Мама, дочка и колы

[Anna]

Автор: ber
***
- Следующая! - позвала доктор.
В кабинет вошла красивая, чуть полноватая женщина лет 35-37, а за ней девушка лет 16.
- Фамилия?
- Смирновы. Екатерина Петровна и Светлана.
- На повешение?
- Нет, - тихо произнесла женщина и протянула повестку. - Мы... нас со Светочкой... на сажание назначили.
- А, понятно. Подготовились? Клизму сделали себе и дочке?
- Да, - женщина чуть покраснела. - Мы готовы.
- Тогда пойдемте, - доктор вышла из-за стола и открыла дверь в глубине кабинета.
Она провела мать и дочь через висельную. Света со страхом и любопытством поглядывала на девушек, висящих в петлях. Некоторые еще дегались, хрипели и сучили ножками, но большинство тел уже были неподвижны. "Везет же, - вздохнула про себя Светлана. - Несколько минут помучились и все. А некоторые даже, говорят, кончают от этого. А нам с мамой..."
Следующее помещение как раз и было предназначено для той казни, к которой приговорили Свету и ее мать. Это была светлая, просторная комната, абсолютно пустая, если не считать помоста посередине. А на помосте выстроились в ряд целых пять остро заточенных, потемневших от крови деревянных кольев. Но сегодня должны были задействовать только два из них. Именно к ним сантиметров на сорок не доходя острия были прибиты перекладинки.
-Извините, смазку забыла - спохватилась доктор. Подождите минутку.
Екатерина Петровна и Света остались наедине с ужасными кольями, готовыми принять и терзать их тела, как они терзали тела многих женщин, девушек и девочек до них.
- Мне страшно, мамочка, - Света всхлипнула, н аглазах ее показались слезы.
Мама прижала ее к себе и погладила по голове. Что она могла сказать в утешение? Ее саму охватил ужас, когда она увидела безжалостные острия и она с трудом сдерживалась, чтобы не разрыдаться при дочке.
- Мама, а зачем эти дощечки приделаны.
Ох, как не хотелось матери отвечать на этот вопрос, но скрывать было глупо, ведь скоро - очень скоро - Света сама это узнает.
- Если сажать на кол без перекладины, то он проходит сквозь тело и человек умирает очень быстро. А так мы... мы будем сидеть... сидеть на колу столько, сколько нужно для нашего наказания.
Сидеть на колу... Эта мысль не помещалась в сознании Светы. В детстве она сидела на коленях у мамы, за обеденным столом, потом на стульчике в детском саду, за партой... за столиком кафе. И вот сейчас она должна будет сесть на это ужасное, ужасное острие и сидеть на нем!!!
- А нам... нам будет очень больно?
- Да, доченька, говорят, мучительнее этой казни и не придумано ничего. Но надо будет терпеть. Бог терпел и нам велел...
В этот момент вернулась доктор. В руках она держала банку крема и мотки веревки.
- Все, приговоренные. Раздевайтесь.
- Догола? - одновременно спросили Екатерина Петровна и Света.
- Конечно. На кол, женщины, только голыми садятся, положено так.
- Светочка помоги мне молнию расстегнуть.
Света расстегнула маме молнию сзади и Екатерина Петровна стянула через голову свое любимое выходное платье в горошек. Чуить помедлив, расстегнула лифчик, сняла его. Потом сняла трусы и, засмущавшись, прикрыла поросший курчавой порослью лобок:"Хорошо хоть, врач - женщина".
- Приговоренная Светлана, а Вы что стоите? Раздевайтесь, - поторопила Свету доктор.
Света безропотно расстегнула ремешок на джинсах, сняла их, перешагнула. Потом наступил черед топика. По телу побежали мурашки, хотя в комнате было тепло. Просто она поняла, что раздевшись, приближдает неотвратимое.
-Быстрее, девушка, меня еще приговоренные ждут!
- девушка, как и ее мама минутой раньше избавилась от лифчика и трусиков и теперь, голенькая, стыдливо прикрывающшаяся ладошками стояла рядом с ней перед ужасным помостом.
- Так, - продолжала командовать доктор, надевая резиновые перчатки, - наклоняемся, опираемся на помост и попы поднимаем.
Света и ее мама послушно выполнили команды. Перед глазами Светы оказалось как раз основание кола, перед которым стояла деревянная подставка.
-Ягодицы раздвинули! - Света и эту команду команду выполнила безропотно.
Рядом охнула негромко мама. А потом Светлана почувствовала холодное скользкое прикосновение около нежной дырочки своего ануса, а затем холодные скользкие пальцы безжалостно и грубо втоглись в ее узкую дырочку. Света ойкнула и попыталась отпрянуть.
- Куда, куда, - докторша похлопала ее по ягодице, - не дергайся, потом сама же будешь благодарить. Без смазки знаешь, как тяжело входит!
Она обильно смазала попку девушки и ее матери кремом.
- Так, поднимайтесь. Руки за спину!
И она ловко связала обоим руки за спиной крепкой нейлоновой веревкой.
Голые, связанные, со скользкими и одновременно саднящими задни ми проходами Екатерина Петровна и Света чувствовали себя абсолютно беззащитными.
- Ну, сверчки, - докторица улыбнулась - Кто первый на шесток?
- Света страдальчески взглянула на мать. Та вздохнула:
- Можно.. я?
- Конечно, - доктор сделала приглашающий жест в сторону помоста. - Поднимайтесь.
Нетвердыми шагами Екатерина Петровна взошла на помост. Влизи колья выглядели еще более огромными и страшными.
- Итак, Смирнова Екатерина Петровна, - торжественным голосом произнесла доктор, - за переход улицы на красный свет вы с дочерью приговариваетесь к анальному посажению на кол с фиксацией. Вы и Ваша дочь будете сидеть на кольях два часа, после этого, если не наступить смерть от олевого шока, повреждения внутренних органов или кровопотери, вам будет сделана смертельная иньекция. Вы согласны с приговором?
- Да... - пересохшими губами прошептала Екатерина Петровна.
- Не слышу, отвечайте внятно и полно, потжалуйста!
- Я согласна с приговором мне и моей дочери. И... я благодарна за то милосердие которое к нам проявят через два часа.
- Ну вот и славно. Ваш кол - второй справа. Встаньте пожалуйста на подставки.
Екатерина Петровна неловко - мешали связанные руки - поднялась по ступенькам довольно высокой подставки. Острие кола было теперь на уровне ее лобка. Седце женщины замерло от ужаса. Доктор тоже поднялась на помост и встала на скамейку с другой стороны кола.
- Приговоренная, повернитесь.
Екатерина Петровна повернулась спиной к колу. Теперь ее связанные руки касались острия. А снизу на нее расширенными глазами глядела дочь.
- Поднимитесь на носочки. Вот так.
Докторша раздвинула Екатерине Петровне ягодицы и потянула ее за таз чуть назад на себя. Екат ерина Петровна почувствовала как острие укололо промежность. Доктор подвигала ее попу над колом, примеряясь. Екатерина Петровна задрожала, на теле выступил холодный пот. Дочь смотрела на приготовления к казни молча, не мигая, толькло слезы стояли в глазах.
- Теперь чуть присели. Слышите меня, приговоренная?
Екатерина Петровна послушно присела и почувствовала, как что-то твердое и болезненное входит в ее дырочку, куда она даже мужчин никогда не пускала. Она тихо охнула.
- Ну-ну, - "успокоила" ее доктор. - Это только начало...
...Света, не мигая, смотрела, как ее маму готовят к казни. Сердечко бедной девочки замирало. Сейчас ее любимую, милую, родную мамочку посадят на этот страшный, страшный, страшный кол! А потом и ее саму тоже... Она видела, как доктор направляет острие прямо между маминых ягодиц, как дрожат чуть согнутые ноги мамы, как блестят в свете ламп капли пота на лбу. Она слышала негромкие команды докторши и ее поражала та безропотность, с которой мама их выполняет. Сможет ли она сама там, на помосте, на подставках, перед... перед НИМ быть такой же покорной? Сегодня ночью дома они проплакали и проговорили до рассвета, и мама все время повторяла: доченька, главное, будь послушной, делай, все, что тебе скажут и терпи. Но как, как набраться послушания и мужества и выдержать такое?..
Словно услышав немой вопрос дочери, Екатерина Петровна взглянула прямо ей в глаза и попыталась улыбнуться. Вот только улыбка вышла кривой и страдальческой. От этой жалкой улыбки слезы хлынули из глаз Светы. "Мама, мамочка!.." - она попыталась потянуть руки, забыв, что они связаны, сделала шаг и упала на колени перед помостом.
- Тише, тише, - доктор на секунду отвлеклась от старшей Смирновой и звучно похлопала в лалоши. - Приговоренная Светлана, не надо истерик. - Итак, - она снова крепко охватила руками поясницу матери. - Приговоренная Смирнова Екатерина Петровна, Вы готовы сесть на специально заостренный, поставленный вертикально и должным образом укрепленный деревянный кол задним проходом?
- Да... - обреченно прошептала несчастная женщина.
- Громче и четче, не слышу!
- Да. Я готова... сесть... на кол!
- Хорошо. Вы готовы, приговоренная, принять его в себя до самой перекладины, несмотря на то, что при этом вышеупомянутый кол разорвет ваш анальный сфинктер, проткнет вам прямую кишку, другие петли кишечника, возможно повредит другие органы, вызовет кровотечение и тем самым причинит вам ни с чем не сравнимые боль и страдания?
- Да. Я готова сесть... до перекладины. Я знаю, что будет больно... очень больно...
- Прекрасно. Вы готовы к тому, что, после того, как я выбью у вас из-под ног подставки, вы окажетесь сидящей на колу, не касаясь пола и будете сидеть в таком положении, проткнутая, в течении двух часов до момента, когда вам будет сделан "укол милосердия" или пока Господь или природа не смилуются над Вами? Вы знаете, что размеры кольев, их острота и сама процедура сажания рассчитаны так, что большую часть времени, а возможно и все два часа вы проведете в сознании и в полной мере испытаете те мучения, о которых я говорила выше. Вы готовы к этому?
- Да, знаю... готова... ой! - как бы в подтверждение этих слов острие больно кольнуло анальное колечко неловко переступившей на затекших ногах Екатерины Петровны.
- Таак... чудесно. И последнее. Вы согласны, приговоренная, что сразу после начала Вашей казни на соседней с вашим кол будет посажена ваша несовершеннолетняя дочь Светлана? Вы согласны с тем, что она проведет те же два часа на СВОЕМ колу в тех же мучениях, что и вы, и точно так же концом этих мучений станет смерть?
- Я... Света... доченька... я... - Екатерина Петровна знала, каким должен быть ответ, но она была мать, мать и язык отказывался произнести страшные слова.
- Предупреждаю, приговоренная, что по закону, поскольку дочь несовершеннолетняя, вы можете не дать согласия на ее казнь в вашем присутствии.
Сердце матери замерло - неужели она может спасти свою ненаглядную Светланку?!
- В таком случае ее казнь будет проведена завтра здесь же, длительность составит четыре часа. А сегодняшний день ваша дочь проведет в центре сексуальной реабилитации лиц мужского пола с нарушениями эрекции в качестве... ну скажем так - лечебного пособия, - доктор позволила себе улыбнуться краешком губ.
О Боже! Нет, нет только не это! Ее Светик-семицветик, чистая, невинная девочка... И завтра - на два часа дольше... нет!
- Итак? Какое решение вы принимаете?
- Я... - Екатерина Петровна судорожно сглотнула слюну. - Я согласна... я прошу... я очень прошу, чтобы мою дочь Светлану посадили... посадили на кол сейчас, рядом со мной.
- Хорошо. Разумеется, мы не можем отказать вам, матери, в этой просьбе. Вашу девочку посадят вот на этот кол.
- Спасибо... - Екатерина Петровна не ожидала, что у нее вырвутся слова благодарности, но они были искренними. И она еще раз повторила: - спасибо большое.
- Не за что. Более того, Вам и вашей дочке сделаны некоторые послабления в процедуре. Вам не будут связывать ноги и не будут затыкать кляпом рот. Таким образом вы и Света сможете кричать и дрыгать ножками на своих кольях столько, сколько у вас сил хватит. Поверьте, - доктор ласково погладила обнаженное плечо приговореной, - за то время, что вам отпущено, вы с дочерью в полной мере оцените это отступление от инструкции. Смотрите только, не переусердствуйте и не сорвите голос сразу.
Тон врачихи снова стал официальным:
- Властью, данной мне специальным отделом Департамента здравоохранения и социальной гигиены, начинаю казнь приговореной Смирновой Екатерины Петровны путем насаживания анусом на кол!..
Все это время Света провела на коленях с закрытыми глазами. Она слышала и не слышала, все, что спрашивала доктор и отвечала мама. Она ничего не поняла про возможную отсрочку казни, просто догадалась, что мамочка, согласившись, с тем, что Свету казнят именно сейчас, спасла ее от чего-то более ужасного. Девушка тихонько шептала про себя слова молитвы - единственной, которую знала:"Боженька, спаси и помилуй меня и мамочку,
оженька, спаси и помилуй..." И лишь последние слова докторши:"... НА КОЛ!!!!" - колоколом ударили в голове.
- Доченька! - услышала она сдавленный голос мамы. - Меня сейчас... не бойся! Я... АААААААААА!!!!!!
Какой-то не то хлюпающий, не то трещащий звук раздался, но его тотчас же заглушил истошный крик. В этом крике не было ничего человеческого - животный, страшный полувой-полувизг. Глаза Светы по прежнему были крепко зажмуренны и она не поверила,не могла поверить, что это кричит ее мать Екатерина Петровна никогда не кричала на дочь, вообще никогда не повышала голос, всегда говорила тихо и с какими-то ласковыми, уютными интонациями. На работе и в транспорте от одного звука ее голоса стихали ссоры и споры. А теперь это страшное, рвущее сердце на одной ноте:
ААААААААААА!!!!!!АААААХХХХХАААА!!! Свете хотелось закрыть уши, забиться в угол и не слышать, не слышать, как кричит ее мамочка, но это ей было не дано.
Что-то горячее брызнуло ей на лицо. Она почувствовала соленый вкус на губах. Кровь. Это мамина кровь, догадалсь Света. И, словно, причащенная ею, девочка решилась и открыла глаза.
Картина, представшая перед ней, была страшной. Стоя на скамейке позади Екатерины Петровны, докторица со спокойным лицом, медленно, но уверенно надевала ту на кол. Несчастная уже не вопила, а лишь хрипло повизгивала, время от времени получленраздельно вскрикивая:"Айййя!Больно! Пожалуйста! Не надо! Больноооо!!!... Аххаа..." Екатерина Петровна дергалась и извивалась всем телом, так что ее тяжелые, отвисшие груди и живот колыхались как при неистовом сексе, сводила и разводила постепенно сгибающиеся колени. Она то запрокидывала голову кверху, то мотала ей из стороны в сторону, волосы прилипали к ее потному лицу, пот градом катился по шее, по ложбинке между грудей. Когда казнимая раздвигала ноги, открывая курчавую поросль на лобке, было видно, как колу текут, змеятся струйки темной крови. Кровь стекала и по задней поверхности бедер, на помосте уже натекла приличная лужица. А кошмарный ствол все глубже и глубже проникал вглубь женского тела.
- Потужься, потужься, легче пойдет! - подсказывала доктор. До затуманеного болью и охваченного паникой сознания Екатерины Петровны тем не менее доходили эти советы, как до роженицы доходят команды акушерки. Она послушно тужилась, в этот момент и брызгали те струйки крови, одна из которых попала на лицо Светы.
- Все, все, совсем немножко осталось, - доктор переложила руки с поясницы на плечи казнимой и резко придавила ее книзу. И снова негромкий нутряной звук будто разорванной ткани заглушил звериный крик. Пышный,во все времена соблазнительный и недоступный для мужчин,а теперь трясущийся, перепачканный кровью зад Екатерины Петровны опустился на перекладину, окончательно и бесповоротно принимая в себя своего единственного, последнего, неутомимого и безжалостного любовника.
- Ну вот мы и сели, - доктор погладила женщину по плечам и похлопала по залитой слезами и потом щеке. - И сидим себе, и времечко пошло.
Она легонько, носком лакированных туфель выбила подставки из-под ног Екатерины Петровны. Ноги дернулись, повисли вдоль кола, потом снова задергались. Продолжая корчиться всем телом и хрипло стонать, Екатерина Петровна, как и тысячи казнимых до нее на колу женщин и мужчин, инстинктивно попыталась охватить ступнями ствол, чтобы как-то приподняться, слезть с него. Разумеется, это не удалось. И все-таки, судя по тому, как активно несчастная работала ногами, как лягала ими воздух, дрыгала ляжками, сводила их и разводила уже без опоры, а иногда резко вскидывала, почти коленками к животу и распрямляла, словно выплывая с глубины, было видно, что снисхождение, о котором говорила перед казнью доктор - не пустые утешения и что эти хаотичные движения несвязанных ног действительно если не облегчают, то как-то помогают переносить страдания.
В какой-то момент взгляды Екатерины Петровны и Светы встретились. Помутневшие и обессмыслевшие от боли глаза матери и хрустальные шары наполненные слезами - дочери.
- Доченька... - прохрипела Екатерина Петровна, - не смотри... не надо... тебе.. смотреть...
- Почему же? Как раз надо, - спустившись с помоста, доктор подошла к девушке. - Наоборот, смотри внимательно, Светлана. Там на помосте - твоя мама. Она посажена на кол. Ей очень-очень больно. И так больно ей будет еще долго, пока она не умрет. И все это время - понимаешь - она будет раскаиваться в своем страшном преступлении и в том, что втянула в него тебя. Вы ведь раскаиваетесь, казнимая?
- Каюсь! Каюсь! - хрипло провыла корчащаяся на колу женщина.
- Вот видишь, Светочка, мама кается. Это ведь хорошо? Но ты ведь тоже виновата. Ты уже взрослая девочка и могла удержать маму от дурного поступка, а ты пошла у нее на поводу. Значит, твоя вина тоже велика. Правильно?
- Да, - прошептала Света, опуская голову.
- Вот видишь. Значит, должна раскаятся и ты. И поверь, ничего лучше хорошо заточенного кола в попе для покаяния юных глупышек не придумано.
Поэтому сейчас ты поднимешься на помост и тетя доктор посадит тебя воон на тот колышек рядом с мамой. Ты ведь отличница?
- Да, - еле слышно прошептала Света.
- Молодец. А сейчас у тебя самый главный экзамен в жизни. И ты должна сдать его на "отлично". - Доктор потрепала девочку по волосам. - Ну, пошли.
"Это сон, - твердила про себя Света, - делая последние шаги к помосту. - Это просто сон. Сейчас я проснусь и ничего не будет. Не будет этой кричащей, истекающей кровью женщины на колу, почему то похожей на мою маму. А мама - живая, теплая, улыбающаяся, заварит чаю и позовет меня на кухню. Не будет этой страшной докторицы-палача в забрызганном кровью халате, не будет того, второго, ПОКА пустого кола..."
Ступеньки: раз, два, три. Шершавые доски помоста. Один кол, второй, третий. А вот и мой. МОЙ КОЛ. Как будто мой мобильник или моя школьная сумка. Какие то чурбачки по бокам. Ах, да, я должна на них встать. Встать, чтобы сесть... Мама рядом почти уже не кричит, только стонет и хрипло дышит. Смотрит ли она на меня? Надо повернуть голову, но не хватает храбрости. Что? Ах, да, надо уже вставать на подставки. Не так? Спиной. Так лучше. Так я не вижу Его. Но все равно чувствую. Холодная струйка пота вдоль позвоночника, как проекция ЕГО на спине. "Проекция" - такое смешное слово из геометрии. Я так и не напишу контрольную по геометрии... Уже неважно. Руки в резиновых перчатках на моей пояснице. Надо приподнятся на цыпочках? Вот так? Как в танцевальном кружке. Кто-то будет теперь в паре с Максимом вместо меня? Мне всегда нравился Макс, только я не решалась признаться. Хорошо, что он не видит меня такой... Ой! Попу больно!.. Это.. это кол?! Это - УЖЕ НАЧИНАЕТСЯ?! Доктор что-то спрашивает, наверное, тоже, что и маму. Надо отвечать. Да. Да. Готова. Согласна. Какое неприятное ощущение там... боюсь... боюсь... Мама, мамочка, миленькая, ты тут? Мамочка миленькая, прости меня за все! Что была иногда непослушной, что забывала мыть посуду, что тогда задержалась на дне рождения у Вики...
- Мама, прости меня!!!
- ... НА КОЛ!!!!
БОЛЬ!!! БОООЛЬ!!!!! БОООООООООООООООООООООООООЛЬ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Только боль! Ничего кроме боли!!! Все ее разновидности, какие есть на свете сошлись, слились между трогательных девичьих ягодичек, в розовато-коричневой дырочке Светиного ануса: колющая боль от навершия, боль от разрываемого нежнейшего колечка сфинктера, боль,дерущая слизистую бедной кишочки и дальше, глубже, сильнее - тупая, жгущая боль, разливающаяся в животе.
Господи, как же билась бедная Света в руках докторши, чтобы уйти или хоть как-то ослабить эту боль! Как кричала она срывающимся голосом, пока могла кричать, пока не сорвались хрупкие связки в горлышке! Как рыдала и молила о пощаде! Как сучила стройными ножками и в кровь кусала губы...
А рядом на таком же колу билась и рыдала мать. Уже не от своей боли - к ней она - если это слово тут подходит - как-то привыкла. Но к тому, что рядом такую же страшную смертную муку принимает ее дочечка, ее кровиночка, привыкнуть было невозможно.
- Пощадите! пощадите! - крики матери и дочери слились в жалобный дуэт. Но для доктора такие дуэты были привычными. Она видела, что перед ней - пусть одна помоложе, другая постарше - две здоровые крепкие психически устойчивые женские особи. И несмотря на боль и кровопотерю, они не уснут как рыбы в кукане и не провалятся в хохочущую бездну безумия, а пройдут свой путь, как и положено, до конца.
Закончив сажать Свету, доктор спустилась с помоста и сняла перчатки. Руки немного чесались от талька. Надо смазать кремом, подумала она. Посмотрела на помост, испытывая законное чувство удовлетворения. Обе казнимые сидели, как надо, крепко, прямо, крови вытекало относительно немного. Она услышала, как Екатерина Петровна хриплым шепотом учит дочку: "Ты попочкой поменьше двигай и животиком - так только больнее будет - ты ножками, ножками". И Света слушалась ее, как всегда слушалась маму: старательно выпрямлялась и сучила только ногами. "Молодец, мамочка, - подумала врач. - Побольше таких во время семейных экзекуций, насколько легче работать бы было".
- Ну, все, мои хорошие, - громко произнесла доктор. - Вы, я вижу, уже осваиваетесь, - она второй раз за экзекуцию позволила себе улыбнуться, - Я вас оставляю. До встречи через в... - она взглянула на изящные часики, - в шестнадцать тридцать.
И она вышла из помещения, закрыв за собой дверь и заглушив стоны матери и дочери Смирновых. А они остались там за дверью, насаженные каждая на свой вертел, корчащиеся, окровавленные, стонущие, плачущие и ждущие смерти, как избавления. Жизнь их уже была закончена, но смерть еще и не думала приходить. И теперь у них было только то, что и дарует каждой казнимому кол, дарует щедро - это боль, боль и еще раз боль. Оставим же их наедине с этой болью, друг с другом и со своими кольями и мы...