Дело «браславских чародеев»

[RolandVT]

https://vkurier.news/kak-zhgli-vedm-i-k ... om-rajone/

Дело «браславских чародеев» представляет интерес еще и потому, что обвиненных в колдовстве судил и приговорил к сожжению не особый церковный или светский трибунал, а крестьянская община, жители деревни Магуны. [Иными словами, имел место самосуд... сиречь, "огненное линчевание". От которого погибало подавляющее большинство "ведьм" во время вспышек массовой истерии, с которой властям, увы, не всегда удавалось справляться].

В начале XVII века по всей Европе пылали костры, в которых живьем сжигались люди, обвиненные в самых абсурдных вещах – наслании порчи и проклятий, краже молока и потравах урожая колдовским способом, поклонении дьяволу и ритуальном каннибализме, сожительству с сатаной и рождению от него детей-чудовищ и т.д. Не обошла эта волна народного безумия и Браславский повет.

Массовые сожжения ведьм и колдунов были здесь, по-видимому, обычным явлением. В материалах дела 1615 года указывалось, что за чародейство ранее были сожжены 30 человек из рода крестьянина Сумеля Дарадунденоса, а те, кто избежал этой участь в Магунах, были изгнаны в другие волости, где тоже взошли на костер.

Поводом к расправе над колдунами стал падеж скота у браславских крестьян, многие из которых обнищали и лишились всяких средств к существованию. Крестьяне верили, что виной всему – «чары», насылаемые Сумелем и его родичами, а также односельчанкой Софьей Юргелевой и ее сыном Госюлем.

«Чарами» в то время называли не колдовское действие, а живых существ, похожих на пчел или других насекомых. Большую часть года «чары» оставались невидимы для людей, и только 2 раза можно было заметить, как они ползали, а 1 раз – как роились.

«Чары» обитали в мешке, куда предварительно ставилась миска конопляного семени, служившего питанием для «чар». На новолуние колдуны посыпали их в местах, где пасся скот, или скармливали самому скоту, отчего случался мор. Делать это можно было только раз в году, иначе «чары» не оставили бы ни одной живой скотины в мире. Сами колдуны тоже страдали от «чар»: голодные, они начинали грызть тела «чародеев», кусали их, кололи, будто шильями.

«Чары» передавались из поколения в поколение в роду, занимавшемся колдовством. Магунские крестьяне считали, что владельцами «чар» было семейство Дарадунденов, откуда они перешили Софье Юргелевой и ее сыну.

15 мая 1615 года начался суд над «чародеями». Софья сначала отрицала все обвинения в свой адрес, обвиняя во всем Сумеля и его родню. Тогда крестьяне потребовали «пытки водой», связали троих обвиняемых, затащили в лодки и кинули в озеро по 2 раза.

Вместе с колдунами пострадал и крестьянин Янут Пашкеня, известный своей честностью. Его тоже бросили в озеро – исключительно для проверки правдоподобности обвинений. Все 3 колдуна не хотели тонуть, в то время как Янут пошел камнем на дно, пробыв под водой продолжительное время, так что беднягу едва спасли.

«Испытание водой» окончательно убедило магунцев в виновности Софьи, ее сына и Сумеля. Послали за палачом, прибывшим через 4 дня. «Чародеи» вынуждены были признать все обвинения и были заключены под стражу, откуда безуспешно пытались бежать.

18 мая 1615 года Софья под конвоем отвела односельчан к себе в хату и показала «чары». Крестьяне разожгли костер и требовали немедленной расправы, в противном случае обещая бросить свои дома и навсегда уйти из деревни.

Первым палач бросил в огонь Софью. Вторым на казнь отправили ее сына Госюля. Парня привязали к лестнице, при этом он громко кричал, требуя казни «главного чародея» Сумеля Дарадунденоса. Третьим сожгли Сумеля, при этом «чародей» не проронил ни слова.

Жена и дети Сумеля были выдворены из Магун. Они вынуждены были уйти к родственникам, крестьянам Виленского епископства, которые пообещали, что не будут мстить могунцам за расправу над отцом семейства.

Простые крестьяне не были единственными участниками этой жуткой трагедии. В день «народного суда» в Могуны съехалось множество почтенных людей – подстароста Браславский Андрей Коморовский, шляхтичи Константин Дусяцкий, Матысь Могильницкий, Николай Козица и другие. Во время ужасного процесса они оставались безмолвными свидетелями народного безумия, не проронившими ни слова в защиту жертв.