Дева Эвменида - глава из романа Мученицы

[RolandVT]

Кира Жданова явно никогда не видела портрет работы художника Жана-Жака Гойера… впрочем, даже если бы и видела, то это ровным счётом ничего бы не изменило. Ибо на нём была изображена не совсем та… точнее, совсем не та женщина, которая сейчас стояла перед нами.

Кира вообще перестала что-либо понимать – кроме того, что сейчас она видит нечто уж точно не менее впечатляющее, чем (пока) неизвестно каким чудом спасшаяся от французского меча Анна Болейн. И скоро узнает нечто ещё более впечатляющее… про обеих.

Девушка с надеждой посмотрела сначала на меня (ибо я тут типа главный), потом на королеву Анну, потом на Шарлотту (какую именно Шарлотту, она явно не понимала категорически), потом снова на меня. Убедившись, что помощи не будет, она растерянно покачала головой: «Ничего не понимаю…»

И осторожно-подобострастно обратилась к Шарлотте: «Вы Шарлотта…»

Она запнулась. Я понял, что пришло время раскрыть все карты – и торжественно объявил: «Кира, перед тобой собственной персоной Мари-Анна-Шарлотта Корде д’Армон, всемирно известная как просто Шарлотта Корде…»

От изумления (хотя после встречи с Анной Болейн изумляться было уже особо нечему), Кира потеряла дар речи… надолго. С трудом придя в себя, она с ещё большим трудом пробормотала:

«Но это же невозможно… Вас же гильотинировали на глазах многих тысяч парижан… и не только парижан…»

Она вопросительно посмотрела на мадемуазель Корде – ибо, по понятным причинам, не помнила официальную дату смерти дворянки.

«17 июля 1793 года» – спокойно ответила Шарлотта. И добавила: «Это если верить официальной истории, которая, по блестящему определению великого Наполеона Бонапарта, есть нагромождение лжи, которую власть предержащие решили считать правдой…»

Будучи по одной из своих многочисленных профессий вполне себе профессиональным историком, в этом я был согласен с великим императором чуть более, чем полностью.

А мадемуазель Корде неожиданно рассмеялась: «Я с ним переспала пару раз – из чистого любопытства. Он, понятное дело, был не сном ни духом о том, кто я была на самом деле – тогда я жила под именем Анны Готье…»

«И как тебе Наполеон Великий?» – заинтересованно осведомилась Анна, которая Болейн. Видимо, они с Шарлоттой были не настолько близки, чтобы та делилась с ней своими постельными победами – пусть и двухсотлетней давности.

Корде Великая пожала плечами: «Скорее итальянец, чем француз – мне есть, с кем сравнивать – а вообще очень даже неплох. Весёлый, энергичный, страстный… неожиданно заботливый…»

«Но как???» – изумилась Кира. «Как Вам удалось спастись???»

После чего предсказуемо обратилась к Анне Болейн: «И Вам тоже – Вашу казнь ведь две тысячи лондонцев видели вживую?»

Королева Анна заговорщически улыбнулась – и махнула рукой в сторону двери: «Пойдём в офис – своими глазами увидишь…»

Я вызвал санитаров, которые должны были унести (и унесли) тело и голову Василисы Ивановны в крематорий в соседнем здании – и мы отправились в типа офис Объекта Харон.

По дороге я вспомнил биографию Шарлотты Корде… точнее, её официальную биографию. Ещё точнее, то, что мне было известно – как оказалось, известно мне было на удивление очень даже много (спасибо фотографической памяти после Преображения).

Впрочем, не только поэтому – мадемуазель Корде мне была в высшей степени интересна чисто профессионально. Интересна потому, что совершенно явно страдала (скорее, впрочем, наслаждалась) синдромом мученицы в варианте, который в наши дни получил неофициальное название синдрома шахидки.

Мари-Анна-Шарлотта Корде д’Армон родилась в Нормандии, 27 июля 1768 года, под знаком Льва… точнее, Львицы (кто бы сомневался). Отцом малышки был человек из весьма знатного семейства, но как третий сын в семье он не мог рассчитывать на наследство. Поэтому занятия сельским хозяйством на семейной ферме стали основным источником доходов семейства Корде.

Маленькая Шарлотта росла на родительской ферме. Она с удовольствием проводила время на природе, научилась многим хозяйственным премудростям и, вероятно, стала бы образцовой «сельской» девушкой… хотя вот лично я в этом очень сильно сомневаюсь. Ибо ИМХО с её характером и талантами она была несовместима с сельской жизнью от слова совсем.

Кроме того, она получила на удивление неплохое практически домашнее начальное образование – некоторое время она жила и училась у брата отца — кюре прихода Вик Шарля Амедея.

На удивление прогрессивный дядя дал ей начальное образование и познакомил с пьесами их знаменитого предка — «отца французской трагедии» Пьера Корнеля. Это знакомство стало первым шагом на её пути к квартире Жана-Поля Марата – и в бессмертие (в самом прямом – физическом – смысле).

Ибо Пьер Корнель был законченным, неисправимым идеалистом – в своих пьесах он изображал людей такими, какими они должны были быть. Идеальное человечество, героев с непреклонной волей в исполнении самого сурового долга, сильных людей, душевные конфликты которых приводят к роковым последствиям – в первую очередь для них же.

Нет ни малейшего сомнения, что именно эти пьесы и сформировали личность и характер будущей террористки, «шахидки французской революции» – особенно пьеса Полиевкт, в которой представлена трагическая фигура мученика, внезапно осенённого благодатью веры и находящего в ней силу стать выше земных привязанностей… в том числе, и к самой жизни.

Ну, а дальше, как говорится, понеслось. Когда Шарлотте едва исполнилось четырнадцать лет, во время очередных родов (увы, обычное дело в те времена) умерла её мать.

Которую она не просто безумно любила, а боготворила. Именно это событие, вне всякого сомнения, и стало тем стрессором, который запустил синдром мученицы в разуме, душе и сердце юной девушки.

Дальше – больше. Отец попытался устроить Шарлотту и её младшую сестру Элеонору в пансион для девушек Сен-Сир, но ему было отказано, так как Корде не входили в число дворянских семей, отличившихся на королевской службе.

Девушек приняли на казённое содержание в интернат при бенедиктинском аббатстве Святой Троицы в Кане, где аббатисой была их дальняя родственница — мадам Пантекулан (в те времена во Франции без блата было никак).

Аббатиса была на удивление прогрессивной – она разрешила воспитанницам читать труды известных философов и просветителей того времени. Именно благодаря мадам Пантекулан, юная Шарлотта познакомилась с работами Вольтера, Руссо и других ведущих мыслителей Франции… на свою голову и на голову Марата (как я вскоре узнал, далеко не только Марата).

Как отмечали наставницы Шарлотты, девушка с каждым годом всё больше проникалась идеями о свободе и равенстве людей. Монастырь был суровым местом, поэтому неудивительно, что это ещё сильнее закалило её характер.

Несмотря на ещё юный возраст, Мари-Анна-Шарлотта была по-спартански беспощадна к самой себе; никогда ни на что не жаловалась – даже на самую сильную боль (наставницам приходилось по косвенным признакам угадывать, что девушка больна и нуждается в медицинской помощи).

После победы Великой французской революции в соответствии с антиклерикальными декретами новой власти 1790 года, аббатство было закрыто. Поэтому в начале 1791 года 22-летняя Шарлотта вынужденно вернулась к отцу.

Однако ненадолго – уже в июне она переехала в Кан к своей троюродной тётки мадам де Бетвиль. Хотя по неписаным правилам того времени ей уже давно было пора выйти замуж и обзавестись не одним ребёнком, её эта перспектива не интересовала совершенно.

По воспоминаниям её подруги по Кану, ни один мужчина никогда не произвёл на неё ни малейшего впечатления; мысли её витали совсем в иных сферах; она менее всего думала о браке. Из чего (учитывая её прошлое) ввод был однозначным – суицидальный синдром уже прочно взял под контроль её разум, душу и сердце.

Что она впоследствии подтвердила сама – в своих письмах к подруге она постоянно говорила о бесполезности и бессмысленности жизни. До судьбоносного не только для неё, но и для всей Франции удара кинжалом в доме номер тридцать по улице Кордельеров оставалось менее двух лет.

С монастырских времён Шарлотта много читала – причём исключительно non-fiction, газеты и брошюры (беллетристика её никогда не интересовала). Хотя она была воспитана в «роялистской вере», Шарлотта довольно быстро разочаровалась не только в короле Людовике XVI, но и в самом институте монархии, став республиканкой задолго до революции.

На одном из званых обедов в доме тётки Шарлотта демонстративно отказалась выпить за короля, заявив, что не сомневается в его добродетели, но «он слаб, а слабый король не может быть добродетельным, ибо у него не хватит сил предотвратить несчастья своего народа». Как в воду глядела…

Казнь короля Людовика французскими ррреволюционерами 21 января 1793 года, видимо, стала последним стрессором, после которого Шарлотта приняла твёрдое и необратимое решение пожертвовать собой, совершить политическое убийство, умереть на гильотине и стать символом Сопротивления террору якобинцев.

Однако в обстановке тотальной паранойи и уже надвигавшегося террора одной ей было не справиться – ей нужна была поддержка, пусть и вслепую. Случай представился в июне, когда в Кан прибыли мятежные депутаты-жирондисты.

Шарлотта встретилась с одним из депутатов-жирондистов Шарлем Барбару, якобы ходатайствуя за лишившуюся пенсии подругу по монастырю — канониссу Александрин де Форбен, эмигрировавшую в Швейцарию.

Это был предлог для её поездки в Париж, паспорт для которой она получила ещё в апреле. Шарлотта просила рекомендацию и предложила передать письма жирондистов друзьям в столицу.

Вечером 8 июля она получила от Барбару рекомендательное письмо депутату Конвента Дюперре и несколько брошюр, которые Дюперре должен был передать сторонникам жирондистов.

Взяв письмо от Барбару, Шарлотта рисковала быть арестованной по дороге в Париж: ровно в тот день Конвент принял декрет, объявлявший жирондистов в изгнании изменниками отечества… однако в Кане об этом станет известно лишь три дня спустя. Перед отъездом она сожгла все свои бумаги и написала прощальное письмо отцу, в котором, чтобы отвести от него все подозрения, сообщала, что якобы уезжает в Англию (тогда уже Великобританию).

Шарлотта приехала в Париж 11 июля и остановилась в гостинице Провиданс на улице Вьез-Огюстен. На тот момент она ещё не выбрала объект для ликвидации – она колебалась между Маратом и Робеспьером.

В конце концов она выбрала первого, посчитав его наиболее опасным… или просто наиболее яркой, знаковой целью. Явно под влиянием жирондистов, которые публично называли Марата чудовищем, утратившим человеческий облик (их мнение разделяли миллионы французов).

В этом они были правы, конечно – однако выбор Шарлотты был чудовищной ошибкой. Ибо наиболее опасным был как раз Робеспьер, устранение которого вполне могло если не совсем остановить, то сильно замедлить маховик сатанинского якобинского террора, а Марат по состоянию здоровья вообще не мог никак участвовать в политической и общественной жизни.

Ибо к тому времени он уже тяжело (и неизлечимо) болел – начал прогрессировать себорейный дерматит (осложнённый вторичными бактериальными инфекциями, вызвавшими, в частности атопическую экзему, которым он заразился, когда лечил и выхаживал английских бродяг (по изначальной профессии он был врачом).

Чтобы хоть как-то облегчить свои (вполне заслуженные) страдания, он постоянно сидел в лекарственной ванне, работал там и даже принимал посетителей. Что, надо отметить, сильно облегчило задачу Шарлотты – подобраться к Робеспьеру было не в пример сложнее.

Перед убийством «друга народа» – на самом деле, его злейшего врага – девушка написала эмоциональное Обращение к французам, друзьям законов и мира:

«Французы! Вы знаете своих врагов, вставайте! Вперёд! О, Франция! Твой покой зависит от исполнения законов; убивая Марата, я не нарушаю законов; осуждённый Вселенной, он стоит вне закона…»

Что было чистейшей правдой – по обоим пунктам.

«О, моя родина! Твои несчастья разрывают мне сердце; я могу отдать тебе только свою жизнь! И я благодарна небу, что я могу свободно распорядиться ею; никто ничего не потеряет с моей смертью; но я не стану сама убивать себя после того, как убью Марата. Я хочу, чтобы мой последний вздох принёс пользу моим согражданам, чтобы моя голова, сложенная в Париже, послужила бы знаменем объединения всех друзей закона!»

Манифест одержимой синдромом мученицы суицидальной мазохистки – по компетентному мнению доктора Вернера Шварцкопфа, с которым я был полностью согласен.

В своём манифесте Шарлотта подчеркнула, что действует без сообщников и в её планы никто не посвящён. В день убийства текст манифеста и свидетельство о своём крещении Шарлотта прикрепила булавками под корсажем, после чего отправилась на площадь Пале-Рояль, которая в то время по революционной моде называлась садом Пале-Эгалите.

Где в обычной лавке купила банальный (впрочем, вполне себе эффективный) кухонный нож. После чего отправилась… правильно, в гости к «другу народа», куда доехала в наёмном экипаже-фиакре.

Прибыв на Кордельеров, 30 она попыталась пройти к Марату, сообщив, что прибыла из Кана, чтобы рассказать о готовящемся там заговоре. Однако гражданская жена Марата Симона Эврар, заподозрив неладное, не пустила её к мужу. Вернувшись в гостиницу, Шарлотта написала письмо Марату с просьбой назначить встречу после полудня, но от волнения забыла указать обратный адрес.

Предсказуемо е дождавшись ответа, она написала третью записку и вечером снова поехала на улицу Кордельеров (занятное созвучие, надо отметить). На этот раз она достигла своей цели. Марат принял её, сидя в ванне, где он находил облегчение от кожной болезни.

Шарлотта сообщила ему о депутатах-жирондистах, бежавших в Нормандию; он не нашёл ничего лучшего, чем заявить, что отправит их всех на гильотину (хотя не имел такой власти) … и получил два удара кухонным ножом в грудь.

Видимо, у Шарлотты был опыт по части заколоть скотину (коей Марат, вне всякого сомнения, и являлся), поэтому оба удара оказались смертельными. Вурдалак-якобинец скончался на месте, успев лишь позвать на помощь жену.

Корде была схвачена на месте. Она была уверена, что её убьют на месте, однако, «люди мужественные и поистине достойные всяческих похвал оберегли меня от вполне понятной ярости тех несчастных, которых я лишила их кумира», как она впоследствии написала из тюремной камеры.

Очень скоро она узнает, что эти люди были оперативниками Общества Чёрного Солнца – и что вся её «Операция Друг Народа» проходила под плотным контролем этой могущественной организации.

Первый раз Шарлотту допросили на квартире Марата, второй — в тюрьме Аббатства. Её поместили в камеру, в которой круглосуточно находились два жандарма – видимо, чтобы не позволить ей совершить самоубийство, хотя она прямо заявила, что не собирается этого делать.

Когда она узнала, что Дюперре и священник Фоше арестованы как её сообщники, она написала письмо с опровержением этих обвинений, которые были чушью собачьей. 16 июля её перевели в парижскую тюрьму Консьержери.

Этим же днём её допросили в Уголовном Революционном трибунале. На суде, состоявшемся утром следующего дня (ибо расследовать было, собственно, нечего), её защищал Клод Шово-Лагард, один из крупнейших юристов Франции, будущий защитник Марии Антуанетты, жирондистов и прочих жертв якобинского террора.

Шарлотта держалась со спокойствием, поразившим всех присутствующих. Она ещё раз она подтвердила, что у неё не было сообщников. После того, как её снова допросили и были заслушаны свидетельские показания, общественный обвинитель Антуан Фукье-Тенвиль (который через два года сам отправится на гильотину) потребовал для убийцы смертной казни.

Присяжные единогласно признали её виновной и вынесли ей смертный приговор – в полном соответствии с законами… да, собственно, любой страны и любого времени. Приговор был окончательным и обжалованию не подлежавшим, поэтому казнь на гильотине была назначена на вечер того же дня.

Ожидая казни, Шарлотта позировала художнику Гойеру, начавшему её портрет ещё во время судебного заседания, и разговаривала с ним на разные темы. Прощаясь, она подарила ему прядь своих волос. От исповеди она отказалась.

По постановлению суда её казнили в красной рубашке, одежде, в которой, согласно законам того времени, казнили наемных убийц и отравителей – хотя она не была ни той, ни другой. Надевая рубашку, она произнесла: «Одежда смерти, в которой идут в бессмертие»

О, если бы она только знала тогда, в какое именно бессмертие…

Подробно о последних часах жизни Шарлотты в своих воспоминаниях рассказал палач Сансон. По его словам, он не встречал подобного мужества у со времён казни де Ла Барра в 1766 году, который по постановлению суда перед казнью был подвергнут жутким пыткам, но никого не выдал и не оговорил. Поскольку он был дворянином, его обезглавили мечом, а тело публично сожгли.

Что занятно, его приговорили к смертной казни за богохульство и святотатство, став последним, которого в стране казнили за это «преступление» – в том же году од давлением общественного мнения, в том же году смертная казнь за богохульство во Франции была официально отменена.

Весь путь от Консьержери до места казни Шарлотта стояла в телеге, отказавшись сесть. Когда Сансон, поднявшись, заслонил от неё гильотину, она попросила его отойти, ибо совершенно не боялась этого сооружения. Её казнили в половине восьмого вечера 17 июля на площади Революции. Во всяком случае, по официальной версии.

Некоторые свидетели казни утверждали, что некто подхватил отсечённую голову Шарлотты и нанёс ей удар по лицу. Палач Сансон счёл необходимым опубликовать в газете сообщение, что это сделал не он, и даже не его помощник, а некий плотник, охваченный революционным энтузиазмом.

Плотник признал свою вину и раскаялся… что ему не помогло. Ибо он не пережил встречу с той, чью голову он на самом деле ударил по лицу (обычно безразличная к таким выходкам Баронесса на этот раз почему-то реально осатанела).

Зная о большом опыте и изобретательности Баронессы и её свиты в области болевых воздействий, мне даже думать не хотелось о том, какой смертью умер этот… персонаж.

Чтобы убедиться, что она была девственна (неясно, правда, с какой целью), её тело подвергли медицинской экспертизе. Шарлотту Корде похоронили на кладбище Мадлен в общей могиле во рву № 5.

Впоследствии, во время Реставрации Бурбонов, кладбище было очень кстати ликвидировано, так что теперь нет никакой возможности выяснить, кто на самом деле там захоронен.

Но это по официальной версии – а мы, спасибо Наполеону Великому, очень хорошо знаем, что есть официальная история. После откровения Анны Болейн, я уже неплохо представлял себе, что произошло на самом деле – осталось лишь прояснить некоторые не особо существенные детали.

Однако сначала нужно было проверить свои ощущения от будущей коллеги Анны и Шарлотты и убедиться, можно ли ей вообще показывать то, что собиралась показать мадемуазель Корде… или королева Анна (я пока так и не понял).

Поэтому сразу же после того, как женщины вошли в офис, я остался за порогом – и позвонил своей благоверной, дистанционно по видео наблюдавшей за всем происходившим в комнате для обезглавливания.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

[RolandVT]

Мои ощущения состояли в том, что я только что собственными глазами увидел Преображение ребёнка (давайте называть вещи своими именами). Причём по явно невиданному в истории Общества Чёрного Солнца механизму (если бы виданному, то меня об этом совершенно точно проинформировали бы).

Мне уже были известны три механизма – ритуал в Зале Обергруппенфюреров Виллы Вевельсбург (именно таким образом я прошёл Преображение – как и все без исключения мужчины и некоторые женщины), секс с люденом – основной механизм Преображения женщины… и порка девочки, причём, как ни странно, не обязательно люденом (так Преображение прошли десятилетняя Таня Лазарева и Лиза Веригина).

И вот теперь я увидел… точнее, мне показалось, что я увидел практически мгновенное преображение во взрослую женщину-людена тринадцатилетней Киры Ждановой.

Причём если на Преображение Тани и Лизы ушло четверть часа или около того (каждая девочка легла на лавку для порки обычной девчушкой-человеком, а встала взрослой женщиной-люденом, психологически повзрослев лет так на пятнадцать) … то на Преображение Киры ушли считанные секунды.

До удара Анны она была обычной тринадцатилетней девчонкой, которых миллионы… а сразу же после того, как голова её мамы откатилась в угол, стала взрослой женщиной-люденом, повзрослев лет так на десять… за десять секунд.

Рита ответила практически мгновенно – и, не дожидаясь моего вопроса, усмехнулась: «Точно моя копия – даже прошла Преображение при схожих обстоятельствах…»

«Вот как?» – удивился я. Маргарита Романова объяснила: «Мы пришли к выводу, что моё Преображение произошло не после того, как меня… трахнул Роланд, а ещё до того – когда я отправила в нокдаун Лидию…»

Которая потом в отместку не оставила на теле Риты буквально ни одного живого места… ну, а потом они стали любовницами. Поди пойми этих женщин…

«Ты хочешь сказать, что для Преображения ребёнка достаточно присутствия мужчины-людена и психологического шока – не обязательно негативного?» – удивился я.

«Вполне» – спокойно ответила моя супруга. «Можно и без присутствия людена – если девочка достаточно одарена мистически, как Таня Лазарева. В этом случае может вполне хватить сильной порки с огромной любовью…»

И уверенно продолжила:

«Так что и показывать ей можно всё, что угодно – и к твоей работе привлекать хоть прямо вот сейчас. Шотландская Дева, виселица – сразу, там ничего сложного нет; малый калибр она за считанные минуты освоит… ну, а меч нужно просто проверить. Есть у меня ощущение, что она им владеет зер гут…»

«Ты уверена?» – обеспокоенно осведомился я. «Ей же всего тринадцать…»

«Хронологически» – поправила меня Рита. «А психологически… я очень хорошо её чувствую, психологически она точная копия меня в её хронологическом возрасте. Ты же читал моё досье…»

С её полного согласия, разумеется.

«… поэтому прекрасно знаешь, чем я занималась, начиная с весны сорок второго… да и до того тоже много чего интересного делать приходилось…»

В спецназе абвера Бранденбург-800 Рита тогда ещё Малкина (Маргарета Эссен – по документам имени полковника Ханса Остера) специализировалась на акциях устрашения по обе стороны линии фронта.

Проникала… да куда угодно, ибо никто не воспринимал внешне хрупкую 13-летнюю девчушку (к тому же на вид вполне себе еврейку) как угрозу – и с чудовищной жестокостью чуть ли не ротами вырезала как бойцов РККА, так и красных партизан.

Настолько деморализуя противника, что тот становился лёгкой добычей бранденбуржцев или ягдкоманд фельджандармерии. Впрочем, документы и прочие секретные сведения она тоже добывала зер гут – по той же причине.

«Так что вперёд» – усмехнулась Рита. «А я с удовольствием понаблюдаю…»

И отключилась. Когда я вошёл в офис, королева Анна и Шарлотта (видимо, решившие, что лучше перебдеть, чем недобдеть), вопросительно посмотрели на меня. Я кивнул.

«Таможня даёт добро?» – улыбнулась Шарлотта Корде.

Я изумлённо посмотрел на неё. Она спокойно объяснила: «Мне приходилось бывать в тех краях примерно в то время – так что я с удовольствием посмотрела Белое солнце пустыни. Ляпов, конечно, уйма – но в целом неплохо…»

И не так что бы неожиданно задумчиво добавила:

«По странному совпадению, я взорвала корабль – правда, существенно покрупнее, чем в фильме – со слугами Иблиса. Лидером которых был Чёрный Абдулла – как в фильме. Даже внешне похож…»

После чего с помощью пульта дистанционного включила гигантский – на всю верхнюю половину стены напротив стола – плазменный монитор и прилагавшийся к нему компьютер.

На экране появилась гильотина, к которой подошли Баронесса и доктор Кронбергер, кто ж ещё. Лилит легла на доску, просунула голову в ошейник, не особо добрый доктор привёл в действие механизм гильотины…

И предсказуемо не произошло ни-че-го. Лезвие просто остановилось на шее Баронессы. Причём совершенно беззвучно остановилось, будучи не в состоянии перерубить шею метагома (последней нипочём и снаряд гаубицы).

Кристиан поднял лезвие, снова привёл механизм в действие… но на этот раз голова Лилит отлетела, как и у самого обычного человека. Крови, правда, не было совсем (у человека она хлещет фонтаном из перерубленных артерий).

А затем началась реальная жуть. Ибо обезглавленная Лилит… поднялась с доски, подобрала свою голову… и водрузила её на надлежащее место на своём теле.

«Глаза закройте» – приказала Анна Болейн.

Мы с Кирой мгновенно подчинились. Последовала беззвучная вспышка неземного света (видимая и через веки) … и милостивое разрешение королевы: «Можете открыть»

Я открыл глаза. Баронесса смотрела на нас с экрана монитора… как будто ничего и не было. Полная и спонтанная регенерация в стиле робота Т-1000 из голливудского блокбастера «Терминатор-2».

Кира восприняла увиденное на удивление спокойно… впрочем, после знакомства с Анной Болейн и Шарлоттой Корде менее, чем за полчаса уже вряд ли что-нибудь может удивить…, тем более, шокировать.

И кивнула: «Понятно. Вас – правда, не очень понятно, как подменила эта женщина, загримированная под Вас и одетая в ту же одежду; которая до того каким-то образом настолько хорошо Вас изучила, что никто не заметил подмены… хотя на Вас смотрели многие тысячи глаз»

Затем повернулась к Анне Болейн и не столько осведомилась, сколько констатировала: «С Вами произошло то же самое, только палач работал мечом»

Королева Анна кивнула. А Шарлотта спокойно объяснила: «Баронесса… ну, или Лилит – она откликается и на то, и на другое сейчас – может и сама становиться невидимой, и кого угодно делать невидимой и неслышимой на некоторое время… так меня и подменила…»

Кира вздохнула – и предсказуемо продолжила: «… потом она вернула голову на место, а себя заменила… женских трупов подходящей внешности тогда хватало…»

«Хватало» – усмехнулась Шарлотта. «Якобинцы за год истребили больше врагов революции, чем все охотники за ведьмами во всех странах за три столетия…»

А я осведомился у мадемуазель Корде:

«Я вот только одного не понимаю – ну ладно Анна, они с Баронессой примерно одного роста и комплекции… но она же тебя на голову выше… почти – и раза в полтора крупнее. Этого-то как никто не заметил?»

Шарлотта пожала плечами: «Баронесса обладает ещё и способностью к массовому гипнозу. Да, всё это её вымотало просто дико… но она добилась своей цели…»

«Которая состояла… в чём?» – осторожно осведомилась Кира.

Француженка спокойно ответила: «Великая французская революция была очень сложным и неоднозначным явлением…»

И это было ещё очень мягко сказано.

«… однако был очень серьёзный риск, что её возьмут под контроль самые настоящие Слуги Дьявола…»

Кира неожиданно кивнула: «Я читала что-то такое в Интернете, но думала, что это всё просто конспирологические домыслы…»

Шарлотта покачала головой: «Не домыслы… к сожалению. Поэтому Хранителям Человеческой Цивилизации, которых представляет и на которых работает Баронесса и её Общество Чёрного Солнца…»

«Так оно существует???» – изумилась Кира.

«Очень даже существует» – рассмеялась мадемуазель Корде. «Все здесь присутствующие – члены Общества и на него работают… как теперь и ты…»

«Я это уже поняла» – вздохнула Кира. И не так уж чтобы неожиданно добавила, обращаясь к королеве Анне:

«Когда Вы отсекли голову моей маме, я почувствовала не только, что буду жить и что я обрела долгожданную свободу. Но и что я с тала другой. Совсем другой – не только сразу повзрослела лет на десять…»

Шарлотта покачала головой: «Об этом потом. Ну так вот, Хранителям… точнее, Обществу пришлось сначала ликвидировать Марата…»

«… который был одним из Слуг Дьявола?» – осторожно осведомилась Кира.

Мадемуазель Корде пожала плечами: «Он совершенно серьёзно призывал к настолько грандиозному террору, к такой крови, что никаких сомнений в этом быть не могло…»

«И они использовали Вас втёмную… а потом вытащили практически из могилы, в которую сами же чуть не отправили» – усмехнулась Кира. «Мило…»

Шарлотта кивнула: «Как-то так»

«И что было потом?» – с нескрываемым любопытством осведомилась Кира. «Вам сделали предложение, от которого было невозможно отказаться?»

Мадемуазель Корде снова кивнула:

«Угроза была настолько серьёзной и настолько экзистенциальной, что Обществу пришлось бросить в бой все свои наличные ресурсы. И меня, и Орлеанскую Деву с ротой её отморозков… и много кого ещё»

«Вы занимались индивидуальными ликвидациями – а у неё было что-то вроде современного спецназа?» – не столько спросила, сколько констатировала Кира.

«Примерно так» – подтвердила Шарлотта. И с усмешкой добавила:

«Историки ни сном не духом, кто на самом деле и внёс решающий вклад в прекращение якобинского террора, и привёл к власти Наполеона Бонапарта, который и покончил с безумием Великой французской бойни…»

«А как Вы стали палачом… Вы же стали палачом?» – осторожно спросила Кира.

«Да так же, как и Анна» – усмехнулась Шарлотта. «Я не могла отказать себе в удовольствии посмотреть со стороны, как меня гильотинируют, благо я была под надёжной охраной… да и личико мне быстро нарисовали совсем другое…»

Глубоко вздохнула – и продолжила: «Тогда это меня просто впечатлило; потом я видела ещё много казней, благо работала в основном в Париже, в котором в те дни головы рубили в промышленных масштабах…»

Иногда более сотни голов в день.

«… ну, а где-то в начале уже XIX столетия решила уже попробовать сама…»

«Клин клином?» – усмехнулся я. Шарлотта пожала плечами: «Возможно»

И продолжила: «Правда, в Германии – во Франции мне было некомфортно»

По понятным причинам. Она продолжала: «Попросила графа помочь, он пошёл мне навстречу, я втянулась… ну и проработала почти до прихода к власти наших общих знакомых… в чёрных мундирах…»

«А потом стала работать на них… неофициальным ликвидатором?» – осведомился я по-немецки (ибо вот этого знать Кире было не нужно совсем). Она кивнула.

«В Катастрофе отметилась?» – будничным тоном осведомился я. На том же языке.

Она покачала головой: «Без комментариев». Тоже по-немецки.

И неожиданно добавила: «В постели расскажу – это интимное…». Аналогично.

После чего перешла на русский: «После войны занималась… да тем же самым, собственно, только неофициально. А когда Общество запустило Проект Харон, присоединилась к Анне… собственно, тогда мы и познакомились лично, хотя о существовании друг друга знали ещё со времён Наполеона Бонапарта…»

И неожиданно обратилась к Кире: «А теперь, милая, и тебе придётся к нам присоединиться – прямо сейчас…»

Девушка в ужасе уставилась на неё.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

[RolandVT]

Шарлотта Корде спокойно объяснила: «Про свой хронологический возраст забудь – он сейчас в самом прямом смысле ни о чём…»

«Я догадалась» – усмехнулась Кира. Француженка продолжала: «Биологически тебе уже пятнадцать минимум; через месяц будет шестнадцать; через полгода, а то и раньше, двадцать два – а то и все двадцать пять…»

Девушка изумлённо покачала головой: «Я поняла – я буду как Вы, как Анна, как Ева Браун, как Рита… застрявшая во времени? Мне всегда будет двадцать два…»

«На самом деле, сколько захочешь, столько и будет» – улыбнулась Анна Болейн. «Я и Шарлотта выбрали тридцать лет – это очень удобный возраст…»

Шарлотта Корде продолжала: «Психологически тебе уже двадцать три минимум… хотя это очень условно – ибо ты видела и пережила то, что недоступно ни одной женщине – за редчайшими исключениями…»

«Это точно» – вздохнула Кира. Француженка вдохновенно продолжала:

«Я согласна с Анной; по тому, как ты смотрела на её работу и как ты взяла в руки её меч – меч палача – совершенно очевидно, что это твоё. Что ты – палач от Бога, это твой призвание в ещё большей степени, чем фотография…»

«А что будет с моей фотографией?» – растерянно спросила девушка. «Я уже так настроилась на Париж… и на встречу с Евой Грааф… то есть, Браун…»

«В Париж в отпуск поедешь» – пообещала Анна Болейн. «Что же касается встречи с Евой Браун…»

Сделала чисто королевскую театральную паузу – и продолжила: «… если гора не может прийти к Магомету, то Магомету придётся прийти… прилететь к горе…»

«Ева приедет в Москву ради меня???» – изумилась Кира. Анна пожала плечами:

«Не только ради тебя, конечно – но и ради тебя тоже. Я её знаю уже не первый год – она просто обожает покровительствовать… да и материнский инстинкт у неё очень сильно развит…»

По слухам, которым я имел все основания доверять, Адольф Гитлер был для Евы Браун просто большим ребёнком. Что было очень похоже на правду, учитывая его совершенно явную сабмиссивность в отношениях с женщинами.

«… поэтому она с удовольствием станет для тебя приёмной мамой. Которая тебе просто жизненно необходима…»

«Необходима» – вздохнула девушка. Шарлотта Корде уверенно продолжала: «Так что за свою карьеру фотографа не беспокойся – будет у тебя эта карьера. Ева в лепёшку расшибётся – я её очень хорошо знаю – но сделает тебя знаменитой, богатой и успешной… только тебе этого будет мало…»

Кира удивлённо посмотрела на неё. Француженка спокойно объяснила:

«После сегодняшнего ты настолько намертво подсела на энергии Смерти, что просто не сможешь без них жить. И потому не сможешь не стать палачом – и не оставаться им… долго. Благо работы хватит на многие сотни твоих коллег…»

Кира покачала головой: «Я уже года два как на этих энергиях сижу – с того дня, когда поняла, что мама хочет уйти – и уйдёт. Читала всё, до чего смогла добраться, видео всякие смотрела, картинки… так что для меня сегодняшнее не особо в новинку – скорее естественная эволюция…»

И предсказуемо осведомилась: «А почему работы много? И насколько много?»

Ей ответила Анна Болейн: «У миллионов – реально миллионов – в России и не только выбор весьма невесёлый. Они и так уже живут в Аду – и будут продолжать жить в Аду в этом мире… а после физической смерти уйдут уже в самый настоящий Ад – на вечные мучения…»

«А Ваша программа отправляет их…». Девушка запнулась.

«Мы называем этот мир Эдем» – ответила королева Анна. «Это не Царствие Небесное, конечно – и не Вальхалла, но условия там несопоставимо лучшие, чем в нашем мире… и уж точно, чем в Аду…»

Кира удивлённо спросила: «Но ведь самоубийцы гарантированно попадают в Ад… собственно, именно это и удерживало меня от этого шага – а Ваша программа… эвтаназия, это ведь де-факто самоубийство, хоть и называется по-другому?»

Шарлотта Корде покачала головой:

«Это было бы так, если бы не было феномена христианских мучеников и мучениц. Однако он есть – тысячи людей совершенно добровольно пошли на нередко жуткую смерть, чтобы своей болью и смертью через открытый Христом на Голгофе болевой канал сделать мощную инъекцию живительных и спасительных энергий Благодати Божьей в наш мир. Чем немало способствовали победе Великой Христианской Революции и спасению нашего мира от настоящего Ада»

Кира задумалась. Надолго задумалась. Затем осторожно спросила:

«То есть, вы хотите сказать, что те, кто уходят из этой жизни через Вашу программу, делают это не только чтобы сбежать от Ада повседневной жизни, но, и чтобы сделать инъекцию Благодати Божьей в наш мир? И, таким образом, зарабатывают пропуск в Эдем?»

«Энергии Вриль» – поправила её королева Анна. И объяснила: «Это родственные, но не тождественные энергии… хотя обе и живительные, и целительные, и спасительные…»

«Поэтому они уходят в Эдем, а не в Царствие Небесное, как христианские мученики и мученицы?» – не столько спросила, сколько констатировала Кира.

Анна Болейн кивнула. Девушка изумлённо покачала головой: «То есть, я буду этаким Хароном женского пола, который перевозит души прошедших эвтаназию, в Эдем на своей типа ладье?»

«Совершенно верно» – подтвердила Шарлотта Корде. И продолжила:

«Таким образом, ты реализуешь свою потребность в Служении чему-то высшему, большему, чем ты сама. Потребность, которую твои занятия фотографией не смогут реализовать – хотя они принесут тебе и деньги, и признание, и славу…»

Кира немного подумала – и решительно кивнула: «Вы правы – у меня действительно есть такая потребность… и, конечно, фотодело её не реализует…»

И уже совершенно спокойно объявила: «Я согласна». И предсказуемо осведомилась: «Когда приступать… и что я должна сделать?»

«Приступать прямо сейчас» – на правах королевы ответила Анна Болейн. «Что же касается сделать, то ты должна пройти очень короткую стажировку…»

«Стажировку?» – удивилась Кира. Хотя удивляться было, собственно, нечему.

Королева Анна объяснила.