметно «пасли» вот уже несколько месяцев. Разрешение на слежку за сэром Чарльзом было получено после того, как ФБР предъявило американским и британским судебным инстанциям оперативную информацию о том, что сэр Чарльз якобы организовал крупномасштабную поставку «живого товара» из стран бывшего СССР в подпольные публичные дома Великобритании и США, специализирующиеся на предоставлении СМ-услуг, иногда заканчивавшихся тяжелыми увечьями и даже смертью «рабынь» и «рабов».

Специальный агент ФБР Павел (точнее, вот уже двадцать лет, как Пол) Флеров (американец российского происхождения) имел несчастье оказаться «не в том месте не в то время», в результате чего был назначен руководителем спецгруппы ФБР, которая при содействии британских и российских правоохранительных органов занялась этим расследованием.

Руководство спецгруппой стало для Андрея чем-то вроде «почетной ссылки», так как, вообще говоря, его ранг, заслуги и опыт в ФБР были слишком высокими для такой работы. За десять лет работы в ФБР Павел успел достичь немалых успехов в борьбе и с серийными убийцами, и с наркомафией, и с международными террористами, и с уличными бандами, и даже со школьной преступностью.

Именно последнее его достижение и обеспечило ему «почетную ссылку» на его историческую родину. Находясь в небольшом городишке с романтическим названием Silver Creek с совсем другим заданием, Павел случайно узнал о том, что трое молодых людей намереваются перестрелять своих одноклассников, а затем взорвать школу и себя вместе с ней. Несмотря на «кричащий» характер информации, никто не принял ее всерьез – ни местная полиция, ни учителя, ни даже родители школьников.

К счастью для города, Флеров за предыдущие годы работы в ФБР стал достаточным параноиком для того, чтобы воспринимать подобные сведения всерьез и успел появиться в школе буквально за несколько минут до того, как трое детишек, у которых давно и серьезно съехала крыша, «обнажили стволы». Открыть беспорядочную стрельбу они не успели, так как Павел, выхватив верный штатный «Глок», аккуратно всадил по две пули в сердце каждого из несостоявшихся массовых убийц (в полном соответствии со стандартными процедурами ФБР в данной ситуации).

К сожалению, раковая опухоль «политической корректности» к тому времени успела разъесть Америку настолько глубоко, что вместо медали (или, хотя бы, благодарности), Павел попал под служебное расследование на предмет возможного превышения полномочий и пределов допустимого применения силы. Весьма ценившее его непосредственное начальство предпочло «от греха подальше» отправить Флерова за границу на время расследования, а тут как нельзя кстати подвернулась информация об экспорте рабынь для СМ-борделей.

В результате всей этой катавасии специальный агент ФБР Павел Флеров теперь сидел перед монитором, наблюдая за двумя голыми девушками, готовившимися принять жгучую боль от прикосновения крапивы к своим самым интимным местам, а затем еще более жгучую – от розог, плетей и прочих инструментов СМ-сессий и пытался найти в происходившем перед его глазами хотя бы некоторый смысл.

Ольгина крапива (заботливо сорванная Андреем еще до начала истязания Иры и Наташи) уже лежала на краю лавки для одежды, готовясь впиться сотнями безжалостных жал в самые нежные места грудей, сосков и бедер девушек.

До того, как загреметь в богом забытое Марьино, Павел сталкивался с СМ-стилем жизни только однажды. Несколько лет назад в течение трех недель ему приходилось спасать некую профессиональную «госпожу» по имени Мелисса от навязчивых попыток чересчур ретивых и конкретно отмороженных последователей Библии отправить ее в соответствующий круг ада (по их мнению, даже на чистилище Мелисса явно не тянула).

Появление «на сцене» Павла Флерова положило конец как этим попыткам, так и земному существованию защитников нравственности, почему-то настойчиво пытавшихся использовать для этой цели такие неподходящие инструменты, как помповые ружья и мачете (впрочем, проигравшие все три дуэли «Глоку» и фурикенам Флерова).

Тогда Павел был моложе и глупее и для него садомазохизм был просто сексуальным извращением, которое должно было быть уничтожено если не правоохранительными органами, то силой убеждения, эмоционального и духовного воздействия. Поэтому после спасения тела и здоровья Мелиссы Павел, как искренне верующий христианин, не менее рьяно взялся за спасение ее души.

Будучи стопроцентным Львом, Павел устроил (с его точки зрения) весьма эффектное «театральное представление», которое, по его мнению, должно было навсегда «вышибить» СМ-фантазии и влечения из подсознания Мелиссы. Результат, впрочем, оказался совершенно неожиданным. Мелисса не только убежала от Павла, но и навсегда покинула Лос-Анджелес и больше Павел ее никогда не видел.

Только спустя много месяцев и много неудачных отношений Павел начал понимать, что Мелисса просто сильно любила его, но могла выразить свою любовь только так, как могла. Поэтому, когда Павел для видимости согласился, чтобы Мелисса привязала его, девушка была настолько на седьмом небе от счастья, что не обратила никакого внимания на «warning signs», несмотря на свой острый ум, наблюдательность и интуицию.

Бедная девушка не знала, что для черного пояса Айкидо, прошедшего Афганистан, владевшего своими внутренними энергиями на уровне шаолиньских стандартов и умевшего забивать кулаком гвозди, фиксаторы Мелиссы были чем-то вроде тонких ниток, которые могли столь же эффективно удержать Павла, как, например, слона.

Тщательно сконцентрировавшись, Павел одним рывком поднялся с ложа, разорвав стягивавшие его ремни. А затем, чтобы продемонстрировать Мелиссе крайнюю опасность для здоровья ее СМ-эскапад, Павел взял даже не самую тяжелую плеть в арсенале Мелиссы, свитую из кожаных ремешков, и одним эффектным ударом пополам разрубил трехдюймовую доску, использовавшуюся в качестве деревянного пони для рабынь Мелиссы.

Совершив эти «подвиги», Павел бросил торжествующий взгляд на Мелиссу, но увидел в ее глазах такой шок, боль и обиду, что по-настоящему испугался и впервые почувствовал, что, возможно, он что-то сделал не так, причем совсем не так. Не говоря ни слова, Мелисса выскочила из комнаты и из дома, прыгнула в машину и исчезла до того, как ошарашенный Павел сумел ее остановить.

Впрочем, как думал Павел, сидя за монитором и наблюдая сцены, до боли похожие на то, чем занималась Мелисса, может и хорошо, что все произошло именно так. В силу своей профессии (точнее, в силу своего высокого профессионализма и подвижничества в своей работе), Павел не мог ответить Мелиссе взаимностью ни так, как она хотела, ни как-либо по другому.

По жизни Павел был человеком, которого американцы называли «fighter», причем обозначая этим не профессию, а образ жизни и мыслей человека. Чувства и эмоции для него если и существовали, то где-то в самых отдаленных глубинах его русско-американской души и находились под полнейшим контролем его действительно выдающегося интеллекта и духа.

Для него «руководящими и направляющими» воздействиями жизни были цели и принципы, которые сводились к одной простой формуле – девизу американских правоохранительных органов: «to serve and protect». Всегда, везде и во всем. Все остальные элементы его жизни вот уже почти пятнадцать лет были подчинены этому девизу – и с весьма выдающимися результатами.

Павел служил и защищал, когда вместе со своим неразлучным напарником – Раулем Брентоном (который был так же до гроба предан своему старшему партнеру, как самурай – своему сюзерену) «одной левой» в течение нескольких недель (а то и дней) распутывал преступления, над которыми месяцами и годами бились не самые последние детективы не самых последних полицейских управлений; когда брал серийных убийц вроде знаменитого Эдварда Ламма, более года терроризировавшего тихие городки тихоокеанского побережья США, пока пуля, выпущенная из армейского кольта Павла Флерова не поставила жирную точку в его злодеяниях; когда работал чуть ли не по 24 часа в сутки, чтобы перехватить атомную бомбу бин Ладена, предназначенную для авианосца «Авраам Линкольн» (операция, за которую Павел получил, в обход всех и всяческих правил, звание командора – капитана второго ранга ВМС США); когда, собрав в кулак всю свою волю, знания и умения, взял в свои руки управление всеми правоохранительными органами Детройта и подавил бунт уличных банд – настолько неожиданный, жестокий и кровавый, что перед ним спасовали даже видавшие виды полицейские, прокуроры, судьи, мэр и губернатор штата Мичиган.

Для Павла не было ничего невозможного; помимо клички «Стрелок», которую он получил за блестящее владение огнестрельным оружием всех видов, марок и стран он очень быстро получил вторую – «Волшебник», так как практически не совершал ошибок в расследованиях. Для него существовала Цель, Задача, Задание – и он шел к этой цели как паровой каток, как основной боевой танк М-1, как авианосная группа шестого флота США и не было на свете силы, способной его остановить. Он преодолевал, ломал или обходил барьеры, увлекал за собой людей, игнорировал правила (если они ему мешали), но достигал Цели.

А цель была простой, ясной и понятной – либо вердикт «Виновен» суда присяжных, либо пуля в голову или сердце преступника или террориста (если взять его живым не представлялось возможным). Впрочем, вопреки кинофильмам-триллерам, последнее случалось довольно редко – все-таки Павел работал в правоохранительных органах, а не в спецназе и уж тем более, не в «эскадронах смерти».

Но как все на свете имеет свою цену, так и достижения Флерова осуществлялись за счет чего-то другого, чего-то важного, что проходило мимо, пока Павел гонялся за бандитами и террористами, сидел в засадах, распутывал умопомрачительные загадки преступлений, «служил и защищал». За свои сорок лет Павел ни разу не был женат и, хотя у него не было недостатка в женщинах (благодаря привлекательной внешности, физической силе, славе и известности, а также редкому умению «заводить» и удовлетворять женщин в постели), долговременные отношения «не складывались».

Из-за его сумасшедшего ритма жизни с ним было практически невозможно жить, а «благодаря» его крайне необычной биографии и своеобразному, русско-американскому внутреннему миру и вследствие недостатка времени даже искренне любившие его женщины (а таких было немало) не могли (или просто не успевали) его понять за то короткое время, в течение которого продолжались их отношения.

Павел привык к этому и уже не обращал внимание на свои «личные проблемы», удовлетворяясь «женщинами на одну ночь» (или на несколько ночей) и постепенно принимая несколько потребительское отношение к женщине, (не совсем, конечно, «трахнул и забыл», но что-то близкое к этому). В совершенстве овладев искусством соблазнения, Павел настолько в этом преуспел, что умудрялся укладывать представительниц прекрасного пола в постель чуть ли не в течение часа с момента знакомства. При этом он был настолько нежным, заботливым, внимательным и ласковым (причем вполне искренне), что у женщин «ехала крыша» в течение первых же нескольких минут и они затем привязывались к Павлу прочнее стального каната.

При этом сердце Павла оставалось абсолютно холодным. Как Нил Макколи - герой Роберта Де Ниро в фильме «Схватка» (“Heat”), Павел действительно мог «уйти от любой женщины за 30 секунд», если того требовали обстоятельства.

Сам Павел к этим особенностям собственной души относился никак. Он просто принимал это как данность, как свой неизбежный крест, как плату за свои действительно выдающиеся достижения. Он уже давно поставил абсолютно непроходимую стенку между женщинами и своей душой и не испытывал никакой необходимости ее убирать. Вот уже пятнадцать лет Павел не испытывал чувства любви к женщине и не ощущал женской любви (нет, умом-то он понимал, что есть женщины, которые его действительно любят, но сердцем этого не ощущал).

Павел прекрасно понимал, что он жил во вполне определенном мире, вполне определенной «колее», в которой царили жесткие и неумолимые законы по принципу «принимай или убирайся». Когда-то давно (когда он только начинал работать в ФБР) у него периодически возникала жалость к самому себе и желание «поменять колею», но эти чувства очень быстро исчезали при появлении очередного зверски расчлененного трупа, несовершеннолетней проститутки со вспоротым серийным убийцей животом или изнасилованного и задушенного ребенка. Увидев такую картину, Павел практически мгновенно переходил в «режим охоты» и не выходил из него, пока очередной злодей не оказывался либо за решеткой, либо в пластиковом мешке.

Будучи человеком глубоко верующим (Павел был крещен уже в зрелом возрасте в Первой баптистской церкви города Арлингтон в штате Вирджиния), Павел достаточно спокойно воспринял свою «временную ссылку» (правда, не без вспышки почти безумной ярости, когда он узнал о своем «новом назначении»). Он прекрасно понимал, что за десять лет безупречной службы в ФБР он приобрел немало не только друзей, но и врагов и завистников и здравый смысл действительно требовал подождать, пока «остынут страсти» и деревня Марьина была именно тем «краем света», где можно было спокойно отсидеться, пока его не призовут заниматься действительно стоящим делом.

А в том, что такое дело действительно появится, Павел не сомневался. Слишком уж высоким профессионалом он стал за последние годы и слишком уж много «висяков» и «глухарей», как занозы, вызывали сильную головную боль как у директора ФБР Горацио Тайсона (которого за глаза уже называли «вторым Гувером»), так и у его непосредственных подчиненных.

Однако, пока такое дело не появилось, Павел, как добросовестный агент ФБР, вынужден был заниматься тем делом, которое ему поручили. Впрочем, «дела» как такового, с точки зрения Павла (особенно учитывая его предыдущие задания), собственно-то и не было. Не было ни трупа, ни исчезнувших людей, была только весьма разрозненная информация о якобы существующих СМ-борделях в Лондоне и Лос-Анджелесе в которых один СМ-авторитет якобы поставлял девушек из бывшего СНГ якобы для «запредельных» СМ-сеансов, во время которых девушек якобы замучивали до смерти на потеху пресыщенным нуворишам.

Поскольку к тому времени Павел знал уже достаточно о садомазохизме и СМ-культуре, вероятность того, что известный пусть даже в узких последователь СМ-стиля жизни окажется замешанным в этой истории, с точки зрения Павла, равнялась абсолютному нулю. Все люди, более или менее открыто исповедовавших СМ-подход к жизни (а сэр Чарльз своих пристрастий особенно не скрывал), свято следовали основным принципам СМ-культуры – все должно быть «разумно, безопасно и по взаимному согласию».

Единственная причина, по которой Павел не послал своих начальников «далеко и надолго» и не устроил вселенский скандал (а последнее, что Павел хотел, было тратить впустую свое время и силы, а также деньги налогоплательщиков в то время, как несколько десятков серийных убийц спокойно разгуливали и делали свое жуткое дело) было то, что интуиция подсказывала Павлу, что «что-то тут было нечисто».

Хотя в невиновности сэра Чарльза Павел был уверен на все 100%, он не был окончательно уверен в том, что та деятельность, пресечение которой и составляло суть нового задания Павла, действительно не имело места. Вероятность того, что «в тени» сэра Чарльза пасутся некие темные личности, которые с его помощью надеялись получить выход на достаточный пул женщин, предрасположенных к садомазохизму для того, чтобы потом организовать их отправку в подпольные западные бордели, была, на взгляд Павла, достаточно высокой для того, чтобы оправдать затраты на наблюдение за местами проведения СМ-сеансов.

Так как похищение людей требовало участия хорошо вооруженных головорезов (мало ли, что могут выкинуть мужчины, хорошо умеющие обращаться с плетками, кнутами и прочими «ударными инструментами»), для противодействия бандитам, вне всякого сомнения, вооруженным как минимум пистолетами (Макарова или ТТ), а то и автоматами Калашникова, Павел собрал три команды, каждая из которых состояла из шести хорошо подготовленных спецназовцев, оснащенных титановыми касками и бронежилетами и экипированных, помимо штатных 10-миллиметровых автоматов МР-10, еще и 18-зарядными австрийскими пистолетами «Глок» и, при необходимости, могла быстро разобраться с целой ОПГ, не говоря уже о «группе захвата» рабынь, максимально возможную численность которой Павел оценивал не более, чем в 6-8 человек.

Теперь эти три команды постоянно циркулировали между выявленными местами проведения СМ-сеансов. Почему Павел сегодня выбрал именно эту группу (хотя сеансы проходили еще в двух местах), Павел не знал. Просто интуиция, которой он привык доверять и, благодаря которой он постоянно оказывался «в нужное время в нужном месте». Впрочем, с улыбкой подумал Павел, его «контрагенты по рандеву» (убийцы, бандиты и террористы) вряд ли были согласны с этой точкой зрения.

Впрочем, с течением времени, Павел все более и более скептически относился к тому, что из этого наблюдения и засад получится что-нибудь путное. Он уже давно привык рассматривать каждое свое «приключение» как некоторый урок, который он должен выучить и постепенно склонялся к мысли о том, что единственный смысл данного задания лично для него с точки зрения Всевышнего (а в силу всемогущества Всевышнего ничто на земле не могло происходить иначе как с ведома и согласия этой Высшей силы) состоял в том, чтобы разобраться в истинном смысле садомазохизма (к которому до сего времени у Павла было довольно противоречивое отношение), а также, чем черт не шутит, попытаться убрать стенку, намертво отгородившую душу Павла от остального мира.

Перефразированное изречение Рабиндраната Тагора «Мы закрыли дверь, чтобы туда не вошли боль и разрушение, но как же теперь войти любви, созиданию и счастью» (великий индийский писатель говорил о заблуждении и истине) уже давно стало одной из любимейших цитат Павла, который, несмотря ни на что, прекрасно понимал всю пагубность таких «стенок». Понимать-то понимал, вот только сделать ничего не мог.

К садомазохизму у Павла действительно было довольно сложное отношение. Со всеми СМ-проявлениями, выходившими за рамки Уголовного Кодекса, было все ясно – практикующие их «доминанты», «мастера» и иже с ними мгновенно становились клиентами ЗАО «Флеров и Брентон» (как в шутку называли их «неразлучную парочку» коллеги из ФБР). Павел с партнером действительно отправили несколько не в меру увлекшихся садистов в места не столь отдаленные на период времени, достаточный для того, чтобы вволю поразмышлять о смысле жизни и важности и полезности для здоровья следования основополагающим принципам СМ-сообщества.

Сложнее было с теми СМ-сеансами, которые строго и неукоснительно придерживались принципов «разумно, безопасно и по взаимному согласию». С одной стороны, вся «разумная» часть Павла восставала против крайне абсурдного, с точки зрения «здравого смысла» поведения поклонников садомазохизма. Действительно, непросто было найти человека, чьи принципы и убеждения были более далекими от СМ-менталитета, чем специальный агент ФБР Павел Флеров.

Во-первых, несмотря на службу в рядах довольно-таки жесткой организации, которой являлась ФБР, Павел был убежденнейшим индивидуалистом и сторонником неограниченной личной свободы (разумеется, в рамках тех взаимоприемлемых договоренностей, которые и составляют систему законодательства страны). Поэтому сама мысль о том, что можно кому-то подчиняться или кого-то подчинять своей воле в личных отношениях, была для него настолько дикой, что он непроизвольно «тянулся к пистолету» при малейшем упоминании о таких проявлениях.

Фраза Черчилля о том, что «власть развращает; абсолютная власть развращает абсолютно» настолько глубоко въелась в подсознание Павла, что стала совершенно неотъемлемой составляющей его личности. Поэтому он так и взбесился, когда Мелисса (с самыми лучшими чувствами, побуждениями и намерениями, как потом выяснилось) предложила ему подчиниться ее воле, хотя бы на время и в четко ограниченных рамках. Во многом это была проблема доверия (профессия Павла как-то не способствовала открытости и доверию даже по отношению к весьма близким людям, не говоря уж о почти случайных знакомых).

Павел был настолько помешан на равноправии (и равноответственности) сторон в личных отношениях (что, возможно было одной из причин их неудач), что с негодованием отвергал женщин, готовых ему подчиниться и строить свою жизнь вокруг него, жить ради него и его достижений.

На возможные возражения своего «второго я» или «адвоката дьявола» о том, что весь реальный мир пронизан отношениями командования и подчинения, Павел знал, что возразить. В реальном мире (особенно в столь развитой стране с точки зрения соблюдения прав человека, как США) , все взаимоотношения (вплоть до личных) регулировались явными или неявными контрактами, т.е., предполагали определенное равенство сторон.

В садомазохизме же это неравенство (с точки зрения Павла) было если не абсолютным, то, во всяком случае, явно чрезмерным (хотя, с другой стороны, кто, как и на основе каких критериев определяет «меру» в личных отношениях?).

Будучи искренне верующим человеком (впрочем, для Павла существование Всевышнего относилось к категории не веры, а знания), Павел был глубоко убежден, что никто не может стоять между человеком и Всевышним и единственной сущностью, чьи указания следует беспрекословно исполнять (впрочем, даже и в этом случае с некоторыми оговорками) является Всевышний. Притязания на эту роль со стороны любого «мастера», «госпожи», «дома» и т.д., являлись откровенным богохульством и тяжким грехом, обреченным на неизбежное и суровое наказание (если не в этом мире, то в последующем).


Кроме того, с точки зрения Павла, смысл человеческой жизни заключался в постоянном развитии и самосовершенствовании, которое в понятии Павла прочно ассоциировалась с классической «американской мечтой» - карьера (или бизнес), достижение профессиональной цели, семья, дети, финансовое благосостояние, физическое развитие и здоровье, а также (разумеется) духовное развитие (понимавшееся как приближение к Богу путем исключительно умственных и душевных усилий).

Предположение о том, что кто-то может развиваться совершенно иным путем – через эмоциональные и чувственные переживания (например, через садомазохизм) было абсолютно крамольным для Павла, так как, с его точки зрения, в этом не было необходимой гармонии, без которой устойчивое развитие человека было немыслимо.

Еще одно обстоятельство не позволяло Павлу принять садомазохизм как допустимый образ жизни. Все его естество, привыкшее к постоянному и тщательному уходу за собственным телом, регулярным упражнениям – утром и вечером, дома и в спортзале, массажу и самомассажу, шиатсу, строгой диете, бассейну, джакузи и т.д. – протестовало против тех бессмысленных и разрушительных с его точки зрения истязаний и терзаний, которым регулярно подвергали себя адепты СМ-образа жизни.

И, наконец, аристократическое воспитание и образование, полученное в ленинградском детстве, не позволяло Павлу даже подумать о том, что можно осознанно оскорбить, унизить или, не дай бог, ударить женщину в личных отношениях. Профессиональных это не касалось – хотя кличку «Палач» получил Рауль Брентон, а не он, оба напарника довольно-таки лихо «выдавливали» необходимую информацию на допросах женщин, работая на грани, а местами – и за гранью законности. И уж конечно, аристократическое воспитание не помешало Павлу, спасая жизнь маленького ребенка, метким броском всадить керамический метательный нож в царственную шею Маргариты де Барделебен – одной из немногих (к счастью) женщин – серийных убийц.

Поэтому до этого задания Павел был совершенно убежден в безусловной моральной греховности и недостойности садомазохизма и все-таки однозначно относил его к категории половых извращений, чье время неизбежно пройдет.

Однако месяц наблюдения за девушками, добровольно подвергавшими себя немыслимым истязаниям (камеры наблюдения были установлены и в подвале) и получавшими от этого несомненное удовольствие, причем не животное, а какое-то человеческое и даже в чем-то божественное, существенно поколебал, казалось бы, железобетонные убеждения Павла..

Более того, внимательное изучение литературы по садомазохизму – как книг, так и периодики (бумажной и электронной), постепенно убеждало Павла в том, что СМ-стиль жизни обладает рядом весьма существенных преимуществ по сравнению с традиционным.

Конечно, Павел прекрасно понимал, что садомазохизм садомазохизму рознь, поэтому его ныне гораздо более лояльное отношение к садомазохизму касалось далеко не всех разновидностей последнего. Такие его «чисто физиологические» (по мнению Павла) элементы, как «золотой» или «коричневый» дождь, были ему просто противны и он так и не мог понять, как «от этого» можно было получать хоть какое-то удовольствие.

Не переносил Павел и такие крайности, как некрофильские рисунки Дольчетта и ему подобных. Везде, где пусть даже в фантазиях присутствовали убийства ради удовольствия (не говоря уже о каннибализме), да еще и с особой жестокостью, явно попахивало серийными маньяками, а с этой публикой у Павла разговор был коротким – и весьма.

У Павла давно чесались руки добраться до этих «Интернет-некрофилов» и он уже в который раз подумал о том, что неплохо бы попросить ребят из антитеррористического отдела ФБР «сделать доброе дело» и «в свободное от основное работы время» с помощью своих хай-тековских игрушек вычислить «этих поганцев» и если не предать суду (а уж Флеров нашел бы, за что), то хоть как следует набить морду (желающих сделать это и внутри, и вне Бюро нашлось бы более, чем достаточно).

Крайне неодобрительно относился Павел и к любым формам психологического насилия, унижения, оскорбления и принуждения, причем по целому ряду причин. Во-первых, это нарушало один из важнейших принципов «классического» садомазохизма же – «по взаимному согласию». Во вторых, по законодательству США, психологическое принуждение, например, женщины к сексу приравнивалось к принуждению физическому и подлежало немедленному и безжалостному уголовному преследованию.

В-третьих, Павел достаточно хорошо разбирался в прикладной психологии и очень хорошо знал, что психологическое насилие, унижение и принуждение («обращение в психологическое рабство») наносило человеческой душе куда более страшные и требовавшие гораздо более сложного, длительного и дорогостоящего лечения, чем даже самая жестокая порка даже самым длинным и тяжелым кнутом – телу.

Типичным проявлением такого насилия были всевозможные псевдорелигиозные культы, подобные, например, «Ветви Давидовой» Давида Кореша (на самом деле, Вернона Хауэлла), спалившего вместе с собой более полусотни последователей в техасском городе Уако в 1993 году. Подобная же история чуть было не повторилась в Оклахоме пять лет спустя, но, к счастью, Павел с Брентоном сумели вовремя проникнуть в крепость сектантов и погрузить их в глубокий сон с помощью специальных обездвиживающих игл до того, как сектанты успели взорвать хранившиеся в подвале бочки с высокооктановым бензином.

И, в четвертых, Павел был глубочайшим образом убежден в том, что насилие, принуждение, оскорбление и унижение были совершенно несовместимы с любовью. Наоборот, именно сочетание взаимной нежности и ласки, уважения и любви с сознательным причинением и принятием сильной физической боли создавали те самые уникальные отношения между партнерами, которые и делали садомазохизм гораздо более эмоционально, духовно, да и физиологически насыщенным стилем жизни и отношений, чем «классический».

Для Павла партнеры должны быть всегда и везде равны и равноправны – даже когда один из них лежал на топчане, а другой без жалости, но с любовью сек ее или его. И этот акт любви (а в том, что это был именно акт любви, Павел уже не сомневался) происходил только потому, что одному партнеру доставляло огромное удовольствие отдаваться не ласкам, а боли, а другому – дарить партнеру не ласки, но боль – и для обеих сторон эта боль – для одного причинение, для другого – принятие – являлись высшим проявлением любви друг к другу.

С учетом всех этих ограничений, Павел постепенно проникался все большим уважением (если не сказать белой завистью). Отношения между СМ-партнерами были свободны если не ото всех, то почти ото всех проблем, являвшихся неотъемлемой частью «традиционных» отношений между мужчиной и женщиной.

Первым – и поистине убийственным – преимуществом СМ-отношений было то, что СМ-сеансы и ритуалы позволяли партнерам перейти в так называемое «альтернативное состояние мозга» (АСМ), совершенно необходимое для того, чтобы получить действительно максимальное, сверхъестественное удовольствие и наслаждение от близости – физической, эмоциональной и духовной, а также удерживать его сколь угодно долго.

В бешеном темпе современного мира «традиционные» сексуальные стимулы (по крайней мере для большинства людей в большинстве обстоятельств) были слишком слабы для того, чтобы вырвать мужчину и женщину из колеи повседневных забот, что не позволяло погрузиться в АСМ достаточно глубоко для того, чтобы ощутить всю силу, гармонию и счастье интимных отношений – физических, эмоциональных и духовных.

Ритуалы же садомазохизма делали это практически мгновенно – достаточно было женщине просто увидеть кнут или плетку или ложе для порки, как все повседневные заботы мгновенно блокировались и исчезали, погружая обоих партнеров в сладостный мир АСМ.

Далее, СМ-ритуалы практически мгновенно снимали все барьеры между мужчиной и женщиной. В «традиционных» отношениях мужчина и женщина могли месяцами находиться на огромном расстоянии друг от друга – эмоционально, физически и духовно, сохраняя при этом иллюзию гармонии. В садомазохизме же это было в принципе невозможным – слишком близкими и интенсивными были отношения между партнерами и слишком открытыми были мужчина и женщина друг другу.

И, наконец, просто ощущение того, что ради партнера или собственного развития мужчина или женщина идут на боль, иногда почти запредельную, вызывало такой уровень вдохновения, возбуждения и экстаза, который не мог быть сравнимым ни с какими «традиционными» сценариями (как и последующая за ним разрядка).

Именно поэтому Павел так внимательно смотрел на происходящее перед ним на экране монитора и пытался понять, какое влияние окажет это задание на его жизнь (в том, что это влияние будет немалым, он уже не сомневался).

[RolandVT]

Мне, наверное, никто не поверит - но это мой первый тематический рассказ. Написанный... дай бог памяти, в 2003 году. Тогда же я его разместил у Василия на сайте "Пытки и казни" (torturesru.org или tortures.ru - сейчас уже не помню). И на своём первом сайте, который (бывает же) жив до сих пор, хотя прошло уже более двадцати лет.

Если кому интересно, вот адрес - https://vfeinberg.narod.ru/Six.htm (это этот рассказ; в оригинале он называется "О шести подружках"). Адрес страницы с рассказами и эссе: https://vfeinberg.narod.ru/Stories.htm. Там есть ещё по теме этого форума.