Однако до тертуллианки имени Влада Цепеша (которую на самом деле звали Тамара Сергеевна Лапина) я добрался не сразу – по дороге меня перехватила Шарлотта Корде. Моя новая ассистентка после того, как Стальную Волчицу отправили заниматься любимым делом – отправлять в лучший мир пациентов и пациенток детской психушки в какой-то жуткой дыре.
По сведениям информационной службы (Inland-SD) ведомства Генриха Мюллера, ситуация там была настолько аховая, что весь персонал (и так называемых спонсоров) пришлось переправить в совсем не лучший мир силами мне даже думать не хотелось, кого именно… а детям устроить реинкарнацию первого этапа приснопамятной Акции Т4 – настолько безнадёжным было их состояние.
В силу её просто колоссального опыта с малолетками (от грудничков и выше), руководство Die Neue T4, как я её окрестил, хотя официально этой операции просто не существовало (по понятным причинам) поручили Лидии Крамер.
Что меня обрадовало просто несказанно – ибо мне совершенно не хотелось присутствовать при том, как у Стальной Волчицы в очередной раз слетит крыша на почве чёрного садизма после того, как она увидит посаженную на кол голую женщину… которую во многом сама же и посадит. И даже думать не хотелось, что она с ней сотворит – и насколько это помешает регенерации последней.
Я бы и сам десять раз из десяти предпочёл этой… на всю голову садистке несравнимо более спокойную, уравновешенную и опытную в палаческой работе (Лидия была, по сути, ликвидатором, а не палачом – а Шарлотта более столетия работала с гильотиной и не только) … и ошибся.
Ибо, как очень скоро выяснилось… впрочем, об этом чуть позже.
Мари Анна Шарлотта Корде д’Армон была Львицей до мозга костей – и в некотором роде моей копией женского пола (мы даже родились почти в один и тот же день – она 27-го июля, я 29-го). Поэтому неудивительно, что она сразу же попыталась взять контроль над процессом в свои кошачьи лапки, осведомившись:
«Ты в курсе, что она должна умереть?»
Я рассмеялся: «Конечно, в курсе – именно поэтому она и будет жить…»
Такого ответа мадемуазель Корде (строго говоря, д’Армон) совершенно не ожидала. Поэтому от изумления аж дар речи потеряла. Я объяснил:
«Если всегда и во всём подчиняться Воле Божьей, то мы прекратимся в самых настоящих рабов – а наш мир в гигантский ГУЛАГ. Ну, или Дахау – это уже у кого какие ассоциации… хуже того, гибрид Дахау с Шеолом…»
Сделал небольшую паузу – и продолжил: «Чтобы этого не случилось, нам – в смысле, людям – необходимо периодически использовать данную нам Всевышним Свободу Воли по назначению…»
«По назначению?» – удивилась Шарлотта, к которой неожиданно вернулся дар речи. Я кивнул – и объяснил:
«Предназначение Свободы человеческой Воли только в одном – периодически бунтовать против Бога; причём бунтовать успешно. Иначе в ней просто нет никакого смысла…»
Шарлотта (как ни странно, до сих пор весьма ревностная католичка – несмотря на Преображение и многолетнюю работу с, мягко говоря, совсем не католическими структурами) задумалась… немного подумала и кивнула: «Логично».
И тут же чисто по-львячьи усмехнулась: «Что-то мне подсказывает, что у тебя это ещё и личное… очень личное…»
«В смысле» – наигранно удивился я. Наигранно потому, что она была права.
Она пожала роскошными плечами: «Ты вырвал из лап смерти себя, свою вторую жену, ещё с полдюжины женщин…»
Одна из которых, которую я спас как раз от самоубийства – пусть и не столь экзотического – впоследствии назвала новорожденного сына моим именем.
«… поэтому твой синдром Лоэнгрина неизлечим – ты просто из принципа будешь спасать от смерти каждую женщину, которую сможешь… а на мнение даже Господа Бога по этому поводу тебе глубоко наплевать…» – добавила Шарлотта.
«С Останкинской башни» – подтвердил я. Она предсказуемо осведомилась:
«И что ты с ней собираешься делать?». Теперь уже я пожал плечами:
«Сделаю первую инъекцию Эликсира; мы с тобой посадим её на кол; она просидит положенные шесть часов…»
Положенные каждой Новой Исповеднице, которой де-факто будет тертуллианка.
«… отправлю в сон; мы с тобой её снимем; она получит вторую инъекцию; выспится; регенерирует; эта… процедура избавит её от суицидального синдрома»
Как состоявшееся распятие избавило Кристину, а несостоявшееся харакири (как ни странно, именно потому, что несостоявшееся), Кицунэ… впрочем, в исцеление последней немалый вклад внёс обаяшка Ханс Остер.
«… а потом она сама решит, что ей дальше делать…»
«А больше шести часов никак?» – осторожно осведомилась Шарлотта.
Я удивлённо посмотрел на неё. Она пожала плечами:
«Просто очень не хочется лишать мир такого количества живительных и спасительных энергий – она же станет энергетической антенной просто чудовищно мощности, хотя и далеко не такой, как если бы умирала…»
Ибо энергии мучительной Смерти несопоставимо мощнее энергий просто боли.
Я покачал головой: «Шесть часов – как положено… кроме того, она человек, вообще-то, а даже для людена просидеть больше шести часов… проблематично»
Шарлотта спокойно возразила: «Человек пока на кол не сядет. Если у тебя во время порки женщина превращается в людена в минуты, то на колу это произойдёт ещё быстрее…»
Ибо чем сильнее боль, тем быстрее происходит Преображение.
Мари-Анна-Шарлотта уверенно продолжала: «Я читала отчёты нашего… очень недоброго доктора, хотя это ещё как посмотреть…»
Она явно была согласна с утверждением, что программа Новых Исповедниц стоила мучительной смерти многих тысяч женщин Европы, Латинской Америки и… по слухам, Менгеле, где только не работал в течение тех десятилетий, когда создавал свой Эликсир.
«… и доподлинно знаю, что люден безопасно просидит сутки даже в обычном состоянии – а она сейчас в совсем необычном… а на колу будет тем более…»
Я снова покачал головой: «Шесть часов. И ни минутой дольше…»
Шарлотта пожала плечами: «Как скажешь – это тебе решать…»
Вживую Тамара Лапина (обычное дело) оказалась не в пример привлекательнее, чем на фото в её досье – взятое, похоже, из анкеты на получение загранпаспорта. Среднего роста, зеленоглазая, медно-рыжие (похоже, это у неё натуральное) волосы уложены в элегантное каре; она и одета была элегантно – и вместе с тем практично – в длинное, почти до пят платье зелёного цвета и коричневые осенние туфли на низком каблуке (верхнюю одежду она уже куда-то дела).
Практично потому, что её явно предупредили, что она сядет на кол голая – а это платье (под которым лифчика не было точно), можно было снять чуть ли не мгновенно. Впрочем, любой женщине свойственно одеваться на казнь (а без Эликсира это, по сути, была именно казнь) и элегантно, и практично.
«Добрый вечер» – вежливо поздоровалась девушка (по документам ей только что исполнилось двадцать пять). «Я Тамара»
Шарлотта кивнула: «Мы в курсе». Всем своим видом давая понять, что она тут главная. И, в свою очередь, тоже представилась: «Я Марианна».
В России Шарлотта Корде проживала по документам на имя Марианны Яковлевны Артамоновой. Яковлевны потому, что её отца, которого она безумно любила, звали Жак. Жак Франсуа Алексис де Корде д’Армон, а столь же бесконечно любимую (и очень рано от неё ушедшую) маму звали Мари Жаклин.
Махнула рукой в мою сторону – и представила меня: «Это Артур».
Судя по выражению лица Тамары Сергеевны, девочкой она была весьма неглупой, ушлой и проницательной. И потому сразу поняла, кто тут главный на самом деле.
«Меня во дворе, или…». Она запнулась.
«Или» – спокойно ответил я. «У нас для этого вида ухода в лучший мир отдельная комната имеется…»
И потому, что я не особо доверял клятвенным заверениям лично Ханса Каммлера о якобы стопроцентной эффективности антидроновой защиты, и потому, что не хотел подвергать тертуллианку дополнительным внешним воздействиям. О чём немедленно ей и сообщил: «… ибо тебе и так хватит неприятностей…»
Шарлотта махнула рукой в сторону двери в типа переговорную: «Пойдём»
Тамара поднялась со стула и не особо неожиданно спросила… точнее, попросила:
«А можно меня именно посадить на кол? Я знаю, что по технологии положено поставить раком, вбить кол в задний проход и только потом поставить… но это унизительно как-то…»
Я покачал головой: «Мы не вбиваем кол – мы именно сажаем… так что не волнуйся, так и будет, как ты хочешь…»
Девушка благодарно улыбнулась: «Спасибо». А я осведомился:
«Тебя вообще каким ветром принесло сюда… и именно на кол?»
Тамара глубоко вздохнула – и спокойно ответила: «Мне ещё четырнадцати не исполнилось, когда меня изнасиловал учитель физкультуры… причём вот именно туда. Потом ещё пару раз… потом отчим узнал…»
Что, в общем-то неудивительно – такое скрыть от мамы весьма проблематично, а где мама, та и отчим…
«… учителя он отправил в кому, а меня сам начал пользовать – причём в основном именно туда – хотя женщиной меня сделал тоже он…»
И такое тоже случается… к сожалению.
«Мама его боялась, поэтому делала вид, что ничего не происходит…»
А это вообще бывает сплошь да рядом. Девушка грустно вздохнула – и продолжило: «Самое ужасное, что я поняла, что мне это нравится…»
И это, увы, не редкость.
«… и даже сама его просила меня…»
Она запнулась, помолчала немного, потом продолжила: «Потом я ушла из дома»
«… но всё равно периодически к нему бегала?» – усмехнулась Шарлотта. Я изумлённо посмотрел на неё. Она пожала плечами: «Я ещё и не такие варианты Стокгольмского синдрома видела…»
Тамара кивнула – и продолжила: «Потом… точнее, параллельно у меня был парень, который был слегка подвинут на теме пыток и казней… он хороший художник, до сих пор много рисует на эту тему, правда мало куда выкладывает…»
«Это он тебе в голову вложил идею на кол сесть?» – осведомилась Шарлотта. Осведомилась тоном, не сулившим художнику ничего хорошего – ибо француженка была закадычной подругой не только королевы Анны, но и пости всесильной в спецслужбах России Магды ван Хоорн… и Будики. Для которой посажение на кол – мелкое хулиганство по сравнению с прочими… практиками.
Девушка покачала головой: «Да нет – оно само как-то получилось… правда, сначала я об этом всерьёз не думала…»
«… пока не погибли твои родители» – задумчиво закончила за неё Шарлотта.
«Вы что – ясновидящая???» – изумилась Тамара. «Они же официально живы до сих пор…»
Француженка пожала плечами: «Да нет… к сожалению – очень многих проблем не было бы. Просто приходилось иметь дело с подобными случаями…»
Посмотрела на меня, улыбнулась и по-немецки пообещала: «Потом расскажу»
Девушка ещё более грустно вздохнула – и продолжила: «Когда они погибли – это было очень тёмное дело, я даже частного детектива наняла, но не помогло – я поняла, что мне больше незачем жить…»
«Потому, что ты считала, что твой отчим-насильник тебя любит – и мама любит тоже потому, что не препятствует вашим отношениям» – вздохнула Шарлотта. «Ты так под села на этот пси-наркотик, ибо никакой любви тут и близко нет – что просто не можешь без этого теперь жить…»
«Не могу» – честно призналась Тамара. «Пыталась – но поняла, что не могу…»
На самом деле, не такая уж и редкость – жертва домашнего насилия становится настолько эмоционально зависимой от насильника, что уйти для неё (обычно это женщина) равносильно самоубийству или психушке. Поэтому даже если и уходит на время, то снова возвращается… обычно с тем же конечным результатом.
«Понятно» – усмехнулась Шарлотта-Марианна. «А поскольку анал для тебя любимый вид секса, выбор способа ухода в лучший мир очевиден…»
Грустно вздохнула – и добавила: «Плюс это очень подходящая само-епитимья за тяжкий грех с отчимом…»
Тамара изумлённо посмотрела на неё: «Нет, Вы точно ясновидящая…»
Шарлотта покачала головой: «Да нет… к сожалению. Просто я очень давно на свете живу – и много чего повидала… в том числе, и из этой области…»
Работа палача весьма способствует информированности в разного рода человеческих трагедиях, ибо палачи много общаются и с прокурорами, и с судьями – и даже иногда с приговорёнными к смерти.
Девушка окинула Шарлотту ещё более удивлённым взглядом: «Вам больше тридцати никак не дашь… а сколько Вам на самом деле?»
Француженка махнула рукой: «Неважно». И повторила приказ: «Пойдём…»
Хронологически Шарлотте летом исполнилось двести пятьдесят семь… впрочем, этого Тамаре знать не полагалось… пока.
Когда мы вошли в комнату для казни, девушка аж присвистнула: «Ничего себе… Не знала, что я у вас далеко не одна такая – раз вы такой дивайс соорудили…»
«Ты себе даже не представляешь…» – усмехнулась француженка. И была права – по моим подсчётам, в программе Новые Исповедницы принимали активное участие почти три десятка алго-кедеш Общества Чёрного Солнца.
А поскольку их конечной целью была закачка – через болевой канал – в тонкие тела нашего мира максимального количества энергии Вриль, а для этого нужно было стать максимально эффективной антенной… что автоматически делало посажение на кол самым популярным выбором (почти две трети сессий).
Присвистнуть было с чего – ибо по моему настоянию на Объект Харон был переправлен новейший дивайс второго поколения, который получил официальное название М2. Формально потому, что Model 2… но на самом деле скорее потому, что к дивайсу первого поколения по неясной для меня причине прилипло прозвище Михаэль.
Выточенный то ли из дуба, то ли (скорее) из лиственницы – самых прочных пород деревьев, М2 (примерно двухдюймовой толщины) был установлен на квадратной дистанционно управляемой мобильной платформе примерно два на два метра.
На этой же платформе располагались помост (для палачей – в данном случае для нас с Шарлоттой), а по другую сторону М2 табурет для Новой Исповедницы (в данном случае, для Тамары).
Поскольку М2 был ключевым элементом канала боли, а не канала смерти (и чтобы облегчить задачу Эликсиру Белого Ангела), он заканчивался тупым концом и был обильно смазан веществом неизвестного мне происхождения – для облегчения процесса посажения на кол.
Высоту дивайса можно (и нужно) было регулировать, чтобы настроить на высоту алго-кедеши – как и местоположение прочной поперечной планки, на которую, собственно, и садилась Новая Исповедница.
Поскольку вся информация находилась в досье Тамары, я знал, что М2 уже на неё настроен, о чём меня уже проинформировала в мессенджере техническая служба Объекта Харон.
Эта же служба установила платформу с М2 в самый центр символа Чёрного Солнца на полу комнаты – точной копии символа в Зале Обергруппенфюреров замка Вевельсбург и одноимённой виллы (символ был зелёным – как и оригинал).
Что было ещё одним основанием для проведения сессии именно в комнате, ибо символ существенно усиливал поток энергии Вриль через тело алго-кедеши, а рисовать аналогичный символ на земле в дворике было проблематично.
Верхушка М2 смотрела точно в центр золотой свастики (точно такой же, как на Вилле Вевельсбург) в самом середине потолка комнаты. Когда я удивлённо осведомился об этом у Баронессы, зная о её, мягко говоря, не особо восторженном отношении к Третьему рейху и его символам (и лично к фюреру), она лишь пожала плечами:
«Это самый энергетически мощный символ – даже наш до него не дотягивает. Свастике почти десять тысяч лет; его использовали практически по всей планете, в том числе, и христиане – именно у них Гитлер его и украл…»
Если быть более точным, то Адольф Гитлер впервые увидел свастику на фасаде бенедиктинского аббатства в австрийском Ламбахе, где он посещал монастырскую школу в девятилетнем возрасте. И она его настолько впечатлила, что… впрочем, дальнейшее известно уже всем. Баронесса продолжала:
«… и я не считаю нужным от него отказываться только потому, что пять лет из этих десяти тысяч…»
Во время Второй Великой войны, если быть более точным (с 1939 по 1944).
«… выбравшие её своим символом некоторые не совсем адекватные персонажи творили нечто совершенно неописуемое. Тем более, что никто так и не запретил красную звезду, хотя под этим символом было убито в разы больше…»
По самым крайним оценкам, национал-социалисты и их союзники виновны в смерти пятнадцати миллионов некомбатантов. Коммунистические режимы, символом которых была красная звезда (символ вероломной, преступной войны) обошлись человечеству в СТО МИЛЛИОНОВ смертей. Почувствуйте разницу…
«Догола раздевайся» – приказала Шарлотта, всем своим поведением продолжая настаивать на том, что она тут царица, как поётся в одной популярной песне.
Тамара покорно (и очень быстро) разделась донага, аккуратно уложив одежду на специально для этого предназначенный табурет справа от входа в комнату. Тело у неё было… в общем, я не сомневался в том, что любоваться им последующие шесть часов будет очень приятно… правда не мне, а сотрудникам службы видеонаблюдения, которые будут следить за самочувствием Тамары на М2.
В том числе и получая информацию о её состоянии… собственно, именно в этом и состоит основное отличие М2 от М1. Последний был обычным деревянным колом, поэтому датчики состояния приходилось прикреплять к обнажённому телу Новой Исповедницы.
Что по их отзывам было несколько некомфортно… поэтому и пришлось заменить М1 на новую модель. В которую (я так и не понял, каким образом) эти датчики были встроены и через внутренний Wi-Fi Объекта Харон передавали информацию о состоянии алго-кедеши службе дистанционного видеонаблюдения.
Раздевшись догола, Тамара попросила: «Можно как-нибудь сделать так, чтобы я как можно дольше оставалась в сознании – и как можно дольше не умирала?»
Синдром Тертуллиана (сиречь радикальный суицидальный мазохизм) во всей своей неприглядной красе… которая в данном случае меня полностью устраивала. Ибо давала железобетонные основания сделать девушке первую инъекцию Эликсира Белого Ангела.
Я кивнул: «Можно, конечно. Я сделаю тебе инъекцию мощного стимулятора, который существенно продлит и то, и другое…»
Девушка благодарно улыбнулась: «Спасибо».
А Шарлотта провела краткий инструктаж: «Сейчас ты поднимешься на табурет и слегка – пока только слегка – присядешь на кол. Мы свяжем тебе руки за спиной в запястьях, после чего насадим на кол так, что ты уже не сможешь с него соскочить… что в твоих же интересах…»
Тамара кивнула: «Я понимаю». На самом деле, она ничего не понимала, но меня это вполне устраивало… пока. Француженка бесстрастно продолжала:
«Это будет больно… даже очень больно… но терпимо. После этого по моей команде ты оттолкнёшь табурет, быстро заведёшь ноги за кол и скрестишь их в лодыжках. Я быстро свяжу тебе ноги в лодыжках – это в твоих же интересах, чтобы ты не дёргалась, когда будешь сидеть…»
Девушка снова кивнула: «Я поняла. Спасибо». Шарлотта продолжала:
«… после чего мы поможем тебе опуститься на кол, пока ты не сядешь на перекладину. Её высота и высота дивайса уже настроены на тебя – тебе нужно будет только держаться строго вертикально, пока ты будешь опускаться…»
«Меня же не измеряли?» – удивилась Тамара. Француженка пожала плечами:
«Есть такая очень полезная штука – лазер называется…»
«Понятно» – усмехнулась Тамара. И отправилась садиться на кол. Когда она поднялась на табурет (мы, соответственно, на помост), я сделал ей первую инъекцию Эликсира Белого Ангела, а Шарлотта посоветовала:
«Самое главное – расслабься. Полностью откройся дивайсу, подружись с ним… лучше даже полюби его – и максимально помоги ему войти в тебя и сделать то, что он должен сделать с твоими внутренностями… а потом подружись с болью и полюби боль…»
Девушка кивнула: «Хорошо – я именно так и сделаю». А Шарлотта предсказуемо протянула ей кляп. Обычный БДСМ-кляп – чёрный (хорошо, что не красный – это было бы слишком комично) то ли каучуковый, то ли пластиковый шарик диаметром примерно в дюйм на чёрной матерчатой ленте.
«Возьми в рот и закрепи лентой на затылке» – приказала француженка. Тамара удивлённо посмотрела на неё. Шарлотта спокойно объяснила:
«Когда ты будешь садиться на кол – и первые где-то полчаса после этого – будут для тебя самым настоящим Адом. Потом ты привыкнешь к боли, но если в это критическое время у тебя не будет во рту кляпа…»
«Я поняла» – кивнула девушка. «Спасибо». После чего послушно сделала то, что ей приказала француженка. Затем повернулась спиной к М2, присела на него и завела руки за спину.
Шарлотта быстро стянула ей руки в запястьях стандартными полицейскими (по-моему, американскими) пластиковыми наручниками, после чего приказала:
«Выпрямись. Держи тело строго вертикально. Расслабься. И приготовься – сейчас тебе будет очень больно…»
Тамара кивнула, выпрямилась и заметно расслабилась. А Шарлотта не так чтобы уж и неожиданно объявила мне: «Возьми её за плечи и держи крепко – я её насажу…». Я несколько удивился – но её приказ выполнил.
Француженка положила руки на голые плечи девушки и одним резким вертикальным движением насадила её на кол. От чудовищной боли по телу Тамары пробежала сильнейшая судорога, всё её тело напряглось, по лицу Амазонкой хлынули предательские слёзы… но под сильными, заботливыми и ласковыми руками Шарлотты девушка быстро успокоилась.
Француженка нежно погладила Тамару по голове и ласково прошептала ей на ухо:
«Всё, девочка, всё – самое страшное уже позади. Да, тебе сейчас будет очень больно, чудовищно больно, пока ты будешь садиться – но уже будет легче…»
Девушка кивнула, а я с удивлением заметил, какие у Шарлотты совершенно не по-женски сильные руки. Она это увидела и объяснила (по-немецки, ибо из досье мы знали, что Тамара вообще не владеет никакими иностранными языками):
«У меня действительно очень сильные руки – могу подкову сломать, могу колоду игральных карт порвать. Это ещё с детства – на ферме много чего приходилось делать… да и в монастыре на хозработах тоже. В качестве палача я много работала топором, где гильотина ещё не прижилась – а там нужны очень сильные руки, чтобы одним ударом голову отсечь… особенно здорового викинга…»
В Швеции приговорённым к смерти головы рубили топором аж до 1903 года, когда, наконец, топор заменили на гильотину.
«… а потом всерьёз занялась восточными боевыми искусствами…»
Я кивнул. Подождав, пока Тамара достаточно успокоится для окончательного посажения на кол, Шарлотта приказала: «Оттолкни табурет – и быстро заведи ноги за кол, скрестив в лодыжках…»
Девушка подчинилась. Француженка быстро опустилась на корточки, мгновенно перехватила теперь уже её лодыжки такими же пластиковыми наручниками, что и запястья, после чего быстро выпрямилась и приказала уже мне:
«Опускай её… только очень медленно – впрочем, у тебя уже большой опыт… а ты держись строго вертикально и максимально помогай дивайсу войти в тебя…» – приказала она Тамаре. Та кивнула.
Я кивнул и слегка отпустил девушку, чтобы она начала очень медленно, но неотвратимо съезжать вниз, постепенно насаживаясь на кол всем своим телом. Было совершенно очевидно, что ей просто дико, чудовищно, нечеловечески больно, всё её тело сотрясали судороги, но она из последних сил держалась строго вертикально, максимально раскрываясь, чтобы М2 вошёл внутрь её тела.
Шарлотта нежно, ласково и заботливо шептала:
«Молодец, девочка, какая же ты молодец… ты просто отлично держишься… я понимаю, что тебе просто дико, неописуемо больно, но тебе и должно быть нечеловечески больно – именно для нестерпимой боли тебя и сажают на кол… очень важно, чтобы он вошёл в тебя как надо… чтобы он тебя разрывал внутри»
А потом просто гладила её по голове, пока та садилась на кол. Когда Тамара спустя совершенно точно показавшихся ей Вечностью минут наконец села на поперечную перекладину, Шарлотта неожиданно по-матерински поцеловала её в лоб и прошептала: «Всё, ты уже села на кол… через полчаса привыкнешь и можно будет вынуть кляп…»
А мне объявила: «Ей сейчас очень нужна наша любовь и забота, поэтому гладь её по рукам и плечам, а я буду гладить по голове…»
«Вижу, у тебя большой опыт» – усмехнулся я по-немецки. Шарлотта пожала плечами и ответила тоже по-немецки:
«Я начала сажать на кол задолго до твоего появления – сразу же после того, как Эликсир был принят в эксплуатацию. Но мне гораздо больше нравится живьём кожу снимать – там совершенно особая эстетика… и энергетика»
«Как в фильме Мученицы 2008 года?» – усмехнулся я. По сюжету этого франко-канадского фильма режиссёра Паскаля Ложье с измученной насилием героини живьём снимают кожу и подвешивают перед нагревательной лампой. Показан, правда, только результат, отношения к реальности не имеющий… как, собственно, и вся эта в высшей степени претенциозная поделка.
Шарлотта покачала головой: «Ты же сам снимал кожу…»
По настоятельной просьбе Катрин Бартез, которая таким образом хотела впечатлить свою вполне себе официально хозяйку Ирму Бауэр.
«… поэтому знаешь, что создатели фильма в этом ничего не понимают – как и вообще в феномене мученичества. Меня Баронесса на это подсадила своими рассказами – уж очень красочно она это дело описывала…»
«Сама не пробовала садиться?» – осведомился я. Ибо знал, что алго-свитчизм среди Новых Исповедниц был правилом без исключений.
Француженка снова покачала головой: «После того, как я едва не попала на свидание с гильотиной, мне этого не хочется даже понарошку; даже зная, что всё это театр и что на самом деле я не умру…»
И неожиданно добавила: «Хотя если меня будете сажать вы с Анной… я подумаю»
Она замолкла – видимо для того, чтобы дать мне возможность насладиться энергиями, которыми живая антенна – самая настоящая Вертикаль Света – заполнила всю комнату… да что там комнату – весь Объект Харон.
Я вот уже скоро почти полгода практически каждый день, пять-шесть дней в неделю сажал на кол минимум трёх женщин-люденов и уже привык к мощному энергетическому воздействию этих живых антенн.
Которые по пока неясной для меня причине не шли ни в какое сравнение с тем Ниагарским водопадом энергии Вриль, который обрушился на меня (думаю, что и на Шарлотту тоже) после того, как Тамара села на горизонтальную перекладину.
Я купался, плавал, парил в этих энергиях; мне никогда не было так хорошо – сравнимо это было только с ощущениями под куполом собора Святого Павла в Лондоне… и в крипте Северной Башни замка Вевельсбург.
Я влюбился в Лондон с первой секунды пребывания на его земле и целыми днями бродил по его улицам, площадям, переулкам… Но самые яркие впечатления — это храм святого Варфоломея тринадцатого века. И купол. Купол собора святого Павла. Того самого. На Трафальгарской площади.
Тогда я ещё не был католиком – я крестился в Первой баптистской церкви города Арлингтон, штат Техас, в благословенных Соединённых Американских Штатах. Но в храме святого Варфоломея… Там всё как в XIII веке – камни, крыша… только скамейки в часовне заменили на более современные. И мягкие.
Не знаю, что на меня накатило … но как только я вошёл в небольшую часовню внутри храма, ноги сами подкосились… и я просто рухнул на колени. Я не помню, сколько я там простоял. Час? Два? Три? Или десять минут?
Я словно погрузился в нечто совершенно удивительное. Светлое, тёплое, бесконечно доброе и ласковое. Бесконечно любящее. Я не молился, у меня в голове не было ни мысли… только какая-то очень приятная пустота.
Заполненная… наверное, это и есть ничем не замутнённая Благодать Божья. Ничего подобного я никогда нигде не чувствовал. Ни до, ни после. Даже в католических храмах (тот храм был англиканским). Хотя… изначально-то он был очень даже католическим…
А потом я пошёл на Трафальгарскую площадь. В храм святого Павла – одно из величайших творений человеческого гения. Там шла англиканская служба (храм действующий). Я пришёл почти к концу службы … в конце которой священник спросил, кто хочет и готов принять Святое Причастие.
Я … не знаю, что на меня нашло… Ведь у баптистов нет Святого Причастия, они не верят в превращение хлеба и воды в Тело и Кровь Христову. Но я сделал шаг вперёд и принял Святое Причастие. Принял в себя Христа. Поэтому первое моё причастие в жизни оказалось вовсе не католическим. А очень даже англиканским.
А потом… а потом я шагнул под купол. И улетел. Всё вокруг перестало существовать. Лондон, банк, в котором я тогда работал, Россия… даже, наверное, я сам. Не было ничего, кроме удивительного состояния полёта. Полёта вверх.
В добро, свет, тепло, любовь…
Мне стоило просто неимоверных усилий выйти из-под купола…
В крипте замка Вевельсбург ощущения были… не то, чтобы более сильные – скорее сравнимые. Однако другие – что неудивительно, учитывая, что в соборе Святого Павла я купался в Благодати Божьей – а в крипте Северной Башни замка была другая энергия – Вриль. Родственная Благодати – но не идентичная ей.
Тамара привыкла к боли минут через двадцать. Шарлотта это почувствовала – женщина всегда отменно чувствует женщину и осведомилась:
«Можно вынуть кляп?». Девушка кивнула. Француженка вынула кляп; Тамара довольно долго и тяжело дышала, затем неожиданно спокойно прошептала:
«Можно, я с Артуром поговорю наедине…»
Мало кому известно, что посаженные на кол люди долгое время остаются в сознании и с ними вполне можно разговаривать – преступников даже так допрашивали, пытаясь узнать имена сообщников (посажение на кол весьма способствует откровенности).
Шарлотта удивилась, пожала плечами, но спустилась с платформы и отошла в дальний угол комнаты, с интересом наблюдая за происходящим.
«Это ведь вы здесь главный, да?» – по понятной причине немного хриплым голосом прошептала девушка. Я кивнул. И тут она сбросила атомную бомбу:
«Я ведь не умру? Я ведь буду жить?»
«С чего ты взяла?» – совершенно искренне удивился я. Она неожиданно спокойно ответила… впрочем, может быть, не столь уж и неожиданно – ибо идущий через неё мощный поток энергии Вриль способен срабатывать как сильный анальгетик.
Собственно, именно поэтому Шарлотта и утверждала, что настоящим Адом будут только первые полчаса – потом болевой канал Вриль заработает на полную мощность и боль сразу ослабнет и станет вполне терпимой.
«У Вас и глаза, и аура не палача, а рыцаря. Вы и Марианна – у неё тоже глаза добрые очень обо мне заботитесь… да, палачи разные бывают, но всё равно, когда убивают, так не заботятся…»
Я кивнул: «Ты будешь жить. Когда всё закончится, мы снимем тебя с дивайса, я сделаю тебе вторую инъекцию и твоё тело полностью восстановится… только сначала я введу тебе сильное снотворное мгновенного действия. Ты проспишь… часов двенадцать, я думаю – а когда проснёшься, то будешь считать, что всё это тебе приснилось…»
«Это какой-то медицинский эксперимент?» – предсказуемо осведомилась она.
Я покачал головой: «Не только… и не столько. Тебе же ведь больше не хочется умирать, так ведь?»
Девушка кивнула: «Совсем не хочется… наоборот, я очень хочу жить… но я не знаю, как так получилось… так быстро…»
Я спокойно объяснил: «У тебя был – уже был – сильнейший, неизлечимый и летальный суицидальный синдром в самой тяжёлой форме – Тертуллиана»
Тамара удивлённо посмотрела на меня. «Христианской мученицы» – пояснил я.
И продолжил: «Ты не просто хотела умереть – а умереть мучительной смертью, как христианские мученицы… просто в силу определённого жизненного опыта ты выбрала не распятие – как некоторые твои товарки по несчастью – а кол…»
Девушка кивнула: «Наверное, да – так и было…». Я продолжил:
«Средствами традиционной… да хоть альтернативной медицины тебя не вылечить… однако мы нашли способ это сделать. Ты пройдёшь… мы называем это Преображением… но тебе придётся просидеть на этом дивайсе шесть часов… уже на полчаса меньше…»
«Я и дольше могу» – неожиданно произнесла Тамара. «Как ни странно, мне сейчас очень хорошо… боль внутри, конечно, просто неописуемая… но она живёт… словно вне меня – а на меня сверху обрушился такой поток энергий…»
Она запнулась.
«Вриль» – объяснил я. «Эта живительная, целительная, спасительная энергия – близкая родственница Благодати Божьей – называется Вриль. Она окончательно исцелит тебя… но только через шесть часов. Больше уже лишнее…»
На самом деле, её уже можно было снимать с М2 – я уже знал, что она прошла Преображение и навсегда избавилась от синдрома Тертуллиана – но я дал слово Белому Ангелу и потому был обязан поставить ему подопытную крольчиху. Хотя бы разово… однако что-то мне подсказывало, что она теперь на кол будет садиться чуть ли не ежедневно…
«Я счастлива» – неожиданно произнесла Тамара. «Я просто счастлива – как никогда не была…, и я никогда не ощущала себя такой любимой…»
На самом деле, в этом не было ничего удивительного, ибо уровень счастья определяется только и исключительно количеством живительной энергии (Вриль или Благодати Божьей) в тонких телах человека – а энергии Вриль у Тамары сейчас было… да, пожалуй, больше, чем у кого бы то ни было…
Затем глубоко вздохнула: «Хорошо – шесть так шесть…»
Я ласково погладил её по голове – и оставил на попечение нашей службы дистанционного видеонаблюдения (по моему приказу бригада скорой помощи на Объекте Харон дежурила постоянно).
Шарлотта подошла ко мне и по-немецки констатировала: «Она просидит гораздо дольше, чем шесть часов, если ты позволишь… и будет просто счастлива…»
Я промолчал. Француженка предсказуемо объявила: «Я просто дико хочу секса… сейчас… с тобой…»
Что было совершенно неудивительно, учитывая, что такое количество Вриль в единицу времени отправляет либидо в стратосферу – особенно у женщины.
В комнате отдыха (фактически малогабаритной однокомнатной квартире) мы сначала приняли душ, после чего занялись сексом… точнее, Шарлотта меня трахнула в позе наездницы. Потом ещё раз… в общем, за шесть часов у нас это получилось аж четыре раза.
Я напомнил Шарлотте: «Ты обещала рассказать про своё участие в Холокосте…»
Та пожала плечами: «Я ликвидировала гетто вместе с Ирмой и Лидией… и Гюнтером Лессингом – у него уже был немалый опыт по этой части…»
Я где-то уже слышал эту фамилию… или читал… только не помню, где.
«… детали потом расскажу – это длинная история…»
Я кивнул: «Хорошо, я подожду»
Когда мы вернулись в комнату М2 и поднялись на помост, Тамара прошептала:
«Я хочу ещё… я очень хочу ещё сидеть… можно, я ещё посижу – и сама скажу, когда меня снимать… мне очень хорошо, я не хочу, чтобы это сейчас закончилось…» – с нескрываемой мольбой в голосе добавила она.
«Оставь её мне» – не столько попросила, сколько приказала Шарлотта. «Я на кол посадила точно не меньше, чем ты и Эликсиром пользоваться умею не хуже… так что не волнуйся, всё с ней будет хорошо – она же ведь больше не хочет умирать…»
Я кивнул: «Хорошо – но под твою ответственность…»
Передал ей второй шприц с Эликсиром и отбыл домой – к своей благоверной.
Как потом сообщила мне Шарлотта, Тамара просидела на колу четырнадцать с половиной часов – и только тогда попросила её снять. После того, как она регенерировала и выспалась, она решительно заявила, что хочет повторения пройденного… прямо сейчас.
Шарлотте пришлось отвезти её на Виллу Вевельсбург и передать Марте Эрлих, которая неофициально руководила всей программой Новых Исповедниц. Одной из которых Тамара Лапина и официально стала в тот же день, будучи посаженной на кол… правильно, Шарлоттой Корде. И просидев на нём уже шестнадцать часов.
Эту ночь я провёл в супружеской постели со своей благоверной, а следующий день отработал много продуктивнее, чем обычно (десять выпоротых женщин; четыре посаженные на кол алго-кедеши; одна колесованная – не Катрин, как ни странно, даже кожу пришлось снять – почему-то с Ядвиги Радванской; сорок две повешенные; шестьдесят расстрелянных; две обезглавленные Штутгартской Девой и одна – моим римейком самурайской катаны).
Лидия по-прежнему занималась реинкарнацией Акции Т4 в детской психушке; Шарлотта Тамарой и не только – поэтому мне ассистировала Кира Жданова, на удивление быстро освоившая ремесло палача… так что скорее я ей ассистировал.
Когда мы закончили, на Объекте Харон неожиданно материализовалась Стальная Волчица. И мрачным тоном объявила: «Мне нужно провести эту ночь с тобой – у меня. Мне очень нужно выговориться. С Ритой я договорилась…»