Шотландская Дева (в самом прямом смысле убийственная комбинация), видимо, была просто невероятно возмущена тем, что у неё бесцеремонно отобрали предназначенную ей свыше (в чём я не сомневался) жертву – ибо Анна Викторовна Светлова отправилась не на гильотину, а на излечение к Баронессе.
Ибо в считанные минуты сумела договориться с «небесной канцелярией» не просто о полноценной замене, а о радикально улучшенной замене. Радикально улучшенной потому, что женщина-люден всяко ценнее обычной женщины.
Насладившись своей победой над гильотиной в присутствии оной – я уже давно не сомневался, что такие дивайсы являются вполне себе одушевлёнными предметами – я уже собрался отправиться на встречу с раввином…
Как вдруг дверь в гильотинную практически бесшумно отворилась – и в комнату для гильотинирования несколько робко и неуверенно вошла незнакомая мне не особо симпатичная несколько мальчишеского вида коротко стриженая девушка лет двадцати или около того.
Что было уж совсем удивительно – совершенно немецкой внешности. Девушка глубоко вздохнула – и представилась: «Меня зовут Софи Шолль. Я пришла, чтобы Вы отрубили мне голову на этой гильотине…»
Я развёл руками – и от души расхохотался. Софи изумлённо уставилась на меня.
Отсмеявшись, я объяснил: «Вы словно сговорились – или созвездие Луизетты[1] на небе взошло… только ты сегодня уже вторая такая…»
Изумлению Софи не было предела – ибо было совершенно очевидно, что Шотландскую Деву сегодня не юзали. От слова совсем.
Вживую Софи Магдалена Шолль выглядела совсем не так, как на своих на удивление многочисленных чёрно-белых фото – поэтому неудивительно, что я её не узнал. Тем более, что её история была на периферии моих интересов.
Тем не менее, я худо-бедно, но помнил её биографию. Софи Магдалена Шолль родилась девятого мая (однако) 1921 года в городе Форхтенберг близ Штутгарта в большой дружной лютеранской семье мэра города Роберта Шолля и его супруги домохозяйки Магдалены, урождённой Мюллер – тоже занятно.
София была четвёртым ребёнком в семье. У неё были две старшие сёстры Инга (дожила до глубокой старости) и Элизабет (эта прожила вообще столетие) – и старший брат Ганс – официально погибший вместе с ней на гильотине.
Года спустя после Софи родился её младший брат Вернер (официально пропал без вести на Восточном фронте в 1944 году). А ещё через три года – сестра Тильда, которая умерла, не дожив до года.
В школе Софи не только была прилежной ученице, но и проявила немалые способности к рисованию, музыке и языкам. Она свободно владела английским – что, как я подозревал, ей впоследствии сильно помогло.
Она была этаким мальчиком в юбке, что впоследствии вызвало серьёзные подозрения в её, скажем так, нетрадиционных сексуальных наклонностях. Как выяснилось, безосновательные – её возлюбленный Фриц Хартнагель был вполне себе мужского пола.
В 1930 году она вместе с семьёй переехала в соседний Людвигсбург, а через два года в (тоже соседний) Ульм. Роберт работал налоговым консультантом и государственным аудитором, его жена занималась домом и детьми, а дети учились в средней школе.
Софи отличалась от других девочек: она любила походы и мальчишеские игры – и единственная из гимназисток города носила короткую стрижку. Под влиянием мамы – церковной диаконессы – Софи стала убеждённым сторонником социальной справедливости, а благодаря отцу-либералу выросла весьма свободолюбивой девушкой.
Эгалитарный характер НСДАП, в считанные недели покончившей с социальным неравенством и создавшей невиданные до того в Германии социальные лифты сразу привлекли и Софи, и её братьев и сестёр. Немалую роль сыграло и создание BDM – Союза немецких девушек – в которой Софи могла реализовать свои спортивные наклонности.
И организаторские способности – она очень быстро была назначена командиром группы и весьма эффективно занималась организацией всевозможных мероприятий – походов с ночёвками в палатках, экскурсий и так далее. По воспоминаниям тех, кто с ней тогда общался, она была фанатично предана фюреру и национал-социализму.
И сделала бы в рейхе блестящую карьеру… если бы полное отсутствие у неё даже намёков на юдофобию. Более того, будучи убеждённой сторонницей равноправия и социальной справедливости, она была категорически против любого ущемления прав евреев – и даже боролась за их соблюдение (пока это было возможно).
И предсказуемо быстро доигралась – в 1937 году Софи, Ганс, Вернер и Инге Шолль были арестованы гестапо по подозрению в участии в антинацистской группе. В доме семьи прошёл обыск, были изъяты дневники, журналы, сборники стихотворений. После чего Софи… отпустили в тот же день, так как ей было всего 16 лет. Инге и Вернер вышли на свободу через неделю, Ганс провёл в заключении ещё три недели.
В сталинском СССР все были бы расстреляны спустя считанные дни – после того, как под дикими пытками признались в шпионаже в пользу планеты Набиру и оговорили всех родственников и знакомых (это к вопросу о том, какой режим был лучше для его подданных – и человечнее).
Кстати, зря отпустили – если бы ей организовали недельное пребывание в Лихтенбурге (Равенсбрюка тогда ещё и в проекте не было), это спасло бы их от смертного приговора спустя шесть лет. Ибо в том заведении девочкам-идеалисткам мозги вправляли сразу – и навсегда (Ирма не даст соврать).
После начала войны её старший брат Ганс и младший Вернер отправились на фронт – а Софи весной 1940 года Шолль окончила школу и поступила на курсы подготовки воспитательницы в детском саду. К тому времени она уже четыре года встречалась с Фрицем Хартнагелем, однако замуж не стремилась.
Она надеялась, что работа в детском саду сможет заменить прохождение шестимесячной трудовой повинности в Имперской службе труда. Однако ей всё же пришлось отработать повинность, поскольку это было обязательным условием для поступления в университет – что в то время было совершенно разумно.
В мае 1942 года Шолль поступила в Мюнхенский университет для изучения философии и биологии. Ганс к тому времени уже вернулся с фронта и учился на медицинском факультете.
Он познакомил Софи со своими друзьями, которые образовали тесный круг, связанный общими философскими, политическими, музыкальными, литературными и спортивными интересами.
Они посещали лекции, спектакли и концерты, ходили в походы, катались на лыжах и занимались альпинизмом… в общем, как сыр в масле катались, в то время, когда сотни тысяч их сверстников сражались на фронте, спасая Европу от уничтожения большевистской чумой – а мир от превращения в Ад на Земле.
Как известно, каждый видит только то, что хочет видеть, поэтому неудивительно, что фронтовики из их компании ничего из вышеперечисленного не видели – а видели только жуткие (реально жуткие) преступления СС и вермахта на территориях Польши и СССР.
Результат оказался закономерным – они создали подпольную организацию Белая Роза… и занялись ненасильственным сопротивлением (в полном соответствии со своими христианскими убеждениями).
С июня 1942 года Ганс Шолль и Александр Шморель начали печатать и тайно распространять листовки в Мюнхене и окрестностях, призывая однокурсников и других немцев к сопротивлению режиму. Вскоре к ним присоединились их друзья Граф и Пробст, а также преподаватель философии Курт Хубер.
Члены «Белой розы» написали шесть листовок. Их размножали с помощью ротатора. Софи не принимала участие в написании текстов, а только в распространении листовок.
Сначала листовки только высылали по почте профессорам, книготорговцам, писателям и другим. Адреса находили в телефонной книге и писали от руки на каждом конверте. В дальнейшем тысячи листовок были отправлены в домохозяйства Германии.
С предсказуемо нулевым результатом – за редчайшим исключением граждане Германии полностью поддерживали режим. Ибо, в отличие от взбесившихся (реально взбесившихся) с жиру мюнхенских мажоров адекватно воспринимали реальность. Мало кто сомневался, что режим творил Зло… только вот Зло большевистское было стократно хуже – отсюда и такая поддержка.
В июле 1942 года отец Софи Роберт был приговорён к четырем месяцам тюремного заключения за критику Гитлера (в Британии в то время за такое отправляли в тюрьму на годы – а в СССР вообще на месте расстреливали).
Однако совершенно слетевших с катушек мажоров это не остановило – а только ещё больше взбесило. Увидев, что индивидуальные рассылки не дают результата (даже гестапо было на это по большому счёту наплевать), они решили разбрасывать листовки в людных местах.
Что и сделали 18 февраля 1943 года – и тоже с предсказуемым результатом. Их немедленно изловили и отправили в гестапо. Где – вопреки вранью агитпропа – их никто и пальцем не тронул. Ибо незачем – вещдоков и так было выше крыши. Более того, прокуратура пообещала Софи сохранить ей жизнь в случае публичного покаяния (вы можете себе представить такое в НКВД СССР???).
Но у девочки крыша уже совсем уехала в дальние дали; на полную мощность включился суицидальный синдром (она даже заявила адвокату: Если моего брата приговорят к смерти, вы не должны позволить им вынести мне более мягкий приговор, потому что я виновата точно так же, как и он)… в общем, суду пришлось вынести всем троим подсудимым смертный приговор.
Который – по официальной версии – был приведён в исполнение уже три дня спустя. 22 февраля ей и её подельникам Гансу Шоллю и Кристофу Пробсту отрубили головы на гильотине в мюнхенской тюрьме Штадельхайм (на Объекте Харон работала её сестра из Штутгарта – почти точная копия).
Казнил эту… банду недоумков – опять же по официальной версии – великий германский палач Йохан Райххарт, известный своей модернизацией гильотины и тем, что, по собственным подсчётам, казнил 3165 человек.
В течение 1943 года на гильотине были казнены Александр Шморель, Курт Хубер, Вилли Граф, Ханс Лейперт – остальные отделались тюрьмой. И дожили до преклонных лет – Трауте Лафренц прожила аж сто три (!!) года.
Но это по официальной версии. На самом же деле Софи и её подельникам просто несказанно повезло. Ибо как раз в то время рейхсфюрер СС всерьёз вознамерился прибрать к рукам для полного комплекта ещё и заведовавшее смертной казнью гражданских министерство юстиции… и потому дал добро на лихую даже по неслабым меркам Роланда фон Таубе авантюру в стиле Лоэнгрина.
Сначала Роланд сделал мюнхенскому палачу предложение, от которого отказаться было просто невозможно. Между толстой пачкой рейхсмарок – и жуткой смертью его и его семьи. Параллельно такие же предложения были сделаны и его помощникам (которые укладывали жертву на доску Fallbeil).
Все сделали правильный выбор – в результате чего герра Райххарта заменил… правильно, Борис Владиславович Новицкий. К тому времени уже оберштурмбанфюрер СС Виктор Краузе.
А его помощников – двое офицеров Зондеркоманды К. Вальтер Мозель и Мартин Беккер – которым было не привыкать к театру такого рода (одна только афера тысячелетия в Киеве в конце сентября 1941 года чего стоила).
Всем свидетелям происходившего (от тюремной камеры до гильотинной) от имени рейхсфюрера СС вынесли строгое предупреждение: кто будет болтать лишнее (в смысле, не соответствующее официальной версии) – сам ляжет на доску гильотины… в лучшем случае. В худшем… Дахау был рядом, а там много чего творилось… интересного.
В результате Софи Шолль и два её подельника отправились не на гильотину – где впоследствии погибли другие члены Белой Розы, а… впрочем, я намеревался это узнать у непосредственной участницы тех далёких событий. Однако для этого мне было нужно устроить свой собственный театр. Театр доктора Клодта.
Поэтому я пожал плечами: «Да не вопрос. Легко и непринуждённо…»
Попутно отметив, что Софи – как и все «застрявшие во времени» – абсолютно свободно владела русским. Как и ещё десятком языков – как минимум.
Однако предупредил: «Только тебе придётся догола раздеться…»
Софи явно была незнакома с Standard Operating Procedures Объекта Харон, так что на какое-то время аж дар речи потеряла. Потом робко пролепетала:
«А можно меня в одежде… в порядке исключения?»
Я покачал головой: «На каком основании? С чего это мы должны делать для тебя исключение? Тем более, что ты всегда была поборницей равенства и справедливости…»
Софи обречённо вздохнула, повернулась ко мне спиной (и предсказуемо, и глупо) и начала неуверенно, неловко и торопливо раздеваться. Освободившись от одежды, она целомудренно прикрылась руками и повернулась ко мне.
Я рассмеялся: «Софи, ты не находишь – что это просто глупо? Прикрываться руками, когда я всё равно увижу тебя всю – включая твои самые интимные места… ибо так уж устроен процесс твоей казни…»
Которой не будет – впрочем, она пока что об этом и не подозревает.
Сона вздохнула – и опустила руки по швам. Тело у неё было… в общем, мне столько точно не выпить. Даже при огромном желании – которого у меня не было от слова совсем.
Я совершенно неожиданно для неё жёстко приказал:
«Опускайся на колени. Руки за голову – стой ровно. Смотреть в пол…»
Она ошалело посмотрела на меня. «Делай, что говорят» – потребовал я. Д/С-ная жесть, конечно – но так до неё дойдёт и быстрее, и полнее, и надёжнее.
Софи нехотя выполнила приказ. Я спокойно объявил:
«Успокойся – я вовсе не собираюсь трахать тебя в рот. Я вообще не собираюсь тебя трахать. Надо бы, наверное – для твоей же пользы – но ты не в моём вкусе…»
После чего осведомился: «Сначала расскажи мне, как ты тогда избежала гильотины – мне просто жутко интересно…»
Девушка вздохнула: «Меня должны были первой… надели наручники, передали помощникам палача, подвели к скамье…»
Неожиданно запнулась, словно почему-то считая, что я ей не поверю – потом неожиданно спокойно продолжила: «… а потом я вдруг почувствовала на шее чьи-то пальцы – и рухнула в чёрную тьму. Пришла в себя только на кровати – в мюнхенском особняке Роланда…»
Я всё понял. Ей умело пережали сонную артерию, погрузив в кому на несколько минут, затем ввели сильное снотворное практически мгновенного действия… а через несколько часов либо сама очнулась – либо после укола стимулятора.
«… и увидела твоего спасителя?» – улыбнулся я.
Коленопреклонённая Софи покачала головой: «Ванду Бергманн…»
Я от души расхохотался. Ибо с Вандой уже успел неоднократно пообщаться – и точно знал, что если Ванда и не приобщила Софи к радостям лесбийской любви, то до полубессознательного состояния выпорола точно. И правильно сделала.
Отсмеявшись, осведомился:
«Правильно ли я понимаю, что Ванда сначала вправила тебе мозги, доходчиво объяснив всю бессмысленность вашего так называемого сопротивления – ибо вред вы принесли только себе и своим близким – несмотря на то, как вас использовали враги Германии…»
Именно Германии – ибо и англичане с американцами и прочими союзниками (и уж, тем более, СССР) воевали не с нацистами, а именно с Германией. И в этой войне использовали великомучеников Белой Розы (в частности, неведомо как к ним попавшие тексты их листовок) по полной программе.
Софи кивнула.
«… а потом выпорола тебя так, что ты пожалела не только, что всё это дело затеяла, но и что вообще на свет родилась?»
К тому времени Ванда Бергманн четыре года проработала надзирательницей сначала в Лихтенбурге, затем в Равенсбрюке. А до того была профессиональной медсестрой в одной из лучших клиник сначала Мюнхена, потом Берлина.
И потому плетью могла и искалечить (легко), и даже убить (весьма профессионально), и устроить такой болевой Ад, что жертва жалела, что на свет Божий родилась – не говоря уже о том, что сдуру выступала против режима.
«Так и выпорола» – усмехнулась Софи.
«Донесла до тебя, что хотела?» – осведомился я.
«Донесла» – вздохнула девушка. И предсказуемо осведомилась: «Вы меня сейчас тоже пороть будете?». Видимо, сообразив, что смерти на гильотине у неё не будет.
Я покачал головой – и рассмеялся: «Делать мне больше нечего – и так дойдёт…»
Ибо нужно быть полным идиотом, чтобы в такой ситуации пороть Новую Исповедницу – а Софи была явно из оных. Ибо прошла Преображение… наверное, сразу же после своего чудесного спасения – а между женщиной-люденом и Новой Исповедницей ныне можно смело ставить знак равенства. За исключением великих княжон Романовых – но у них совсем другая Миссия.
И приступил к делу, практически повторяя пройденное со своей благоверной – только она хотела расстаться с головой ударом моей катаны. Не получилось – не получится и у этой… идеалистки.
«Вопрос первый… точнее, уже четвёртый. Ты считаешь, что должна стать мученицей – причём именно тем же способом – потому, что в сорок третьем это у тебя не получилось, пусть и по не зависящим от тебя причинам? Ты должны была стать мученицей, но не стала – и сейчас должна, просто обязана это исправить…»
Она кивнула: «Именно так»
«Чушь собачья по всем пунктам» – фыркнул я. Софи подняла голову и изумлённо посмотрела на меня: «Почему чушь?»
И тут же получила оглушительную звонкую оплеуху по левой щеке.
«Смотреть в пол» – приказал я. «Голову поднимешь, когда я разрешу»
Банальная ДС-ная психотехника – но работает очень даже. Что и немедленно подтвердилось, ибо Софи покорно (несмотря на всё свободолюбие, она была тем ещё сабмиссивом женского пола) опустила голову и пробормотала: «Извините»
И объяснил: «Ты же философ – путь и недоучившийся, поэтому должна понимать, что для любого человека восприятие реальности есть единственная реальность…». Она кивнула: «Я это понимаю».
Я победно улыбнулся – и продолжил:
«Тогда ты должна понимать, что в глазах всего мира ты стала мученицей. С точки зрения всех, кроме исчезающе малого числа посвящённых, никакой Софи Шолль нет уже более восьми десятилетий – она умерла на гильотине и стала великомученицей германского Сопротивления…»
Сделал многозначительную паузу – и продолжил: «Так что ты исполнила свой долг… точнее, то, что ты искренне считала своим долгом. Создала мыслеформу святой великомученицы Софи Магдалены Шолль…»
«Понятно» – усмехнулась Софи. Ибо была хоть и законченной идеалисткой (они с Хансом Остером были бы просто идеальной парой, тем более что он неравнодушен к таким девушкам), но всё же не полная дура… к счастью.
«Раз я уже выполнила свой долг и стала мученицей для всего мира – а именно это я и должна была сделать – то второй раз становиться мученицей…» – она предсказуемо запнулась.
«… будет фарсом. Просто фарсом – и не более того» – закончил я за неё.
«Согласна» – вздохнула Софи. Я уверенно продолжил:
«Второй вопрос… то есть, уже пятый. Ты хочешь уйти – в данном случае, уже неважно, через гильотину или другим способом – ибо считаешь, что твой уход принесёт больше пользы миру, чем твоя жизнь… даже вечная?»
«Я действительно так считаю» – честно призналась девушка.
Чудовищный комплекс неполноценности во всей своей неприглядной красе – причём в самом радикальном (суицидальном) варианте. Надо будет поставить на вид Хельге Лауэри – ибо Софи вроде как её протеже.
«И это полная чушь» – с непоколебимой уверенностью заявил я. Софи явно крайне негативно воспринимала пощёчины – поэтому благоразумно не стала поднимать голову. Однако всё же удивлённо спросила: «Почему чушь?»
Я спокойно объяснил:
«Я видел твои картины – и слушал твою музыку. Да, ты не Хельга Лауэри – до неё даже Рембрандту с Бахом как до Луны пешком – но твои произведения вполне на уровне лучших художников и композиторов прошлого столетия…»
«Вы правда так считаете?» – робко-растерянно спросила Софи. Разумеется, благоразумно не отрывая взгляда от пола.
«Я в этом абсолютно уверен» – с железобетонной убеждённостью ответил я. И добавил: «Кроме того, я являюсь руководителем проекта по построению Новой Цивилизации – и поэтому это я здесь решаю…»
«… кто должен остаться, а кто нет?» – усмехнулась девушка. «Именно так» – подтвердил я. И продолжил: «Я не знаю, гражданская ты или в каком звании…»
«Гражданская» – ответила Софи. «Как и Хельга… и некоторые другие женщины»
Катрин Бартез, Ирена Айхенвальд, Ева Браун – это если навскидку.
«… но ты всё равно обязана принимать мои решения и подчиняться моим приказам» – безапелляционно добавил я. Софи кивнула: «Я знаю. Поэтому буду»
«Вот и отлично» – усмехнулся я. И объявил боевой приказ: «Я принимаю решение, что ты представляешь для нашего мира большую… гораздо большую, на самом деле, ценность в нашем мире, чем в ином… пусть сколь угодно лучшем»
«Я это принимаю» – вздохнула девушка. Я продолжил:
«Поэтому выброси из головы всю эту чушь про уход в лучший мир и продолжай заниматься творчеством. Пиши картины, сочиняй музыку – под чутким руководством Хельги…»
«Есть писать картины и сочинять музыку» – снова вздохнула Софи. Я продолжил:
«А теперь встать, одеться – и шагом марш к своей начальнице-наставнице…»
Софи чуть ли не в момент как ветром сдуло. А я обратился к Шотландской Деве: «Извини, не твой сегодня день. Ладно – завтра обещаю всё компенсировать».
Мне показалось, что гильотина прошептала: «Ловлю на слове». Показалось, конечно… хотя после Преображения и встречи с Баронессой (не говоря уже о «застрявших во времени») я уже не был в этом так уж уверен.
[1] Французское прозвище гильотины