Я очень внимательно отношусь ко всякого рода «знакам свыше» и «совпадениям» – которые на самом деле никогда не совпадения, однако иногда последние оказываются настолько странными, что это могут быть только действительно совершенно случайные совпадения.
Шарлотта Корде, моя ассистентка в работе с тертуллианками (и, как неожиданно выяснилось, подруга моей жены Маргариты Александровны ныне Романовой), пристрастила последнюю к просмотру всяческих документальных детективов – видимо, моей благоверной было скучновато в роли образцовой супруги.
Иногда краем глаза смотрю и я… так я и посмотрел где-то половину второго эпизода документального сериала New York Homicide (не путать с Homicide: New York практически тех же лет выпуска).
Эпизод грустный даже по меркам этого сериала – и вообще насильственной смерти в Большом Яблоке, которое никогда не спит (моя мама не без оснований нарекла Нью-Йорк огромным чавкающим чудовищем).
Грустный потому, что в нём рассказывалось о жестоком (даже по меркам города) убийстве совершенно неотмирной (в хорошем смысле слова) и очень талантливой скрипачки – тридцатилетней Хелен Минтикс.
Ей не без оснований прочили великое будущее… однако её жизнь трагически оборвалась 23 июля 1980 года, когда она играла в составе оркестра в зале великой Метрополитен-опера в Нью-Йорке.
В тот вечер выступал Берлинский балет с приглашенными артистами Галиной и Валерием Пановыми (советскими невозвращенцами), а также Рудольфом Нуреевым (аналогично). В программу вечера входили балетные номера из спектаклей «Жар-птица», «Пять танго», «Дон Кихот» и «Мисс Джули».
Великолепные люстры Метрополитен-опера уже начали приглушать свет после очередного перерыва, когда кто-то из музыкантов заметил, что Хелен отсутствует. Место, принадлежавшее молодой скрипачке, все еще пустовало, хотя ее скрипка (стоимостью в 20 тысяч долларов в ценах 1980 года – почти сотня тысяч в нынешних ценах) лежала на стуле.
Шоу должно продолжаться не только на Бродвее, но и в Метрополитен-опера, поэтому выступление балета не прервали. К 23:30, когда спектакль закончился, скрипачка так и не появилась. И вот тут друзья и коллеги девушки не на шутку испугались. Ибо они знали, что Хелен никогда не вышла бы из здания без своего обожаемого инструмента (стоимостью в её годовую зарплату).
Когда стало очевидно, что скрипачки нигде нет, руководство театра обратилось в полицию – в отдел Missing Persons NYPD. Полицейские осмотрели шкафчик и обнаружили, что одежда, в которой девушка приехала в театр, все еще на месте.
Всю ночь полиция обыскивала здание, однако Хелен нашли только в 8.30 утра – причём совершенно обнажённую. Девушку сбросили с крыши шестого этажа Метрополитен-опера (с десятиметровой высоты) в вентиляционную шахту. Смерть наступила между 21:00 и 23:30, когда ее коллеги играли «Дон Кихота».
В течение следующих суток двадцать пять детективов Manhattan Homicide Unit (убийство в Метрополитен-опера – ЧП национального масштаба) допросили восемьсот сотрудников концертного зала. Безрезультатно.
Как это часто бывает, убийство удалось раскрыть относительно быстро (всего за несколько дней) благодаря профессионализму детективов… и одной случайности. Детективам удалось снять отпечаток ладони с трубы рядом с местом падения Хелен и выяснить, что узлы на веревке, которыми она была связана, были необычные — такими крепят декорации и технические средства рабочие сцены.
Случайность же состояла в том, что одна из балерин. встретила Хелен Минтикс и рабочего сцены вместе в лифте в вечер убийства. По показаниям балерины был составлен подробный портрет рабочего… ну, а дальнейшее уже было делом техники.
Рабочим оказался 21-летний Крейг Кримминс, у которого не было алиби (зато отпечаток ладони полностью совпал); кроме того, по показаниям балерины, он сообщил Хелен, которая искала Валерия Панова, что его гримёрная на четвёртом этаже – хотя все знали, что на первом.
После нескольких допросов 21-летний парень в конце концов признался в убийстве. Угрожая молотком, он заставил скрипачку раздеться догола, связал, но изнасиловать не смог – подвела потенция. Он взбесился – и сбросил женщину в вентиляционную шахту.
Второго сентября 1981 года Кримминс был приговорен к пожизненному заключению с возможностью условно-досрочного освобождения через двадцать лет. Он подавал заявления об условно-досрочном освобождении каждые два года, начиная с 2000-го.
Но каждый раз получал отказ из-за тяжести совершенного им преступления. В 2021 году, сорок лет спустя после вынесения приговора, комиссия по УДО решила, что он отбыл достаточный срок и 62-летний Кримминс вышел на свободу. Как ни странно, он до ситх пор обитает в Нью-Йорке.
К сожалению, Минтикс не стала последней погибшей в Метрополитен-опера. Но это уже совсем другие истории.
А совпадение (случайное или нет, я так и не понял) состояло в том, что тертуллианка номер восемь была… практически точной копией Хелен Минтикс. Тоже примерно тридцатилетняя блондинка; тоже с прямыми волосами до плеч… но, самое главное, у неё была такая же странно-неотмирная аура, как у американской скрипачки канадского происхождения (Хелен в девичестве Хагнес родилась и выросла в провинции Британская Колумбия).
Аура, тронутая Смертью. Разве что тертуллианка была несколько стройнее и явно привлекательнее.
«У меня даже имя очень похожее» – улыбнулась тертуллианка номер восемь. «Елена Митина… да, и я тоже играю на скрипке. Правда, чисто любительски – до Хелен мне как до Луны…»
«Ты умеешь читать мысли?» – удивился я. Она покачала головой: «Просто немного разбираюсь в физиогномике…»
И объяснила: «По вашим глазам и выражению лица, совершенно очевидно, что Вы меня узнали. Именно узнали – а это возможно лишь в одном случае…»
«А ты как узнала, что ты почти точная копия Хелен Минтикс… да, кстати, она Минтикс по мужу…»
Хелен Хагнес вышла замуж за американского скульптора латышского происхождения Яниса Минтикса.
Елена пожала плечами: «Все её знают как Минтикс… а узнала я потому, что мой бывший – криминальный журналист – пристрастил меня к документальным детективным сериалам…»
«Ты с ним рассталась, когда решила уйти?» – не столько спросил, сколько констатировал я. Она кивнула. И неожиданно продолжила:
«Я знаю, что Вы очень хотите оставить меня в этом мире…»
«Откуда знаешь?» – наигранно удивился я. Наигранно потому, что знал, конечно.
Она улыбнулась: «У Вас глаза рыцаря, а не палача. Для Вас естественно не убивать женщин, а спасать их… именно поэтому вы и согласились на эту работу…»
Я удивлённо посмотрел на неё. Она объяснила: «Если на Вашем месте будет палач, то погибнут все. А Вы… сколько Вы уже спасли?»
Я пожал плечами: «Бухгалтерии не веду – но два десятка точно…»
Она кивнула – и спокойно продолжила: «Только меня Вы удержать не удастся…»
«Почему?» – удивился я. Хотя я уже знал, что не получится – Смерть не просто к ней прикоснулась, как к спасённым мной тертуллианкам, а весьма крепко держала за руку – но всё же мне было очень интересно, почему.
Елена бесстрастно-размеренным голосом объяснила:
«Этим летом я купалась в Белопесоцком карьере…»
Местные называют пляж карьера (официально именуемый озеро Кремница) “ступинским Рио-де-Жанейро” – он находится на территории подмосковного Ступино. Хотя путь до него неблизкий – от МКАД аж сотня километров – но благодаря такой отдаленности даже в сезон людей здесь совсем немного.
Кроме того, прибрежная зона хорошо благоустроена и окружает практически весь водоем. Береговая линия достаточно длинная и широкая. Везде есть урны, раздевалки. Недалеко от озера находится зона для палаточного отдыха… в общем, неудивительно, что знатоки предпочитают отдыхать именно там.
«… и мне показалось, что кто-то или что-то ухватило меня за ногу и потянуло вниз, в глубину…»
Глубоко вздохнула – и продолжила: «Думаю, мне это показалась – я потом узнавала, ничего подобного там никогда не было…»
Что неудивительно – демоническая гадость обычно заводится в естественных водоёмах с илистым или подобным дном, а озеро Кремница – водоём искусственный, появившийся в постсоветское время на месте котлована в песочном карьере. С глубиной, впрочем, там всё хорошо – аж 25 метров.
«… но я захлебнулась. Меня вытащили, с трудом вернули к жизни…»
«Но за это время ты успела побывать в другом – намного лучшем – мире…» – усмехнулся я. Елена кивнула. Я продолжил:
«… и потому уже просто не можешь жить в этом мире…»
Она снова кивнула. Не первая – и не последняя… к сожалению.
«А Хелен Минтикс тут с какого бока?» – осведомился я. Ибо что-то мне даже не подсказывало, а громко кричало, что очень даже с какого.
Елена вздохнула: «Я родилась в день её смерти – двадцать третьего июля; я едва не утонула, когда мне исполнилось тридцать лет…»
«Ты считаешь себя её реинкарнацией?» – осведомился я. Ибо теоретически такое возможно – тертуллианка родилась через 15 лет после гибели скрипачки.
Елена покачала головой: «Я не верю в реинкарнацию. Просто, когда я изучала её биографию – ибо в такие совпадения не верю – пришла к выводу, что она была обречена умереть именно в этом возрасте…»
Ибо тридцать лет – первый критический возраст женщины.
«… ибо была слишком неотмирной для того, чтобы остаться здесь…»
«Ты считаешь, что убийца и жертва находят друг друга?»
Весьма популярная точка зрения среди не только криминальных эзотериков, но и вполне себе официальных криминальных психологов. Например, доктора Вернера Шварцкопфа – штатного психолога и психиатра Общества Чёрного Солнца и его разнообразных проектов.
Она пожала плечами: «Наверное, не всегда… но в её случае это было так»
Я кивнул – ибо уж больно странными были обстоятельства гибели скрипачки.
И осведомился: «Ты хочешь уйти… погружением в воду?». Констатация очевидного факта. Елена кивнула:
«Да, я даже надувной бассейн с собой в рюкзаке привезла. Семейного размера – три на два на полтора… должно хватить с запасом. Только…»
Она запнулась – затем решительно продолжила: «Я хочу не просто уйти – я хочу, чтобы меня казнили утоплением…»
«Почему именно казнили?» – удивился я. Елена спокойно объяснила:
«Когда я твёрдо решила уйти, я стала серьёзно изучать эту тему…»
Как практически все, кто пришёл в нашу программу добровольной эвтаназии.
«… и пришла к выводу, что мне очень нужен ритуал ухода – а это может дать только смертная казнь…»
Она была права – утопление действительно может быть (и бывало) красивым ритуалом. Хотя в истории этого известного с незапамятных времён вида казни, разумеется, случалось всякое.
Считается, что вода, как и огонь, несет очищение. Поэтому утопление, вдохновленное религиозными верованиями (без которых ни одна цивилизация была просто немыслима), было широко распространено… да чуть ли не везде, на самом деле, где имелся подходящий водоём.
И дожило почти что до наших дней, ибо «противоборствующие стороны» с увлечением топили друг друга и во время Гражданской войны в России (красные «белых» так вообще целыми баржами), так и во время Второй мировой войны (на оккупированных вермахтом территориях)… ну и, разумеется, во время гражданских войн в Югославии (в начале 90-х таких войн было несколько).
Однако всех переплюнули «великие французские революционеры». Сначала они изобрели так называемые «республиканские браки», во время которых мужчин и женщин, раздетых догола, связывали попарно и, оглушив ударами ружейных прикладов по голове, сбрасывали в Луару. Беременных связывали с дряхлыми стариками, мальчиков со старухами, священников с юными девушками.
Ну а потом «Нантские утопления» (казни осуществлялись вблизи города Нанта) «республиканские эйнзацгруппы» поставили на промышленную основу. Построив специальные корабли, получившие названия «нойяды» (по аналогии с найядами – речными нимфами в древнегреческой мифологии).
Корабли в самом прямом смысле одноразовые, ибо единственное их предназначение состояло в том, чтобы отправиться на дно реки вместе с пассажирами – приговорёнными к смерти «врагами революции».
Главными из которых были, разумеется, католические священники (у кого-то ещё остались сомнения, что т.н. «Великая французская революция» – дело рук… точнее, когтистых лап – Дьявола и его слуг??).
Казни проводились, разумеется, ночью, чтобы не оставлять лишних свидетелей, но тела утопленных неизбежно всплывали, наводя на местное население просто животный ужас (что, впрочем, было побочной целью Слуг Дьявола… то есть, извините, «революционеров-просветителей»).
Палачи оказались предсказуемо рукожопыми, говоря современным языком, поэтому казнь (официально «вертикальная депортация») превратилось в нечто совершенно инфернальное. Для начала, приговорённых раздевали догола… нет, не чтобы опозорить, а чтобы присвоить их одежду, ценности и прочие вещи.
Лодки плохо подготовили к утоплению, поэтому они тонули недостаточно быстро для палачей, поэтому по ним открыли ружейный и пушечный огонь; спасающихся рубили саблями… кстати, убивали не только взрослых, но и детей «врагов народа». Всего было убито от четырёх до пяти тысяч человек.
Не гнушались дьяволопоклонники и массовыми расстрелами – причём по полтысячи человек «за один присест». Что впечатлило бы и палачей эйнзацгрупп СС, у которых «огнестрел» был на порядок эффективнее и скорострельнее.
И вот эту дьявольскую братию подонки-либералы считают чем-то лучше католических инквизиторов, королевской полиции и судебных следователей? Действительно, нет предела человеческой мерзости…
Руководителем и идейным вдохновителем этой инфернальной вакханалии террора был комиссар Конвента Жан-Батист Каррье. Революциям (особенно столь жестоким) свойственно пожирать своих детей, поэтому совершенно неудивительно, что в конце концов он был снят со всех постов, арестован, судим, признан виновным… на самом деле не очень понятно в чём.
Однако приговорён к смерти (в то жуткое время иных приговоров, по сути, не было), и 16 декабря 1794 года гильотинирован на знаменитой Гревской площади Парижа.
Услышав приговор, он публично заявил приговорившему его Конвенту: «Здесь всё виновно, всё, вплоть до колокольчика председателя!». Что было, конечно же, чистой правдой. Причём виновно в просто чудовищных преступлениях против человечности…
Однако вернёмся к собственно казни утоплением. Как я уже говорила, её использовали… да везде, на самом деле, где имелся подходящий водоём. Особенно широко сей способ юзали… правильно, морские державы.
Ибо водоём был такого размера, что о загрязнении оного продуктами разложения трупа можно было не беспокоиться… да и морская вода и без того для питья непригодна.
Утопление встречалось не только у греков и египтян, но и у римлян, финикийцев, карфагенян и даже иудеев. Вспомним слова Христа, донесенные до нас Матфеем:
«А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской». Он явно намекал на римское правосудие, по которому в то время осужденных топили с грузом на шее.
Практически повсюду топили неверных жен, отцеубийц, предателей, а иногда и воинов, струсивших на поле боя (что есть предательство, на самом деле), чтобы их души вечно бродили в загробном мире и никогда не «пристали к берегу».
У каждого народа был свой метод. Германцы и галлы предпочитали топить в болотах (силой удерживая голову осужденного под водой). В древнем Риме и во многих других странах осужденного зашивали в мешок и бросали в море или реку.
Иногда приговорённого только связывали, а к телу крепили груз — камни, цепи, якоря, даже мельничные жернова. Наконец, англичане и некоторые народы Севера топили, привязывая осужденного в том месте, которое уйдет под воду во время прилива.
Очень популярной эта казнь была на мусульманском Востоке – так казнили жён за истинную или мнимую супружескую неверность. Впрочем не только – достаточно было просто чем-то не угодить султану или быть заподозренной в участии в заговоре с целью его свержения (которые происходили постоянно в силу специфики тамошней политики).
Приговорённых женщин «упаковывали» в мешок с камнями и завязывали, после чего клали в лодку. Главный садовник султана (который, непонятно почему, был ещё и палачом) в шлюпке брал лодку на буксир, после чего, отплыв от мыса в Босфор, дергал за буксирный канат, переворачивая лодку и топя женщин. В шлюпке, кроме палача, находился также один из евнухов, который и докладывал о проведении казни. Учёт и контроль по-мусульмански, так сказать.
Топили часто и помногу – ибо гаремы были большие, а интриги там плелись постоянно. Один султан, например, за участие в заговоре утопил зараз аж три сотни женщин. Но самое массовое утопление было при совершенно сумасшедшем султане Ибрагиме, который решил поменять весь гарем и купить новый.
Утопили чуть ли не 800 женщин, из которых лишь одна спаслась – чудом сумела выплыть. Ее подобрало шедшее по Босфору французское судно, женщина потом объявилась в Париже. Где и сдала своего повелителя со всеми потрохами всей европейской прессе.
После краха Османской империи после Первой мировой войны британские водолазы обнаружили на дне Босфора жуткое место, где все дно было усеяно мешками, в которых стояли мертвые женщины.
Кроме них, топили воров, совершивших убийство при ограблении, а также больных некоторыми болезнями, например, оспой — от таких принято было избавляться без кровопролития. За многие столетия до печально известной «Акции Т4».
Отметились этим способом и в Европе; правда, в основном так казнили мятежников и пленников, захваченных во время гражданских и религиозных войн (хотя могли и за супружескую измену на дно отправить).
В Германии топили детоубийц; во Франции энергично топили друг друга католики и протестанты. Утопления 1567 года в Ниме, известные под названием Мишелады (они происходили в День святого Михаила), оставили по себе страшную память: протестанты утопили в колодцах сразу 156 католиков.
В Нидерландах по приказу редкого даже по тем временам отморозка герцога Альбы еретиков (на этот раз протестантов) не только сжигали, но и во множестве топили в реках закованными в железные цепи. Видимо, считали, что очищение водой ничем не хуже очищения огнём… а возни намного меньше. Да и дОроги дрова были, на самом деле, а водичка бесплатна была совсем.
В Венеции по указанию дожей приговоренных топили в специально отведенном для этой цели канале Орфано. Этим методом пользовались как практичным и быстрым средством для избавления от неугодных людей (как и в других случаях, организаторы программы насильственной эвтаназии «Тиргартенштрассе, 4» ничего нового не изобрели).
Пьер Строцци, при Франциске I ставший маршалом Франции, приказал утопить одновременно аж восемьсот (!!) проституток, которые шли за армией, ослабляя воинственный дух солдат и заражая их всяческими болезнями. Утопление произошло чуть выше Анже, в месте слияния Луары и Мена.
В то время на другом краю света, в Японии, любили топить пленных… в навозной жиже. Как говорится, кто бы сомневался, учитывая просто чудовищную, нечеловеческую жестокость сёгунов, самураев, ронинов и прочих обитателей Страны Восходящего Солнца…
В XIX и даже в XX веке коллективные утопления по-прежнему имели место. Турки топили греков, русские — китайцев, которых в 1905 году сотнями бросали в Амур, связывая друг с другом косами.
Кстати, на Руси это был весьма популярный вид казни, благо водоёмов хватало почти везде, а произвол властителей (в отличие от Европы) не был ограничен вообще ничем. Пальма первенства в этом совсем не богоугодном деле, принадлежит, ясен пень, приснопамятному Ване Грозному.
Который по способам казни был реально «ужасным» и «кошмарным» … а вот по масштабам как-то не очень – если сравнить, например, с его почти современником королём английским Генрихом VIII.
Грозный топил жен своих врагов; при этом не остановился даже перед такой казнью своей молодой жены. Как говорилось в приговоре, “царица до свадьбы спозналась с кем-то, и государь повелел отдать ее на волю божью”.
Несчастную привязали к саням и загнали лошадь в глубокий пруд. При разгроме Новгорода (фактически «Новгородской резне»), в 1570 году на главной городской площади было сооружено подобие трибунала, окруженное орудиями пыток.
Царь приступил к быстрому суду. Горожан приводили сотнями, пытали, жгли на малом огне с утонченными приемами, затем почти всех приговорили к смерти и повезли топить.
Окровавленные жертвы привязывались к саням и их по крутому откосу спускали к быстрине, где Волхов никогда не замерзал. Несчастные погружались в пучину. Младенцев топили, привязав их к матерям.
Опричники с пиками стояли на лодках и наблюдали, чтобы никто не спасся. Тот же Иоанн Грозный два года спустя забрал из монастыря мать своего двоюродного брата Владимира Андреевича, Ефросинью и приказал утопить. Как обычно, масштабы репрессий несколько преувеличены летописцами, однако никаких сомнений в том, что это была действительно масштабная резня, нет.
Преемники Вани Грозного на российском престоле продолжили, как говорится, в том же духе. Пленных во время восстания Болотникова казнили на Яузе, оглушая ударом дубины по голове и сбрасывая в воду. Или топили в проруби (так казнили самого Болотникова, предварительно ослепив).
Вообще на Руси очень любили “сажать в воду” в мешках с грузом. Обычно так расправлялись с членами семьи государственного преступника. По летописям так казнили всю родню Стеньки Разина… на всякий случай.
В Германии в Средние века и вплоть до XVII столетия большинство женщин-преступниц наказывали либо сочетанием публичного унижения и физической боли (пороли, короче), либо денежным штрафом. Временное изгнание тоже было популярной мерой для различных преступлений.
Однако в тех немногих случаях, когда женщину приговаривали к смертной казни, наказание было поистине ужасным. Поскольку повешение считалось в этом случае непристойным (оно позволяло свидетелям казни заглядывать жертвам под юбки), а обезглавливание обычно предназначалось для благородных мужчин, то наиболее распространенной формой казни женщин до XVI века было… погребение заживо под виселицей.
В начале XVI столетия власти объявили это наказание чрезмерно жестоким и отменили, правда не столько по гуманитарным соображениям (в то жестокое время говорить о гуманизме было проблематично), сколько по чисто практическим причинам – уж больно технически сложной была эта казнь.
Более всего на их решение повлияла неразбериха, сопровождавшая погребения заживо, даже если их ускоряли колом, вбитым в сердце. Одна осужденная молодая женщина боролась так, что содрала большие куски кожи на локтях, кистях и ногах, и в итоге палач Нюрнберга помиловал ее и попросил советников отменить эту форму казни, что они официально и сделали в 1515 году.
Строго говоря, погребение заживо не отменили, а заменили на немногим более гуманную казнь – утопление. Что было неудивительно, ибо утопление в конопляном мешке было таким же древним германским обычаем, упомянутым еще у Тацита (I-II века нашей эры).
Многие правители XVI века сочли невидимую с берега борьбу со смертью под водой привлекательной альтернативой борьбе в процессе погребения заживо, часто вызывавшей сочувствие, которого они стремились избежать. Профессиональные палачи, однако, обнаружили, что акт принудительного утопления не менее сложен в исполнении, а иногда даже более длителен.
Одна из осужденных в 1500 году выжила под водой достаточно долго, чтобы освободиться из мешка и приплыть обратно на платформу для казни, с которой ее столкнули. Ее предприимчивое объяснение – «я выпила четыре литра вина перед тем… и вода уже не лезла в меня» – не впечатлило присутствующих судей, которые тут же приказали… похоронить ее заживо.
Нередко палач использовал длинный шест, чтобы не дать казнимой выплыть с мешком на поверхность, но палка сломалась, рука показалась из воды, и было много крика, поскольку смертница жила под водой почти три четверти часа, прежде чем окончательно захлебнулась.
В некоторых землях Швейцарии – например, в Цюрихе – приговорённую топили с лодки. В Нюрнберге палач строил для этой цели временный помост… впрочем, большого значения это не имело, ибо на практике смертная казнь женщины была не просто редким, а исключительно редким событием.
Насколько мне было известно, на Объекте Харон утопление тоже раньше не использовалось, хотя ничего сложного технически в этом не было. Объект был подключён к системе водоснабжения, ну а раздобыть хоть пластиковую ванну, хоть семейный пластиковый бассейн никакого труда не составляло.
Проблема была в том, что Елена хотела, чтобы её утопили либо в естественном водоёме, либо в водоёме искусственном (внутри или вне зданий объекта). Первое было чревато появлением нежелательных свидетелей… да и что-то я не видел ничего водного поблизости; второе же было как-то ну совсем не ритуально.
Положение спасла в высшей степени своевременно материализовавшаяся мадемуазель д’Армон, которая уверенно кивнула: «Не вопрос – всё есть».
И объяснила: «Километрах в полутора отсюда лесной пруд – там до сих пор рыба водится, как ни странно. Я там рыбачила недавно… хороших карпиков наловила – да и пескарей тоже…»
Я изумлённо посмотрел на неё. Она пожала плечами: «Недалеко от нашей семейной фермы пруды – мы там все рыбачили в детстве…»
И продолжила: «Дорога туда только с объекта – так что нам никто не помешает. В одной из подсобок я видела полный набор ОЗК…»
Общевойсковой защитный комплект – мечта любого серьёзного рыбака. Ибо позволяет войти в воду по пояс и находиться в ней сколь угодно долго.
«… так что для тебя найдётся – а я уже давно один себе для рыбалки реквизировала…» Я снова удивлённо посмотрел на неё. Она снова пожала роскошными плечами:
«В советские времена тут явно и женщины работали – причём и моей комплекции тоже. Каждой полагался персональный ОЗК…»
Ибо Холодная война и всё такое прочее.
Шарлотта продолжала: «Глубина пруда метра даже два – похоже, это изначально был искусственный водоём. Так что утопить есть где… и в чём тоже, кстати…»
Теперь уже Елена изумлённо уставилась на француженку. Та пожала плечами:
«Ты же ритуал смертной казни хочешь – будет тебе ритуал. Немецкий, времён ещё до Рождества Христова. Разденешься догола; мы тебя свяжем по рукам и ногам; наденем на тебя саван… в смысле, мешок – этого добра тут полно; отнесём тебя на глубину; опустим на дно; прижмём шестами… тоже имеются…»
Сделала небольшую паузу – и продолжила: «Да, вода холодная просто зверски, да и в воздухе не Сахара летом – но максимум через три минуты ты потеряешь сознание, а максимум через десять будешь уже в лучшем мире…»
Елена кивнула: «Спасибо. Это даже лучше, чем я себе представляла…»
«Вот и отлично» – улыбнулась в ответ Шарлотта. И добавила: «Никуда не уходите – я скоро вернусь… очень скоро…»
Она вернулась через двенадцать минут со всем необходимым – двумя ОЗК (для себя и для меня); двумя типа шестами (аналогично); как ни странно, даже белым огромным мешком-саваном (для Елены) и мотком верёвки (аналогично).
Я почему-то вспомнил повесть Алексея Николаевича Толстого «Эмигранты», в которой перечислялись мешки аналогичного функционала, подготовленные Лигой защиты Российской Империи (белоэмигрантской террористической организацией) для большевистских комиссаров Красина, Воровского и вымышленного агента Иностранного отдела ОГПУ Карла Бистрема.
Впрочем, понятно почему – Лига планировала тоже в некотором роде смертную казнь путём утопления (правда, в озере – не в пруду). Что принципиального значения, разумеется, не имело.
Дорога до пруда заняла почти полчаса – и то потому, что Шарлотта была хорошо знакома с местными тропами. Когда мы прибыли на место, Елена глубоко вздохнула – и неожиданно быстро разделась догола.
Француженка перетянула ей руки в запястьях за спиной и ноги (в лодыжках и коленях). Елена глубоко вздохнула, закрыла глаза и прошептала:
«Спасибо». И больше не издала ни звука.
Шарлотта надела на неё мешок-саван – такие в Российской империи надевали перед повешением на приговорённых к смерти по политическим преступлениям (до большевиков смертной казни за уголовные преступления в России не было).
После этого неожиданно перевязала верёвкой её колени и талию, оставив почти двухметровые концы. И объяснила: «Так будет проще потом поднимать…»
Мы надели ОЗК, обмотали верёвками запястья, взяли «упакованную» Елену, аккуратно отнесли на глубину где-то полутора метров и опустили на дно. Шарлотта вздохнула – и констатировала: «Ты же знаешь, что всё это и правильно, и праведно – а для неё единственная дорога…»
Я кивнул. Через полчаса мы подняли и вынесли тело Елены на берег; Шарлотта сделала ей смертельную инъекцию (лучше перебдеть, чем недобдеть); мы отвезли тело на Объект Харон и передали кремационной зондеркоманде.
Счёт стал 5:3 – однако по-прежнему в мою пользу.