27 ноября 1941 года
Берлин, Великогерманский рейх
Любезно предоставленный Колокольцеву по просьбе графа фон Шёнинга – хотя Колокольцев вполне мог и сам добыть это транспортное спецсредство, ибо имел необходимые связи на самом верху как абвера, так и люфтваффе – был приписан к Kampfgeschwader 200 (KG 200).
Авиаэскадре особого назначения… этаким «небесным бранденбуржцам» - ибо находилась в подчинении абвера, а не люфтваффе. KG 200 выполняло особенно сложные (и важные) боевые, транспортные и разведывательные задачи, а также испытания и использование трофейных самолётов – и советских, и западных.
KG-200 получила репутацию «эскадры-призрака» и «авиашпионов», ибо занималась переброской и снабжением агентов абвера в тыл врага… что и должен был сделать Спецборт-800, как его про себя окрестил Колокольцев.
История Kampfgeschwader 200 началась в 1934 году, когда командование тогда ещё рейхсвера, впечатлённая воздушными разведывательными миссиями над Польшей, выполненными полковником Теодором Ровелем, создала специальную эскадрилью под его руководством, подчинённую абверу. Разумеется, нелегально – по Версальскому договору, Германии было запрещено иметь ВВС.
Ju 88 был, пожалуй, самым универсальным самолётов Второй Великой войны: он использовался как бомбардировщик, скоростной бомбардировщик, разведчик, торпедоносец, ночной истребитель… и транспортник.
И был примером того, как можно испортить даже самую лучшую идею, реализованную просто идеальным образом. Ju 88 стал результатом реализации концепции Schnellbomber, целью которой было создание настолько быстрого бомбардировщика, что истребители противника за ним просто не смогут угнаться.
Эта концепция в серийном самолёте была успешно реализовала британцами в двухмоторном бомбере Москито. Люфтваффе это удалось бы и ранее - во время первого полёта прототип Ju 88 V-1, развил скорость 580 км/ч, что было выше, чем у большинства истребителей того времени. Однако в погоне за созданием многоцелевого самолёта самолёт так улучшили, что скорость упала до 450 км/ч.
Однако инженеры KG-200 нашли способ частичной компенсации… в результате крейсерская скорость выросла до 420 км/ч (против 370). Этого было достаточно, чтобы уложиться в четыре часа с тремя часами запаса до наступления навигационных сумерек, когда сталинские соколы уже могли летать.
И уложились бы – если бы не целая серия форс-мажоров…
Копьё судьбы - главы из повести
-
RolandVT
- Posts: 22864
- Joined: Fri Feb 09, 2024 10:42 am
- Has thanked: 426 times
- Been thanked: 5380 times
-
RolandVT
- Posts: 22864
- Joined: Fri Feb 09, 2024 10:42 am
- Has thanked: 426 times
- Been thanked: 5380 times
Копьё судьбы. Форс-Мажоры
28 ноября 1941 года
Близ деревни Старая Верейского района Московской области
Сначала из-за (огромная редкость) ночного налёта ВВС Его Величества (Колокольцев тут же вспомнил его разговор с Георгом VI и наследницей престола 17 ноября). Аэродром закрыли аж на два часа – все полосы использовали ночные истребители (такие же сто-десятые, как его двухмоторное чудище – по меткому выражению привезённой им из Самарканда Алтынгуль).
Это было неприятно, но не критично – у них был ещё час в запасе. Который, однако, по дороге съела просто чудовищная турбулентность (Колокольцев летал вот уже более десятилетия, но в такую и близко не попадал).
В результате к линии фронта они приблизились, когда уже начало всерьёз светать… и тут на них невесть откуда свалился «сталинский сокол», у которого отваги было точно несопоставимо больше, чем ума и умения.
К тому же, он пилотировал ЛАГГ-3 – крайне неудачное детище советского авиапрома, которое впоследствии получит вполне заслуженное прозвище Летающий Авиационный Гарантированный Гроб.
ЛАГГ-3 был крайне непопулярен среди лётчиков-истребителей ВВС РККА - и это ещё очень мягко сказано. Для начала, самолётом было очень трудно управлять, так как он весьма вяло реагировал на усилия ручки управления.
ЛАГГ было трудно вывести из пикирования (фатально), а при слишком сильном нажатии на ручку он сваливался в штопор, из которого практически не выводился, ибо не хватало мощности двигателя (во многом отсюда и прозвище).
Как следствие, резкие повороты выполнялись с трудом… что делало самолёт лёгкой добычей для люфтваффе. Список недостатков читался как смертный приговор пилоту: плохо сделанная гидравлическая система, сломанные шатуны, утечки масла, перегрев двигателя, быстрый износ двигателя и потеря мощности.
Среди других недостатков были дефекты шасси (многие разбились насмерть при посадке), отказ хвостового колеса, некачественное стекло кабины, плохо отделанные панели обтекателя и некачественные деревянные панели… и, тем не менее, это чудо советской техники с конвейера не снимали из-за просто дикого дефицита самолётов после потери почти 20 тысяч летом-осенью 1941 года.
Летающий гроб сумел приблизиться к Юнкерсу на расстояние открытия огня… чтобы почти тут же вспыхнуть как свечка – от пуль 13-миллиметровых оборонительных пулемётов MG 131 транспортника (на спецсамолёте было установлено более мощное вооружение, чем на серийных).
Ключевое слово – почти.
Ибо всё-таки успел зацепить Юнкерс. Сбить не сумел – пули крупнокалиберных пулемётов Березина были не столь летальны, как снаряды 20-миллиметровой авиапушки ШВАК Яков или Харрикейнов (британские самолёты сразу перевооружали на советское – намного более мощное) - но повредить смог.
Флюг-капитан Вальтер Бааде – один из лучших пилотов люфтваффе, других в KG 200 не брали - совершил, казалось бы, невозможное. Не без помощи такой-то матери (такого количества отборнейших ругательств Колокольцев, наверное, за всю свою жизнь не слышал), но посадил-таки транспортник на какой-то Богом забытой лесной поляне. Да так, что ни лётчики, ни спецназ не получили не одного ушиба – не то, что ранения.
Причём реально Богом забытой – ибо за время отчаянной борьбы за жизнь самолёта и его обитателей капитан Бааде так далеко отклонился от курса, что понять, где же, собственно, они оказались, было решительно невозможно.
К счастью, дело было уже в светлое время суток... да и на этот раз им серьёзно повезло. Ибо хотя они и приземлились в лесу, но это была скорее рощица или перелесок, за которым явственно виднелась деревня.
Колокольцев к этому приключению отнёсся совершенно спокойно. Ибо уже давно привык, к тому, что нет худа без добра… а иногда самое лучшее – это не получить того, к чему стремишься.
Мистических объяснений случившемуся было три: либо Копья уже не было на складе (весьма вероятно, хотя граф клялся и божился, что было), что склад был совсем не пуст (аналогично)… или и то, и другое вместе – по мнению Колокольцева, наиболее вероятный вариант.
Поскольку в то время в тех местах «линия фронта» была несколько условным понятием, нужно было сначала выяснить, по какую сторону они оказались – прежде чем думать, что делать дальше. А потом действовать в соответствии с результатами выяснения…
Ответ на этот экзистенциальный вопрос не заставил себя ждать…
Близ деревни Старая Верейского района Московской области
Сначала из-за (огромная редкость) ночного налёта ВВС Его Величества (Колокольцев тут же вспомнил его разговор с Георгом VI и наследницей престола 17 ноября). Аэродром закрыли аж на два часа – все полосы использовали ночные истребители (такие же сто-десятые, как его двухмоторное чудище – по меткому выражению привезённой им из Самарканда Алтынгуль).
Это было неприятно, но не критично – у них был ещё час в запасе. Который, однако, по дороге съела просто чудовищная турбулентность (Колокольцев летал вот уже более десятилетия, но в такую и близко не попадал).
В результате к линии фронта они приблизились, когда уже начало всерьёз светать… и тут на них невесть откуда свалился «сталинский сокол», у которого отваги было точно несопоставимо больше, чем ума и умения.
К тому же, он пилотировал ЛАГГ-3 – крайне неудачное детище советского авиапрома, которое впоследствии получит вполне заслуженное прозвище Летающий Авиационный Гарантированный Гроб.
ЛАГГ-3 был крайне непопулярен среди лётчиков-истребителей ВВС РККА - и это ещё очень мягко сказано. Для начала, самолётом было очень трудно управлять, так как он весьма вяло реагировал на усилия ручки управления.
ЛАГГ было трудно вывести из пикирования (фатально), а при слишком сильном нажатии на ручку он сваливался в штопор, из которого практически не выводился, ибо не хватало мощности двигателя (во многом отсюда и прозвище).
Как следствие, резкие повороты выполнялись с трудом… что делало самолёт лёгкой добычей для люфтваффе. Список недостатков читался как смертный приговор пилоту: плохо сделанная гидравлическая система, сломанные шатуны, утечки масла, перегрев двигателя, быстрый износ двигателя и потеря мощности.
Среди других недостатков были дефекты шасси (многие разбились насмерть при посадке), отказ хвостового колеса, некачественное стекло кабины, плохо отделанные панели обтекателя и некачественные деревянные панели… и, тем не менее, это чудо советской техники с конвейера не снимали из-за просто дикого дефицита самолётов после потери почти 20 тысяч летом-осенью 1941 года.
Летающий гроб сумел приблизиться к Юнкерсу на расстояние открытия огня… чтобы почти тут же вспыхнуть как свечка – от пуль 13-миллиметровых оборонительных пулемётов MG 131 транспортника (на спецсамолёте было установлено более мощное вооружение, чем на серийных).
Ключевое слово – почти.
Ибо всё-таки успел зацепить Юнкерс. Сбить не сумел – пули крупнокалиберных пулемётов Березина были не столь летальны, как снаряды 20-миллиметровой авиапушки ШВАК Яков или Харрикейнов (британские самолёты сразу перевооружали на советское – намного более мощное) - но повредить смог.
Флюг-капитан Вальтер Бааде – один из лучших пилотов люфтваффе, других в KG 200 не брали - совершил, казалось бы, невозможное. Не без помощи такой-то матери (такого количества отборнейших ругательств Колокольцев, наверное, за всю свою жизнь не слышал), но посадил-таки транспортник на какой-то Богом забытой лесной поляне. Да так, что ни лётчики, ни спецназ не получили не одного ушиба – не то, что ранения.
Причём реально Богом забытой – ибо за время отчаянной борьбы за жизнь самолёта и его обитателей капитан Бааде так далеко отклонился от курса, что понять, где же, собственно, они оказались, было решительно невозможно.
К счастью, дело было уже в светлое время суток... да и на этот раз им серьёзно повезло. Ибо хотя они и приземлились в лесу, но это была скорее рощица или перелесок, за которым явственно виднелась деревня.
Колокольцев к этому приключению отнёсся совершенно спокойно. Ибо уже давно привык, к тому, что нет худа без добра… а иногда самое лучшее – это не получить того, к чему стремишься.
Мистических объяснений случившемуся было три: либо Копья уже не было на складе (весьма вероятно, хотя граф клялся и божился, что было), что склад был совсем не пуст (аналогично)… или и то, и другое вместе – по мнению Колокольцева, наиболее вероятный вариант.
Поскольку в то время в тех местах «линия фронта» была несколько условным понятием, нужно было сначала выяснить, по какую сторону они оказались – прежде чем думать, что делать дальше. А потом действовать в соответствии с результатами выяснения…
Ответ на этот экзистенциальный вопрос не заставил себя ждать…
Scribo, ergo sum
-
RolandVT
- Posts: 22864
- Joined: Fri Feb 09, 2024 10:42 am
- Has thanked: 426 times
- Been thanked: 5380 times
Копьё судьбы. Ответы и вопросы
28 ноября 1941 года
Близ деревни Старая Верейского района Московской области
Ответ на экзистенциальный вопрос пришёл без каких-либо усилий со стороны Колокольцева и его спецгруппы. Точнее, приехал – в виде стандартного пехотного полугусеничного бронетранспортёра Ганомаг Sd Kfz 251, резво двинувшегося в их сторону со стороны деревни. Судя по всему, наблюдение за землёй и небесами было поставлено в разместившемся в деревне гарнизоне вермахта зер гут.
Ганомаг остановился шагах в десяти от группы Колокольцева, успевшей к тому времени выйти из перелеска на (относительно) открытое пространство.
Из кабины выбрался весёлый здоровяк (родом явно из сельской местности) в фельдграу с погонами пехотного штабс-фельдфебеля. Энергично отдал честь Колокольцеву (явно впечатлённый витыми серебряными погонами майора) и представился: «Штабс-фельдфебель Дрекслер. Заместитель начальника гарнизона деревни Старая...»
Колокольцев козырнул в ответ: «Майор фон Таубе. Командир спецгруппы полка особого назначения Бранденбург...»
«Абвер?» - неожиданно спросил фельдфебель.
«Абвер» - подтвердил Колокольцев. «Военная разведка»
Это было, мягко говоря, не совсем так (точнее, совсем не так), хотя и погоны, и форма, и документы Колокольцева были самые настоящие – спасибо его другу полковнику Хансу Остеру – второму человеку в абвере.
Колокольцев временно сменил погоны подполковника на майорские, а петлицы оберштурмбанфюрера СС на офицера вермахта, ибо счёл, что появление подполковника СС в прифронтовой полосе во главе спецназа абвера вызовет совершенно ненужный ажиотаж. И массу уж тем более совершенно не нужных вопросов. Ровно то же самое он проделал в Казимирске – по той же причине.
«Тогда...» - неожиданно загадочно произнёс Дрекслер, «...Вас, возможно, заинтересует... впрочем, лучше Вам об этом расскажет обер-лейтенант Зиммель. Начальник гарнизона. Он полностью в курсе дела, а я постольку-поскольку. У меня в гарнизоне несколько иные функции»
И добавил: «Сейчас я Вас к нему отвезу. Там у них как раз...»
Он запнулся. «Как раз... что?» - удивлённо спросил Колокольцев.
«Увидите» - неожиданно (и совсем не по уставу вермахта) уклончиво ответил штабс-фельдфебель.
«Странно» - подумал псевдо-майор. «Ладно, посмотрим, что там у них как раз...»
Они вполне комфортно разместились в кузове Ганомага, рассчитанной на десять человек десанта. Ибо их было как раз десять человек – шесть диверсантов Sonderkommando Т и четыре члена экипажа Юнкерса (пилот, штурман, радист и ещё один стрелок – из носового MG 131). Плюс водитель и штабс-фельдфебель на месте пулемётчика Ганомага.
Колокольцеву ещё с момента вынужденной посадки было совершенно ясно, что его Операция 235 провалилась с оглушительным треском (из авиационных пулемётов советского и немецкого боевых самолётов) … по крайней мере, в её первоначальном варианте.
Что не было удивительным от слова совсем – ибо это была военная операция (его обычные были полицейскими) … а в военной операции, по весьма компетентному утверждению генерал-полковника Людвига Августа Теодора Бек (бывшего начальника генштаба вермахта), ничто никогда не идёт по начальному плану.
Всегда приходится адаптировать и импровизировать… а для этого нужно было сначала выбраться из этой дыры. А он не уже не раз убедился в том, что спешка в таком непростом деле, как «выбраться из Богом забытой дыры» обычно приводит к результатам, прямо противоположным желаемым.
Поэтому сразу же после прибытия в деревню он отправил лётчиков и почти всех диверсантов на кухню подкрепиться (на войне, как известно, есть и спать нужно всегда, когда есть возможность – ибо когда представится следующая, решительно неизвестно). А сам в сопровождении штабс-фельдфебеля и своего зама лейтенанта Хайнце отправился к месту нахождения обер-лейтенанта Зиммеля.
Начальник немецкого гарнизона находился в доме, из которого доносились довольно странные звуки. Больше подходившие какому-нибудь БДСМ-донжону в Берлине, Париже или Лондоне, чем добротному деревянному жилому строению в русской деревне Старая.
Звуки порки.
Близ деревни Старая Верейского района Московской области
Ответ на экзистенциальный вопрос пришёл без каких-либо усилий со стороны Колокольцева и его спецгруппы. Точнее, приехал – в виде стандартного пехотного полугусеничного бронетранспортёра Ганомаг Sd Kfz 251, резво двинувшегося в их сторону со стороны деревни. Судя по всему, наблюдение за землёй и небесами было поставлено в разместившемся в деревне гарнизоне вермахта зер гут.
Ганомаг остановился шагах в десяти от группы Колокольцева, успевшей к тому времени выйти из перелеска на (относительно) открытое пространство.
Из кабины выбрался весёлый здоровяк (родом явно из сельской местности) в фельдграу с погонами пехотного штабс-фельдфебеля. Энергично отдал честь Колокольцеву (явно впечатлённый витыми серебряными погонами майора) и представился: «Штабс-фельдфебель Дрекслер. Заместитель начальника гарнизона деревни Старая...»
Колокольцев козырнул в ответ: «Майор фон Таубе. Командир спецгруппы полка особого назначения Бранденбург...»
«Абвер?» - неожиданно спросил фельдфебель.
«Абвер» - подтвердил Колокольцев. «Военная разведка»
Это было, мягко говоря, не совсем так (точнее, совсем не так), хотя и погоны, и форма, и документы Колокольцева были самые настоящие – спасибо его другу полковнику Хансу Остеру – второму человеку в абвере.
Колокольцев временно сменил погоны подполковника на майорские, а петлицы оберштурмбанфюрера СС на офицера вермахта, ибо счёл, что появление подполковника СС в прифронтовой полосе во главе спецназа абвера вызовет совершенно ненужный ажиотаж. И массу уж тем более совершенно не нужных вопросов. Ровно то же самое он проделал в Казимирске – по той же причине.
«Тогда...» - неожиданно загадочно произнёс Дрекслер, «...Вас, возможно, заинтересует... впрочем, лучше Вам об этом расскажет обер-лейтенант Зиммель. Начальник гарнизона. Он полностью в курсе дела, а я постольку-поскольку. У меня в гарнизоне несколько иные функции»
И добавил: «Сейчас я Вас к нему отвезу. Там у них как раз...»
Он запнулся. «Как раз... что?» - удивлённо спросил Колокольцев.
«Увидите» - неожиданно (и совсем не по уставу вермахта) уклончиво ответил штабс-фельдфебель.
«Странно» - подумал псевдо-майор. «Ладно, посмотрим, что там у них как раз...»
Они вполне комфортно разместились в кузове Ганомага, рассчитанной на десять человек десанта. Ибо их было как раз десять человек – шесть диверсантов Sonderkommando Т и четыре члена экипажа Юнкерса (пилот, штурман, радист и ещё один стрелок – из носового MG 131). Плюс водитель и штабс-фельдфебель на месте пулемётчика Ганомага.
Колокольцеву ещё с момента вынужденной посадки было совершенно ясно, что его Операция 235 провалилась с оглушительным треском (из авиационных пулемётов советского и немецкого боевых самолётов) … по крайней мере, в её первоначальном варианте.
Что не было удивительным от слова совсем – ибо это была военная операция (его обычные были полицейскими) … а в военной операции, по весьма компетентному утверждению генерал-полковника Людвига Августа Теодора Бек (бывшего начальника генштаба вермахта), ничто никогда не идёт по начальному плану.
Всегда приходится адаптировать и импровизировать… а для этого нужно было сначала выбраться из этой дыры. А он не уже не раз убедился в том, что спешка в таком непростом деле, как «выбраться из Богом забытой дыры» обычно приводит к результатам, прямо противоположным желаемым.
Поэтому сразу же после прибытия в деревню он отправил лётчиков и почти всех диверсантов на кухню подкрепиться (на войне, как известно, есть и спать нужно всегда, когда есть возможность – ибо когда представится следующая, решительно неизвестно). А сам в сопровождении штабс-фельдфебеля и своего зама лейтенанта Хайнце отправился к месту нахождения обер-лейтенанта Зиммеля.
Начальник немецкого гарнизона находился в доме, из которого доносились довольно странные звуки. Больше подходившие какому-нибудь БДСМ-донжону в Берлине, Париже или Лондоне, чем добротному деревянному жилому строению в русской деревне Старая.
Звуки порки.
Scribo, ergo sum
-
RolandVT
- Posts: 22864
- Joined: Fri Feb 09, 2024 10:42 am
- Has thanked: 426 times
- Been thanked: 5380 times
Копьё судьбы. Геноцид имени Сталина
28 ноября 1941 года
Деревня Старая Верейского района Московской области
В этом доме кого-то явно пороли. Причём энергично так пороли – явно не жалея сил. Что, впрочем, для советской деревни того времени не было совсем уж из ряда вон выходящим. Ибо, несмотря на двадцать лет Советской власти и сопутствовавшей ей оголтелой большевистской пропаганды (в этом случае скорее во благо, нежели во зло) телесные наказания в русских деревнях были по-прежнему весьма широко распространены.
Если верить закрытым исследованиям НКВД, к которым Колокольцев как-то довольно случайно (он искал совсем другую информацию) получил доступ, то детей регулярно пороли в двух из трёх деревенских семей в России. Жён тоже пороли (мужья) но в существенно меньшем числе семей.
Одно только Колокольцеву было решительно непонятно – что, собственно, в этом доме делает обер-лейтенант Зиммель? И с какого, извините, перепоя всё это должно быть интересно абверу?
Штабс-фельдфебель Дрекслер подобострастно распахнул дверь в дом. Они вошли в сени. Дрекслер попытался обогнать Колокольцева, чтобы распахнуть перед ним и дверь в горницу, но сени были почему-то забиты всяческим хламом, поэтому дверь Колокольцев открыл сам.
И ... нельзя сказать, чтобы так уж очень дивился. Ибо что-то в этом роде он и предполагал (это было единственной разумной версией, в которую уложилось и то, что он увидел, и то, что он до того услышал от штабс-фельдфебеля Дрекслера).
Посередине горницы стояла скамья. На скамье лежала на животе привязанная к оной крепкими крестьянскими верёвками совершенно голая женщина. Девушка, скорее: на вид ей было лет восемнадцать – девятнадцать, не больше. Красивая шатенка с короткой стрижкой и стройным тренированным телом. Комсомолка, спортсменка... в общем, явно городская.
Диверсантка НКВД, скорее всего. Судя по тому, что взяли её явно вблизи этой самой деревни, одна из зомбированных сталинской пропагандой наивных, необразованных и недалёких дурочек, которую отправили за линию фронта выполнять людоедский (и донельзя идиотский с военной точки зрения) сталинский приказ № 0428.
Приказ был настолько чудовищным даже по советским меркам (ибо это был, по сути, самый настоящий геноцид собственного народа) и настолько бессмысленным и даже вредным с военной точки зрения, что у кого-то в Главном управлении госбезопасности страны элементарно сдали нервы.
В результате чего он (кто это был, Колокольцев, так и не узнал), слил текст этого приказа в Лондон – в надежде, что союзники смогут унять совершенно слетевшего с катушек советского диктатора. Благо имел доступ к соответствующим каналам.
Приказ автоматически попал на стол полковника Стюарта Мензиса – начальника Secret Intelligence Service – службы внешней разведки Великобритании. С которым у Колокольцева вот уже больше месяца действовало соглашение о совместной борьбе с демоническими (тем более, с дьявольскими) угрозами. Ибо в войне с Дьяволом мы все в одном окопе – и демократы, и национал-социалисты; и британская армия, и ваффен-СС; и МИ-6; и РСХА.
А поскольку от текста этого приказа даже не воняло, а просто-таки несло серой аж на целый правительственный квартал, полковник Мензис свои обязательства перед «заклятым партнёром» выполнил.
Ибо и как христианин, и просто как нормальный человек был просто обязан сделать хоть что-нибудь, чтобы если не остановить (на это было очень мало шансов), то хотя бы притормозить действие этого в самом прямом смысле инфернального приказа. Пусть и руками вермахта и ваффен-СС.
Это был самый что ни на есть натуральный приказ о выжженной земле, если быть честным. Что гарантировало всем без исключения мирным жителям этих населённых пунктов страшную смерть от лютого холода на улице (морозы тогда стояли реально жуткие) или от огня в собственном доме (если они не успевали оттуда выбраться). Гражданам СССР, на минуточку. Своим.
Вообще-то на языке цивилизованного мира это называется геноцидом. Тотальным уничтожением собственного населения на определённой территории. Геноцидом собственного народа. Поэтому приказ о заложниках, приказ о комиссарах, акция АБ и прочие несомненные военные преступления нацистов были мелким хулиганством по сравнению с этим.
Даже массовое убийство евреев меркло перед такой нечеловеческой жестокостью. Ибо пуля в затылок или отравление цианидом (почти мгновенное) – верх гуманности по сравнению с тем, что Сталин готовил собственным подданным. Даже смерть в газенвагене – и то гуманнее (там умирают минут 10-20, а здесь – многими часами). А то и сутками.
Колокольцева этот приказ нисколько не удивил, ибо ему было хорошо известно, что во время коллективизации так называемых кулаков (на самом деле, просто трудолюбивых, хозяйственных крестьян) выгоняли на мороз целыми семьями.
Дать им кров другие жители не могли – иначе сами оказались бы на улице (за этим бдительно смотрело ОГПУ, а затем НКВД). Или вывозили в дальние края – и выбрасывали в ледяную степь или тайгу. Без средств к выживанию.
И сомнений в том, что целью этого приказа было самое настоящее жертвоприношение Дьяволу, у него тоже не было. Как и в цели этого жертвоприношения – чтобы Князь Тьмы, Враг Рода Человеческого помог Сталину хотя бы отстоять Москву от тех, на чьих боевых машинах был начертан христианский крест. От Божьего войска в святой войне...
Колокольцев совершенно не идеализировал ни вермахт, ни (тем более) ваффен-СС, ни (уж совсем) эйнзацгруппы СД. Ибо прекрасно знал, что и первые, и вторые, и (особенно) третьи совершали просто чудовищные (и с его кочки зрения, бессмысленные и даже вредные) военные преступления.
В первую очередь, массовые убийства евреев, с которыми он даже после прочтения Меморандума Бернхарда Штемпфле был категорически не согласен. О чём и прямо заявлял... да чуть ли не всем подряд и в РСХА и вообще в СС.
Однако он знал и другое. Да, все вышеперечисленные действительно совершали ужасные преступления, но природа этих преступлений была всё же человеческой. Ибо движущей силой этих массовых убийств были пусть и смертные, но всё же человеческие грехи.
Гордыня, гнев/ненависть, параноидальный страх (перед теми же евреями), зависть (к тем же евреям) ... ну и, конечно же, лень. Лень разобраться в фактах и привести своё представление о реальности (весьма искажённое и потому глубоко неверное) в соответствие с этой самой реальностью.
Преступления же Сталина и большевиков были инфернальными. Демоническими. Дьявольскими. Сатанинскими. Ибо хоть Сталин поклонялся духу великого завоевателя Тамерлана (доказательств этому было выше крыши), на самом деле он поклоняется и служит совсем другому духу - и совсем другому правителю. Князю Тьмы.
Доказательства были видны невооружённым взглядом. Для начала, тогдашний лидер большевиков Ленин ещё 1 мая 1919 года издал приказ, предписывавший
«как можно быстрее покончить с попами и религией. Попов надлежит арестовывать как контрреволюционеров и саботажников, расстреливать беспощадно и повсеместно. И как можно больше. Церкви подлежат закрытию. Помещения храмов опечатывать и превращать в склады»
А НСДАП в 24-и пункте своей программы официально объявила себя христианской организацией. Да и на оккупированной территории оккупанты церкви восстанавливали – и даже священников где-то находили, а красные «освободители» церкви закрывали (а то и вовсе разрушали), а священников расстреливали (в лучшем случае отправляли в ГУЛАГ).
Поэтому никаких сомнений в том, на чьей стороне воевать и какую форму носить, у Колокольцева не было. Как, собственно, и у любого истинного христианина.
Деревня Старая Верейского района Московской области
В этом доме кого-то явно пороли. Причём энергично так пороли – явно не жалея сил. Что, впрочем, для советской деревни того времени не было совсем уж из ряда вон выходящим. Ибо, несмотря на двадцать лет Советской власти и сопутствовавшей ей оголтелой большевистской пропаганды (в этом случае скорее во благо, нежели во зло) телесные наказания в русских деревнях были по-прежнему весьма широко распространены.
Если верить закрытым исследованиям НКВД, к которым Колокольцев как-то довольно случайно (он искал совсем другую информацию) получил доступ, то детей регулярно пороли в двух из трёх деревенских семей в России. Жён тоже пороли (мужья) но в существенно меньшем числе семей.
Одно только Колокольцеву было решительно непонятно – что, собственно, в этом доме делает обер-лейтенант Зиммель? И с какого, извините, перепоя всё это должно быть интересно абверу?
Штабс-фельдфебель Дрекслер подобострастно распахнул дверь в дом. Они вошли в сени. Дрекслер попытался обогнать Колокольцева, чтобы распахнуть перед ним и дверь в горницу, но сени были почему-то забиты всяческим хламом, поэтому дверь Колокольцев открыл сам.
И ... нельзя сказать, чтобы так уж очень дивился. Ибо что-то в этом роде он и предполагал (это было единственной разумной версией, в которую уложилось и то, что он увидел, и то, что он до того услышал от штабс-фельдфебеля Дрекслера).
Посередине горницы стояла скамья. На скамье лежала на животе привязанная к оной крепкими крестьянскими верёвками совершенно голая женщина. Девушка, скорее: на вид ей было лет восемнадцать – девятнадцать, не больше. Красивая шатенка с короткой стрижкой и стройным тренированным телом. Комсомолка, спортсменка... в общем, явно городская.
Диверсантка НКВД, скорее всего. Судя по тому, что взяли её явно вблизи этой самой деревни, одна из зомбированных сталинской пропагандой наивных, необразованных и недалёких дурочек, которую отправили за линию фронта выполнять людоедский (и донельзя идиотский с военной точки зрения) сталинский приказ № 0428.
Приказ был настолько чудовищным даже по советским меркам (ибо это был, по сути, самый настоящий геноцид собственного народа) и настолько бессмысленным и даже вредным с военной точки зрения, что у кого-то в Главном управлении госбезопасности страны элементарно сдали нервы.
В результате чего он (кто это был, Колокольцев, так и не узнал), слил текст этого приказа в Лондон – в надежде, что союзники смогут унять совершенно слетевшего с катушек советского диктатора. Благо имел доступ к соответствующим каналам.
Приказ автоматически попал на стол полковника Стюарта Мензиса – начальника Secret Intelligence Service – службы внешней разведки Великобритании. С которым у Колокольцева вот уже больше месяца действовало соглашение о совместной борьбе с демоническими (тем более, с дьявольскими) угрозами. Ибо в войне с Дьяволом мы все в одном окопе – и демократы, и национал-социалисты; и британская армия, и ваффен-СС; и МИ-6; и РСХА.
А поскольку от текста этого приказа даже не воняло, а просто-таки несло серой аж на целый правительственный квартал, полковник Мензис свои обязательства перед «заклятым партнёром» выполнил.
Ибо и как христианин, и просто как нормальный человек был просто обязан сделать хоть что-нибудь, чтобы если не остановить (на это было очень мало шансов), то хотя бы притормозить действие этого в самом прямом смысле инфернального приказа. Пусть и руками вермахта и ваффен-СС.
Это был самый что ни на есть натуральный приказ о выжженной земле, если быть честным. Что гарантировало всем без исключения мирным жителям этих населённых пунктов страшную смерть от лютого холода на улице (морозы тогда стояли реально жуткие) или от огня в собственном доме (если они не успевали оттуда выбраться). Гражданам СССР, на минуточку. Своим.
Вообще-то на языке цивилизованного мира это называется геноцидом. Тотальным уничтожением собственного населения на определённой территории. Геноцидом собственного народа. Поэтому приказ о заложниках, приказ о комиссарах, акция АБ и прочие несомненные военные преступления нацистов были мелким хулиганством по сравнению с этим.
Даже массовое убийство евреев меркло перед такой нечеловеческой жестокостью. Ибо пуля в затылок или отравление цианидом (почти мгновенное) – верх гуманности по сравнению с тем, что Сталин готовил собственным подданным. Даже смерть в газенвагене – и то гуманнее (там умирают минут 10-20, а здесь – многими часами). А то и сутками.
Колокольцева этот приказ нисколько не удивил, ибо ему было хорошо известно, что во время коллективизации так называемых кулаков (на самом деле, просто трудолюбивых, хозяйственных крестьян) выгоняли на мороз целыми семьями.
Дать им кров другие жители не могли – иначе сами оказались бы на улице (за этим бдительно смотрело ОГПУ, а затем НКВД). Или вывозили в дальние края – и выбрасывали в ледяную степь или тайгу. Без средств к выживанию.
И сомнений в том, что целью этого приказа было самое настоящее жертвоприношение Дьяволу, у него тоже не было. Как и в цели этого жертвоприношения – чтобы Князь Тьмы, Враг Рода Человеческого помог Сталину хотя бы отстоять Москву от тех, на чьих боевых машинах был начертан христианский крест. От Божьего войска в святой войне...
Колокольцев совершенно не идеализировал ни вермахт, ни (тем более) ваффен-СС, ни (уж совсем) эйнзацгруппы СД. Ибо прекрасно знал, что и первые, и вторые, и (особенно) третьи совершали просто чудовищные (и с его кочки зрения, бессмысленные и даже вредные) военные преступления.
В первую очередь, массовые убийства евреев, с которыми он даже после прочтения Меморандума Бернхарда Штемпфле был категорически не согласен. О чём и прямо заявлял... да чуть ли не всем подряд и в РСХА и вообще в СС.
Однако он знал и другое. Да, все вышеперечисленные действительно совершали ужасные преступления, но природа этих преступлений была всё же человеческой. Ибо движущей силой этих массовых убийств были пусть и смертные, но всё же человеческие грехи.
Гордыня, гнев/ненависть, параноидальный страх (перед теми же евреями), зависть (к тем же евреям) ... ну и, конечно же, лень. Лень разобраться в фактах и привести своё представление о реальности (весьма искажённое и потому глубоко неверное) в соответствие с этой самой реальностью.
Преступления же Сталина и большевиков были инфернальными. Демоническими. Дьявольскими. Сатанинскими. Ибо хоть Сталин поклонялся духу великого завоевателя Тамерлана (доказательств этому было выше крыши), на самом деле он поклоняется и служит совсем другому духу - и совсем другому правителю. Князю Тьмы.
Доказательства были видны невооружённым взглядом. Для начала, тогдашний лидер большевиков Ленин ещё 1 мая 1919 года издал приказ, предписывавший
«как можно быстрее покончить с попами и религией. Попов надлежит арестовывать как контрреволюционеров и саботажников, расстреливать беспощадно и повсеместно. И как можно больше. Церкви подлежат закрытию. Помещения храмов опечатывать и превращать в склады»
А НСДАП в 24-и пункте своей программы официально объявила себя христианской организацией. Да и на оккупированной территории оккупанты церкви восстанавливали – и даже священников где-то находили, а красные «освободители» церкви закрывали (а то и вовсе разрушали), а священников расстреливали (в лучшем случае отправляли в ГУЛАГ).
Поэтому никаких сомнений в том, на чьей стороне воевать и какую форму носить, у Колокольцева не было. Как, собственно, и у любого истинного христианина.
Scribo, ergo sum
-
RolandVT
- Posts: 22864
- Joined: Fri Feb 09, 2024 10:42 am
- Has thanked: 426 times
- Been thanked: 5380 times
Перехват управления
28 ноября 1941 года
Деревня Старая Верейского района Московской области
С противоположной от порщика стороны на стуле сидел высокий – и очень молодой, словно вчера школу закончил - офицер вермахта с погонами пехотного обер-лейтенанта. Судя по всему, это и был начальник гарнизона Маттиас Зиммель. Рядом стояла женщина в явно русской одежде. Видимо, переводчица.
Вся эта троица (святость которой была бы предметом оживлённых дискуссий на богословском факультете Кембриджа) была так увлечена процессом порки, что даже и не заметила вторжения псевдо-майора абвера и сопровождавших его лиц.
«Хайль Гитлер!» - неожиданно даже для самого себя рявкнул Колокольцев, вскинув высоко вверх правую руку. Не по причине глубокой любви к фюреру (к Адольфу Гитлеру он относился реалистично-критически, ибо прекрасно знал, кто, как и когда его этим самым фюрером сделал).
А просто потому, что самый лучший способ мгновенно взять в руки полный контроль над ситуацией – это шокировать всех присутствующих. Ну а лучшего способа шокировать обер-лейтенант вермахта в Богом забытой российской дыре, чем нацистское приветствие, пожалуй, и не было.
Шок удался на славу. Ефрейтор от неожиданности аж ремень уронил. Обер-лейтенант вскочил со стула как ужаленный. Или как ошпаренный. Переводчицу просто хватил столбняк. Военные автоматически вскинули вверх правую руку. Хотя были совершенно не обязаны это делать (по закону военнослужащие вермахта вообще не имели права состоять в НСДАП).
Вытянулись по струнке и абсолютно синхронно гаркнули: «Хайль Гитлер!»
Переводчица ошалело смотрела на псевдо-майора, решительно не понимая, что ей-то надлежит делать. «Вольно!» - скомандовал Колокольцев.
Не помогло. И офицер, и нижний чин по-прежнему стояли по стойке «смирно». Абсолютно идеальной стойке. Только правые руки опустили. И то хлеб.
«Майор фон Таубе» - представился псевдо-абверовец. «Отдельный полк специального назначения Бранденбург 800...»
«Обер-лейтенант Зиммель» - несколько успокоившись, представился начальник гарнизона. «3-я рота охранного батальона 332-го пехотного полка 197-й пехотной дивизии группы армий Центр...»
«Ефрейтор Краузе» - представился нижний чин. «Аналогично»
Колокольцев глубоко вздохнул: «Вам известно, обер-лейтенант, что командиры специальных групп полка Бранденбург 800 имеют право принимать на себя командование регулярными армейскими подразделениями...»
«Так точно» - кивнули оба. Колокольцев объявил: «Официально уведомляю Вас, обер-лейтенант, что я принимаю на себя командование Вашим гарнизоном...»
«Jawohl, Herr Major» - гаркнул Зиммель. Причём так гаркнул, что его, пожалуй, услышали и в Кремле.
«Слушайте мой первый приказ, обер-лейтенант» - спокойно продолжил Колокольцев. «Порку прекратить немедленно. Девушку... не отвязывайте пока. Просто накройте чем-нибудь теплым...»
Ефрейтор мгновенно выполнил приказ, укрыв диверсантку невесть откуда взявшимся ватным одеялом.
Колокольцев повернулся к сопровождающим: «Фельдфебель, отведите лейтенанта Хайнце в трапезную. И покормите там чем Бог послал. А мы с обер-лейтенантом тут пока побеседуем...»
«Jawohl!» - козырнул Дрекслер. И исчез за дверью сеней, сопровождаемый лейтенантом Бранденбурга. Псевдо-майор обратился к переводчице: «Представьтесь, пожалуйста»
«Ирина» - неуверенно произнесла женщина. Молодая ещё женщина – лет двадцать пять, не больше. «Ирина Кирилловна Лёвушкина. Это по документам...»
«А на самом деле?» - улыбнулся Колокольцев. «Ирена Карловна Лилиенталь» - ещё более неуверенно произнесла переводчица. И продолжила: «Меня арестовали... перед самой войной. Должны были расстрелять как врага народа...»
«Но не успели»- закончил за неё Колокольцев. «Fallschirmjäger’ы освободили?».
Десантники люфтваффе. Ох и шороху же они наводили за линией фронта... И жуткий, животный страх – на солдат и офицеров и РККА, и особенно НКВД.
Переводчица кивнула. «Прибилась к этой части... вот и служу переводчицей»
«Эту я заберу в Берлин» - решил про себя Колокольцев. «Нечего ей тут делать. Там она нужнее будет. Документов русских море, а переводчиков – кот наплакал. А эти перебьются как-нибудь...»
«Отдыхайте пока» - приказал он ей. «Понадобитесь, вызову». И повернулся к обер-лейтенанту Зиммелю: «Где тут можно нормально побеседовать?»
«В доме Петра Свиридова. Старосты. Это рядом – через дорогу...» - уверенно ответил тот. Через пару минут они пересекли порог гораздо более гостеприимного дома деревенского старосты.
Деревня Старая Верейского района Московской области
С противоположной от порщика стороны на стуле сидел высокий – и очень молодой, словно вчера школу закончил - офицер вермахта с погонами пехотного обер-лейтенанта. Судя по всему, это и был начальник гарнизона Маттиас Зиммель. Рядом стояла женщина в явно русской одежде. Видимо, переводчица.
Вся эта троица (святость которой была бы предметом оживлённых дискуссий на богословском факультете Кембриджа) была так увлечена процессом порки, что даже и не заметила вторжения псевдо-майора абвера и сопровождавших его лиц.
«Хайль Гитлер!» - неожиданно даже для самого себя рявкнул Колокольцев, вскинув высоко вверх правую руку. Не по причине глубокой любви к фюреру (к Адольфу Гитлеру он относился реалистично-критически, ибо прекрасно знал, кто, как и когда его этим самым фюрером сделал).
А просто потому, что самый лучший способ мгновенно взять в руки полный контроль над ситуацией – это шокировать всех присутствующих. Ну а лучшего способа шокировать обер-лейтенант вермахта в Богом забытой российской дыре, чем нацистское приветствие, пожалуй, и не было.
Шок удался на славу. Ефрейтор от неожиданности аж ремень уронил. Обер-лейтенант вскочил со стула как ужаленный. Или как ошпаренный. Переводчицу просто хватил столбняк. Военные автоматически вскинули вверх правую руку. Хотя были совершенно не обязаны это делать (по закону военнослужащие вермахта вообще не имели права состоять в НСДАП).
Вытянулись по струнке и абсолютно синхронно гаркнули: «Хайль Гитлер!»
Переводчица ошалело смотрела на псевдо-майора, решительно не понимая, что ей-то надлежит делать. «Вольно!» - скомандовал Колокольцев.
Не помогло. И офицер, и нижний чин по-прежнему стояли по стойке «смирно». Абсолютно идеальной стойке. Только правые руки опустили. И то хлеб.
«Майор фон Таубе» - представился псевдо-абверовец. «Отдельный полк специального назначения Бранденбург 800...»
«Обер-лейтенант Зиммель» - несколько успокоившись, представился начальник гарнизона. «3-я рота охранного батальона 332-го пехотного полка 197-й пехотной дивизии группы армий Центр...»
«Ефрейтор Краузе» - представился нижний чин. «Аналогично»
Колокольцев глубоко вздохнул: «Вам известно, обер-лейтенант, что командиры специальных групп полка Бранденбург 800 имеют право принимать на себя командование регулярными армейскими подразделениями...»
«Так точно» - кивнули оба. Колокольцев объявил: «Официально уведомляю Вас, обер-лейтенант, что я принимаю на себя командование Вашим гарнизоном...»
«Jawohl, Herr Major» - гаркнул Зиммель. Причём так гаркнул, что его, пожалуй, услышали и в Кремле.
«Слушайте мой первый приказ, обер-лейтенант» - спокойно продолжил Колокольцев. «Порку прекратить немедленно. Девушку... не отвязывайте пока. Просто накройте чем-нибудь теплым...»
Ефрейтор мгновенно выполнил приказ, укрыв диверсантку невесть откуда взявшимся ватным одеялом.
Колокольцев повернулся к сопровождающим: «Фельдфебель, отведите лейтенанта Хайнце в трапезную. И покормите там чем Бог послал. А мы с обер-лейтенантом тут пока побеседуем...»
«Jawohl!» - козырнул Дрекслер. И исчез за дверью сеней, сопровождаемый лейтенантом Бранденбурга. Псевдо-майор обратился к переводчице: «Представьтесь, пожалуйста»
«Ирина» - неуверенно произнесла женщина. Молодая ещё женщина – лет двадцать пять, не больше. «Ирина Кирилловна Лёвушкина. Это по документам...»
«А на самом деле?» - улыбнулся Колокольцев. «Ирена Карловна Лилиенталь» - ещё более неуверенно произнесла переводчица. И продолжила: «Меня арестовали... перед самой войной. Должны были расстрелять как врага народа...»
«Но не успели»- закончил за неё Колокольцев. «Fallschirmjäger’ы освободили?».
Десантники люфтваффе. Ох и шороху же они наводили за линией фронта... И жуткий, животный страх – на солдат и офицеров и РККА, и особенно НКВД.
Переводчица кивнула. «Прибилась к этой части... вот и служу переводчицей»
«Эту я заберу в Берлин» - решил про себя Колокольцев. «Нечего ей тут делать. Там она нужнее будет. Документов русских море, а переводчиков – кот наплакал. А эти перебьются как-нибудь...»
«Отдыхайте пока» - приказал он ей. «Понадобитесь, вызову». И повернулся к обер-лейтенанту Зиммелю: «Где тут можно нормально побеседовать?»
«В доме Петра Свиридова. Старосты. Это рядом – через дорогу...» - уверенно ответил тот. Через пару минут они пересекли порог гораздо более гостеприимного дома деревенского старосты.
Scribo, ergo sum
-
RolandVT
- Posts: 22864
- Joined: Fri Feb 09, 2024 10:42 am
- Has thanked: 426 times
- Been thanked: 5380 times
Разговор по душам
28 ноября 1941 года
Деревня Старая Верейского района Московской области
По каким-то никому не известным причинам, деревня Старая очень сильно пострадала и во время коллективизации, и особенно во время Большого Террора. Поэтому в деревне Советскую власть ненавидели люто, а вермахт встречали как спасителей и освободителей.
Возможно, это было как-то связано с тем, что жители деревни были необычно религиозны, а немецкие «оккупанты» первым делом не только восстановили полуразрушенную большевиками церковь в соседнем селе Грибцово (полностью разрушить храм красные не шмогли – слишком крепким оказалось здание, построенное русскими мастерами ещё в позапрошлом веке), но и нашли укрывшегося в глубоком подполье от карающей десницы НКВД православного священника отца Алексия.
Староста Свиридов ненавидел большевиков и был благодарен немцам не меньше, но и не больше, чем любой другой житель деревни. Он просто был, пожалуй, самым «крепким хозяйственником» (как ему удалось уцелеть во времена коллективизации и Большого Террора, почти поголовно истребивших трудолюбивых крестьян России, Украины и прочих «советских республик», не знал даже он сам).
Поэтому и стол для дорогих немецких гостей в его доме был, пожалуй, самым обильным и разнообразным. Соблазнительнейшее сало, вкуснейший крестьянский хлеб, домашний сыр, копчёная и солёная рыба (которой было богато местное приличного размера озеро), варёная картошка, квашеная капуста, солёные огурцы, приготовленная в печке сегодняшняя курочка (в смысле, забитая сегодняшним утром), печёные яблоки с восхитительнейшим мёдом...
И, конечно, чистый как слеза самогон. Прямо от бабы Тани, винно-водочное искусство в семье которой передавалось из поколения в поколения со времён как минимум императора Петра Великого.
Пришлось несколько отложить разговор. Колокольцев достал из сумки внушительного размера флягу с ирландским виски, который ему поставляли партнёры его (точнее, его и Гиммлера) фирмы прямо с вискикурни Бушмиллз. Поставил на стол. Добавил две плитки изысканнейшего бельгийского шоколада.
«От нашего стола – вашему столу» - сказал он по-русски. Семье Свиридовых это понравилось. Даже очень. Впрочем, виски и шоколад им тоже очень понравились. Как и обер-лейтенанту Зиммелю.
Еду поглотили быстро. Колокольцев объяснил гостеприимным хозяевам, что хотя он и обер-лейтенант благодарны им за угощение, но, как говорится, служба... И потому уединились в небольшой, чистенькой и уютной комнате для гостей.
«Поступим так» - обратился он к Зиммелю. «Я Вам буду рассказывать, как я вижу ситуацию – а Вы меня поправите, если я где ошибусь. Согласны?»
«Согласен» - кивнул обер-лейтенант, явно обрадованный возможности поработать с майором абвера. Может, удастся, наконец, выбраться из этой чёртовой дыры...
«Эта девушка... кстати, как она назвала себя?» - спросил Колокольцев.
«Надеждой. Надей» - ответил обер-лейтенант.
«С претензиями девушка» - подумал Колокольцев. В то, что диверсантка назвала своё настоящее имя, он, конечно, не поверил. «Это нужно будет использовать...»
«... выполняла приказ Сталина №0428. Знаете о таком?»
Обер-лейтенант кивнул. «Нам пришла шифрограмма из штаба дивизии. И Ваши – из абвергруппы – приезжали. Инструктировали»
«И что Вы по этому поводу думаете?» - улыбнулся подполковник СС. И добавил: «Только честно. Я майор вермахта, а не СС, так что со мной Вы можете быть откровенны»
Насчёт вермахта и СС было враньё полное, но Колокольцеву было действительно интересно, что обычный, рядовой пехотный офицер думает по этому поводу. Сдавать его своим коллегам из гестапо он, разумеется, не собирался – да им и не было до таких фронтовиков ровным счётом никакого дела.
Обер-лейтенант подумал, что его, возможно, проверяют на предмет возможного дальнейшего сотрудничества, и решил быть полностью откровенным. Ибо если его поймают на вранье (а майор, похоже, на этом целую собачью стаю съел), то прости-прощай мечты о смене места дислокации...
«Я ... не то, чтобы совсем уж аполитичен, просто никогда не придавал особого значения...»
«Содержанию речей доктора Геббельса?» - улыбнулся Колокольцев. «Особенно... эээ... их экстремальным составляющим?»
Доктор Геббельс был его соратником и почти приятелем… впрочем, об этом знать обер-лейтенанту Зиммелю было совсем не обязательно.
Зиммель кивнул. «Да. Но прочитав этот приказ, я подумал...»
«Что в рассуждениях рейхсминистра пропаганды о недочеловеках есть некое рациональное зерно? Некая сермяжная правда?» - усмехнулся Колокольцев.
«Да» - нехотя признался обер-лейтенант. Явно воспитанный на несколько иных принципах, ценностях и представлениях об окружающем мире, чем пропагандируемые рейхсминистерством доктора Геббельса.
И добавил: «Я просто не понимаю, как... как они могут воевать за правительство, за лидера, который так поступает с ними. И ещё...»
Он неожиданно запнулся.
«Меня просто холодный пот прошибает, когда я думаю о том, что было бы, если бы мы не успели. Если бы мы их не опередили. Ведь если они так поступают со своими... то, как же они поступили бы с нами? Если бы они ударили первыми...»
К тому времени доказательств того, что Сталин планировал нанести удар по Германии не позднее начала июля 1941 года, было выше крыши. А стараниями рейхсминистерства пропаганды и соответствующих армейских служб эти доказательства были доведены до практически каждого офицера и солдата вермахта (и, естественно, ваффен-СС).
Колокольцев был одним из очень немногих, кто доподлинно знал, что на самом деле, Красная Армия должна была обрушиться на вермахт и ваффен-СС, начав «освободительный поход в Европу» не в начале июля, а двадцать третьего (!) июня. Иными словами, Гитлер опередил Сталина чуть больше, чем на двадцать четыре часа. Но значительно меньше, чем на сорок восемь...
Причём опередил благодаря Колокольцеву… и Еве Браун. Ибо де-факто жена фюрера инициировала Операцию Самарканд… а Колокольцев её реализовал. Тем самым, переманив на сторону рейха демона Абаддона, благодаря усилиям которого РККА и потерпела невиданное в истории поражение в первые месяцы Операции Барбаросса.
«Там, где произносятся слова если бы, начинается гадание на кофейной гуще» - улыбнулся Колокольцев. «Мы их опередили. Точка. Вопрос закрыт»
И продолжил: «Согласно полученному из штаба дивизии приказу, вы организовали в деревне усиленное круглосуточное патрулирование. И создали из жителей деревни отряд самообороны от поджогов, бойцы которого носили отличительные белые повязки...»
«Так точно» - кивнул обер-лейтенант. Ибо в вермахте (в отличие от разгильдяйской РККА) приказы командования выполнялись четко, эффективно и беспрекословно. Что зачастую спасало немало жизней. В том числе, и мирного гражданского населения.
«Эту особу задержал именно патруль отряда самообороны...»
Зиммель снова кивнул. So far, so good.
«... при попытке поджечь... что?»
«Сарай» - впервые улыбнулся обер-лейтенант. «Точнее, конюшню»
Значит, спасли несколько четвероногих жизней. Тоже неплохо.
«Крестьяне хотели диверсантку растерзать на месте...» - продолжил Колокольцев.
Вполне понятное желание, учитывая на какую смерть их и их родных и близких – женщин, стариков и детей обрекало это исчадие Ада в женском облике.
«... но вовремя подоспел ваш патруль. Который её буквально вырвал из рук разъярённых крестьян...»
«Так и было» - подтвердил Зиммель. «Даже в воздух пару раз из Вальтера пальнуть пришлось...»
«Вам?» - осведомился Колокольцев.
Обер-лейтенант покачал головой: «Нет. Патрулём командовал унтер-фельдфебель Нагель. Он и пальнул...»
«После чего несостоявшуюся диверсантку привели к Вам для допроса» - предположил Колокольцев. Зиммель кивнул. Чувствуя, что сейчас ему будут, мягко говоря, указывать на его ошибки.
«Скажите, обер-лейтенант,» - задумчиво поинтересовался псевдо-абверовец, «Вам нравится пороть женщин?»
«Что?» - удивился Зиммель. Этого вопроса он явно не ожидал.
«Хорошо» - улыбнулся Колокольцев, «я перефразирую вопрос. У Вас были эротические фантазии, в которых Вы пороли ремнём красивую девушку? Абсолютно голую девушку? Или наблюдали за её поркой? И даже не пытайтесь мне соврать – это бесполезно...»
Обер-лейтенант догадывался, что бесполезно. Поэтому он глубоко вздохнул и – с заметным стыдом признался: «Были». И осторожно спросил:
«А как Вы догадались?»
Псевдо-майор пожал плечами: «Очень просто. Искусству ведения допросов Вас явно не учили. Иначе Вы носили бы не пехотные погоны, а погоны ГФП. Тайной полевой полиции. Или жандармерии. Или петлицы оберштурмфюрера СС. Или работали в гестапо. Или в абвере...»
И продолжил. Абсолютно бесстрастно продолжил:
«Поэтому если бы у Вас таких фантазий не было, Вы бы с ней поступили намного брутальнее. И, кстати, возможно, эффективнее – хотя и не факт. Ноготь вырвали бы щипцами, палец, руку или ногу сломали. Или сунули в кипяток. Или иглу, раскалённую, под ноготь... Или зажигалкой прижигали соски или половые органы. Или... в общем, во влагалище или анус много что болезненно ввести можно. Весьма болезненно...»
Обер-лейтенанта аж передёрнуло. К такой правде жизни из практики работы с пойманными на месте преступления диверсантами он был явно не готов.
Затем осторожно спросил: «Почему эффективнее? И почему возможно?»
«Эффективнее потому» - объяснил Колокольцев, «что если правильно заданный вопрос сопровождается острой и нестерпимо – реально нестерпимо – сильной болью, а также жёстким визуальным воздействием – то... в общем, это полностью сносит систему защиты, установленную и самим диверсантом, и его инструкторами. И он или она как на духу выдают необходимую Вам информацию. Причём зачастую прямо из памяти – минуя сознание...»
Сделал паузу, достаточно долгую для того, чтобы обер-лейтенант смог переварить информацию. Потом продолжил:
«А возможно потому, что нередко объект при таком воздействии начинает не выдавать нужную Вам информацию, а нести оглушительную чушь. Не потому, что его или её так учили – хотя этому их действительно учат, а в силу особенностей индивидуальной реакции на боль...»
«Поэтому» - заключил он, «вопреки расхожим мифам, обильно распространяемым и коммунистической, и англо-американской, и прочей анти-нацистской пропагандой, ни гестапо, ни ГФП, ни, тем более абвер, болевые воздействия не практикуют. За очень редким исключением…»
Которое в последнее время превращалось в правило ураганными темпами.
«А что практикуют?» - растерянно спросил Зиммель.
Колокольцев хищно улыбнулся. Очень хищно: «А это я Вам сейчас покажу»
И добавил: «Вам несказанно повезло, Зиммель. Вы сейчас увидите мастер-класс по допросам от лучшего специалиста абвера…»
На самом деле, одного из лучших - и гестапо (Колокольцев совершенно официально имел гражданский чин оберрегирунгс- унд криминальрата) … но в данном случае это не имело значения.
Имел значение только лишь собственно мастер-класс…
Деревня Старая Верейского района Московской области
По каким-то никому не известным причинам, деревня Старая очень сильно пострадала и во время коллективизации, и особенно во время Большого Террора. Поэтому в деревне Советскую власть ненавидели люто, а вермахт встречали как спасителей и освободителей.
Возможно, это было как-то связано с тем, что жители деревни были необычно религиозны, а немецкие «оккупанты» первым делом не только восстановили полуразрушенную большевиками церковь в соседнем селе Грибцово (полностью разрушить храм красные не шмогли – слишком крепким оказалось здание, построенное русскими мастерами ещё в позапрошлом веке), но и нашли укрывшегося в глубоком подполье от карающей десницы НКВД православного священника отца Алексия.
Староста Свиридов ненавидел большевиков и был благодарен немцам не меньше, но и не больше, чем любой другой житель деревни. Он просто был, пожалуй, самым «крепким хозяйственником» (как ему удалось уцелеть во времена коллективизации и Большого Террора, почти поголовно истребивших трудолюбивых крестьян России, Украины и прочих «советских республик», не знал даже он сам).
Поэтому и стол для дорогих немецких гостей в его доме был, пожалуй, самым обильным и разнообразным. Соблазнительнейшее сало, вкуснейший крестьянский хлеб, домашний сыр, копчёная и солёная рыба (которой было богато местное приличного размера озеро), варёная картошка, квашеная капуста, солёные огурцы, приготовленная в печке сегодняшняя курочка (в смысле, забитая сегодняшним утром), печёные яблоки с восхитительнейшим мёдом...
И, конечно, чистый как слеза самогон. Прямо от бабы Тани, винно-водочное искусство в семье которой передавалось из поколения в поколения со времён как минимум императора Петра Великого.
Пришлось несколько отложить разговор. Колокольцев достал из сумки внушительного размера флягу с ирландским виски, который ему поставляли партнёры его (точнее, его и Гиммлера) фирмы прямо с вискикурни Бушмиллз. Поставил на стол. Добавил две плитки изысканнейшего бельгийского шоколада.
«От нашего стола – вашему столу» - сказал он по-русски. Семье Свиридовых это понравилось. Даже очень. Впрочем, виски и шоколад им тоже очень понравились. Как и обер-лейтенанту Зиммелю.
Еду поглотили быстро. Колокольцев объяснил гостеприимным хозяевам, что хотя он и обер-лейтенант благодарны им за угощение, но, как говорится, служба... И потому уединились в небольшой, чистенькой и уютной комнате для гостей.
«Поступим так» - обратился он к Зиммелю. «Я Вам буду рассказывать, как я вижу ситуацию – а Вы меня поправите, если я где ошибусь. Согласны?»
«Согласен» - кивнул обер-лейтенант, явно обрадованный возможности поработать с майором абвера. Может, удастся, наконец, выбраться из этой чёртовой дыры...
«Эта девушка... кстати, как она назвала себя?» - спросил Колокольцев.
«Надеждой. Надей» - ответил обер-лейтенант.
«С претензиями девушка» - подумал Колокольцев. В то, что диверсантка назвала своё настоящее имя, он, конечно, не поверил. «Это нужно будет использовать...»
«... выполняла приказ Сталина №0428. Знаете о таком?»
Обер-лейтенант кивнул. «Нам пришла шифрограмма из штаба дивизии. И Ваши – из абвергруппы – приезжали. Инструктировали»
«И что Вы по этому поводу думаете?» - улыбнулся подполковник СС. И добавил: «Только честно. Я майор вермахта, а не СС, так что со мной Вы можете быть откровенны»
Насчёт вермахта и СС было враньё полное, но Колокольцеву было действительно интересно, что обычный, рядовой пехотный офицер думает по этому поводу. Сдавать его своим коллегам из гестапо он, разумеется, не собирался – да им и не было до таких фронтовиков ровным счётом никакого дела.
Обер-лейтенант подумал, что его, возможно, проверяют на предмет возможного дальнейшего сотрудничества, и решил быть полностью откровенным. Ибо если его поймают на вранье (а майор, похоже, на этом целую собачью стаю съел), то прости-прощай мечты о смене места дислокации...
«Я ... не то, чтобы совсем уж аполитичен, просто никогда не придавал особого значения...»
«Содержанию речей доктора Геббельса?» - улыбнулся Колокольцев. «Особенно... эээ... их экстремальным составляющим?»
Доктор Геббельс был его соратником и почти приятелем… впрочем, об этом знать обер-лейтенанту Зиммелю было совсем не обязательно.
Зиммель кивнул. «Да. Но прочитав этот приказ, я подумал...»
«Что в рассуждениях рейхсминистра пропаганды о недочеловеках есть некое рациональное зерно? Некая сермяжная правда?» - усмехнулся Колокольцев.
«Да» - нехотя признался обер-лейтенант. Явно воспитанный на несколько иных принципах, ценностях и представлениях об окружающем мире, чем пропагандируемые рейхсминистерством доктора Геббельса.
И добавил: «Я просто не понимаю, как... как они могут воевать за правительство, за лидера, который так поступает с ними. И ещё...»
Он неожиданно запнулся.
«Меня просто холодный пот прошибает, когда я думаю о том, что было бы, если бы мы не успели. Если бы мы их не опередили. Ведь если они так поступают со своими... то, как же они поступили бы с нами? Если бы они ударили первыми...»
К тому времени доказательств того, что Сталин планировал нанести удар по Германии не позднее начала июля 1941 года, было выше крыши. А стараниями рейхсминистерства пропаганды и соответствующих армейских служб эти доказательства были доведены до практически каждого офицера и солдата вермахта (и, естественно, ваффен-СС).
Колокольцев был одним из очень немногих, кто доподлинно знал, что на самом деле, Красная Армия должна была обрушиться на вермахт и ваффен-СС, начав «освободительный поход в Европу» не в начале июля, а двадцать третьего (!) июня. Иными словами, Гитлер опередил Сталина чуть больше, чем на двадцать четыре часа. Но значительно меньше, чем на сорок восемь...
Причём опередил благодаря Колокольцеву… и Еве Браун. Ибо де-факто жена фюрера инициировала Операцию Самарканд… а Колокольцев её реализовал. Тем самым, переманив на сторону рейха демона Абаддона, благодаря усилиям которого РККА и потерпела невиданное в истории поражение в первые месяцы Операции Барбаросса.
«Там, где произносятся слова если бы, начинается гадание на кофейной гуще» - улыбнулся Колокольцев. «Мы их опередили. Точка. Вопрос закрыт»
И продолжил: «Согласно полученному из штаба дивизии приказу, вы организовали в деревне усиленное круглосуточное патрулирование. И создали из жителей деревни отряд самообороны от поджогов, бойцы которого носили отличительные белые повязки...»
«Так точно» - кивнул обер-лейтенант. Ибо в вермахте (в отличие от разгильдяйской РККА) приказы командования выполнялись четко, эффективно и беспрекословно. Что зачастую спасало немало жизней. В том числе, и мирного гражданского населения.
«Эту особу задержал именно патруль отряда самообороны...»
Зиммель снова кивнул. So far, so good.
«... при попытке поджечь... что?»
«Сарай» - впервые улыбнулся обер-лейтенант. «Точнее, конюшню»
Значит, спасли несколько четвероногих жизней. Тоже неплохо.
«Крестьяне хотели диверсантку растерзать на месте...» - продолжил Колокольцев.
Вполне понятное желание, учитывая на какую смерть их и их родных и близких – женщин, стариков и детей обрекало это исчадие Ада в женском облике.
«... но вовремя подоспел ваш патруль. Который её буквально вырвал из рук разъярённых крестьян...»
«Так и было» - подтвердил Зиммель. «Даже в воздух пару раз из Вальтера пальнуть пришлось...»
«Вам?» - осведомился Колокольцев.
Обер-лейтенант покачал головой: «Нет. Патрулём командовал унтер-фельдфебель Нагель. Он и пальнул...»
«После чего несостоявшуюся диверсантку привели к Вам для допроса» - предположил Колокольцев. Зиммель кивнул. Чувствуя, что сейчас ему будут, мягко говоря, указывать на его ошибки.
«Скажите, обер-лейтенант,» - задумчиво поинтересовался псевдо-абверовец, «Вам нравится пороть женщин?»
«Что?» - удивился Зиммель. Этого вопроса он явно не ожидал.
«Хорошо» - улыбнулся Колокольцев, «я перефразирую вопрос. У Вас были эротические фантазии, в которых Вы пороли ремнём красивую девушку? Абсолютно голую девушку? Или наблюдали за её поркой? И даже не пытайтесь мне соврать – это бесполезно...»
Обер-лейтенант догадывался, что бесполезно. Поэтому он глубоко вздохнул и – с заметным стыдом признался: «Были». И осторожно спросил:
«А как Вы догадались?»
Псевдо-майор пожал плечами: «Очень просто. Искусству ведения допросов Вас явно не учили. Иначе Вы носили бы не пехотные погоны, а погоны ГФП. Тайной полевой полиции. Или жандармерии. Или петлицы оберштурмфюрера СС. Или работали в гестапо. Или в абвере...»
И продолжил. Абсолютно бесстрастно продолжил:
«Поэтому если бы у Вас таких фантазий не было, Вы бы с ней поступили намного брутальнее. И, кстати, возможно, эффективнее – хотя и не факт. Ноготь вырвали бы щипцами, палец, руку или ногу сломали. Или сунули в кипяток. Или иглу, раскалённую, под ноготь... Или зажигалкой прижигали соски или половые органы. Или... в общем, во влагалище или анус много что болезненно ввести можно. Весьма болезненно...»
Обер-лейтенанта аж передёрнуло. К такой правде жизни из практики работы с пойманными на месте преступления диверсантами он был явно не готов.
Затем осторожно спросил: «Почему эффективнее? И почему возможно?»
«Эффективнее потому» - объяснил Колокольцев, «что если правильно заданный вопрос сопровождается острой и нестерпимо – реально нестерпимо – сильной болью, а также жёстким визуальным воздействием – то... в общем, это полностью сносит систему защиты, установленную и самим диверсантом, и его инструкторами. И он или она как на духу выдают необходимую Вам информацию. Причём зачастую прямо из памяти – минуя сознание...»
Сделал паузу, достаточно долгую для того, чтобы обер-лейтенант смог переварить информацию. Потом продолжил:
«А возможно потому, что нередко объект при таком воздействии начинает не выдавать нужную Вам информацию, а нести оглушительную чушь. Не потому, что его или её так учили – хотя этому их действительно учат, а в силу особенностей индивидуальной реакции на боль...»
«Поэтому» - заключил он, «вопреки расхожим мифам, обильно распространяемым и коммунистической, и англо-американской, и прочей анти-нацистской пропагандой, ни гестапо, ни ГФП, ни, тем более абвер, болевые воздействия не практикуют. За очень редким исключением…»
Которое в последнее время превращалось в правило ураганными темпами.
«А что практикуют?» - растерянно спросил Зиммель.
Колокольцев хищно улыбнулся. Очень хищно: «А это я Вам сейчас покажу»
И добавил: «Вам несказанно повезло, Зиммель. Вы сейчас увидите мастер-класс по допросам от лучшего специалиста абвера…»
На самом деле, одного из лучших - и гестапо (Колокольцев совершенно официально имел гражданский чин оберрегирунгс- унд криминальрата) … но в данном случае это не имело значения.
Имел значение только лишь собственно мастер-класс…
Scribo, ergo sum
-
RolandVT
- Posts: 22864
- Joined: Fri Feb 09, 2024 10:42 am
- Has thanked: 426 times
- Been thanked: 5380 times
Мастер-класс
28 ноября 1941 года
Деревня Старая Верейского района Московской области
Они вернулись в исходную точку. В смысле, в дом, где находилась пленённая диверсантка. В горнице мало что изменилось. Только диверсантка была укрыта одеялом, ефрейтор Краузе сидел на стуле, который изначально занимал обер-лейтенант Зиммель, а Ирена по-женски удобно устроилась на другом стуле.
«Отвяжите её, Краузе» - приказал Колокольцев. «И можете быть свободны. Да, и прекратите рявкать Jawohl каждый раз, когда я Вам приказываю. И без Вас в ушах звенит» - раздражённо добавил он.
Ефрейтор уже было открыл рот, чтобы рявкнуть... и тут же закрыл. Отвязал девушку и на удивление бесшумно исчез. Видимо дверь в сени была хорошо смазана, а дорожки – и в горнице, и в сенях – были достаточно плотными, чтобы гасить звук шагов даже в немецких сапогах с металлическими подошвами.
Колокольцеву вдруг безумно захотелось раздеть и переводчицу – нервное напряжение нередко так действовало на него (как, впрочем, и на многих). Но он, разумеется, и вида не подал. Если будет реально невтерпёж (а такое случалось), то всегда успеется. Поэтому он вежливо обратился к ней:
«Ирена, подождите нас у Свиридова в доме. И передайте ему, что я попросил Вас накормить. Хорошо накормить. И, разумеется, напоить...»
«Спасибо, господин майор» - потупив глаза и заметно покраснев, ответила девушка. Она бы, пожалуй, и книксен сделала... если бы была в другой одежде. Видно было, что она знает, что нравится «господину майору». Очень нравится. И что он ей нравится тоже.
Колокольцев объяснил своё решение: «Я свободно владею русским языком. Практически как родным...»
Сравнительный союз «как» в этом заявлении был категорически лишним. Впрочем, Ирене Лилиенталь об этом столь же категорически знать не полагалось.
Ирена неожиданно поклонилась – и убежала через дорогу. Явно в предвкушении вкусного обеда. Очень вкусного обеда.
Колокольцев обратился к Зиммелю: «Вам будет некомфортно, ибо вести допрос я буду по-русски. Но переводчицу я просто вынужден был удалить...»
Зиммель понимающе кивнул: «Лишние уши ни к чему?»
«Именно» - подтвердил псевдо-майор. И приступил к допросу.
Подошёл к лавке, одни рывком сорвал с девушки одеяло. Отшвырнул в угол горницы: «Поднимайся»
Девушка покорно поднялась и села на лавку. Тело у неё было... симпатичное. Не то, чтобы особо красивое, но симпатичное. Даже несмотря на явные следы недоедания (судя по всему, кормили в их диверсионной школе из рук вон плохо), далеко не идеальные – и даже несколько асимметричные - небольшие груди с маленькими сосками, чересчур широкие бёдра и несколько великоватые для её небольшого роста ступни.
Покорность девушки не удивила Колокольцев. Ибо приказ №0428 был настолько чудовищным, что большинство диверсантов, которых отправили его выполнять, либо дезертировали, либо сами пришли к оккупантам и, как на духу, выложили всё, что знали про подготовку в диверсионных школах.
Выложили многое. В частности (именно это в данный момент было наиболее полезно Колокольцеву), что при поступлении в школу всех новобранцев предупредили, что 95 % из них будут убиты, а те, кто попадут в плен, погибнут мучительно от пыток.
И то, и другое было собачьей чушью. Тех, кто не дезертировал или не сдался сам, быстро переловили либо фельджандармы, либо просто солдаты вермахта, либо – чаще всего – мирное население, после чего диверсантов очень быстро повесили или расстреляли. Задерживали умело, поэтому всех взяли живыми, а пытать не пытали совсем – ибо никакой необходимости в этом не было.
Но психологический эффект от этого предупреждения был. Который состоял в том, что, попав в плен, диверсанты чувствовали себя уже мёртвыми. И поэтому морально готовыми к любым пыткам. Поэтому никакой воли к сопротивлению – за исключением выдачи секретов – у них не было. А где нет воли к сопротивлению – есть абсолютная покорность.
Впрочем, как очень скоро выяснилось, не столь уж и абсолютная.
Колокольцеву нечасто приходилось допрашивать женщин, но всегда, когда ему нужно было это делать, он первым делом раздевал женщину догола. Ибо нагота делает объект уязвимым, что существенно ослабляет защитные механизмы. Впрочем, мужчин он раздевал тоже. Всех раздевал.
Точнее, они раздевались сами. Ибо он предлагал два варианта – на выбор. Или она раздевается сама – или он разденет её силой. Причём больно разденет. Очень больно. Нажимая на болевые точки «в процессе». Даже для самой неуступчивой женщины было достаточно одного-двух нажатий, чтобы она покорно сняла с себя одежду. Всю одежду.
Здесь всё было еще проще. Ибо несостоявшуюся диверсантку уже раздели. И хорошо – ему работы меньше. «Ноги раздвинь» - приказал он.
Чем больше стыда, тем слабее защита. Тем сложнее сопротивляться запросам на информацию.
Девушка отказалась повиноваться. Наоборот, ещё сильнее сжала ноги. Неудивительно – воспитание девочек в советских семьях было весьма консервативным.
«Вот что, Надя – или как тебя там...» Он сделал многозначительную паузу.
«... у тебя есть два варианта. Либо ты сама раздвигаешь ноги, либо я приглашу фельдфебеля, который тебя порол. Он тебя изнасилует до полуневменяемого состояния – в рот, влагалище и анус – он у нас легендарный секс-гигант – а потом свяжет тебе руки за спиной, силой раздвинет ноги и привяжет колени к палке. Так что мы тебя все равно увидим всю. Ну, и для полноты удовольствия половые губы пришпилим булавками к бёдрам. Чтобы видеть уж совсем всё...»
Дал ей возможность подумать о её ближайших перспективах, неторопливо переведя сказанное обер-лейтенанту. С пояснениями, почему и зачем.
Тот аж крякнул. Вытер тыльной стороной ладони заметно вспотевший лоб.
«Сильно. Теперь понятно, почему Вы переводчицу удалили...»
Девушка, похоже, приняла правильное решение. И вообще оказалась несколько более догадливой, здравой и адекватной, чем он предполагал ранее.
«Если я буду Вам подчиняться, Вы не будете меня насиловать?» - осторожно спросила она. Похоже, к перспективе изнасилования её почему-то не подготовили. Торопились? Или слишком всерьёз восприняли Нюрнбергские законы, запрещающие немцам секс с унтерменшами?
В любом случае прокол-с... Ибо изнасилования она боялась куда как больше, чем даже самых страшных пыток. А это уязвимость. Которую можно – и нужно – было использовать. «Не буду» - улыбнулся Колокольцев. «Слово офицера»
Которое на допросе не значило ровным счётом ничего. Ибо его интересовало только одно – информация. А в этом случае цель как раз оправдывала средства. Любые средства. В том числе, и лютое враньё.
Диверсантка раздвинула ноги. 1:0 в пользу Колокольцева. Обер-лейтенант... был на седьмом небе от удовольствия.
«Дитё малое» - раздражённо подумал Колокольцев. Хотя, конечно, никакое не дитё. Просто полный дилетант в сложном искусстве допроса.
«Вот так и сиди» - улыбнулся Колокольцев. «А я сейчас вернусь. Герр обер-лейтенант тебя пока посторожит...»
Деревня Старая Верейского района Московской области
Они вернулись в исходную точку. В смысле, в дом, где находилась пленённая диверсантка. В горнице мало что изменилось. Только диверсантка была укрыта одеялом, ефрейтор Краузе сидел на стуле, который изначально занимал обер-лейтенант Зиммель, а Ирена по-женски удобно устроилась на другом стуле.
«Отвяжите её, Краузе» - приказал Колокольцев. «И можете быть свободны. Да, и прекратите рявкать Jawohl каждый раз, когда я Вам приказываю. И без Вас в ушах звенит» - раздражённо добавил он.
Ефрейтор уже было открыл рот, чтобы рявкнуть... и тут же закрыл. Отвязал девушку и на удивление бесшумно исчез. Видимо дверь в сени была хорошо смазана, а дорожки – и в горнице, и в сенях – были достаточно плотными, чтобы гасить звук шагов даже в немецких сапогах с металлическими подошвами.
Колокольцеву вдруг безумно захотелось раздеть и переводчицу – нервное напряжение нередко так действовало на него (как, впрочем, и на многих). Но он, разумеется, и вида не подал. Если будет реально невтерпёж (а такое случалось), то всегда успеется. Поэтому он вежливо обратился к ней:
«Ирена, подождите нас у Свиридова в доме. И передайте ему, что я попросил Вас накормить. Хорошо накормить. И, разумеется, напоить...»
«Спасибо, господин майор» - потупив глаза и заметно покраснев, ответила девушка. Она бы, пожалуй, и книксен сделала... если бы была в другой одежде. Видно было, что она знает, что нравится «господину майору». Очень нравится. И что он ей нравится тоже.
Колокольцев объяснил своё решение: «Я свободно владею русским языком. Практически как родным...»
Сравнительный союз «как» в этом заявлении был категорически лишним. Впрочем, Ирене Лилиенталь об этом столь же категорически знать не полагалось.
Ирена неожиданно поклонилась – и убежала через дорогу. Явно в предвкушении вкусного обеда. Очень вкусного обеда.
Колокольцев обратился к Зиммелю: «Вам будет некомфортно, ибо вести допрос я буду по-русски. Но переводчицу я просто вынужден был удалить...»
Зиммель понимающе кивнул: «Лишние уши ни к чему?»
«Именно» - подтвердил псевдо-майор. И приступил к допросу.
Подошёл к лавке, одни рывком сорвал с девушки одеяло. Отшвырнул в угол горницы: «Поднимайся»
Девушка покорно поднялась и села на лавку. Тело у неё было... симпатичное. Не то, чтобы особо красивое, но симпатичное. Даже несмотря на явные следы недоедания (судя по всему, кормили в их диверсионной школе из рук вон плохо), далеко не идеальные – и даже несколько асимметричные - небольшие груди с маленькими сосками, чересчур широкие бёдра и несколько великоватые для её небольшого роста ступни.
Покорность девушки не удивила Колокольцев. Ибо приказ №0428 был настолько чудовищным, что большинство диверсантов, которых отправили его выполнять, либо дезертировали, либо сами пришли к оккупантам и, как на духу, выложили всё, что знали про подготовку в диверсионных школах.
Выложили многое. В частности (именно это в данный момент было наиболее полезно Колокольцеву), что при поступлении в школу всех новобранцев предупредили, что 95 % из них будут убиты, а те, кто попадут в плен, погибнут мучительно от пыток.
И то, и другое было собачьей чушью. Тех, кто не дезертировал или не сдался сам, быстро переловили либо фельджандармы, либо просто солдаты вермахта, либо – чаще всего – мирное население, после чего диверсантов очень быстро повесили или расстреляли. Задерживали умело, поэтому всех взяли живыми, а пытать не пытали совсем – ибо никакой необходимости в этом не было.
Но психологический эффект от этого предупреждения был. Который состоял в том, что, попав в плен, диверсанты чувствовали себя уже мёртвыми. И поэтому морально готовыми к любым пыткам. Поэтому никакой воли к сопротивлению – за исключением выдачи секретов – у них не было. А где нет воли к сопротивлению – есть абсолютная покорность.
Впрочем, как очень скоро выяснилось, не столь уж и абсолютная.
Колокольцеву нечасто приходилось допрашивать женщин, но всегда, когда ему нужно было это делать, он первым делом раздевал женщину догола. Ибо нагота делает объект уязвимым, что существенно ослабляет защитные механизмы. Впрочем, мужчин он раздевал тоже. Всех раздевал.
Точнее, они раздевались сами. Ибо он предлагал два варианта – на выбор. Или она раздевается сама – или он разденет её силой. Причём больно разденет. Очень больно. Нажимая на болевые точки «в процессе». Даже для самой неуступчивой женщины было достаточно одного-двух нажатий, чтобы она покорно сняла с себя одежду. Всю одежду.
Здесь всё было еще проще. Ибо несостоявшуюся диверсантку уже раздели. И хорошо – ему работы меньше. «Ноги раздвинь» - приказал он.
Чем больше стыда, тем слабее защита. Тем сложнее сопротивляться запросам на информацию.
Девушка отказалась повиноваться. Наоборот, ещё сильнее сжала ноги. Неудивительно – воспитание девочек в советских семьях было весьма консервативным.
«Вот что, Надя – или как тебя там...» Он сделал многозначительную паузу.
«... у тебя есть два варианта. Либо ты сама раздвигаешь ноги, либо я приглашу фельдфебеля, который тебя порол. Он тебя изнасилует до полуневменяемого состояния – в рот, влагалище и анус – он у нас легендарный секс-гигант – а потом свяжет тебе руки за спиной, силой раздвинет ноги и привяжет колени к палке. Так что мы тебя все равно увидим всю. Ну, и для полноты удовольствия половые губы пришпилим булавками к бёдрам. Чтобы видеть уж совсем всё...»
Дал ей возможность подумать о её ближайших перспективах, неторопливо переведя сказанное обер-лейтенанту. С пояснениями, почему и зачем.
Тот аж крякнул. Вытер тыльной стороной ладони заметно вспотевший лоб.
«Сильно. Теперь понятно, почему Вы переводчицу удалили...»
Девушка, похоже, приняла правильное решение. И вообще оказалась несколько более догадливой, здравой и адекватной, чем он предполагал ранее.
«Если я буду Вам подчиняться, Вы не будете меня насиловать?» - осторожно спросила она. Похоже, к перспективе изнасилования её почему-то не подготовили. Торопились? Или слишком всерьёз восприняли Нюрнбергские законы, запрещающие немцам секс с унтерменшами?
В любом случае прокол-с... Ибо изнасилования она боялась куда как больше, чем даже самых страшных пыток. А это уязвимость. Которую можно – и нужно – было использовать. «Не буду» - улыбнулся Колокольцев. «Слово офицера»
Которое на допросе не значило ровным счётом ничего. Ибо его интересовало только одно – информация. А в этом случае цель как раз оправдывала средства. Любые средства. В том числе, и лютое враньё.
Диверсантка раздвинула ноги. 1:0 в пользу Колокольцева. Обер-лейтенант... был на седьмом небе от удовольствия.
«Дитё малое» - раздражённо подумал Колокольцев. Хотя, конечно, никакое не дитё. Просто полный дилетант в сложном искусстве допроса.
«Вот так и сиди» - улыбнулся Колокольцев. «А я сейчас вернусь. Герр обер-лейтенант тебя пока посторожит...»
Scribo, ergo sum
-
RolandVT
- Posts: 22864
- Joined: Fri Feb 09, 2024 10:42 am
- Has thanked: 426 times
- Been thanked: 5380 times
Устами ребёнка
28 ноября 1941 года
Деревня Старая Верейского района Московской области
Колокольцев повернулся к Зиммелю: «Я быстро. Мы с ней договорились, что пока она мне подчиняется, её не будут насиловать. А она этого реально боится. Так что будет сидеть не шелохнувшись...»
«Не волнуйтесь, герр майор» - пообещал обер-лейтенант, понимая, чего может опасаться абверовец. «Я к ней пальцем не прикоснусь...»
«Конечно, не прикоснётся» - подумал Колокольцев. «Иначе все его мечты выбраться из этой растреклятой дыры прахом пойдут»
Колокольцев повернулся, быстрым шагом покинул дом. В мгновение ока добрался до дома Свиридова. В котором Ирена Лилиенталь продолжала поглощать вкуснятины, заботливо приготовленные женой старосты.
«Вот что, Пётр Николаевич, мне очень нужна Ваша помощь» - вежливо обратился он к старосте.
«Всё, что угодно, господин офицер» - подобострастно ответил тот.
Пётр Свиридов был явно не силён в знаках различия вермахта.
Псевдо-абверовец быстро объяснил, что ему нужно. «Есть такая» - кивнул староста. «Моя племяшка Аглая. Живёт в доме... почти напротив»
Через десять минут перед Колокольцевым стояло симпатичное десятилетнее дитё женского пола. По клятвенным утверждениям Свиридова, смышлёное не по годам. Он рассказал девочке, что от неё требуется. И что она увидит, конечно.
«Сделаю» - неожиданно взросло ответила Аглая. «Хотя я бы её своими руками удавила. Или ещё лучше – сожгла живьём...»
Колокольцев промолчал. Нормальная реакция ребёнка на инфернальное существо, которое хотело сжечь её дом и убить её медленной смертью от холода.
«Надежда» аж побелела, когда увидела девочку. Ибо сразу почувствовала, что её ожидает нечто пострашнее, чем самые жуткие пытки. И даже чем изнасилование.
Пробуждение её собственной совести. Совести, задавленной оголтелой, безумной большевистской пропагандой.
«Скажите, тётя» - неожиданно детским, совсем детским голосом спросила Аглая, «почему вы хотите сжечь мой дом? Почему вы хотите, чтобы я умерла от холода? Моя мама, мои братики, мои сестрёнки, мои бабушка с дедушкой... Что я вам такого сделала?»
Диверсантка дёрнулась. По её щеке потекла предательская слеза. К такому упыри из НКВД её точно не готовили. Ибо их бесконечно чёрные души о таком даже помыслить не могли.
Об устах ребёнка, которыми говорила Истина...
Аглая повернулась и молча вышла из комнаты. «Надежда» сидела абсолютно неподвижно. Как мраморная статуя.
«Хороший вопрос, кстати» - улыбнулся Колокольцев. Не забыв, разумеется, перевести оный для обер-лейтенанта. «Действительно, почему? И что эта девочка – её, кстати, Аглая зовут - тебе такого сделала, что ты хочешь, чтобы она потеряла свой дом, всех своих родных и умерла ужасной, мучительной смертью от холода?»
Девушка молчала. Что Колокольцева совершенно не удивляло. Таких особ в своих периодических... командировках в СССР он имел сомнительное удовольствие наблюдать десятками. Недалёкие, наивные дурочки; голова набита пропагандистскими штампами...
Этакие Эллочки-людоедочки советского розлива – только словарь состоит не из тридцати слов, как у оригинала, а из полусотни пропагандистских штампов.
Хотя система обучения/воспитания в BDM – нацистском Союзе немецких девушек (членство в котором было обязательным) была не идеальной, но BDM-ки были просто образцом интеллекта и свободомыслия (и здравого смысла) по сравнению с советскими комсомолками.
Кстати, насчёт «людоедочки» Ильф и Петров оказались просто гениальными провидцами, хотя в их время никому и в голову не могло прийти, что советский диктатор настолько потеряет все возможные и невозможные берега, что издаст чудовищный, дьявольский приказ №0428. А советские Эллочки-людоедочки бездумно помчатся его выполнять...
«Надежда» и говорила, и, что ещё хуже, думала (если этот глагол вообще был применим к советским Эллочкам) исключительно этим штампами. Построенными на чудовищном, всеобъемлющем вранье.
«Смеси русской сивухи с пойлом из Карла Маркса», как метко окрестил большевизм прославленный русский генерал Лавр Георгиевич Корнилов. Продуктом извращённого соития Карла Маркса и Ивана Грозного…
BDM-девушки и были на голову (а то на две) выше советских комсомолок, как Личности в первую очередь потому, что нацистская идеология была построена на основе искренней любви к Германии и её народу.
И всё-таки на некоей Истине, хотя и изрядно искажённой пусть искренними и даже честными, но всё равно серьёзнейшими ошибками и заблуждениями. «Расовыми войнами», «унтерменшами» и «уберменшами», «глобальным еврейским заговором», евгеникой... и прочей чепухой.
При всех их несомненных – и зачастую просто чудовищных – недостатках и преступлениях, Адольф Гитлер и его соратники-партайгеноссе делали всё возможное (и невозможное), чтобы принести настоящее полноценное счастье народу Германии. В чём, надо отметить, весьма преуспели – в 1938 году немцы были, пожалуй, самой счастливой нацией в Европе.
Большевизм же был построен на удовлетворении чудовищных гегемонистских амбиций одного человека. «Красного Тамерлана» Иосифа Сталина. Для которого все без исключения люди (и граждане СССР, и граждане других стран) были всего лишь инструментами, расходным материалом для достижения его дьявольской, сатанинской, инфернальной цели – мирового господства.
Превращения всех без исключения жителей в послушных, нерассуждающих, покорных рабов, готовых в любой момент со счастливой улыбкой на лице выполнять даже самые бесчеловечные, безумные, запредельно жестокие – и самоубийственные приказы.
В случае «Надежды» его пропагандонам это почти удалось. Почти. Ибо у штампов, построенных на вранье, есть только один недостаток – они не выдерживают столкновения с реальностью. Которая таки настигает. Всегда. Настигает – и камня на камне не оставляет от этих штампов.
Примерно это и происходило в душе, разуме и сердце диверсантки. К сожалению, Колокольцев просто не мог себе позволить ждать, пока этот процесс, как говорится, дойдёт. Результат ему нужен был здесь и сейчас.
Деревня Старая Верейского района Московской области
Колокольцев повернулся к Зиммелю: «Я быстро. Мы с ней договорились, что пока она мне подчиняется, её не будут насиловать. А она этого реально боится. Так что будет сидеть не шелохнувшись...»
«Не волнуйтесь, герр майор» - пообещал обер-лейтенант, понимая, чего может опасаться абверовец. «Я к ней пальцем не прикоснусь...»
«Конечно, не прикоснётся» - подумал Колокольцев. «Иначе все его мечты выбраться из этой растреклятой дыры прахом пойдут»
Колокольцев повернулся, быстрым шагом покинул дом. В мгновение ока добрался до дома Свиридова. В котором Ирена Лилиенталь продолжала поглощать вкуснятины, заботливо приготовленные женой старосты.
«Вот что, Пётр Николаевич, мне очень нужна Ваша помощь» - вежливо обратился он к старосте.
«Всё, что угодно, господин офицер» - подобострастно ответил тот.
Пётр Свиридов был явно не силён в знаках различия вермахта.
Псевдо-абверовец быстро объяснил, что ему нужно. «Есть такая» - кивнул староста. «Моя племяшка Аглая. Живёт в доме... почти напротив»
Через десять минут перед Колокольцевым стояло симпатичное десятилетнее дитё женского пола. По клятвенным утверждениям Свиридова, смышлёное не по годам. Он рассказал девочке, что от неё требуется. И что она увидит, конечно.
«Сделаю» - неожиданно взросло ответила Аглая. «Хотя я бы её своими руками удавила. Или ещё лучше – сожгла живьём...»
Колокольцев промолчал. Нормальная реакция ребёнка на инфернальное существо, которое хотело сжечь её дом и убить её медленной смертью от холода.
«Надежда» аж побелела, когда увидела девочку. Ибо сразу почувствовала, что её ожидает нечто пострашнее, чем самые жуткие пытки. И даже чем изнасилование.
Пробуждение её собственной совести. Совести, задавленной оголтелой, безумной большевистской пропагандой.
«Скажите, тётя» - неожиданно детским, совсем детским голосом спросила Аглая, «почему вы хотите сжечь мой дом? Почему вы хотите, чтобы я умерла от холода? Моя мама, мои братики, мои сестрёнки, мои бабушка с дедушкой... Что я вам такого сделала?»
Диверсантка дёрнулась. По её щеке потекла предательская слеза. К такому упыри из НКВД её точно не готовили. Ибо их бесконечно чёрные души о таком даже помыслить не могли.
Об устах ребёнка, которыми говорила Истина...
Аглая повернулась и молча вышла из комнаты. «Надежда» сидела абсолютно неподвижно. Как мраморная статуя.
«Хороший вопрос, кстати» - улыбнулся Колокольцев. Не забыв, разумеется, перевести оный для обер-лейтенанта. «Действительно, почему? И что эта девочка – её, кстати, Аглая зовут - тебе такого сделала, что ты хочешь, чтобы она потеряла свой дом, всех своих родных и умерла ужасной, мучительной смертью от холода?»
Девушка молчала. Что Колокольцева совершенно не удивляло. Таких особ в своих периодических... командировках в СССР он имел сомнительное удовольствие наблюдать десятками. Недалёкие, наивные дурочки; голова набита пропагандистскими штампами...
Этакие Эллочки-людоедочки советского розлива – только словарь состоит не из тридцати слов, как у оригинала, а из полусотни пропагандистских штампов.
Хотя система обучения/воспитания в BDM – нацистском Союзе немецких девушек (членство в котором было обязательным) была не идеальной, но BDM-ки были просто образцом интеллекта и свободомыслия (и здравого смысла) по сравнению с советскими комсомолками.
Кстати, насчёт «людоедочки» Ильф и Петров оказались просто гениальными провидцами, хотя в их время никому и в голову не могло прийти, что советский диктатор настолько потеряет все возможные и невозможные берега, что издаст чудовищный, дьявольский приказ №0428. А советские Эллочки-людоедочки бездумно помчатся его выполнять...
«Надежда» и говорила, и, что ещё хуже, думала (если этот глагол вообще был применим к советским Эллочкам) исключительно этим штампами. Построенными на чудовищном, всеобъемлющем вранье.
«Смеси русской сивухи с пойлом из Карла Маркса», как метко окрестил большевизм прославленный русский генерал Лавр Георгиевич Корнилов. Продуктом извращённого соития Карла Маркса и Ивана Грозного…
BDM-девушки и были на голову (а то на две) выше советских комсомолок, как Личности в первую очередь потому, что нацистская идеология была построена на основе искренней любви к Германии и её народу.
И всё-таки на некоей Истине, хотя и изрядно искажённой пусть искренними и даже честными, но всё равно серьёзнейшими ошибками и заблуждениями. «Расовыми войнами», «унтерменшами» и «уберменшами», «глобальным еврейским заговором», евгеникой... и прочей чепухой.
При всех их несомненных – и зачастую просто чудовищных – недостатках и преступлениях, Адольф Гитлер и его соратники-партайгеноссе делали всё возможное (и невозможное), чтобы принести настоящее полноценное счастье народу Германии. В чём, надо отметить, весьма преуспели – в 1938 году немцы были, пожалуй, самой счастливой нацией в Европе.
Большевизм же был построен на удовлетворении чудовищных гегемонистских амбиций одного человека. «Красного Тамерлана» Иосифа Сталина. Для которого все без исключения люди (и граждане СССР, и граждане других стран) были всего лишь инструментами, расходным материалом для достижения его дьявольской, сатанинской, инфернальной цели – мирового господства.
Превращения всех без исключения жителей в послушных, нерассуждающих, покорных рабов, готовых в любой момент со счастливой улыбкой на лице выполнять даже самые бесчеловечные, безумные, запредельно жестокие – и самоубийственные приказы.
В случае «Надежды» его пропагандонам это почти удалось. Почти. Ибо у штампов, построенных на вранье, есть только один недостаток – они не выдерживают столкновения с реальностью. Которая таки настигает. Всегда. Настигает – и камня на камне не оставляет от этих штампов.
Примерно это и происходило в душе, разуме и сердце диверсантки. К сожалению, Колокольцев просто не мог себе позволить ждать, пока этот процесс, как говорится, дойдёт. Результат ему нужен был здесь и сейчас.
Scribo, ergo sum
-
RolandVT
- Posts: 22864
- Joined: Fri Feb 09, 2024 10:42 am
- Has thanked: 426 times
- Been thanked: 5380 times
Копьё судьбы. Рыцарский крест
28 ноября 1941 года
Деревня Старая Верейского района Московской области
Поэтому он глубоко вздохнул – и продолжил: «Ладно, на этот вопрос ты сама себе ответишь. Потом. Мне это, на самом деле, не очень интересно. Мне интересно другое. Совсем другое…»
Сделал паузу, затем объяснил: «В твоей группе восемь человек...»
Девушка удивлённо посмотрела на него (ибо поняла, что он знает). Но ничего не сказала. Судя по всему, её ещё, в общем-то, ещё совсем детские мозги были явно перегружены. И информацией и, особенно, эмоциями.
На самом деле, он не знал – просто догадывался. Догадывался на основе знаний, полученных в учебке ещё ОГПУ ещё в середине 20-х. Учебки – структуры консервативные (это ему было хорошо известно), поэтому предположение о том, что численность и состав диверсионной группы в 1941-м будет примерно таким же, как в 1927-м, было вполне естественным.
Благо вооружение не изменилось ни на йоту – те же наганы, те же бутылки с зажигательной смесью, те же ножи... ну и так далее. Поэтому он продолжил:
«... вооружённых, как и ты, тремя бутылками с зажигательной смесью каждый. Сжечь даже одну деревню они, конечно, не смогут – это даже летом им не удалось бы, а сейчас зима...»
Что давало определённое представление о профессиональной компетентности начальства, которое отправило «Надежду» сотоварищи выполнять приказ №0428. Впрочем, чему тут удивляться – каков приказ, таково и исполнение...
«Но пару-тройку домов им сжечь вполне под силам. А это две-три Аглаи – и минимум две-три крестьянские семьи...»
Сделал ещё одну паузу, давая возможность девушке переварить услышанное. Судя по выражению её лица, процесс переваривания шёл хоть и не идеально, но с вполне приемлемой скоростью.
И продолжил:
«Я не собираюсь тебе угрожать. Даже требовать от тебя я ничего не буду. Я прошу тебя. Я прошу тебя помочь мне спасти жизни двух, трёх, а, возможно, и большего числа крестьянских семей. Русских семей. Твоих соотечественников...»
Девушка изумлённо посмотрела на него. Взгляд у неё был... неожиданно живой. Словно она с трудом просыпалась после многолетнего глубокого сна.
«Почему...» - прошептала она.
«Почему меня – немецкого офицера - так волнует судьба нескольких русских семей?» - улыбнулся Колокольцев.
Она кивнула. Ничего удивительного в этом вопросе, конечно, не было. Колокольцев был неплохо знаком с системой советской военной пропаганды... в общем, в поедании русских детей живьём офицеров вермахта, конечно, не обвиняли (пока), но общая картина, которую рисовали политработники на занятиях для комсомольцев, отличалась не сильно.
«Потому» - объяснил псевдо-абверовец, «что согласно Гаагской конвенции 1907 года о законах и обычаях войны, подписанной и ратифицированной Германией...»
Диверсантка продолжала изумлённо – даже несколько ошалело – смотреть на него. Было совершенно очевидно, что о существовании Гаагской конвенции она слышит впервые в жизни. И о существовании самой Гааги, скорее всего, тоже.
Да и в том, что девушка понимала смысл терминов «конвенция» и, особенно, «ратифицированная» имелись, скажем так, определённые сомнения.
«... оккупационные власти несут всю полноту ответственности за жизнь, здоровье и благополучие населения оккупированных территорий»
Сделал небольшую паузу, опасаясь перегрузки мозга у девушки. Затем продолжил: «А поскольку я, как старший по званию, являюсь оккупационной властью в этой деревне – и соседних деревнях и сёлах тоже, то всю полноту ответственности за всех Аглай и их семьи – вообще за всех детей и взрослых – несу тоже я. Перед своим начальством, Богом и собственной совестью...»
Что, как ни странно, было чистейшей правдой. Это был его крест – Рыцарский крест. Ибо он был Роланд Риттер фон Таубе…
И совершенно честно добавил: «Меня абсолютно не волнует судьба твоих товарищей. Мы их так или иначе переловим – и очень быстро. У нас вполне достаточно людей, ягдкоманды у нас опытные и профессиональные...»
Что такое ягдкоманда – специальное подразделение вермахта по борьбе с партизанами, разведчиками и диверсантами – ей точно рассказывали в её разведшколе. Значит, какая-то минимальная компетентность у её начальства таки имела место быть. Он продолжил:
«... но пока мы их переловим, они могут успеть сжечь – живьем сжечь, ибо поджигает ваша братия по ночам, поэтому жители могут и не успеть из избы выбраться – не одну Аглаю...»
Девушка вздохнула – и решительно объявила: «Хорошо. Я всё расскажу. Всё, что знаю. Без утайки. Пишите...»
Деревня Старая Верейского района Московской области
Поэтому он глубоко вздохнул – и продолжил: «Ладно, на этот вопрос ты сама себе ответишь. Потом. Мне это, на самом деле, не очень интересно. Мне интересно другое. Совсем другое…»
Сделал паузу, затем объяснил: «В твоей группе восемь человек...»
Девушка удивлённо посмотрела на него (ибо поняла, что он знает). Но ничего не сказала. Судя по всему, её ещё, в общем-то, ещё совсем детские мозги были явно перегружены. И информацией и, особенно, эмоциями.
На самом деле, он не знал – просто догадывался. Догадывался на основе знаний, полученных в учебке ещё ОГПУ ещё в середине 20-х. Учебки – структуры консервативные (это ему было хорошо известно), поэтому предположение о том, что численность и состав диверсионной группы в 1941-м будет примерно таким же, как в 1927-м, было вполне естественным.
Благо вооружение не изменилось ни на йоту – те же наганы, те же бутылки с зажигательной смесью, те же ножи... ну и так далее. Поэтому он продолжил:
«... вооружённых, как и ты, тремя бутылками с зажигательной смесью каждый. Сжечь даже одну деревню они, конечно, не смогут – это даже летом им не удалось бы, а сейчас зима...»
Что давало определённое представление о профессиональной компетентности начальства, которое отправило «Надежду» сотоварищи выполнять приказ №0428. Впрочем, чему тут удивляться – каков приказ, таково и исполнение...
«Но пару-тройку домов им сжечь вполне под силам. А это две-три Аглаи – и минимум две-три крестьянские семьи...»
Сделал ещё одну паузу, давая возможность девушке переварить услышанное. Судя по выражению её лица, процесс переваривания шёл хоть и не идеально, но с вполне приемлемой скоростью.
И продолжил:
«Я не собираюсь тебе угрожать. Даже требовать от тебя я ничего не буду. Я прошу тебя. Я прошу тебя помочь мне спасти жизни двух, трёх, а, возможно, и большего числа крестьянских семей. Русских семей. Твоих соотечественников...»
Девушка изумлённо посмотрела на него. Взгляд у неё был... неожиданно живой. Словно она с трудом просыпалась после многолетнего глубокого сна.
«Почему...» - прошептала она.
«Почему меня – немецкого офицера - так волнует судьба нескольких русских семей?» - улыбнулся Колокольцев.
Она кивнула. Ничего удивительного в этом вопросе, конечно, не было. Колокольцев был неплохо знаком с системой советской военной пропаганды... в общем, в поедании русских детей живьём офицеров вермахта, конечно, не обвиняли (пока), но общая картина, которую рисовали политработники на занятиях для комсомольцев, отличалась не сильно.
«Потому» - объяснил псевдо-абверовец, «что согласно Гаагской конвенции 1907 года о законах и обычаях войны, подписанной и ратифицированной Германией...»
Диверсантка продолжала изумлённо – даже несколько ошалело – смотреть на него. Было совершенно очевидно, что о существовании Гаагской конвенции она слышит впервые в жизни. И о существовании самой Гааги, скорее всего, тоже.
Да и в том, что девушка понимала смысл терминов «конвенция» и, особенно, «ратифицированная» имелись, скажем так, определённые сомнения.
«... оккупационные власти несут всю полноту ответственности за жизнь, здоровье и благополучие населения оккупированных территорий»
Сделал небольшую паузу, опасаясь перегрузки мозга у девушки. Затем продолжил: «А поскольку я, как старший по званию, являюсь оккупационной властью в этой деревне – и соседних деревнях и сёлах тоже, то всю полноту ответственности за всех Аглай и их семьи – вообще за всех детей и взрослых – несу тоже я. Перед своим начальством, Богом и собственной совестью...»
Что, как ни странно, было чистейшей правдой. Это был его крест – Рыцарский крест. Ибо он был Роланд Риттер фон Таубе…
И совершенно честно добавил: «Меня абсолютно не волнует судьба твоих товарищей. Мы их так или иначе переловим – и очень быстро. У нас вполне достаточно людей, ягдкоманды у нас опытные и профессиональные...»
Что такое ягдкоманда – специальное подразделение вермахта по борьбе с партизанами, разведчиками и диверсантами – ей точно рассказывали в её разведшколе. Значит, какая-то минимальная компетентность у её начальства таки имела место быть. Он продолжил:
«... но пока мы их переловим, они могут успеть сжечь – живьем сжечь, ибо поджигает ваша братия по ночам, поэтому жители могут и не успеть из избы выбраться – не одну Аглаю...»
Девушка вздохнула – и решительно объявила: «Хорошо. Я всё расскажу. Всё, что знаю. Без утайки. Пишите...»
Scribo, ergo sum
-
RolandVT
- Posts: 22864
- Joined: Fri Feb 09, 2024 10:42 am
- Has thanked: 426 times
- Been thanked: 5380 times
Идеальный кандидат
28 ноября 1941 года
Деревня Старая Верейского района Московской области
Колокольцев достал из офицерской сумки-планшета полноформатный блокнот и несколько тщательно заточенных карандашей.
«Я тебя внимательно слушаю»
Девушка глубоко вздохнула и начала рассказывать. Подполковник СС стенографировал, успевая «по дороге» переводить информацию с русского на немецкий. Занятие напряжное донельзя и в высшей степени энергозатратное, но зато экономит кучу времени.
«Дайте карту – я покажу, где у них временный лагерь. Где они днём прячутся...»
«Карту» - приказал полковник обер-лейтенанту.
На карте – хвала немецким картографам – названия населённых пунктов были нанесены как на немецком, так и на русском языках. «Надежда» поставила маленький крестик в глубине леса километрах в семи от деревни Старая.
«Здесь»
«Однако» - подумал Колокольцев. «Нахальные ребята...»
Девушка закончила рассказ. Псевдо-майор протянул Зиммелю стенограмму.
«Ваш писарь в стенограммах разбирается?»
«Так точно» - кивнул обер-лейтенант.
«Тогда отнесите это ему. Пусть как можно быстрее расшифрует. А пока он работает, соберите мне у старосты своих фельдфебелей и мою команду. Вместе с пилотами люфтваффе, конечно...»
Зиммель кивнул, помня о, мягко говоря, негативном отношении «майора» к стандартному Jawohl! Которое объяснялось очень просто – операции спецназа любят тишину, поэтому обходятся без оного.
Затем вздохнул и оценил: «Ловко Вы её раскололи. И мгновенно, практически...»
«У меня были хорошие учителя» - улыбнулся Колокольцев. Уточнять, что учителя эти были отнюдь не в вермахте, а в учебке ОГПУ, он, понятно, не стал.
И добавил: «И обратите внимание, Зиммель – я её пальцем не тронул. Не прикоснулся даже...»
Обер-лейтенант глубоко вздохнул и с нескрываемым восхищением произнёс:
«Впечатляет...»
Колокольцев восхищение проигнорировал. Просто продолжил:
«Да, и вот ещё что, обер-лейтенант. Пришлите сюда какого-нибудь морально устойчивого солдата. Или унтера. Который не упадёт в обморок при виде голой женщины... в такой позе»
«Это рядовой Фриц Бахман» - быстро ответил Зиммель. «По слухам, он девочками особо не интересуется...»
Официально гомосексуализм в Третьем рейхе был уголовным преступлением и карался заключением в концлагерь (нередко бессрочным) – а то и смертной казнью. На деле же с началом войны на Восточном фронте в вермахте (и даже, как ни странно, в ваффен-СС) обычно смотрели на нетрадиционную сексуальную ориентацию военнослужащих сквозь пальцы.
Точнее, совсем не смотрели. Ибо начальству было совершенно наплевать на то, о ком там фантазирует солдат или офицер. Было важно лишь, как он воюет...
Зиммель исчез. Минут через пять-семь материализовался рядовой Бахман. Высокий, темноволосый, грустно-циничный (несмотря на молодость, почти что юность) – причём, похоже, перманентно.
Неожиданно элегантный, несмотря на совершенно стандартную фельдграу, вроде бы ничем не отличающуюся от униформы его сослуживцев. И стопроцентно, абсолютно штатский...
Козырнул майору, представился по уставу – и пояснил: «Я по довоенной профессии портной. Поэтому и подогнал форму так, что... в общем, вы не первый, кто так на меня смотрит...»
«И как же я на Вас смотрю, позвольте полюбопытствовать?» - удивился Колокольцев.
«С одобрением и ... эстетическим удовольствием» - спокойно ответил рядовой. «Вы явно знаете толк в одежде. И в мужской, и в женской. И в гражданской, и в военной униформе. Кстати, Вашу форму Вам пошил очень хороший портной, причём берлинский... Рихард Альтман?»
«В точку» - улыбнулся псевдо-абверовец. Ибо это была действительно его подполковничья форма – только с майорскими погонами и петлицами вермахта, а не ваффен-СС. И действительно пошитая Рихардом Альтманом, который обслуживал едва ли не всех старших офицеров СС в РСХА.
Поле чего поставил задачу:
«Я скоро вернусь. Девушка должна сидеть в этой позе не шевелясь...»
«А если шевельнётся?» - полюбопытствовал портной.
«Не шевельнётся» - убеждённо ответил Колокольцев.
«И всё-таки?»
«Настырный парень» - подумал полковник СС. «Это хорошо»
Он вынул из кармана шинели небольшую коробочку с инструментами. Достал из неё внушительных размеров иглу. Передал изумлённому рядовому.
«Введёшь ей под ноготь большого пальца на правой руке...»
Такого рода приказы должны быть абсолютно точными. Чтобы подчинённый его выполнял автоматически, не думая. В таких делах вообще, чем меньше подчинённый думает, тем лучше. Для всех.
Девушка опасливо покосилась на инструмент. Хотя она явно не знала немецкого языка, но догадывалась, что ничего хорошего ей этот разговор не сулит.
«Это приказ?»
Колокольцев кивнул. «Естественно. Справишься?»
Рядовой немного подумал и спокойно ответил.
«Справлюсь»
Псевдо-майор повернулся к диверсантке и приказал:
«До моего возвращения будешь сидеть неподвижно. Пошевелишься – получишь эту иголку под ноготь...»
Самое опасное во время допроса – дать объекту расслабиться. Ибо это чревато совершенно непредсказуемыми последствиями. Объект необходимо постоянно держать в напряжении.
В том числе, и такими методами. Ибо вдруг ему от неё потребуется ещё какая-нибудь информация... так что лучше перебдеть, чем недобдеть.
Колокольцев кивнул рядовому Бахману, повернулся, быстрым шагом вышел из избы и направился в дом старосты.
Деревня Старая Верейского района Московской области
Колокольцев достал из офицерской сумки-планшета полноформатный блокнот и несколько тщательно заточенных карандашей.
«Я тебя внимательно слушаю»
Девушка глубоко вздохнула и начала рассказывать. Подполковник СС стенографировал, успевая «по дороге» переводить информацию с русского на немецкий. Занятие напряжное донельзя и в высшей степени энергозатратное, но зато экономит кучу времени.
«Дайте карту – я покажу, где у них временный лагерь. Где они днём прячутся...»
«Карту» - приказал полковник обер-лейтенанту.
На карте – хвала немецким картографам – названия населённых пунктов были нанесены как на немецком, так и на русском языках. «Надежда» поставила маленький крестик в глубине леса километрах в семи от деревни Старая.
«Здесь»
«Однако» - подумал Колокольцев. «Нахальные ребята...»
Девушка закончила рассказ. Псевдо-майор протянул Зиммелю стенограмму.
«Ваш писарь в стенограммах разбирается?»
«Так точно» - кивнул обер-лейтенант.
«Тогда отнесите это ему. Пусть как можно быстрее расшифрует. А пока он работает, соберите мне у старосты своих фельдфебелей и мою команду. Вместе с пилотами люфтваффе, конечно...»
Зиммель кивнул, помня о, мягко говоря, негативном отношении «майора» к стандартному Jawohl! Которое объяснялось очень просто – операции спецназа любят тишину, поэтому обходятся без оного.
Затем вздохнул и оценил: «Ловко Вы её раскололи. И мгновенно, практически...»
«У меня были хорошие учителя» - улыбнулся Колокольцев. Уточнять, что учителя эти были отнюдь не в вермахте, а в учебке ОГПУ, он, понятно, не стал.
И добавил: «И обратите внимание, Зиммель – я её пальцем не тронул. Не прикоснулся даже...»
Обер-лейтенант глубоко вздохнул и с нескрываемым восхищением произнёс:
«Впечатляет...»
Колокольцев восхищение проигнорировал. Просто продолжил:
«Да, и вот ещё что, обер-лейтенант. Пришлите сюда какого-нибудь морально устойчивого солдата. Или унтера. Который не упадёт в обморок при виде голой женщины... в такой позе»
«Это рядовой Фриц Бахман» - быстро ответил Зиммель. «По слухам, он девочками особо не интересуется...»
Официально гомосексуализм в Третьем рейхе был уголовным преступлением и карался заключением в концлагерь (нередко бессрочным) – а то и смертной казнью. На деле же с началом войны на Восточном фронте в вермахте (и даже, как ни странно, в ваффен-СС) обычно смотрели на нетрадиционную сексуальную ориентацию военнослужащих сквозь пальцы.
Точнее, совсем не смотрели. Ибо начальству было совершенно наплевать на то, о ком там фантазирует солдат или офицер. Было важно лишь, как он воюет...
Зиммель исчез. Минут через пять-семь материализовался рядовой Бахман. Высокий, темноволосый, грустно-циничный (несмотря на молодость, почти что юность) – причём, похоже, перманентно.
Неожиданно элегантный, несмотря на совершенно стандартную фельдграу, вроде бы ничем не отличающуюся от униформы его сослуживцев. И стопроцентно, абсолютно штатский...
Козырнул майору, представился по уставу – и пояснил: «Я по довоенной профессии портной. Поэтому и подогнал форму так, что... в общем, вы не первый, кто так на меня смотрит...»
«И как же я на Вас смотрю, позвольте полюбопытствовать?» - удивился Колокольцев.
«С одобрением и ... эстетическим удовольствием» - спокойно ответил рядовой. «Вы явно знаете толк в одежде. И в мужской, и в женской. И в гражданской, и в военной униформе. Кстати, Вашу форму Вам пошил очень хороший портной, причём берлинский... Рихард Альтман?»
«В точку» - улыбнулся псевдо-абверовец. Ибо это была действительно его подполковничья форма – только с майорскими погонами и петлицами вермахта, а не ваффен-СС. И действительно пошитая Рихардом Альтманом, который обслуживал едва ли не всех старших офицеров СС в РСХА.
Поле чего поставил задачу:
«Я скоро вернусь. Девушка должна сидеть в этой позе не шевелясь...»
«А если шевельнётся?» - полюбопытствовал портной.
«Не шевельнётся» - убеждённо ответил Колокольцев.
«И всё-таки?»
«Настырный парень» - подумал полковник СС. «Это хорошо»
Он вынул из кармана шинели небольшую коробочку с инструментами. Достал из неё внушительных размеров иглу. Передал изумлённому рядовому.
«Введёшь ей под ноготь большого пальца на правой руке...»
Такого рода приказы должны быть абсолютно точными. Чтобы подчинённый его выполнял автоматически, не думая. В таких делах вообще, чем меньше подчинённый думает, тем лучше. Для всех.
Девушка опасливо покосилась на инструмент. Хотя она явно не знала немецкого языка, но догадывалась, что ничего хорошего ей этот разговор не сулит.
«Это приказ?»
Колокольцев кивнул. «Естественно. Справишься?»
Рядовой немного подумал и спокойно ответил.
«Справлюсь»
Псевдо-майор повернулся к диверсантке и приказал:
«До моего возвращения будешь сидеть неподвижно. Пошевелишься – получишь эту иголку под ноготь...»
Самое опасное во время допроса – дать объекту расслабиться. Ибо это чревато совершенно непредсказуемыми последствиями. Объект необходимо постоянно держать в напряжении.
В том числе, и такими методами. Ибо вдруг ему от неё потребуется ещё какая-нибудь информация... так что лучше перебдеть, чем недобдеть.
Колокольцев кивнул рядовому Бахману, повернулся, быстрым шагом вышел из избы и направился в дом старосты.
Scribo, ergo sum