365 дней из жизни палача

[RolandVT]

Суть бомбы была аналогичной, за исключением того, что на этот раз это было оружие не массового, а индивидуального воздействия. Ибо блондинка-врач попросила меня (приказала мне, если называть вещи своими именами) … ввести ей под ногти полный комплект игл. Пять обычных и пять раскалённых.

Я выполнил её просьбу (как и все предыдущие). И потому, что это была моя работа; и потому, что не мог позволить себе поссориться с явно очень и очень влиятельной высокопоставленной сотрудницей Института; и потому, что платила она очень хорошо (каждый день я получал двухмесячную зарплату) … и потому, что мне было просто интересно. Очень интересно.

Она явно стремилась к максимально точной реинкарнации соответствующей пытки (считается «детской», но её нередко применяют и к взрослым тоже), поэтому добыла из шкафа и разместила в кресле две весьма шипастые «ведьмины доски» (такими я иногда пользуюсь).

Одну доску она положила на сиденье, другую прислонила к спинке кресла изнутри после чего по-женски удобно устроилась в кресле (как это у неё получилось, я так и не понял).

Я привязал её за руки к ручкам кресла, за голени к ножкам кресла и приступил к собственно выполнению её просьбы-приказа (предоставленные ею иглы были предсказуемо точными копиями моих рабочих инструментов).

К моему изумлению, она совершенно спокойно перенесла и обычные иглы и раскалённые (в пламени предоставленной ею свечи). Когда я ввёл последнюю раскалённую иглу (под её мизинец на левой руке), она глубоко вздохнула, закрыла глаза, откинулась на (весьма шипастую) спинку кресла и впала в транс.

И вот тут-то мне стало по-настоящему жутко. За свою уже весьма долгую карьеру палача я и на костре сжигал, и в кипятке варил, и на кол сажал, и головы рубил, и живьём закапывал, и потрошил живьём, и вешал, и кислотой заливал, даже кожу живьём сдирал… но я никогда не видел, как душа женщины покидает её тело, куда-то улетает… а тело остаётся вполне себе живым… и неодушевлённым.

Душа вернулась на положенное ей место примерно через полчаса. Врач вышла из транса, открыла глаза, я извлёк из её пальцев иглы, освободил от верёвок, помог ей встать из кресла, сделал укол анальгетика, смазал тело предоставленной ей мазью… и уже хотел было откланяться, но она меня остановила:

«Это не имеет смысла». И объяснила: «У нас завтра разгрузка; с твоим начальством я уже договорилась, транспортировка от нас и к нам весьма неудобная…». Я обречённо кивнул. Она взяла меня за руку, отвела в мою золотую клетку и бесцеремонно затащила в постель.

[awas]

Сегодня чудеса продолжились – в виде ещё одной секретной выездной казни. Точнее, совершенно, абсолютно секретной – ибо, насколько мне известно, места этой казни официально не существует. И никогда не существовало.

Мне оформили специальный допуск, взяли подписку о неразглашении (под страхом смертной казни), посадили в комфортный – но без окон – кузов микроавтобуса и отвезли в Институт.

Так эту организацию называет «народная молва». Где Институт находится и чем занимается, никто точно не знает (даже приблизительно не знает) … даже его название никому не известно (если у него вообще есть официальное название).

Об Институте ходят жуткие слухи – один кошмарнее другого – но я уже давно привык не доверять слухам, ибо они крайне редко соответствуют реальности. Тем не менее, ощущение жути не покидало меня с момента, когда мрачные личности закрыли дверь микроавтобуса - и он отправился в путь.

Из подземного гаража мы прошли в на удивление уютную комнату в подвальном помещении, в которой меня встретила высокая миловидная блондинка лет сорока или около того в медицинском халате.

Она проинформировала меня, что мне предстоит казнить женщину свежеванием… проще говоря, снять с неё живьём кожу. За что был вынесен столь жуткий приговор (предчувствие меня, как обычно, не обмануло), блондинка сообщить мне не удосужилась… обычное дело, в общем.

Я сразу понял две вещи. Что выбор Института пал на меня потому, что я был единственным палачом, имевшим опыт свежевания (аж трижды) … и что мне предстоит участвовать в каком-то научном (а не просто медицинском) эксперименте. В каком именно эксперименте, я не хотел даже думать.

Мы прошли в комнату для казни… точнее, для эксперимента. Последнее меня удивило не сильно - я и раньше слышал, что некоторых приговорённых к смерти (обоего пола) некие секретные лаборатории – военные и гражданские - используют в качестве подопытных кроликов… или крольчих.

В помещении предсказуемо обнаружилась П-образная рама. Рама была металлической и была расположена посередине внушительного размера передвижной платформы.

К внутренним углам рамы крепились широкие петли из мягкой кожи, которыми фиксировались запястья и лодыжки объекта. Петли были прикреплены к крепким верёвкам, натяжение которых растягивало тело в горизонтальной и вертикальной плоскостях. И, таким образом, растягивало и кожу, что упрощало и разрезание, и сдирание оной.

Для максимального удобства палача рама с привязанной к ней «крольчихой» могла перемещаться в вертикальном положении... да почти на высоту роста женщины. Любой женщины – в частности той, которая не менее предсказуемо обнаружилось в помещении.

Кареглазой симпатичной стройной коротко стриженой шатенки среднего роста и неопределённого возраста (ей можно было дать и 25, и 30, и 35 лет). К крольчихе прилагалась привлекательной внешности медсестра (в зелёном брючном костюме) – брюнетка с собранными на затылке волосами и тоже неопределённого возраста. Видимо, моя ассистентка или что-то в этом роде.

Крольчиха несколько нервно (ибо было от чего) разделась догола и покорно – хотя и заметно подрагивая от страха – встала внутри рамы для свежевания. Её свежевания. Медсестра (скорее, впрочем, лаборантка или научный сотрудник) продела руки и ступни мученицы в кожаные петли, затянула их, после чего заметно болезненно растянула тело женщины.

Затем кивнула мне: «Она готова. Можете начинать»

Начал я, как обычно - с дополнительного растягивания тела объекта, дабы максимально облегчить себе работу по собственно сдиранию с неё кожи.

Для этого я привязал к щиколоткам уже абсолютно голой женщины тяжёлый деревянный брус, причём так, что её ноги оказались максимально разведены в стороны. Затем одну за другой я подвесил к брусу тяжелые гири до тех пор, пока она не стала хрипло, судорожно дышать, а все ее тело не вытянулось, как струна (необходимое условие для максимально эффективного сдирания кожи).

Пот ручьями струился по симпатичному телу женщины, все её тренированные мышцы (она явно давно занималась спортом) напряглись, словно литые, отчетливо проступив под атласной кожей, когда я подвесил последнюю гирю.

Она не могла даже пошевелиться, ибо каждый квадратный миллиметр её тела был растянут до предела. Даже дышала с огромным трудом, почти как распятые на кресте - из груди ее доносились только жутковато сиплые хрипы.

«То ли ещё будет» - мрачно подумал я. В смысле жути.

С правой (от меня) стороны платформы находился небольшой столик, на котором столь же предсказуемо обнаружился поднос с ножами. Ножей (точнее, бритв) было ровно двенадцать - различной длины и формы.

Вид ножей буквально заворожил крольчиху - она ни на секунду не могла оторвать от них взгляд. Было очевидно, что все, абсолютно все её мысли бешено крутились вокруг этих жутких инструментов, которые через считанные минуты будут безжалостно терзать ее тело, сдирая с него её атласную, бархатную кожу.

Несмотря на видимый невооружённым взглядом почти животный ужас, она стала дышать более спокойно, так как ее тело уже привыкло, к тому, что его растянули... по сути, распяли на П-образной раме (так тоже иногда распинают).

Медсестра (явно хорошо знакомая с этой казнью) протянула мне наполненную водой внушительного размера металлическую кружку и напомнила:

«Её необходимо напоить - чтобы избежать обезвоживания... во время действа. И последующей неизбежной потери сознания... что обессмыслит вообще всё»

Почему обессмыслит и что означает всё в данном контексте, я решил не выяснять. Просто взял кружку и поднёс к губам крольчихи. Она покорно выпила всю предложенную ей воду.

Женщина была так напугана, что не почувствовала слабый вкус добавленного в воду мощного стимулятора. Добавленных с той же целью – чтобы она находилась в сознание всё время её свежевания.

Ей пришлось выпить ещё две кружки (на этом настояла медсестра, которая незаметно, но крепко взяла в свои сильные цепкие руки контроль над процессом). После чего кивнула мне. Я взял со столика первый нож, а моя ассистентка (хотя кто кому тут ассистировал, было неясно) встала за спиной крольчихи и обеими руками обняла ее за талию, чтобы не дать ей дёргаться во время сдирания кожи.

«Теперь девочка, глубоко вдохни и зажмурься, тогда ты даже не почувствуешь первый разрез», посоветовала ей медсестра. Женщина машинально подчинилась.

Я прижал бритву (по сути, нож был именно бритвой) к правому бедру крольчихи, сантиметров на пять ниже её лона и медленно очертил полный круг, вернувшись точно в то место, откуда начал разрез.

«Уже все, милая, можешь вздохнуть» - заботливо-ободряющим тоном произнесла медсестра, когда мой нож оторвался от тела казнимой.

Крольчиха перевела дух, открыла глаза и посмотрела вниз. Как она потом мне рассказала, она действительно почти ничего не почувствовала в момент разреза - только легкое давление. Но, разумеется, увидела, как по ее красивой ноге побежали алые струйки крови. Кровь энергично закапала... точнее, пожалуй, даже потекла на пол.

«А теперь быстренько, еще один глубокий вдох, дорогая» – почти шёпотом приказала моя типа ассистентка. Женщина вновь крепко зажмурилась и тихо ахнула, когда я очертил второй круг чуть выше ее колена. Она снова не почувствовала боли, настолько острой была моя бритва. Кровь побежала тонкими ручейками еще из одного разреза.

Медсестра вздохнула: «По положению о смертной казни с тебя придётся снять… практически всю кожу – это чистейшая правда, к сожалению. Так что придётся тебе потерпеть, подруга…»

Глубоко вздохнула – и добавила: «… и всемерно нам помогать максимально эффективно тебя свежевать. Так что ещё раз глубоко вздохни и зажмурься - ты же знаешь, что ты должна…»

Крольчиха кивнула, снова зажмурилась и задержала дыхание, когда я сделал вертикальный разрез по её правому бедру, соединив два первых. И тем самым подготовил её бедро к снятию кожи.

Я машинально вытер кровь с бритвы. Медсестра отпустила талию женщины и отошла от неё чуть в сторону. После чего кивнула мне – ибо в реальности именно она управляла процедурой. Похоже, она была совсем не лаборанткой – а главным научным сотрудником… непонятно какого отдела Института.

Я отложил бритву в сторону и выбрал новый инструмент. Этот нож/бритва был короче, с более широким основанием и острым закругленным концом. Крольчиха в ужасе смотрела на него, чувствуя, как по ее ноге стекает теплая кровь. Зубы женщины непроизвольно (и весьма громко) стучали от в самом прямом смысле животного страха. Странно (очень странно) было бы, если бы не стучали

Медсестра тем временем взяла со стола очень старомодного вида короткую палочку из мягкого дерева, с кожаными ремешками на концах. она выбрала именно этот типа кляп по чисто функциональной причине, ибо (в отличие от современного пластикового шарика) он оставлял достаточно пространства между зубами, чтобы казнимую можно было напоить, если это будет нужно, чтобы она не потеряла сознание.

«Открой рот» - приказала она крольчихе. И объяснила, заметив, что идея кляпа, мягко говоря, не сильно понравилась объекту:

«Сейчас тебе будет действительно очень больно; нечеловечески, за-человечески, неописуемо больно. Или закуси эту палочку, или тебе придется даже не искусать, а съесть собственные губы...”

Женщина глубоко вздохнула, кивнула, раскрыла рот и покорно взяла в него палочку. Медсестра (по образованию, похоже, так и было) быстро завязала ремешки узлом на ее затылке, от чего палочка между зубами крольчихи стала выглядеть словно... удила у лошади. Тем не менее, я вынужден был признать, что выглядело это существенно женщины, чем любой из современных видов кляпа.

Ассистентка снова встала позади Люси, положив свои крепкие руки крестьянки (и палача) на шикарные бедра мученицы... а для меня наступил, как говорится, момент истины. Ибо пришло время собственно сдирания кожи.

Поэтому я решительно взял в руки новую бритву – и приступил к снятию кожи с подопытной крольчихи (что это был за опыт, я знать не хотел категорически), как будто, извините, готовил селёдку.

Работая ножом и рукой (совершенно не обращая никакого внимания на просто жуткие стоны и совершенно инфернальный вид жертвы), я последовательно снял кожу с правого бедра женщины, а затем с её правой голени.

Удивительно, но крови вытекло совсем немного, хотя и достаточно, чтобы под ногами женщины на полу скопилась небольшая лужица. После снятия кожи стали хорошо видны вены и артерии, пульсирующие под оголенной плотью и что-то, что могло быть мышцами или жиром... или чем-то ещё (я не силён в биологии). Этакий «живой учебник анатомии», прости Господи...

Медсестра сжала колено и лодыжку крольчихи и крепко держала её ногу, пока я буквально “разворачивал” ее кожу, словно снимая бумагу с покупки. Смертница жутко, отчаянно, нечеловечески кричала, орала, вопила, ревела - несмотря на типа кляп у неё во рту.

Крольчиха продолжала вопить, пока я сдирал кожу с передней части ее колена, оставляя (пока) нетронутой заднюю поверхность. Закончив этот этап работы, мы подождали несколько минут, чтобы женщина пришла в себя и смогла вновь чувствовать боль.

Ибо весь смысл этого вида смертной казни был именно в чудовищной, нечеловеческой боли… и именно это требовалось в жутком эксперименте Института (каком именно, я не хотел даже думать).

Когда крики мученицы сменились хрипами, медсестра взяла со стола поилку, вставила пластиковую трубку между зубов крольчихи, и принялась медленно вливать воду ей в рот.

Казнимая уже осипла от криков и с трудом глотала воду. Напившись, она машинально посмотрела вниз, чтобы понять, откуда исходит такая жуткая боль. Сначала она просто не поняла, что видит. Она пристально разглядывала пол, пытаясь отыскать свою ногу. “О, Господи!”, всхлипнула она, вглядевшись в месиво живой плоти между ее бедром и лодыжкой или того, что от них осталось.

Медсестра поспешила её успокоить: «Я понимаю, что зрелище жуткое … к счастью, это ненадолго. Ещё полчаса-час дикой боли и всё закончится - ты впадёшь в транс и вообще ничего не будешь чувствовать…»

Я сразу понял (собственно, я уже догадывался), что цель эксперимента состояла в том, чтобы с помощью неописуемой, нечеловеческой, запредельной боли ввести казнимую в транс, в котором она… а вот что она в нём будет делать и зачем всё это нужно Институту, мне было непонятно категорически. Впрочем, я и не хотел это понимать. Вообще. Совсем.

Крольчиха машинально кивнула – а мы перешли к левой ноге мученицы, обработав ее таким же образом, как и правую. Боль, которая пронзила измученное тело женщины, было невозможно себе даже представить (у меня точно не хватило бы воображения, несмотря на весь мой уже огромный палаческий опыт).

Обнаженные, зияющие нервы ног женщины чувствовали даже малейшее движение воздуха, отзываясь острой болью, сводившей ее с ума. Она истошно вопила, пока не сорвала голос, поперхнулась, закашлялась и вновь закричала.

Я дал ей немного отдохнуть; медсестра дала ей еще воды, но ее внезапно вырвало... после чего перешли к следующей части этой жуткой казни и ещё более жуткого эксперимента «в одном флаконе».

По рекомендации медсестры (гораздо лучше знакомой с женской анатомией и физиологией, чем я), я занялся прекрасными грудями крольчихи с их нежнейшей кожей. Сначала я (по совету ассистентки и с немалым удовольствием) довольно долго ласкал и целовать её шикарные соски, а когда они затвердели и сделались крайне чувствительными, я продолжил свою... работу.

Медсестра приподняла на удивление тяжёлую правую грудь казнимой, слегка оттянув ее, чтобы я смог аккуратно обвести ее бритвой. Затем тоже самое мы проделали с левой грудью, после чего сняли с грудей женщины (я с правой, а ассистентка с левой) кожу точно так же, как и с её прекрасных ног.

А потом началась самая натуральная жесть – даже по неслабым меркам происходившего. Ибо медсестра (явно имевшая немалый опыт анального секса) грубым толчком глубоко загнала искусственный почему-то деревянный фаллос в задний проход крольчихи, просто зверски растянув его. Эту работу она почему-то мне не доверила (видимо, почувствовала, что анальный секс не моё совсем).

После чего я аккуратно рассек нежную кожу крольчихи вокруг этого искусственного члена. А затем медленно разрезал кожу на складке, разделявшей роскошные ягодицы женщины.

Введя округлую бритву в рану вокруг заднего прохода, я провел разрез к ее ногам, после чего осторожно очертил кровавый круг вокруг каждой ягодицы. Наконец я провел лезвием по ее выбритому лону и рассек последние полоски кожи вокруг полового органа распятой. Затем я медленно и аккуратно содрал кожу с ягодиц казнимой. Два окровавленных лоскута бесшумно упали на пол.

Невозможно описать, как вопила и корчилась от невыносимой боли привязанная к раме мученица. Когда я принялся сдирать тончайшие полоски кожи с ее половых губ и наконец, вырвал клитор женщина уже не могла кричать, окончательно сорвав голос.

На то, чтобы полностью снять кожу с тела мученицы, нам понадобился ещё примерно час. Медсестра заботливо поддерживал её силы, заставляя время от времени пить воду со стимулирующими травяными настоями, но она уже не могла удерживать мочу и жидкость покидала ее тело так же быстро, как поступала.

Когда наша работа была окончена, на всем теле смертницы кожа оставалась лишь на лице, шее, пальцах рук и ног... и вокруг суставов – на коленных сгибах, локтях, подмышках, запястьях.

Вся остальная кожа была содрана, обнажив кровоточащее мясо. Крольчиха все еще продолжала чувствовать, всхлипывать и иногда вскрикивать в течение целого часа пока я обдирал ее спину и руки, а затем проделал тоже самое с ее животом, ладонями и, наконец, подошвами стоп.

Благодаря своевременному «водопою» и каким-то снадобьям, добавленным в воду, она всё время казни оставалась в сознании. Что и требовал как протокол этого вида смертной казни, так и неизвестный мне эксперимент Института.

Медсестра жестом отправила меня восвояси, а сама осталась с умиравшей, практически полностью лишённой кожи женщиной… с совершенно неясными мне целями. В соседнем помещении меня встретила блондинка-врач (явно наблюдавшая за казнью по видео), которая довольно улыбнулась: «Отличная работа – я аж залюбовалась…»

И, не дав мне отреагировать, протянула мне конверт, в котором обнаружились наличные на сумму моей двухмесячной зарплаты (у меня постоянный оклад плюс премиальные за особые проекты). После чего осведомилась: «Хотите заработать ещё пять раз по столько?»

Я изумлённо кивнул. Она удовлетворённо кивнула – и поставила задачу:

«Мне нужно, чтобы Вы привели в исполнение ещё четыре смертных приговора – посажение на кол, колесование, распятие и подвешивание за ребро на крюк. За каждое из них получите такую же сумму плюс ещё один такой же конверт по окончании всего проекта…»

Я осведомился: «Сегодня?». Блондинка покачала головой:

«Одну казнь в день следующие четыре дня. Чтобы Вас не напрягать, я поселю Вас во временную обитель в этом же здании… это точная копия номера в элитном отеле. Еду Вам доставят, с Вашим начальством я уже договорилась, семье будет объявлено о Вашей срочной командировке… в дальние края без связи…»

Что уже не раз имело место, так что ни жена, ни дочери не удивятся.

Я кивнул и усмехнулся: «Она это получила потому, что влезла куда совсем не надо». Ибо сразу вспомнил странную историю с казнью женщин-военных.

Блондинка покачала головой: «Ещё не влезла… но, надеюсь, влезет куда надо. Куда нам очень надо… поэтому очень надеюсь». И отвела меня в обитель.

Это не ты написал просто изменил оригинальный текст ...
Вот оригинал...
Мученическая смерть леди Лесли
8012345
5-01-2011, 21:08
Рассказы / Рассказы Tоrtura
torturesru
31 221
0

Мученическая смерть леди Лесли

Written by Tortura

Click here for english version of this story

Двое дюжих стражников втолкнули в камеру пыток связанную женщину с заткнутым кляпом ртом. Они шли за нарядно одетым вельможей, который протянул бумагу Старшему Палачу. Тот внимательно прочитал королевский указ.

“Так, леди Лесли Грей приговорена к медленной смерти под пытками. Его величество лично вынес такой приговор в наказание за государственную измену. Вы не знаете, он упомянул какой-либо определенный вид казни?”

“Он распорядился содрать с нее живьем кожу”.

“Ясно”, повернувшись, палач начал рассматривать леди Грей. Это была великолепная женщина с длинными, слегка вьющимися золотистыми волосами и молочно-белой кожей. Он обратил особое внимание на нежность ее кожи, проведя пальцами по шее осужденной, а, затем, расстегнул верх ее платья и ощупал ее тугие груди и соски. Она содрогнулась от отвращения, попытавшись сказать что-то резкое, но сквозь кляп донесся лишь приглушенный стон.

Палач развел руки и улыбнулся.

“Самый подходящий способ для такой красавицы. Мы возьмем самые острые ножи и подарим ей много часов предсмертных мучений”. При этих словах глаза несчастной округлись от ужаса, она забилась в сильных руках охранников, тщетно пытаясь освободиться. Кивнув им, палач приказал: “привяжите ее в столбу и прикуйте лодыжки к полу. Нам надо приготовить все необходимое для работы с ее чудесным телом”.

“Можно мне остаться и посмотреть”, попросил чиновник.

“Ну разумеется, сэр. Для меня будет большой честью продемонстрировать Вам мое умение. Она отличный образец для этого, я приложу все силы, чтобы не разочаровать Вас”.

Через несколько мгновений, Лесли была крепко привязана к пыточному столбу. Ей широко развели в стороны ноги и защелкнули на лодыжках браслеты кандалов. Толстые кожаные ремни притягивали к столбу ее талию, голову и руки. Она все еще была полностью одета.

Подручный палача, бледный тонкогубый парень вытащил изо рта кляп пленницы. Она закашляла, давясь слюной, потом вновь обрела голос и принялась умолять собравшихся в темном застенке. “Ради Бога, пощадите. Я ничего не сделала, чтобы заслужить такие муки. Если я должна умереть, то хотя бы не так страшно. Я сделаю все, что хотите, я могу щедро заплатить Вам. Помогите мне! О, господи, я не хочу там умереть!”. Она забила ногами, пытаясь оборвать цепи, встряхивая головой. По ее щекам катились слезы и она причитала: “Господи, сжалься надо мной!”.

“Заткнись, девочка!”, рявкнул палач, рывком за волосы, повернув ее лицом к себе. “Это бесполезно”. Лесли, запнулась, уставившись в его глаза.

“Если ты, так уж просишь сжалиться, то так и быть, мы будем добры и доставим тебе последнее удовольствие трахнуться со мной и моим помощником, прежде чем мы начнем сдирать с тебя шкуру. Тебе очень повезло, крошка! Это будет последние мгновения на земле, которые ты проведешь без боли. Эй, Билли, освободи леди от платья и сбрей ей волосы на лобке. Когда я закончу с ней, ты можешь также попробовать красотку, если хочешь можешь трахнуть ее в попку. Должен признаться, Ваша светлость, Вы никогда не были с таким опытным мужиком!” Издевательски расхохотавшись, он отпустил ее волосы.

Слезы градом покатились из глав приговоренной, когда Билли принялся раздевать ее, разрезая и разрывая одежду. После этого он тщательно выбрил ее лобок, чтобы облегчить пытку. Затем палач встал за своей жертвой, спустил штаны, положил руки ей на бедра и сильным толчком вогнал свой напрягшийся член в оголенное лоно обреченной.

Лесли зарыдала от стыда, когда он вошел в нее, но спустя несколько минут, она почувствовала, как ее тело начало отвечать насильнику. Ее крики ослабели, а затем перешли в стоны наслаждения, палач усмехнулся, ощутив, как женщина стала подбивать тазом, двигаясь в такт его толчкам. “Я же говорил, что Вам понравится, Ваша светлость”, промурлыкал он.

Палач получал огромное удовольствие насилуя растянутых перед казною пленниц. Он знал, что последим, что она будет чувствовать на земле будет то, что ей даст он: огромное наслаждение, невыносимая боль и, в заключение, вечная пустота смерти. Он почувствовал, как внезапно тело леди Грей напряглось и несколько минут его сотрясала дрожь. Она хрипло дышала, ее голова запрокинулась. В этот момент кончил и он и его горячее семя хлынуло в лоно Лесли.

Выйдя из нее, он стал перед почти бездыханной Лесли Грей, вновь заграбастал ее волосы и притянул голову к себе, вытерев член о ее подбородок. Он улыбнулся, “хотел бы я знать, будешь ли также наслаждаться, когда мы превратим твое тело в зрелую алую виноградину”. Снова рассмеявшись, он выпустил из рук волосы женщины.

Теперь была очередь Билли. Обмакнув палец в вытекавшее из ее влагалища семя, он увлажнил свой орган, затем обеими руками раздвинул ее ягодицы и одним резким безжалостным толчком вошел в горячий задний проход Лесли. Она вскрикнула от боли и тщетно попыталась освободиться, когда он начал трахать ее в задний проход, стенки которого туго сжали его член, пытаясь его вытолкнуть, заставляя все тело осужденной колыхаться в такт его движениям. Лесли еще никогда не пробовала анального секса и он ей вовсе не понравился. Билли шумно дышал от удовольствия, чувствуя, как его член трется о стенки прямой кишки прелестной женщины. После нескольких долгих минут резких толчков Билли наконец выстрелил спермой в ее трепещущие внутренности и вышел из заднего прохода Лесли.

Билли стоял за ее спиной, лаская крепкие ягодицы осужденной, удовлетворенный великолепным занятием любовью. Он считал, что способность женщины выдерживать пытки находиться в прямой зависимости от упругости ее заднего прохода. Исходя из этого, леди Лесли Грей должна была страдать очень долго. На миг он почувствовал легкое сочувствие к своей жертве, но вскоре к нему вернулось отличное настроение и он рассмеялся, взглянув на зияющий задний проход жертвы из-за чего она непроизвольно пускала ветры, еще больше смущаясь.

Теперь настало время для более серьезных дел. Билли нежно осушил поцелуями заливавшие ее лицо слезы и замкнул кандалы на запястьях Лесли. Потянув за прикрепленные к ним цепи они подняли женщину вверх, оторвав ее ноги он пола. Он остановился, когда от стоп Лесли до пола был почти метр. Она спокойно висела минуту или две, пока Старший Палач не выбрал несколько ножей и не принялся затачивать их на виду у пленницы. Тогда она истерически завизжала и дико забила ногами, отчего с них слетели туфельки на высоких каблуках. Билли с трудом удалось поймать ее ноги и стянуть с них чулки. Затем он привязал к ее щиколоткам толстый деревянный брус, заставивший узницу держать ноги широко разведенными в стороны. К брусу он начал подвешивать тяжелые гири до тех пор, пока она не стала хрипло, судорожно дышать, а все ее тело не вытянулось, как струна. Пот ручьями струился по юном телу, все мускулы напряглись, словно литые, отчетливо проступив под атласной кожей, когда Билли подвесил еще одну гирю. Теперь он медленно опустил ее, пока босые ступни едва не касались холодного пола. Лесли не могла даже шелохнуться, каждый сантиметр ее прекрасного тела был растянут до предела. Едва дыша, она прекратила упрашивать палачей, из груди ее доносились только сиплые хрипы.

Широко раскрытыми глазами красавица уставилась на ножи, которые затачивал палач. Их было штук 12, различной длины и формы. Их вид почти заворожил их и она не могла оторвать от них взора, все ее мысли витали вокруг этих пыточных инструментов, которые скоро будут терзать ее тело. Несмотря на ужас, она стала дышать более спокойно, так как ее тело уже привыкло, к тому что его растянули. Внезапно она содрогнулась, почувствовав, как к ее подбородку прикоснулось что-то влажное и холодное. Держа в руках большую серебряную кружку, Билли поднес ее к губам пленницы и предложил выпить. Перепугавшись, поначалу она отказалась и замотала головой из стороны в сторону.

“Это всего лишь вода, не бойтесь, Ваша светлость”, ласково сказал ей Билли, поднося к ее губам наполненную кружку. “Или выпейте ее или я буду вынужден напоить Вас насильно через воронку”, мягко добавил он. Лесли подчинилась. Вода была свежей, прохладной, так что она с удовольствие выпила ее всю, почувствовав прилив сил. Она была так напугана, что не почувствовала вкус добавленных в воды травяных стимуляторов. Билли заставил ее выпить еще две кружки. Когда она закончила, то вновь повернула голову в сторону Старшего Палача. Она вскрикнула от ужаса и отвага снова покинула ее. Палач затачивал последний из ножей, 8-сантиметровую кривую бритву.

В это время Билли разговаривал с приведшим Лесли чиновником, понизив голос, так чтобы приговоренная не могла слышать его объяснений. “Мы были должны хорошо ее напоить, чтобы она не потеряла сознание потеряв много влаги, когда мы сдерем с нее кожу. Поверьте мне, много крови не будет, не волнуйтесь, но в теле девочки много другой влаги, помимо крови и после удаления кожи она начнет сочиться наружу, если Вы знаете, что я имею в виду. Поэтому частью моего дела было дать ей выпить пару кружек воды. Это продлит ей жизнь и также помешает лишиться чувств. Нет ничего более противного, чем девушка, потерявшая сознание до того, как с нее содрали кожу. Это испортит все удовольствие”.

“Билли, пора начинать”, сказал Старший Палач. Повернувшись к перепуганной жертве, он картинно раскланялся, “Мадам, прошу извинить меня за то, что заставил Вас ждать. Однако, теперь все готово, так что мы можем начать немедленно”. Затем он поднес к ее телу нож, сверкавший в свете факелов. Присланный королем чиновник передвинул свое кресло, чтобы лучше видеть происходящее, а Билли стал за спиной Лесли и обеими руками обнял ее за талию, чтобы не дать ей двигаться во время пытки.

"Теперь девочка, глубоко вдохни и зажмурься, тогда ты даже не почувствуешь первый разрез”, посоветовал ей Билли. Машинально, она сделала все, как он говорил.

Старший Палач прижал бритву к ее правому бедру, сантиметров на 5 ниже лона и медленно, почти любя, очертил полный круг, вернувшись точно в то место, откуда начал разрез. “Уже все, милая, можешь вздохнуть”, сказал Билли, когда нож оторвался от тела красавицы. Лесли перевела дух, открыла глаза и посмотрела вниз. Она почти ничего не чувствовала в момент разреза, только легкое давление, но она видела, как по ее ноге побежала крови и закапала на пол.

“А теперь быстренько, еще один глубокий вдох”, прошептал Билли. Лесли вновь крепко зажмурилась и тихо ахнула, пока палач очертил второй круг чуть выше ее колена. Но она опять не почувствовала боли, настолько острой была бритва. Кровь побежала тонкими ручейками еще из одного разреза.

“Еще раз, кошечка”, услышала она голос Билли. Женщина снова зажмурилась и задержала дыхание, когда вдоль по ее бедру прошел третий разрез, соединив два первых.

Билли отошел от нее, пока Старший Палач тщательно вытер кровь с бритвы и выбрал новую. Этот нож был короче, с более широким основанием и острым закругленным концом. Лесли смотрела на него, чувствуя, как по ее ноге стекает теплая кровь. Ее зубы стучали от страха.

“Аааа, аааааа… Я боюсь!”, застонала она. В ужасе она оглянулась, ища глазами Билли, умоляя его вновь сказать ей, что делать. Из всех, кто был в застенке он один, казалось проявил к ней сострадание.

“Пооомоогитее. Я… мне страшно. О, Господи. Я боюсь, помоги мне, ради всего святого. Раааади бога!”

Ее мучитель приблизился, держа в руке новое орудие пытки.

“Нет, нет. Пожалуйста, подождите”, взмолилась она. Потом, в полном отчаянии, она добавила совершенно искренне, “пожалуйста, сэр, трахните меня еще раз. Все, что хотите, как хотите, трахните меня, пожалуйста,… погодите, только не мучайте меня. Боже, ну пожалейте меня!”

Старший Палач держал бритву у ее кожи и слушал ее сбивчивые обещания, связанная женщина умоляла его сжалиться, говоря, что сделает все, что он хочет, удовлетворит его похоть самыми изощренными способами, в надежде хоть на сколько-то мгновений вырваться из этого жуткого места. Она продолжала унижаться, когда Билли вернулся к ней с короткой палочкой из мягкого дерева, с кожаными ремешками на концах.

“Закуси ее, девочка”, сказал он, прижимая ее к губам пленницы. Она отрицательно замотала головой и сказала “нет”, но Билли был настойчив. “Леди Грей, сейчас Вам будет очень больно, по-настоящему очень больно. Или закусите эту палочку, или Вам придется кусать собственные губы, понимаете?”

Чуть погодя, он презрительно добавил: “Вы ведь не хотите умереть визжа, как свинья, которую режут?”.

Последнее замечание отрезвило ее, она поняла, что ее хотят унизить, превратить в бездушное животное. Ее разум подчинился услышанному и она собрала все свои силы, чтобы хотя бы достойно встретить смерть. Слегка кивнув, леди Грей подчинилась безнадежности своего положения, разжала губы и взяла в рот палочку. Билли быстро завязав ремешки узлом на ее затылке, зажав палочку между зубами, словно удила у лошади.

Теперь Билли снова стал позади нее, положив руки ей на бедра, пока палач готовился к работе новым ножом. Сначала он ввел острие ножа под кожу на верху первого разреза. Лицо Лесли исказилось от боли, она изо всех сил впилась зубами в мягкое дерево, пока истязатель работал бритвой. Внезапно сквозь ее сжатые зубы послышался тихий стон, когда палач отделил уголок полоски кожи и начал оттягивать его левой рукой, одновременно отделяя от тела ножом в правой. Лесли все сильнее вгрызалась в палочку, встряхивая головой с мотающейся гривой золотых волос. На ее лбу выступили капли пота, отчаянным усилием воли, она пыталась выдержать зверскую пытку. Сдавленные стоны вырывались из ее груди между судорожными вздохами. Билли удержал ее бедра на месте, помогая палачу и почувствовал, как напряглось ее тело. Они аккуратно, медленно работали, им понадобилось 5 минут, чтобы оголить плоть между двумя разрезами на верхней части бедра Лесли. Наконец он победно поднял вверх окровавленную полоску кожи 18 сантиметров шириной и 25 длиной.

В это мгновение, леди Грей перестала мотать головой и посмотрела вниз. Ее глаза стали еще шире от ужаса, когда она увидела жуткий предмет перед своим лицом, предмет, который совсем недавно был белоснежной кожей ее бедра.

“На память, сэр!”, расхохотался Старший Палач, протягивая клочок кожи королевскому посланцу, от испуганно отшатнулся и, потеряв равновесие, чуть было не растянулся на грязном каменном полу. Палач и Билли рассмеялись, затем они вновь обратили внимание на распятую жертву.

Она по-прежнему висела на пыточном столбе, выпрямившись и глядя на противоположную стену, чтобы не смотреть на свою изуродованную ногу. Боль заставляла ее слабо стонать и еще крепче сжимать зубы.

Королевский чиновник, чувствуя неприятную слабость в животе, смотрел на ужасную рану. Как ему и обещали, крови вытекло совсем немного, хотя и достаточно, чтобы под ногами пленницы на полу скопилась небольшая лужа. Между ее бедром и коленом была полоса сырого мяса, поблескивавшая в свете факелов, освободившись от покрывавшей ее кожи. Он легко разглядел вены и артерии, пульсирующие под оголенной плотью и что-то, что могло быть мышцами или жиром. Несмотря на легкую тошноту, он вдруг почувствовал прилив желания, его мужское естество вздыбилось под штанами. Палач прервал это зрелище, начав сдирать кожу с нижней половины бедра. На этот раз разрезы расположись чуть ниже правого колена и над лодыжкой. Билли сжал ее колено и лодыжку и крепко держал ногу, пока палач буквально “разворачивал” ее кожу, словно снимая бумагу с покупки. Теперь она отчаянно кричала, несмотря на то, что ее взнуздали. Она продолжала вопить, пока он сдирал кожу с передней части ее колена, оставляя нетронутой заднюю поверхность. Он пощадил узкую полоску кожи на сгибе колена, объяснив, “мы оставим эту кожу красотке. Иначе слишком легко повредить большие сосуды. Не хотим же мы дать ей быстро истечь кровью”.

Они подождали несколько минут, чтобы Лесли пришла в себя и смогла вновь чувствовать боль. Когда ее крики сменились хрипами, Билли принес кружку воды. Вытащив кляп, он прижал край кружки к губам истязуемой, оттянув ее голову назад и принялся медленно вливать воду ей в рот. Леди Грей уже осипла от криков и с трудом глотала воду. Напившись, она машинально посмотрела вниз, чтобы понять, откуда исходит такая страшная боль.

Сперва, она не поняла, что видит. Тупо она разглядывала пол и оковы, пытаясь отыскать свою ногу. “О, Господи!”, всхлипнула она, вглядевшись в месиво живой плоти, появившуюся между ее бедром и лодыжкой или того, что от них осталось. Теперь она уже потеряла всякий контроль над собой и зарыдала, оплакивая свою жизнь, страдая от боли. Все мысли о мужественной смерти вылетели из ее головы при того, в что превратили ее тело. Теперь она просила о пощаде, предлагая себя этим жестоким людям и умоляя отрезать ее изуродованную ногу. Она истошно вопила: “Отрежьте ее! Отрубите ее!”, пока Билли вновь не заткнул ей рот палочкой. Даже взнузданная, она продолжала молить своих мучителей, но теперь слов ее было не разобрать, палочка не давала ей достать языком до губ.

Закончив с ее правой ногой, она перешли к левой, искалечив ее таким же образом. Боль, которая пронзила измученное тело, было невозможно представить. Обнаженные, зияющие нервы ее ног чувствовали даже малейшее движение воздуха, отзываясь острой болью, сводившей ее с ума. Она истошно вопила, пока не сорвала голос, поперхнулась, закашлялась и вновь закричала.

Палач позволил ей несколько минут “наслаждаться” этими ощущения, потом ей дали еще воды, но ее внезапно вырвало и затем перешел к следующей части этого показательного мученичества. Он решил преступить к ее прекрасным грудям с их нежнейшей кожей. Сначала он принялся ласкать и целовать ее соски, когда они встали и сделались крайне чувствительными, он продолжил свою страшную работу. Любы сувениры, он уже решил сделать из кожи грудей пленницы кисеты для табака себе и Билли. Его подручный приподнял правую грудь, оттянув ее, чтобы палач смог обвести ее бритвой. Затем тоже самое проделали с левой грудью. Теперь они принялись сдирать кожу точно также, как поступили с ногами Лесли. Билли делал это с левой грудью, а Старший Палач с правой. Дикие вопли несчастной почти затихли, а палачи, смеясь, лизали и сосали ее соски, отделив их от окружавшей кожи. Теперь мучители заключили пари, кто первый обдерет грудь несчастной женщины. Удивительно, но выиграл Билли. Он с удовольствием разглядывал небольшой мешочек кожи, который он удалил от основания груди до ее верхушки, до коричневого кружка вокруг напрягшегося соска. Палач закончил игру с правой и положил оба трофея в соленую воду.

Палач решил дать поупражняться Билли, разрешив ему ободрать нежную промежность приговоренной. Молодой подручный начал свою работу с того, что грубым толчком глубоко загнал усеянный шипами, заостренный деревянный фаллос в ее задний проход, зверски растянув его. Затем он рассек кожу вокруг этого искусственного члена. Теперь он медленно разрезал кожу на складке, разделявшей пышные ягодицы женщины. Введя округлую бритву в рану вокруг заднего прохода, он повел разрез к ее ногам, потом осторожно очертил кровавый круг вокруг каждой ягодицы. Наконец он провел лезвие по ее выбритому лону и рассек последние полоски кожи вокруг полового органа распятой. Затем Билли медленно содрал кожу и два окровавленных лоскута упали на пол. Невозможно описать, как вопила и корчилась от невыносимой боли связанная преступница. Когда мучитель принялся сдирать тончайшие полоски кожи с ее половых губ и наконец вырвал клитор Лесли уже не могла кричать, сорвав голос. Она не удержалась и струйка мочи оросила руки Билли, свежевавшего ее женское место. Теперь он вытащит кляп, в котором уже не было необходимости.

Чиновник, оставшийся полюбоваться этим занятным зрелищем, начал собираться.

“Почему Вы уходите так рано, сэр?”, удивился Старший Палач.

“Казнь идет уже почти 3 часа”, ответил тот, “и теперь, по-моему, она уже почти мертва. Я не думаю, что она даже понимает, что с ней сейчас происходит. Ведь она теперь не проронила не звука”.

“О, голос еще вернется к ней. Она еще в полном сознании и все понимает. Позвольте, доказать Вам, сэр”.

Палач велел Билли опустить женщину, пока гири не легли на пол, ослабив чудовищное напряжение в ее суставах. Он внимательно осмотрел ее лицо. Ее глаза были закрыты и кровь сочилась из уголка рта, там, где она прокусила губу. Он намотал на руку ее пышные, но теперь слипшиеся от пота волосы, подтянул ее голову к себе и заорал прямо ей в ухо. “Леди Лесли, ты меня слышишь, девочка? Просыпайся, пора вставать, дорогая. Проснись и улыбнись, вот так то, крошка!”

Веки Лесли дрогнули и она с ужасом уставилась в глаза мучителя. С огромным трудом она попыталась что-то произнести, но только палач уловил слабый шепот: “О, Господи, пошли мне смерть, поооожааалуйста. Убейте меня, ради Бога, убеейте”.

“Этот парень, девочка, думает, что ты не понимаешь, что с тобой происходит. Ну, я знаю, что это не так. Давай, милая, скажи мне, что мы с тобой делаем. Сделай это, девочка и я позволю тебе умереть. Честно, сделай это и я позволю тебе умереть, разве это не прекрасно, дорогая”.

Лесли медленно обвела взором всех собравшихся в камере пыток. Она облизала пересохшие губы, затем посмотрела на свое истерзанное тело. Наконец она выдавила.

“Вы… вы сдираете с меня кожу. Боже мой, вы сдираете с меня живой кожу! Ну, почему вы никак не добьете меня. Ради всего святого, я молю вас, сделайте это. Боль, только боль…”

Палач взглянул на то, что осталось от восхитительной леди Лесли Грей. Он видел ободранную, кровоточащую плоть, блестящую в свете факела, какая-то желтая влага сочилась из ее истерзанного тела. Обнаженные мышцы самопроизвольно сокращались, реагируя на малейшее прикосновение. Слабым голосом, более похожим на шепот, она произнесла, словно молитву: “Убейте меня… убейте меня… убейте меня”.

“Еще не время, Ваша светлость”, ответил Старший Палач, хлопая по ее освежеванной промежности, во все сторон полетели брызги крови. Внезапно она вновь завопила и Билли потянул за цепи, оторвав ее ноги от пола. Потом палач выбрал новый нож. Им потребовалось еще целых 3 часа чтобы закончить обдирать ее тело. Билли заботливо поддерживал ее силы, заставляя время от времени пить воду со стимулирующими травяными настоями, но она уже не могла удерживать мочу и жидкость покидала ее тело так же быстро, как поступала. Неожиданно она испражнилась и лужа мочи под столбом пыток окрасилась калом. Поскольку тело ее было вновь растянуто до предела, она не могла тужиться и комочки кала то высовывались из разверстого заднего прохода, то втягивались внутрь, периодически с плеском падая в растекшуюся по полу мочу, смешавшуюся с кровью и жидкостью, сочившейся из оголенной плоти. Все нашли это весьма забавный. Хохот мучителей добавлял лишние страдания и без того истерзанной жертве.

Когда варварская работа была окончена, на всем теле Лесли кожа оставалась лишь на лице, шее, пальцах рук и ног, вокруг суставов – на коленных сгибах, локтях, подмышках, запястьях. Вся остальная кожа была содрана, обнажив кровоточащее мясо. Она все еще продолжала чувствовать, всхлипывать и иногда вскрикивать в течение целого часа пока Билли обдирал ее спину и руки, а Старший Палач проделывал тоже самое с ее грудью, животом, ладонями и наконец подошвами стоп. Но она все еще была жива и все чувствовала.

Теперь было уже самое время прикончить мученицу, но Старший Палач собирался доделать еще пару задумок, приготовленных для этого развлечения. Сняв с замученной все путы, палачи уложили спиной на пол камеры пыток и Билли принес большое зеркало. Вдвоем они усадили женщину, выплеснули ей в лицо ушат ледяной воды, чтобы привести в себя и заставили ее посмотреть в зеркало, чтобы увидеть во что они превратили ее тело. Истязуемая с ужасом увидела свое отражение, видя в зеркале страшную коричневую массу, в которой она с трудом узнала себя. Ее тело начал сотрясать приступ безудержной рвоты.

Когда она прекратилась, палач еще несколько раз окатил водой измученную узницу – настало время обмыть тело. Он и Билли разделись догола, держа под руки умирающую женщину они провели ее в другой угол комнаты, ее ободранные ступни оставляли кровавые следы на полу. Очень нежно они положили ее на соломенный топчан. Она попыталась прижать колени к груди, чтобы хоть как-то защититься, но прежде чем ей это удалось, Билли раздвинул ей ноги, лег на нее и начал насиловать. Его руки стискивали ее совершенно лишенное кожи тело и вскоре окрасились в бронзовый цвет соками, вытекавшими из живой плоти. Старший Палач тоже вожжелал ее, изнасиловать умирающую показалось ему высшим наслаждением.

Когда он овладел ею. окровавленные руки обреченной подтянули его голову к своим губам и, пристально посмотрев ему прямо в глаза, чуть слышно она прошептала: “Ну, теперь-то ты дашь мне умереть?”. Палач был поражен. Она все еще в сознании. Чтобы это проверить, он изо всех сил сжал ее истерзанную грудь, пока из-под пальцев не брызнула кровь и внимательно смотрел, как лицо жертвы исказилось от боли.

“Она все еще чувствует боль! Ее выносливость потрясающа”, сказал он Билли. Теперь он предложил королевскому приближенному трахнуть леди Грей напоследок. Тот отказался, предпочтя онанировать над ее распростертым телом, выпустив струю семени ей прямо в лицо. Достаточно, даже слишком достаточно, она держалась чудесно. Решив это, палач взял ее за волосы и оттянул голову страдалицы назад, открывая горло. Он поцеловал ее в губы и прижал один из ножей к ее подбородку. Поняв, что он наконец-то собрался добить ее, она пристально посмотрела прямо в глаза палача и тихо произнесла “спасибо”. Он милосердно перерезал ей горло.

Спустя шесть часов, ее страдания наконец завершились. Окровавленный труп выбросили дворовым псам, которые нашли его весьма вкусным.

То есть Вы даже не поняли, что способов сдирания кожи не очень много, а уж способов, обеспечивающих достаточную длительность запредельной боли, вовсе весьма мало, так что авторы обоих указанных Вами рассказов опираются на одно и то же технологическое описание. Это плагиат у самой природы человека. А вот действия, не зависящие от физиологии напрямую, разные: например, в одном из рассказов есть сексуальные игры, в другом отсутствуют.

[RolandVT]

Наша цивилизация официально именуется счастливой цивилизацией. Десятилетия назад наши учёные убедительно доказали, что истинное счастье – не в потреблении, а в созидании.

Если быть более точным, то истинное счастье каждого индивидуума – в создании максимального объёма совокупной ценности (финансовой, функциональной, эмоциональной и/или духовной) для его или её «заинтересованных лиц» - как физических лиц, так и организаций (коммерческих, общественных и т.д.).

Это открытие (а это было именно открытие) стало основой принятого на референдуме общественного договора между индивидуумом и государством. Государство обязано создать все необходимые условия, необходимые для максимальной реализации каждым своего творческого (в смысле создания совокупной ценности) потенциала – а человек обязан этот потенциал реализовать.

Поэтому у нас создана в высшей степени эффективная система образования, профориентации и вообще управления человеческим капиталом. Поэтому даже люди с тяжелейшими физическими недостатками у нас живут творческой, производительной и вполне счастливой жизнью.

С психическими заболевания гораздо сложнее. Когда ставится диагноз, согласно которому больной может стать обузой для общества (т.е., потреблять много больше совокупной ценности, чем создавать), то ему или ей отводится на излечение ровно один год.

Психиатрия у нас эффективная, так что обычно излечивает… тем не менее, периодически встречаются безнадёжные больные. Которые по истечении года отправляются на принудительную эвтаназию.

Индивидуально казнить психически больных нецелесообразно, поэтому их казнят группами (это и называется разгрузкой общества). Метод столь же практичный, сколь и жестокий – их помещают в герметичный кузов фургона, двери закрывают, после чего внутрь поступают выхлопные газы топлива со специальными добавками, так что смерть наступает через 15 минут максимум. В крематорий привозят уже гарантированно мёртвые тела.

По закону процессом должен руководить палач… видимо, есть и секретный закон, по которому некоторые психически больные становятся кроликами в Институте. Когда они уже не представляют ценности, их отправляют в последний путь… что и произошло сегодня. 25 человек в возрасте от 13 до 53 лет были отравлены выхлопными газами, а их тела сожжены в крематории.

После этого мне тоже пришлось совершить путешествие в фургоне… к счастью, домой я прибыл в целости и сохранности. А утром бомбу сбросила уже моя жена.

[Dragon86]

То есть Вы даже не поняли, что способов сдирания кожи не очень много, а уж способов, обеспечивающих достаточную длительность запредельной боли, вовсе весьма мало, так что авторы обоих указанных Вами рассказов опираются на одно и то же технологическое описание. Это плагиат у самой природы человека. А вот действия, не зависящие от физиологии напрямую, разные: например, в одном из рассказов есть сексуальные игры, в другом отсутствуют.

Меня здесь больше нет... сами развлекайтесь в этом свинарнике,а если хочешь почитать что то настоящее и сексуальное почитай мой рассказ "Казнь Бель" viewtopic.php?f=5&t=2745&p=8270&hilit=казнь+бель#p8270
и поймешь что способов сдирания кожи великое множество и сексуально это будет или нет зависит от автора.

[RolandVT]

Когда я вернулся домой, меня в постель бесцеремонно утащила уже изрядно соскучившаяся за неделю разлуки моя благоверная. И не выпускала до самого следующего (в смысле, сегодняшнего) утра.

За заботливо приготовленным младшей дочерью (поваром от Бога) завтраком супруга внимательно посмотрела на меня. Я покачал головой:

«Я дал подписку о неразглашении… могу только сказать, что за неделю я заработал больше, чем на работе за год…»

И протянул ей карту, на которую внёс полученные мной от Института наличные (у меня не было ни малейшего желания иметь проблемы с нашим налоговым ведомством). Протянул потому, что в нашей семье финансами заведовала моя жена.

Она взяла карту, благодарно чмокнула меня в щёку… и сбросила бомбу:

«Ты очень давно нас с младшей не порол… нам от этого очень плохо… как и любой женщине и девушке-подростку…»

Жена была горячей сторонницей законопроекта об обязательной регулярной порке жён (мужьями) и детей от 12 до 18 лет (в школе или родителями) и даже создала организацию (что занятно, чисто женскую) в его поддержку. Помогло не сильно – законопроект безнадёжно застрял в нижней палате парламента.

Телесные наказания жён и детей были уже разрешены законом… и оставлены на усмотрение соответственно мужей и родителей (и администрации школ). Мне порки и боли с лихвой хватало на работе, поэтому я максимально избегал аналогичных… воздействий дома.

Зря избегал, наверное… если бы не избегал, возможно, старшая дочь сейчас не шла бы полным ходом на практически гарантированную ей виселицу.

Супруга объяснила: «Я стала терять берега… забывать, что я в первую очередь жена и мама… стала считать себя в первую очередь женщиной…»

Глубоко вздохнула – и продолжила: «Если меня не высечь прямо сейчас, то меня вообще понесёт… и запросто занесёт сам знаешь куда…»

На виселицу в лучшем случае. Я грустно вздохнул - и спросил: «Прямо сейчас?»

Она кивнула: «Мы с младшей розги приготовили… они уже в самом соку…»

«Её тоже прямо сейчас?» - не столько спросил, сколько констатировал я.

Ибо сегодня был выходной – в школе занятий не было.

Жена снова кивнула: «Сначала её… наверное… потом меня…»

Мы прошли в комнату младшей дочери. Она сидела голая на кровати – видимо была абсолютно уверена, что всенепременно будет выпорота. Рядом лежали верёвки для её запястий и лодыжек, а у изголовья кровати стоял внушительных размеров чан со свежими розгами.

Дочь спокойно объяснила: «Пару дней назад в школе повесили одноклассницу… сестру тоже непременно повесят… к гадалке не ходи…»

Это понимали все – и в школе, и дома… включая саму нашу старшую дочь. Но ничего, абсолютно ничего не могли с этим поделать.

«… я не хочу последовать за ними. И не последую… только меня нужно регулярно пороть… не реже чем раз в неделю… чтобы берега не теряла…»

«Меня тоже…» - тихо сказала жена. А дочь робко попросила: «Можно, меня мама будет держать за руки во время порки… мне будет комфортнее и легче…»

Мы с женой синхронно кивнули. Дочь повернулась, легла на живот и вытянулась в струнку. Супруга привязала её к спинке кровати за лодыжки, села рядом с ней на кровать, ласково погладила по голове и крепко взяла за запястья.

Я уже давно не работаю розгами (стандартным инструментом телесных наказаний), только плетью и кнутом – стандартными инструментами палача. Но мастерство не забывается, поэтому я выпорол младшую дочь… качественно.

Остановился только когда она потеряла сознание; жена (медсестра по профессии) привела её в чувство… и попросила меня дать ещё двадцать ударов. Дочь мужественно выдержала (она вообще ни разу не закричала, только стонала), после чего жена освободила её от верёвок, погладила по голове, поцеловала, смазала мазью, сделала укол анальгетика, поднялась с постели и начала раздеваться.

Дочь отодвинулась, освобождая место для мамы, повернулась на бок, глубоко вздохнула и не без труда произнесла:

«Спасибо… теперь меня нужно так каждую неделю… чтобы не дурила…»

Жена легла на кровать на живот и глухо попросила: «Меня тоже так же… пока не отключусь… и потом ещё…»

Я привязал её и засёк до потери сознания. Привёл в чувство - и снова порол, пока она не отключилась. Потом освободил от верёвок, сделал укол, смазал мазью, после чего она поцеловала мне руки и прошептала: «Спасибо. Теперь так нас нужно… каждую неделю как минимум…»

В комнату бесшумно вошла старшая дочь. Я осведомился: «Тебя тоже высечь?»

Она покачала головой: «Меня в школе лупят… качественно… только вчера секли… только бесполезно это… всё равно меня повесят». Грустно вздохнула, повернулась и покинула комнату сестры.

[Dragon86]

То есть Вы даже не поняли, что способов сдирания кожи не очень много, а уж способов, обеспечивающих достаточную длительность запредельной боли, вовсе весьма мало, так что авторы обоих указанных Вами рассказов опираются на одно и то же технологическое описание. Это плагиат у самой природы человека. А вот действия, не зависящие от физиологии напрямую, разные: например, в одном из рассказов есть сексуальные игры, в другом отсутствуют.

Меня здесь больше нет... сами развлекайтесь в этом свинарнике,а если хочешь почитать что то настоящее и сексуальное почитай мой рассказ "Казнь Бель" viewtopic.php?f=5&t=2745&p=8270&hilit=казнь+бель#p8270
и поймешь что способов сдирания кожи великое множество и сексуально это будет или нет зависит от автора.

А может даже и поймешь что плагиатить чужое творчество нужно не иметь своего и быть гондоном без стиля,вкуса и чести.

[RolandVT]

История с расстрелом женщин-военнослужащих (официально расстрелом, на самом деле их закопали живьём) получила неожиданное продолжение… в том же духе. Сегодня меня вывезли на секретный полигон, где я с удивлением обнаружил… четыре беспилотных бронеавтомобиля-тягача (раньше я такие нигде никогда не видел).

После этого на армейском внедорожнике на полигон доставили женщину лет тридцати в военной форме без знаков различия. Она разделась догола и легла лицом вниз на каменистую почву полигона.

Я связал её по рукам и ногам, после чего мне было приказано привязать её ноги стальным тросом к одному из беспилотных броневиков. Незнакомый мне капитан юридической службы армии вручил мне пульт дистанционного управления и приказал: «Заводи».

Я уже понял, что от меня требуется, запустил двигатель экзотического (раньше я с таким никогда не сталкивался) орудия казни, броневик тронулся с места, набрал скорость и я водил его (на небольшой скорости, в пульт было запрограммировано ограничение) по острым камням полигона, пока монитор на теле приговорённой не сообщил нам, что дело сделано - наступила смерть.

Тело казнённой, как ни странно (с таким я тоже раньше не сталкивался), закопали в безымянной могиле на окраине полигона, после чего на полигон доставили ещё одну женщину в такой же форме (лет на пять постарше).

Она разделась догола, легла на этот раз на спину, после чего капитан приказал мне привязать её за запястья и лодыжки к четырём тягачам, вручил мне уже другой пульт дистанционного управления и снова приказал: «Заводи».

Я выполнил приказ, прекрасно понимая, что я делаю. Броневики-беспилотники довольно долго делали небольшие рывки, что причиняло казнимой страшные мучения, и лишь потом начали непрерывно тянуть с достаточной силой, чтобы оторвать конечности от тела. После чего женщина быстро умерла от кровопотери, а её останки тоже закопали на краю полигона – в соседней могиле.

Третью доставленную смертницу раздели догола (силой), привязали к столбу, после чего приказали мне сжечь её… струёй пламени из армейского ранцевого огнемёта (милосердная смерть по сравнению с двумя предыдущими).

Когда она умерла и её тело превратилось в огромную головёшку, юрист-капитан подошёл ко мне и спокойно проинформировал меня:

«Ты можешь спать совершенно спокойно – они это заслужили. Более, чем».

Сел во внедорожник и покинул полигон. Меня отвезли домой.

[RolandVT]

Тяжкие и особо тяжкие преступления по нашему уголовному кодексу караются смертной казнью. Преступления средней тяжести – поркой и/или каторжными работами (тюрем как таковых у нас нет).

Но есть нюанс. Совершивший три и более преступления средней тяжести признаётся принципиально неисправимым и приговаривается к смертной казни. Обычно это виселица, обезглавливание (топором или мечом) или гильотина… но иногда у судьи случается приступ креативности… обычно с весьма печальными последствиями для преступника.

«Тройных» преступников всегда казнят публично (в назидание прочим) и группами (так удобнее). Сегодня я казнил семь женщин… причём каждую своей казнью, без повторов.

Первой была повешена 17-летняя девушка (как она умудрилась успеть совершить аж три преступления средней тяжести и куда всё это время смотрели её родители, я так и не понял).

Несовершеннолетних у нас разрешено казнить одетыми, поэтому я просто связал ей руки за спиной, помог подняться на табурет, связал ноги в лодыжках и коленях, надел и затянул петлю и выбил табурет из-под ног. Через пять минут она умерла.

Как и положено по закону, после этого я публично выпорол плетью её маму. Женщина разделась догола, подошла к столбу для порки, обняла его, я её привязал и засёк плетью до потери сознания. После чего освободил от верёвок и передал врачу.

Затем были обезглавлены две девушки существенно постарше – 22 и 25 лет. Они поднялись на эшафот, разделись догола, я связал им руки за спиной и помог опуститься на колени. Первую я обезглавил мечом; второй пришлось положить голову на плаху… и тут уже сработал мой верный топор.

Четвёртая женщина (на вид лет 30), была приговорена к гарроте. Она спокойно разделась догола, покорно села в кресло у столба, я привязал её к креслу за руки и голени, надел стальной ошейник и медленно удушил.

Пятую по приговору судьи я насмерть забил кнутом у того же столба, где только что выпорол маму первой казнённой. Шестая лишилась головы на гильотине; она разделась догола, сама легла на доску и просунула голову в ошейник, я ошейник закрыл, связал её в запястьях, лодыжках и коленях и нажал пружину. Через мгновение её голова скатилась в корзину с опилками.

Последнюю преступницу привязали к столбу причала так, чтобы вода доходила ей до пояса (было время отлива). Прилив накрыл её с головой - и она захлебнулась.

[RolandVT]

В нашем мире педофилия (секс с малолетними; производство и распространение детской порнографии; её потребление и хранение; организация детской проституции) очень большая редкость.

И потому, что у нас создана высокоэффективная система воспитания и психического здравоохранения, которая формирует правильные, здоровые стереотипы поведения, восприятия и мышления… и потому, что всё вышеперечисленное у нас карается смертной казнью.

Однако полностью ликвидировать педофилию нам (к великому сожалению) до сих пор не удалось… так что приходится ликвидировать педофилов по мере их выявления. В том числе, и в назидательных целях.

Обычно в индивидуальном порядке… хотя сегодня по решению судьи была публично (на городской площади) была казнена целая группа педофилов. Впрочем, казнены были не все – два человека, у которых на компьютере нашли детскую порнографию, были выпороты кнутом до потери сознания, после чего отправлены на каторжные работы (совмещённые с психиатрическим лечением).

Такое наказание предусмотрено, если обнаружено относительно небольшое количество детского порно, причём впервые. За второе преступление (и за большое количество такого порно) предусмотрена смертная казнь. Что и было сделано с ещё двумя педофилами – их публично повесили голыми.

Троих уличённых в анальном сексе с маленькими мальчиками посадили на кол. Стандартным способом – им вбили кол в задний проход, после чего водрузили на площади. Двоих уличённых в вагинальном сексе с маленькими девочками привязали к козлам и распилили тупой пилой. Любителю орального секса с малолетками залили рот, горло и пищевод расплавленным оловом.

После этого наступила очередь трёх женщин (!!!), которые организовали производство и распространение детской порнографии. Им вскрыли брюшную полость, вырезали внутренности, на их глазах сожгли в жаровне, после чего я им последовательно отрезал груди и отсёк конечности. Они умерли от кровопотери.

Их подчинённых заживо замуровали в специально возведённом здании. Оставив отверстие для воздуха, чтобы они умерли от жажды… через несколько дней.

Самая отвратительная педофилия – среди монахов и священников… к сожалению, наша Церковь предпочитает решать эти вопросы непублично, справедливо опасаясь катастрофического ущерба для своей репутации.

Поэтому уличённых в этом (с моей кочки зрения, самом тяжком) преступлении связали, запихнули в стальные бочки, запаяли крышки, вывезли далеко в море и выбросили за борт корабля.

[RolandVT]

Несколько дней назад наша полиция нравов накрыла подпольный бордель. Женская проституция у нас легальна (мужская карается смертной казнью); каждая девушка по достижении возраста сексуального согласия (сейчас это 16 лет, однако уже скоро его почти наверняка понизят до 14, а некоторые радикалы вообще требуют до 12) имеет право официально устроиться на работу в официально зарегистрированный и лицензированный бордель.

Девушкам от 16 до 17 включительно необходимо письменное разрешение родителей (ибо несовершеннолетняя) … а некоторые мамы вообще сами привозят дочерей в публичный дом. В основном из финансовых соображений - платят не просто хорошо, а очень хорошо.

Уличная проституция запрещена (сутенёров вешают, проституток бьют кнутом и отправляют на каторгу); организация нелегального борделя на первый раз наказывается аналогично… на второй здравствуй, виселица (или минус голова).

Но это если «взрослый» бордель… а наши бравые полицейские накрыли бордель для эфебофилов. Изначально эфебофилией считалось половое влечение к юношам и девушкам от 15 до 17 лет включительно (несовершеннолетним, но физиологически вполне взрослым), но в связи с пресловутой акселерацией – и новым возрастом сексуального согласия – ныне так называется влечение к «от 12 до 15 включительно». Если моложе, то это педофилия.

С борделем для педофилов (редчайшая редкость) всё понятно – администрацию колесовать; клиентов посадить на кол или распилить как брёвна (см. выше); детей на психиатрическое лечение… а вот с этим борделем всё несколько сложнее.

Сложнее потому, что все без исключения девушки даже под пыткой подтвердили, что торговали своим телом совершенно добровольно (родители были ни сном ни духом… что привело мам к вполне заслуженной порке – правда, приватной). Кроме того, законопроект о снижении возраста сексуального согласия до 12 лет имеет очень неплохие шансы стать законом… в общем, судье было о чём подумать.

Подумав, судья отправила менеджмент борделя на виселицу, сотрудников на гильотину, клиентов на порку и каторжные работы… остался лишь вопрос, что, собственно, делать с «молодыми да ранними».

Ещё немного подумав, судья отправила их на принудительное психиатрическое лечение на срок от года (15-летних) до трёх (12-летних). Если по истечении срока они будут признаны вылечившимися (проституция до возраста сексуального согласия считается у нас психическим расстройством), то «вернутся в мир».

Если будут признаны неизлечимыми, то станут профессиональными проститутками - любое другое занятие будет им запрещено. В случае отказа они будут казнены (ибо считаются более ни к чему другому не пригодными).