Из истории средневековой Европы известны массовые auto-de-fe инквизиции, превращенные уже в своего рода идеологический штамп, жупел, который старательно используется для дискредитации католичества. Но большим заблуждением будет думать, что лишь инквизиция допускала такого рода расправы.
Ее непримиримые враги - лютеране - не менее ретиво посылали иноверцев на костры. Кстати, ради соблюдения исторической точности следует заметить, что самое массовое сожжение людей в Европе осуществили именно они. Произошло это в 1589 г., когда по постановлению епархиального суда города Кведлинбург (Саксония) в ходе одной казни были сожжены заживо 133 человека. Причем, жертв могло быть и больше: в последнюю минуту палач милостиво сохранил жизни четырём девушкам. Для сравнения стоит указать, что масштабы инквизиции были куда скромнее, даже во время великих auto-de-fe сжигалось не более 20-30 человек.
Правоприменение на Руси, а затем и в России было гораздо гуманнее европейского. Отечественная история практически не знает случаев массовых казней в огне. Огонь иногда использовался в качестве инструмента казни, но не всегда таким образом, как это делалось в Европе. Нелишне подчеркнуть, что в настоящем случае под "казнью" подразумевается умерщвление во исполнение вердикта судебной власти, а не бессудная расправа во время военных действий, мятежей и т.п., совершаемая хоть и публично, но всё же против господствующего в обществе закона.
Одним из первых достоверных случаев казни по судебному приговору в российской истории может считаться сожжение четырёх волхвов в Новгороде в 1237 году. Осуждённые обвинялись в наведении порчи на людей и скот, осуждены они были с санкции архиепископа. Казнь была осуществлена без особых затей - колдунов связали и бросили в разведённый костёр точно дрова.
Надо сказать, что к тому времени существовал и альтернативный способ сожжения, посредством прибивания осуждённого к деревянной стене, которая после этого поджигалась (так сказать, два-в-одном - распятие и сожжение). Известно, что такой казни добивались в отношении монаха Авраамия жители Смоленска, заподозрившие его в ереси. Однако, такой приговор вынесен не был и монах остался жив.
В 1284 г. в третьей редакции "Кормчей книги", представлявшей собой свод административных и уголовных законов, впервые появилась такая любопытная норма, как сожжение еретических книг на голове осуждённого еретика. При отсутствии крамольных книг сжигали на головах берестяные шлемы (нечто подобное было сделано с Катлиной в романе Шарля де Костера). Известно, что такая казнь имело место в Новгороде в 1490 году, причём двое осуждённых, несмотря на сильные ожоги, остались живы, хотя и сошли с ума (как и Катлина в Легенде об Уленшпигеле).
Существовала и ещё одна, специфически русская, разновидность сожжения заживо, которая именовалась "сожжением в срубе". В этом случае приговорённого помещали в специально построенную легкую деревянную конструкцию, заполненную паклей, смолой, берестой, ветошью и пр. легкогорючими материалами.
Иногда осужденного опускали внутрь "сруба" сверху ( в этом случае постройка не имела крыши и изготавливалась в виде обычной бревенчатой загородки ). Известны случаи, когда связанного смертника бросали внутрь уже подожженного сруба. Может показаться удивительным, но такой способ казни следует признать одним из самых гуманных.
Гуманных потому, что в условиях сильного задымления даже взрослый человек теряет сознание очень быстро - для этого достаточно провентилировать лёгкие восемью-двенадцатью литрами воздуха, это всего 2-3 вдоха. Можно не сомневаться в том, что помещённые в сруб люди теряли сознание задолго до того, как к ним подбирался огонь и не чувствовали мучений [на самом деле, на "обычном" костре та же история - если использовали солому... а её использовали почти всегда].
Трудно объяснить происхождение такой специфической традиции как "сожжение в срубе" ; во всяком случае смертника помещали внутрь этого сооружения точно не для того, чтобы тот сначала угорел и потерял сознание (то есть, совсем не из гуманных соображений).
Палачей меньше всего интересовало, будет ли умирающий в сознании в момент своей гибели. Видимо, срубы изготавливались для того, чтобы зрители не могли видеть как огонь пожирает человеческое тело. Мужество погибающих могло произвести на толпу совсем не то впечатление, которое желали бы произвести устроители казни.
Законодательные уложения практически всех русских княжеств 14-15 веков сходились в том, что смертной казни через сожжение подлежат волхвы (колдуны), ведьмы (колдуньи, ведуньи), активные еретики ( т.е. лица, ведущую антиправославную пропаганду, но не являющиеся иностранцами или инославными священниками ), а также преступники, повинные в разграблении церковного имущества.
Из известных приговоров той поры можно назвать казнь через сожжение двенадцати женщин в Пскове в 1411 году. Осуждённые обвинялись в колдовстве, вызвавшем голод в городе и окрестных районах. Через 33 года в подмосковном Можайске была сожжена "за ведовство" боярыня Мамонова.
Пожалуй, самая массовая в отечественной истории казнь через сожжение имела место в 1504 году. во время борьбы с так называемой ересью жидовствующих. Которых зачистили настолько тщательно, что до сих пор доподлинно неизвестно, что это была за ересь и при чём тут евреи.
Эта казнь явилась заключительным аккордом окончательного решения соответствующего вопроса на Руси. Поимённо известны восемь сожжённых тогда людей, но в летописях содержится указание на то, что казнённых было больше (точное число никем из летописцев не называлось, но, скорее всего, их было 15-20 человек.
Традиционно на Руси со времен Иоанна Васильевича Грозного к сожжению приговаривали за преступления "по делам веры" и чернокнижие (так в те времена называлась религиозно-магическая традиция, основанная на использовании оккультных практик и ритуалов для достижения власти, успеха, защиты от злых сил... и много чего ещё). Иными словами, на Руси жгли ровно за то же самое, за что и в Европе, поэтому соответствующая судебно-розыскная служба совершенно справедливо называлась "православной инквизицией".
Разного рода еретики, отступники, лжеучителя (разумеется, с кочки зрения РПЦ), ведьмы и колдуны имели реальный шанс попасть в огонь. Одна такая казнь подробно описана в повести Алексея Константиновича Толстого "Князь Серебряный".
В отличие от уже тогда насквозь легалистской Европы, на Руси порядок исполнения смертной казни через сожжение не имел четко устоявшегося регламента (в отличие, скажем, от более традиционного в тогдашней Руси четвертования, повешения или обезглавливания).
Известно, что в 1569 г. за употребление в пост телятины были живьём сожжены три человека (в Европе такое случалось сплошь и рядом). В 1575 году в Великом Новгороде были сожжены пятнадцать колдуний. О казни в 1589 г. в Москве двух еретиков - мужа и жены - даже упомянул в своих записках английский посол Флетчер. Казнь была совершена в "маленькой доме" - в специально возведённом срубе.
И в последующие годы сожжения по постановлению судебной власти были достаточно редкими. В 1605 году был казнён стрелецкий голова Смирной-Маматов, перебежавший в Кызылбаш и принявший там мусульманство. Возвращённый в пределы Московского Царства, Смирной-Маматов по царскому указу подвергся пыткам, после чего был облит нефтью и подожжён (прогрессивно, однако).
Следующий достоверно установленный случай сожжения относится уже к 1647 году. Тогда в городке Шацке были казнены супруги Ивлевы, под пыткой сознавшиеся в наведении порчи на нескольких горожан, впоследствии скончавшихся.
Чета якобы колдунов (точнее, супружеская пара колдуна и ведьмы) передавала своим жертвам одежду покойников, т.е. вполне возможно, что обвинение этих людей было оправданным ( одежда могла явиться источником заразной болезни, кроме того, посредством вымоченной в растворе мышьяка одежды вполне можно причинить тяжёлый вред здоровью.
Такой способ отравления в те времена уже был хорошо известен. Вообще же, к обвинениям в колдовстве, коими кишит криминальная история европейской цивилизации, не следует относиться так уж пренебрежительно - многие колдуны действительно могли причинять вред окружающим в силу хорошего знания химии, ботаники и медицины . По царскому указу супруги были помещены в сруб, обложены соломою и сожжены живьём.
В срубах были сожжены такие известные исторические личности как протопоп Аввакум с тремя своими сподвижниками (это произошло 1 апреля 1681 г. в городке Пустозерске ) и протестантский проповедник Квирин Кульман (который долго нарывался - и, в конце концов, своего добился). Хотя по-хорошему его место было в психушке, а не на костре.
Ибо он поставил себе цель, которую может поставить только клинический безумец - объединение иудаизма, ислама и христианства в единую религию, объявляет себя «Сыном Сына Божьего» и проповедует собственное мистическое учение о скором крушении «Вавилона» и наступлении «Земного Эдема», в котором люди будут жить, «как до грехопадения Адама». В 1678 году он отправился из Парижа в Константинополь, желая обратить в свою веру самого турецкого султана (масштабно, однако); потерпев закономерную неудачу, Кульман вынужден был вернуться обратно.
За свои проповеди неоднократно подвергался арестам в Германии, Нидерландах, Англии... в общем, в конечном итоге он всё же понял, что в Европе ему ничего не светит - и обратил свои взоры на восток, на загадочную Русь. От живописца Отто Генина, чей родственник состоял на службе русского государя, Кульман узнал, что в России есть приверженцы идей близкого ему по убеждениям лютеранский мистик и теософ Якоба Бёме.
Составив послание, полное апокалиптических пророчеств и излагающее суть его учения, он попытался доставить его к московскому двору через Генина, а после закономерной неудачи решил сделать это сам. 27 апреля 1689 года Кульман добрался до Москвы, где был с восторгом встречен в Немецкой слободе, где действительно жили последователи Бёме и других мистиков, и даже нашёл себе покровителя — богатого купца Конрада Нордермана, которого он обратил в свою веру (с катастрофическими последствиями для последнего).
Опасаясь влияния Кульмана, Иоахим Мейнеке, главный пастор московской немецкой лютеранской общины, подал жалобу патриарху Иоакиму, обвиняя Кульмана в ереси и неуважении к царской власти. Переводчики Посольского приказа Юрий Гивнер и Иван Тяжкогорский, ознакомившись с изъятыми у Кульмана бумагами, подозрение подтвердили. Кульман и Нордерман подверглись пыткам , не пожелали отказаться от своего учения, и по указу царей-соправителей Петра I и Ивана V были сожжены в срубе на Красной площади вместе с письменными трудами Кульмана
Именно к Аввакуму восходит тезис о "крещении огнем", на базе которого оформилось учение еретической изуверской секты, известной как "самосожигатели" ( или самосожженцы ). Постулат Аввакума "да не погибнут во зле духом своим, собирающиеся во дворы с женами и детками и сожгутся огнем своею волей" обрел с течением времени силу догмата.
Для последователей этого учения, занимавших по отношению к государственным властям и Православию позицию негативно-агрессивную, гибель посредством самосожжения рассматривалась как неизбежность и планировалась изначально. Обычно самосожженцы, совершив какие-то противоправные действия - например, изгнав из прихода православного священника - в ожидании грядущих репрессий топили своих детей и запирались в молельном доме.
При появлении солдат или полиции сектанты разводили огонь, даже не вступая в переговоры с представителями власти.
"Самосожигатели" наряду с хлыстами и скопцами принадлежали к самым изуверским, человеконенавистническим сектам, отпочковавшимся от течения старообрядцев. Через три столетия их духовными последователями станут Давид Кореш и его паства из такой же по сути - только протестантской - секты "Ветвь Давидова". Тоже отпочковавшейся - только уже от мормонов.
Их появление можно рассматривать как крайнюю форму реакции верующих на никоновскую реформу Православия и последовавшие через несколько десятилетий реформы Петра Первого. Атрибутика секты полностью соответствовала старообрядческой, поэтому "самосожженцев" обыкновенно и принимали за староверов.
Гибель людей в горящих избах и церквах воспринималась современниками как трагедия, вызванная действиями властей. Такой взгляд, получивший известное распространение в художественной и исторической литературе восходит к историку Г. В. Есипову. Но согласиться с ним никак нельзя. Такого рода гибель людей не есть казнь.
Православные священники, внимательно изучавшие историю раскола и хорошо знакомые с идеологией изуверских сект, убедительно это доказали ( например, Митрополит Тобольский Игнатий, задокументировавший два случая самосожжения сектантов).
Сожжение в срубе было отнюдь не единственной формой казни в огне. Уже при Петре Первом отечественные судьи стали практиковать европейский "тальон" - принцип особого наказания той части тела, которой преступник совершал свое деяние (т. е. чем грешил, тем и должен был поплатиться).
В современной юридической науке не осталось ничего, похожего на принцип "тальона" (и слава Богу), а между тем практически во всех европейских странах в разное время действовали подобные нормы. В 1714 г. некий Фома Иванов (несомненно, сумасшедший ) был сожжен за гнусное богохульство: на глазах нескольких свидетелей он разрубил топором икону - видимо, попы его нехило достали.
К Иванову применили принцип "тальона": сначала была сожжена его правая рука с зажатым в ней топором и только после этого был разведен огонь под ногами смертника. Несколько позже - в 1722 г. - аналогично был казнен другой преступник, вина которого состояла в том, что он ударом палки во время крестного хода выбил из рук епископа икону.
Описание этой казни оставил камер-юнкер Берхгольц; из его воспоминаний известно, что рука преступника, обмотанная просмоленной тряпкой, горела 7-8 минут, во время которых смертник не издал ни единого стона. Остается упомянуть, что в обоих случаях последующие сожжения всего тела осуществлялись не в срубах, а на кострах.
22-я глава Соборного уложения 1649 года, описывавшая виды смертных приговоров, по сравнению с предшествующей эпохой несколько сузила применение казни через сожжение. "Уложение" предусматривало сожжение только для одного вида преступлений - перехода в мусульманство... но когда это на Руси обращали какое-то внимание на какие-то там Уложения, даже сто раз Соборные...
Решения о применении смертной казни в виде сожжения заживо принимались на самом высшем уровне - абсолютным монархом, воля которого была превыше любого закона царства или империи. Поэтому многие чудовищные казни, совершенные в начале XVIII столетия, напрямую связаны с личностью Петра Первого.
Если точнее - с чудовищными патологиями первого российского императора (проще говоря, его чудовищным, чернейшим садизмом). Именно поэтому приговоры, кажущиеся обыденными для той поры, практически не выносились ни до, ни после времени его правления (например, посажение на кол или распиливание деревянной пилой).
Но сожжения в срубах или в кострах были не единственными видами казни в огне. На Руси существовал и такой самобытный вид казни как "копчение". Своим происхождением, очевидно, "копчение" восходит к порке горящими вениками - была такая пытка в русских застенках 16-17-го веков.
Пороли горящими вениками не до смерти, но мучения доставляли ужасные. Некая "светлая палаческая голова" догадалась усовершенствовать процесс сожжения - ведь если человеческое тело не помещать в открытый огонь, а поместить рядом, то мучения смертника значительно растянутся!
Казнь посредством копчения во всем повторяла всем известную технологию термической обработки пищевых продуктов. Из описания казни раскольников Григория Талицкого и Ивана Савина, свершившейся в 1700 году, известно, что приговоренные были подвешены над костром таким образом, что языки пламени их не достигали, но горячий дым обжигал тела.
Для усугубления страданий умирающих в костер были добавлены травы, дававшие очень едкий дым. От жара костра постепенно сгорели волосы смертников, полопалась кожа на теле и выступил подкожный жир. Люди при этом оставались в сознании и были способны говорить. Иван Савин, не вынеся страданий, объявил о своем раскаянии ; священник отпустил ему грехи, после чего осужденный был обезглавлен. Григорий Талицкий, бывший раскольничьим законоучителем, проклял своего слабого последователя и сохранил твердость духа до конца. Его смерть растянулась более чем на семь часов.
В 1738 г. юстиц-коллегия (политический трибунал) рассматривала дело капитана-лейтенанта флота Возницына, переменившего православную веру на иудейскую под влиянием проповедей еврея Баруха Лейбова. Подробности этого расследования, к сожалению, неизвестны; о нем можно судить только на основании приговора, опубликованного в Полном Собрании Законов Российской Империи за N 7612. И Возницын, и его теологический учитель были приговорены к беспримерному наказанию - сожжению заживо, которое и было осуществлено в Петербурге на Выборгской стороне.
Последний официальный приговор к сожжению был вынесен в России в декабре 1762 года. Но он не был исполнен. Фактически последним сожжением человека в России по решению суда была казнь Тойгильды Жулякова 20 апреля 1738 года. Два года спустя Императрица Елизавета Петровна ввела мораторий на исполнение смертных приговоров, так что после 1740 года в России фактически не стало казней за уголовные или антирелигиозные преступления - расправы над Мировичем и Пугачевым (и его сподвижниками) следует рассматривать как исключительные, ибо им инкриминировались преступления политические, посягающие на верховную власть в государстве.