Я что-то мямлил у доски, пока Элеонора, как её все называли за глаза, не вздохнула утомлённо.
- Садись, Стесенко. Опять не готовился.
- Я учил, - вяло пробормотал я, садясь на своё место. И зря, потому что у географички окончательно лопнуло терпение.
- Придётся тебе, Стесенко, сходить в канцелярию. - Она быстро написала несколько слов и, пройдя по классу, нависла надо мной. - Вот. И чтобы я тебя больше не видела.
Она сунула мне листочек. Я посмотрел на него, хотя уже понял, что именно там написано. Буквы прыгали перед глазами.
- Пожалуйста... Не надо. Я больше не буду.
- Стесенко, я непонятно выразилась? - ледяным голосом сказала Элеонора Валерьевна. - Вон из класса, сейчас же.
Я почувствовал, как меня сковывает холодный страх. Я быстро побросал в сумку принадлежности и вышел из класса. В руке я сжимал бумагу, на которой сверху было отпечатано "Сергеева Э.В. Ордер №5", а ниже округлым чётким почерком выведено красной пастой "Стесенко Андрей 7-К". И подпись училки.
* * *
- Что натворил? - поинтересовалась секретарь. - Присядь, пока я в журнал запишу. Твоим родителям сообщат вечером.
Я решил про себя, что пойду к физруку, делившему в нашей школе ставку исполнителя с трудовиком. Я даже придумал, как небрежно скажу ему: "здравствуйте, вы не могли бы меня повесить?". Это будет очень мужественно.
- Мне потом к Пётр Анатоличу идти? - брякнул я, чтобы и здесь показать свою смелость. И застыл, услышав:
- а Пётр Анатольевич на больничном гриппует. Пойдёшь к Дмитрию Георгиевичу, как все мальчики.
Про всех это неправда. Многие из наших тоже предпочтут, если что, позорно "по-девчачьи" висеть на скакалке. А девки судачили, будто физрук "лапает", и что лучше уж на труды. Никто, конечно, всерьёз не планировал получить ордер подписанный красной пастой. Но из спортзала хотя бы не заставят тебя самого нести свои вещи в учительскую. А вот у Георгича голяком бегают через всю школу, невзирая на возраст и пол.
Секретарь сочувственно добавила, будто в ответ на эту мысль:
- Сразу здесь и разденься, он же всё равно погонит наверх.
У меня аж слёзы выступили от обиды. Я разве виноват, что Анатолич простудился? И тут в глазах потемнело.
Я очнулся, чувствуя запах нашатыря. Я сидел на диване в приёмной. Завуч Людмила Павловна, считавшаяся у нас самой строгой, налила воды из графина и подала мне.
Я попробовал отпить. Зубы выбивали мелкую дробь по стакану.
- Что у тебя случилось?
Я рассказал Людмиле Павловне, как попал сюда с урока географии. О том, как выбирал между исполнителями, мне говорить неловко, но секретарь вмешалась:
- Я ему сказала, что Пётр Анатольевич на больничном, и он весь побледнел, я думала плакать начнет.
- Понятно. С Элеонорой я поговорю, чтобы не злоупотребляла. Нельзя так всё-таки рубить направо и налево.
- Может, ей надо зелёную ручку подарить? - пошутила секретарь.
Затеплившийся было во мне огонёк надежды погас, когда завуч продолжила:
- Я тебя отведу к Дмитрию Георгиевичу, прослежу за всем и сама одежду заберу. Ты меня понял? Всё будет хорошо. Портфель и сменку оставь здесь, возьми только пустой пакет с собой.
Я вытряхнул уличные ботинки из пакета, поставил их возле стены и туда же прислонил сумку.
* * *
Я иду за завучкой, стараясь не отставать. Цокот её каблуков эхом отдаётся в пустых коридорах и рекреациях. Мы спускаемся с третьего этажа на первый и проходим в дальнее крыло, где находятся мастерские.
Она уверенно без стука открывает дверь слесарной мастерской. Я вхожу следом за ней. Я не знаю, что говорить, к счастью она сама всё объясняет.
- Дмитрий Георгиевич, мальчика исполнить нужно. Если вы не возражаете, вещи я сразу заберу, чтобы лишнее время не тратить.
Учитель кивает и смотрит на меня поверх очков:
- Чего стоишь, снимай всё.
Я стою у входа, неловко переминаясь. Учитель молча смотрит на меня. Пятиклассники точат что-то напильниками, поглядывая в мою сторону и перешептываясь.
Завуч вмешивается:
- Дмитрий Георгиевич, излишняя зрелищность негативно сказывается на успеваемости.
Учитель равнодушно указывает на дальнюю дверь:
- Столярка свободна, если такой нежный...
Людмила Павловна проходит в смежную мастерскую вместе со мной и плотно прикрывает дверь. Здесь никого, кроме нас. Я опять смущённо переминаюсь, надеясь, что и она выйдет. Не могу же я раздеваться прямо перед ней.
Однако делать нечего. Я кладу пакет на ближайший верстак. Я стягиваю свитер, приседаю на корточки чтобы снять туфли и носки. Я снимаю футболку и начинаю расстегивать джинсы. Чтобы завуч не увидела, как они спереди топорщатся, я поворачиваюсь лицом к окну, снимаю их и остаюсь в одних трусах. Пусть она хотя бы отвернется. Но она, наоборот, окликает меня и я поворачиваю голову.
Она улыбается и берет меня за плечи. Я не сопротивляюсь, когда она разворачивает меня к себя. Она опускается передо мной на корточки и очень нежно проводит по моим ногам от ступней вверх. Поднимаясь всё выше, она запрокидывает голову и смотрит прямо мне в глаза. Её пальцы забираются под мои трусы. Подцепляют их за край и так же медленно опускают вниз до самого пола.
Я остаюсь посреди столярной мастерской полностью голым и пытаюсь прикрыться. Людмила Павловна мягко отводит мои руки, а потом кладет ладони на мою задницу и притягивает меня к себя. Губами она обхватывает плоть, кажется уже готовую лопнуть, и глубоко насаживается ртом. Уже через несколько движений вперёд и назад всё моё естество содрогается от наслаждения, будто извергающийся вулкан. Из меня мощными толчками выплёвывается раскаленная лава.
Я испуганно отодвигаюсь, и несколько белых капель попадают Людмиле Павловне на очки. Я теряюсь еще больше, но она не сердится. Она глотает все что уже во рту, потом снимает очки и облизывает их. Затем она залупляет мой кончик и своим язычком тщательно очищает и его от следов преступления.
Наконец она меня оставляет в покое и сама быстро встает с пола. Она вынимает из сумочки носовой платок, протирает им очки и снова их надевает.
- Фелляция хорошо снимает стресс у мальчиков, - говорит она строго. - Теперь складывай одежду, я подожду тебя там. Не затягивай.
Напоследок ласково взъерошив мне волосы, она выходит за дверь. Мой рот невольно растягивается до ушей. Это было так клёво. Вот бы наши офигели, если бы узнали.
Я кое-как набиваю в пакет из-под сменки всё, что с себя снял. Поднимаю с пола свои трусы и запихиваю их поглубже.
Я выхожу из комнаты, двумя руками прикрывая пах. Пятиклашки на этот раз старательно не обращают на меня никакого внимания. На его собственных уроках дисциплина всегда строжайшая, ещё бы.
- Бери тележку, - командует трудовик.
Я уже видел однажды, как это происходит, и знаю что нужно делать. В углу мастерской я нахожу глубокую тележку и подкатываю её вплотную к сверлильному станку, продолжая одной рукой прикрываться.
Я забираюсь в тележку с ногами и сажусь, согнув колени перед собой. Но теперь я не дотягиваюсь до самого станка. Внутри кузова я пытаюсь перегруппироваться, пока не догадываюсь встать на колени. Теперь я могу выставить голову вперед через бортик. Я утыкаюсь лбом в холодную станину, сплющив нос и отклячив зад.
- Дмитрий Георгиевич, я готов.
Он подходит и похлопывает меня по голой заднице, подталкивая вперёд. Мозолистыми грубыми пальцами ощупывает мою голову, находит ямку. Он обхватывает меня за шею и тянет вперёд, одновременно прижимая. Второй рукой учитель вращает рукоятку тисков, пока мне не начинает казаться, что голова вот-вот треснет. Он отпускает мою шею, теперь я все равно уже не могу двинуть головой.
- Руки на спине сомкни.
Я завожу руки за спину, и он стискивает мои запястья левой рукой, в то время как правой запускает станок. Я слышу басовитое гудение разгоняющегося мотора. Я успеваю заметить боковым зрением, как Дмитрий Георгиевич берётся за рычаг гидравлического привода. Вращающееся сверло, плавно опускаясь, глубоко входит в затылок.
* * *
Учитель выключил станок, подождал пока двигатель остановится, и отпустил рычаг. Он обтёр какой-то тряпкой розово-белые брызги с поверхности верстака и с самого сверла.
Он разжал тиски. Тело под собственным весом упало на дно тележки, но голова осталась свисать за бортом. Трудовик наклонился над тележкой. Сначала он попробовал распрямить туловище и переложить головой вниз, но выгнутая спина все равно возвышалась над краем. Рубить позвоночник стамеской не хотелось при завучке. Тогда учитель рывком поднял за подмышки и уложил обратно мальчика согнутыми коленями вперед, как тот и хотел садиться сначала.
- Дежурные, после урока отвезёте на кухню, - сказал учитель труда и накрыл кузов листом брезента, чтобы не видно было содержимое. Он принес из столярной мастерской пакет с одеждой и бросил его сверху. Завуч собиралась взять пакет, но учитель покачал головой.
- Они занесут вам, когда тушку повезут, - буркнул он.
- Спасибо, Дмитрий Георгиевич. - сказала завуч и вышла из мастерской.
