Я достаточно хорошо разбираюсь в физиологических и психологических аспектах болевых воздействий на человеческое существо (спасибо Баронессе, доктору Менгеле и моей работе алготерапевта и палача – примерно в такой последовательности), а также в феномене христианского мученичества и мученичества вообще, чтобы абсолютно уверенно и совершенно ответственно заявить: Франко-канадский фильм Мученицы 2008 года чушь собачья.
Бред сивой кобылы в лунную ночь – и это ещё очень мягко сказано (его американский римейк 2015 года не заслуживает вообще никаких комментариев – настолько это феерическая ахинея даже по неслабым меркам Голливуда).
Проще говоря, авторы фильма (продюсеры, режиссёр, автор сценария и т.д.) не имеют ни малейшего представления о предметных областях, в которые влезли. Обычное дело для кинематографа – и для Голливуда, и для инди, и для артхауса.
Однако по не до конца понятным мне причинам этот фильм стал культовым (впрочем, фильм Меган пропала тоже стал культовым – а это ещё более редкостная бредятина) … поэтому я с самого начала работы на Объекте Харон (фильм я просмотрел задолго до того) совершенно точно знал, что некая не в меру экзальтированная особа непременно захочет… впрочем, чтобы объяснить, что она захочет и почему, нужно коротко рассказать и прокомментировать сюжет фильма.
Почти год 12-летняя девочка Люси считалась пропавшей без вести, но неожиданно для всех, избитая и истерзанная, она была найдена. Полиция в замешательстве — несмотря на огромное количество побоев на её теле, следов сексуального насилия нет. Это преступление так и остаётся нераскрытым.
Её ровесница Анна, дочь одного из врачей, становится её лучшей подругой, помогая девочке вернуться в относительно нормальное состояние… правда, не особо успешно. Ибо Люси твёрдо решила найти тех, кто её похитил и истязал целый год… явно будучи незнакомой с изречением Конфуция о двух могилах.
Пятнадцать лет своей жизни Люси посвятила поиску извергов, сломавших её жизнь. Поиски дали результаты: девушке удаётся выследить мужчину и женщину, которые, по её мнению, были теми, кто её похитил и истязал (впоследствии выяснится, что она была права).
Она врывается в их дом и жестоко убивает всех, кто в нём находится, в том числе и двух детей её похитителей/истязателей. Обычное дело при такой мести – за компанию с действительно виновными страдают ни в чём не повинные люди.
После этого Люси звонит Анне, своей подруге, и просит её приехать. Анна помогает Люси спрятать тела и убрать дом — хоть она не верит в то, что именно эта на вид благополучная семья была способна на такое зверство, а план был поговорить с ними, а не убивать.
Люси мучается призраками прошлого: её уже давно преследует некое «существо», образ истерзанной женщины, которой Люси не помогла сбежать при своём побеге и которая (вроде бы) существует только в её воображении, заставляя Люси самой наносить себе удары и порезы.
Она считала, что после смерти её мучителей существо оставит её в покое, но этого не происходит. К тому же Анна пыталась помочь чудом выжившей после выстрела Люси женщине/мучительнице, что не способствует взаимопониманию девушек. Люси не может больше терпеть невыносимый страх и совершает самоубийство… что становится первым подтверждением правоты великого Конфуция.
Анна остается одна. Она звонит своей матери, с которой она в натянутых отношениях, ибо мама не одобряет дружбу дочери с Люси (и правильно делает) и обследует дом. В подвале она обнаруживает секретную камеру, в которой находится истерзанная молодая девушка. Анна пытается помочь несчастной… правда, без особого успеха (та умирает).
Измученная, Анна остаётся в доме до рассвета, совершая роковую ошибку: утром в доме появляются вооружённые люди во главе с женщиной, которую все называют просто Мадемуазель.
Прибывают потому, что им не удалось дозвониться в этот дом, так как Анна оставила трубку телефона поднятой после звонка подруге. Всех погибших, в том числе Люси и умершую мученицу, хоронят в общей могиле на заднем дворе. Что становится вторым подтверждением правоты великого Конфуция.
Мадемуазель объясняет Анне, что принадлежит к тайному обществу, члены которого хотят открыть тайну загробной жизни путём искусственного создания мучеников (подвергая жутким истязаниям девочек и молодых девушек).
По мнению Мадемуазель, после нескольких месяцев или даже лет истязаний находящиеся на грани жизни и смерти девушки обретут возможность своими глазами увидеть загробную жизнь и передать свои знания возглавляемой Мадемуазель секте... точнее, танатофильскому алго-культу.
По словам Мадемуазель, все предыдущие попытки не дали желаемого результата— жертвы или сходили с ума, или умирали от боли (чего и следовало ожидать – если исходить из фактов, логики и здравого смысла). Однако, где вышеперечисленное – и где танатофильский культ…
Мадемуазель (почему – об этом фильм умалчивает), решила, что у Анны получится. Поэтому по её приказу девушку заковывают в цепи и начинают подвергать истязаниям столь же чудовищным, сколь и бессмысленным – авторы фильма явно сэкономили на компетентных алго-консультантах.
У меня все их потуги вызывали просто безудержный хохот, ибо я ещё до общения с Лидией Крамер – лучшим в мире специалистом по допросам с применением болевых воздействий (80 лет опыта – это вам не корова чихнула), знал, что в так называемое альтернативное состояние сознания – а именно в этом состояла цель Мадемуазель – такими методами девушку не ввести… на самом деле никого не ввести.
После некоего промежутка времени с измученной Анны снимают кожу и подвешивают над нагревательной лампой. По утверждениям Мадемуазель, до того лишь четыре жертвы смогли увидеть якобы загробную жизнь (далеко не факт, что именно оную – и что это вообще были не галлюцинации), но лишь Анна рассказала Мадемуазель то, что она видела. Поэтому последняя вроде бы оказалась права.
На следующий день в доме Мадемуазель собирается всё тайное общество, окрылённое успехом, которого они, наконец, добились после не одного десятилетия безуспешных попыток.
Они жаждут услышать из уст Мадемуазель то, что так пытались найти в течение многих лет. Однако Мадемуазель совершенно неожиданно убивает себя выстрелом из револьвера, так и не донеся до своих… подельников тайну загробной жизни, и лишь одному из верных последователей упомянув, что там «определенно что-то есть».
То, что это бред полный – очевидно любому в здравом уме и твёрдой памяти. Мне было интересно другое – имеет ли эта бредятина хоть какое-то отношение к реальным событиям… и если имеет, то какое именно.
Пересмотрев фильм трижды – и вспомнив Историю О, которая на самом деле была грамотным сливом (в форме худлита) информации об экспериментах по контролю над человеческой психикой канадского франкоязычного доктора Ивена Камерона (по контракту с ЦРУ) в Квебеке в 1950-е годы – я пришёл к выводу, что таки имеет. Однако проверить свою догадку тогда, понятное дело, не мог – у меня просто не было соответствующих возможностей.
Возможности появились после моего (неожиданно близкого – я её даже несколько раз сажал на кол по её просьбе) знакомства с Магдой. Магдаленой Эвой-Марией ван Хоорн, которую многие считают самой опасной женщиной на нашей планете.
Моя благоверная Маргарита Александровна ныне Романова с этим не согласна, ибо сама не без оснований претендует на это звание… впрочем, это неважно. Важно, что Магда, несмотря на мои настоятельные просьбы, так и не дала мне почитать «дело Мадемуазель», как я его про себя окрестил.
Поэтому я до сих пор точно не знаю, стал ли фильм Мученицы грамотным сливом Группой Омега информации о реальных ритуальных убийствах с особой жестокостью... или же после просмотра фильма у некоей особы бальзаковского возраста настолько слетела крыша, что она решила воплотить сюжет этого культового фильм в реальность.
В любом случае Мадемуазель и её банде не повезло… причём не повезло фатально… в смысле, летально. Ибо об их проделках узнала Группа Омега, которая, в частности, занимается охотой на такую нелюдь.
Охота – обычно дело для Магды и компании – оказалась успешной… в результате новоявленная секта в полном составе совершила ритуальное самоубийство. С иронией у Магды всегда было всё очень даже хорошо, поэтому сектанты – хоть и ни разу ни евреи – умерли от отравления Циклоном-Б, который до сих пор производится в Чехии под торговой маркой Ураган Д2. По слухам, отраву любезно предоставил мой в некотором роде коллега Борис Новицкий… впрочем, он не подтверждает, но и не опровергает эти слухи.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Сквозь горизонт - глава из романа "Проект Харон"
-
RolandVT
- Posts: 2884
- Joined: Fri Feb 09, 2024 10:42 am
- Has thanked: 51 times
- Been thanked: 1093 times
Re: Сквозь горизонт - глава из романа "Проект Харон"
С
и доПочти год 12-летняя девочка Люси считалась пропавшей без вести
идёт прямая копипаста из Вики.Они жаждут услышать из уст Мадемуазель то, что так пытались найти в течение многих лет. Однако Мадемуазель совершенно неожиданно убивает себя выстрелом из револьвера, так и не донеся до своих… подельников тайну загробной жизни, и лишь одному из верных последователей упомянув, что там «определенно что-то есть».
И не говорите! Они даже повешение не могут снять так чтобы можно был смотреть без смеха. Внезапно(!) и "Мученицы" тоже такие же. А вы что хотели и на х вся эта статья?не имеют ни малейшего представления о предметных областях, в которые влезли. Обычное дело для кинематографа – и для Голливуда, и для инди, и для артхауса.
Штирлиц стоял на своём.
-
RolandVT
- Posts: 2884
- Joined: Fri Feb 09, 2024 10:42 am
- Has thanked: 51 times
- Been thanked: 1093 times
Re: Сквозь горизонт - глава из романа "Проект Харон"
Возжелавшую воплотить сюжет фильма Мученицы в жизнь «с другой стороны» («снизу» - со стороны жертвы), звали, как ни странно, Люси (в миру Людмила Владимировна Иволгина), а не Анна. Хотя ассоциировала она себя именно с последней – с главной героиней фильма.
Среднего роста, чуть полноватая (с такой снимать кожу очень удобно), 28-летняя – как и героини фильма – коротко стриженая жгучая брюнетка (явно крашеная) она так хотела быть похожей на француженку, что получалось это у неё неестественно и даже карикатурно.
«Надо будет её с Шарлоттой познакомить… которая Корде д’Армон» - подумал я. «Она быстро мозги приведёт в порядок этому чуду… впрочем, всему своё время».
Я нисколько не сомневался в том, что Люси и Шарлотта всенепременно встретятся, ибо уже научился в считанные минуты определять, к какой категории принадлежит потенциальная тертуллианка (по силе желания покинуть этот мир).
Очень хочет (эти безнадёжны – всё равно уйдут); хочет (с этими возможны варианты); не очень хочет – этих я оставляю без особых усилий… и очень не хочет – а вот тут возможно всякое. Включая, как ни странно, уход в лучший мир.
Люси Иволгина совершенно точно относилась к последней категории – что немедленно и озвучила. Причём умудрилась меня несказанно удивить – что было невероятно сложно (после моего опыта общения с не-совсем-людьми, совсем-не-людьми, «застрявшими по времени», работы с Эликсиром Белого Ангела и т.д.).
«Вы наверняка сочтёте меня сумасшедшей» - решительно заявила она, «ибо я хочу того, чего в принципе не может быть. Потому что не может быть никогда…»
Я пожал плечами: «Я не психиатр и даже не психотерапевт – поэтому некомпетентен делать выводы о твоём психическом здоровье. Что же касается того, чего в принципе не может быть, то я с этим сталкиваюсь каждый Божий день… причём несколько раз. Так что озвучивай свою просьбу…»
Люси глубоко вздохнула – и озвучила:
«Я без ума от фильма Мученицы 2008 года…»
Я кивнул – ибо уже прочитал это в её досье – даже успел бегло познакомиться с её блогом и страницами в соцсетях.
«… и хочу, как Анна в фильме, увидеть иной мир… только вернуться в наш…»
«Регенерировать содранную с тебя кожу?» - усмехнулся я.
Надо отдать ей должное – читать между слов мамзель Иволгина умела зер гут. Ибо от изумления чуть из кресла не вывалилась: «Это возможно???»
Я пожал плечами и улыбнулся: «Конечно, возможно – это происходит… правда, в другом здании, но почти что каждый Божий день. Иногда на моих глазах…»
«Но как???» - изумлению девушки не было предела. «Как такое возможно???»
Я глубоко вздохнул – и рассказал ей об Эликсире Белого Ангела и о моём (к тому времени уже немалом) опыте по снятию кожи с молодых женщин (если говорить о биологическом, а не о хронологическом возрасте).
«Правильно ли я понимаю» - медленно и осторожно осведомилась Люси, «что вы снимете с меня кожу, как с Анны в фильме…»
«Только без нагревательной лампы» - усмехнулся я. «У нас это не принято – а тебе вполне хватит и без температурных воздействий…»
Девушка кивнула и продолжила: «… а потом сделает мне вторую инъекцию этого вашего волшебного Эликсира…»
«Нанорегенератора-М» - поправил я её. «Таково официальное название этого вещества – по первой букве имени его создателя…»
Имя создателя Эликсира Люси не интересовало от слова совсем, поэтому она просто осведомилась: «… и у меня полностью регенерирует кожа?»
Я кивнул – и уточнил: «В твоём досье указано, что у тебя нет серьёзных проблем со здоровьем…»
Это необходимо, чтобы исключить соответствующую мотивацию ухода в иной мир. Если это желание было связано с неизлечимой болезнью, то по моему настоятельному требованию Баронесса согласилась оные излечивать за считанные минуты. Как на конвейере…
«… поэтому максимум через час у тебя будет уже новая кожа. Ещё лучше снятой – таковы весьма позитивные побочные эффекты Эликсира…»
«И я действительно побываю в ином мире, из которого вернусь в наш?»
Я пожал плечами: «Этого я гарантировать не могу – ибо до сих пор ни одна из женщин, с которых сняли кожу я или кто-то другой…»
Почти исключительно Шарлотта Корде, которая нежно полюбила этот вид, вообще говоря, смертной казни ещё со времён восстания в Вандее в самом конце XVIII столетия.
«… так и не рассказала никому в этом мире, где она побывала во время… процедуры, что она там видела и делала – и побывала ли вообще…»
«Я и побываю, и расскажу… после того, как вернусь» - решительно заявила мамзель Иволгина. «Обязательно расскажу…»
Я снова пожал плечами, ибо, честно говоря, не разделял оптимизма Людмилы Владимировны в этом… предприятии. С другой стороны, чего только в жизни не бывает… особенно в моей жизни. Жизни того, кого не может быть…
Однако осведомился: «Не боишься, что получится, как в фильме Сквозь горизонт? Что окажешься не там, где хочешь – и увидишь совсем не то?»
Этот совершенно незаслуженно малоизвестный (и не менее незаслуженно раскритикованный кинокритиками) фильм 1997 года режиссёра Пола Андерсона – тот самый редкий случай, когда перевод названия на русский язык (Сквозь горизонт) гораздо лучше отражает оригинальное англоязычное название (Event Horizon – Горизонт событий).
С моей кочки зрения фильм не просто гениальный – это величайший фильм из когда-либо снятых. Величайший потому, что это единственный фильм, в котором вполне адекватно показано, как на самом деле устроен Ад.
Сюжет фильма (действие происходит в 2047 году) построен вокруг злоключений космического корабля Event Horizon, который в 2040 году пропал без вести вместе с экипажем… а через семь лет внезапно вернулся – только уже без экипажа.
Корабль совершенно уникален – его «гравитационный» двигатель создаёт искусственную чёрную дыру и использует её колоссальную энергию для искривления пространства-времени таким образом, чтобы начальная и конечная точки путешествия наложились друг на друга.
После этого корабль проходит через образовавшийся пространственный туннель. Затем пространство разворачивается и принимает прежнюю форму, что (теоретически) позволяет почти мгновенно попасть в любую точку Вселенной.
Но то теоретически – а в реальности через созданную его двигателем чёрную дыру корабль попал в самый настоящий Ад… из которого вернулся, оставив экипаж на вечные мучения в Преисподней.
По выражению симпатичного личика Люси Иволгиной было совершенно очевидно, что до сего момента она и не подозревала о существовании этого фильма. Пришлось кратко пересказать ей сюжет.
Людмила Владимировна внимательно выслушала меня, задумалась, немного подумала, после чего решительно тряхнула головой и заявила:
«Такой риск есть… наверное… но я думаю, что я попаду в намного лучшее место… поэтому я согласна на время лишиться кожи»
Я кивнул: «Хорошо – только нам придётся прокатиться…»
Люси удивлённо посмотрела на меня. Я объяснил: «Процедура снятия кожи и последующей регенерации происходит не здесь, а в другом здании, где есть всё для этого необходимое. Примерно в получасе езды отсюда…»
Девушка кивнула, поднялась из кресла – и мы отправились на парковку, где меня ожидал мой Мерседес-внедорожник с охраной из Die Neue Abwehr. Люси вновь изумлённо посмотрела на меня, явно не ожидая наличия у меня столь профессионального вида охраны.
Я улыбнулся: «Всё намного сложнее, чем представляется на первый взгляд…»
Мамзель Иволгина вздохнула и покорно забралась на заднее сидение внедорожника. Мы тронулись в путь – и я сразу вспомнил картину конца XV века, с которой у меня прочно ассоциировалось сдирание кожи с живого человека.
На эту картину я наткнулся ещё в далёком детстве, просматривая какую-то книгу по искусству (по странной причине у нас дома их было навалом, хотя ни художники, ни даже искусствоведы в роду не водились никогда – ни по материнской, ни по отцовской линии).
Картина называлась «Суд царя Камбиза». Впрочем, у неё было и второе название, которое чётко отражало её сюжет: «Сдирание кожи с продажного судьи». Чётко, ясно, конкретно и недвусмысленно.
Это была не просто картина, а диптих – две картины, объединённые одним сюжетом. Автором картины был голландец Герард Давид, представитель раннего Северного Возрождения (вот бы ещё понять, что это такое).
Картина была закончена в 1498 году и относится к жанру так называемых назидательных изображений, весьма популярных в нидерландском искусстве того времени.
Полотно было написано для зала судебных заседаний в ратуше Брюгге, дабы напоминать о необходимости судить справедливо... и о последствиях вынесения неправедных решений. ИМХО, её бы повесить в каждый зал судебных заседаний – и в каждый кабинет судьи в России... и не только.
Сюжет картины основан на реальном историческом событии, описанном в знаменитой «Истории» греческого историка Геродота:
«За то, что судья Сисамн, подкупленный деньгами, вынес несправедливый приговор, [персидский] царь Камбиз велел его казнить, содрав с него живьём кожу. Кожу эту царь приказал выдубить, нарезать из неё ремней и затем обтянуть ими судейское кресло, на котором тот восседал в суде. Обтянув кресло, Камбиз назначил судьёй вместо Сисамна, которого казнил и велел затем содрать кожу, его сына, повелев ему помнить, на каком кресле восседая, он судит»
На левой части диптиха изображён арест неправедного судьи Сисамна, который был уличён во мздоимстве. Царь Камбиз перечисляет судье, отсчитывая по пальцам, эти случаи. Один из солдат удерживает Сисамна за руку. За креслом судьи стоит его сын — юноша Отан, будущий судья.
На правой части диптиха изображено, как палач сдирает с живого судьи кожу. На заднем плане, в галерее на судейском кресле, покрытом кожей, снятой с казнённого, сидит Отан, сын Сисамна.
Однако эта жуткая казнь (ибо на дворе всё-таки век двадцать первый, а не пятнадцатый) ассоциировалась у меня не только с картиной XV века – пусть и выдающегося мастера.
А ещё и с художественным фильмом – перенесённой на большой экран истории феерически яркой жизни и жуткой, мученической смерти (с него содрали кожу живьём) великого мусульманского поэта Имадеддина Насими.
Мусульманского, а не азербайджанского (хотя он считается фактическим создателем азербайджанской поэзии, литературы, да и вообще литературного языка) потому, что ислам категорически отрицает само понятие национальности.
Согласно исламскому вероучению, в единой мусульманской умме (глобальном сообществе), нет и не может быть никакого разделения на нации... и даже страны. Ибо с точки зрения государственного устройства, умма должна представлять собой глобальный исламский халифат.
С последним как-то не сложилось, хотя попыток было аж три (империя пророка Мухаммеда – основателя ислама, империя Тимура и Оттоманская империя). А вот в «ликвидации деления по национальному признаку» мусульмане продвинулись весьма существенно. Введя единую систему имён и фамилий (вне зависимости от страны, государства и национальности) и де-факто единый язык – арабский.
Жизнь Иммадедина Насими – просто роскошный сюжет для исторического детектива, в котором современный учёный... или просто любитель истории разгадывает загадки прошлого.
Дэн Браун с его бредовым антихристианским «Кодом да Винчи» отдыхает. Вообще, ИМХО, мусульманский Восток – благодатнейшее поле для авторов, работающих в этом жанре, ибо там занятнейших историй так много и закручены они так лихо, что Европе, грубо говоря, ловить почти нечего. Если бы не мои нынешние (и намного более важные) дела, точно бы занялся.
Самое загадочное в яркой и весьма событийной жизни Насими – это за что, собственно, его казнили. Да ещё таким кошмарным образом (в те годы сдирание кожи живьём было уже большой редкостью).
Как и в «просвещённой» Европе в те годы и в тех местах (Насими был казнён в начале XV века в Халепе – нынешнем сирийском Алеппо), приговорённых к смерти либо вешали, либо им рубили головы.
Могли и на кол посадить, конечно, но этот вид казни обычно применяли к захваченным противникам (например, христианам). А Насими был вполне себе мусульманином... правда, не совсем ясно, насколько правоверным (и что это вообще значило в те времена).
Загадочно это потому, что в те времена и в том месте ни уголовного кодекса, ни судопроизводства в современном (да и тогдашнем европейском) понимании просто не существовало. Судили как Аллах на душу положит, хотя кое-какие ориентиры, разумеется, существовали.
Единственное, что понятно – освежевали Насими не из-за его поэзии, это точно. За неполиткорректную (и даже еретическую) поэзию могли публично высечь, бросить в тюрьму-зиндан (обычно ненадолго) ... но не казнить. Тем более, публичным сдиранием кожи живьём.
Вообще Насими, весьма вероятно, сильно оскорбился бы, если бы его назвали... поэтом. Ибо для него поэзия была лишь хобби, причём неясно, насколько важным. Для начала, он был сеидом (сейидом) – прямым потомком самого Пророка Мухаммеда (его полное имя Сеид Имадеддин Насими).
Что немедленно вызывает очень серьёзные вопросы к тому, кто приговорил Насими к смертной казни, да ещё и такой варварской (по официальной версии, это был египетский султан Шейх аль-Муайяд).
Ибо в исламских странах сейиды (которые для многих мусульман как святые для христиан) пользовались особыми привилегиями: они имели право ходатайствовать за преступников и не могли быть приговорены не то, что к смертной казни – даже к телесным наказаниям.
Поэтому казнь Имадеддина Насими сильно попахивает бессудным убийством. Вероятнее всего, Насими каким-то образом умудрился вляпаться не просто в большую политику, а в полномасштабную войну в Сирии.
Ибо по наиболее распространённой версии, его казнили в 1417 году, а как раз в это время мало того, что сирийские наместники султана взбунтовались, так и ещё «орды диких туркменов» решили учинить набег а-ля Чингисхан с Батыем.
Ситуация, похоже, стала настолько критической, что когда Насими (скорее всего) попал под раздачу (по одной из версий, его подставили то ли политические противники, то ли религиозные оппоненты, то ли кто ещё, кому он дорогу перешёл), султану было уже не до политеса в отношении сейидов. И он приказал содрать с Насими кожу живьём.
Изучая яркую (но не так чтобы уж особо необычную для того места и времени) биографию Насими, я пришёл к выводу, что в известной степени, как это часто бывает, столь жуткий финал он привёз себе сам.
Ибо, считая себя защищённым своим титулом сейида (как в конце концов выяснилось, необоснованно) он, по сути, стал оппозиционным богословом. Что в исламских странах, где религия от политики неотделима принципиально, означало и политическую оппозицию.
В то время в ситуации кризиса это означало «убей иль будь убит», «или ты их, или они тебя» (впрочем, и в современных странах победившего ислама это периодически аналогично).
К сожалению, в первую очередь для него самого, Насими был пацифистом... в отличие от его противников. Что и привело его на площадь в Алеппо к ножам искусных сирийских палачей (ну или из Персии султан кого-то выписал – о деталях история умалчивает).
Хотя Насими происходил из семьи всего лишь ремесленников, его родители сумели дать ему первоклассное образование (одной из причин успехов исламского мира в те времена была высокоэффективная система социальных лифтов в мусульманских странах).
В учебном заведении (каком именно – история умалчивает, но явно одном из лучших), он изучал математику, астрономию, логику... и, конечно же, богословие. Что в те годы автоматически означало... и политологию тоже. Вкупе с экономикой, социологией и так далее.
Огромное влияние на будущего мученика (пожалуй, даже великомученика) оказал выдающийся персидский поэт и философ Фазлуллах Наими. Который очень плохо кончил – за свою оппозиционную политическую деятельность (выступление против династии Тимуридов) он был арестован, судим, приговорён к смерти и повешен (по наиболее распространённой версии, в 1394 году).
К сожалению (к великому сожалению, на самом деле), Насими не извлёк никакого урока из печальной судьбы своего учителя. Ибо занялся... правильно, ровно тем же самым. Причём в высшей степени энергично занялся.
Наими был не только (и не столько) поэтом, сколько философом-мистиком. Изначально он увлёкся суфизмом – исламским мистицизмом (довольно занятная штука, хотя я предпочитаю западный и дальневосточный подходы к делу).
Но потом ему (как и любому гению – а Наими был несомненным гением) стало тесно в рамках традиционных суфийских школ (та ещё смирительная рубашка, должен я вам сказать).
Поэтому, как это обычно и бывает в таких случаях, он отправился странствовать по огромной территории тогдашнего исламского мира (впрочем, с тех пор территория эта скорее выросла).
Побывав почти во всех странах и крупных городах Ближнего Востока и Средней Азии и пообщавшись... с кем он только не общался, он в конечном итоге разработал собственное учение.
Которому дал имя хуруфизм. По сути, хуруфизм – это (только со стульев не падайте, плиз) исламская нумерология («хуруф» по-арабски означает «буквы»). Число семь у хуруфитов считается священным (что совершенно не оригинально, надо отметить) ... а вот другая идея Наими оказалась, мягко говоря, непопулярной у «мейнстримных» исламских богословов и правителей исламских стран.
Согласно учению хуруфитов, Коран подлежит толкованию посредством системы букв. Представляете, в какой восторг пришли муллы, кази и прочие аятоллы, которые на толковании Корана и денег делали немерено, и власть обрели немалую? Вот и я представляю.
Вопрос о том, содержался ли в учении Наими (точнее, в его книгах и записях мистических видений и откровений) прямой призыв к восстанию против династии Тимуридов до сих пор является дискуссионным.
Я лично думаю, что вряд ли, ибо мистицизм и политика (тем более, политическое насилие) вещи обычно не просто несовместимые, но прямо противоположные. Однако времена были смутные, суровые, опасные и жестокие, поэтому перебдеть лучше, чем недобдеть... в общем, так бедолага Наими и оказался на виселице.
Впрочем, ему ещё повезло, ибо с его любимого ученика Насими вообще кожу живьём содрали. Думаю, что не только потому, что времена были несколько более опасные - или у египетского султана нрав был много круче, чем у сына Тимура, по приказу которого повесили Наими (вся эта публика одним миром мазана).
А ещё и потому, что Насими пошёл много дальше своего учителя. Так, например, он был горячим поклонником иранского суфия и поэта X века Гусейна Халладжа Мансура, который прямо говорил: «Я - Бог!». Что было не только чушью собачьей, но и жуткой ересью даже в христианских странах, где за такое отправляли на костёр быстро и без сантиментов.
В странах победившего ислама сожжение на костре в качестве способа смертной казни как-то не прижилось... впрочем, Мансуру это помогло не сильно. Ибо его предсказуемо арестовали, заключили в багдадскую тюрьму, где в течение одиннадцати лет безуспешно пытались убедить встать на путь истинный (в смысле, вернуться на позиции ортодоксального ислама).
В конце концов халифу это надоело и 26 марта 922 года упрямый мистик был казнён (вероятнее всего, повешен, хотя, судя на картине, на которой изображена подготовка к казни, вполне могли и кожу содрать живьём).
И этот урок не пошёл Насими впрок – ибо он в своих стихах упорно продолжал утверждать... ровно то же самое. «Я – Бог!». От скромности помереть ему явно не грозило... а вот ножей сирийских или персидских спецов по свежеванию живьём оказалось очень даже.
Невероятно деятельному Насими (даже по меркам того времени и то мира, в котором пассионариев было не просто много, а очень много) одной поэзии – сиречь в некотором роде прокламаций – было мало.
Поэтому он отправился проповедовать идеи хуруфизма по городам и весям уже тогда необъятного исламского мира. Правители и исламские радикалы гоняли его тоже весьма энергично – и даже периодически сажали в темницу. Дабы он мог остыть и поразмышлять о том, правильно ли он живёт. И праведно ли.
Не сомневаюсь, что его повесили бы уже давно (или как минимум выпороли бы, причём весьма основательно) ... но он был сейидом и потому для таких наказаний нужны были куда более веские основания. Которых (пока) не было.
В конце концов он предсказуемо доигрался, оказавшись не в то время не в том месте и поссорившись не с тем правителем. Египетский султан Шейх Аль-Муайяд то ли был совсем уж полным отморозком в религиозных вопросах (что непохоже на правду), то ли оказался в таком кризисе, что просто не мог себе позволить, чтобы по его и без того проблемным (мягко говоря) северным территориям свободно разгуливал отмороженный на всю голову сабж и заявлял: «Я – Бог!».
Тем более, что сабж этот, как говориться, «приступил к клонированию» себя любимого, основав общество учёных, музыкантов и прочих представителей местной элиты. А это уже попахивало «теневым правительством» и прочими прелестями политической оппозиции.
Поэтому на этот раз сейид краткосрочной отсидкой в зиндане не отделался. Его судили и приговорили к смерти посредством публичного сдирания кожи живьём (видимо, его прокламация «Я – Бог!» взбесило султана не на шутку).
В ожидании казни Насими написал ряд стихотворений под общим названием «хабсие» («тюремные)», в которых в поэтической форме изложил свои горестные размышления о несправедливости властей, невежестве и продажности судей, осудивших его, а также бунтарские мысли человека, остающегося до конца верным своим убеждениям (что не всегда разумно и тем более достойно, ибо человеку свойственно ошибаться).
Насчёт «продажности» осудивших его мусульманских судей он, конечно, загнул, ибо по тогдашним и тамошним законам он получил что заработал (разве что способ казни для его преступлений был явно чрезмерно жестоким).
Есть занятная легенда (скорее всего, лишь легенда), что Насими жестоко подставили. Очень жестоко, на самом деле. Когда Насими прибыл в Антабу (провинция в Сирии), он очень быстро подружился с губернатором провинции.
Многим это (предсказуемо) не понравилось - и они решили его подставить. И тайком вложили в обувь поэта фрагмент одной из сур Корана. Затем в присутствии губернатора спросили Насими, как бы он отнесся к человеку, который топчет ногою текст Корана.
Насими ответил, что этого человека необходимо казнить, содрав с него кожу живьём. «Тогда ты сам вынес себе приговор», сказали они ему, и извлекли из его обуви экземпляр суры Корана...
По иронии Судьбы (или Бога – это уж кому как нравится), произведения Насими на азербайджанском языке (он писал ещё и на арабском, и на персидском) хранятся в Институте древних рукописей... в Ереване.
Я узнал о жизни и о жуткой смерти Иммадедина Насими, когда мне едва исполнилось... девять лет. Посмотрев художественный фильм, который так и назывался: «Насими».
Фильм вышел на экраны летом 1975 года – к 600-летию со дня рождения поэта (тогда считалось, что он родился в 1375 году и только позднее выяснилось, что на шесть лет раньше).
Фильм был снят на киностудии «Азербайджанфильм» (кто бы сомневался) режиссёром Гасаном Сеидбейли. В 2019 году (к 650-летию со дня рождения поэта) фильм был отреставрирован и конвертирован в стандарт HD. Этот год вообще был (предсказуемо) объявлен в ныне независимом Азербайджане «годом Насими». Указом президента страны Ильхама Алиева, разумеется.
Роль Насими исполнил талантливый азербайджанский актёр Расим Балаев. На русский язык роль дублировал... Вячеслав Тихонов. Так что Насими говорил по-русски голосом штандартенфюрера СС Макса фон Штирлица.
Премьера фильма состоялась в Москве... но я его посмотрел совсем в другом городе. И в другой союзной республике – по сути, в другом мире (уже тогда). В Литве, в курортном городке Друскининкай.
В (на удивление) внушительного размера – и вполне современном – кинотеатре со странным названием «Айдас» («Эхо»). Причём тут эхо – до сих пор не понимаю...
Фильм произвёл на меня сильнейшее впечатление (что в том возрасте совершенно неудивительно). Больше я его не пересматривал (хотя, наверное, надо бы), но уже тогда у меня возникло ощущение невероятной достоверности и реалистичности происходящего на экране.
Невероятной потому, что практически все фильмы на исторические темы в то время были лютым и галимым агитпропом, к реальности отношение имевшего чуть более, чем никакое.
На VII Всесоюзном кинофестивале 1974 года в фильм был удостоен (ИМХО, более чем заслуженно) приза «за лучший фильм на историческую тему». Я считаю, что это вообще один из лучших исторических фильмов «всех времён и народов», хоть и снят во времена просто жутко затхлого совка.
Фильм я до конца не досмотрел, ибо он заканчивался сценой жуткой казни Насими – а это даже в лайт-варианте (ибо цензура-с) было для меня уже слишком (не забывайте – мне тогда было девять лет). Но успел заметить, что казнили его, привязав за запястья и лодыжки к П-образной раме.
Максимально растянув вертикально расположенное тело, чтобы было удобнее и легче и разрезать, и сдирать кожу приговорённого. Именно в вышеупомянутом фильме («Насими»), а не на (тоже вышеупомянутой) картине «Суд царя Камбиза» казнь путём сдирания кожи живьём была показана реалистично.
Ибо на картине казнимый лежал на спине на лавке, что делало сдирание кожи со спины и ягодиц просто невозможным (переворачивать «объект» во время казни на живот было нереально).
В фильме же Иммадедина Насими (который всю эту жуть привёз себе исключительно сам) привязали, точнее, растянули на вертикальной П-образной деревянной раме. Что позволяло осуществить казнь максимально удобно для палача (понятно, что приговорённого никто не спрашивал).
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Среднего роста, чуть полноватая (с такой снимать кожу очень удобно), 28-летняя – как и героини фильма – коротко стриженая жгучая брюнетка (явно крашеная) она так хотела быть похожей на француженку, что получалось это у неё неестественно и даже карикатурно.
«Надо будет её с Шарлоттой познакомить… которая Корде д’Армон» - подумал я. «Она быстро мозги приведёт в порядок этому чуду… впрочем, всему своё время».
Я нисколько не сомневался в том, что Люси и Шарлотта всенепременно встретятся, ибо уже научился в считанные минуты определять, к какой категории принадлежит потенциальная тертуллианка (по силе желания покинуть этот мир).
Очень хочет (эти безнадёжны – всё равно уйдут); хочет (с этими возможны варианты); не очень хочет – этих я оставляю без особых усилий… и очень не хочет – а вот тут возможно всякое. Включая, как ни странно, уход в лучший мир.
Люси Иволгина совершенно точно относилась к последней категории – что немедленно и озвучила. Причём умудрилась меня несказанно удивить – что было невероятно сложно (после моего опыта общения с не-совсем-людьми, совсем-не-людьми, «застрявшими по времени», работы с Эликсиром Белого Ангела и т.д.).
«Вы наверняка сочтёте меня сумасшедшей» - решительно заявила она, «ибо я хочу того, чего в принципе не может быть. Потому что не может быть никогда…»
Я пожал плечами: «Я не психиатр и даже не психотерапевт – поэтому некомпетентен делать выводы о твоём психическом здоровье. Что же касается того, чего в принципе не может быть, то я с этим сталкиваюсь каждый Божий день… причём несколько раз. Так что озвучивай свою просьбу…»
Люси глубоко вздохнула – и озвучила:
«Я без ума от фильма Мученицы 2008 года…»
Я кивнул – ибо уже прочитал это в её досье – даже успел бегло познакомиться с её блогом и страницами в соцсетях.
«… и хочу, как Анна в фильме, увидеть иной мир… только вернуться в наш…»
«Регенерировать содранную с тебя кожу?» - усмехнулся я.
Надо отдать ей должное – читать между слов мамзель Иволгина умела зер гут. Ибо от изумления чуть из кресла не вывалилась: «Это возможно???»
Я пожал плечами и улыбнулся: «Конечно, возможно – это происходит… правда, в другом здании, но почти что каждый Божий день. Иногда на моих глазах…»
«Но как???» - изумлению девушки не было предела. «Как такое возможно???»
Я глубоко вздохнул – и рассказал ей об Эликсире Белого Ангела и о моём (к тому времени уже немалом) опыте по снятию кожи с молодых женщин (если говорить о биологическом, а не о хронологическом возрасте).
«Правильно ли я понимаю» - медленно и осторожно осведомилась Люси, «что вы снимете с меня кожу, как с Анны в фильме…»
«Только без нагревательной лампы» - усмехнулся я. «У нас это не принято – а тебе вполне хватит и без температурных воздействий…»
Девушка кивнула и продолжила: «… а потом сделает мне вторую инъекцию этого вашего волшебного Эликсира…»
«Нанорегенератора-М» - поправил я её. «Таково официальное название этого вещества – по первой букве имени его создателя…»
Имя создателя Эликсира Люси не интересовало от слова совсем, поэтому она просто осведомилась: «… и у меня полностью регенерирует кожа?»
Я кивнул – и уточнил: «В твоём досье указано, что у тебя нет серьёзных проблем со здоровьем…»
Это необходимо, чтобы исключить соответствующую мотивацию ухода в иной мир. Если это желание было связано с неизлечимой болезнью, то по моему настоятельному требованию Баронесса согласилась оные излечивать за считанные минуты. Как на конвейере…
«… поэтому максимум через час у тебя будет уже новая кожа. Ещё лучше снятой – таковы весьма позитивные побочные эффекты Эликсира…»
«И я действительно побываю в ином мире, из которого вернусь в наш?»
Я пожал плечами: «Этого я гарантировать не могу – ибо до сих пор ни одна из женщин, с которых сняли кожу я или кто-то другой…»
Почти исключительно Шарлотта Корде, которая нежно полюбила этот вид, вообще говоря, смертной казни ещё со времён восстания в Вандее в самом конце XVIII столетия.
«… так и не рассказала никому в этом мире, где она побывала во время… процедуры, что она там видела и делала – и побывала ли вообще…»
«Я и побываю, и расскажу… после того, как вернусь» - решительно заявила мамзель Иволгина. «Обязательно расскажу…»
Я снова пожал плечами, ибо, честно говоря, не разделял оптимизма Людмилы Владимировны в этом… предприятии. С другой стороны, чего только в жизни не бывает… особенно в моей жизни. Жизни того, кого не может быть…
Однако осведомился: «Не боишься, что получится, как в фильме Сквозь горизонт? Что окажешься не там, где хочешь – и увидишь совсем не то?»
Этот совершенно незаслуженно малоизвестный (и не менее незаслуженно раскритикованный кинокритиками) фильм 1997 года режиссёра Пола Андерсона – тот самый редкий случай, когда перевод названия на русский язык (Сквозь горизонт) гораздо лучше отражает оригинальное англоязычное название (Event Horizon – Горизонт событий).
С моей кочки зрения фильм не просто гениальный – это величайший фильм из когда-либо снятых. Величайший потому, что это единственный фильм, в котором вполне адекватно показано, как на самом деле устроен Ад.
Сюжет фильма (действие происходит в 2047 году) построен вокруг злоключений космического корабля Event Horizon, который в 2040 году пропал без вести вместе с экипажем… а через семь лет внезапно вернулся – только уже без экипажа.
Корабль совершенно уникален – его «гравитационный» двигатель создаёт искусственную чёрную дыру и использует её колоссальную энергию для искривления пространства-времени таким образом, чтобы начальная и конечная точки путешествия наложились друг на друга.
После этого корабль проходит через образовавшийся пространственный туннель. Затем пространство разворачивается и принимает прежнюю форму, что (теоретически) позволяет почти мгновенно попасть в любую точку Вселенной.
Но то теоретически – а в реальности через созданную его двигателем чёрную дыру корабль попал в самый настоящий Ад… из которого вернулся, оставив экипаж на вечные мучения в Преисподней.
По выражению симпатичного личика Люси Иволгиной было совершенно очевидно, что до сего момента она и не подозревала о существовании этого фильма. Пришлось кратко пересказать ей сюжет.
Людмила Владимировна внимательно выслушала меня, задумалась, немного подумала, после чего решительно тряхнула головой и заявила:
«Такой риск есть… наверное… но я думаю, что я попаду в намного лучшее место… поэтому я согласна на время лишиться кожи»
Я кивнул: «Хорошо – только нам придётся прокатиться…»
Люси удивлённо посмотрела на меня. Я объяснил: «Процедура снятия кожи и последующей регенерации происходит не здесь, а в другом здании, где есть всё для этого необходимое. Примерно в получасе езды отсюда…»
Девушка кивнула, поднялась из кресла – и мы отправились на парковку, где меня ожидал мой Мерседес-внедорожник с охраной из Die Neue Abwehr. Люси вновь изумлённо посмотрела на меня, явно не ожидая наличия у меня столь профессионального вида охраны.
Я улыбнулся: «Всё намного сложнее, чем представляется на первый взгляд…»
Мамзель Иволгина вздохнула и покорно забралась на заднее сидение внедорожника. Мы тронулись в путь – и я сразу вспомнил картину конца XV века, с которой у меня прочно ассоциировалось сдирание кожи с живого человека.
На эту картину я наткнулся ещё в далёком детстве, просматривая какую-то книгу по искусству (по странной причине у нас дома их было навалом, хотя ни художники, ни даже искусствоведы в роду не водились никогда – ни по материнской, ни по отцовской линии).
Картина называлась «Суд царя Камбиза». Впрочем, у неё было и второе название, которое чётко отражало её сюжет: «Сдирание кожи с продажного судьи». Чётко, ясно, конкретно и недвусмысленно.
Это была не просто картина, а диптих – две картины, объединённые одним сюжетом. Автором картины был голландец Герард Давид, представитель раннего Северного Возрождения (вот бы ещё понять, что это такое).
Картина была закончена в 1498 году и относится к жанру так называемых назидательных изображений, весьма популярных в нидерландском искусстве того времени.
Полотно было написано для зала судебных заседаний в ратуше Брюгге, дабы напоминать о необходимости судить справедливо... и о последствиях вынесения неправедных решений. ИМХО, её бы повесить в каждый зал судебных заседаний – и в каждый кабинет судьи в России... и не только.
Сюжет картины основан на реальном историческом событии, описанном в знаменитой «Истории» греческого историка Геродота:
«За то, что судья Сисамн, подкупленный деньгами, вынес несправедливый приговор, [персидский] царь Камбиз велел его казнить, содрав с него живьём кожу. Кожу эту царь приказал выдубить, нарезать из неё ремней и затем обтянуть ими судейское кресло, на котором тот восседал в суде. Обтянув кресло, Камбиз назначил судьёй вместо Сисамна, которого казнил и велел затем содрать кожу, его сына, повелев ему помнить, на каком кресле восседая, он судит»
На левой части диптиха изображён арест неправедного судьи Сисамна, который был уличён во мздоимстве. Царь Камбиз перечисляет судье, отсчитывая по пальцам, эти случаи. Один из солдат удерживает Сисамна за руку. За креслом судьи стоит его сын — юноша Отан, будущий судья.
На правой части диптиха изображено, как палач сдирает с живого судьи кожу. На заднем плане, в галерее на судейском кресле, покрытом кожей, снятой с казнённого, сидит Отан, сын Сисамна.
Однако эта жуткая казнь (ибо на дворе всё-таки век двадцать первый, а не пятнадцатый) ассоциировалась у меня не только с картиной XV века – пусть и выдающегося мастера.
А ещё и с художественным фильмом – перенесённой на большой экран истории феерически яркой жизни и жуткой, мученической смерти (с него содрали кожу живьём) великого мусульманского поэта Имадеддина Насими.
Мусульманского, а не азербайджанского (хотя он считается фактическим создателем азербайджанской поэзии, литературы, да и вообще литературного языка) потому, что ислам категорически отрицает само понятие национальности.
Согласно исламскому вероучению, в единой мусульманской умме (глобальном сообществе), нет и не может быть никакого разделения на нации... и даже страны. Ибо с точки зрения государственного устройства, умма должна представлять собой глобальный исламский халифат.
С последним как-то не сложилось, хотя попыток было аж три (империя пророка Мухаммеда – основателя ислама, империя Тимура и Оттоманская империя). А вот в «ликвидации деления по национальному признаку» мусульмане продвинулись весьма существенно. Введя единую систему имён и фамилий (вне зависимости от страны, государства и национальности) и де-факто единый язык – арабский.
Жизнь Иммадедина Насими – просто роскошный сюжет для исторического детектива, в котором современный учёный... или просто любитель истории разгадывает загадки прошлого.
Дэн Браун с его бредовым антихристианским «Кодом да Винчи» отдыхает. Вообще, ИМХО, мусульманский Восток – благодатнейшее поле для авторов, работающих в этом жанре, ибо там занятнейших историй так много и закручены они так лихо, что Европе, грубо говоря, ловить почти нечего. Если бы не мои нынешние (и намного более важные) дела, точно бы занялся.
Самое загадочное в яркой и весьма событийной жизни Насими – это за что, собственно, его казнили. Да ещё таким кошмарным образом (в те годы сдирание кожи живьём было уже большой редкостью).
Как и в «просвещённой» Европе в те годы и в тех местах (Насими был казнён в начале XV века в Халепе – нынешнем сирийском Алеппо), приговорённых к смерти либо вешали, либо им рубили головы.
Могли и на кол посадить, конечно, но этот вид казни обычно применяли к захваченным противникам (например, христианам). А Насими был вполне себе мусульманином... правда, не совсем ясно, насколько правоверным (и что это вообще значило в те времена).
Загадочно это потому, что в те времена и в том месте ни уголовного кодекса, ни судопроизводства в современном (да и тогдашнем европейском) понимании просто не существовало. Судили как Аллах на душу положит, хотя кое-какие ориентиры, разумеется, существовали.
Единственное, что понятно – освежевали Насими не из-за его поэзии, это точно. За неполиткорректную (и даже еретическую) поэзию могли публично высечь, бросить в тюрьму-зиндан (обычно ненадолго) ... но не казнить. Тем более, публичным сдиранием кожи живьём.
Вообще Насими, весьма вероятно, сильно оскорбился бы, если бы его назвали... поэтом. Ибо для него поэзия была лишь хобби, причём неясно, насколько важным. Для начала, он был сеидом (сейидом) – прямым потомком самого Пророка Мухаммеда (его полное имя Сеид Имадеддин Насими).
Что немедленно вызывает очень серьёзные вопросы к тому, кто приговорил Насими к смертной казни, да ещё и такой варварской (по официальной версии, это был египетский султан Шейх аль-Муайяд).
Ибо в исламских странах сейиды (которые для многих мусульман как святые для христиан) пользовались особыми привилегиями: они имели право ходатайствовать за преступников и не могли быть приговорены не то, что к смертной казни – даже к телесным наказаниям.
Поэтому казнь Имадеддина Насими сильно попахивает бессудным убийством. Вероятнее всего, Насими каким-то образом умудрился вляпаться не просто в большую политику, а в полномасштабную войну в Сирии.
Ибо по наиболее распространённой версии, его казнили в 1417 году, а как раз в это время мало того, что сирийские наместники султана взбунтовались, так и ещё «орды диких туркменов» решили учинить набег а-ля Чингисхан с Батыем.
Ситуация, похоже, стала настолько критической, что когда Насими (скорее всего) попал под раздачу (по одной из версий, его подставили то ли политические противники, то ли религиозные оппоненты, то ли кто ещё, кому он дорогу перешёл), султану было уже не до политеса в отношении сейидов. И он приказал содрать с Насими кожу живьём.
Изучая яркую (но не так чтобы уж особо необычную для того места и времени) биографию Насими, я пришёл к выводу, что в известной степени, как это часто бывает, столь жуткий финал он привёз себе сам.
Ибо, считая себя защищённым своим титулом сейида (как в конце концов выяснилось, необоснованно) он, по сути, стал оппозиционным богословом. Что в исламских странах, где религия от политики неотделима принципиально, означало и политическую оппозицию.
В то время в ситуации кризиса это означало «убей иль будь убит», «или ты их, или они тебя» (впрочем, и в современных странах победившего ислама это периодически аналогично).
К сожалению, в первую очередь для него самого, Насими был пацифистом... в отличие от его противников. Что и привело его на площадь в Алеппо к ножам искусных сирийских палачей (ну или из Персии султан кого-то выписал – о деталях история умалчивает).
Хотя Насими происходил из семьи всего лишь ремесленников, его родители сумели дать ему первоклассное образование (одной из причин успехов исламского мира в те времена была высокоэффективная система социальных лифтов в мусульманских странах).
В учебном заведении (каком именно – история умалчивает, но явно одном из лучших), он изучал математику, астрономию, логику... и, конечно же, богословие. Что в те годы автоматически означало... и политологию тоже. Вкупе с экономикой, социологией и так далее.
Огромное влияние на будущего мученика (пожалуй, даже великомученика) оказал выдающийся персидский поэт и философ Фазлуллах Наими. Который очень плохо кончил – за свою оппозиционную политическую деятельность (выступление против династии Тимуридов) он был арестован, судим, приговорён к смерти и повешен (по наиболее распространённой версии, в 1394 году).
К сожалению (к великому сожалению, на самом деле), Насими не извлёк никакого урока из печальной судьбы своего учителя. Ибо занялся... правильно, ровно тем же самым. Причём в высшей степени энергично занялся.
Наими был не только (и не столько) поэтом, сколько философом-мистиком. Изначально он увлёкся суфизмом – исламским мистицизмом (довольно занятная штука, хотя я предпочитаю западный и дальневосточный подходы к делу).
Но потом ему (как и любому гению – а Наими был несомненным гением) стало тесно в рамках традиционных суфийских школ (та ещё смирительная рубашка, должен я вам сказать).
Поэтому, как это обычно и бывает в таких случаях, он отправился странствовать по огромной территории тогдашнего исламского мира (впрочем, с тех пор территория эта скорее выросла).
Побывав почти во всех странах и крупных городах Ближнего Востока и Средней Азии и пообщавшись... с кем он только не общался, он в конечном итоге разработал собственное учение.
Которому дал имя хуруфизм. По сути, хуруфизм – это (только со стульев не падайте, плиз) исламская нумерология («хуруф» по-арабски означает «буквы»). Число семь у хуруфитов считается священным (что совершенно не оригинально, надо отметить) ... а вот другая идея Наими оказалась, мягко говоря, непопулярной у «мейнстримных» исламских богословов и правителей исламских стран.
Согласно учению хуруфитов, Коран подлежит толкованию посредством системы букв. Представляете, в какой восторг пришли муллы, кази и прочие аятоллы, которые на толковании Корана и денег делали немерено, и власть обрели немалую? Вот и я представляю.
Вопрос о том, содержался ли в учении Наими (точнее, в его книгах и записях мистических видений и откровений) прямой призыв к восстанию против династии Тимуридов до сих пор является дискуссионным.
Я лично думаю, что вряд ли, ибо мистицизм и политика (тем более, политическое насилие) вещи обычно не просто несовместимые, но прямо противоположные. Однако времена были смутные, суровые, опасные и жестокие, поэтому перебдеть лучше, чем недобдеть... в общем, так бедолага Наими и оказался на виселице.
Впрочем, ему ещё повезло, ибо с его любимого ученика Насими вообще кожу живьём содрали. Думаю, что не только потому, что времена были несколько более опасные - или у египетского султана нрав был много круче, чем у сына Тимура, по приказу которого повесили Наими (вся эта публика одним миром мазана).
А ещё и потому, что Насими пошёл много дальше своего учителя. Так, например, он был горячим поклонником иранского суфия и поэта X века Гусейна Халладжа Мансура, который прямо говорил: «Я - Бог!». Что было не только чушью собачьей, но и жуткой ересью даже в христианских странах, где за такое отправляли на костёр быстро и без сантиментов.
В странах победившего ислама сожжение на костре в качестве способа смертной казни как-то не прижилось... впрочем, Мансуру это помогло не сильно. Ибо его предсказуемо арестовали, заключили в багдадскую тюрьму, где в течение одиннадцати лет безуспешно пытались убедить встать на путь истинный (в смысле, вернуться на позиции ортодоксального ислама).
В конце концов халифу это надоело и 26 марта 922 года упрямый мистик был казнён (вероятнее всего, повешен, хотя, судя на картине, на которой изображена подготовка к казни, вполне могли и кожу содрать живьём).
И этот урок не пошёл Насими впрок – ибо он в своих стихах упорно продолжал утверждать... ровно то же самое. «Я – Бог!». От скромности помереть ему явно не грозило... а вот ножей сирийских или персидских спецов по свежеванию живьём оказалось очень даже.
Невероятно деятельному Насими (даже по меркам того времени и то мира, в котором пассионариев было не просто много, а очень много) одной поэзии – сиречь в некотором роде прокламаций – было мало.
Поэтому он отправился проповедовать идеи хуруфизма по городам и весям уже тогда необъятного исламского мира. Правители и исламские радикалы гоняли его тоже весьма энергично – и даже периодически сажали в темницу. Дабы он мог остыть и поразмышлять о том, правильно ли он живёт. И праведно ли.
Не сомневаюсь, что его повесили бы уже давно (или как минимум выпороли бы, причём весьма основательно) ... но он был сейидом и потому для таких наказаний нужны были куда более веские основания. Которых (пока) не было.
В конце концов он предсказуемо доигрался, оказавшись не в то время не в том месте и поссорившись не с тем правителем. Египетский султан Шейх Аль-Муайяд то ли был совсем уж полным отморозком в религиозных вопросах (что непохоже на правду), то ли оказался в таком кризисе, что просто не мог себе позволить, чтобы по его и без того проблемным (мягко говоря) северным территориям свободно разгуливал отмороженный на всю голову сабж и заявлял: «Я – Бог!».
Тем более, что сабж этот, как говориться, «приступил к клонированию» себя любимого, основав общество учёных, музыкантов и прочих представителей местной элиты. А это уже попахивало «теневым правительством» и прочими прелестями политической оппозиции.
Поэтому на этот раз сейид краткосрочной отсидкой в зиндане не отделался. Его судили и приговорили к смерти посредством публичного сдирания кожи живьём (видимо, его прокламация «Я – Бог!» взбесило султана не на шутку).
В ожидании казни Насими написал ряд стихотворений под общим названием «хабсие» («тюремные)», в которых в поэтической форме изложил свои горестные размышления о несправедливости властей, невежестве и продажности судей, осудивших его, а также бунтарские мысли человека, остающегося до конца верным своим убеждениям (что не всегда разумно и тем более достойно, ибо человеку свойственно ошибаться).
Насчёт «продажности» осудивших его мусульманских судей он, конечно, загнул, ибо по тогдашним и тамошним законам он получил что заработал (разве что способ казни для его преступлений был явно чрезмерно жестоким).
Есть занятная легенда (скорее всего, лишь легенда), что Насими жестоко подставили. Очень жестоко, на самом деле. Когда Насими прибыл в Антабу (провинция в Сирии), он очень быстро подружился с губернатором провинции.
Многим это (предсказуемо) не понравилось - и они решили его подставить. И тайком вложили в обувь поэта фрагмент одной из сур Корана. Затем в присутствии губернатора спросили Насими, как бы он отнесся к человеку, который топчет ногою текст Корана.
Насими ответил, что этого человека необходимо казнить, содрав с него кожу живьём. «Тогда ты сам вынес себе приговор», сказали они ему, и извлекли из его обуви экземпляр суры Корана...
По иронии Судьбы (или Бога – это уж кому как нравится), произведения Насими на азербайджанском языке (он писал ещё и на арабском, и на персидском) хранятся в Институте древних рукописей... в Ереване.
Я узнал о жизни и о жуткой смерти Иммадедина Насими, когда мне едва исполнилось... девять лет. Посмотрев художественный фильм, который так и назывался: «Насими».
Фильм вышел на экраны летом 1975 года – к 600-летию со дня рождения поэта (тогда считалось, что он родился в 1375 году и только позднее выяснилось, что на шесть лет раньше).
Фильм был снят на киностудии «Азербайджанфильм» (кто бы сомневался) режиссёром Гасаном Сеидбейли. В 2019 году (к 650-летию со дня рождения поэта) фильм был отреставрирован и конвертирован в стандарт HD. Этот год вообще был (предсказуемо) объявлен в ныне независимом Азербайджане «годом Насими». Указом президента страны Ильхама Алиева, разумеется.
Роль Насими исполнил талантливый азербайджанский актёр Расим Балаев. На русский язык роль дублировал... Вячеслав Тихонов. Так что Насими говорил по-русски голосом штандартенфюрера СС Макса фон Штирлица.
Премьера фильма состоялась в Москве... но я его посмотрел совсем в другом городе. И в другой союзной республике – по сути, в другом мире (уже тогда). В Литве, в курортном городке Друскининкай.
В (на удивление) внушительного размера – и вполне современном – кинотеатре со странным названием «Айдас» («Эхо»). Причём тут эхо – до сих пор не понимаю...
Фильм произвёл на меня сильнейшее впечатление (что в том возрасте совершенно неудивительно). Больше я его не пересматривал (хотя, наверное, надо бы), но уже тогда у меня возникло ощущение невероятной достоверности и реалистичности происходящего на экране.
Невероятной потому, что практически все фильмы на исторические темы в то время были лютым и галимым агитпропом, к реальности отношение имевшего чуть более, чем никакое.
На VII Всесоюзном кинофестивале 1974 года в фильм был удостоен (ИМХО, более чем заслуженно) приза «за лучший фильм на историческую тему». Я считаю, что это вообще один из лучших исторических фильмов «всех времён и народов», хоть и снят во времена просто жутко затхлого совка.
Фильм я до конца не досмотрел, ибо он заканчивался сценой жуткой казни Насими – а это даже в лайт-варианте (ибо цензура-с) было для меня уже слишком (не забывайте – мне тогда было девять лет). Но успел заметить, что казнили его, привязав за запястья и лодыжки к П-образной раме.
Максимально растянув вертикально расположенное тело, чтобы было удобнее и легче и разрезать, и сдирать кожу приговорённого. Именно в вышеупомянутом фильме («Насими»), а не на (тоже вышеупомянутой) картине «Суд царя Камбиза» казнь путём сдирания кожи живьём была показана реалистично.
Ибо на картине казнимый лежал на спине на лавке, что делало сдирание кожи со спины и ягодиц просто невозможным (переворачивать «объект» во время казни на живот было нереально).
В фильме же Иммадедина Насими (который всю эту жуть привёз себе исключительно сам) привязали, точнее, растянули на вертикальной П-образной деревянной раме. Что позволяло осуществить казнь максимально удобно для палача (понятно, что приговорённого никто не спрашивал).
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Scribo, ergo sum
-
RolandVT
- Posts: 2884
- Joined: Fri Feb 09, 2024 10:42 am
- Has thanked: 51 times
- Been thanked: 1093 times
Re: Сквозь горизонт - глава из романа "Проект Харон"
На Вилле Вевельсбург, куда я привёз Люси, для фиксации объекта во время снятия кожи использовалась аналогичная конструкция – городить техно-раму, показанную в фильме Мученицы, никто не собирался. Ибо и сложно, и дорого… и совершенно незачем.
Увидев раму и ножи (официально бритвы), приготовленные для снятия кожи – её кожи – Люси заметно напряглась и ещё более заметно заколебалась. В обычной ситуации я бы бесцеремонно отправил несостоявшуюся тертуллианку домой (после подписания обязательства о неразглашении того, что она видела и слышала) … только вот ситуация была категорически необычной.
Причём аж дважды необычной. Во-первых, потому, что Люси была «первой ласточкой» … точнее, первой человеческой ласточкой этого болевого канала живительной энергии Вриль.
Ибо до того все без исключения женщины, с которых снимали кожу (это я знал совершенно точно) были не-совсем-людьми. Люденами женского пола – изначально рождёнными людьми и от людей, но прошедшими Преображение.
Люси же была человеческим существом… пока. Хотя у меня не было ни малейшего сомнения в том, что в результате в высшей степени (ибо выше уже точно некуда) экстремальной алго-сессии она тоже станет не-совсем-человеком.
Однако без этого вполне было можно обойтись (хотя доктор Вольф-Менгеле с этим бы точно не согласился, ибо до сих пор жаловался мне на то, что у него слишком мало подопытных крольчих чисто человеческой природы).
Гораздо сложнее было бы потерять (возможно, надолго) шанс узнать, что же находится там, в ином мире. Не в загробном – в параллельном. В невидимом, неслышимом, неосязаемом мире.
Ибо я почему-то не сомневался – возможно, подсказывало моё пока что железобетонно надёжное мистическое чутьё - что Люси и побывает в этом мире, и вернётся, и очень подробно расскажет о том, что видела и слышала там. И что "это" почему-то очень важно... жизненно важно, причём не только для меня.
Поэтому я выложил на стол – в фигуральном смысле, разумеется – свой главный козырь. Сделав Люси предложение, от которого женщине отказаться нет ну просто никакой возможности. Ибо ради вечной молодости любая женщина пойдёт в самом прямом смысле на всё, что угодно – даже на временное расставание со своей драгоценной кожей.
Я спокойно и бесстрастно констатировал:
«Ты можешь отказаться – насильно с тебя никто кожу сдирать не будет – мы свято соблюдаем фундаментальные принципы БРД…»
Безопасности, разумности и добровольности – три кита, на которых держится БДСМ. Любой – даже сколь угодно экстремальный.
Я продолжил: «Да, ты никогда не узнаешь, что там, в ином мире – но без этого ты точно проживёшь…»
По выражению симпатичного личика псевдо-француженки было очевидно, что она так не думала. Впрочем, несомненно было и то, что лишиться практически всей кожи даже на короткое время (причём вообще без обезболивания) ей было страшно. Очень страшно. До невозможности страшно… в прямом смысле.
Я загадочно-заговорщически улыбнулся – и продолжил:
«… а вот отказаться от побочного эффекта этой… процедуры тебе будет уже значительно сложнее. Думаю даже, невозможно отказаться…»
«От какого побочного эффекта?» - удивилась Люси.
«От вечной молодости» - объяснила уже самая настоящая француженка. Как обычно, появившаяся совершенно незаметно и неслышно – она это и любила, и умела ещё со времён восстания в Вандее против Слуг Дьявола.
И объяснила уже совершенно оторопевшей Людмиле Владимировне:
«Я родилась в 1768 году; в 1793-м прошла… мы это называем Преображение…»
«Преображение… в кого?» - несколько испуганно спросила Люси.
«В женщину-людена» - спокойно ответила Шарлотта Корде. «Мы называем себя люденами… причём стали себя так называть ещё задолго до того, как появились на свет братья Стругацкие…»
Которые написали без преувеличения одно из величайших литературных произведений в истории человечества - совсем небольшую повесть "Волны гасят ветер". Одно из величайших потому, что братья – те ещё мистики, на самом деле – рассказали миру о существовании «параллельной расы» гуманоидных существ. Люденов.
Братья сильно ошиблись в деталях, но суть ухватили совершенно верно – людены действительно являются Уберменшами (и Убер-фрау… точнее, Убер-фройляйн – ибо женщины-людены не выходят замуж… обычно). Сверх-людьми.
Настоящая француженка продолжала: «Мы назвали себя люденами ещё в конце позапрошлого века – ибо первым после того, как Преображение было поставлено на поток, стал австрийский барон Людвиг фон Людендорф…»
О котором никто из люденов ничего либо не знал… либо знал, но помалкивал – по совершенно неизвестной мне причине.
«Так что» - мадемуазель д’Армон, «мне сейчас биологически тридцать пять – людены могут сами выбирать, в каком возрасте остановить старение, а хронологически сама можешь подсчитать, сколько…»
И вот тут-то мамзель Иволгина сбросила самую настоящую бомбу. Атомную. Как минимум хиросимской мощности. Ибо совершенно спокойно констатировала, обращаясь к Шарлотте Корде:
«А в жизни Вы намного красивее, чем на портрете… или это от Преображения?»
«Каком портрете?» - изумилась уже настоящая француженка.
Люси усмехнулась – и объяснила:
«Ваше полное имя - Мари Анна Шарлотта Корде д’Армон. Вы родились 27 июля 1768 года под знаком Льва… точнее, Львицы – что очень многое объясняет в Вашей официально очень короткой биографии. Всемирную известность – под вашим кратким именем Шарлотта Корде – Вы приобрели после того, как 13 июля 1793 года зарезали кинжалом Жана-Поля Марата… тот ещё вурдалак…»
«Откуда столь обширные познания в официальной биографии Шарлотты Корде?» - в высшей степени заинтересованно осведомился я.
Людмила Владимировна Иволгина улыбнулась:
«Я закончила истфак МГУ. Моя специализация – история Великой французской революции… точнее, её религиозно-мистическая сторона. Тема моей кандидатской – мистическая сторона восстания в Вандее… если быть совсем точной, то разнообразные мифы и легенды об этом восстании…»
Я уже примерно начал догадываться, куда ветер дует… и откуда. И не ошибся. Ибо Люси вдохновенно продолжила:
«Одной из таких легенд является легенда о чудесном спасении Шарлотты Корде. Якобы её добровольно подменила в тюрьме очень похожая на неё её фанатичная поклонница – которая и изображена на портрете работы Гойера… который на самом деле немец Хауэр… именно она впоследствии умерла на гильотине…»
Сделала многозначительную паузу – и продолжила:
«После своего чудесного спасения Шарлотта якобы перебралась в Вандею, где продолжила заниматься тем же самым… только уже гораздо более жестоко. Обожала сдирать кожу живьём с республиканцев – её любимое занятие…»
Глубоко вздохнула – и закончила: «Всё сложилось – так что я не сомневаюсь, что Вы – действительно мадемуазель д’Армон… и что вечная молодость возможна. Поэтому я согласна – и готова к процедуре…»
Шарлотта Корде кивнула: «Всё так – меня действительно подменила моя в некотором роде поклонница… только она не умерла на гильотине…»
«Это как???» - изумлению Люси не было предела. Француженка усмехнулась:
«Увидишь… после процедуры. Я покажу тебе видео, на котором… сама увидишь…»
И неожиданно жёстко приказала: «Раздевайся догола – пора начинать…»
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Увидев раму и ножи (официально бритвы), приготовленные для снятия кожи – её кожи – Люси заметно напряглась и ещё более заметно заколебалась. В обычной ситуации я бы бесцеремонно отправил несостоявшуюся тертуллианку домой (после подписания обязательства о неразглашении того, что она видела и слышала) … только вот ситуация была категорически необычной.
Причём аж дважды необычной. Во-первых, потому, что Люси была «первой ласточкой» … точнее, первой человеческой ласточкой этого болевого канала живительной энергии Вриль.
Ибо до того все без исключения женщины, с которых снимали кожу (это я знал совершенно точно) были не-совсем-людьми. Люденами женского пола – изначально рождёнными людьми и от людей, но прошедшими Преображение.
Люси же была человеческим существом… пока. Хотя у меня не было ни малейшего сомнения в том, что в результате в высшей степени (ибо выше уже точно некуда) экстремальной алго-сессии она тоже станет не-совсем-человеком.
Однако без этого вполне было можно обойтись (хотя доктор Вольф-Менгеле с этим бы точно не согласился, ибо до сих пор жаловался мне на то, что у него слишком мало подопытных крольчих чисто человеческой природы).
Гораздо сложнее было бы потерять (возможно, надолго) шанс узнать, что же находится там, в ином мире. Не в загробном – в параллельном. В невидимом, неслышимом, неосязаемом мире.
Ибо я почему-то не сомневался – возможно, подсказывало моё пока что железобетонно надёжное мистическое чутьё - что Люси и побывает в этом мире, и вернётся, и очень подробно расскажет о том, что видела и слышала там. И что "это" почему-то очень важно... жизненно важно, причём не только для меня.
Поэтому я выложил на стол – в фигуральном смысле, разумеется – свой главный козырь. Сделав Люси предложение, от которого женщине отказаться нет ну просто никакой возможности. Ибо ради вечной молодости любая женщина пойдёт в самом прямом смысле на всё, что угодно – даже на временное расставание со своей драгоценной кожей.
Я спокойно и бесстрастно констатировал:
«Ты можешь отказаться – насильно с тебя никто кожу сдирать не будет – мы свято соблюдаем фундаментальные принципы БРД…»
Безопасности, разумности и добровольности – три кита, на которых держится БДСМ. Любой – даже сколь угодно экстремальный.
Я продолжил: «Да, ты никогда не узнаешь, что там, в ином мире – но без этого ты точно проживёшь…»
По выражению симпатичного личика псевдо-француженки было очевидно, что она так не думала. Впрочем, несомненно было и то, что лишиться практически всей кожи даже на короткое время (причём вообще без обезболивания) ей было страшно. Очень страшно. До невозможности страшно… в прямом смысле.
Я загадочно-заговорщически улыбнулся – и продолжил:
«… а вот отказаться от побочного эффекта этой… процедуры тебе будет уже значительно сложнее. Думаю даже, невозможно отказаться…»
«От какого побочного эффекта?» - удивилась Люси.
«От вечной молодости» - объяснила уже самая настоящая француженка. Как обычно, появившаяся совершенно незаметно и неслышно – она это и любила, и умела ещё со времён восстания в Вандее против Слуг Дьявола.
И объяснила уже совершенно оторопевшей Людмиле Владимировне:
«Я родилась в 1768 году; в 1793-м прошла… мы это называем Преображение…»
«Преображение… в кого?» - несколько испуганно спросила Люси.
«В женщину-людена» - спокойно ответила Шарлотта Корде. «Мы называем себя люденами… причём стали себя так называть ещё задолго до того, как появились на свет братья Стругацкие…»
Которые написали без преувеличения одно из величайших литературных произведений в истории человечества - совсем небольшую повесть "Волны гасят ветер". Одно из величайших потому, что братья – те ещё мистики, на самом деле – рассказали миру о существовании «параллельной расы» гуманоидных существ. Люденов.
Братья сильно ошиблись в деталях, но суть ухватили совершенно верно – людены действительно являются Уберменшами (и Убер-фрау… точнее, Убер-фройляйн – ибо женщины-людены не выходят замуж… обычно). Сверх-людьми.
Настоящая француженка продолжала: «Мы назвали себя люденами ещё в конце позапрошлого века – ибо первым после того, как Преображение было поставлено на поток, стал австрийский барон Людвиг фон Людендорф…»
О котором никто из люденов ничего либо не знал… либо знал, но помалкивал – по совершенно неизвестной мне причине.
«Так что» - мадемуазель д’Армон, «мне сейчас биологически тридцать пять – людены могут сами выбирать, в каком возрасте остановить старение, а хронологически сама можешь подсчитать, сколько…»
И вот тут-то мамзель Иволгина сбросила самую настоящую бомбу. Атомную. Как минимум хиросимской мощности. Ибо совершенно спокойно констатировала, обращаясь к Шарлотте Корде:
«А в жизни Вы намного красивее, чем на портрете… или это от Преображения?»
«Каком портрете?» - изумилась уже настоящая француженка.
Люси усмехнулась – и объяснила:
«Ваше полное имя - Мари Анна Шарлотта Корде д’Армон. Вы родились 27 июля 1768 года под знаком Льва… точнее, Львицы – что очень многое объясняет в Вашей официально очень короткой биографии. Всемирную известность – под вашим кратким именем Шарлотта Корде – Вы приобрели после того, как 13 июля 1793 года зарезали кинжалом Жана-Поля Марата… тот ещё вурдалак…»
«Откуда столь обширные познания в официальной биографии Шарлотты Корде?» - в высшей степени заинтересованно осведомился я.
Людмила Владимировна Иволгина улыбнулась:
«Я закончила истфак МГУ. Моя специализация – история Великой французской революции… точнее, её религиозно-мистическая сторона. Тема моей кандидатской – мистическая сторона восстания в Вандее… если быть совсем точной, то разнообразные мифы и легенды об этом восстании…»
Я уже примерно начал догадываться, куда ветер дует… и откуда. И не ошибся. Ибо Люси вдохновенно продолжила:
«Одной из таких легенд является легенда о чудесном спасении Шарлотты Корде. Якобы её добровольно подменила в тюрьме очень похожая на неё её фанатичная поклонница – которая и изображена на портрете работы Гойера… который на самом деле немец Хауэр… именно она впоследствии умерла на гильотине…»
Сделала многозначительную паузу – и продолжила:
«После своего чудесного спасения Шарлотта якобы перебралась в Вандею, где продолжила заниматься тем же самым… только уже гораздо более жестоко. Обожала сдирать кожу живьём с республиканцев – её любимое занятие…»
Глубоко вздохнула – и закончила: «Всё сложилось – так что я не сомневаюсь, что Вы – действительно мадемуазель д’Армон… и что вечная молодость возможна. Поэтому я согласна – и готова к процедуре…»
Шарлотта Корде кивнула: «Всё так – меня действительно подменила моя в некотором роде поклонница… только она не умерла на гильотине…»
«Это как???» - изумлению Люси не было предела. Француженка усмехнулась:
«Увидишь… после процедуры. Я покажу тебе видео, на котором… сама увидишь…»
И неожиданно жёстко приказала: «Раздевайся догола – пора начинать…»
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Scribo, ergo sum
-
RolandVT
- Posts: 2884
- Joined: Fri Feb 09, 2024 10:42 am
- Has thanked: 51 times
- Been thanked: 1093 times
Re: Сквозь горизонт - глава из романа "Проект Харон"
Я уже давно сбился со счёта, со скольких (хронологически) молодых красивых женщин я снял практически всю кожу – которая менее, чем через час всегда успешно регенерировала, причём в улучшенном варианте.
Однако на этот раз мои ощущения были существенно иными – причём не столько потому, что Люси была «первой человеческой ласточкой» этого алго-ритуала, хотя и не без этого, конечно.
Сколько потому, что на этот раз ритуал состоял не только в инъекции в наш задыхающийся от духовной асфиксии мир немалого количества живительной и спасительной энергии Вриль (часть которой перепадала и мне).
А ещё и в самом настоящем исследовании; причём исследовании совершенно уникальном – невидимого, неслышимого, неосязаемого, «тонкого» духовного мира. Параллельной Вселенной, по сути.
Что полностью соответствовало моему первому образованию – теоретической физике (пусть и ядерной, а не квантовой, к которой относится изучение параллельных Вселенных). Ибо однажды исследователь – всегда исследователь.
П-образная рама для свежевания – другое название этой жуткой изначально смертной казни - была металлической и была расположена посередине внушительного размера передвижной платформы.
К внутренним углам рамы крепились широкие петли из мягкой кожи, которыми фиксировались запястья и лодыжки женщины (все Новые Исповедники были женского пола – ибо женская энергетика была более подходящей).
Петли были прикреплены к крепким верёвкам, натяжение которых растягивало тело женщины в горизонтальной и вертикальной плоскостях. И, таким образом, растягивало и кожу, что упрощало и разрезание, и сдирание оной.
Что делало дивайс по принципу работы похожим на европейскую дыбу. Которая обычно представляла собой специальное ложе с валиками на обоих концах, на которые наматывались верёвки, удерживающие запястья и лодыжки жертвы.
При вращении валиков верёвки тянулись в противоположных направлениях, растягивая тело и разрывая суставы пытаемого (или пытаемой, что случалось не реже, ибо этот дивайс активно использовали всяческие «охотники на ведьм»).
Иногда (как у нас на Вилле Вевельсбург) дыба снабжалась специальными валиками, утыканными шипами, раздиравшими жертву при протягивании. Это инфернальное пыточно-истязательное устройство я тоже использовал - правда, всего на трёх женщинах (впрочем, мне этого хватило вполне).
На Хельге Лауэри, которой энергии запредельной боли были нужны для её реально запредельного творчества (живописи, скульптуры, поэзии и музыки); её в некотором роде собственности Ирене Айхенвальд, которая хотела ни в чём не отставать от хозяйки – и на Катрин Бартез, которая таким образом стремилась впечатлить свою хозяйку де-юре – Ирму фон Таубе.
Русская дыба была устроена по-иному, хотя суставы разрушала тоже (да и на прочие части тела воздействовала похожим образом). Допрашиваемому связывали руки за спиной и поднимали за привязанную к рукам верёвку. Иногда к его или её связанным ногам привязывали дополнительный груз.
При этом руки у поднятого на дыбу человека выворачивались назад и часто выходили из суставов, так что пытаемый висел на вывернутых руках. На дыбе находились от нескольких минут до часа и более.
В Российской империи поднятого на дыбу подозреваемого ещё и били по спине – кнутом, плетьми, розгами или батогами... а также прижигали огнём (и то, и другое было позаимствовано у весьма изобретательных по этой части древних римлян).
Я делал ровно то же самое… да практически со всеми Новыми Исповедницами – по неясным для меня причинам этот дивайс им чем-то приглянулся. Как и дополнения… правда я бил женщин плетью, а прижигал раскалёнными углями.
Впрочем, в Европе сей суровый дивайс тоже применялся весьма активно – в частности, теми же «охотниками на ведьм» (так что женщины на дыбе висели едва ли не чаще, чем мужчины).
Называлось сие пыточное приспособление страппадо и родилось оно... нет, даже не в Римской империи (как и распятие, римляне его у кого-то позаимствовали). Хотя применяли его очень даже.
Так, согласно житиям христианских святых (тот ещё сборник сказок для взрослых, прости Господи), на дыбу вздёрнули святую великомученицу Татьяну Римскую (кстати, её тоже жгли огнём, если верить официальной церковной истории).
Чего я бы не рекомендовал, ибо исходным источником информации об этой святой является житие (произведение в жанре церковной сказки), написанное епископом, митрополитом и плодовитым работником агитпропа Русской православной церкви Дмитрием Ростовским в... XVII веке. Историческую достоверность можете оценить сами.
Впрочем, всё не так просто. Ибо хотя Татьяна есть персонаж мифический, её житие, как сейчас модно говорить, основано на реальных событиях. Точнее, на одном из многочисленных похождений Лилит во времена раннего христианства (то ли во втором, то ли в третьем веке от Рождества Христова).
Лилит действительно в хлам (реально в хлам) разнесла статую Аполлона – чуть ли не в пыль, не то что в мелкие кусочки. Правда, обошлась без молитвы Иисусу Христу (с которым у неё отношения были... сложные). Ей вполне хватило самой обычной кувалды, которой она владела... ну как Один Мьёльниром (был у него такой боевой молот).
И – той же кувалдой – действительно изрядно повредила часть храма (никакого землетрясения, разумеется, и близко не было). Как не было и человеческих жертв – такие «побочные эффекты» были совершенно не в стиле Лилит.
Не по причине особого человеколюбия, которым Баронесса (тогда ещё, впрочем, совсем не Баронесса) не отличалась никогда, а по чисто утилитарной и прагматической причине: ей нужно было обратить римских язычников в христианство, а не превратить их в трупы.
Пока несколько ошалевшие от такого атаса правоохранительные органы провинции приходили в себя, от рук и кувалды Лилит серьёзно пострадала и другая статуя – Зевса. Точнее, его римского аналога – Юпитера, конечно.
Это уже не лезло ни в какие ворота, поэтому они Лилит задержали... затем действительно подняли на дыбу, прикрепили к ногам серьёзный груз (так что она висела, вытянувшись в струнку на вывернутых руках) но никакими железными гребнями не терзали и бритвами не резали (это всё садистские фантазии г-на Ростовского – видимо у него на эти дивайсы фетиш).
Её долго пороли по спине, ягодицам и бёдрам – не флагрумом, конечно, но всё равно тяжёлой и сильно кусючей плетью – после чего прижигали тело раскалённым железом.
Тело её действительно регенерировало полностью... что существенно проредило ряды местных любителей садистских удовольствий (не каждый день женщина, выпоротая сзади и обожжённая спереди до почти полного отсутствия живого места на её теле не только выживает, но и демонстрирует просто идеальной белизны и бархатистости тело – и никаких следов). И это всё через пять минут после окончания истязаний...
Красоту её тела оценили другие сабжи – солдаты и офицеры центурии (роты) дворцовой охраны. Которые по очереди насиловали Лилит практически всю ночь (с женщинами-христианками, да и с мужчинами тоже, так поступали сплошь и рядом – тут Жития Святых сильно грешат против истины), после чего связали руки за спиной и усадили на деревянную лошадку (есть такой жутковатый пыточный дивайс). Прикрепив к щиколоткам чуть ли не пудовые гири.
А затем... нет, не бросили в пылающую печь, а попытались сжечь на костре (стандартное наказание за разрушение священных статуй в то время). Как и легендарная Татьяна, Лилит гореть решительно не стала... в результате город и окрестности в полном составе обратились в христианство.
Правда, её мучители во Христа не уверили (тут г-н Ростовский несколько ошибся). И не были казнены – тут он тоже неправ. С ними произошло... да, в общем, то, что всегда происходило с теми, кому не посчастливилось работать с Лилит в качестве её палача. Сильно не посчастливилось.
Кто-то умер на месте от инфаркта или инсульта... или вообще от так называемого «синдрома внезапной смерти»; кто-то сошёл с ума, кого-то разбил паралич (причём сразу всего и вся), кто-то покончил с собой, кто-то умер от передоза «расширителей сознания» (такое случалось уже тогда).
Что, в общем, вполне объяснимо, ибо и регенерация Лилит, и её не-горение на костре (ну представьте себе – женщину раздели догола, привязали к столбу, обложили хворостом и дровами, подожгли... а она не только не горит, но к её телу даже сажа не липнет)... в общем, от такого у кого хочешь крыша поедет. А то и ласты склеятся. Причём очень быстро склеятся.
Но я несколько отвлёкся. Для максимального удобства... свежевателя рама с привязанной к ней женщиной могла перемещаться в вертикальном положении... да почти на высоту роста Люси Иволгиной. Благо высоченные сводчатые потолки Зала Обергруппенфюреров это позволяли очень даже.
Люси несколько нервно (ибо было от чего) разделась догола и покорно – хотя и заметно подрагивая от страха – встала внутри рамы для свежевания. Её свежевания. Шарлотта (которая явно проделывала это не один десяток раз… хотя я подозревал, что счёт шёл на сотни) – продела руки и ступни мученицы в кожаные петли, затянула их, после чего заметно болезненно растянула тело Люси.
Затем кивнула мне: «Она готова. Можешь начинать»
Начал я, как обычно - с дополнительного растягивания тела мученицы, дабы максимально облегчить себе работу по собственно сдиранию с неё кожи.
Для этого я привязал к щиколоткам уже абсолютно голой девушки тяжёлый деревянный брус, причём так, что её ноги оказались максимально разведены в стороны. Затем одну за другой я подвесил к брусу тяжелые гири до тех пор, пока Люси не стала хрипло, судорожно дышать, а все ее тело не вытянулось, как струна (необходимое условие для максимально эффективного сдирания кожи).
Шарлотта пожала плечами: «Сама напросилась – так что теперь терпи, подруга…»
Пот ручьями струился по симпатичному телу Люси, все её тренированные мышцы (она явно давно занималась спортом) напряглись, словно литые, отчетливо проступив под атласной кожей, когда я подвесил последнюю гирю.
Она не могла даже пошевелиться, ибо каждый квадратный миллиметр её тела был растянут до предела. Даже дышала с огромным трудом, почти как распятые на кресте - из груди ее доносились только жутковато сиплые хрипы.
Жутки пытки/истязания и не менее жуткие казни были Standard Operating Procedure с обеих сторон восстания в Вандее. Ибо гражданская война вообще самая жестокая – а религиозная гражданская жестока вдвойне. Поэтому я не сомневался, что Людмила Владимировна знакома с методами обеих сторон… особенно учитывая известную ей (совсем не) легенду о Шарлотте Корде.
Однако быть знакомой – это одно; а лицезреть зловещие инструменты, которыми вот прямо сейчас с тебя будут сдирать кожу – это совсем другое. Поэтому совершенно неудивительно, что мамзель Иволгина смотрела на приготовленные для неё ножи широко раскрытыми от почти животного страха глазами.
Ножей (точнее, бритв) было ровно двенадцать - различной длины и формы. Они были заточены мастеровитым доктором Кристианом Кронбергером (в бытность военно-полевым хирургом кайзеровской армии в Первой Великой войне он нередко был вынужден сам изготавливать инструменты – настолько катастрофически ужасным было снабжение его участка фронта).
Вид ножей буквально заворожил Люси - она ни на секунду не могла оторвать от них взгляд. Было совершенно очевидно, что все, абсолютно все её мысли бешено крутились вокруг этих жутких инструментов, которые через считанные минуты будут безжалостно терзать ее тело, сдирая с него её атласную, бархатную кожу.
Несмотря на видимый невооружённым взглядом почти животный ужас, девушка стала дышать более спокойно, так как ее тело уже привыкло, к тому, что его растянули... по сути, распяли на П-образной раме (так тоже иногда распинали).
Причём не только для сдирания кожи, хотя Персией и Сирией этот вид изначально смертной казни не ограничивался. В древней Ассирии (вообще весьма изобретательной по этой части) свежевали захваченных в плен особо опасных врагов – и мятежных правителей, содранные кожи которых затем пригвождали к стенам их городов как предупреждение всем, кто бросает вызов их власти.
Ацтеки в Мексике сдирали кожу с жертв во время ритуальных человеческих жертвоприношений, но, как правило, уже после смерти жертвы. Впрочем, лично я склонен считать, что ещё до смерти – уж больно инфернальная это публика.
Сдирание кожи с тела иногда использовалось как часть публичной казни предателей в средневековой Европе. Подобный способ казни использовался ещё в начале XVIII века во Франции, поэтому неудивительно, что мадемуазель д’Армон быстро взяла оный на вооружение, сделав метолом №1 в своём арсенале.
В китайской истории казнь получила большее распространение, чем в европейской: так казнили коррумпированных чиновников и повстанцев, причём, помимо казни, существовало и отдельное наказание — сдирание кожи с лица. Что лично меня не удивляет совсем – мне известно, что нет более изобретательной по части пыток, казней и телесных наказаний нации, чем китайцы.
Особенно «преуспел» в свежевании император Чжу Юаньчжан, который массово применял её для наказания должностных лиц-взяточников и мятежников. В 1396 году он приказал казнить таким образом сразу пять тысяч (!!) женщин, обвинённых в измене императору (причём не факт, что по делу обвинённых).
Практика сдирания кожи исчезла в Европе лишь в середине XVIII века, а в Китае она была официально запрещена после Синьхайской революции и установления республики. В 1912 году от Рождества Христова…
Тем не менее, в XIX—XX веках в разных частях света отдельные случаи сдирания кожи имели место. В Маньчжоу-Го ещё в 1930-х годах… ну, а в Афганистане в наши дни (отличились приснопамятные талибы). ИГИЛ, говорят, тоже…
Шарлотта протянула мне наполненную водой внушительного размера металлическую кружку и напомнила:
«Её необходимо напоить - чтобы избежать обезвоживания... во время действа. И последующей неизбежной потери сознания... что обессмыслит вообще всё»
Я взял кружку и поднёс к губам Люси. Она покорно выпила всю предложенную ей воду. Девушка была так напугана, что не почувствовала слабый вкус добавленного в воду мощного стимулятора. Добавленных с той же целью – чтобы она находилась в сознание всё время её свежевания.
Ей пришлось выпить ещё две кружки (на этом настояла Шарлотта). А я с непонятным чувством констатировал, что даже ещё год назад мне даже в самом страшном кошмаре не могло присниться, что я буду сдирать кожу живьём с распятой на раме симпатичной обнажённой женщины, а моим помощником в этом действе будет знаменитая Шарлотта Корде...
Пора было начинать собственно действо. Я взял со столика нож, а Шарлотта встала за спиной Люси и обеими руками обняла ее за талию, чтобы не дать ей дёргаться во время сдирания кожи.
«Теперь девочка, глубоко вдохни и зажмурься, тогда ты даже не почувствуешь первый разрез», посоветовала ей многоопытная в этих делах француженка. Люси машинально подчинилась.
Я прижал бритву (по сути, нож был именно бритвой) к правому бедру Людмилы, сантиметров на пять ниже её лона и медленно очертил полный круг, вернувшись точно в то место, откуда начал разрез. «Уже все, милая, можешь вздохнуть» - сказала Шарлотта, когда мой нож оторвался от тела мученицы.
Люси перевела дух, открыла глаза и посмотрела вниз. Как она потом мне рассказала, она действительно почти ничего не почувствовала в момент разреза - только легкое давление. Но, разумеется, увидела, как по ее красивой ноге побежали алые струйки крови. Кровь энергично закапала... точнее, пожалуй, даже потекла на пол.
«А теперь быстренько, еще один глубокий вдох, дорогая» – почти шёпотом приказала француженка. Девушка вновь крепко зажмурилась и тихо ахнула, когда я очертил второй круг чуть выше ее колена. Но она опять не почувствовала боли, настолько острой была моя бритва. Кровь побежала тонкими ручейками еще из одного разреза.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Однако на этот раз мои ощущения были существенно иными – причём не столько потому, что Люси была «первой человеческой ласточкой» этого алго-ритуала, хотя и не без этого, конечно.
Сколько потому, что на этот раз ритуал состоял не только в инъекции в наш задыхающийся от духовной асфиксии мир немалого количества живительной и спасительной энергии Вриль (часть которой перепадала и мне).
А ещё и в самом настоящем исследовании; причём исследовании совершенно уникальном – невидимого, неслышимого, неосязаемого, «тонкого» духовного мира. Параллельной Вселенной, по сути.
Что полностью соответствовало моему первому образованию – теоретической физике (пусть и ядерной, а не квантовой, к которой относится изучение параллельных Вселенных). Ибо однажды исследователь – всегда исследователь.
П-образная рама для свежевания – другое название этой жуткой изначально смертной казни - была металлической и была расположена посередине внушительного размера передвижной платформы.
К внутренним углам рамы крепились широкие петли из мягкой кожи, которыми фиксировались запястья и лодыжки женщины (все Новые Исповедники были женского пола – ибо женская энергетика была более подходящей).
Петли были прикреплены к крепким верёвкам, натяжение которых растягивало тело женщины в горизонтальной и вертикальной плоскостях. И, таким образом, растягивало и кожу, что упрощало и разрезание, и сдирание оной.
Что делало дивайс по принципу работы похожим на европейскую дыбу. Которая обычно представляла собой специальное ложе с валиками на обоих концах, на которые наматывались верёвки, удерживающие запястья и лодыжки жертвы.
При вращении валиков верёвки тянулись в противоположных направлениях, растягивая тело и разрывая суставы пытаемого (или пытаемой, что случалось не реже, ибо этот дивайс активно использовали всяческие «охотники на ведьм»).
Иногда (как у нас на Вилле Вевельсбург) дыба снабжалась специальными валиками, утыканными шипами, раздиравшими жертву при протягивании. Это инфернальное пыточно-истязательное устройство я тоже использовал - правда, всего на трёх женщинах (впрочем, мне этого хватило вполне).
На Хельге Лауэри, которой энергии запредельной боли были нужны для её реально запредельного творчества (живописи, скульптуры, поэзии и музыки); её в некотором роде собственности Ирене Айхенвальд, которая хотела ни в чём не отставать от хозяйки – и на Катрин Бартез, которая таким образом стремилась впечатлить свою хозяйку де-юре – Ирму фон Таубе.
Русская дыба была устроена по-иному, хотя суставы разрушала тоже (да и на прочие части тела воздействовала похожим образом). Допрашиваемому связывали руки за спиной и поднимали за привязанную к рукам верёвку. Иногда к его или её связанным ногам привязывали дополнительный груз.
При этом руки у поднятого на дыбу человека выворачивались назад и часто выходили из суставов, так что пытаемый висел на вывернутых руках. На дыбе находились от нескольких минут до часа и более.
В Российской империи поднятого на дыбу подозреваемого ещё и били по спине – кнутом, плетьми, розгами или батогами... а также прижигали огнём (и то, и другое было позаимствовано у весьма изобретательных по этой части древних римлян).
Я делал ровно то же самое… да практически со всеми Новыми Исповедницами – по неясным для меня причинам этот дивайс им чем-то приглянулся. Как и дополнения… правда я бил женщин плетью, а прижигал раскалёнными углями.
Впрочем, в Европе сей суровый дивайс тоже применялся весьма активно – в частности, теми же «охотниками на ведьм» (так что женщины на дыбе висели едва ли не чаще, чем мужчины).
Называлось сие пыточное приспособление страппадо и родилось оно... нет, даже не в Римской империи (как и распятие, римляне его у кого-то позаимствовали). Хотя применяли его очень даже.
Так, согласно житиям христианских святых (тот ещё сборник сказок для взрослых, прости Господи), на дыбу вздёрнули святую великомученицу Татьяну Римскую (кстати, её тоже жгли огнём, если верить официальной церковной истории).
Чего я бы не рекомендовал, ибо исходным источником информации об этой святой является житие (произведение в жанре церковной сказки), написанное епископом, митрополитом и плодовитым работником агитпропа Русской православной церкви Дмитрием Ростовским в... XVII веке. Историческую достоверность можете оценить сами.
Впрочем, всё не так просто. Ибо хотя Татьяна есть персонаж мифический, её житие, как сейчас модно говорить, основано на реальных событиях. Точнее, на одном из многочисленных похождений Лилит во времена раннего христианства (то ли во втором, то ли в третьем веке от Рождества Христова).
Лилит действительно в хлам (реально в хлам) разнесла статую Аполлона – чуть ли не в пыль, не то что в мелкие кусочки. Правда, обошлась без молитвы Иисусу Христу (с которым у неё отношения были... сложные). Ей вполне хватило самой обычной кувалды, которой она владела... ну как Один Мьёльниром (был у него такой боевой молот).
И – той же кувалдой – действительно изрядно повредила часть храма (никакого землетрясения, разумеется, и близко не было). Как не было и человеческих жертв – такие «побочные эффекты» были совершенно не в стиле Лилит.
Не по причине особого человеколюбия, которым Баронесса (тогда ещё, впрочем, совсем не Баронесса) не отличалась никогда, а по чисто утилитарной и прагматической причине: ей нужно было обратить римских язычников в христианство, а не превратить их в трупы.
Пока несколько ошалевшие от такого атаса правоохранительные органы провинции приходили в себя, от рук и кувалды Лилит серьёзно пострадала и другая статуя – Зевса. Точнее, его римского аналога – Юпитера, конечно.
Это уже не лезло ни в какие ворота, поэтому они Лилит задержали... затем действительно подняли на дыбу, прикрепили к ногам серьёзный груз (так что она висела, вытянувшись в струнку на вывернутых руках) но никакими железными гребнями не терзали и бритвами не резали (это всё садистские фантазии г-на Ростовского – видимо у него на эти дивайсы фетиш).
Её долго пороли по спине, ягодицам и бёдрам – не флагрумом, конечно, но всё равно тяжёлой и сильно кусючей плетью – после чего прижигали тело раскалённым железом.
Тело её действительно регенерировало полностью... что существенно проредило ряды местных любителей садистских удовольствий (не каждый день женщина, выпоротая сзади и обожжённая спереди до почти полного отсутствия живого места на её теле не только выживает, но и демонстрирует просто идеальной белизны и бархатистости тело – и никаких следов). И это всё через пять минут после окончания истязаний...
Красоту её тела оценили другие сабжи – солдаты и офицеры центурии (роты) дворцовой охраны. Которые по очереди насиловали Лилит практически всю ночь (с женщинами-христианками, да и с мужчинами тоже, так поступали сплошь и рядом – тут Жития Святых сильно грешат против истины), после чего связали руки за спиной и усадили на деревянную лошадку (есть такой жутковатый пыточный дивайс). Прикрепив к щиколоткам чуть ли не пудовые гири.
А затем... нет, не бросили в пылающую печь, а попытались сжечь на костре (стандартное наказание за разрушение священных статуй в то время). Как и легендарная Татьяна, Лилит гореть решительно не стала... в результате город и окрестности в полном составе обратились в христианство.
Правда, её мучители во Христа не уверили (тут г-н Ростовский несколько ошибся). И не были казнены – тут он тоже неправ. С ними произошло... да, в общем, то, что всегда происходило с теми, кому не посчастливилось работать с Лилит в качестве её палача. Сильно не посчастливилось.
Кто-то умер на месте от инфаркта или инсульта... или вообще от так называемого «синдрома внезапной смерти»; кто-то сошёл с ума, кого-то разбил паралич (причём сразу всего и вся), кто-то покончил с собой, кто-то умер от передоза «расширителей сознания» (такое случалось уже тогда).
Что, в общем, вполне объяснимо, ибо и регенерация Лилит, и её не-горение на костре (ну представьте себе – женщину раздели догола, привязали к столбу, обложили хворостом и дровами, подожгли... а она не только не горит, но к её телу даже сажа не липнет)... в общем, от такого у кого хочешь крыша поедет. А то и ласты склеятся. Причём очень быстро склеятся.
Но я несколько отвлёкся. Для максимального удобства... свежевателя рама с привязанной к ней женщиной могла перемещаться в вертикальном положении... да почти на высоту роста Люси Иволгиной. Благо высоченные сводчатые потолки Зала Обергруппенфюреров это позволяли очень даже.
Люси несколько нервно (ибо было от чего) разделась догола и покорно – хотя и заметно подрагивая от страха – встала внутри рамы для свежевания. Её свежевания. Шарлотта (которая явно проделывала это не один десяток раз… хотя я подозревал, что счёт шёл на сотни) – продела руки и ступни мученицы в кожаные петли, затянула их, после чего заметно болезненно растянула тело Люси.
Затем кивнула мне: «Она готова. Можешь начинать»
Начал я, как обычно - с дополнительного растягивания тела мученицы, дабы максимально облегчить себе работу по собственно сдиранию с неё кожи.
Для этого я привязал к щиколоткам уже абсолютно голой девушки тяжёлый деревянный брус, причём так, что её ноги оказались максимально разведены в стороны. Затем одну за другой я подвесил к брусу тяжелые гири до тех пор, пока Люси не стала хрипло, судорожно дышать, а все ее тело не вытянулось, как струна (необходимое условие для максимально эффективного сдирания кожи).
Шарлотта пожала плечами: «Сама напросилась – так что теперь терпи, подруга…»
Пот ручьями струился по симпатичному телу Люси, все её тренированные мышцы (она явно давно занималась спортом) напряглись, словно литые, отчетливо проступив под атласной кожей, когда я подвесил последнюю гирю.
Она не могла даже пошевелиться, ибо каждый квадратный миллиметр её тела был растянут до предела. Даже дышала с огромным трудом, почти как распятые на кресте - из груди ее доносились только жутковато сиплые хрипы.
Жутки пытки/истязания и не менее жуткие казни были Standard Operating Procedure с обеих сторон восстания в Вандее. Ибо гражданская война вообще самая жестокая – а религиозная гражданская жестока вдвойне. Поэтому я не сомневался, что Людмила Владимировна знакома с методами обеих сторон… особенно учитывая известную ей (совсем не) легенду о Шарлотте Корде.
Однако быть знакомой – это одно; а лицезреть зловещие инструменты, которыми вот прямо сейчас с тебя будут сдирать кожу – это совсем другое. Поэтому совершенно неудивительно, что мамзель Иволгина смотрела на приготовленные для неё ножи широко раскрытыми от почти животного страха глазами.
Ножей (точнее, бритв) было ровно двенадцать - различной длины и формы. Они были заточены мастеровитым доктором Кристианом Кронбергером (в бытность военно-полевым хирургом кайзеровской армии в Первой Великой войне он нередко был вынужден сам изготавливать инструменты – настолько катастрофически ужасным было снабжение его участка фронта).
Вид ножей буквально заворожил Люси - она ни на секунду не могла оторвать от них взгляд. Было совершенно очевидно, что все, абсолютно все её мысли бешено крутились вокруг этих жутких инструментов, которые через считанные минуты будут безжалостно терзать ее тело, сдирая с него её атласную, бархатную кожу.
Несмотря на видимый невооружённым взглядом почти животный ужас, девушка стала дышать более спокойно, так как ее тело уже привыкло, к тому, что его растянули... по сути, распяли на П-образной раме (так тоже иногда распинали).
Причём не только для сдирания кожи, хотя Персией и Сирией этот вид изначально смертной казни не ограничивался. В древней Ассирии (вообще весьма изобретательной по этой части) свежевали захваченных в плен особо опасных врагов – и мятежных правителей, содранные кожи которых затем пригвождали к стенам их городов как предупреждение всем, кто бросает вызов их власти.
Ацтеки в Мексике сдирали кожу с жертв во время ритуальных человеческих жертвоприношений, но, как правило, уже после смерти жертвы. Впрочем, лично я склонен считать, что ещё до смерти – уж больно инфернальная это публика.
Сдирание кожи с тела иногда использовалось как часть публичной казни предателей в средневековой Европе. Подобный способ казни использовался ещё в начале XVIII века во Франции, поэтому неудивительно, что мадемуазель д’Армон быстро взяла оный на вооружение, сделав метолом №1 в своём арсенале.
В китайской истории казнь получила большее распространение, чем в европейской: так казнили коррумпированных чиновников и повстанцев, причём, помимо казни, существовало и отдельное наказание — сдирание кожи с лица. Что лично меня не удивляет совсем – мне известно, что нет более изобретательной по части пыток, казней и телесных наказаний нации, чем китайцы.
Особенно «преуспел» в свежевании император Чжу Юаньчжан, который массово применял её для наказания должностных лиц-взяточников и мятежников. В 1396 году он приказал казнить таким образом сразу пять тысяч (!!) женщин, обвинённых в измене императору (причём не факт, что по делу обвинённых).
Практика сдирания кожи исчезла в Европе лишь в середине XVIII века, а в Китае она была официально запрещена после Синьхайской революции и установления республики. В 1912 году от Рождества Христова…
Тем не менее, в XIX—XX веках в разных частях света отдельные случаи сдирания кожи имели место. В Маньчжоу-Го ещё в 1930-х годах… ну, а в Афганистане в наши дни (отличились приснопамятные талибы). ИГИЛ, говорят, тоже…
Шарлотта протянула мне наполненную водой внушительного размера металлическую кружку и напомнила:
«Её необходимо напоить - чтобы избежать обезвоживания... во время действа. И последующей неизбежной потери сознания... что обессмыслит вообще всё»
Я взял кружку и поднёс к губам Люси. Она покорно выпила всю предложенную ей воду. Девушка была так напугана, что не почувствовала слабый вкус добавленного в воду мощного стимулятора. Добавленных с той же целью – чтобы она находилась в сознание всё время её свежевания.
Ей пришлось выпить ещё две кружки (на этом настояла Шарлотта). А я с непонятным чувством констатировал, что даже ещё год назад мне даже в самом страшном кошмаре не могло присниться, что я буду сдирать кожу живьём с распятой на раме симпатичной обнажённой женщины, а моим помощником в этом действе будет знаменитая Шарлотта Корде...
Пора было начинать собственно действо. Я взял со столика нож, а Шарлотта встала за спиной Люси и обеими руками обняла ее за талию, чтобы не дать ей дёргаться во время сдирания кожи.
«Теперь девочка, глубоко вдохни и зажмурься, тогда ты даже не почувствуешь первый разрез», посоветовала ей многоопытная в этих делах француженка. Люси машинально подчинилась.
Я прижал бритву (по сути, нож был именно бритвой) к правому бедру Людмилы, сантиметров на пять ниже её лона и медленно очертил полный круг, вернувшись точно в то место, откуда начал разрез. «Уже все, милая, можешь вздохнуть» - сказала Шарлотта, когда мой нож оторвался от тела мученицы.
Люси перевела дух, открыла глаза и посмотрела вниз. Как она потом мне рассказала, она действительно почти ничего не почувствовала в момент разреза - только легкое давление. Но, разумеется, увидела, как по ее красивой ноге побежали алые струйки крови. Кровь энергично закапала... точнее, пожалуй, даже потекла на пол.
«А теперь быстренько, еще один глубокий вдох, дорогая» – почти шёпотом приказала француженка. Девушка вновь крепко зажмурилась и тихо ахнула, когда я очертил второй круг чуть выше ее колена. Но она опять не почувствовала боли, настолько острой была моя бритва. Кровь побежала тонкими ручейками еще из одного разреза.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Scribo, ergo sum
-
RolandVT
- Posts: 2884
- Joined: Fri Feb 09, 2024 10:42 am
- Has thanked: 51 times
- Been thanked: 1093 times
Re: Сквозь горизонт - глава из романа "Проект Харон"
Шарлотта задумчиво – и совершенно неожиданно – то ли констатировала, то ли заявила: «Твой любимый фильм Мученицы – чушь редкостная даже по голливудским меркам… однако в одном его создатели правы…»
Я и Люси изумлённо уставились на неё. Француженка объяснила:
«Нагревательная лампа – перебор, конечно… но то, что для попадания в иной мир с тебя придётся снять всю… практически всю кожу – это чистейшая правда, к сожалению. Так что придётся тебе потерпеть, подруга…»
Глубоко вздохнула – и добавила: «… и всемерно нам помогать максимально эффективно снимать с тебя кожу. Так что ещё раз глубоко вздохни и зажмурься - ты же знаешь, что ты должна…»
Люси кивнула, снова зажмурилась и задержала дыхание, когда я сделал вертикальный разрез по её правому бедру, соединив два первых. И тем самым подготовил её бедро к снятию кожи.
Я машинально вытер кровь с бритвы. Шарлотта отпустила талию Люси и отошла от неё чуть в сторону. После чего кивнула мне – ибо, хотя формально моя ассистентка, в реальности именно мадемуазель д’Армон управляла процедурой. В силу своего просто колоссального опыта по части сдирания кожи живьём.
Я отложил бритву в сторону и выбрал новый инструмент. Этот нож/бритва был короче, с более широким основанием и острым закругленным концом. Люси в ужасе смотрела на него, чувствуя, как по ее ноге стекает теплая кровь.
Хотя она явно была очень и очень смелой женщиной – иначе просто не вляпалась бы в эту процедуру, причём совершенно добровольно - её зубы непроизвольно (и весьма громко) стучали от в самом прямом смысле животного страха.
Шарлотта Корде тем временем взяла со стола очень старомодного вида короткую палочкой из мягкого дерева, с кожаными ремешками на концах. Времён Святой Инквизиции, не иначе… если не тысячелетиями ранее (ассирийцы сдирали кожу живьём с преступников и пленников за два тысячелетия до Рождества Христова).
Мадемуазель д’Армон выбрала именно этот – древний – кляп по чисто функциональной причине, ибо (в отличие от современного пластикового шарика) он оставлял достаточно пространства между зубами, чтобы мученицу можно было напоить, если это будет нужно, чтобы она не потеряла сознание.
«Открой рот» - приказала Шарлотта. И объяснила, заметив, что идея кляпа, мягко говоря, не сильно понравилась мамзель Иволгиной:
«Сейчас тебе будет действительно очень больно; нечеловечески, за-человечески, неописуемо больно. Или закуси эту палочку, или тебе придется даже не искусать, а съесть собственные губы...”
Люси глубоко вздохнула, кивнула, раскрыла рот и покорно взяла в него палочку. Француженка быстро завязала ремешки узлом на ее затылке, от чего палочка между зубами девушки стала выглядеть словно... удила у лошади. Тем не менее, я вынужден был признать, что выглядело это существенно эстетичнее, чем любой из современных видов кляпа.
Шарлотта снова встала позади Люси, положив свои крепкие руки крестьянки (и палача) на шикарные бедра мученицы... а для меня наступил, как говорится, момент истины. Ибо пришло время собственно сдирания кожи.
«К чёрту всё – берись и делай!» - очень кстати мелькнуло у меня в голове бессмертное изречение Ричарда Брэнсона (если мне не изменяет память, у него даже одна из книг так называется).
И – вслед за ним – ещё одно полезнейшее изречение: «Боишься – не делай; делаешь – не бойся; сделал – не сожалей!». По-моему, это сказал великий Чингисхан... хотя, возможно, эту фразу ему просто приписывают.
Поэтому я решительно взял в руки новую бритву – и приступил к снятию кожи с мамзель Иволгиной, как будто, извините, готовил селёдку. Работая ножом и рукой (совершенно не обращая никакого внимания на просто жуткие стоны и совершенно инфернальный вид жертвы), я последовательно снял кожу с правого бедра женщины, а затем с её правой голени.
Удивительно, но крови вытекло совсем немного, хотя и достаточно, чтобы под ногами девушки на полу скопилась небольшая лужица. После снятия кожи стали хорошо видны вены и артерии женщины, пульсирующие под оголенной плотью и что-то, что могло быть мышцами или жиром... или чем-то ещё (я не силён в биологии). Этакий «живой учебник анатомии», прости Господи...
Шарлотта сжала колено и лодыжку Людмилы и крепко держала её ногу, пока я буквально “разворачивал” ее кожу, словно снимая бумагу с покупки. Теперь Люси жутко, отчаянно, нечеловечески кричала, орала, вопила, ревела - несмотря на типа кляп у неё во рту.
Мадемуазель д’Армон пожала плечами: «Сама напросилась… тебя предупреждали, что будет неописуемо больно. Так что терпи, подруга…»
И предсказуемо усмехнулась: «Впрочем, на что только не пойдёшь ради запретных знаний – и вечной молодости…»
Люси продолжала вопить, пока я сдирал кожу с передней части ее колена, оставляя (пока) нетронутой заднюю поверхность. Закончив этот этап работы
Мы подождали несколько минут, чтобы девушка пришла в себя и смогла вновь чувствовать боль. Ибо весь смысл действа был именно в чудовищной, нечеловеческой боли – только так можно было проникнуть в иной мир.
Когда крики мученицы сменились хрипами, Шарлотта взяла со стола поилку, вставила пластиковую трубку между зубов Люси, и принялась медленно вливать воду ей в рот.
Людмила уже осипла от криков и с трудом глотала воду. Напившись, она машинально посмотрела вниз, чтобы понять, откуда исходит такая жуткая боль. Сначала она просто не поняла, что видит. Она пристально разглядывала пол, пытаясь отыскать свою ногу.
“О, Господи!” - всхлипнула она, вглядевшись в месиво живой плоти между ее бедром и лодыжкой или того, что от них осталось.
Француженка поспешила её успокоить:
«Я понимаю, что зрелище жуткое – я к нему так и не привыкла, несмотря на колоссальный опыт… к счастью, это ненадолго. Ещё полтора часа дикой боли... примерно... потом час на регенерацию - и ты полностью восстановишь свою кожу»
Люси машинально кивнула – а мы перешли к левой ноге мученицы, обработав ее таким же образом, как и правую. Боль, которая пронзила измученное тело девушки, было невозможно себе даже представить (у меня точно не хватило бы воображения, несмотря на весь мой несомненный литературный талант и не менее несомненные мистические способности).
Обнаженные, зияющие нервы ног женщины чувствовали даже малейшее движение воздуха, отзываясь острой болью, сводившей ее с ума. Она истошно вопила, пока не сорвала голос, поперхнулась, закашлялась и вновь закричала.
Я дал ей немного отдохнуть; Шарлотта дала ей еще воды, но ее внезапно вырвало... после чего перешли к следующей части этой жуткой «пьесы имени Иммадедина Насими».
По рекомендации француженки, я занялся прекрасными грудями Люси с их нежнейшей кожей. Сначала я (по совету Шарлотты и с немалым удовольствием) довольно долго ласкал и целовать её шикарные соски, а когда они затвердели и сделались крайне чувствительными, я продолжил свою... работу.
Мадемуазель д’Армон приподняла на удивление тяжёлую правую грудь Людмилы, слегка оттянув ее, чтобы я смог аккуратно обвести ее бритвой. Затем тоже самое мы проделали с левой грудью, после чего сняли с грудей женщины (я с правой, а Шарлотта с левой) кожу точно так же, как и с её прекрасных ног.
А потом началась самая натуральная жесть – даже по неслабым меркам происходившего. Ибо мадемуазель д’Армон (явно имевшая немалый опыт по этой части в Вандее и не только) грубым толчком глубоко загнала искусственный почему-то деревянный фаллос в задний проход Люси, просто зверски растянув его. Эту работу она почему-то мне никогда не доверяла.
После чего я аккуратно рассек нежную кожу женщины вокруг этого искусственного члена. А затем медленно разрезал кожу на складке, разделявшей роскошные ягодицы девушки.
Введя округлую бритву в рану вокруг заднего прохода, я провел разрез к ее ногам, после чего осторожно очертил кровавый круг вокруг каждой ягодицы. Наконец я провел лезвием по ее выбритому лону и рассек последние полоски кожи вокруг полового органа распятой. Затем я медленно и аккуратно содрал кожу с ягодиц Магдалены. Два окровавленных лоскута бесшумно упали на пол.
Невозможно описать, как вопила и корчилась от невыносимой боли привязанная к раме мученица. Когда я принялся сдирать тончайшие полоски кожи с ее половых губ и наконец, вырвал клитор (да-да, и клитор тоже полностью регенерировал, как и вообще любой орган человеческого тела) Люси уже не могла кричать, окончательно сорвав голос.
На то, чтобы полностью снять кожу с тела мученицы, нам понадобился ещё примерно час. Шарлотта заботливо поддерживал её силы, заставляя время от времени пить воду со стимулирующими травяными настоями, но она уже не могла удерживать мочу и жидкость покидала ее тело так же быстро, как поступала.
Когда наша работа была окончена, на всем теле Людмилы кожа оставалась лишь на лице, шее, пальцах рук и ног... и вокруг суставов – на коленных сгибах, локтях, подмышках, запястьях.
Вся остальная кожа была содрана, обнажив кровоточащее мясо. Люси все еще продолжала чувствовать, всхлипывать и иногда вскрикивать в течение целого часа пока я обдирал ее спину и руки, а затем проделал тоже самое с ее животом, ладонями и, наконец, подошвами стоп.
Благодаря своевременному «водопою» и каким-то снадобьям, добавленным в воду, Людмила всё время казни (ибо с чисто человеческой точки зрения это была самая настоящая смертная казнь), оставалась в сознании.
Когда мы закончили, я сделал Люси вторую инъекцию нано-регенератора, а немедленно вслед за ней – сильнейшего снотворного. Девушка мгновенно отключилась, а мы с Шарлоттой наблюдали за в каком-то смысле ещё более жутким зрелищем, чем то, что мы только что проделали с мученицей.
Ещё более жутким потому, что казнь даже таким жутким способом, как сдирание кожи живьём было действом всё-таки человеческим. Посюсторонним. А быстрая полная регенерация кожи была процессом не-человеческим. За-человеческим.
На то, чтобы полностью восстановить утраченную кожу, Людмиле Владимировне потребовалось пятьдесят восемь минут. Чуть менее, чем через час после того, как я закончил свежевание Люси, она выглядела так, как будто с ней ничего не случилось. Вообще. Совсем.
Мы освободили полностью восстановившуюся девушку от ремней (по понятным причинам она регенерировала на раме); я отнёс её на тёплую комфортабельную постели в одной из «гостевых комнат» на Вилле Вевельсбург… где она и проснулась после того, как проспала стандартные двенадцать часов.
Проснувшись, Люси (по-прежнему полностью обнажённая), выбралась из постели, подошла к огромному, в полный рост зеркалу, внимательно оглядела себя с ног до головы с обеих сторон – после чего констатировала:
«Надо же – действительно полная регенерация… такое ощущение, что мне весь этот неописуемый ужас просто приснился…»
Затем провела ладонью по руке, груди, животу, бедру и покачала головой:
«Не приснилось – у меня действительно другая кожа. Наверное, в чём-то лучшая, чем та, которую вы с меня сняли… но всё равно другая – придётся привыкать…»
После чего повернулась ко мне лицом и несколько неожиданно осведомилась:
«Ты меня хочешь?». И объяснила: «Я просто дико хочу секса… обычного, ванильного секса… тебе я точно понравилась как женщина, да и ты мне как мужчина…»
Глубоко вздохнула – и добавила: «Я никуда не хочу ехать - и очень хочу рассказать тебе, где я и с кем я была и что видела… думаю, для тебя очень важно…»
Лукаво улыбнулась – и объявила: «… только я предпочла бы сделать это здесь и сейчас. В этой постели, после секса…»
Я знал, что после алго-сессий женское либидо улетает в стратосферу – поэтому практически каждая Новая Исповедница после сессии практически всегда отрабатывает минимум одну смену в элитном борделе Афродиты.
Но Люси превзошла мои самые смелые ожидания – с такой кипучей энергией я никогда не сталкивался… и с такой выносливостью тоже. Когда она, наконец, выдохлась, Люси не так уж чтобы неожиданно заявила:
«Я почувствовала, что стала другой… видимо, Преображение состоялось…»
Глубоко вздохнула – и сбросила Царь-Бомбу на полсотни мегатонн:
«Теперь я могу рассказать, где я была и с кем общалась во время этой… сессии. Я была на балу у Рейнгарда Гейдриха…»
Я и Люси изумлённо уставились на неё. Француженка объяснила:
«Нагревательная лампа – перебор, конечно… но то, что для попадания в иной мир с тебя придётся снять всю… практически всю кожу – это чистейшая правда, к сожалению. Так что придётся тебе потерпеть, подруга…»
Глубоко вздохнула – и добавила: «… и всемерно нам помогать максимально эффективно снимать с тебя кожу. Так что ещё раз глубоко вздохни и зажмурься - ты же знаешь, что ты должна…»
Люси кивнула, снова зажмурилась и задержала дыхание, когда я сделал вертикальный разрез по её правому бедру, соединив два первых. И тем самым подготовил её бедро к снятию кожи.
Я машинально вытер кровь с бритвы. Шарлотта отпустила талию Люси и отошла от неё чуть в сторону. После чего кивнула мне – ибо, хотя формально моя ассистентка, в реальности именно мадемуазель д’Армон управляла процедурой. В силу своего просто колоссального опыта по части сдирания кожи живьём.
Я отложил бритву в сторону и выбрал новый инструмент. Этот нож/бритва был короче, с более широким основанием и острым закругленным концом. Люси в ужасе смотрела на него, чувствуя, как по ее ноге стекает теплая кровь.
Хотя она явно была очень и очень смелой женщиной – иначе просто не вляпалась бы в эту процедуру, причём совершенно добровольно - её зубы непроизвольно (и весьма громко) стучали от в самом прямом смысле животного страха.
Шарлотта Корде тем временем взяла со стола очень старомодного вида короткую палочкой из мягкого дерева, с кожаными ремешками на концах. Времён Святой Инквизиции, не иначе… если не тысячелетиями ранее (ассирийцы сдирали кожу живьём с преступников и пленников за два тысячелетия до Рождества Христова).
Мадемуазель д’Армон выбрала именно этот – древний – кляп по чисто функциональной причине, ибо (в отличие от современного пластикового шарика) он оставлял достаточно пространства между зубами, чтобы мученицу можно было напоить, если это будет нужно, чтобы она не потеряла сознание.
«Открой рот» - приказала Шарлотта. И объяснила, заметив, что идея кляпа, мягко говоря, не сильно понравилась мамзель Иволгиной:
«Сейчас тебе будет действительно очень больно; нечеловечески, за-человечески, неописуемо больно. Или закуси эту палочку, или тебе придется даже не искусать, а съесть собственные губы...”
Люси глубоко вздохнула, кивнула, раскрыла рот и покорно взяла в него палочку. Француженка быстро завязала ремешки узлом на ее затылке, от чего палочка между зубами девушки стала выглядеть словно... удила у лошади. Тем не менее, я вынужден был признать, что выглядело это существенно эстетичнее, чем любой из современных видов кляпа.
Шарлотта снова встала позади Люси, положив свои крепкие руки крестьянки (и палача) на шикарные бедра мученицы... а для меня наступил, как говорится, момент истины. Ибо пришло время собственно сдирания кожи.
«К чёрту всё – берись и делай!» - очень кстати мелькнуло у меня в голове бессмертное изречение Ричарда Брэнсона (если мне не изменяет память, у него даже одна из книг так называется).
И – вслед за ним – ещё одно полезнейшее изречение: «Боишься – не делай; делаешь – не бойся; сделал – не сожалей!». По-моему, это сказал великий Чингисхан... хотя, возможно, эту фразу ему просто приписывают.
Поэтому я решительно взял в руки новую бритву – и приступил к снятию кожи с мамзель Иволгиной, как будто, извините, готовил селёдку. Работая ножом и рукой (совершенно не обращая никакого внимания на просто жуткие стоны и совершенно инфернальный вид жертвы), я последовательно снял кожу с правого бедра женщины, а затем с её правой голени.
Удивительно, но крови вытекло совсем немного, хотя и достаточно, чтобы под ногами девушки на полу скопилась небольшая лужица. После снятия кожи стали хорошо видны вены и артерии женщины, пульсирующие под оголенной плотью и что-то, что могло быть мышцами или жиром... или чем-то ещё (я не силён в биологии). Этакий «живой учебник анатомии», прости Господи...
Шарлотта сжала колено и лодыжку Людмилы и крепко держала её ногу, пока я буквально “разворачивал” ее кожу, словно снимая бумагу с покупки. Теперь Люси жутко, отчаянно, нечеловечески кричала, орала, вопила, ревела - несмотря на типа кляп у неё во рту.
Мадемуазель д’Армон пожала плечами: «Сама напросилась… тебя предупреждали, что будет неописуемо больно. Так что терпи, подруга…»
И предсказуемо усмехнулась: «Впрочем, на что только не пойдёшь ради запретных знаний – и вечной молодости…»
Люси продолжала вопить, пока я сдирал кожу с передней части ее колена, оставляя (пока) нетронутой заднюю поверхность. Закончив этот этап работы
Мы подождали несколько минут, чтобы девушка пришла в себя и смогла вновь чувствовать боль. Ибо весь смысл действа был именно в чудовищной, нечеловеческой боли – только так можно было проникнуть в иной мир.
Когда крики мученицы сменились хрипами, Шарлотта взяла со стола поилку, вставила пластиковую трубку между зубов Люси, и принялась медленно вливать воду ей в рот.
Людмила уже осипла от криков и с трудом глотала воду. Напившись, она машинально посмотрела вниз, чтобы понять, откуда исходит такая жуткая боль. Сначала она просто не поняла, что видит. Она пристально разглядывала пол, пытаясь отыскать свою ногу.
“О, Господи!” - всхлипнула она, вглядевшись в месиво живой плоти между ее бедром и лодыжкой или того, что от них осталось.
Француженка поспешила её успокоить:
«Я понимаю, что зрелище жуткое – я к нему так и не привыкла, несмотря на колоссальный опыт… к счастью, это ненадолго. Ещё полтора часа дикой боли... примерно... потом час на регенерацию - и ты полностью восстановишь свою кожу»
Люси машинально кивнула – а мы перешли к левой ноге мученицы, обработав ее таким же образом, как и правую. Боль, которая пронзила измученное тело девушки, было невозможно себе даже представить (у меня точно не хватило бы воображения, несмотря на весь мой несомненный литературный талант и не менее несомненные мистические способности).
Обнаженные, зияющие нервы ног женщины чувствовали даже малейшее движение воздуха, отзываясь острой болью, сводившей ее с ума. Она истошно вопила, пока не сорвала голос, поперхнулась, закашлялась и вновь закричала.
Я дал ей немного отдохнуть; Шарлотта дала ей еще воды, но ее внезапно вырвало... после чего перешли к следующей части этой жуткой «пьесы имени Иммадедина Насими».
По рекомендации француженки, я занялся прекрасными грудями Люси с их нежнейшей кожей. Сначала я (по совету Шарлотты и с немалым удовольствием) довольно долго ласкал и целовать её шикарные соски, а когда они затвердели и сделались крайне чувствительными, я продолжил свою... работу.
Мадемуазель д’Армон приподняла на удивление тяжёлую правую грудь Людмилы, слегка оттянув ее, чтобы я смог аккуратно обвести ее бритвой. Затем тоже самое мы проделали с левой грудью, после чего сняли с грудей женщины (я с правой, а Шарлотта с левой) кожу точно так же, как и с её прекрасных ног.
А потом началась самая натуральная жесть – даже по неслабым меркам происходившего. Ибо мадемуазель д’Армон (явно имевшая немалый опыт по этой части в Вандее и не только) грубым толчком глубоко загнала искусственный почему-то деревянный фаллос в задний проход Люси, просто зверски растянув его. Эту работу она почему-то мне никогда не доверяла.
После чего я аккуратно рассек нежную кожу женщины вокруг этого искусственного члена. А затем медленно разрезал кожу на складке, разделявшей роскошные ягодицы девушки.
Введя округлую бритву в рану вокруг заднего прохода, я провел разрез к ее ногам, после чего осторожно очертил кровавый круг вокруг каждой ягодицы. Наконец я провел лезвием по ее выбритому лону и рассек последние полоски кожи вокруг полового органа распятой. Затем я медленно и аккуратно содрал кожу с ягодиц Магдалены. Два окровавленных лоскута бесшумно упали на пол.
Невозможно описать, как вопила и корчилась от невыносимой боли привязанная к раме мученица. Когда я принялся сдирать тончайшие полоски кожи с ее половых губ и наконец, вырвал клитор (да-да, и клитор тоже полностью регенерировал, как и вообще любой орган человеческого тела) Люси уже не могла кричать, окончательно сорвав голос.
На то, чтобы полностью снять кожу с тела мученицы, нам понадобился ещё примерно час. Шарлотта заботливо поддерживал её силы, заставляя время от времени пить воду со стимулирующими травяными настоями, но она уже не могла удерживать мочу и жидкость покидала ее тело так же быстро, как поступала.
Когда наша работа была окончена, на всем теле Людмилы кожа оставалась лишь на лице, шее, пальцах рук и ног... и вокруг суставов – на коленных сгибах, локтях, подмышках, запястьях.
Вся остальная кожа была содрана, обнажив кровоточащее мясо. Люси все еще продолжала чувствовать, всхлипывать и иногда вскрикивать в течение целого часа пока я обдирал ее спину и руки, а затем проделал тоже самое с ее животом, ладонями и, наконец, подошвами стоп.
Благодаря своевременному «водопою» и каким-то снадобьям, добавленным в воду, Людмила всё время казни (ибо с чисто человеческой точки зрения это была самая настоящая смертная казнь), оставалась в сознании.
Когда мы закончили, я сделал Люси вторую инъекцию нано-регенератора, а немедленно вслед за ней – сильнейшего снотворного. Девушка мгновенно отключилась, а мы с Шарлоттой наблюдали за в каком-то смысле ещё более жутким зрелищем, чем то, что мы только что проделали с мученицей.
Ещё более жутким потому, что казнь даже таким жутким способом, как сдирание кожи живьём было действом всё-таки человеческим. Посюсторонним. А быстрая полная регенерация кожи была процессом не-человеческим. За-человеческим.
На то, чтобы полностью восстановить утраченную кожу, Людмиле Владимировне потребовалось пятьдесят восемь минут. Чуть менее, чем через час после того, как я закончил свежевание Люси, она выглядела так, как будто с ней ничего не случилось. Вообще. Совсем.
Мы освободили полностью восстановившуюся девушку от ремней (по понятным причинам она регенерировала на раме); я отнёс её на тёплую комфортабельную постели в одной из «гостевых комнат» на Вилле Вевельсбург… где она и проснулась после того, как проспала стандартные двенадцать часов.
Проснувшись, Люси (по-прежнему полностью обнажённая), выбралась из постели, подошла к огромному, в полный рост зеркалу, внимательно оглядела себя с ног до головы с обеих сторон – после чего констатировала:
«Надо же – действительно полная регенерация… такое ощущение, что мне весь этот неописуемый ужас просто приснился…»
Затем провела ладонью по руке, груди, животу, бедру и покачала головой:
«Не приснилось – у меня действительно другая кожа. Наверное, в чём-то лучшая, чем та, которую вы с меня сняли… но всё равно другая – придётся привыкать…»
После чего повернулась ко мне лицом и несколько неожиданно осведомилась:
«Ты меня хочешь?». И объяснила: «Я просто дико хочу секса… обычного, ванильного секса… тебе я точно понравилась как женщина, да и ты мне как мужчина…»
Глубоко вздохнула – и добавила: «Я никуда не хочу ехать - и очень хочу рассказать тебе, где я и с кем я была и что видела… думаю, для тебя очень важно…»
Лукаво улыбнулась – и объявила: «… только я предпочла бы сделать это здесь и сейчас. В этой постели, после секса…»
Я знал, что после алго-сессий женское либидо улетает в стратосферу – поэтому практически каждая Новая Исповедница после сессии практически всегда отрабатывает минимум одну смену в элитном борделе Афродиты.
Но Люси превзошла мои самые смелые ожидания – с такой кипучей энергией я никогда не сталкивался… и с такой выносливостью тоже. Когда она, наконец, выдохлась, Люси не так уж чтобы неожиданно заявила:
«Я почувствовала, что стала другой… видимо, Преображение состоялось…»
Глубоко вздохнула – и сбросила Царь-Бомбу на полсотни мегатонн:
«Теперь я могу рассказать, где я была и с кем общалась во время этой… сессии. Я была на балу у Рейнгарда Гейдриха…»
Scribo, ergo sum