У осужденного была всего одна просьба. Он хотел пройти от тюрьмы до здания суда — короткое расстояние в два квартала, но долгий путь до могилы. Ему казалось важным проделать этот путь с высоко поднятой головой и свободными от наручников руками, демонстрируя, как храбро он встретит смерть, от которой столько раз ускользал. Проявить отвагу, которую немногие могли оценить. Он умрет гордо, без обид и сожалений.
В восемь часов вечера Пит в белой рубашке и брюках цвета хаки вышел из главной двери тюрьмы. Рукава закатаны, поскольку было жарко и влажно. Рядом Рой Лестер и Рэд Арнет, впереди шериф, перед которым, освобождая путь, расступались люди. Единственные звуки — от всполохов вспышек и щелчки фотоаппаратов. Ни избитых вопросов репортеров, ни возгласов поддержки, ни криков с угрозами и проклятиями. Затем они повернули к площади и зашагали посреди улицы, а за ними следовали любопытные. Выстроившиеся по бокам солдаты вставали по стойке «смирно» и отдавали честь. Пит удивленно поднял голову и мрачно кивнул. Шел неторопливо, без спешки, однако твердо, не колеблясь.
Когда осужденный и сопровождающие достигли площади, шум стих. Никс кричал, чтобы люди отступили и дали дорогу, и все слушались. Поворот на Мэдисон-стрит мимо кафетерия — и процессия двинулась за ними.
Впереди замаячило освещенное, готовое принять их здание суда. Самый главный в округе дом, где свершалось правосудие и оберегались права людей. В молодости Пит участвовал в заседании коллегии присяжных, и этот опыт ему надолго запомнился. Он с товарищами, следуя закону, вынес справедливый вердикт. А теперь закон требовал его самого.
Полицейские оцепили главный подход к зданию суда. По нему протянулись электрические провода. В серебристом грузовике гудел генератор, но Пит, проходя мимо, этого как будто не заметил. Вслед за Никсом он переступил через тянувшиеся за дом провода. Его удивило количество людей, особенно солдат, но он смотрел прямо перед собой, чтобы не встретиться взглядом с кем-нибудь из знакомых.
Они медленно приблизились к зданию суда и ступили внутрь. Теперь в нем было пусто — полиция блокировала все двери и не пускала любопытных. Никс не хотел устраивать спектакль и поклялся, что арестует любого, кого обнаружит внутри без разрешения. Они поднялись по главной лестнице и остановились перед дверями зала. Охранник открыл ее. Провода тянулись мимо кафедры к стулу.
«Старина-электрик» зловеще расположился у места присяжных, «лицом» к пустым скамьям, где обычно сидели зрители. На сей раз зрителей не было — только свидетели. Пит своим родным не разрешил прийти. От семейства Декстера Белла тоже никто не явился. Фотографов не пустил шериф, что чрезвычайно огорчило Джимми Томпсона, расположившегося за пультом рядом со своим любимым аппаратом. Столы убрали и вместо них поставили ряд стульев для свидетелей. Обвинитель Майлз Труитт сел рядом с судьей Освальдом. Следующим — губернатор Райт, который прежде не видел казни и решил ради такого случая задержаться в городе. Понимал, ему нужно наблюдать за исполнением приговора, раз за него с таким жаром выступали избиратели. Далее разместились отобранные Никсом Гридли четыре репортера, включая Харди Кейпли из мемфисского «Пресс-Ятагана».
Джона Уилбэнкса не было, потому что так захотел он сам. Пит утвердил его в качестве свидетеля, однако тот не пожелал участвовать в казни. Дело закрыто, и он надеялся, что проблемы Бэннинга его больше не коснутся. Хотя сильно сомневался: Джон предвидел, что его еще настигнут юридические последствия общения с Питом. А пока они с братом расположились на балконе своей конторы, смотрели на здание суда и пили виски.
Пита подвели к стоявшему рядом со «стариной-электриком» деревянному стулу, и он сел.
— Эта та часть работы, мистер Бэннинг, которую я не люблю, — произнес Джимми Томпсон.
— Ты бы лучше заткнулся и делал свое дело! — бросил Никс Гридли. Томпсон с его представлениями сидел у него в печенках.
В полной тишине палач выстриг армейской парикмахерской машинкой волосы осужденного как можно ближе к черепу. Темно-каштановые и седые пряди пучками падали на рубашку и руки Пита, и Томпсон ловко смахивал их на пол. Он закатал штанину на левой ноге Бэннинга и освободил от волос кожу на икре. Пока он занимался этим, никто не проронил ни звука, только гудела парикмахерская машинка. Наблюдавшие за его действиями люди почти ничего не знали о процедуре казни. Томпсон же был профессионалом и толково исполнял свои обязанности. Он выключил машинку и кивнул на «старину-электрика».
— Пожалуйста, сядьте.
Пит сделал два шага и опустился на массивный деревянный трон. Томпсон обернул его запястья толстыми кожаными ремнями. Затем то же проделал с поясом и лодыжками. Из корзины достал две влажные губки, приложил к икрам и пристегнул широкими ремнями с электродами. Губки обеспечивали надежную токопроводимость.
Пит закрыл глаза и тяжело задышал.
Томпсон наложил четыре влажные губки ему на голову. Вода потекла вниз по лицу, и палач извинился за причиняемые неудобства. Пит промолчал. Наголовник был из металла и напоминал футбольный шлем. Когда палач водрузил его на место, Пит поморщился — это было его первое проявление недовольства с начала всей процедуры. Когда губки оказались под наголовником, Томпсон подтянул его покрепче, присоединил провода и повозился с ремнями. Он будто нарочно тянул время. Но поскольку ни Никс, ни кто-либо другой не знали порядка действий, они лишь наблюдали. В душном помещении стало еще жарче, и все вспотели. Из-за этого кто-то приоткрыл четыре высоких окна с каждой стороны и их, к несчастью, забыли закрыть.
Томпсон чувствовал весь груз ответственности. Прежде он казнил в основном чернокожих бедняков, и никому бы не пришло в голову его судить, если бы во время процедуры случился какой-нибудь прокол. Живым никто не ушел. Однако экзекуция знатного богатого белого — совершенно иная ситуация, и он хотел проделать все безукоризненно. Томпсон взял черную повязку и спросил:
— Хотите, чтобы я завязал вам глаза?
— Нет.
— Хорошо.
Томпсон кивнул судье Освальду, тот встал, с листом бумаги в руке шагнул к осужденному и нервно кашлянул.
— Мистер Бэннинг, закон требует, чтобы я зачитал вам смертный приговор. По поручению окружного суда двадцать второго судебного округа штата Миссисипи я, судья Рейф Освальд, даю указание немедленно привести в исполнение смертный приговор Питу Бэннингу, осужденному за убийство первой степени, приговор которому был утвержден Верховным судом. Да смилостивится над ним Господь. — Бумага, когда он, не глядя на Пита, читал, дрожала в его руке. Произнеся последнее слово, судья сел.
С балкона, не веря собственным глазам, за происходящим наблюдали трое чернокожих. Истопник Эрни Доудл, уборщик здания суда Пенрод и Хоуп Пордью, уборщик церкви, распластались на животах и смотрели сквозь ограждение. Они жутко боялись — заметь их Никс Гридли, и не миновать им тюрьмы не меньше, чем на год. Томпсон кивнул шерифу, тот приблизился к Бэннингу и спросил:
— Пит, хотите что-нибудь сказать?
— Нет.
Гридли сделал шаг назад и вместе Роем Лестером и Редом Арнетом остался возле свидетелей. За ними стоял окружной коронер. Томпсон подошел к пульту управления, мгновение изучал его, а затем спросил у Никса:
— Есть основания отменить казнь?
Тот покачал головой:
— Никаких.
Томпсон повернул регулятор, генератор в серебристом грузовике загудел сильнее. Стоявшие рядом люди, поняв, что происходит, отпрянули. Высокое напряжение побежало по проводам и через секунды достигло «старины-электрика». Из пульта выдавался рубильник длиной пять дюймов, с красной пластмассовой рукояткой. Томпсон передвинул его вниз, и напряжение в две тысячи вольт ударило Пита. Все мышцы свело судорогой, он дернулся из пут и от страшной боли дико закричал. Этот крик потряс свидетелей. Облетел зал и продолжался несколько секунд, пока тело коверкала болезненная ярость. А затем эхом вылетел в окна и отразился в ночи.
Те, кто стоял с южной стороны здания у серебристого грузовика с генератором, впоследствии утверждали, что крика не слышали. Но те, кто находился с восточной и западной сторон и особенно с тыльной стороны, хорошо его различили и говорили, что никогда его не забудут. Джона Уилбэнкса крик поразил как гром.
— Господи, — пробормотал он и, подойдя к окну, посмотрел на испуганные лица стоявших у здания суда людей. Крик длился несколько секунд, но многим он показался вечностью.
Первый разряд должен был остановить сердце осужденного и лишить его сознания. Но справился ли он со своей задачей? Пита секунд десять колотило в конвульсиях, хотя за временем никто не следил. Когда Томпсон отключил напряжение, голова Пита свесилась направо, и он затих. И вдруг дернулся. Томпсон, как обычно, выждал секунд тридцать и опустил рубильник, посылая вторую дозу разряда. Пит выгнулся, но на сей раз слабее, и было ясно, что его организм сдается. Во время второго разряда температура тела подскочила до двухсот градусов по Фаренгейту, и органы стали расплавляться. Из глазниц хлынула кровь.
Томпсон отключил генератор и попросил коронера проверить, умер ли осужденный. Тот не двинулся с места — стоял с открытым ртом и смотрел на дьявольское выражение лица Пита. Никса Гридли тошнило, но он сумел сделать над собой усилие и отвернуться. Майлз Труитт, который на том самом месте, где стоял электрический стул, убеждал присяжных вынести смертный приговор, впервые выступал свидетелем во время казни. Так же, как губернатор. Ради политических целей он будет продолжать поддерживать смертную казнь, но в душе станет желать ее отмены, хотя бы для белых осужденных.
Хоуп Пордью на балконе закрыл глаза и заплакал. В качестве главного свидетеля он выступал против мистера Бэннинга и теперь чувствовал себя виноватым в его смерти.
После первого потрясения репортеры пришли в себя и принялись бешено строчить.
— Сэр, будьте любезны…
Томпсон раздраженно взглянул на коронера, который наконец обрел способность двигаться. Со стетоскопом в руке, который он позаимствовал у врача, категорически отказавшегося даже приближаться к месту казни, коронер подошел к «старине-электрику» и прослушал сердце казненного. Из глазниц Пита текла кровь вперемежку с какой-то жидкостью, и его белая рубашка быстро меняла цвет. Коронер не понял, бьется или нет сердце, и правильно ли он пользуется стетоскопом. Он хотел одного: чтобы осужденный был мертв. Он достаточно насмотрелся ужасов. Даже если Пит еще не умер, то скоро непременно умрет. Коронер отступил на шаг и произнес:
— Сердце не бьется. Этот человек умер.
Томпсон вздохнул с облегчением: казнь прошла гладко. За исключением вопля, от которого чуть не вылетели стекла, и расплавившихся глаз, все остальное ему приходилось видеть и раньше. Пит был его тридцать восьмой жертвой. Палач успел понять: двух одинаковых казней не бывает. Казалось, все уже случалось: обугленная кожа, сломанные в агонии кости, но всегда находилось что-то иное. И хорошо, что данный случай для штата прошел успешно. Томпсон быстро ослабил крепление наголовника и снял его с головы. Затем набросил на лицо жертвы ткань, чтобы скрыть кровь. И продолжал расстегивать ремни. Майлз Труитт и губернатор с облегчением откланялись. Репортеры следили за каждой деталью.
Никс отвел Роя Лестера в сторону и сказал:
— Я задержусь здесь — отправлю тело в помещение для панихиды. Обещал Флорри известить ее, когда все закончится. Она у себя в красном коттедже с детьми. Поезжай, сообщи.
Помощник посмотрел на него увлажнившимися глазами — ему явно было не по себе — и ответил:
— Сделаю, босс.
Более ста лет Бэннинги хоронили своих покойников на семейном кладбище, на покатом склоне холма недалеко от красного коттеджа. Простые надгробия выстроились у подножия платана — дерева, которое находилось здесь столько же, сколько члены их семьи. Задолго до рождения Пита кладбищу присвоили название «Старый платан». И мертвые члены семьи были не то что мертвы — они просто отправились «домой» к «Старому платану».
В пятницу 11 июля в десять часов утра у «Старого платана» собралась небольшая группа людей. Они смотрели, как в могилу опускали на веревках простой деревянный гроб. Накануне яму вырыли четыре работника Бэннингов и теперь опускали в нее покойного.
Могильный камень лежал рядом, и на нем уже значились годы жизни усопшего: «Питер Джошуа Бэннинг (02.05.1903–10.07.1947). И ниже слова: «Верный воин Господа».
Вокруг могилы стояли пятнадцать белых в лучших нарядах. Пришли строго по приглашению, а список составил сам Пит. Он же назвал время начала церемонии, указав, какие читать цитаты из Библии и какова должна быть онструкция гроба. Среди приглашенных был Никс Гридли, Джон Уилбэнкс с женой, друзья и, разумеется, Флорри, Стелла и Джоэл. Позади стояли домашние помощники: Нинева, Эймос и Мариэтта. Еще дальше — около сорока негров разных возрастов, чьи жизни зависели от Пита. Сначала белые пытались держаться и не проявлять чувств, черные даже не старались — заплакали, как только увидели, как снимают с катафалка гроб. Мистер Пит был их хозяином и достойным человеком, и они не могли поверить, что он ушел из жизни. В сороковых годах в штате Миссисипи жизнь семьи чернокожего зависела от доброй или злой воли того, кто владел землей. Бэннинги всегда вели себя честно и берегли работников. Негры удивлялись логике закона белых. Убить одного из своих! Какой в этом смысл?
Сорок четыре года назад Нинева помогала принимать роды, когда на свет появлялся Пит, и теперь едва могла стоять. Эймос ее поддерживал и утешал.
Священник был пресвитерианец. Молодой студент богословия из Тупело, друг кого-то из друзей, он был почти никак не связан с округом Форд. Никто не знал, каким образом Пит нашел его. Он прочитал молитву, был весьма многословен, и к тому времени, когда закончил, Стелла снова была в слезах. Она стояла между тетей и братом, и те ее поддерживали за плечи. После молитвы священник прочитал двадцать третий псалом, затем коротко рассказал о жизни Пита Бэннинга. О войне он распространяться не стал, лишь упомянул, что покойный награжден орденами. О суде за убийство и его результатах не говорил, зато десять минут толковал о добродетели, всепрощении, справедливости и других понятиях, которые мог едва увязать с тем, о чем рассуждал. Подошла Мариэтта и спела а капелла две первые строфы из «О благодати». У нее был красивый голос, и она часто пела в красном коттедже.
Когда священник объявил, что церемония окончена, присутствующие посторонились, чтобы пропустить команду с лопатами. Бэннинги не пожелали смотреть, как засыпают могилу, и, попрощавшись с друзьями, направились к машине. По дороге Джоэла остановил Никс Гридли и сообщил, что в городе еще много солдат. Они хотят прийти на могилу и оказать почести герою войны. Джоэл посоветовался с Флорри, и они решили, что Пит бы это одобрил.
Через час солдаты начали прибывать и шли в течение всего дня. По одному, небольшими группами, переговариваясь между собой шепотом. Двигались спокойно, с мрачным достоинством. Касались могильного камня и свеженасыпанного холмика земли, читали молитвы, произносили разные слова. А затем уходили в глубокой печали по человеку, с которым были знакомы очень немногие.