Тогда Иисус сказал им: но теперь… у кого нет меча, продай одежду свою и купи меч
Евангелие от Луки, глава 22, стих 36
03 августа 1943 года
Берлин, Германский рейх
Обер-фюрер СС и рейхскриминальдиректор гестапо Михаил Евдокимович Колокольцев (известный всем, кроме считанного числа людей, не совсем людей и совсем не людей как Роланд фон Таубе) только что выполнил – разумеется, быстро, чётко, эффективно и со значительным опережением установленных сроков - очередное особое поручение рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера.
Впрочем, «особым» оно было чисто формально - ибо официальная должность Колокольцева в СС называлась «личный помощник рейхсфюрера СС по особым поручениям».
С его кочки зрения (как он говаривал про себя, когда думал по-русски, что случалось нечасто), поручение было самым что ни на есть обыденным. Заурядным.
Стандартным... к счастью, хоть не скучным (покончить с Привратниками Сатаны, которые придумали… креативный способ открыть ворота в Ад – это вам не корова чихнула). Стандартным потому, что общее число подобных заданий, выполненных Колокольцевым и его Зондеркомандой К, уверенно приближалось к двум десяткам.
И то хлеб. Впрочем, скучных дел Гиммлер Колокольцеву не поручал. Для этого у него были другие помощники... в других званиях. И с несколько другим комплектом наград.
Новое поручение тоже оказалось весьма нескучным... причём Колокольцев снова получил его не напрямую, а (на этот раз) через Эрнста Кальтенбруннера (доктора Эрнста Кальтенбруннера, если совсем официально). Который для Колокольцева был… не очень понятно кем, на самом деле.
Предыдущий шеф РСХА Рейнгард Гейдрих для Колокольцева был кем-то вроде «малого шефа» (хотя кто для кого был шефом, было не всегда очевидно). Сначала потому, что – в силу специфики особых поручений Колокольцев работал в основном в системе СД и гестапо… а после 27 сентября 1939 он (по той же причине) уже официально был зачислен в штат РСХА.
Официальной – в качестве личного помощника Гейдриха – и потому тот и стал его вроде как «малым шефом» («большим шефом» был, разумеется, Гиммлер) … и периодически поручал ему нечто из ряда вон, с чем никто больше не справился бы. Поручал с согласия рейхсфюрера, разумеется.
Однако Гейдрих вот уже четырнадцать месяцев покоился на берлинском кладбище Инвалиденфридхоф… причём исключительно по собственной глупости. Не только и не столько потому (хотя и не без того), что сдуру ввязался в перестрелку с британскими террористами чехословацкого происхождения – вместо того, чтобы унести ноги, благо все возможности к тому имелись.
А потому, что сначала в мае 1941 года ввязался в авантюру Рудольфа Гесса (разгребать последствия которой пришлось, конечно же, Колокольцеву) … а потом вообще решил настучать фюреру о сделках Гиммлера по модели «евреи-в-обмен-на нефть» (и другое стратегическое сырьё). И, тем самым, подписал себе смертный приговор.
Сначала люди Гиммлера в оккупированной Праге позволили британцам совершить нападение на Гейдриха (который разъезжал по оккупированному городу в открытой машине и без охраны, словно у него девять жизней).
А когда хвалёные оперативники SOE позорно облажались (полученные Гейдрихом ранения не были смертельными), Гиммлеру пришлось отправить в Прагу своего личного врача Карла Гебхардта, чтобы закончить работу.
Тот не позволил ввести Гейдриху антибиотик сульфаниламид (хотя был в курсе медицинских экспериментов в Равенсбрюке, которые доказали его эффективность как раз в таких ситуациях). В результате развился сепсис и Гейдрих умер.
Кричащим доказательством причастности Гиммлера к смерти «паладина фюрера» стала назначение рейхсфюрером себя на должность начальника РСХА (причём даже не и.о.) … на следующий день после нападения на Гейдриха (который вполне мог вернуться к работе – если бы получил лекарство).
Однако уже через несколько месяцев стало очевидно, что ещё и РСХА Гиммлеру не потянуть… и назначил на это пост, на первый взгляд, не особо подходящую кандидатуру. Ибо Кальтенбруннер был австрийцем, и потому с немецкой спецификой был знаком не лучшим образом.
Он родился четвёртого октября 1903 года в городе с не-совсем-немецким названием Рид-им-Иннкрайс в Верхней Австрии в семье адвоката Гуго Кальтенбруннера. Учился в университете Граца, сначала на химическом факультете, затем на юридическом. В 1926 году получил степень доктора юриспруденции. Занимался юридической практикой в Зальцбурге и Линце, где у него был своя частная юридическая фирма.
Вскоре – обычное дело для юриста – двинул в политику. Вступил в австрийскую НСДАП в октябре 1930, в австрийские же СС — в августе 1931 года. Однако работал по профилю – юрисконсультом (сначала партии, затем в СС). После прихода Гитлера к власти в Германии, возглавил отделение Национал-социалистической лиги юристов в городе Линце.
По подозрению в подготовке мятежа против режима Дольфуса в январе 1934 года Кальтенбруннер был заключён в концлагерь Кайзерштайнбрух, где организовал голодовку в поддержку заключённых однопартийцев.
Находился под стражей в январе-апреле 1934 года. Участвовал в путче 1934 года, во время которого канцлер Дольфус был убит. В мае 1935 года Кальтенбруннер был вновь арестован, теперь уже по подозрению в государственной измене.
Однако он был приговорён только к шести месяцам тюремного заключения за подготовку мятежа и к запрету на юридическую практику. Впоследствии за эти аресты был награждён партийной наградой НСДАП — «Орденом Крови». У Колокольцева был такой же - за установление точной даты вторжения РККА в Европу... и организацию поддержки вермахта демоном Абаддоном.
Который на самом деле орденом не был – это была медаль «В память о 9 ноября 1923 года» (Пивном путче). Сначала медалью награждались… правильно, участники «Пивного путча».
В мае 1938 года, к недовольству участников путча, критерии для награждения были расширены. После этого медалью награждались лица, получившие тюремное заключение за национал-социалистическую деятельность до 1933 года; лица, приговорённые к смерти, которое было позже заменено на пожизненное заключение за национал-социалистическую деятельность до 1933 года; лица, получившие неоднократные ранения во время своей службы НСДАП до 1933 года.
Кроме этого, награда также вручалась по личному распоряжению Адольфа Гитлера (последним получил награду Рейнхард Гейдрих, посмертно). Поскольку Кальтенбруннер не соответствовал ни одному из вышеперечисленных критериев, он явно был награждён «по личному распоряжению». Злые языки поговаривали, что только и исключительно потому, что был австрийцем – то есть, соотечественником Адольфа Гитлера (и потому получил прозвище Австриец).
В 1935 году Кальтенбруннер принял руководство VIII абшнитом СС в Линце (что-то типа дивизии, укомплектованной по штату мирного времени). В этом качестве он был фактическим руководителем СС в Австрии, в то время запрещённых (вероятнее всего, потому что все остальные кандидаты либо покинули страну, либо сидели в тюрьме или концлагере).
Поддерживая контакт с руководством СС в Германии, неоднократно посещал Баварию, где получал деньги и инструкции. В этот период времени Кальтенбруннер и познакомился с Гиммлером и Гейдрихом.
В 1937 году он был снова арестован по подозрению в руководстве ячейкой запрещённой НСДАП. Однако скоро был снова освобождён (Колокольцев не сомневался, что у него в Австрии были весьма влиятельные покровители).
В марте 1938 года Кальтенбруннер, выполняя приказы Геринга, стал одним из организаторов аншлюса. В новом правительстве Зейсс-Инкварта занял пост государственного секретаря по национальной безопасности.
Продолжая фактически руководить австрийскими СС, Кальтенбруннер по указанию Гиммлера осуществлял руководство процессом интеграции Австрии в состав Великогерманского рейха.
С 1938 года Кальтенбруннер — уже официально высший руководитель СС и полиции (в этом качестве ему подчинялась большая часть подразделений СС и полиции в Австрии), а также командир оберабшнита СС «Донау» (что-то типа корпуса, укомплектованной по штату мирного времени).
В сентябре 1938 года произведён в группенфюреры (генерал-лейтенанты СС), а в апреле того же года — избран в рейхстаг. Под контролем Кальтенбруннера был создан первый концлагерь в Австрии — Маутхаузен. С июня 1940 года — полицай-президент Вены, однако в 1941 году он ушёл с этого поста.
На момент своего назначения (30 января 1943 года) Кальтенбруннер был малоизвестен в Германии, поэтому это стало неожиданным для сотрудников РСХА. На данный пост Гиммлером рассматривалась также кандидатура Вильгельма Штуккарта (участника Ванзейской конференции и уже работавшего в РСХА), однако предпочтение было отдано именно Кальтенбруннеру.
Отдано по стандартной управленческой причине – «дважды чужак» (и в Германии, и в РСХА), не имел опоры ни там, ни там и потому был полностью зависим от Гиммлера. И потому управляем… в отличие от Штуккарта.
Который в рейхе был фигурой совершенно иного масштаба. «Старый боец» (он вступил в НСДАП в декабре 1922 года, за восемь лет до Кальтенбруннера), он родился и вырос в Германии (в Ганновере), здесь же получил образование и работал все сорок лет своей жизни.
К концу января 1943 года Штуккарт стал де-факто заместителем рейхсминистра внутренних дел (официально – начальником его личного штаба); в его подчинении находились ключевые функции рейхсминистерства: гражданская оборона, администрация, кадры, коммунальное хозяйство.
Ведал вопросами юрисдикции правительственных учреждений, всеми вопросами гражданской службы, гражданства, расовой принадлежности. С 30 января 1942 года в системе СС Штуккарт числился в составе РСХА в чине бригадефюрера СС и генерал-майора полиции (так что был генералом, как и Кальтенбруннер).
Как будто этого было мало, он стал ещё и членом Генерального совета по четырёхлетнему плану (и, таким образом, ключевым сотрудником Геринга). И потому обладал достаточным весом, чтобы проводить самостоятельную политику на посту шефа РСХА… чего Гиммлер никак не мог допустить.
Гейдрих всегда воспринимал Колокольцева как своего подчинённого (хотя обычно это было не так – а иногда прямо наоборот) … что, понятное дело, Кальтенбруннеру и в голову не пришло. Ибо он уже был в курсе, что его формальный подчинённый на самом деле один из самых богатых и могущественных людей в рейхе.
И потому предпочёл договориться о modus vivendi – уже на следующий день после официального вступления в должность напросившись к Колокольцеву домой в гости. И потому, что такие вопросы лучше обсуждать в неформальной обстановке – и потому что гостеприимство Роланда фон Таубе и его жены Ирмы (детектива берлинского Крипо и потому подчинённой Кальтенбруннера) было легендарным.
Кальтенбруннер был новичком в РСХА, поэтому предложил своему визави описать, какими тот видит эти отношения. Колокольцев кивнул – и проинформировал своего… наверное, всё-таки партнёра:
«В РСХА я руковожу IX управлением, которое подчинено непосредственно рейхсфюреру…»
Что в РСХА было обычным делом – свалив на австрийца всю текучку, все принципиальные вопросы Гиммлер оставил за собой.
«… и не проходит ни по каким документам. Всё, что Вам нужно о нём знать – что оно существует и что в его состав входят отдел IV-Н и Зондеркоманда К…»
Сделал небольшую паузу – и продолжил: «У меня уже давно налажено тесное сотрудничество в главами управлений РСХА, поэтому беспокоить я Вас практически не буду…»
Подразумевая, что его беспокоить тоже… не рекомендуется.
И добавил: «Только два начальника управлений точно знают, чем занимается IX управление – Крипо и гестапо…»
Кальтенбруннера это совершенно не удивило. Колокольцев продолжил:
«… остальные лишь то, что оно существует. Олендорф и Шелленберг…»
Начальники соответственно внутренней и внешней разведки СС.
«… наверняка догадываются – ибо разведчики – но помалкивают…»
«Ваше управление занимается борьбой с паранормальным противником?» - буднично-обыденным тоном осведомился шеф РСХА.
Колокольцева этот вопрос совершенно не удивил. Его удивило бы, если бы прожжённый бюрократ от СС и полиции не сделал домашнюю работу надлежащим образом.
Колокольцев вздохнул и спокойно ответил: «Давайте договоримся о следующем. Если вы столкнётесь с делом, от которого за километр разит серой – это ко мне. Если с очень важной задачей, которую нужно решить очень быстро, а никто не может – это тоже ко мне. Остальное же…»
Кальтенбруннер кивнул: «Я понял». И тут же добавил: «Я согласен».
На том и порешили. С тех пор Кальтенбруннер практически его не беспокоил – за исключением совершенно жуткой истории с катынским могильником, но это поручение… точнее, просьба, пришла совсем со стороны – от шефа абвера адмирала Вильгельма Канариса.
И вот теперь побеспокоил. Побеспокоил, лично заявившись в кабинет Колокольцева (благо идти было недалеко - полтора десятка метров по коридору).
Вежливо поздоровавшись (шеф РСХА был в курсе, что Хайль Гитлер! – как и любые славословия – у начальника IX управления не в почёте), австриец положил на стол Колокольцева внушительной толщины папку.
«Правильно ли я понимаю» - усмехнулся Колокольцев, указывая на папку, «что это и есть та самая задача, которую никто не может решить… но очень надо?»
Ибо интуиция ему подсказывала, что если бы от дела несло серой, то никакой документации по оному не существовало бы.
Кальтенбруннер кивнул – и неожиданно вздохнул: «Мне… нам нужно… очень нужно, чтобы Вы смогли убедить одного человека…»
Изумлению Колокольцева не было предела. Он ожидал чего угодно, только не такого. Хотя убеждать умел. Очень даже хорошо умел.
«… поступить на службу в вооружённые силы рейха»
«Чем дальше, тем интереснее» - с не меньшим удивлением подумал обер-фюрер. «Хотя… чего только в жизни не бывает»
«Какой национальности этот человек?» - с профессиональной чёткостью осведомился он. «И какое у него гражданство?». Нужно же было выяснить хоть что-то…
Ответ начальника РСХА вогнал Колокольцева в глубокий ступор.
«Он немец» - просто и спокойно ответил Кальтенбруннер. «Точнее, австриец. Гражданин рейха, естественно».
«Я не понимаю» - обер-фюрер был совершенно сбит с толку (а этого с ним не случалось... да многие годы, нас самом деле). «В чём тогда проблема? Он что, отказывается служить?»
Кальтенбруннер кивнул: «Именно так. Именно что отказывается служить. Ссылаясь на свои религиозные убеждения. На католические убеждения…»
Ситуация начинала постепенно проясняться. Ибо Роланд фон Таубе был католиком. Причём не просто католиком, а, скажем, так, находившимся в особых отношениях и с папским нунцием в Берлине Чезаре Орсениго, и со Святым Престолом. О чём шефу РСХА было прекрасно известно.
«А поподробнее можно?» - попросил Колокольцев. Хотя, в принципе, мог без этого спокойно обойтись. Ибо наверняка на этого сабжа в деле было досье настолько подробное, что в нём был указан не только размер его нижнего белья. Но и имена всех девушек, с которыми он хотя бы раз встречался... да с двенадцатилетнего возраста точно.
«Нужно» - усмехнулся Кальтенбруннер. «Его зовут Франц Шванингер, ему тридцать шесть лет, он фермер, родился и живёт в маленькой деревне Сен-Радегунд близ Линца. Женат, имеет троих детей – все девочки. Старшей недавно исполнилось шесть. На референдуме тридцать восьмого голосовал против аншлюса Австрии… Единственный в своей деревне»
«Понятно» - подумал обер-фюрер. «Белая ворона, в общем. Бывает... хотя и нечасто. Только вот чем он заинтересовал шефа РСХА? Такие вопросы обычно решаются на уровне местного гестапо. Арест-следствие-суд-гильотина... Три дня – и дело сделано...»
Кальтенбруннер, между тем, продолжал:
«Член светского Третьего Ордена Святого Франциска, каждый день причащается, в свободное время выполняет обязанности церковного сторожа. Разумеется, бесплатно. Регулярно постится, даёт милостыню бедным, хоть сам и едва сводит концы с концами… В общем, вы меня понимаете»
«Подозрительно похоже на святошу» - с неудовольствием подумал Колокольцев. «Вот только этого мне и не хватало…»
«В феврале этого года» - продолжал шеф РСХА, «его призвали в действующую армию. Он явился на призывной пункт… где торжественно заявил о своём отказе служить в вермахте…»
«За такое обычно расстреливают… ну если не на месте, то практически на месте. После чисто формального решения военного трибунала. И правильно делают» - недовольно подумал обер-фюрер. «А с этим ещё носятся, как с нашкодившим малым дитятей...»
Впрочем, он не вчера родился, а в СС служил (и, в конечном итоге, работал на Гиммлера) уже десять лет. Поэтому начинал понемногу понимать, откуда ветер дует, куда и почему. Что немедленно и подтвердилось.
«… ссылаясь на свои католические убеждения…» - объяснил Кальтенбруннер.
«Очень интересно» - подумал Колокольцев. «Миллионы католиков воюют, причём ещё как воюют, а этот… Интересно, как он это объясняет?»
До четверти военнослужащих вермахта и ваффен-СС были католиками.
«При этом любопытно» - продолжал шеф РСХА, «что он однажды уже служил в вермахте… правда, недолго»
«Неужели?» - вырвалось у Колокольцева. Такого удивления он уже не смог сдержать.
Всё происходившее начинало всё более явственно напоминать дурдом. В котором ему, похоже, предлагалась роль психиатра…
«Весёленькая перспектива» - невесело подумал он. «Всю жизнь мечтал...»
«Да, действительно служил» - подтвердил Кальтенбруннер. «Он принял присягу – Германии и фюреру – семнадцатого июня 1940 года. Затем в это почему-то вмешался мэр его деревушки и его отозвали из армии… к гражданской жизни»
«Бред какой-то» - подумал обер-фюрер. «И чем дальше, тем бредовее…»
«Тем не менее» - продолжал шеф РСХА, «в октябре сорокового его всё-таки призвали в вермахт - и он благополучно служил до апреля сорок первого…»
«А затем снова вмешался мэр?» - не удержался Колокольцев. Что-то подсказывало ему, что именно так всё и было.
«Что за отвратительная привычка перебивать начальство, полковник?» - неожиданно резко бросил Кальтенбруннер. Видимо, вспомнив официоз.
«Извините, обергруппенфюрер» - улыбнулся Колокольцев. Ибо знал, что это был не более, чем театр, который если кому и грозил, то шефу РСХА.
«Извиняю» - рассмеялся австриец. Не чуждый определённой театральности.
И продолжил: «Вы правы, конечно. По просьбе мэра Шванингера отозвали со службы в вермахте и вернули домой…»
«И как мы до сих пор не проиграли войну?» - изумился про себя Колокольцев. «С таким-то отношением к гражданскому долгу и воинской дисциплине…»
И вдруг поймал себя на том, что он, по сути, уже давно не Михаил Евдокимович Колокольцев. А самый настоящий Роланд фон Таубе, родившийся и выросший не в.… теперь уже непонятно в чьём Белостоке, а в чисто немецком Падерборне. В Вестфалии.
Шеф РСХА между тем продолжал: «В феврале этого года его снова призвали в армию, но на этот раз он сразу отказался служить, мотивируя это тем, что служить в военное время – даже на тыловой должности – значит принимать участие в несправедливой войне…»
«Понятно» - подумал Колокольцев. «Не только святоша, но ещё и неуч. Матчасть не знает от слова совсем. Ладно – это как раз поправимо очень даже...». Но, разумеется, промолчал.
Впрочем, не так уж чтобы совсем промолчал. Ибо, воспользовавшись неожиданной паузой в монологе австрийца, попытался чуть более прояснить ситуацию.
«Скажите, обергруппенфюрер, а как вообще относится этот Франц Шванингер к национал-социализму?». Прекрасно понимая, как – но всегда полезно получить официальное подтверждение. Тем более, от начальства.
«Как нетрудно догадаться, плохо» - усмехнулся Гиммлер. «Даже очень плохо. Например, сравнивал аншлюс Австрии с распятием Христа…»
«М-да» - подумал обер-фюрер. «Беру свои слова обратно. Тяжёлый случай. Крыша, похоже уехала далеко, а на её месте завелись тараканы размером с среднего динозавра. Ладно, и не с такими справлялись...»
«Когда ураган уничтожил его урожай, он демонстративно отказался от помощи из Германии» - продолжал Кальтенбруннер. «Практически изолировал себя от общества, запершись на своём хуторе…»
«Насколько я понимаю,» - осторожно предположил Колокольцев, «его неоднократно пытались уговорить изменить свою точку зрения…»
«Целых шесть месяцев» - подтвердил обергруппенфюрер. «И родственники, и друзья, и его духовник, и его епископ...»
Последнее обер-фюрера не удивило от слова совсем. Более того, окончательно подтвердило его догадку относительно ног и ветра. Откуда ноги растут у всего этого в самом прямом смысле редкостного безобразия. Если вообще не дурдома. И откуда ветер дует. И куда. И почему. И зачем.
«Безрезультатно?». Разумеется, это был не вопрос, а констатация факта.
Что немедленно и подтвердилось. «Безрезультатно. Он только отвечал, что участвовать в этой войне – даже косвенно – ему не позволяет его совесть…»
«Не совесть» - уверенно подумал Колокольцев. «А его совершенно неадекватное представление о реальности. И физической, и богословской. К счастью, это как раз очень даже поправимо...»
Но спросил совсем другое. Точнее, задал экзистенциальный вопрос. Экзистенциальный для его задания, разумеется: «Давайте я попробую озвучить, как я вижу ситуацию – а Вы меня поправите там, где я ошибусь...»
Вообще-то ему надо было сказать, «если я ошибусь». Ибо он как-то не ошибался в таких делах. Совсем. Никогда. Вообще.
«Согласен» - усмехнулся австриец. «Я как раз это и собирался Вам предложить...»
Что он периодически и делал. И каждый раз с одним и тем же результатом – обер-фюрер (впрочем, в любом звании) прочитывал дело просто идеально. Колокольцев, как говорится, сразу взял быка за рога:
«С точки зрения Ватикана, война может закончиться... да, как угодно. В Италии только что произошёл переворот, страна может повести себя как угодно... даже к так называемой антигитлеровской коалиции переметнуться...»
«Может» - подтвердил шеф РСХА. Видимо, VI управление РСХА – внешняя разведка СС - принесла ему на хвосте достаточно информации для такого вывода.
Ободрённый подтверждением генерала, Колокольцев продолжил:
«... поэтому в Ватикане предсказуемо усиливаются анти-германские настроения и ослабевают прогерманские...»
«Есть такое дело» - снова подтвердил Кальтенбруннер.
«У меня есть подозрение» - продолжал обер-фюрер, «что своей позицией, которая чисто внешне вызывает определённые ассоциации с мучениками периода гонений на христиан...»
Якобы гонений, на самом деле… впрочем, восприятие реальности, как известно, есть единственная реальность. Особенно для христиан.
«Вызывает» - спокойно и бесстрастно подтвердил шеф РСХА.
«... и своим близким общением с местным епископом...»
Священником с необычным именем - Йозеф Каласанц Флисслер – и очень неплохими связями в Ватикане.
«... привлёк внимание некоторых высокопоставленных лиц в Ватикане, которых с внешнеполитической точки зрения нам очень не хочется раздражать...»
«Очень не хочется» - усмехнулся Кальтенбруннер. И неожиданно добавил: «Совсем не хочется»
«Кроме того» - ещё более ободренно продолжал Колокольцев, «у нас уже был неприятный прецедент... так называемого ненасильственного сопротивления режиму...»
«Был» - подтвердил Кальтенбруннер. «И Вы совершенно правы – нам совершенно не нужен ещё один католический мученик за веру, которого на всю катушку использует пропаганда и наших противников на фронте, и наших врагов внутри страны...»
Год назад – в июне 1942 года – восемь студентов и один профессор Мюнхенского университета создали подпольную группу Сопротивления нацистскому режиму. Которую почему-то назвали «Белая роза». Причём тут роза (тем более, белая), обер-фюрер так и не понял. Хотя дело группы прочитал от корки до корки – ибо положение обязывало.
Члены группы печатали листовки с призывами бороться с нацистским режимом. Листовки размножались на гектографе и распространялись по адресам, произвольно выбранным из телефонного справочника.
Со временем группа решила, что листовок недостаточно и что нужно перейти к более активным действиям. 3, 8 и 15 февраля 1943 года на стенах Мюнхенского университета и других зданий в Мюнхене появились надписи: «Долой Гитлера» и «Свобода». Надписи были сделаны членами «Белой розы» Александром Шмореллем, Гансом Шоллем и Вилли Графом.
18 февраля 1943 года (после Сталинградской битвы) участники организации напечатали листовки с призывом... к восстанию. Если бы Колокольцев не знал доподлинно, что никаких «расширителей сознания» подпольщики не употребляли, точно решил бы, что перебрали ребята чего-то очень тяжёлого. Настолько неадекватным было их представление об отношении немцев к своему фюреру... да и о войне тоже. В первую очередь, на Восточном фронте.
Неформальный лидер группы Софи Шолль пронесла листовки в университет и оставила в фойе. Несколько оставшихся листовок она бросила с балкона студентам, находившимся внизу. Это увидел охранник и (предсказуемо) позвонил в гестапо.
Ганса и Софи арестовали и судили на чрезвычайном заседании Народного суда. Их, а также Кристофа Пробста, признали виновными и 22 февраля 1943 года казнили на гильотине (во время войны машина нацистского правосудия работала быстро – однако в полном соответствии с законом).
Ещё четверых казнили позже, а двое – Ганс и Сузанна Хирцель – отделались тюремным заключением. Информация об их борьбе, а также их листовки непостижимым образом пересекли линию фронта и с тех пор постоянно и по полной программе использовались пропагандой «антигитлеровской коалиции».
Но это по официальной версии. На самом деле, потерявшим берега мажорам просто сказочно повезло – как раз в то время рейхсфюрер всерьёз вознамерился подмять под себя ещё и министерство юстиции.
И потому решил показать министру юстиции Отто Тираку кто в доме хозяин… максимально драматизировав свою идею. Поэтому члены Белой Розы были казнены лишь на бумаге - на самом деле с ними поступили как Колокольцев предлагал с самого начала.
То есть выпороли их безжалостно (постаралась Ванда Бергманн) – и отправили служить рейху (разумеется, с новыми документами). Мальчиков – в зенитные части, девочек – в полевые госпитали на фронте.
Однако восприятие реальности есть единственная реальность – и потому враги Германии эту компанию использовали по полной программе. Что приводило Гиммлера просто в лютое бешенство.
Поэтому рейхсфюрер был твёрдо намерен избежать очередного шоу в Имперском Народном суде... имени тёзки фон Таубе. Ибо председателем суда был знаменитый на всю Германию юрист Роланд Фряйслер.
Однако (с рейхсфюрером такое случалось) предпочёл действовать не напрямую, а через шефа РСХА – как ранее действовал через Гейдриха, предшественника Кальтенбруннера на этом посту.
Колокольцев внимательно посмотрел на шефа РСХА и задал второй экзистенциальный вопрос. Хотя уже знал ответ… по крайней мере, его краткую версию (ибо в своё время сам же её Кальтенбруннеру и озвучил).
«Почему я? И вопрос этот отнюдь не праздный, как Вы понимаете...»
«Да я понимаю, что вопрос не праздный» - задумчиво протянул Кальтенбруннер. «Что это Вам нужно для дела...». И объяснил.
«Во-первых,» - честно признался он, «все остальные альтернативы мы уже использовали. И родственников, и знакомых, и священников… и всё без толку»
«М-да...» - подумал Колокольцев. «А с профессиональными переговорщиками в РСХА ещё хуже, чем я думал. Намного хуже...». Но, разумеется, промолчал.
«Во, вторых, Вы – ревностный католик, прекрасно разбирающийся в католическом богословии…»
Стараниями не-совсем-людей и совсем-не-людей, что занятно. Ну и – немного – самых настоящих католических святых. Которых Колокольцев лично спас от смерти. В 1936-м в Испании и в 1941-м в Аушвице.
«... а также имеющий, скажем так, близкие отношения со Святым Престолом...»
Подтверждённые всеми высшими наградами Ватикана для мирян (о чём Кальтенбруннеру было известно) и мандатом Пия XII (о чём не было). И уж совсем шефу РСХА в голову не могло прийти, что его визави является не только надлежащим образом рукоположенным католическим священником (по секретному Канону Михаила Архангела), но и кардиналом (аналогично).
«Кроме того,» - усмехнулся Кальтенбруннер, «о Вас уже давно говорят, что Вы можете договориться с кем угодно о чём угодно… ради дела, разумеется…»
Что соответствовало действительности чуть более, чем полностью. Сталин, Берия, шеф МИ-6 Стюарт Мензис, Уинстон Черчилль и премьер-министр Ирландии Эймон де Валера подтвердят.
«Кроме того» странно-грустно вздохнул шеф РСХА, «С нами – то есть, с гестапо и СС – этот... отказник даже разговаривать не будет. Ибо мы для него – слуги Сатаны. А Вы...»
Кальтенбруннер сделал многозначительную паузу
«... боевой офицер люфтваффе» - закончил за него Колокольцев.
Что тоже было чистой правдой. Ибо буквально в первые же дни Второй Великой Войны его тогдашний непосредственный начальник – шеф Главного управления имперской безопасности Германии группенфюрер СС Рейнгард Тристан Ойген Гейдрих, который по причине юного возраста (он родился в 1904 году) не смог принять участие в Первой мировой войне, твёрдо решил не упустить шанс повоевать в войне второй.
Но не на море, хотя в ранней молодости он служил офицером связи кригсмарине, а в воздухе (ибо к тому времени уже был вполне заслуженным лётчиком-акробатом).
Получив разрешение своего начальника рейхсфюрера СС Гиммлера (который сам не успел попасть на фронт Великой войны и поэтому прекрасно понимал своего подчинённого), он отправился... правильно, к главнокомандующему люфтваффе рейхсмаршалу авиации Герману Герингу.
Хотя Геринг формально был официальным преемником Гитлера (и потому вторым лицом в иерархии Третьего рейха), у Гейдриха было достаточно компромата на него, чтобы добиться удовлетворения своей просьбы быть зачисленным в «червонные тузы» - ягдешвадер (истребительный авиаполк) 77.
Командир ягдешвадера подполковник фон Майнтойффель совершенно не горел желанием заполучить в свои ряды генерал-лейтенанта СС, справедливо полагая, что, если что случится с его новобранцем, Гиммлер ему этого не простит.
Поэтому выставил условие – Гейдрих будет принят в авиаполк только в том случае, если... прибудет к месту службы вместе с самолётом. Ибо пилотов было более чем достаточно, а вот техники... сами понимаете, военное время и всё такое.
К его немалому удивлению, Гейдрих согласился. И ровно через неделю прибыл к месту службы… на новеньком Эмиле - Мессершмитте Bf-109E7. На фюзеляже которого гордо красовались... нет, не червонные тузы, конечно (Гейдрих к карточным играм был равнодушен). А руна «Зиг» - руна победы.
Как группенфюрер добыл самолёт, достоверно неизвестно. По наиболее распространённой версии, он выменял самолёт у генерал-инспектора люфтваффе генерала Эрнста Удета на некие услуги.
Циничный Колокольцев (и не он один) был не без оснований уверен, что всё было гораздо банальнее – шеф РСХА просто пригрозил прославленному генералу (одержавшему 62 победы в небе Первой мировой войны, между прочим) каким-то совершенно убийственным компроматом. Которого у СД Гейдриха было чуть больше, чем на всех мало-мальски значимых функционеров Третьего рейха.
После чего... правильно, притащил за собой и своего помощника по особым поручениям. Сделав его своим ведомым. В результате Колокольцев «нащёлкал» аж сорок пять самолётов в небе Франции – и ещё двадцать два в небе советском (восемь в одном воздушном бою).
За что и был награждён Рыцарским крестом лично рейхсмаршалом Герингом. Который до сих пор не оставлял надежду переманить Колокольцева к себе. На точно такую же должность – помощника по особым поручениям (таких поручений и у рейхсмаршала хватало – официально второй человек в рейхе, как-никак).
И потому внимательно следил за карьерой «Роланда Таубе» в РСХА. Воспользовавшись формальностью – в ягдешвадер мог быть зачислен только кадровый офицер люфтваффе – он даже после того, как Колокольцева и Гейдриха отозвали с фронта личным приказом фюрера, продолжал формально считать Колокольцева... офицером (только теперь уже штаба) люфтваффе.
Повышая его в звании буквально в тот же день, когда тот получал очередное звание в СС. Люфтваффе было практически «частной лавочкой» Геринга, поэтому там он был царь, бог и воинский начальник – поэтому и творил что хотел.
Так Колокольцев и стал «дважды полковником». Старшим полковником полиции рейха... и полковником люфтваффе. Последнее оказывалось в высшей степени полезным в его работе. Как, например, в данном случае.
«И, наконец…» - Кальтенбруннер заговорщически улыбнулся, «… ходят слухи, что у Вас уже есть опыт решения такой… деликатной проблемы…»
Опыт действительно был, четыре месяца назад – и у деликатной проблемы было аж два имени. Одно было дано при рождении - Хелена Кафкова; другое – Мария Реститута - взято при поступлении в конгрегацию сестёр-францисканок.
Хелена Кафкова родилась первого мая 1894 года в Гусовице (пригороде Брно). Что характерно - в Вальпургиеву ночь (день ежегодного шабаша ведьм). Ее отец был сапожником. Когда Хелена была совсем маленькой, ее семья переехала в Вену, где она росла в шумном городе, в рабочей чешской семье мигрантов.
В юности, в начале XX века, Хелена нашла работу в Вене, сначала как служанка и продавщица табачного киоска, а затем, в 1913 году, стала медсестрой в муниципальной больнице Лайнца (район Вены).
Именно во время работы медсестрой она познакомилась с францисканскими сестрами милосердия. Несмотря на то, что Вена того времени предлагала молодой девушке немало возможностей, Хелену привлек простой и самоотверженный образ жизни этих монахинь… или же она уже к тому времени была серьёзно психически больна.
В 1914 году, в возрасте 20 лет, Хелена присоединилась к их общине, приняв имя Мария Реститута в честь раннехристианской мученицы. Что, увы, свидетельствует о том, что с головой у неё было... не очень.
Ибо Мария Реститута не просто вымышленный персонаж - а так убого вымышленный, что про неё неизвестно вообще практически ничего. Жила она то ли в итальянской Соре, то ли в Карфагене; была казнена (вообще непонятно, за что) то ли в 255, то ли в 307 году... то ли это вообще был Реститут, епископ Карфагенский... если он вообще был.
Для понимания её последующей биографии надо знать, что в монастыре она получила прозвище «Sr. Resolute» (Сестра Упёртая). В полном соответствии со своим знаком Зодиака (она Телец).
Это не комплимент совершенно - особенно для монахини. Как её не выгнали из монастыря взашей, неясно совершенно... видимо, всё дело было в её исключительном таланте старшей медсестры хирургического отделения (а это особо ценный кадр).
В конце концов её бы точно выгнали - такие особы способны достать доже святых праведников... но тут случился аншлюс Австрии. После которого сестричка совсем слетела с катушек - и двинула в политику.
Грубо нарушив конкордат Ватикана и рейха, который такие эскапады прямо запрещал (если очень грубо, что по этому соглашению - первому международному договору после прихода к власти НСДАП - католическая Церковь должна была оставаться вне политики, а государство не лезть в дела Церкви).
Если бы настоятельница монастыря вышибла её с треском из общины (ибо имела на это полное право), а епископ отлучил от Церкви за грубое неподчинение Его Святейшеству (аналогично)... кто знает, может и встали бы на место мозги у этой... фурии. Потерявшей вообще все и всяческие берега. Но этого не случилось.
Хелена написала два открытых письма, в которых осуждала нацистский режим (а ничего, что его поддержали за 90% католиков-австрийцев - причём совершенно по делу?), и отказалась по приказу директора больницы, фанатично придерживавшегося нацистских взглядов, снять распятие со стены одной из больничных палат. Последнее тёмная история... впрочем, приказы начальства надо выполнять, вообще-то - или уходить с работы.
Однако её не уволили; она продолжила в том же духе и предсказуемо доигралась: 18 февраля 1942 года, гестапо арестовало ее прямо на выходе из операционной. Причиной ареста (якобы) стало стихотворение, которое высмеивало Гитлера. 29 октября того же года Марию Реституту приговорили к смертной казни на гильотине за «содействие врагу и заговор в целях государственной измены».
Вопреки распространённому заблуждению, никакого произвола и близко не было - её приговорили в полном соответствии с имперскими законами (видимо, одними стишками дело не ограничилось).
Людоедскими законами, спору нет... только вот в то время (шла война) жизни лишиться за такие эскапады можно было и в Британии и уж тем более в СССР. Стандартная практика военного времени... да где угодно, на самом деле.
Заметьте - суд состоялся спустя восемь месяцев (!!!) после ареста. Для сравнения - на всю голову отмороженную Софи Шолль (тоже та ещё потерявшая берега фурия – только мажорка) судили спустя ЧЕТЫРЕ ДНЯ после ареста. Всё это время Сестру Упёртую уговаривали не валять дурака и договориться (можете себе представить такое в 1937 году в СССР???), но она ни в какую.
Софи Шолль и её подельников отправили на гильотину (с которой её в самом прямом смысле сняла некая Шарлотта Вайсс – она же Шарлотта Корде), а Сестру Упёртую уговаривали, пытаясь спасти её жизнь (ну, и не портить отношения с Церковью в 100% католической Австрии, конечно) ещё ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА.
Бесполезно - сестрицу явно укусила муха радикального суицидального мазохизма ("синдром мученицы"). Что подтвердил ознакомившийся с её делом один из лучших психиатров Европы доктор Шварцкопф.
Причём укусила необратимо и неизлечимо (по мнению доктора Шварцкопфа, 9 из 10 мучеников обоего пола страдали этим синдромом). 30 марта 1943 года, в возрасте сорока восьми лет, Мария Реститута Кафка была бы обезглавлена в Вене… если бы не своевременное вмешательство Колокольцева.
По его приказу (он имел на это право), сестрицу изъяли из камеры смертниц, этапировали в Берлин, пороли пока не выбили суицидальный синдром (Ванда Бергманн это умела), после чего ей прочистил мозги отец Роберт Фальке – самый настоящий католический святой… и она отправилась медсестрой в полевой госпиталь на Восточный фронт.
Осенью 1944 года ей крупно не повезло… впрочем это как посмотреть. Она попала в плен к РККА и у неё хватило ума потребовать, чтобы её доставили в знаменитый СМЕРШ. Где она снова потребовала (пробивная сила у дамочки была как у хорошего локомотива), чтобы немедленно была отправлена шифровка в Москву лично начальнику СМЕРШ Абакумову. С её именем и кодовым словом Легат.
К её немалому удивлению, сразу же после того, как пришёл ответ, её этапировали авиапочтой в Москву пред светлые очи наркомвнудел Берии. Который немедленно сдал её с рук на руки… Ванде Бергманн (уже более года как возглавлявшей отдел НКВД по борьбе с паранормальным противником). Сестричку чуть инфаркт не хватил – одновременно с инсультом.
Ванде как раз нужна была медсестра, после родного чешского русский Хелена (ныне Елена Капкова) освоила быстро… да так и осталась в Москве.
«Без комментариев» - усмехнулся Колокольцев. И уверенно заявил: «Через пару часов напишет этот ваш... отказник покаянное письмо и просьбу о поступлении на действительную военную службу...»
«Вот и отлично» - Кальтенбруннер явно повеселел. «Он сейчас в подвале – его сюда этапировали… мои соотечественник расписались в полном бессилии…»
И откланялся.
Колокольцев потратил на изучение дела ровно тридцать восемь минут... и пришёл к крайне неутешительному выводу: тот же самый суицидальный мазохизм, что и у Марии Реституты… только мужского пола. Поэтому подход должен был быть радикально иным… к счастью, он уже примерно понимал, каким именно.
И потому напечатал три документа, которые отказник должен был подписать. Сам напечатал – будучи (в прошлой жизни) профессиональным журналистом и даже писателем, он сто очков вперёд мог дать... да доброй половине машинисток РСХА уж точно. Затем добыл из личного сейфа две объёмистые папки и, скажем так, несколько модифицировал их контент.
После чего переоделся в форму люфтваффе и отправился... разумеется, в подземную тюрьму гестапо. Изолятор временного содержания, если использовать советскую терминологию. Не забыв прихватить... существенную часть содержимого своего личного холодильника (положенного ему как личному помощнику рейхсфюрера СС).
Разумеется, он мог потребовать, чтобы арестованного доставили на допрос... да куда угодно в здании РСХА, на самом деле. Но Колокольцев был отменным психологом и потому понимал, что для отказника будет гораздо комфортнее общаться «на его территории» (пусть даже и в тюремной камере) … тем более, с полковником люфтваффе, который в РСХА был никаким боком. А именно это обер-фюреру и было нужно.
Когда Колокольцев вошёл в одиночную камеру, где содержался... официально подследственный, Франц Шванингер сидел на кровати, обхватив колени руками. Он был одет в поношенный костюм (до суда арестованным разрешали носить их гражданскую одежду) и выглядел... а вот выглядел он весьма необычно.
За свою трудовую деятельность в Германии (и других местах), Колокольцев кого только не повидал. С его кочки зрения, отказник гораздо естественнее смотрелся бы... как ни странно, в кабине истребителя Bf-109.
Чем в одиночке подземной тюрьмы гестапо. И в униформе... ну, например, майора люфтваффе, а не в поношенной «гражданке» фермера. Ну, или, хотя бы, в фельдграу католического капеллана вермахта – ибо неотмирность в облике отказника была свойственна как лётчикам-истребителям, так и священникам. Что неудивительно – и те, и другие имели к небесам самое прямое отношение...
Что занятно, христианским мучеником Шванингер не выглядел нисколько. Хотя Колокольцев не сомневался, что его визави уже давно смирился с неизбежной и скорой смертью и даже, пожалуй, стремился к ней.
Ибо смерть для отказника означала не нечто ужасное (как для подавляющего большинства людей), а, наоборот, желанное избавление от мук и неопределённостей этого грешного мира и переход в гораздо лучший мир.
«А он действительно очень хочет стать мучеником за веру» - с неудовольствием подумал обер-фюрер. «И не надейся» - мысленно обратился он к Шванингеру. «Как говорят американцы, не в мою смену... мазохист ты наш…».
Однако приветствовал отказника в высшей степени доброжелательно.
«Добрый день, герр Шванингер. Меня зовут Роланд Риттер фон Таубе. Можете обращаться ко мне как Вам будет угодно. Герр оберст, герр Таубе... хотя я бы предпочёл просто Роланд...»
Самый лучший способ, как говорится, «растопить лёд» в отношениях – это обращаться друг к другу по именам.
Шванингер автоматически поднялся с кровати... и чуть ли не вытянулся по струнке. Видимо его уже приучили вставать, когда в его камеру заходит... да кто угодно, на самом деле. Тем более, офицер вермахта, одетый по полной форме.
«Добрый день... герр Таубе» - несколько поколебавшись, сделал свой выбор отказник. Видимо, у него была неслабая аллергия на любую униформу. Включая голубые мундиры люфтваффе.
Колокольцев демонстративно взглянул на часы. И, неожиданно для отказника, предложил: «Время обеда... поэтому давайте сначала перекусим чем Бог послал. Ибо на голодный желудок разговор не тот совсем...»
Шванингер неожиданно даже для самого себя кивнул: «Давайте». Как ни странно, лётчик ему понравился. Даже очень. Наверное потому, что по ощущениям (которые Франца пока ещё не подводили) был не просто другим – по сравнению со всеми, с кем до того ему приходилось иметь дело, а.… пришельцем из другого мира, наверное.
Колокольцев тоже кое-что почувствовал... и это его напрягло. Существенно напрягло. Ибо, будучи сам неслабым мистиком, он вдруг ощутил, что имеет дело не просто с каким-то фанатиком-отказником, хотя и не без этого. А со своим в некотором роде собратом – тоже мистиком.
Что было неудивительно совсем – последние несколько лет Шванингер жил фактически жизнью христианина-отшельника. Причём весьма набожного христианина. А это весьма способствует развитию мистических способностей...
«Это надо использовать» - подумал Колокольцев. «Только вот как...»
Впрочем, на то, чтобы найти ответ на этот вопрос, у него было времени вагон и маленькая тележка. По крайней мере, пока. Поэтому...
Он добыл из объёмистой дорожной сумки клеёнку, расстелил её... нет, не на стол. А на кровать. Так неформальнее – и потому сближает. Затем выложил на неё нехитрый, но очень даже вкусный и сытный обед – громадные бутерброды с ветчиной и сыром на роскошном баварском ржаном хлебе.
На привинченный к полу табурет поставил термос с кофе, две металлические кружки с орлом люфтваффе, а также флягу (аналогично) и две металлические стопки (тоже с таким же орлом). Как и термос, разумеется – всё входило в стандартный комплект, выдаваемый офицерам ВВС Третьего рейха.
Шванингер, конечно же, не стал выяснять, как именно Бог послал полковнику всю эту роскошь (к августу 1943 года в рейхе с продуктами было уже... не очень). Ибо, будучи фермером, прекрасно понимал масштабы чёрного рынка продуктов в Германии и Австрии... ну, а про продуктовые посылки с оккупированных территорий ходили просто легенды.
Поэтому просто сел на кровать. Колокольцев удобно устроился рядом, ибо уже давно научился с удобством обустраиваться... да где угодно, на самом деле. Включая места, которые обычному человеку представляются Преисподней...
Ел отказник... спокойно и с достоинством. Наверное потому, что его – по личному распоряжению то ли Кальтенбруннера, то ли Гиммлера – впроголодь не держали. Он получал стандартный паёк солдата вермахта.
С точки зрения калорий вполне сытный, однако на этих, в основном эрзацах – неполноценных заменителях настоящих продуктов – особенно не разгуляешься. С точки зрения гастрономического удовольствия. Поэтому было видно невооружённым взглядом, что ему... вкусно. Что и было целью Колокольцева.
Он налил отказнику кофе из термоса в «авиационную» кружку. Настоящий – не эрзац (его испанские деловые партнёры гнали ему настоящий бразильский кофе ящиками). Почти всё уходило в СС (ибо его партнёром был Генрих Гиммлер), но кое-что оставалось и для его личного потребления.
После того, как с едой было покончено, настало время для крепких напитков. В полном соответствии с ирландскими правилами употребления алкоголя. Колокольцев налил в металлический стаканчик драгоценной влаги из «авиационной» фляги. Протянул Шванингеру:
«Это настоящий ирландский виски. Бушмиллз 25-летней выдержки...»
Подарок уже ирландских партнёров – Колокольцев уже много лет (со)владел торговой фирмой, которая кораблями гнала из нейтральных стран (и не только – даже из воевавших с Германией США. Канады и так далее) не только продовольствие, но и стратегическое сырьё для промышленности рейха. Что было его, пожалуй, основным «особым поручением».
Впрочем, он это так не воспринимал. Ибо он только улаживал... отдельные вопросы в Испании, Португалии, Ирландии... ну и в Банке Ватикана, разумеется. А практически всю работу делали два его друга детства – Марек и Янек.
Польские евреи, которые по мановению волшебной палочки Роланда фон Таубе превратились в фольксдойче – граждан Речи Посполитой немецкой национальности.
В соответствии со знаменитым «принципом Германа Геринга» - «Кто здесь еврей, а кто нет – решаю я!». Принципа, не чуждого и (на удивление прагматичному) рейхсфюреру СС.
Колокольцев поднял металлическую стопку: «Прозит!»
«Прозит!» - автоматически ответил отказник. И залпом выпил порцию драгоценного напитка. После этого вздохнул и.… с изумлением обнаружил отсутствие закуски.
«По ирландским правилам употребления виски» - объяснил Колокольцев, «пить крепкий алкоголь надлежит после плотного обеда... или ужина. Не закусывая – в традиционном ирландском баре еду не подают вообще...»
И сразу перешёл к делу, задумчиво констатировав: «Самая разрушительная сила в нашем мире – это агрессивное, фанатичное невежество…»
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Хроники Крылатого Маркграфа. Праведник
-
RolandVT
- Posts: 21185
- Joined: Fri Feb 09, 2024 10:42 am
- Has thanked: 365 times
- Been thanked: 4756 times
-
RolandVT
- Posts: 21185
- Joined: Fri Feb 09, 2024 10:42 am
- Has thanked: 365 times
- Been thanked: 4756 times
Re: Хроники Крылатого Маркграфа. Праведник
«Вы считаете меня агрессивным фанатичным невеждой?» - предсказуемо осведомился отказник. Колокольцев спокойно объяснил, прямо не ответив на заданный вопрос:
«У Вас туннельное зрение - обычное дело для, скажем так, весьма религиозных людей. В Вашем представлении есть только одно Зло – национал-социалистический режим в Германии, с которым Вы обязаны бороться всеми доступными вам средствами. В частности, путём отказа служить в его армии…»
«Вы не считаете режим Гитлера Злом?» - удивился Шванингер. Ибо для него это было само собой разумеющейся Истиной.
«Считаю» - спокойно (и совершенно неожиданно для отказника) ответил Колокольцев. «Более того, я знаю, что этот режим является гораздо большим Злом, чем Вам представляется даже в самых страшных кошмарах. У Вас просто воображения не хватит – представить такое Зло…»
Сделал «гейдриховскую» паузу – и продолжил: «Я это знаю потому, что лично побывал на всех фабриках смерти, где происходит массовое убийство евреев газом. И в Аушвице, и в Хелмно, и в Треблинке, и в Бельжеце, и в Собиборе, и в Майданеке…»
Глубоко вздохнул – и продолжил: «И в самых жутких местах, где евреев убивали пулями. В Киеве в Чёрной Балке, в Панеряй, в IX форте в Каунасе, в Румбульском лесу, в Малом Тростинце…»
«Вы католик?» - предсказуемо не столько осведомился, сколько констатировал Шванингер. Констатировал потому, что не-католика к нему точно не прислали бы.
Колокольцев кивнул: «Латинского обряда с рождения. Я родился и вырос в католической семье в католической Польше, в Белостоке…»
«И Вы служите Гитлеру?» - изумлённо снова не столько осведомился, сколько констатировал Шванингер. Констатировал потому, что это было ну просто совершенно очевидно (форму люфтваффе на его визави по-другому невозможно было интерпретировать).
«Служу» - подтвердил Колокольцев. Ибо давал соответствующую присягу, к которой относился… в зависимости от обстоятельств.
И добавил: «Более того, это мой совершенно сознательный выбор – именно для этого я и репатриировался в рейх в 1928 году. Хотя у меня были и другие варианты…»
«Но почему???» - совершенно искренне изумился отказник. Колокольцев вздохнул и пожал плечами:
«Вы то ли не знаете, то ли ни хотите знать… то ли и то и другое вместе… но в мире не одно Зло, а два. Гитлер и Сталин; Третий рейх и большевистский СССР; НСДАП и ВКП(б); вермахт и РККА; РСХА и НКВД…»
Сделал очередную «гейдриховскую» паузу – и продолжил:
«Остаться нейтральным для австрийца не получится… ибо есть законы рейха… ну, а если Вы сознательно выбираете борьбу с одним Злом…»
«… то я автоматически становлюсь на сторону другого Зла» - неожиданно задумчиво произнёс Шванингер. Который, похоже, был гораздо умнее и образованнее (скорее, впрочем, начитаннее), чем следовало из его досье.
Колокольцев кивнул и продолжил: «Нам всем хочется выбирать наибольшее добро – но в реальности всегда приходится выбирать наименьшее Зло. А во время войны - особенно такой войны – всегда приходится выбирать наименьший Ад…»
«Вы считаете, что большевистский Ад хуже гитлеровского?» - предсказуемо осведомился отказник. Колокольцев уверенно кивнул: «Я видел оба своими глазами, а когда Вы прочитаете вот это…»
Он добыл из портфеля три папки (докладные записки о Красном терроре в СССР, полном уничтожении католической Церкви в Стране Советов и инфернальном терроре против церкви православной) и протянул Шванингеру.
«… вы со мной согласитесь…». И объяснил:
«Это мои докладные записки рейхсмаршалу Герингу, который мой друг и боевой товарищ…». Отказник изумлённо посмотрел на него. Колокольцев указал на Рыцарский крест на своей шее:
«Крест за сорок пять воздушных побед в небе Норвегии, Франции и Бельгии. Дубовые листья за двадцать две в небе России… восемь истребителей врага в одном бою…»
Было совершенно очевидно - именно на это и был расчёт – что его визави это впечатлило. И весьма. Отказник взял папки и погрузился в чтение… на самом деле, докладных записок рейхсфюреру СС. Впрочем, никакого значения это не имело – в таких документах, адресат не важен. Только контент.
Шванингер неожиданно быстро ознакомился с документами, с нескрываемым ужасом покачал головой (было очевидно, что в этих вопросах он был полным невеждой) и неуверенно-предсказуемо спросил:
«Но ведь есть же ещё и Западный фронт… американцы, англичане…»
Колокольцев этого вопроса ожидал… собственно именно поэтому он и позвонил рейхсминистру народного просвещения. Усмехнулся и кивнул в сторону двери:
"Пойдёмте, Франц"
«Куда?» - снова как-то неуверенно спросил отказник, явно чувствовавший себя не в своей тарелке после откровений в прочитанных им документах
«Кино смотреть» - усмехнулся Колокольцев, направляясь к двери в камеру. «Там и получите ответы на Ваши вопросы…»
«Какое кино?» - осторожно спросил Шванингер.
«Документальное» - не удостоив арестованного взглядом, бросил полковник люфтваффе. «Очень познавательное, надо сказать»
Кинозал РСХА, в который они поднялись, представлял собой довольно просторное помещение, примерно четверть которого занимала сцена. На стене за сценой висел внушительных размеров экран.
Посередине комнаты стоял стол, на углу которого находился чёрный телефонный аппарат, соединённый с «кельей киномеханика». Всё остальное пространство было занято рядами стульев.
«Садитесь, Франц» - Колокольцев указал арестованному на один из стульев у стола. Он очень хотел добавить известную русскую поговорку «в ногах правды нет», но сдержался. Вряд ли бы её смысл был понятен, в общем-то, недалёкому австрийскому фермеру.
Шванингер подчинился. Колокольцев удобно устроился на соседнем стуле, снял телефонную трубку и коротко приказал: «Начинайте»
В комнате погас свет и через мгновение на экране появилось изображение пылающего города. Это был фильм об огненном шторме в Гамбурге, организованном как раз британскими и американскими ВВС.
Фильм был озвучен. Диктор на удивление бесстрастно, совсем не в стиле рейхсминистерства пропаганды, перечислял факты. Пятьдесят восемь тысяч убитых, сожжённых и пропавших без вести. Двести тысяч раненых, обожжённых и искалеченных. Разрушено больше половины зданий города. Более миллиона человек потеряли кров. И всё за пять дней.
К этому были добавлены цитаты из британских листовок, а также информация о технологии огненного шторма. Это действительно впечатляло.
Колокольцев не смотрел на экран, ибо всё это он это уже видел несколько дней назад. Он смотрел на лицо арестованного. Ему было интересно, как отказник прореагирует на это.
По лицу Шванингера потекли слёзы. Наконец он не выдержал и закрыл лицо руками. «Боже, какой ужас» - прошептал он.
«Руки от лица уберите» - приказал Колокольцев. «Имейте мужество смотреть в глаза правде, герр Шванингер». Арестованный нехотя подчинился.
Фильм закончился. В кинозале зажегся свет.
«Ну и как Вам это?» - максимально жёстко поинтересовался Колокольцев.
«Это… ужасно. Просто… ужасно» - пролепетал Шванингер. «Как люди могут творить такое?»
«Ответьте мне, герр Шванингер» - безжалостным тоном потребовал от него Колокольцев, «чьи действия угодны Господу – британского лётчика, сбрасывающего зажигательные бомбы на стариков, женщин и детей, чтобы сжечь их живьём – или пилота люфтваффе, который рискует своей жизнью, чтобы сбить этот британский бомбардировщик – и сбивает? Только честно…»
«Пилота люфтваффе» - после долгой паузы нехотя признал австриец. До этого дня ему явно ни разу в жизни не приходилось делать такой нравственный выбор.
Колокольцеву такой выбор приходилось делать чуть ли не каждый день. В этом и было его кардинальное отличие от фермера. И колоссальное преимущество.
«Но ведь на его самолёте нанесён знак свастики – символ нацистского режима. Да и присягу он давал лично фюреру германского народа. А британский лётчик с этим самым режимом воюет. С этим как быть?» - осведомился он.
Когда нужно, Колокольцев мог быть просто нечеловечески жестоким (спасибо инструкторам учебки ИНО ОГПУ).
Арестованный молчал.
«Как Вы думаете,» - Колокольцев словно молотком вбивал в голову несчастного фермера свои убийственные аргументы, «что будет иметь значение на частном суде – какую форму носил офицер, какому режиму и кому именно он приносил присягу или что он делал – спасал ли детей от страшной смерти, встав к зенитному орудию, или…» - он внимательно посмотрел на арестованного – «отказался от того, чтобы спасать детей… обуянный собственной гордыней?»
Шванингер закрыл лицо руками. И зарыдал. А Колокольцев вовсе не собирался останавливаться. Ибо противника нужно было добить.
«По плодам их узнаете их… всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые. А всякое дерево, не приносящее плода доброго, срубают и бросают в огонь. Евангелие от Матфея, глава восьмая, стихи с шестнадцатого по девятнадцатый» - безжалостно процитировал он.
В своё время Колокольцев тренировал память, заучивая Библию. В результате он знал Священное писание практически наизусть.
«Так какое Вы дерево, Шванингер, доброе или худое? А?» - резко повысил голос полковник люфтваффе. Фермер молчал. Всё его тело сотрясали рыдания.
Как и практически все глубоко набожные люди, Франц Шванингер был весьма экзальтированной личностью. Таких ломать проще простого – нужно было только подобрать подходящий инструмент. Которого до сегодняшнего дня – то есть, до появления «гамбургской» киноплёнки просто не было.
«Вот поэтому никому и не удалось его сломать» - подумал Колокольцев.
Неожиданно рыдания прекратились.
«Что я должен сделать?» - дрожащим голосом спросил Шванингер.
«Вот это уже лучше» - подумал Колокольцев. «Гораздо лучше»
Колокольцев раскрыл портфель, вынул из него три листка бумаги и протянул Шванингеру: «Сначала – подписать вот это. А затем действовать в соответствии с обязательствами, которые Вы принимаете на себя, подписав эти документы»
Первый документ гласил:
Начальнику центрального призывного пункта Берлина генерал-майору Киршу
Я, Франц Шванингер, прошу зачислить меня в расчёт зенитного орудия, стоящего на защите германского города, которому угрожает наибольшая опасность со стороны вражеской бомбардировочной авиации.
В это трудное для нашей стороны время я считаю своим долгом гражданина рейха и христианина-католика встать на защиту наших женщин, стариков и детей от страшной смерти, на которую их обрекают злейшие враги немецкого народа и истинные слуги Сатаны.
Дата: 05 августа 1943 года
Второй документ был столь же коротким и ёмким:
Начальнику IV отдела Главного управления имперской безопасности (гестапо)
Группенфюреру СС и генерал-лейтенанту полиции Генриху Мюллеру
Я, Франц Шванингер, признаю, что совершил огромную ошибку и преступление перед германским народом, отказавшись от службы в вооружённых силах Германии в то время, когда наши враги страшными, варварскими методами убивают наших женщин, стариков и детей.
Прошу дать мне возможность искупить мою вину перед германским народом и рейхом, освободив меня из-под стражи и позволив мне нести службу в составе расчёта зенитного орудия, стоящего на защите германского города, которому угрожает наибольшая опасность со стороны вражеской авиации.
В это трудное для нашей стороны время я считаю своим долгом гражданина рейха и христианина-католика встать на защиту наших женщин, стариков и детей от страшной смерти, на которую их обрекают злейшие враги немецкого народа и истинные слуги Сатаны.
Дата: 05 августа 1943 года
Третий документ имел похожее содержание:
Епископу Линца монсеньору Йозефу Каласанцу Флисслеру
Я, Франц Шванингер, признаю, что совершил огромную ошибку, отказавшись от службы в вермахте в то время, когда наши враги страшными, варварскими методами убивают наших женщин, стариков и детей.
Эта ошибка была вызвана происками врага рода человеческого, наславшего на меня огромную гордыню и не позволившему мне прислушаться к голосу и моей совести, и моих ближних, и Церкви в лице моего духовника и в Вашем лице.
Я прошу прощения и у Вас, и у моего духовника, и у моих ближних и извещаю Вас о том, что принял решение отказаться от своих заблуждений и обратиться к начальнику призывного пункта Берлина, где я сейчас нахожусь, зачислить меня в расчёт зенитного орудия, стоящего на защите германского города, которому угрожает наибольшая опасность со стороны вражеских бомбардировщиков.
В это трудное для нашей стороны время я считаю своим долгом гражданина рейха и христианина-католика встать на защиту наших женщин, стариков и детей от страшной смерти, на которую их обрекают злейшие враги немецкого народа и истинные слуги Сатаны.
Да благословит Вас Господь!
Дата: 05 августа 1943 года
«Давайте ручку» - глухо сказал фермер. «Я всё подпишу»
Колокольцев вынул из кармана заранее приготовленную авторучку и протянул Шванингеру. Тот один за другим подписал все три документа.
Колокольцева столь быстрая «смена убеждений» нисколько не удивила. Как показывал его обширный опыт разведчика, быстрее и легче всего было перевербовать наиболее агрессивных и экзальтированных противников.
Ибо их «маятник» находился в крайнем положении – и оттого в наименее устойчивом. Сложнее всего было с безразличными, «маятник» которых находился ровно посередине – в состоянии максимально устойчивого равновесия.
Через пять минут они стояли в кабинете шефа гестапо (предупреждённого заранее Кальтенбруннером). Ибо для последнего это был всё же не его уровень.
Мюллер просмотрел документы, одобрительно хмыкнул. Взял авторучку с золотым пером, начертал на первом документе резолюцию:
Прошу удовлетворить просьбу Франца Шванингера.
Начальник IV отдела РСХА Генрих Мюллер
На втором документе написал следующее:
Освободить Франца Шванингера из тюрьмы. Доставить на центральный призывной пункт Берлина. Обеспечить всем необходимым.
Начальник IV отдела РСХА Генрих Мюллер
Группенфюрер нажал кнопку вызова. Бесшумно материализовался адъютант. Мюллер протянул ему второй документ и махнул рукой.
После того, как за Францем и адъютантом шефа гестапо закрылась дверь, в кабинет предсказуемо вошёл Кальтенбруннер. И протянул руку Колокольцеву.
«Поздравляю Вас, полковник. Вы за пару часов сделали то, что не самым последним людям в СС и Церкви не удавалось полгода…»
«Быстро Вы его» - с уважением произнёс Мюллер.
Колокольцев пожал плечами: «Это не я» - спокойно возразил он. «Это реальность. Он просто там, в своей деревне, ничего толком не знал и не видел… вот и полезло в голову невесть что. А как увидел и услышал» - Колокольцев сделал паузу - «так всё и встало на свои места. Я просто ему в этом помог – и не более того…»
«Не скромничайте» - улыбнулся Мюллер. Он вообще любил улыбаться и это ему, надо сказать, шло. «Полгода, скажем так, не самые глупые и необразованные люди с ним бились – и всё без толку. А Вы… пара часов и всё готово»
«Как Вы думаете,» - предсказуемо спросил Кальтенбруннер. «он выживет?»
«Сложный вопрос» - пожал плечами Колокольцев. «С одной стороны, стоило ли Господу – ибо все мы лишь орудия в Его руках – спасать его от одной смерти, чтобы сразу же обречь на другую? С другой… судя по его неотмирному виду… возможно, Господь просто решил даровать ему достойную смерть. Не на виселице и не на гильотине. И не у расстрельной стенки. А в бою, защищая стариков, женщин и детей. Как и подобает мужчине…»
«А не тряпке» - жёстко добавил он.
«Ну это Вы переборщили, полковник» - не согласился с ним шеф РСХА. «Разве он тряпка, если был готов умереть за свои убеждения?»
Колокольцев усмехнулся: «Знаете, обергруппенфюрер, есть такая старинная испанская эпиграмма, основанная на реальных событиях:
Увидев солдат наступающий строй,
Лишил себя жизни испуганный Клето.
Позволю спросить: не безумие ль это —
Спасаясь от смерти, покончить с собой?»
«Так что…» - вздохнул Колокольцев, «всякое бывает…»
Кальтенбруннер снял трубку одного из телефонов. Судя по отсутствию диска, это был телефон прямой связи с Гиммлером. У Колокольцева был точно такой же – для прямой связи с тем же персонажем.
«Это Кальтенбруннер. Всё прошло успешно. Да, он уже на пути на призывной пункт. Да, всё подписал. Нет, обратного хода не будет. Да, я в этом уверен. Да, он здесь. Слушаюсь, рейхсфюрер! Хайль Гитлер!». И передал трубку Колокольцеву
Приняв поздравления и официальную благодарность Гиммлера, Колокольцев пожал руки своим партнёрам и возвратился на рабочее место.
Ибо война продолжалась.
«У Вас туннельное зрение - обычное дело для, скажем так, весьма религиозных людей. В Вашем представлении есть только одно Зло – национал-социалистический режим в Германии, с которым Вы обязаны бороться всеми доступными вам средствами. В частности, путём отказа служить в его армии…»
«Вы не считаете режим Гитлера Злом?» - удивился Шванингер. Ибо для него это было само собой разумеющейся Истиной.
«Считаю» - спокойно (и совершенно неожиданно для отказника) ответил Колокольцев. «Более того, я знаю, что этот режим является гораздо большим Злом, чем Вам представляется даже в самых страшных кошмарах. У Вас просто воображения не хватит – представить такое Зло…»
Сделал «гейдриховскую» паузу – и продолжил: «Я это знаю потому, что лично побывал на всех фабриках смерти, где происходит массовое убийство евреев газом. И в Аушвице, и в Хелмно, и в Треблинке, и в Бельжеце, и в Собиборе, и в Майданеке…»
Глубоко вздохнул – и продолжил: «И в самых жутких местах, где евреев убивали пулями. В Киеве в Чёрной Балке, в Панеряй, в IX форте в Каунасе, в Румбульском лесу, в Малом Тростинце…»
«Вы католик?» - предсказуемо не столько осведомился, сколько констатировал Шванингер. Констатировал потому, что не-католика к нему точно не прислали бы.
Колокольцев кивнул: «Латинского обряда с рождения. Я родился и вырос в католической семье в католической Польше, в Белостоке…»
«И Вы служите Гитлеру?» - изумлённо снова не столько осведомился, сколько констатировал Шванингер. Констатировал потому, что это было ну просто совершенно очевидно (форму люфтваффе на его визави по-другому невозможно было интерпретировать).
«Служу» - подтвердил Колокольцев. Ибо давал соответствующую присягу, к которой относился… в зависимости от обстоятельств.
И добавил: «Более того, это мой совершенно сознательный выбор – именно для этого я и репатриировался в рейх в 1928 году. Хотя у меня были и другие варианты…»
«Но почему???» - совершенно искренне изумился отказник. Колокольцев вздохнул и пожал плечами:
«Вы то ли не знаете, то ли ни хотите знать… то ли и то и другое вместе… но в мире не одно Зло, а два. Гитлер и Сталин; Третий рейх и большевистский СССР; НСДАП и ВКП(б); вермахт и РККА; РСХА и НКВД…»
Сделал очередную «гейдриховскую» паузу – и продолжил:
«Остаться нейтральным для австрийца не получится… ибо есть законы рейха… ну, а если Вы сознательно выбираете борьбу с одним Злом…»
«… то я автоматически становлюсь на сторону другого Зла» - неожиданно задумчиво произнёс Шванингер. Который, похоже, был гораздо умнее и образованнее (скорее, впрочем, начитаннее), чем следовало из его досье.
Колокольцев кивнул и продолжил: «Нам всем хочется выбирать наибольшее добро – но в реальности всегда приходится выбирать наименьшее Зло. А во время войны - особенно такой войны – всегда приходится выбирать наименьший Ад…»
«Вы считаете, что большевистский Ад хуже гитлеровского?» - предсказуемо осведомился отказник. Колокольцев уверенно кивнул: «Я видел оба своими глазами, а когда Вы прочитаете вот это…»
Он добыл из портфеля три папки (докладные записки о Красном терроре в СССР, полном уничтожении католической Церкви в Стране Советов и инфернальном терроре против церкви православной) и протянул Шванингеру.
«… вы со мной согласитесь…». И объяснил:
«Это мои докладные записки рейхсмаршалу Герингу, который мой друг и боевой товарищ…». Отказник изумлённо посмотрел на него. Колокольцев указал на Рыцарский крест на своей шее:
«Крест за сорок пять воздушных побед в небе Норвегии, Франции и Бельгии. Дубовые листья за двадцать две в небе России… восемь истребителей врага в одном бою…»
Было совершенно очевидно - именно на это и был расчёт – что его визави это впечатлило. И весьма. Отказник взял папки и погрузился в чтение… на самом деле, докладных записок рейхсфюреру СС. Впрочем, никакого значения это не имело – в таких документах, адресат не важен. Только контент.
Шванингер неожиданно быстро ознакомился с документами, с нескрываемым ужасом покачал головой (было очевидно, что в этих вопросах он был полным невеждой) и неуверенно-предсказуемо спросил:
«Но ведь есть же ещё и Западный фронт… американцы, англичане…»
Колокольцев этого вопроса ожидал… собственно именно поэтому он и позвонил рейхсминистру народного просвещения. Усмехнулся и кивнул в сторону двери:
"Пойдёмте, Франц"
«Куда?» - снова как-то неуверенно спросил отказник, явно чувствовавший себя не в своей тарелке после откровений в прочитанных им документах
«Кино смотреть» - усмехнулся Колокольцев, направляясь к двери в камеру. «Там и получите ответы на Ваши вопросы…»
«Какое кино?» - осторожно спросил Шванингер.
«Документальное» - не удостоив арестованного взглядом, бросил полковник люфтваффе. «Очень познавательное, надо сказать»
Кинозал РСХА, в который они поднялись, представлял собой довольно просторное помещение, примерно четверть которого занимала сцена. На стене за сценой висел внушительных размеров экран.
Посередине комнаты стоял стол, на углу которого находился чёрный телефонный аппарат, соединённый с «кельей киномеханика». Всё остальное пространство было занято рядами стульев.
«Садитесь, Франц» - Колокольцев указал арестованному на один из стульев у стола. Он очень хотел добавить известную русскую поговорку «в ногах правды нет», но сдержался. Вряд ли бы её смысл был понятен, в общем-то, недалёкому австрийскому фермеру.
Шванингер подчинился. Колокольцев удобно устроился на соседнем стуле, снял телефонную трубку и коротко приказал: «Начинайте»
В комнате погас свет и через мгновение на экране появилось изображение пылающего города. Это был фильм об огненном шторме в Гамбурге, организованном как раз британскими и американскими ВВС.
Фильм был озвучен. Диктор на удивление бесстрастно, совсем не в стиле рейхсминистерства пропаганды, перечислял факты. Пятьдесят восемь тысяч убитых, сожжённых и пропавших без вести. Двести тысяч раненых, обожжённых и искалеченных. Разрушено больше половины зданий города. Более миллиона человек потеряли кров. И всё за пять дней.
К этому были добавлены цитаты из британских листовок, а также информация о технологии огненного шторма. Это действительно впечатляло.
Колокольцев не смотрел на экран, ибо всё это он это уже видел несколько дней назад. Он смотрел на лицо арестованного. Ему было интересно, как отказник прореагирует на это.
По лицу Шванингера потекли слёзы. Наконец он не выдержал и закрыл лицо руками. «Боже, какой ужас» - прошептал он.
«Руки от лица уберите» - приказал Колокольцев. «Имейте мужество смотреть в глаза правде, герр Шванингер». Арестованный нехотя подчинился.
Фильм закончился. В кинозале зажегся свет.
«Ну и как Вам это?» - максимально жёстко поинтересовался Колокольцев.
«Это… ужасно. Просто… ужасно» - пролепетал Шванингер. «Как люди могут творить такое?»
«Ответьте мне, герр Шванингер» - безжалостным тоном потребовал от него Колокольцев, «чьи действия угодны Господу – британского лётчика, сбрасывающего зажигательные бомбы на стариков, женщин и детей, чтобы сжечь их живьём – или пилота люфтваффе, который рискует своей жизнью, чтобы сбить этот британский бомбардировщик – и сбивает? Только честно…»
«Пилота люфтваффе» - после долгой паузы нехотя признал австриец. До этого дня ему явно ни разу в жизни не приходилось делать такой нравственный выбор.
Колокольцеву такой выбор приходилось делать чуть ли не каждый день. В этом и было его кардинальное отличие от фермера. И колоссальное преимущество.
«Но ведь на его самолёте нанесён знак свастики – символ нацистского режима. Да и присягу он давал лично фюреру германского народа. А британский лётчик с этим самым режимом воюет. С этим как быть?» - осведомился он.
Когда нужно, Колокольцев мог быть просто нечеловечески жестоким (спасибо инструкторам учебки ИНО ОГПУ).
Арестованный молчал.
«Как Вы думаете,» - Колокольцев словно молотком вбивал в голову несчастного фермера свои убийственные аргументы, «что будет иметь значение на частном суде – какую форму носил офицер, какому режиму и кому именно он приносил присягу или что он делал – спасал ли детей от страшной смерти, встав к зенитному орудию, или…» - он внимательно посмотрел на арестованного – «отказался от того, чтобы спасать детей… обуянный собственной гордыней?»
Шванингер закрыл лицо руками. И зарыдал. А Колокольцев вовсе не собирался останавливаться. Ибо противника нужно было добить.
«По плодам их узнаете их… всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые. А всякое дерево, не приносящее плода доброго, срубают и бросают в огонь. Евангелие от Матфея, глава восьмая, стихи с шестнадцатого по девятнадцатый» - безжалостно процитировал он.
В своё время Колокольцев тренировал память, заучивая Библию. В результате он знал Священное писание практически наизусть.
«Так какое Вы дерево, Шванингер, доброе или худое? А?» - резко повысил голос полковник люфтваффе. Фермер молчал. Всё его тело сотрясали рыдания.
Как и практически все глубоко набожные люди, Франц Шванингер был весьма экзальтированной личностью. Таких ломать проще простого – нужно было только подобрать подходящий инструмент. Которого до сегодняшнего дня – то есть, до появления «гамбургской» киноплёнки просто не было.
«Вот поэтому никому и не удалось его сломать» - подумал Колокольцев.
Неожиданно рыдания прекратились.
«Что я должен сделать?» - дрожащим голосом спросил Шванингер.
«Вот это уже лучше» - подумал Колокольцев. «Гораздо лучше»
Колокольцев раскрыл портфель, вынул из него три листка бумаги и протянул Шванингеру: «Сначала – подписать вот это. А затем действовать в соответствии с обязательствами, которые Вы принимаете на себя, подписав эти документы»
Первый документ гласил:
Начальнику центрального призывного пункта Берлина генерал-майору Киршу
Я, Франц Шванингер, прошу зачислить меня в расчёт зенитного орудия, стоящего на защите германского города, которому угрожает наибольшая опасность со стороны вражеской бомбардировочной авиации.
В это трудное для нашей стороны время я считаю своим долгом гражданина рейха и христианина-католика встать на защиту наших женщин, стариков и детей от страшной смерти, на которую их обрекают злейшие враги немецкого народа и истинные слуги Сатаны.
Дата: 05 августа 1943 года
Второй документ был столь же коротким и ёмким:
Начальнику IV отдела Главного управления имперской безопасности (гестапо)
Группенфюреру СС и генерал-лейтенанту полиции Генриху Мюллеру
Я, Франц Шванингер, признаю, что совершил огромную ошибку и преступление перед германским народом, отказавшись от службы в вооружённых силах Германии в то время, когда наши враги страшными, варварскими методами убивают наших женщин, стариков и детей.
Прошу дать мне возможность искупить мою вину перед германским народом и рейхом, освободив меня из-под стражи и позволив мне нести службу в составе расчёта зенитного орудия, стоящего на защите германского города, которому угрожает наибольшая опасность со стороны вражеской авиации.
В это трудное для нашей стороны время я считаю своим долгом гражданина рейха и христианина-католика встать на защиту наших женщин, стариков и детей от страшной смерти, на которую их обрекают злейшие враги немецкого народа и истинные слуги Сатаны.
Дата: 05 августа 1943 года
Третий документ имел похожее содержание:
Епископу Линца монсеньору Йозефу Каласанцу Флисслеру
Я, Франц Шванингер, признаю, что совершил огромную ошибку, отказавшись от службы в вермахте в то время, когда наши враги страшными, варварскими методами убивают наших женщин, стариков и детей.
Эта ошибка была вызвана происками врага рода человеческого, наславшего на меня огромную гордыню и не позволившему мне прислушаться к голосу и моей совести, и моих ближних, и Церкви в лице моего духовника и в Вашем лице.
Я прошу прощения и у Вас, и у моего духовника, и у моих ближних и извещаю Вас о том, что принял решение отказаться от своих заблуждений и обратиться к начальнику призывного пункта Берлина, где я сейчас нахожусь, зачислить меня в расчёт зенитного орудия, стоящего на защите германского города, которому угрожает наибольшая опасность со стороны вражеских бомбардировщиков.
В это трудное для нашей стороны время я считаю своим долгом гражданина рейха и христианина-католика встать на защиту наших женщин, стариков и детей от страшной смерти, на которую их обрекают злейшие враги немецкого народа и истинные слуги Сатаны.
Да благословит Вас Господь!
Дата: 05 августа 1943 года
«Давайте ручку» - глухо сказал фермер. «Я всё подпишу»
Колокольцев вынул из кармана заранее приготовленную авторучку и протянул Шванингеру. Тот один за другим подписал все три документа.
Колокольцева столь быстрая «смена убеждений» нисколько не удивила. Как показывал его обширный опыт разведчика, быстрее и легче всего было перевербовать наиболее агрессивных и экзальтированных противников.
Ибо их «маятник» находился в крайнем положении – и оттого в наименее устойчивом. Сложнее всего было с безразличными, «маятник» которых находился ровно посередине – в состоянии максимально устойчивого равновесия.
Через пять минут они стояли в кабинете шефа гестапо (предупреждённого заранее Кальтенбруннером). Ибо для последнего это был всё же не его уровень.
Мюллер просмотрел документы, одобрительно хмыкнул. Взял авторучку с золотым пером, начертал на первом документе резолюцию:
Прошу удовлетворить просьбу Франца Шванингера.
Начальник IV отдела РСХА Генрих Мюллер
На втором документе написал следующее:
Освободить Франца Шванингера из тюрьмы. Доставить на центральный призывной пункт Берлина. Обеспечить всем необходимым.
Начальник IV отдела РСХА Генрих Мюллер
Группенфюрер нажал кнопку вызова. Бесшумно материализовался адъютант. Мюллер протянул ему второй документ и махнул рукой.
После того, как за Францем и адъютантом шефа гестапо закрылась дверь, в кабинет предсказуемо вошёл Кальтенбруннер. И протянул руку Колокольцеву.
«Поздравляю Вас, полковник. Вы за пару часов сделали то, что не самым последним людям в СС и Церкви не удавалось полгода…»
«Быстро Вы его» - с уважением произнёс Мюллер.
Колокольцев пожал плечами: «Это не я» - спокойно возразил он. «Это реальность. Он просто там, в своей деревне, ничего толком не знал и не видел… вот и полезло в голову невесть что. А как увидел и услышал» - Колокольцев сделал паузу - «так всё и встало на свои места. Я просто ему в этом помог – и не более того…»
«Не скромничайте» - улыбнулся Мюллер. Он вообще любил улыбаться и это ему, надо сказать, шло. «Полгода, скажем так, не самые глупые и необразованные люди с ним бились – и всё без толку. А Вы… пара часов и всё готово»
«Как Вы думаете,» - предсказуемо спросил Кальтенбруннер. «он выживет?»
«Сложный вопрос» - пожал плечами Колокольцев. «С одной стороны, стоило ли Господу – ибо все мы лишь орудия в Его руках – спасать его от одной смерти, чтобы сразу же обречь на другую? С другой… судя по его неотмирному виду… возможно, Господь просто решил даровать ему достойную смерть. Не на виселице и не на гильотине. И не у расстрельной стенки. А в бою, защищая стариков, женщин и детей. Как и подобает мужчине…»
«А не тряпке» - жёстко добавил он.
«Ну это Вы переборщили, полковник» - не согласился с ним шеф РСХА. «Разве он тряпка, если был готов умереть за свои убеждения?»
Колокольцев усмехнулся: «Знаете, обергруппенфюрер, есть такая старинная испанская эпиграмма, основанная на реальных событиях:
Увидев солдат наступающий строй,
Лишил себя жизни испуганный Клето.
Позволю спросить: не безумие ль это —
Спасаясь от смерти, покончить с собой?»
«Так что…» - вздохнул Колокольцев, «всякое бывает…»
Кальтенбруннер снял трубку одного из телефонов. Судя по отсутствию диска, это был телефон прямой связи с Гиммлером. У Колокольцева был точно такой же – для прямой связи с тем же персонажем.
«Это Кальтенбруннер. Всё прошло успешно. Да, он уже на пути на призывной пункт. Да, всё подписал. Нет, обратного хода не будет. Да, я в этом уверен. Да, он здесь. Слушаюсь, рейхсфюрер! Хайль Гитлер!». И передал трубку Колокольцеву
Приняв поздравления и официальную благодарность Гиммлера, Колокольцев пожал руки своим партнёрам и возвратился на рабочее место.
Ибо война продолжалась.
Scribo, ergo sum