Я подумал - и решил написать давно задуманную повесть под рабочим названием "Шурф №5". И потому что она задумана уже давно (а я твёрдо намерен реализовать все свои старые задумки), и потому, что она войдёт в качестве скорее всего последней главы в роман "Операция Карфаген" (который в моих ближайших планах), и потому, что её можно написать очень быстро - в считанные дни. И потому, что это продолжение реализации центральной идеи романа "Операция Магдалина"... только состав зондеркоманды Колокольцева другой.
Повесть inspired by (не основана на, а именно inspired) донельзя тёмной и мутной истории краснодонской молодёжной организации "Молодая гвардия". Согласно одной из версий (с которой лично я согласен), такой организации никогда не существовало. Она была выдумана аж дважды - сначала фельджандармерией оккупированного Краснодона и местной полицией... ну, а потом советским агитпропом. Мою версию я выложу - ибо ещё не выкладывал... вроде.
Действие повести происходит в течение всего двух дней - 11 и 12 января 1943 года в городе Сорокино на оккупированной вермахтом территории Украины (разумеется, во "Вселенной Крылатого Маркграфа").
Луганская область, оккупированная территория Украины
Вопреки заблуждению, активно распространяемому рейхсминистерством пропаганды, Фюрерштаат Третьего рейха на деле представлял собой (как ни странно, вполне себе) управляемый хаос.
Михаил Евдокимович Колокольцев, известный в рейхе всем, кроме уже одного человека и нескольких не-совсем людей и совсем-не-людей исключительно как штандартенфюрер СС Роланд фон Таубе, был довольно типичным примером.
Ибо в двух своих ипостасях – личного помощника по особым поручениям и генерального инспектора фабрик смерти СС – он подчинялся непосредственно рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру… а в качестве начальника совершенно секретного отдела РСХА IV-H (борьба с паранормальным противником) шефу гестапо (IV управления РСХА) СС-группенфюреру Генриху Мюллеру.
Но это была лишь видимая (и то очень немногим) часть «айсберга Крылатого Маркграфа». Ибо в конечном итоге начальником (точнее, начальницей) Колокольцева (и рейхсфюрера СС, что последнего раздражало просто неимоверно) была Баронесса.
Баронесса Элина Ванадис фон Энгельгардт. Она же Лилит. Единственное (насколько было известно Колокольцеву) совсем-не-человеческое существо, вполне себе открыто обитавшее на нашей планете. Женщина-метагом.
Чрезвычайный и полномочный представитель (точнее, представительница) Хранителей Человеческой Цивилизации. Которых после успешного завершения Великой Христианской Революции никто не видел живьём.
Колокольцев крайне редко получал приказы от Баронессы (и ещё реже напрямую) – и каждый раз эти приказы были… необычными даже по меркам «Вселенной Крылатого Маркграфа», населённой не-совсем людьми, совсем-не-людьми, «чёрными» и «белыми» трондами, нефилимами, Големами, ламиями и прочими экзотическими существами, неизвестными практически никому в нашем мире.
Не особо результативный поиск архива Бокия; в высшей степени результативное изъятие ящика с артефактами из горотдела НКВД в белорусском Казимирске (кроме Святого Грааля – того самого – там находился Гримуар Нефилимов, содержавший карту, которая дала старт в высшей степени успешной Операции Карфаген), и вот теперь Гримуар Бафомета.
На этот раз поставленная Колокольцеву (как обычно, правой рукой Баронессы обер-фюрером СС графом Вальтером фон Шёнингом) задача звучала несколько не по поговорке. Пойди… точнее, слетай точно известно куда и найди, и принеси… не до конца понятно, что это собой представляло.
По словам графа, было известно только, что этот то ли документ, то ли действительно книга, был упомянут в протоколах допросов тамплиеров инквизиторами французского короля Филиппа Красивого.
И содержал… что именно содержал этот документ, граф сообщить Колокольцеву не удосужился. Явно что-то малоинтересное для инквизиторов – иначе они перевернули бы весь Париж и не только… но явно очень и очень интересное для Баронессы и Хранителей.
По словам фон Шёнинга, его людям удалось проследить путь этого объекта до легендарной Либереи – библиотеки Ивана Грозного. Согласно легенде, Либерея изначально принадлежала византийским императорам и собиралась на протяжении многих веков.
Согласно другой легенде, часть ещё более легендарной «Библиотеки Тамплиеров» была спасена от королевских инквизиторов и в конечном итоге была вывезена обратно на Ближний Восток, где и вошла в состав императорской библиотеки.
После падения Константинополя книжное собрание было вывезено в Рим, а затем попало в Москву в качестве приданого византийской царевны Софьи Палеолог, выданной замуж за московского князя Ивана III.
По прибытии в Москву в 1472 году Софья Палеолог увидела последствия пожара Москвы 1470 года. Поняв, что книги могут стать лёгкой добычей огня, Софья распорядилась хранить их в подвале под церковью Рождества Богородицы в Кремле. Хотя уже в апреле 1473 года случился новый опустошительный пожар: выгорел весь Кремль, но книги уцелели.
Впоследствии огромная по тем временам (более 800 томов) библиотека перешла по наследству к Ивану Грозному, а в 1571 году… бесследно исчезла при весьма загадочных обстоятельствах.
Версий о том, куда она исчезло было… много. От гибели во время очередного пожара (Колокольцев, будучи историком по диплому, о библиотеке знал и придерживался именно этой версии) до весьма экзотических мест в Курской области, Рязани и даже в Нижнем Новгороде.
Интенсивные поиски в Москве (Кремль, Дом Пашкова, Коломенское и т.д.) результата не дали. Граф и его люди пришли к выводу, что после того, как в 1571 году царю Ивану стало совсем не до библиотеки, она была, по сути, разграблена его ближайшими сподвижниками.
В результате чего книги постепенно разошлись по всему белу свету, а Гримуар Нефилимов (по мнению графа и его людей) оказался в совершенно неожиданном месте. В Свято-Успенском мужском монастыре – но не в Тверской области (согласно одной из версий, там была спрятана вся библиотека или её большая часть) … а в области Луганской (ныне Ворошиловградской).
Этот монастырь (ныне разрушенный и покинутый) появился примерно в 25 километрах к западу от нынешнего города Сорокино в самом начале XVII века, когда началось интенсивное заселение восточной части до того «Дикого поля», когда свои поселения здесь начали строить донские казаки.
Монастырь «попал под раздачу» столетие спустя, после жестокого подавления Булавинского восстания войсками русского царя Петра Великого. По указу Петра все казачьи городки, жители которых принимали участие в бунте, были разорены и сожжены. Повторное заселение этих земель началось лишь четверть века спустя, однако монастырь так и не был восстановлен.
Операция проходила под грифом Вальхалла – максимальным в Третьем рейхе, поэтому Колокольцев, дабы приземлиться максимально близко к монастырю, запросил (и получил) в своё распоряжение новейшую «Сороконожку» - четырёхмоторный военно-транспортный самолёт Арадо-232.
Первый в истории военно-транспортный самолёт, спроектированный именно для этой цели (все предыдущие были транспортными вариантами либо пассажирских самолётов, либо бомбардировщиков… либо того и другого).
На Арадо-232 было применено революционное техническое решение: мощная погрузочная рампа в хвосте самолёта открывалась гидравлическим приводом и поднимала самолёт в горизонтальное «полётное положение», что сильно облегчало его загрузку и разгрузку.
«Сороконожкой» самолёт вполне официально прозвали из-за (мягко говоря) необычной конструкции шасси. Для эксплуатации с «хороших» аэродромов самолёт снабдили обычным трехстоечным шасси (с носовой стойкой), а для полетов с «плохих» — 22 небольшими колесами под фюзеляжем.
Проявить себя первым двум самолетам (Колокольцеву достался предсерийный №3) пришлось в конце 1942 года, когда был организован воздушный мост для снабжения армии Паулюса под Сталинградом.
Один по дороге попал в катастрофу, но второй себя неплохо проявил - особенно при посадках "где придется" при неожиданных атаках советских самолетов на подготовленные взлетно-посадочные полосы.
С точки зрения авиатранспорта, Операция Бафомет (как её про себя окрестил Колокольцев) стала в некотором роде гибридом «осенней кампании». Катастрофы не произошло; никто из плоти и крови не пострадал… но «сороконожное» шассе серьёзно пострадало.
Настолько серьёзно, что Колокольцеву пришлось немедленно связаться с генеральным инспектором люфтваффе генерал-фельдмаршалом Эрхардом Мильхом и запросить немедленную доставку запчастей и ремонтников в Богом забытую дыру… в смысле, в Луганскую область оккупированной вермахтом Украины. Уже старой доброй – и тысячекратно проверенной «тётушкой Ю» - стандартным военно-транспортным самолётом люфтваффе Ю-52.
А сам приступил к выполнению задания Баронессы. Поскольку тщательный обыск помещений никогда не был его сильной стороной, он захватил с собой… правильно, криминалькомиссарин берлинского Крипо Эрику Фосс. На самом деле, уже давно криминальдиректорин… но иначе как криминалькомиссарин (и зондерфюрерин) он её никогда не воспринимал.
Немало рискуя, ибо его обычная напарница Лидия Крамер никуда не делась (никогда не знаешь, когда тебе потребуется специалист по техническим методам допроса и по отстрелу волколаков «в одном флаконе»), а эти две фурии друг друга, мягко говоря, не любили – ибо были безнадёжно влюблены в их шефа.
Комиссарша отработала на пять с плюсом, обнаружив тайник всего за полтора часа… тем не менее, Колокольцев был жестоко разочарован. Ибо содержимое тайника было предсказуемым – многочисленные предметы культа из драгметаллов и немногочисленные богослужебные книги.
И ни намёка на Гримуар Бафомета… или что это было на самом деле. Криминальдиректорин Фосс осмотрела буквально каждый сантиметр монастыря… но так ничего больше и не нашла.
Эрхард Мильх был блестящим организатором (даже по меркам Третьего рейха) и с немалым отрывом самым деятельным и эффективным чиновником в люфтваффе… но всё же не волшебником. Поэтому прибытие запчастей и ремонтников ожидалось лишь к завтрашнему вечеру… в самом лучшем случае.
Организовав охрану до сих пор секретного новейшего транспортника, Колокольцев через Берлин (как ни странно, так было быстрее всего) связался с расквартированным неподалёку батальоном ваффен-СС, от которого к окончанию поисков получил трофейный автобус ЗИС-16 (для Зондеркоманды К) и неведомо где раздобытый трофейный же «люкс-внедорожник» ГАЗ-61-73 (полноприводная шестицилиндровая версия знаменитой «эмки»). Для себя и Лидии с Эрикой.
Разумеется, с водителями - комбат делал всё возможное и невозможное, чтобы не ударить в грязь лицом перед личным помощником рейхсфюрера.
Колокольцев и его зондеркоманда загрузились в автотранспорт и ещё до наступления сумерек пересекли черту города Сорокино. Который Колокольцеву сразу же категорически не понравился – и это ещё очень мягко сказано.
Город категорически не понравился Колокольцеву не внешне – внешне это был весьма симпатичный, чистенький и опрятный (несмотря на то, что шахтёрский) небольшой (примерно 25 тысяч населения) город. Типичный городок на оккупированной территории Украины.
Сорокино (ирония Судьбы от него не ускользнула) не понравилось Колокольцеву удушливо-давящей атмосферой. Крайне неприятно похожей по ощущению на населённые пункты в непосредственной близости от закрытых его зондеркомандой ворот в Ад на оккупированной территории Белоруссии, Украины и России (именно в таком порядке).
И не ему одному – Лидия Крамер наклонилась к нему с заднего пассажирского сидения полноприводной «Эмки» и прошептала на ухо по-русски (несомненно, чтобы уколоть соперницу, не знавшую ни одного слова на этом языке):
«Чует моё сердце – придётся нам пострелять по милым зверушкам…»
«Не каркай» - не особо уверенно ответил Колокольцев. Не особо уверенно потому, что у него было ровно такое же ощущение.
Пункт назначения был очевиден – жёлтый дом (точнее, здание) на главной площади города (до войны, понятное дело, площади Ленина). Ибо именно в таком доме - по неясно откуда взявшейся традиции – всегда находился горотдел НКВД… который после оккупации сменили аналогичные структуры оккупантов (фельджандармерии, ГФП, ОрПо, полиции безопасности, СД) и местных коллаборантов (вспомогательная полиция порядка и уголовная полиция).
На оккупированных территориях существовало пять ветвей власти (местная власть в лице бургомистра и его аппарата, структуры рейхсминистерства Восточных территорий – гражданская оккупационная администрация, партийные структуры НСДАП, военная комендатура и структуры, подчинённые руководителю СС и полиции на соответствующей территории).
Отношения между ними были не ахти, однако де-факто ключевой руководящей силой были именно последние, которые при необходимости запросто подминали под себя всех… заклятых соратников. Именно поэтому Колокольцев и отправился в пресловутый «жёлтый дом».
Водитель был из местных – не успевший эвакуироваться водитель горкома партии (обычное дело на оккупированных территориях). Звали его Максим; город он знал как свои пять пальцев… и потому доставил Зондеркоманду К на место назначения как заправский таксист.
За пятнадцать лет весьма интересной и насыщенной событиями и впечатлениями жизни агента-нелегала ОГПУ-НКВД, крупного (и во многом криминального) бизнесмена, офицера СС и специалиста по борьбе с паранормальным противником Колокольцев повидал многое.
Настолько многое, что удивить его было крайне трудно… однако жителям (точнее, жительницам) Сорокино это всё же удалось. Ибо площадь Ленина была буквально запружена народом в лице почти исключительно представительниц прекрасного пола (в основном среднего возраста).
Причём пола далеко не слабого – судя по тому, с каким трудом десятку полицаев из местных удавалось удерживать хотя бы подобие контроля над этим… сборищем по-украински темпераментных фурий. Которые явно были намерены чуть ли не штурмом взять «жёлтый дом».
Колокольцеву хватало проблем и без этой… ситуации (где переночевать, где поесть и так далее), поэтому он выбрался из Эмки и громким, грозным, чисто полковничьим голосом (он это умел) осведомился: «Что здесь происходит?».
Ответила ему, как ни странно, весьма знойного вида женщина лет тридцати пяти, в сером пальто, на удивление элегантной шляпке и не менее элегантных зимних ботинках. Причём ответила на весьма недурном хохдойче – и совершенно неожиданно: «Господин полковник, умоляем Вас, спасите наших детей…»
Колокольцев несколько опешил от такой прямоты, хотя и предполагал, что причина этого типа стихийного митинга имеет именно такую цель. Но мгновенно взял себя в руки и осведомился (тоже по-немецки):
«С чего Вы решили, что полковник СС будет спасать… унтерменшей? И от чего их, собственно, нужно спасать?»
К его удивлению, женщина с абсолютным спокойствием и железобетонной уверенностью ответила: «У Вас глаза добрые… Вы не такой, как другие СС. Вы смотрите на меня с уважением и заботой, как на равную…»
Слегка запнулась – и продолжила: «Кроме того, на Вас Рыцарский крест… а это накладывает определённые обязательства…»
«Немка?» - осведомился он. Женщина покачала головой: «Немецкий в школе преподаю». И предсказуемо представилась: «Я Жанна. Жанна Светлова… моя дочь Лина… Ангелина сейчас там… в подвале»
Она махнула рукой в сторону «жёлтого дома». Действительно жёлтого.
«Жанна в честь Жанны д’Арк?» - спросил Колокольцев. Жанна кивнула.
«В чём её обвиняют?» - буднично-деловым тоном осведомился Колокольцев.
Жанна вздохнула и бесконечно грустно ответила: «Вчера по всему городу были облавы… забрали детей по сути – им всем от шестнадцати до девятнадцати…»
«За что забрали?» - осведомился Колокольцев. Которого вся это история напрягала всё больше и больше. Ибо он сразу вспомнил инфернальный приют Магдалины в Киллили, «чёрные бордели» Белой Салтычихи и дублинскую штаб-квартиру Церкви Молоха, атмосфера близ которых была уж очень похожа на атмосферу Сорокино… и особенно на площади у «жёлтого дома».
Жанна покачала головой: «Я просто ушам своим не поверила… мою девочку обвинили в принадлежности к подпольной комсомольской организации. Это чушь собачья; я с самого первого дня, когда ваши пришли, очень внимательно за ней смотрела – во избежание как раз этого…»
У Колокольцева были весьма близкие рабочие отношения с двумя девушками как раз вот именно такого возраста, поэтому с его кочки зрения оптимизм Жанны Светловой был, как бы это помягче сказать, несколько необоснованным.
Тем не менее, он спросил: «Список есть?».
«Да, конечно» - быстро-подобострастно ответила Жанна. Добыла из внутреннего кармана пальто несколько листков и протянула ему.
Он быстро пробежался по пронумерованному списку… и ему стало нехорошо. Реально нехорошо. Ибо в списке было ровно семьдесят две фамилии. Шесть раз по двенадцать – два священных числа нефилимов-молохан.
«Юношей и девушек поровну?» - осведомился Колокольцев. Женщина изумлённо кивнула: «Да, равное число… нас это очень удивило… а это важно?»
Колокольцев её вопрос проигнорировал. Вместо этого спросил: «Другими языками владеете?». Она пожала плечами: «Русский, украинский… немного польский… английский недавно начала учить…»
Колокольцев подозвал к себе Лидию Крамер и протянул ей список. СС-Волчица пробежалась по списку, вернула шефу, пожала плечами и ответила по-французски: «Я же говорила, пострелять по зверушкам придётся…»
Её шеф махнул рукой в сторону «жёлтого дома» и осведомился у Жанны:
«Главный кто?». Она спокойно ответила: «Майор жандармерии Эмиль Риккерт. Я как раз пыталась к нему на приём пробиться… меня выбрали потому, что он по-русски ни бум-бум… только вот церберы эти не пускают…»
«С церберами разберёмся» - усмехнулся Колокольцев. И обратился к полицаям:
«Старший кто?». Высокий крепкий полицай лет двадцати пяти или около того (явно из военнопленных РККА) подбежал к нему, вытянулся в струнку, отдал честь и отрекомендовался: «Полицай-вахмистр Иван Палагута»
Колокольцев честь не отдал – перебьётся. Вместо этого отдал боевой приказ: «Чтоб через пять минут никого из вас здесь и близко не было… порядок обеспечат мои люди. Сидите тихо и не высовывайтесь – без вас разберёмся…»
«Есть!» - гаркнул вахмистр. И неожиданно тихим голосом произнёс: «Спасибо, господин полковник… это же всё наши соседи… некоторые родственницы даже. У нас город маленький, поэтому на душе так отвратно было…»
Через пару минут полицаев как ветром сдуло, а Колокольцев занял максимально видное место и обратился к собравшимся на площади женщинам:
«Меня зовут Роланд Риттер фон Таубе – я старший офицер СС и Главного управления имперской безопасности. У меня полномочия от самого рейхсфюрера, поэтому в вашем городе я обладаю практически неограниченной властью…»
Сделал паузу – дабы осознали – и продолжил: «Даю вам честное слово офицера СС, что прямо сейчас разберусь в ситуации. Все невиновные будут выпущены не позднее завтрашнего вечера – а до того их пальцем никто не тронет…»
«Почему только завтрашнего вечера?» - недоумённо спросила Жанна.
Ей ответила Лидия: «Тебе об этом лучше не знать… если моя интуиция меня не обманывает. Радуйся, что твоё дитя никто не будет не бить, ни насиловать, ни истязать – и она останется в живых…»
Женщина сразу замолкла. Колокольцев продолжил: «Во избежание инцидентов, которые могут привести к ужасным последствиям, призываю вас немедленно разойтись по домам. Здесь останутся Жанна Светлова и две… нет, ещё три женщины, которые она выберет…»
Выбор был сделан за пару минут, после чего площадь в считанные минуты опустела. Не то чтобы женщины Сорокино так уж поверили Колокольцеву (это вряд ли) … просто слишком уж инфернальной была репутация у заменивших полицаев ваффен-СС, вооружённых автоматическим оружием.
Колокольцев подозвал к себе своего зама штурмбанфюрера Дитриха Николаи и отдал боевой приказ: «Здание оцепить. Никого не впускать и не выпускать без моего разрешения. Всех внутри запереть в комнатах. Тюрьму в подвале взять под охрану – всех полицаев выгнать в шею…». Майор улыбнулся: «Есть выгнать…»
И отправился выполнять приказ. Колокольцев повернулся к женщинам и отдал следующий приказ: «Тут явно дело чисто детективное – допросов не ожидается… пока. Поэтому Лидия остаётся с местными, а Эрика со мной…»
Зондерфюреринен кивнули, после чего Колокольцев в сопровождении Эрики Фосс и двух здоровенных шарфюреров решительно вошёл в «жёлтый дом».
Охранявший вход на лестницу жандармский фельдфебель вытянулся в струнку. Колокольцев махнул рукой: «Вольно». И осведомился: «Начальство у себя?»
Фельдфебель кивнул: «Второй этаж, комната 205».
«Свободен» - приказал Колокольцев. «Тебя сменят мои люди»
И грозно предупредил: «Из здания ни ногой». Фельдфебель грустно кивнул и уселся на стул в фойе. Колокольцев махнул рукой своей свите, поднялся на второй этаж и без стука вошёл в кабинет начальника городской жандармерии и полиции.
Фельджандармерия (она же полевая жандармерия, она же военная полиция) вермахта появилась на свет вместе с последним – она была создана 16 марта 1935 года, когда был принят закон о создании вооружённых сил Германии. Вбивший последний гвоздь в гроб позорного и криминального Версальского договора.
Ее ядро составили бывшие служащие жандармерии и Schutpolizei, в массе своей не нуждавшиеся в дополнительной подготовке, так как в Германии полиция была вооруженным формированием - и полицейские проходили военную подготовку.
В официальном уставе фельджандармерии Feldgendarmerie Vorschrift специально было отмечено: «Офицеры и унтер офицеры будут выполнять те же задачи, что офицеры и унтер-офицеры OrPo с охранением должностей и званий…»
С другой стороны фельджандармерия, будучи частью вермахта, комплектовалась и офицерами, унтер-офицерами и рядовым составом из армейских частей.
Официально задачами военной полиции провозглашались: контроль и организация дорожного движения, конвоирование военнопленных, поддержание порядка на оккупированных территориях, поиск и задержание бежавших военнопленных, проверка документов у военнослужащих в тылу, сбор и уничтожение сброшенных с самолетов листовок противника, поиск и задержание экипажей сбитых самолетов противника, борьба с партизанами и диверсантами… иными словами, полный перечень функций полиции порядка.
Кому в вермахте пришло в голову наделить фельджандармов совершенно несвойственными им функциями следствия и дознания, для которых 21 июля 1939 года, непосредственно перед началом Второй Великой войны была создана ГФП (тайная полевая полиция – военный аналог полиции безопасности SiPo), Колокольцев так и не смог выяснить.
Однако кому-то таки пришло – ибо в школе военной полиции в Потсдаме (впоследствии в Праге и в Лодзи), в дополнение к стандартной военной подготовке фельджандармов обучали уголовному кодексу, общим и специфическим полицейским навыкам, составлению отчётов, военной технике, самообороне, методам уголовных расследований, стенографии и общим управленческим навыкам.
Но это до чудовищного кадрового кризиса в вермахте, разразившегося после оглушительного провала блицкрига вермахта в декабре 1941 года. В результате которого даже на руководящие должности стали назначать гражданских полицейских – офицеров полиции порядка, у которых не было вообще никакой необходимой специальной подготовки.
Видимо, примерно так 45-летний (или около того) майор жандармерии Эмиль Риккерт и оказался в Богом забытой дыре в Сорокино… и, похоже, до сих пор не понимал, ни где он находится, ни что, собственно, он должен тут делать.
В тылу на оккупированных территориях фельджандармы подчинялись СС – ибо главным по безопасности на этих территориях был рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. Поэтому, увидев полковника СС, майор Риккерт немедленно вскочил со стула, энергично вскинул вверх правую руку и рявкнул: «Хайль Гитлер!»
«Вольно, майор» - усмехнулся Колокольцев. И наставительно добавил:
«Не истошными воплями верность фюреру надо доказывать – а делом. Делом, майор… а с этим, судя по тому, что происходило прямо под вашими окнами, пока я не вмешался, было как-то не очень…»
Майор облегчённо-благодарно вздохнул: «Спасибо Вам огромное, господин полковник… я был в полной растерянности, что делать с этими… фуриями».
Ибо открыть огонь на поражение по безоружным женщинам для в прошлом начальника полиции порядка в условном Билефельде было немыслимо… а других вариантов решения проблемы не просматривалось от слова совсем.
Вместо ответа Колокольцев осведомился: «Столовая в здании есть?»
«Конечно» - подобострастно улыбнулся майор Риккерт. «Повара я унаследовал от прошлых обитателей здания, а они любили очень вкусно поесть…»
Колокольцев кивнул и отдал боевой приказ: «Распорядитесь, чтобы с данного момента и вплоть до особого распоряжения кормили только солдат и офицеров в форме СС… и двух женщин в форме СС-Хельферинен…»
Майор немедленно снял трубку, набрал внутренний номер и отдал соответствующий приказ. Когда он закончил, Колокольцев отдал следующий:
«Мне нужна гостиница, пансионат, дом отдыха… достаточно комфортный для двадцати восьми человек…»
Ибо ровно столько вместил арендованный Колокольцевым у люфтваффе военный транспортник Арадо-232.
Эмиль Риккерт снова снял телефонную трубку и снова распорядился. Было совершенно очевидно, что именно он в этом городе царь, бог и воинский начальник. Что было неудивительно совсем.
Когда он закончил, Колокольцев представился: «Я Роланд Риттер фон Таубе – личный помощник рейхсфюрера СС по особым поручениям, одно из которых выполняю в ваших краях…»
После чего представил изумлённому майору свою спутницу (шарфюреры остались в коридоре у двери в кабинет): «Это криминальдиректорин Эрика Фосс, старший детектив убойного отдела берлинского Крипо…»
И отдал третий боевой приказ: «Мне нужны копии донесений, которые вы отправили в абвер и СД с самого первого дня вашего пребывания здесь…»
Майор Риккерт кивнул, поднялся, открыл сейф, добыл оттуда папку и передал Колокольцеву. Он и Эрика опустились на диван и приступили к историческому экскурсу.
Город Сорокино был оккупирован вермахтом 20 июля 1942 года, когда после ожесточённых боёв под Воронежем и в Донбассе войскам группы армий «Б» удалось прорваться в большую излучину Дона.
Однако город был взят без единого выстрела – беспорядочно (в стиле прошлого лета) отступавшие части РККА покинули его, не оказав сопротивления. Успех оказался настолько неожиданным для оккупантов, что их администрация была создана лишь месяц спустя – а до того городом весьма эффективно управляли местные жители, выбравшие себе городского голову и горсовет.
Настолько эффективно, что (в силу обычной человеческой лени) пришельцы оставили всё примерно, как было, не особо вмешиваясь в дела местного самоуправления и штампуя решения, принятые бургомистром и его командой.
По той же причине порядок в городе поддерживала местная полиция, набранная в основном из профессионалов «народной милиции», уголовного розыска и прочих советских правоохранительных органов.
Редколлегия газеты «Новая жизнь» была почти целиком сформирована из сотрудников редакции газеты «Сорокинские Известия» … в общем, по сравнению с советскими временами мало что изменилось – разве что в лучшую сторону.
Наступление вермахта… точнее, отступление РККА оказалось столь стремительным, что (в отличие от многих других мест) никакой партийной подпольной организации в городе создано не было.
Были только планы по её созданию, причём планы вполне себе централизованные. И очень неплохо задокументированные… причём драпала РККА настолько сломя голову (и мало что соображая), что документы эти… правильно, попали в руки вермахта. С катастрофическими последствиями для несостоявшихся подпольщиков.
Согласно этим документам, организацией и комплектованием подпольных организаций в Сорокинском районе (город был районным центром) летом 1942 года, совместно с четвертым управлением НКВД, занимались ЦК и Луганский обком КП(б) Украины.
Что автоматически делало подпольщиков вовсе никакими не «народными мстителями», а вполне себе агентами НКВД. Со всеми вытекающими из этого последствиями и оценками.
НКВД, ЦК и обком ВКП(б) создали (на бумаге) Луганский подпольный обком партии и подпольный райком/горком партии. Именно через них (в теории) и должна была осуществляться координация деятельности территориальных подпольных партийных органов, всего партизанского движения и партийного подполья на территории области.
На практике же руководители подполья… банально сбежали в глубокий тыл вместе с удиравшими в панике от тогда ещё победоносных вермахта и ваффен-СС частями Красной Армии.
Что было совершенно стандартным поведением партийных и государственных чиновников и летом 1941-го, и летом 1942-го. Немногочисленные исключения лишь подтверждали правило.
При этом несостоявшиеся «герои подполья» не забыли присвоить крупные суммы денег, золото и прочие драгоценности, предназначенные для организации подполья на территории области. Тоже стандартная модель поведения сталинской партийной и госноменклатуры, тащившей за собой в тыл всё, что можно было унести и увезти.
А вот то, что при этом данные руководители умудрились потерять секретные документы, раскрывающие дислокацию и структуру партийного подполья оккупированной вермахтом Луганщины (такое случалось нечасто), самым трагическим образом отразилось на судьбе коммунистов, которые не смогли эвакуироваться (то ли машин не хватило, то ли вермахт слишком быстро передвигался) и остались на оккупированной противником территории.
Получив список 32-х местных коммунистов, майор Риккерт вызвал к себе начальника полиции и бургомистра города, которые подтвердили, что все эти лица являются активными сторонниками Советской власти.
Поскольку всегда лучше перебдеть, чем недобдеть – особенно на войне – майор приказал расстрелять всех перечисленных в списке партийных подпольщиков. Что и было сделано 28 сентября.
Не попади в руки оккупантов списки потенциальных подпольщиков (неизвестно, поставили ли «вышестоящие товарищи» в известность перечисленных в списке об уготованной им роли в организации подполья или просто – как это часто бывало в СССР – перечислили всех, кого знали), все тридцать два коммуниста, вполне возможно, остались бы в живых.
Ибо там, куда не добирались эйнзацгруппы СС (а до Сорокино они-таки не добрались, к тому времени полностью переключившись на «окончательное решение еврейского вопроса»), коммунистов просто регистрировали в оккупационных органах власти – и отпускали восвояси (разве что заставляли периодически отмечаться).
В общем, сорокинским коммунистам просто очень сильно не повезло. Так и не успев предпринять никаких действий по борьбе с оккупантами, они были расстреляны (в превентивно-административном порядке) в городском парке. На краю ямы, которая использовалась в качестве импровизированного убежища от налётов авиации.
Немецкой или советской – не ясно (скорее второе, ибо «сталинские соколы» РККА бомбили города, не шибко разбираясь, кого они там бомбят). Поэтому не раз и не два оккупационным властям приходилось спасать подбитых советских лётчиков от праведного гнева населения…
Технология массовых расстрелов у нацистов (как и у НКВД, кстати), была отработана до мелочей. Приговорённых ставили на край ямы (либо, реже, на колени в яму) и стреляли из карабина Маузера в упор в затылок (реже – в сердце). Шансы на выживание после этого равнялись нулю.
Прочитав донесение майора Риккерта, Колокольцев пришёл к выводу, что перечисленные в списке коммунисты, скорее всего, были ни сном ни духом о б их «великой подпольной миссии».
Ибо честно зарегистрировались как коммунисты, после чего… предложили свои услуги оккупантам. Одни – по восстановлению шахт, другие – в качестве полицейских, третьи в качестве хозяйственников. Что вызывает очень серьёзные сомнения в том, что они планировали какую-то подпольную деятельность.
Подполье было создано в трёх местах в области – в Красном Луче, в Боково-Антраците и в Ивановке. В районе Красного Луча обширные лесные массивы, там много заброшенных шахт, можно было прятаться до нового пришествия РККА.
Когда немцы зашли – подпольщики Красного Луча сразу пошли сдаваться (обычное дело практически везде – если подполье было гражданским, а не состояло из кадровых офицеров НКВД).
В Боково-Антраците они собрались в лесу и отправили своего человека, какую-то девушку, к руководителю подполья за инструкциями. Девушка, никуда не сворачивая, сразу направилась в полицию, которую возглавлял Пётр Голофаев.
Подпольщиков/партизан сразу же накрыли. И только в Ивановке, где глухомань, одни леса, есть пещеры, они просидели до ноября, а потом обстреляли немецкий поезд. После этого Голофаев собрал людей, и в ходе боя ранили комиссара Пацука. Пацук, тяжело раненный, всех выдал, и все, их ликвидировали. После этого подполье больше никак не проявлялось.
Следующий отчёт – об отправке местной молодёжи на работы в Германию – Колокольцева не удивил совершенно. Ибо описывал совершенно стандартную ситуацию на оккупированных территориях.
В прифронтовой полосе (где с продуктами было плохо совсем) конкурс за право уехать в Германию был аж несколько десятков человек на место… впрочем, и в (относительно) глубоком тылу ситуация была не сильно иной.
В начале сентября начался набор молодежи на работу в Германию. Стандартный процесс на всех оккупированных территориях – ибо нехватка рабочих рук в рейхе была просто дикая.
Всего с сентября по ноябрь включительно прошло три набора – и все они осуществлялись на абсолютно добровольной основе. Даже конкурс немалый был – примерно три человека на место… что вызывало у Колокольцева серьёзные сомнения в том, что кого-то из молодняка понесло в подпольщики.
Что не удивительно, если почитать письма «остарбайтеров» из Германии (Колокольцев читал – да и лично знал многих). Разница в уровне жизни «под Сталиным» и «под Гитлером» (даже на работах в Германии) была столь ошеломляющей, что одних свидетельств очевидцев было достаточно для выполнения норм набора.
Советский агитпроп (творения которого Колокольцев был вынужден читать в силу должностных обязанностей) пытался представить дело так, как будто на оккупированных территориях всё население чуть ли не поголовно ненавидело оккупантов и поддерживало подпольщиков. На самом же деле, в Донбассе в целом и в Сорокино в частности симпатий к сталинскому режиму практически не было.
Донские казаки (до революции эта территория относилась к землям Войска Донского), хорошо помнившие кошмар большевистского расказачивания – и Большого террора, почти поголовно присягнули оккупантам; этнические же украинцы (если верить аналитикам СД) едва ли не поголовно были сторонниками ОУН/УПА.
Сразу же по приходу оккупантов в Сорокино были сформированы аж две казачьи охранные сотни, влившиеся в местную полицию порядка. Казаки устроили в городе парад 24 октября и, промаршировав перед немецкими офицерами, поклялись в верности Гитлеру и получили благословение «на борьбу с врагом» от местного православного священника, неведомо как уцелевшего в Большой чистке.
Совершенно искреннее благословение, ибо оккупанты (как правило) церкви восстанавливали и священников возвращали, а «освободители» из РККА (обычно) церкви разрушали, а священников расстреливали.
Вот как описывалось это событие в донесении майора в СД:
«На торжестве присутствовали 20 представителей немецкого военного командования и местных органов управления. С "патриотическими" речами перед казаками выступили бургомистр города, атаман Гундоровской станицы, старый казак и немецкий офицер.
Все выступавшие были единодушны в своем призыве к казакам - установить тесное сотрудничество с немцами- освободителями и объединить усилия в борьбе против Советов, большевизма и войск Красной Армии. После молебна за здравие казаков и скорую победу германской армии было зачитано и принято приветственное письмо Адольфу Гитлеру...»
Донесение содержало полный текст этого письма:
«Рейхсканцлеру Великой Германии
Вождю Европы господину Адольфу Гитлеру.
Главная квартира Фюрера
Мы, донские казаки, остатки уцелевших от жидовско-сталинского жестокого террора своих соотечественников, отцы и внуки, сыновья и братья погибших в ожесточенной борьбе с большевиками и замученных в сырых подвалах и мрачных застенках кровожадными палачами Сталина, шлем Вам, Великому Полководцу, Гениальному Государственному Деятелю, Строителю Новой Европы, Освободителю и другу Донского казачества, свой горячий Донской казачий привет!
Сегодня мы собрались по инициативе нашей районной власти и представителей Германского Командования на торжественный праздник, посвященный нашему освобождению от жидовско-коммунистической тирании, чтобы продемонстрировать наши горячие симпатии и дружбу с Германским народом и Победоносной Германской Армией.
В тяжелых муках и страданиях прошли для нас, донских казаков, двадцать два года владычества большевистской власти. Большевистские палачи не могли простить нам нанесенными нами им обид. А эти обиды были поистине велики.
Не один комиссар испытал на своей собственной шкуре силу казачьего удара штыком и шашкой и меткость артиллерийского огня в 1918-1920 годах, когда мы бились за честь казачью, за свою родную землю, за вольную жизнь, за спокойствие нашего горячо любимого батюшки Дона против большевиков.
Мы дрались тогда под командованием нашего любимого полководца Атамана Войска Донского, казака - генерала Петра Краснова, под знаменем прославленного Гундоровского Георгиевского полка и под овеянным боевой славой знаменами других донских казачьих полков. Костями наших дедов и отцов, сыновей и братьев усеяны обширные поля Русской и Донской земли, богато они политы нашей горячей казачьей кровью.
В неравной борьбе мы были побеждены, но не побежденным остался дух наш, и непреклонна наша воля к дальнейшей борьбе. Именно за это многие наши казаки изгнаны в далекие места пустынной Сибири, на суровые острова Северного и Белого морей, они рассеяны по всем странам земного шара, волею судьбы томятся в лагерях военнопленных.
Наши станицы и хутора опустошены и разграблены алчными жидовскими руками, дворцы наши заросли сорными травами. Нас, казаков Сорокинского района, насильственно присоединили к Украине и сделали невольными украинцами. Но где бы ни томился наш донской казак, он твердо верит, что скоро наступит конец сталинско-жидовскому деспотизму.
Над нашей истерзанной Родиной уже взошло яркое солнце свободы, о которой мы долгие годы мечтали. Германский народ и Германская доблестная Армия под Вашим гениальным руководством, дорогой фюрер-освободитель, навсегда вырвали нас из когтей хищного зверя Сталина и его приспешников.
Уже свободно текут голубые воды Тихого Дона, радостно вздыхают огромные донские степные просторы, и, как и прежде, несутся по ним удалые песни свободных, вольных и счастливых донских казаков.
Никогда больше не вернется ненавистная жидовско-коммунистическая диктатура. Мы, донские казаки, готовы в любую минуту взять в руки оружие и вместе с благодарными, славными солдатами Великой Победоносной Германской Армии громить беспощадно коммунистическую заразу до полного ее уничтожения.
Смерть Сталину и его опричникам! Хайль Гитлер! Да здравствует Гитлер! Да здравствует наш организатор и полководец казак-генерал Петр Краснов! За окончательную победу над нашим общим врагом!
За Тихий Дон и донских казаков! За германскую и союзные Армии! За вождя Новой Европы Адольфа Гитлера - наше могучее, сердечное казачье "ура!"
От участников праздника и от имени 80-тысячного населения Сорокинского района голова районной управы, г. Сорокино, 23 октября 1942 года»
Участников этого мероприятия было более двухсот человек. Втрое больше арестованных членов подпольной организации… даже если бы она существовала.
Все военнопленные, которые имели документальное подтверждение ПМЖ на оккупированной территории, были отпущены оккупантами по домам. Вовсе не из человеколюбия, а потому, что рабочей силы просто дико не хватало.
«Нерезидентов» из военнопленных же в городе было не более тридцати человек. Их определили на местожительство в медицинский пункт. И на работу – в основном, на шахты.
На которой им платили зарплату, позволявшую вполне сносно жить (для сравнения – на зарплату в сталинском СССР выжить без карточек было нереально). И никакого конвоя – по городу военнопленные передвигались совершенно свободно.
Реальность жизни «под оккупантами» разительно отличалась от пропагандистских агиток (донесения майора, полностью соответствовавших личным впечатлениям Колокольцева описывали спокойную и комфортную жизнь, качество которой на порядок превосходило жизнь «под Сталиным»).
Что было совершенно неудивительно. Во-первых, оккупанты ликвидировали уголовную преступность. Жёсткими и неотвратимыми наказаниями. За мелкие кражи виновников безжалостно пороли (кстати, в полном соответствии с традициями донского казачества).
За более крупные – расстреливали и вешали. А вот когда возвращались «освободители» … то поднималась такая волна уголовщины, которую никак унять не могли.
Да, оккупанты ввели обязательную трудовую повинность (куда ж без неё). Но, во-первых, она была гораздо мягче, чем трудовая мобилизация на оборонительных объектах при Советской власти. А, во-вторых, это повинность гарантировала кусок хлеба – и получше и побольше, чем «при Советах».
Оккупанты разрешили частную собственность и частное предпринимательство, мгновенно наполнившие рынки товарами. Восстанавливались шахты, открывались частные магазины, предприятия и даже рестораны.
Да, и никаких реквизиций в стиле «матка, млеко, яйки» не было и в помине. Оккупанты либо платили за продукты (обычно советскими рублями, хотя случалось, что и специальными «оккупационными марками»), либо выменивали их на товары, которые в «сталинском раю» местное население, прозябавшее в нищете при Советах, и не видывало.
Очень важно, что никакого произвола оккупационной администрации не было и в помине. Во-первых, оккупанты не вмешивались в повседневную деятельность магистрата. Во-вторых, они ввели чёткую систему законов и правил, которые безусловно выполнялись.
Пресловутый Орднунг, иными словами. Население города, уставшее от безумного и бесконечного произвола и тотальной лжи сталинских чиновников, вздохнуло с некоторым облегчением.
Занятный штрих – в одной и той же районной больнице лечились и раненые военнослужащие вермахта, и пленные красноармейцы, и местные жители. Впрочем, давно известно, что медперсоналу вермахта и даже ваффен-СС было без разницы, кого лечить. Клятва Гиппократа, однако…
Короче говоря, оккупанты всеми силами пытались обеспечить себе спокойный, работающий тыл. Посему старались обеспечить населению максимально комфортные условия для жизни (насколько это было вообще возможно в условиях военного времени и безусловного приоритета интересов оккупантов).
В результате стимулов для организации сопротивления у населения Сорокино просто не было. А поскольку НКВД просто технически не могло забросить в донецкие степи «внешние» отряды, то и спровоцировать немцев на репрессии против населения было невозможно никак.
Донесения майора Риккерта неумолимо свидетельствовали: ни один оккупант или коллаборант на территории Сорокинского района от рук партизан или подпольщиков не пострадал. Пострадали бы – были бы расстрелы заложников. Которых не было.
Если коротко – то никаких, абсолютно никаких даже намёков на какое-то сопротивление или подполье (хоть комсомольское, хоть коммунистическое, хоть националистическое) в городе и близко не было.
Что вызывало у Колокольцева совершенно очевидный вопрос: если никаких даже намёков не было, то на каком, собственно, основании жандармерией и полицией были арестованы аж семьдесят два молодых человека обоего пола?
Ответ предсказуемо оказался в Деле №117. Содержание которого Колокольцева не столько удивило – он читал и не такое – сколько до жути напугало.
Хотя всю реальную работу сделали местные (городской уголовный розыск), Дело №117 было заведено оккупационной жандармерией. Жандармерией потому (несмотря на явную некомпетентность), что потерпевшими по данному делу оказались военнослужащие оккупационной армии.
Дело было заведено после того, как в построждественскую ночь с 25 на 26 декабря 1942 года у здания Сорокинской районной управы (Колокольцев оценил уровень наглости) была ограблена грузовая автомашина вермахта, в которой находились почта и новогодние подарки для оккупационных солдат и офицеров.
Обнаружив факт хищения, водитель грузовика (ибо военнослужащий вермахта) немедленно написал соответствующее заявление в сорокинскую жандармерию. Естественно, на имя начальника оной майора Эмиля Риккерта.
У которого для проведения расследования не было ни знаний, ни навыков, ни ресурсов, поэтому он… правильно, немедленно поручил расследование дела начальнику городской полиции Василию Соликамскому.
Тот, в свою очередь, поручил расследование… правильно, начальнику уголовного розыска Михаилу Ивашову. Тот, не мудрствуя лукаво, собрал всех полицейских, показал пачку сигарет той же марки, что украденные, приказал переодеться в штатское, немедленно отправиться на местный базар и доставить в полицию каждого, кто будет торговать такими сигаретами.
Видимо, полагая (будучи хорошо осведомлённым о городском криминальном мире), что у грабителей с интеллектом не очень… если не очень не. Он не ошибся – незадачливые воришки решили не ждать пока всё уляжется… и решили немедленно монетизировать похищенное.
То есть, пустить в продажу на городском базаре (сообразить, что таким образом их вычислят в считанные дни, им явно не хватило ума). Результат оказался предсказуемым – уже 28 декабря одни из полицейских в штатском задержал торговавшего искомыми сигаретами некоего Алексея Пузырева двенадцати лет.
Мальчик оказался молодым да ранним – в криминальном смысле. До оккупации он не раз попадал в детскую комнату милиции – за мелкие кражи, хулиганство и всё такое прочее… однако в силу незначительности правонарушений всякий раз это ему сходило с рук.
Сейчас времена были другие; у главы угрозыска, похоже, с парнем были свои счёты… поэтому он приказал немедленно и основательно высечь пацана казацкой плетью. Прочитав об этом, Колокольцев немедленно приказал майору:
«Соедините меня с начальником вашей тюрьмы… задержанные ведь все там?»
Майор Риккерт кивнул – и немедленно выполнил приказ. Поскольку по приказу Колокольцева всё общение обитателей с внешним миром было заблокировано Зондеркомандой К, трубку снял обершарфюрер Фридрих Лауниц, которому штурмбанфюрер Николаи поручил присматривать за начальником тюрьмы.
Колокольцев приказал обершарфюреру обеспечить доступ в тюрьму импровизированной медкомиссии, после чего обратился к Эрике Фосс:
«Возьми в фойе Лидию и аборигенок – и отправь в тюрьму к арестованным девушкам. Пусть осмотрят тщательно на предмет физического воздействия. Потом найди Мартина…»
Подполковник медицинской службы СС Мартин Беккер был штатным врачом Зондеркомандой К.
«… пусть осмотрит юношей. И сразу назад – ты мне понадобишься»
Криминальдиректорин кивнула – и отправилась выполнять приказ. Колокольцев продолжил знакомство с Делом №117.
Несмотря на жёсткую порку, гражданин Пузырёв категорически отказался выдавать поставщика сигарет. Ибо не по понятиям… и вообще западло. Поскольку других ниточек к грабителям (пока) найти не удалось, а начальство давило нехило весьма, Ивашов применит творческий подход.
Подвесив упёртого подростка на дыбе-страппадо за вывернутые руки на целый час. К изумлению всех присутствовавших, безрезультатно. Мальчишка упорно продолжал молчать… в смысле, отказался назвать поставщика. Пришлось пойти на крайние меры – пригрозить зажать в тиски половые органы.
Это дало результат – подросток признался, что сигареты ему дал некий Евгений Машков. Заведующий городским клубом. Машкова немедленно задержали; в его доме провели тщательный обыск… и предсказуемо обнаружили не особо тщательно спрятанные аж восемь ящиков с сигаретами и печеньем.
Завклубом (имени Горького) был человеком в городе известным весьма, как и его закадычные друзья – Виктор Третьяков и Иван Остроухов. Справедливо рассудив, что именно эта троица и грабанула грузовик вермахта, Ивашов приказал задержать обоих и тщательно обыскать их места жительства. С предсказуемым результатом – пять и девять ящиков похищенного соответственно.
Поскольку вина всей ну совсем не святой троицы была установлена неопровержимыми доказательствами, Колокольцев приказал майору:
«После того, как моя зондеркоманда выполнит задание рейхсфюрера СС, этих троих публично высечь на городской площади…»
В полном соответствии со старой доброй казацкой традицией.
«… после чего этапировать в Аушвиц I…»
В собственно Аушвиц – рабочий лагерь на территории оккупированной Польши (фабрикой смерти был Аушвиц II, он же Аушвиц-Биркенау). Впрочем, для этой троицы принципиальной разницы не было - для них каторжные работы станут той же смертной казнью… только в рассрочку.
Отдав приказ, Колокольцев продолжил чтение Дела №117. Которое приняло неожиданный – ибо совершенно нехарактерный для оккупированных территорий – оборот. Нехарактерный потому, что оккупационные власти справедливо считали уголовную преступность угрозой, вполне сопоставимой с партизанами и подпольщиками. И потому подавляли аналогичными методами.
Застигнутых на месте преступления даже карманников (не говоря уже о насильниках) расстреливали тут же – у патрулей было такое право. Ну, а мародёров и прочих грабителей… правильно, публично вешали на городской площади. Дабы неповадно было.
Причём вешали буквально в день поимки – разбирательство в военном суде шло по стандартам Имперского народного суда и потому занимало считанные минуты. Однако с момента задержания совершенно несвятой троицы уже прошло почти две недели …, и они до сих пор были живы. Более того, их никто пальцем не тронул – что подтвердили Мартин Беккер и Лидия Крамер, возглавлявшие соответственно «мужскую» и «женскую» медкомиссии.
Дальше было ещё интереснее. Ибо Колокольцев наткнулся на подшитый к делу документ, который оказался настолько странным, что ничего даже отдалённого подобного Колокольцев, прочитавший не одну тысячу документов в общей сложности на дюжине языков, не видел ни разу.
Документ представлял собой короткое – всего один абзац – заявление следующего в высшей степени странного содержания:
В г. Сорокино существует подпольная комсомольская организация «Молот», в которую я вошел активным ея членом. Прошу Вас в свободное время зайти ко мне на квартиру - и я подробно расскажу Вам об этой организации и ея членах. Мой адрес: ул. Чкалова, дом 12 вход № 1, квартира 7.
Странность на странности сидела – и странностью погоняло. Во-первых, такие заявления пишут на имя начальника городской полиции, а не шахты №1-бис. Во-вторых, список известных членов организации прилагают - иначе у полиции могут возникнуть крайне неприятные вопросы к заявителю.
В-третьих, заявление было датировано аж двадцатым декабря… но никаких мер так и не было принято. Хотя существование такой организации – ЧП областного масштаба – а для её членов расстрельное дело (хотя обычно вешали на площади).
Ситуацию нужно было срочно прояснить – поэтому Колокольцев приказал майору Риккерту: «Начальника полиции ко мне - немедленно».
Василий Григорьевич Соликамский оказался примерно сорокалетним мужиком (назвать его иначе было нельзя) классической «кулацкой» внешность – словно сошёл с советского агитационного плаката.
Среднего роста, крепкий, плотный (но не толстый), рыжеволосый, явно физически сильный, властный, уверенный в себе, явно неглупый… то, что надо для начальника городской полиции.
Вежливо поздоровавшись, Колокольцев осведомился: «Почему вы проигнорировали заявление Чепцова – ведь начальник шахты вам его передал?»
«Передал, конечно» - усмехнулся начальник полиции. И спокойно объяснил:
«Это наш городской сумасшедший. Юродивый. Его доносы даже НКВД в самый разгар ежовщины игнорировало – такую чушь он писал…»
Колокольцев перевернул страницу – и с изумлением увидел… протокол допроса гражданина Чепцова от 05 января 1943 года. Протокол был скупым и сухим – он содержал 44 фамилии с минимальными пояснениями. Допрос вёл некий Андрей Демиденко, следователь городской полиции Сорокино.
На следующей странице начинался протокол допроса некоей Ольги Ленской восемнадцати лет. Протокол был почти копией протокола допроса Чепцова… только фамилий в нём было аж восемьдесят две. Правда, это были фамилии тех, кого гражданка Лядская лишь подозревала в подпольной деятельности. Протокол подписал тот же Андрей Демиденко.
Затем шли ещё несколько намного менее значимых (в смысле числа фамилий) протоколов… а заканчивалось дело документом, от чтения которого Колокольцева прошиб холодный пот.
Ибо документ содержал пронумерованный список членов подпольной комсомольской организации «Молот». В списке было ровно 72 фамилии; фамилии юношей и девушек чередовались.
Список был подписан Андреем Давиденко и заканчивался его рекомендацией:
«Предлагаю задержать всех вышеперечисленных и начиная с 12 января применить к ним меры физического воздействия – пока не будут получены признания. После чего вынести смертный приговор – и сбросить живыми в шурф номер пять…»
«Кто такой Андрей Демиденко?» - будничным тоном осведомился Колокольцев. Начальник полиции заметно помрачнел, долго молчал, затем неохотно (и предсказуемо) ответил: «Самый опасный человек в городе… и области…»
После чего несколько неожиданно продолжил: «Но дело своё знает – во многом благодаря ему у нас до оккупации был самый низкий уровень преступности чуть ли не во всей республике…»
Колокольцев кивнул – и осведомился: «Немецкий свободно?»
Соликамский с гордостью ответил: «Естественно… иначе не видать мне должности начальника полиции… пришельцы ведь ни бум-бум…»
Колокольцев перешёл на немецкий, обращаясь сразу к обоим (и к Эрике Фосс, не владевшей русским от слова совсем – к счастью для неё, Дело №117 содержало перевод всех исходных документов на её родной язык):
«Правильно ли я понимаю, что этот… гений борьбы с преступностью предложил вам выявить подпольную комсомольскую организацию в городе и так представить дело начальству, что вы получите и ордена, и денежные премии и прочее – при условии, что вы оба дадите ему карт-бланш?»
Начальники жандармерии и полиции уже поняли, что лгать полковнику СС смертельно опасно и потому синхронно кивнули. Колокольцев осведомился:
«Вы в курсе, что за такой обман начальства в военное время вам обоим полагается расстрельная стенка?». Оба снова нехотя кивнули.
Колокольцев махнул рукой и улыбнулся: «Успокойтесь, ничего плохого с вами не случится – ибо ничего плохого не случилось с задержанными. На такие мелкие прегрешения мне наплевать – так что никто ничего не узнает…»
Оба начальника облегчённо вздохнули. Колокольцев сделал «гейдриховскую» паузу – и продолжил: «Более того, вы получите ещё более высокие награды – если внесёте существенный вклад в выполнение задания рейхсфюрера СС…»
«Всё, что в наших силах» - подобострастно заверил майор Риккерт. Начальник полиции согласно кивнул. Колокольцев удовлетворённо вздохнул – и отдал очередной приказ – майору жандармерии:
«Вызовите этого Демиденко к себе – он же свободно владеет немецким языком…»
Эмиль Риккерт кивнул, снял телефонную трубку, набрал номер – и через эсэсовца передал приказ явиться к нему в кабинет прямо сейчас.
Колокольцев открыл дверь кабинета и приказал дежурившим в кабинете шарфюрерам: «Сейчас здесь появится человек. Его нужно принять как вы принимали молохан в Дублине… после чего надеть наручники – и в кабинет»
Его подчинённые кивнули, а Колокольцев вернулся в кабинет и приказал Соликамскому: «Досье Демиденко мне в руки. Одна нога здесь, другая… где они у вас хранятся…»
И приказал Эрике: «Найди Лидию. Пусть берёт свой… агрегат и молнией сюда»
Андрей Демиденко – на вид ровесник Колокольцева – материализовался через считанные минуты. И тут же был безжалостно принят профессионалами Зондеркоманды К. Которые быстро проверили наличие ампулы с цианидом во рту, констатировали отсутствие, после чего надели наручники и водрузили задержанного на стул перед начальственным жандармским столом.
Майор Риккерт сразу всё понял – и уступил место Колокольцеву. В тот же момент явился начальник полиции с досье Демиденко. Задержанный удивлённым тоном осведомился: «Я могу узнать…»
«Рот закрой» - грубо оборвал его Колокольцев. «Говорить будешь, когда я разрешу. А я разрешу только когда ознакомлюсь с твоим досье…»
И приступил к чтению досье. Которое более чем на 9/10 представляло собой неведомо как попавшее в руки жандармерии досье, составленное областным управлением госбезопасности НКВД СССР… и уголовным розыском города.
Колокольцев несколько ошибся – его визави был старше на два года. Андрей Павлович Демиденко родился 18 сентября 1903 года в Юзовке (ныне Сталино) в семье рабочего-мыловара.
После окончания девятилетки в 1920 году, работал помощником мыловара на мыловаренном заводе (видимо, в бригаде отца), затем подручным токаря в механической мастерской.
Воспользовавшись открывшимися для пролетариев возможностями, в январе 1923 году поступил на службу в группу внутренней разведки Черниговского окружного отдела ГПУ.
Где достаточно хорошо разобрался в советской экономике, чтобы три года спустя перейти на должность помощника уполномоченного экономического отдела (ЭКО) Мариупольского окружного отдела ГПУ.
С августа 1929 года по июнь 1930 года — помощник уполномоченного по борьбе с контрабандой Тульчинского окружного отдела ГПУ. С июля 1930 года по март 1932 года — уполномоченный ГПУ по борьбе с контрабандой в Виннице.
С апреля по сентябрь 1932 года — слушатель Центральной Школы ОГПУ СССР. После окончания ЦШ ОГПУ до января 1937 года работал в экономическом управлении ОГПУ (впоследствии ГУГБ НКВД) СССР. 14 декабря 1935 года получил звание лейтенанта государственной безопасности (армейского капитана).
В январе 1937 года перешёл на должность оперуполномоченного 15 отделения третьего отдела ГУГБ НКВД СССР. С 1 ноября 1937 года по апрель 1938 года — помощник начальника 15 отделения 3 отдела (КРО) ГУГБ НКВД СССР.
В декабре 1937 года вступил в ВКП(б). 8 апреля 1938 года присвоено звание старший лейтенант государственной безопасности. С марта по октябрь 1938 года — начальник отделения Первого управления НКВД СССР.
В октябре 1938 года после того, как по НКВД прокатилась волна арестов «ежовских» заплечных дел мастеров, Демиденко был снят с должности, исключён из партии и арестован.
Причины такого решения были указаны в личном деле сухо и чётко:
«Старший лейтенант госбезопасности Демиденко А.П. применял запрещенные законом методы ведения следствия, зверски избивал заключенных, лишал их сна и пищи, фальсифицировал протоколы допросов…»
Однако отделался легко – провёл полгода в заключении, после чего был понижен в звании на одну ступень, переведён в милицию и фактически сослан в Сорокино на должность оперуполномоченного (опера) уголовного розыска.
Где быстро стал самой настоящей звездой – раскрывал все без исключения дела… и вообще навёл такой страх на преступный элемент, что они сочли за благо перебазироваться… подальше. Методы были, скорее всего, те же самые (горбатого могила исправит) … но поскольку права уголовников никого не интересовали, начальство на это закрывало глаза.
Эвакуироваться Демиденко то ли не смог, то ли не захотел (второе более вероятно, учитывая волну террора, прокатившуюся по СССР сразу после начала войны) … а после прихода оккупантов сам предложил им свои услуги. Гарантировав полное отсутствие и подполья, и уголовной преступности… и слово своё, похоже, сдержал.
Ибо «оккупационная» составляющая его досье содержала сплошные дифирамбы – и потому не представляла для Колокольцева ни малейшего интереса. Интерес представляли показания подчинённого… точнее, подельника Демиденко – младшего лейтенанта госбезопасности Кузьменко (впоследствии расстрелянного).
Ибо в них подробно описывались методы, которыми Демиденко и компания добивались признаний арестованных. Тех, кто не желал «чистосердечно во всем признаваться», перед допросом сначала «втыкали мордой в угол». Это означало, что людей ставили лицом к стенке в положении «смирно», при котором отсутствовала точка опоры. В такой стойке людей держали круглыми сутками не давая, есть, пить и спать.
Тех, кто терял сознание от бессилия, избивали, обливали водой и водворяли на прежние места. С более крепкими и «несговорчивыми» «врагами народа» кроме банального в НКВД зверского избиения (даже не порки) пользовались куда более изощренными «методами дознания». Таких «врагов народа», например, подвешивали на дыбу с гирями или другими грузами, привязанными к ногам.
Женщины и девушки для «психологического давления» часто допрашивались совершенно голыми, подвергаясь насмешкам и оскорблениям. Если они не признавались, то подвергались групповому изнасилованию «хором» в самом кабинете дознавателя.
Для лишения жертвы возможностей для уклонения от ударов, перед допросами их запихивали в узкие и длинные мешки, которые завязывались и опрокидывались на пол. Вслед за этим находящиеся в мешках люди до полусмерти избивались с помощью палок и ремней. Именовалось это «забиванием кота в мешке».
Широкой популярностью пользовалась практика избиения и вообще пыток «членов семьи врагов народа» - обычно жён, сестёр и детей (хотя могли и мужа, и брата – и других родственников).
Кошмарной пыткой в СИЗО НКВД было применение к задержанным так называемых «отстойников» и «стаканов». Для этой цели в тесной камере, без окон и вентиляции, набивали по 40-45 человек на десяти квадратных метрах. Вслед за тем камеру плотно «запечатывали» на сутки и более.
Стиснутым в душной камере, людям приходилось испытывать невероятные страдания. Многим из них приходилось погибать, так и оставшись в стоячем положении, поддерживаемыми живыми.
О выводе в туалет, при содержании в «отстойниках» конечно же, не могло быть и речи. Отчего естественные потребности людям приходилось отправлять прямо на месте, на себя. В результате «врагам народа» приходилось стоя задыхаться в условиях ужасного зловония, поддерживая мертвых, которые скалились последней «улыбкой» прямо в лица живым.
Не лучше обстояли дела и с выдерживанием «до кондиции» заключенных в так называемых «стаканах». «Стаканами» называли узкие, как гробы, железные пеналы или ниши в стенах. Втиснутые в «стаканы» заключенные не могли ни сесть, а тем более лечь.
«Стаканы» были настолько узкими, что в них нельзя было и шевельнуться. Особо «упорствующие» помещались на сутки и более в «стаканы», в которых нормальным людям невозможно было выпрямляться в полный рост. Из-за этого они неизменно находились в скрюченных, полусогнутых положениях.
Распространённой психологической пыткой была инсценировка расстрела. И мужчин, и женщин и даже подростков несколько раз водили ночью на расстрел, заставляли раздеваться догола на морозе, присутствовать при реальном расстреле других — и в последний момент его вновь уводили в камеру для того, чтобы через несколько дней повторить эту кошмарную сцену.
Часто применялся т.н. венчик - ременный пояс с гайкой и винтом на концах. Ремнем перепоясывается лобная и затылочная часть головы, гайка и винт завинчиваются, ремень сдавливает голову, причиняя ужасные страдания.
Втыкали шпильки под ногти (и мужчинам, и женщинам), ставили на раскаленную сковороду, для порки применяли железные прутья, резину с металлическими наконечниками, вывертывали руки на дыбе, ломали пальцы рук, поливали ледяной водой на морозе – и кипятком в помещении.
Особенно потрясла Кузьменко история о вдовом священнике (позднее умершем в тюремной больнице), которого Демиденко по приказу свыше заставлял отречься от Христа, мучая на его глазах детей – десяти- и тринадцатилетнего мальчиков.
Священник не отрекся, а усиленно молился. И когда в самом начале пыток (им вывернули руки на дыбе-страппадо) оба ребенка упали в обморок и их унесли – он решил, что они умерли, и благодарил Бога.
Однако самым интересным оказался последний документ в «советской» части досье. Неожиданно всплывшее в июне 1942 года обвинение в том, что Демиденко до смерти замучил некоего Емельянова – члена «Единого Трудового Братства».
Эзотерической организации, которую создал Александр Васильевич Барченко - советский оккультист. Впоследствии расстрелянный - 25 апреля 1938 года.
Колокольцев немедленно отдал очередные приказы. Сначала Эрике Фосс:
«Бери кого сочтёшь нужным, отправляйся на квартиру этого… Демиденко и найди мне тайник с магическими предметами и книгами»
Приказал по-английски, которым Демиденко, согласно его досье, не владел.
Затем майору Риккерту: «Позвони в Ворошиловград начальнику жандармерии. Мне нужна информация обо всех пропавших без вести юношах и девушках в возрасте от 15 до 20 включительно с июня 1939 по июнь 1941-го…»
Демиденко никак на это не отреагировал – хотя немецким владел свободно. Отдав приказы, Колокольцев хищно улыбнулся и обратился уже к нему: «Меня зовут Роланд Риттер фон Таубе. Я личный помощник рейхсфюрера СС – и обладаю в этом городе неограниченной властью. Поэтому так или иначе узнаю от тебя всё, что мне нужно узнать… так что предлагаю это сделать по-хорошему…»
Демиденко на удивление спокойно кивнул: «Спрашивайте - отвечу»
Андрей Демиденко неожиданно задумался… причём было совершенно очевидно, что он чего-то сильно боится. Думал довольно долго – видимо, пытаясь оценить, что для него страшнее – уйти в отказ… или рассказать правду. Правда победила – ибо он медленно и осторожно произнёс:
«Эта история была из ряда вон с самого начала и до самого конца…»
«А именно?» - в высшей степени заинтересованно осведомился Колокольцев. Которого упоминание Единого Трудового Братства в жалобе на действия Демиденко насторожило – и сильно. Душегуб вздохнул – и объяснил:
«Большая чистка, в просторечии ежовщина…»
Названная так по имени наркома внутренних дел Николая Ежова, рулившего (по указаниям Сталина) всем этим инфернальным беспределом.
«… у нас работала следующим образом. Наверху составляли списки подлежащих аресту и ликвидации; их задерживали, помещали во внутреннюю тюрьму НКВД, после чего распределяли по следователям…»
Колокольцев кивнул – ибо, как говорится, из первых рук знал, как работал этот дьявольский конвейер. Знал потому, что в конце 1938 года сыграл не последнюю роль в прекращении Большого террора (Берия не раз и не два потом благодарил его, ибо считал, что сам бы не справился).
«… которые должны были добиться от подследственных признаний в предъявленных им обвинениях…»
По меткому выражению Лидии Крамер – в шпионаже в пользу шестиголовых семиногов с планеты Набиру – настолько абсурдными были эти обвинения.
«… и показаний на кого укажет начальство. Мне доставались случаи, которые считались самыми сложными…»
Колокольцева это совершенно не удивило. Демиденко продолжал:
«Такого, чтобы мне передавали подследственных другие следователи, не было ни разу… вообще друг другу передавать было не принято…»
«Кроме Емельянова» - уточнил Колокольцев.
«Кроме Емельянова» - эхом подтвердил душегуб. И продолжил:
«В самом начале первого же допроса задержанных – и мужчин, и женщин - били смертным боем…»
«Нет, просто били. Кулаками, ногами, палками, резиновыми дубинками…»
И тут же ответил на незаданный вопрос Колокольцева: «Я раздевал догола и порол на лавке и потому, что считал это более эффективным…»
«И более эстетичным?» - усмехнулся его визави. Душегуб кивнул и продолжил:
«Нагота… и вообще стыд усиливают эмоциональное воздействие… кроме того, если просто бить, то это не так уж и больно… при этом можно искалечить, а то и вовсе убить – и что потом делать?»
Колокольцев кивнул: «Разумно». Демиденко продолжал: «А если умело пороть – то боль нестерпимая просто… а тушка почти не портится»
«Правильно ли я понимаю,» - осторожно осведомился Колокольцев, «что Емельянова никто и пальцем не тронул…»
«Так и было» - подтвердил душегуб.
«Почему?» - удивился Колокольцев. Демиденко пожал плечами: «Мне не объяснили – но я сразу почувствовал, что никакое физическое воздействие не заставит его заговорить…»
Колокольцеву стало нехорошо. Сильно нехорошо. Очень сильно нехорошо. Поэтому он сразу осведомился: «Потому что он не-совсем-человек?»
Душегуб задумался… надолго. Наконец собрался с мыслями, нашёл правильные слова и осторожно поправил Колокольцева:
«Тогда я так не думал… я почувствовал, что он…»
Он снова запнулся. Колокольцев решил ему помочь:
«Такой же как христианские… и вообще религиозные мученики? Которых никто и ничто не смогло заставить отречься от их Бога… а его никто и ничто не заставит заговорить… даже ваш электро-агрегат?»
«В том-то и дело» - задумчиво произнёс Демиденко, «что электроток применять мне запретили категорически…»
«Почему запретили?» - удивился Колокольцев. Душегуб объяснил: «Мы толком так и не научились его использовать… мне сказали, что у Емельянова слабое сердце – очень большой риск убить ненароком…»
И добавил: «Но Вы правы – именно такая мысль и пришла мне в голову. Я ведь почти всё школьное образование получил ещё при царе – а в нашей школе нам Жития мучеников и вообще святых учителя в голову накрепко вбили…»
Если – как это обычно бывало - с подробным описанием казней и истязаний мучеников и мучениц, то становилось понятно, откуда растут ноги – и корни – последующих художеств Андрея Павловича Демиденко.
Который продолжал: «Задание тоже было необычным…»
«В смысле?» - удивился Колокольцев. Демиденко вздохнул:
«Емельянов был… мне его отрекомендовали как осколок Единого Трудового Братства… это эзотерическая организация, которую в 1923 году создал Александр Васильевич Барченко…»
Колокольцев кивнул: «Я в курсе». Серийный убийца продолжал:
«Организация была ликвидирована ещё в мае 1937 года, когда был арестован Барченко и его подельники…»
Включая Глеба Бокия - наставника Колокольцева в области шифрования сообщений… и оккультных наук. В 1921-1937 годах Бокий возглавлял Спецотдел ВЧК/ОГПУ/НКВД - подразделение, занимавшееся защитой секретной информации и ведавшее вопросами шифрования и дешифрования сообщений.
«… Барченко был расстрелян 25 апреля 1938 года… а Емельянов арестован в сентябре того же года…»
«И что от тебя хотели твои… начальники?» - осведомился Колокольцев.
Демиденко пожал плечами: «Всё, что тот знает об уцелевших членах и документах Единого Трудового Братства…»
В описанных душегубом обстоятельствах это было совершенно естественное задание. Однако Колокольцев напрягся – и сильно. Ибо с наследием Барченко, часть которого вошла в архив Глеба Бокия, ему пришлось столкнуться аж трижды.
В ноябре 1938-го, в самом конце июня 1941 года (тогда в его руках оказался Святой Грааль) … и в конце ноября того же года. Когда ему пришлось разбираться в до невозможности странном переплетении историй Александра Барченко, переводчицы вермахта Ирены Лилиенталь и Чёрного Барина…
Колокольцев не был лично знаком с Барченко (и даже не читал ни одной из его многочисленных работ). Однако ещё до всех этих историй много слышал о нём от графа Вальтера фон Шёнинга, который на удивление высоко отзывался об этом весьма нетривиальном человеке.
Александр Васильевич Барченко родился в 1881 году (точная дата его рождения, как ни странно, неизвестна) в городе Ельце в Орловской губернии. Его отец был нотариусом окружного суда; мать происходила из духовного сословия (проще говоря, была дочерью православного священника).
По словам Барченко, он уже с юношеского возраста отличался «склонностью к мистике и ко всему таинственному». Впрочем, эти способности так бы и остались в зачаточном состоянии (юный Барченко всерьёз намеревался стать врачом), если бы неожиданно обрушившаяся на его семью катастрофа не вынудила его... наняться матросом на торговое судно.
Которое как-то зашло в Индию, где Саша Барченко открыл для себя огромный мир тамошней эзотерики, мистики и прочего оккультизма с паранормальщиной. Которым он научился у тамошних мастеров вполне достаточно для того, чтобы по возвращении на родину неплохо зарабатывать хиромантией и прочими «оккультными услугами» (как ни странно, разрешёнными местной полицией).
После чего всерьёз занялся написанием как публицистики, так и беллетристики, опубликовав аж целых два романа. Однако настоящее признание пришло к нему лишь после Октябрьского переворота, когда его работами в области оккультизма и эзотерики заинтересовались... чекисты.
Вопреки распространённому заблуждению (активно культивировавшемуся советским агитпропом), в течение долгого времени – чуть ли первые двадцать лет Советской власти – большевики были не такими уж оголтелыми материалистами.
Ибо ещё 5 мая 1921 года (почти за пятнадцать лет до Анненербе!) постановлением т.н. «Малого Совнаркома» при ВЧК был создан Специальный отдел. Который, официально занимался работами в области шифрования и дешифрования (криптоанализа) в целях защиты секретной информации страны, а также для перехвата и дешифровки переписки структур других государств.
Однако у этого отдела была и «побочная деятельность» - научные исследования в области мистики, оккультизма, эзотерики и т.д. Которые (в частности, техники оккультного массового гипноза) начальник отдела Бокий совершенно серьёзно намеревался... поставить на службу коммунизму. Сиречь сталинскому режиму.
Заместителем Бокия по научной работе (т.е., по оккультным исследованиям) и стал Александр Васильевич Барченко. В этой должности он проработал полтора десятилетия... с нулевыми результатами.
Это Колокольцев знал точно – в ином случае Баронесса сотоварищи его бы точно отправили разобраться с «красным оккультистом» методами, которыми он безжалостно пресёк разработку в СССР «невидимого самолёта» в 1935 году.
По утверждениям следователей ГУГБ, ещё в 1923 году Барченко якобы организовал эзотерическое общество «Единое трудовое братство». Колокольцев сильно в этом сомневался, ибо к тому времени Барченко уже работал в спецотделе ОГПУ, суровые ребята из которого подобную самодеятельность (а) мгновенно выявили бы; и (б) столь же немедленно пресекли.
Кто кого «подвёл под монастырь» - Бокий Барченко или наоборот, Колокольцев так и не понял. Скорее первое, ибо Бокий, как представитель «старых кадров», подлежал ликвидации во время Большого Террора, а на Барченко «батыру Ежову» сотоварищи было, в общем-то наплевать. Не того полёта была эта птица.
Как бы там ни было, 21 мая 1937 года Барченко был арестован. По непонятной причине (только теперь Колокольцев понял, по какой именно) его держали в тюрьме почти год – он был осуждён Военной Коллегией Верховного Суда СССР к высшей мере наказания лишь 25 апреля 1938 года.
По обвинению в создании масонской контрреволюционной террористической организации «Единое трудовое братство» и шпионаже в пользу Англии. И в тот же день расстрелян, как это и было принято в те кошмарные времена.
Глеб Бокий был арестован то ли 16 мая (в этом случае это он, скорее всего, оговорил Барченко), то ли 7 июня (в этом случае всё было ровно наоборот). 15 ноября 1937 года он был признан виновным в том же преступлении и по тем же статьям, что и Барченко, приговорён к расстрелу и расстрелян в тот же день.
Колокольцев взял со стола добытый зондерфюрерин Эрикой Фосс документ – короткий, всего одна машинописная страница – и протянул Демиденко: «Это искали твои начальники?»
Документ представлял собой фрагмент докладной записки, отправленной непонятно кем неясно кому. И содержал следующий текст:
Из показаний бывшего начальника Девятого (Специального) отдела ГУГБ СССР, бывшего комиссар государственной безопасности 3-го ранга[1] Бокия Глеба Ивановича 20 мая 1937 года:
Мой заместитель по научным исследованиям Александр Васильевич Барченко утверждает, что в доисторические времена на Земле существовала высокоразвитая в культурном отношении цивилизация, которое затем погибло в результате геологических катаклизмов.
Цивилизация эта была коммунистической и находилась на более высокой стадии социального и материально-технического развития, чем наше.
Уцелевшие остатки этой цивилизации, по словам Барченко, до сих пор существуют в неприступных горных районах, расположенных на стыках Индии, Тибета, Кашгара и Афганистана и организованы в некое Общество, название которого произносить не полагается.
Члены Общества обладают всеми научно-техническими знаниями, которые были известны древнему обществу так называемой Древней Науки («Дюнхор»), представляющей собой синтез всех научных знаний. Существование и Древней Науки, и самих остатков этого общества является тайной, тщательно оберегаемой его членами.
Себя Барченко называл представителем этого Общества, заявляя, что был посвящен тайными посланцами его религиозно-политического Центра, с которыми ему удалось однажды вступить в связь.
По его словам, этот центр в настоящее время находится в одном из небольших городов на территории Ворошиловградской области Украинской СССР. Его основная задача состоит в том, чтобы подчинить своему влиянию высшее советское руководство и заставить его проводить угодную Центру политику...»
«Это» - подтвердил душегуб. «А к тебе как эта бумага попала?» - удивился Колокольцев. Демиденко усмехнулся: «Стащил… во время дикого бардака в ноябре тридцать восьмого…»
«Правильно ли я понимаю» - осторожно осведомился Колокольцев, «что твоё начальство искало документы и уцелевших членов Единого Трудового Братства, обладавших информацией об этом Центре? Ибо Барченко молчал как рыба?»
Демиденко кивнул: «Он клялся и божился, что это был чистый оговор – и что он обо всём этом ни сном ни духом. Здоровье у него было никакое, поэтому пытать его было нельзя… год его держали в камере, ничего не добились… и расстреляли»
«… а когда в их руки попал Емельянов, решили тряхнуть его на этот предмет» - задумчиво произнёс Колокольцев. И немедленно спросил: «И как успехи?»
«А никак» - усмехнулся душегуб. «На первом же допросе Емельянов грохнулся на пол – и тут же скоропостижно скончался. Хотя я его пальцем не тронул – был очень вежлив даже. Врач констатировал смерть от инфаркта миокарда…»
И сбросил десятитонную бомбу: «А вскоре после моего двадцать четвёртого… подвига он зашёл ко мне в гости… на огонёк вечером…»
Колокольцев изумлённо уставился на своего визави: «Это как???»
Демиденко объяснил.
--------------------------------------------------------------------------
[1] Соответствует армейскому званию генерал-лейтенант
«Когда врач осматривал тело Емельянова – я присутствовал при осмотре…»
«… тебе показалось, что он, как бы это поточнее определить… не совсем мёртв?» - усмехнулся Колокольцев. Демиденко кивнул – и продолжил: «Да, у меня была такая мысль, но поскольку при моей работе что только не померещится…»
«Понятно» - кивнул Колокольцев. «Ты решил, что это просто галлюцинации…»
«Именно так» - подтвердил душегуб. И продолжил: «Потом… во время моих… подвигов, у меня периодически появлялось ощущение, что за мной кто-то очень пристально наблюдает… хотя рядом точно никого не было – я проверял…»
Запнулся, долго молчал – затем решительно продолжил: «А на следующий день после моего двадцать четвёртого… это был юноша шестнадцати лет…»
«… он просто материализовался у тебя дома?» - усмехнулся Колокольцев.
Демиденко кивнул. «А твои жена, дети?» - удивился его визави.
Серийный убийца покачал головой: «Жена умерла при родах в тридцатом – ребёнка тоже не спасли. После этого…»
Колокольцев кивнул: «Понятно». Ещё один триггер последующих… подвигов.
И осведомился: «Это был призрак – или из плоти и крови?»
Душегуб уверенно ответил: «Второе. Он пожал мне руку – нормальная, тёплая рука, рукопожатие крепкое, как у моего отца… потом сделал себе бутерброд с сыром и ветчиной и с аппетитом слопал… призраки так не могут…»
Демиденко кивнул: «Он сказал, что незаметно проглотил алкалоид, имитировавший смерть…»
Колокольцев слышал о таких, хотя сам никогда не сталкивался.
«… а потом в морге – была заминка, трупы расстрелянных не сразу повезли хоронить…»
«Понятно» - усмехнулся Колокольцев. «Сбежал, в общем…»
И предсказуемо осведомился: «И с чем пришёл этот… восставший из мёртвых?»
Серийный убийца вздохнул: «Он сказал, что знает о моих… подвигах – и даже подробно описал некоторые…»
«Настолько подробно, что ты понял, что он за тобой следил?». Риторический вопрос, понятное дело.
Демиденко кивнул – и продолжил: «Он озвучил то, что я и так уже чувствовал…»
«Что тебя понесло, ты начнёшь делать ошибки… и попадёшься?»
«Именно так» - подтвердил душегуб.
«И что самый лучший для тебя выход – дождаться прихода вермахта, поступить на службу в полицию, раскрыть… точнее, придумать подпольную комсомольскую организацию… после чего сделать то, что ты очень хорошо умеешь делать…»
Серийный убийца кивнул: «Именно так»
«А чтобы не было скучно, оставил тебе для изучения вот это…». Колокольцев указал на книги, извлечённые из тайника, обнаруженного Эрикой Фосс.
Роман Гюстава Флобера Саламбо; изданную ещё в 1890 году биографию Салтычихи, написанную Иваном Кузьмичом Кондратьевым – российским историком, писателем и переводчиком; Библию в синодальном переводе с подчёркнутой историей несостоявшегося жертвоприношения сына Авраама и несколько книг по эзотерике и финикийской религии. Религии Дьявола.
Весьма ценный подарок для серийного убийцы – просто идеальный инструмент для квантового скачка на совершенно иной инфернальный уровень.
«Он сказал…» - медленно произнёс Демиденко, «что если я принесу эту жертву Молоху…, то стану таким же как он. Таким же могущественным…»
Как ни странно, в данной ситуации это было очень похоже на правду.
«Сбросить живыми в шурф номер пять – его идея?» - осведомился Колокольцев.
К немалому удивлению штандартенфюрера, душегуб покачал головой:
«Он сказал, что я сам должен найти правильный способ. Вотя я и искал… больше полугода… пока не узнал про шурф номер пять…»
«Так долго?» - удивился Колокольцев. Демиденко объяснил: «Я не местный; живу здесь только два года; здешние вообще не любят об этом говорить… тем более с пришлыми и уж тем более с угрозыском…»
