Журналистка - глава из романа Мученицы

[RolandVT]

Очередная пассажирка оказалась… в общем я сразу понял, что тут что-то не так. Фундаментально не так – ибо я уже научился чувствовать своих клиенток. Причём настолько хорошо чувствовать, что явственно ощущал прикосновение Смерти к каждой из них.

А у этой особы… точнее, в этой особе никакого Прикосновения – в точности как в одноимённом советском (точнее, советско-российском) ужастике – не было и в помине. Даже близко не было.

Этому могло быть только одно объяснение – поэтому я улыбнулся:

«Дайте я угадаю – никакая Вы не смертница, ибо нет в вас ни малейшего желания умирать. Вы журналистка – очень смелая журналистка, надо отдать Вам должное»

От такого откровения она аж дар речи потеряла. Я невозмутимо продолжил:

«Вы каким-то образом узнали о существовании программы добровольной эвтаназии… точнее, программы организации ухода – или перехода – в лучший мир… действительно лучший, без дураков, хотя и не во всём…»

Журналистка судорожно кивнула. Я уверенно продолжал:

«Решили провести журналистское расследование, написать об этом статью и обрести всемирную славу и известность – ибо статья о такой программе попадёт на первые страницы ведущих газет и сайтов и в срочные выпуски новостей ведущих телерадиокомпаний… я ничего не забыл?»

Женщина молчала. Я вдохновенно продолжал:

«Собрав информацию, вы решили, что, поскольку это программа добровольной эвтаназии с явно благими и альтруистическими целями – помочь людям максимально и безболезненно уйти из этой жизни в лучший мир…»

Я сделал театральную паузу – и продолжил: «… то Вам точно ничего не грозит, если вы сюда заявитесь. Вы каким-то образом узнали об этой программе, умудрились не попасть на радар нашей службы безопасности…»

В этот момент я даже представить себе не мог, какую выволочку я устрою… причём не кому-нибудь, а лично обергруппенфюреру СС Генриху Мюллеру.

В прошлой жизни шефу гестапо, а в этой – начальнику службы безопасности Die Neue SS, которая курировала Проект Харон. И Магде на орехи достанется – ибо Контора-то куда смотрела, когда эта фифа информацию о нас собирала?

«… прикинулись желающей уйти, проникли на этот объект – кстати, он называется Объект Харон, а наша программа – Проект Харон…»

Журналистка, к которой внезапно вернулся дар речи, кивнула: «Логично»

Я улыбнулся и продолжил: «… и хотите получить информацию из первых рук. Ибо такое интервью точно принесёт Вам всемирную славу – по крайней мере, Вы так считаете…»

«Надеюсь» – несколько неуверенно ответила журналистка. Ибо, похоже, начала догадываться, что вляпалась в нечто не то совсем. И что возвращение в мир с нашего объекта ей вовсе не гарантировано…

Я кивнул: «Хорошо, я удовлетворю Ваше любопытство, хотя я и не являюсь непосредственным руководителем этой программы. А потом решим, что с Вами делать… и вообще, что дальше делать…»

Она неуверенно кивнула: «Хорошо». Для начала я представился… типа:

«Меня зовут… впрочем, это неважно. Пусть будет Юрген…»

«Вы немец?» – удивилась она. Я покачал головой: «Ни разу не немец – просто мне очень нравится это имя… вот я и выбрал его в качестве псевдонима»

Журналистка вздохнула: «Я Зоя. Зоя Андреевна Белова. Журналистский псевдоним – Ариадна Светлова»

«Потому, что даёте людям информационную нить, которая выводит их из лабиринта тьмы и невежества к свету знания и истины?» – улыбнулся я.

Она кивнула: «Да, именно это я и хотела сказать своим псевдонимом»

Я махнул рукой в сторону коридора (мы встретились в фойе Объекта Харон):

«Удобнее будет пообщаться там – в типа моём офисе…»

Офис был… мне это напомнило – только не смейтесь – комнату отдыха на плодоовощной базе, на которой я и все прочие студенты пятого курса МИФИ отбывали трудовую повинность в 1987 году (когда я учился в Техасском университете пять лет спустя, я так и не смог никому объяснить, что это было). Впрочем, мне клятвенно обещали радикально лучшие условия уже через день.

Я махнул рукой в сторону видавшего виды (явно самые разнообразные за свою очень долгую жизнь) кресла: «Присаживайся. Кофе будешь?»

Она кивнула: «Хороший кофе – это наше всё…»

Кофе был дорогущий – и просто восхитительный. Я пью почти исключительно чай (либо зелёный, либо травяной – чёрный не жалую совсем), но не могу отказаться от этого кофе, особенно с отменнейшим сливками и приготовленного в кофемашине, которая сделает честь баристе в элитнейшей кофейне Голливуда (последнее мне сообщила неоднократно там бывавшая Элизабет Фёрстер).

«Сахар, сливки?» – осведомился я. Журналистка кивнула: «Сахара… побольше, а вот сливок не надо – я чёрный пью…»

Я пожал плечами: «Как скажешь…»

И передал Зое/Ариадне кофе (в который я всыпал аж три чайные ложки сахара) и тарелку с овсяным печеньем. Она вздохнула: «Спасибо»

И приступила к поглощению еды и питья. Насытившись, изумлённо покачала головой: «Никогда такого вкусного кофе не пила… даже у олигарха в доме…»

Я отхлебнул чай из кружки UCLA (привёз из неудачной поездки в США сто лет тому назад) и улыбнулся: «Всё гораздо, несопоставимо серьёзнее, чем Вы себе представляете, Зоя Андреевна…»

«Я уже догадалась» – мрачно усмехнулась журналистка.

«Как догадалась?» – в высшей степени заинтересованно осведомился я.

Она пожала плечами, глубоко вздохнула – и объяснила:

«Мне тридцать один год…»

Выглядела она лет на пять моложе, надо отдать ей должное.

«… из которых десять я занимаюсь общественно-политической журналистикой… насколько это возможно в сегодняшней России…»

Сиречь пиаром («белым» и «чёрным» – кто больше заплатит), манипулированием сознанием ширнармасс и светской хроникой.

«… и за это время научилась очень быстро оценивать масштаб Личности человека, с которым я общаюсь…»

«И?» – ещё более заинтересованно осведомился я. Зоя уверенно заявила:

«Ваш масштаб личности на пару порядков больше, чем даже самая затейливая программа добровольной эвтаназии… поэтому я решительно ничего не понимаю – кроме того, что вляпалась в, похоже, нечто грандиозное…»

«Ты даже не представляешь себе, насколько грандиозное» – усмехнулся я про себя. Однако – пока промолчал. Вместо этого глубоко вздохнул – и начал удовлетворять любопытство журналистки. Начав с того, что ей уже известно.

«Ты права» – улыбнулся я. «Проект Харон – лишь небольшая часть огромного проекта, которым я имею честь руководить…»

Реально имею честь – хотя я к этому шёл… да почти сорок лет.

«Какого проекта?» – чисто профессиональным тоном осведомилась Зоя.

Я загадочно улыбнулся: «Об этом чуть позже. Сейчас скажу только, что данная программа добровольной эвтаназии разработана нашими консультантами – эзотериками и католическими священниками…»

Оккультистом-экстрасенсом Амалией Рихтер, каббалистом Барухом Бен-Йосефом и францисканцем отцом Робертом Фальке, если быть более точным. Хотя есть у меня сильное подозрение, что без Баронессы тоже не обошлось.

Журналистка изумлённо уставилась на меня, временно потеряв дар речи.

Я спокойно объяснил: «Мы все являемся католиками латинского обряда, хотя и не во всём согласны с вероучением католической Церкви – особенно нынешним…»

Обычное дело в Святой Римско-католической Церкви.

Журналистка продолжала ошарашенно смотреть на меня. Дар речи явно не торопился к ней возвращаться. Я невозмутимо продолжил:

«… однако согласны с вероучением в отношении самоубийства – которым является общепринятая эвтаназия…»

Путём отравления газом или другими химикатами (перорально или внутривенно) или – значительно реже – удушения.

«… которое утверждает, что все самоубийцы попадают в Ад?» – закончила за меня Зоя Андреевна. К которой неожиданно вернулся дар речи.

Я кивнул: «Если быть более точным, то в некое место в тонком, невидимом, неосязаемом загробном мире, в котором невообразимо страшно, чудовищно больно, жутко одиноко – и длится всё это Вечность…»

«На вечные мучения» – вздохнула журналистка. И тут же предсказуемо осведомилась: «Правильно ли я понимаю, что ваша программа спроектирована таким образом, что гарантирует спасение души от этого вечного ужаса?»

Теперь уже я удивлённо посмотрел на неё. Она улыбнулась – её улыбка была… я бы сказал, профессионально-обворожительной:

«Одно время я много писала о Церкви… в основном, православной, конечно – но общалась и с католиками, и с протестантами… вот и нахваталась…»

«Совершенно верно» – подтвердил я.

«Каким образом гарантирует?» – профессионально осведомилась Зоя Андреевна.

Я глубоко вздохнул – и объяснил: «В качестве метода эвтаназии мы используем один из четырёх вариантов смертной казни, из которых принявший решение уйти в иной мир выбирает наиболее приемлемый…»

Журналистка в очередной раз изумлённо уставилась на меня. Я перечислил:

«Повешение, выстрел в затылок, гильотина или обезглавливание мечом…»

Она задумалась… надолго задумалась. Затем с уважением кивнула:

«Получается нечто вроде епитимьи, доведённой до логического конца… а не самоубийства… что и обеспечивает спасение после физической смерти… ловко»

И тут же осведомилась: «Но это не всё, так ведь?»

Я покачал головой: «Казнь… давайте использовать этот общепринятый термин осуществляется над полностью обнажёнными – в знак того, что они оставляют здесь всё, кроме себя…»

Журналистка кивнула: «Логично». Я продолжил: «… кроме того, мы – с помощью наших психиатров – отбираем в нашу программу только тех, кто страдает неизлечимым суицидальным синдромом…»

«… и потому рано или поздно неизбежно покончит с собой и попадёт в Ад» – закончила за меня Зоя Андреевна. «Если вы не перехватите… по дороге» – с усмешкой добавила она.

«Именно так» – кивнул я. «Но и это ещё далеко не всё…»

Она – уже в который раз – удивлённо уставилась на меня. Я рассказал ей всё… точнее, всё самое главное. Про открытый Иисусом Христом на Голгофе канал Боли и Смерти; про мучениц и исповедниц; про Великую Христианскую Революцию; про то, что история повторяется спустя два тысячелетия…

Про духовную асфиксию нашего мира; про Новую Цивилизацию; про энергию Вриль; про День Сингулярности; про Общество Чёрного Солнца; про Новых Исповедниц и Новых Мучениц, про визит с другой стороны… не рассказал только про Die Neue SS, Четвёртый рейх; Эликсир Белого Ангела, люденов и метагомов… ибо это было лишнее совсем.

Журналистка выслушала меня очень внимательно, после чего покачала головой:

«Да-а… такое мне бы и в голову не пришло…». И предсказуемо осведомилась:

«А какова Ваша роль в этом проекте?». Я улыбнулся:

«Я являюсь руководителем проекта по инициации События Социальной Сингулярности и построению Новой Цивилизации. Которую возглавлю после наступления Дня Сингулярности…»

Она ошалело посмотрела на меня. Я бесстрастно продолжил:

«В Проекте Харон я вынужденно играю роль… палача, если называть вещи своими именами…»

«Но почему???» – изумлению журналистки не было предела. Я пожал плечами:

«Я бы предпочёл не заниматься этим – для меня естественно спасать человеческие жизни, а не отнимать их у людей – пусть и ради них же…»

Глубоко вздохнул – и развёл руками: «… но, к сожалению, в силу моей совершенно уникальной энергетики и духовности…»

Энергетики и духовности выжившего тронда – которого не может быть…

«… никто, кроме меня, не сможет отправить этих несчастных…»

Реально несчастных – без иронии.

«… в лучший мир – и, тем самым, спасти от вечных мучений в Аду…»

«Понятно» – усмехнулась журналистка. «Вы единственный, кто может исполнять обязанности Харона…»

Я пожал плечами: «Можно сказать и так…»

А она в высшей степени обеспокоенно осведомилась: «А что теперь будет со мной? Вы теперь меня тоже на эшафот отправите?»

«С чего это вдруг?» – совершенно искренне удивился я. Ибо ничего подобного у меня и в мыслях не было – это абсолютно не мой стиль…

«Ну как же» – усмехнулась она. «Я же теперь владею информацией… на десяток Царь-бомб[1] как минимум… а носителей таких секретов обычно убирают…»

Я покачал головой: «Мы так не работаем, Зоя. Ты умная женщина, журналистка с десятилетним стажем, общалась на высоком уровне, поэтому понимаешь, о чём нужно молчать глухо…»

«А как же лучше перебдеть, чем недобдеть?» – мрачно усмехнулась она.

Я снова покачал головой: «Не в этом случае. Все записывающие устройства у тебя отобрали; вся информация только у тебя в голове… поэтому сейчас тебя отвезут домой – и ты забудешь об этом разговоре навсегда… и продолжишь жить…»

Сделал театральную паузу – и сбросил свою Царь-Бомбу:

«… если ты не захочешь уйти в лучший мир прямо здесь и сейчас…»

Журналистка никак на это не отреагировала – она впала в ступор. Что дало мне основания считать, что моя догадка, похоже, соответствует действительности.

Я спокойно объяснил: «Ты явно не из тех, кто хочет любой ценой рассказать людям правду – в нынешней России такие не выживают, да и в других странах с выживаемостью у таких не очень… если не очень не…»

Зоя кивнула. Я спокойно продолжил: «Эвтаназия людей в России тема, конечно, звонкая… но сейчас россиянам как-то не до этого совсем…»

Журналистка молчала. Я бесстрастно продолжал:

«Кроме того, хотя формально в российском Уголовном кодексе эвтаназия считается умышленным убийством, в реальности она имеет достаточную поддержку в обществе – особенно среди медиков и работников социальных служб – чтобы правоохранительные органы закрыли глаза на эту историю…»

Сделал многозначительную паузу – и продолжил:

«… а цензура, которая де-факто существует в России уже давно, вычистила любые твои материалы из любых СМИ…»

Что не так-то просто, на самом деле – но технически возможно… при желании.

«… что же касается западных стран, то там Проекту Харон будут аплодировать…»

Ибо к добровольной эвтаназии отношение скорее позитивное. Я продолжил:

«Будучи умной женщиной, ты всё это понимала, когда бралась за это журналистское расследование. Которое принесёт тебе гораздо больше негатива, чем позитива – ибо к тебе могут возникнуть вопросы… разных организаций, которые они привыкли задавать с применением болевых воздействий…»

Пыток, проще говоря.

Я вздохнул – и продолжил: «За десять работы ты насмотрелась и наслушалась такого, что в самом прямом смысле жить не хочется… при этом ты прекрасно знаешь, что и за кордоном ситуация не лучше… пусть и по другим причинам…»

Журналистка по-прежнему молчала, переваривая услышанное. Переваривалось явно из рук вон плохо.

Я спокойно продолжал: «… поэтому я практически не сомневаюсь, что ты всерьёз рассматриваешь вариант добровольного ухода из жизни, но наложить на себя руки по разным причинам не можешь. Поэтому ты так и заинтересовалась нашей программой – ибо примеряла её на себя…»

Она глубоко вздохнула: «Вы правы – я действительно об этом думала – и думаю»

И неожиданно спросила: «А что бы Вы мне посоветовали?»

Я пожал плечами: «Только то, что сам делаю, когда не знаю, что делать…»

Журналистка изумлённо посмотрела на меня: «И что же?»

Я невозмутимо ответил: «Беру планшет, вхожу в приложение Pinterest и смотрю какие цитаты выскакивают. Одна из них обязательно содержит ответ…»

«У меня тоже есть Pinterest на планшете… только у меня всё отобрали…» – грустно констатировала она.

«Это поправимо» – улыбнулся я. Позвонил охране и приказал:

«Подключите планшет Зои Андреевны Беловой к нашей сети WiFi и принесите в офис. Прямо сейчас…»

Через пять минут в офисе материализовался охранник. Я кивнул в сторону Зои:

«Ей верни». Охранник повиновался – и немедленно дематериализовался. Журналистка вздохнула, взяла в руки гаджет – iPad последней модели…

И через несколько минут изумлённо протянула мне. Я взял планшет и – без особого удивления – прочитал:

«У человека в жизни всего одна цель – и лежит она за пределами этой жизни»

В смысле, за пределами земной жизни в физическом теле. Мне эта цитата была хорошо знакома – это было одно из изречений Гилберта Кита Честертона – великого католического писателя, поэта, философа, драматурга и апологета (всемирно известного как автор серии детективных рассказов об отце Брауне).

Разумеется. Честертон не имел в виду добровольный уход из жизни, однако ни одно изречение не имеет смысла вне контекста… а контекст был именно таким.

Зоя вздохнула: «Значит, так тому и быть… наверное, мне нужно именно это… наверное, я действительно пришла сюда именно для этого»

И мрачным тоном осведомилась: «Мне будет позволено выбрать?»

Я кивнул: «Да, конечно». Она задумалась, долго думала – и решительно объявила:

«Я выбираю меч. Не потому, что так уж без ума от Анны Болейн – просто это наименьшее из зол…»

Мы поднялись из-за стола; я отвёл её в «комнату катаны» – и проинструктировал: «Сейчас тебе нужно будет раздеться догола; я свяжу тебе руки за спиной и поставлю на колени. Могу завязать глаза, если так будет лучше…»

Она покачала головой: «Не нужно – я не дрогну. Просто закрою глаза…»

Она спокойно разделась донага и повернулась ко мне спиной. Я связал ей руки в запястьях, помог опуститься на колени и проинструктировал:

«Стой спокойно, ровно и строго вертикально. Шею вытяни. Когда будешь готова, скажешь…». Она подчинилась, некоторое время молчала, потом решительно объявила: «Я готова». Я взял катану, размахнулся и одним сильным и точным ударом обезглавил её. Глубоко вздохнул, вызвал санитаров – и отправился дожидаться следующего добровольца женского пола. По имени Виктория.

[1] Советская термоядерная бомба АН602 мощностью почти 60 мегатонн