Операция Карфаген. Тёзка

[RolandVT]

26 июля 1941 года

Берлин, Германская империя

Лилит решила максимально поучаствовать в процессе. Процессе посажения её на кол. Поэтому неожиданно быстро и ловко укатила платформу со столбом куда-то в дальний угол алго-камеры, а обратно прикатила другую платформу.

На небольших колёсиках, снятых с отжившей своё больничной кровати. Судя по всему, в центре символа Чёрного Солнца находился какой-то фиксатор, надёжно закреплявший платформу.

На платформе располагался... правильно, самый настоящий кол. А также табурет (для Лилит) и помост (для палача). В данном случае, для него, Михаила Евдокимовича Колокольцева.

Он отметил, что баронесса поместила платформу с колом в центр Чёрного Солнца. Причём так, что нижний конец смотрел точно в центр этого магического символа, а остриё – точно в центр свастики под куполом алго-камеры. В точности как столб для порки до того.

И, таким образом, сделал кол частью вертикальной линии, соединявшей центры этих мощнейших духовных символов. В полном соответствии с фактами, логикой и здравым смыслом, ибо такая конфигурация обеспечивала максимально широкий и мощный канал энергии Вриль.

«Его зовут Михаэль» - с улыбкой представила кол Лилит.

Колокольцев промолчал. Ибо ну просто совершенно не горел желанием выяснять, когда и в честь кого этот жуткий инструмент казни получил своё имя. К счастью, баронесса решила его не просвещать.

Цилиндрической формы кол высотой сто семьдесят сантиметров – точно в рост Лилит - был выточен (похоже, что мастеровитым Кристианом) на токарном станке из особо прочного дерева. Ибо Лилит, похоже, предпочитала исключительно натуральные (природные) материалы, особенно внутри своего любимого тела.

Впрочем, вполне возможно, что материал был всё-таки не совсем натуральным, ибо уж очень высокими были требования к прочности и долговечности. Поэтому Колокольцев (по долгу службы знакомый с авиационными материалами) подозревал, что на самом деле кол (который Лилит откровенно окрестила Микаэль) был выполнен не из натурального дерева, а из дельта-древесины.

Которая получается из обычной древесины (берёзового шпона, если быть более точным) путём пропитки оного фенол- или крезолоформальдегидной смолой с последующим горячим прессованием под высоким давлением.

В результате получается материал, всего вдвое более плотный (и, следовательно, лишь вдвое тяжелее), чем собственно древесина, но несравнимо более прочный - прочнее, чем многие алюминиевые сплавы.

Кроме того, он практически не горит, обладает абсолютной стойкостью к поражению грибком (гнили) и имеет длительный срок службы без потери качеств (десятки лет), причём даже в неблагоприятных условиях.

Поэтому неудивительно, что в СССР (в котором до войны большевикам так и не удалось наладить производство авиационного дюралюминия в необходимых количествах) дельта-древесина широко применялась а авиастроении.

В частности, в конструкции довольно распространённого (советские авиазаводы наклепали аж 6528 штук) истребителя ЛАГГ-3 – не особо удачного, но существенно более живучего, чем его более удачный современник Як-1. Тем не менее, получившего (по ряду причин) обидное прозвище ЛАкированный Гарантированный Гроб. Не всегда заслуженное, надо отметить.

На высоте примерно сорок сантиметров от острия (кол должен был дойти примерно до горла Совершенной) в кол была вставлена тонкая (около сантиметра в диаметре) перпендикулярная планка (перекладина) круглого сечения.

Длиной около тридцати сантиметров – вполне достаточно, чтобы усадить женщину на кол и, тем самым, остановить продвижение кола внутрь её тела. Поэтому толщина кола оказалась существенно больше (около пяти сантиметров), чем анальный фаллоимитатор.

Что гарантировала намного более жуткую боль, чем от более тонкого кола, ибо толстый кол раздирал посаженной на него женщине и анальное отверстие, и сфинктер, и прямую кишку... и всё остальное на его пути в теле истязаемой.

«Кол Лилит» завершался остриём, что было не совсем обычно для этого вида казни. Как правило, казнимого (или казнимую) насаживали на толстый кол, у которого верх был закруглён и смазан маслом.

С откровенно дьявольской целью – максимально продлить мучения жертвы. При таком способе казни смерть обычно наступала лишь через несколько дней, так как округлённый кол не пронзал жизненно важные органы, а лишь входил всё глубже и глубже в тело приговорённого.

Остриё (и вообще весь кол) непреодолимо напоминали Колокольцеву антенну. Тем более, что Лилит садилась на кол именно для того, чтобы подключиться к максимально широкому каналу энергии Вриль («настроиться на канал).

Хотя он прекрасно понимал, что никакой антенной кол, конечно же, не был (разве что очень и очень косвенно). Ибо она подключалась к каналу и получала энергии вовсе не через кол. А только и исключительно через коронную чакру на макушке.

Вопреки распространённому заблуждению (и содержанию танатофильских порнорассказов), кол никогда не вводили во влагалище женщины – только в анус. Ибо введённый во влагалище кол гарантировал очень быструю – буквально в течение нескольких минут – смерть от обильного маточного кровотечения. Что в корне противоречило основополагающей цели этой сатанинской казни.

Но это относилось исключительно к земным женщинам. Которые никак не могли остановить внутреннее кровотечение. А метагом Лилит могла – причём совершенно не напрягаясь.

Поэтому ей было абсолютно безразлично куда вводить кол. И какой именно – тупой или острый. Видимо, с чисто эстетической точки зрения ей больше нравился острый, поэтому Кристиан таким его и сделал.

«Я просижу на колу столько, сколько ты захочешь» - повторила Лилит. «А пока я буду сидеть...»

Она загадочно улыбнулась.

«... ты можешь заняться чем угодно – хоть в этом доме, хоть вне его. Однако...»

Ещё одна загадочная улыбка, после чего её божественный перст указал в сторону едва заметной другой двери.

«Эта дверь ведёт в комнату, в которой находятся двенадцать очень красивых – и совершенно голых – девушек. Которых, я думаю, тебе будет очень приятно перепороть... хоть у столба, хоть на андреевском кресте – на твой выбор»

И добавила: «Опыт порщика у тебя многолетний, дивайсы у меня качественные... идеальные просто, так что всё будет для них полностью безопасно...»

Он кивнул. Ибо уж очень эта просьба походила на приказ... которые не обсуждают. А беспрекословно выполняют.

Колокольцев неожиданно даже для самого себя аккуратно, даже бережно взял Лилит за локоть и подвёл к платформе с Михаэлем. Она покорно поднялась на табуретку; он встал на платформу с другой стороны кола.

Лилит аккуратно присела на острие кола. Колокольцев крепко взял её за плечи и осторожно, но уверенно помог ей ввести кол достаточно глубоко в анус, чтобы он не выскочил, когда она на него сядет всем весом своего тела.

«Держи меня строго вертикально» - попросила она. И мягким (даже, пожалуй, нежным), но решительным движением повалила на платформу табуретку. После чего свободно опустила ноги вдоль Михаэля.

И под тяжестью собственного веса начала скользить вниз, насаживаясь на кол (благо его поверхность была абсолютно гладкой). Колокольцев (его с самого первого её истязания забавляло созвучие его фамилии с названием этого страшного дивайса) придерживал её за плечи, максимально замедляя этот процесс и внимательно следя за тем, чтобы кол входил в неё строго вертикально.

Ну и, разумеется, наслаждаясь её дикой, жуткой, нечеловеческой болью. Реально нечеловеческой, ибо человек просто не в состоянии выдержать такую боль. И дрожью её тела – это единственное, что она не могла контролировать.

Она не кричала, ибо боль от проникновения внутрь кола была ещё очень далека от её реального физиологического предела (с человеческой точки зрения, практически бесконечного), а метагомы прекрасно умели контролировать себя.

Только часто, глубоко и тяжело дышала и изредка слегка постанывала (впрочем, скорее не от боли, а от очень сильного сексуального возбуждения). Впоследствии на призналась ему, что это стало для неё полной неожиданностью, ибо до встречи с ним боль никогда не являлась для неё афродизиаком. Видимо, это действительно была Иная Любовь. Радикально Иная, но всё же Любовь...

Но поскольку контролировать себя она умела зер гут, то ни дикая боль от пронзаемых колом внутренних органов, ни сильнейшее сексуальное возбуждение (которое совершенно непостижимым образом прекрасно уживалось с нечеловеческой болью – а то и вообще стимулировалось последней) не мешали ей весьма эффективно помогать ему правильно насаживать её на кол.

И чтобы Михаэль входил в неё строго вертикально, и чтобы он в процессе входа причинял ей максимальную боль. А он с огромным удивлением наблюдал за тем, как насколько спокойно и даже естественно она вводит в себя (ибо именно так это, по сути, и происходило) этот абсолютно чужеродный предмет.

Который, к тому же не просто входит, а последовательно разрушает (причиняя в процессе этого просто дикую, нечеловеческую, жуткую, ужасающую боль) все внутренние человеческие органы, которые он встречает на своём смертоносном пути. Пусть эти органы и были временной имитацией человеческих – и будь у неё хоть три резервные системы.

Колокольцев, в отличие от Кристиана, медиком не был ни разу. Но в своё время – чисто из любопытства – прочитал пару трактатов о пытках и казнях. И потому весьма неплохо представлял себе, что происходит внутри человеческого тела при посажении на кол.

И хотя к тому времени он уже успел насмотреться на многое (даже очень многое) в процессе сбора информации о работе убойного отдела берлинской полиции (его начальство это почему-то очень заинтересовало), он несколько дней ходил несколько ошалелым. Уж больно жутким оказалось описание этого – безусловно чисто дьявольского – процесса.

Всё начинается с того, что кол разрывает промежность и проходит через таз женщины. Затем повреждает нижний отдел мочевой системы (мочевой пузырь), а у женщин (то есть, у Лилит) - ещё и детородные органы.

Двигаясь всё выше и выше внутри человеческого тела, дьявольский дивайс разрывает брыжейку тонкой кишки, пробиваясь сквозь кишки и накопления пищи в брюшной полости.

Пройдя через кишечник, кол отклоняется к передней части позвоночника в области поясницы, и скользит по его поверхности, постепенно достигая верхней части брюшной полости и поражая желудок, печень и поджелудочную железу).

В случае Лилит – всегда, ибо она намеренно управляла колом (ей это удавалось на удивление эффективно), чтобы он повредил все, абсолютно все её «человеческие» внутренние органы, до которых мог добраться.

Поднимаясь всё выше и выше, кол прорывает диафрагму и проникает в грудную клетку, повреждая сердце и центральные кровеносные сосуды, а затем легкие, бронхи и трахею.

Именно это и происходило сейчас с Лилит. Если бы Кристиан не вставил в Михаэля горизонтальную перекладину, кол прошёл бы сквозь горло женщины и вышел наружу либо через горло, либо через рот (последнее, впрочем, потребовало бы определённого искусства от них обоих).

Но поскольку перекладина была предусмотрительно вставлена, Лилит реально села на кол. Формально, конечно, на перекладину, но всё равно фактически на кол. И потому кол остановился чуть ниже горла, странным образом, даже не мешая женщине дышать.

Впрочем, конечно же, не странным. Ибо метагом так устроен (в высшей степени предусмотрительно устроен, надо отметить), что при возникновении потенциально смертельной угрозы его (в данном случае, её) жизни автоматически включается резервная (на самом деле, конечно, основная – вспомогательной является как раз человеческая) система.

Включается и перехватывает (точнее, берёт полностью) на себя всё жизнеобеспечение организма метагома. А также предотвращает кровотечение (а также вообще любые выделения) из человеческого организма.

И, разумеется, полностью (буквально в течение нескольких минут) регенерирует человеческую систему метагома. В том числе, и кожу – если Лилит перед посажением на кол пороли и ставили на гвозди (что и произошло сегодня).

Завершив посадку, Колокольцев отошёл в сторону, чтобы полюбоваться на удивление эффектным и даже красивым зрелищем.

Ибо даже посаженная на кол, баронесса всё равно была оглушительно, идеально, совершенно, неотмирно, даже, пожалуй, божественно (несмотря на, мягко говоря, сложные отношения метагомов с Всевышним) прекрасна.

Однако он получил, по сути, прямой приказ, который надо было выполнять. Он нашёл указанную Лилит дверь, открыл её – и предсказуемо оказался в комнате, в которой на креслах, стульях и двух диванах располагались... правильно, двенадцать оглушительно красивых и абсолютно голых девушек лет двадцати или около того от роду.

Он выбрал ближайшую и знаком приказал следовать за ним. Девушка повиновалась. Они прошли в алго-камеру, при этом девушка не обратила ровным счётом никакого внимания на сидящую на колу Лилит. Из чего Колокольцев сделал единственно возможный вывод: баронессу сажали на кол далеко не в первый раз. И точно не в последний.

Девушка вопросительно посмотрела на Колокольцева. Он указал – для разнообразия – на вертикально расположенный андреевский крест. Девушка покорно подошла к кресту и плотно к нему прижалась. Колокольцев привязал её и аккуратно, но сильно, больно и основательно выпорол.

В процессе порки он удивился аж дважды. Причём очень сильно удивился. Во-первых, тому, что девушка не кричала вообще – только тяжело дышала и периодически тихо постанывала. Хотя бил он её весьма сильно, а плеть была явно кусючей весьма.

А, во-вторых, тем, что под конец порки она... кончила. Собственно, именно поэтому он порку и прекратил – ибо продолжать пороть женщину после её оргазма (сильного, яркого и даже эффектного оргазма) было бы нелогично.

Когда он отвязал её, она пожала плечами и ответила на его незаданный вопрос:

«Мы, скажем так, не-совсем-люди. Поэтому каждая из нас кончает под плетью. Тем более если порщик настолько силён энергетически...»

После чего удивила его ещё дважды. Сначала грациозно опустившись перед ним на колени и бесцеремонно сделав ему пусть и не идеальный, но очень качественный минет. После чего заметила: «Я больше люблю иррумацию. Когда меня в самом прямом смысле насилуют в рот...»

Второй раз она его удивила уже на выходе из алго-камеры. Когда махнула в сторону сидевшей на колу Лилит: «Я тоже так хочу... очень даже хочу. Мы все так хотим... к сожалению, пока это невозможно...»

Девушка не знала – да и не могла знать – что её мечта исполнится. Она сядет на кол и просидит на нём аж целых три часа. Но произойдёт это спустя почти восемь десятилетий, когда будет создан Эликсир Белого Ангела.

Эликсир доктора медицины и антропологии Йозефа Менгеле.

Следующей девушке после порки Колокольцев бесцеремонно связал за спиной руки, после чего поставил на колени и изнасиловал в рот. Реально изнасиловал – так что она чуть не задохнулась.

Когда он поднял её с колен и развязал ей руки, она совершенно неожиданно чмокнула его в щёку. И прошептала на ухо: «Спасибо. Мне давно не было так хорошо во время секса». Разумеется, под плетью она тоже кончила – столь же сильно, ярко и эффектно, как её то ли коллега, то ли подруга, то ли соратница.

Этот сюжет повторился ещё десять раз... а мог и ещё десять раз по десять. Ибо энергии в камере были настолько мощными, что его сексуальные силы восстанавливались почти так же быстро, как регенерировала Лилит.

Отпустив последнюю девушку, он поднялся на платформу и легко, как пушинку, снял баронессу с Михаэля (потом долго не мог понять, как это ему удалось).

После чего, не развязывая ей руки, грубо поставил на колени и изнасиловал в рот. Затем развязал руки, подвёл к андреевскому кресту, привязал и жёстко выпорол – правда, обычной плетью.

Затем (по дороге заметив, что она мгновенно регенерировала), взял за волосы, подвёл к столу, положил грудью на стол, развёл ноги и изнасиловал во влагалище.

Она, в отличие от её девушек, так ни разу и не кончила. Впрочем, этому нашлось вполне прозаическое объяснение: «Я кончила... да раз двадцать уже, наверное» - со смехом призналась она, вернувшись в вертикальное положение.

И подсчитала: «Во время порки флагрумом раза три, на колу чуть ли не каждые пять минут, ну и потом раза три... нет, четыре. Просто метагомы так устроены, что внешне оргазм у нас не проявляется никак...»

После чего неожиданно обняла его за шею и предсказуемо властно поцеловала в губы. Затем призналась:

«Мне никогда не было так хорошо. Меня никто так не любил. Но это только начало – у нас впереди целая ночь...»

С этими словами она распахнула шкаф с жуткими дивайсами. И объявила:

«Я хочу, чтобы ты меня истязал всю ночь. Использовав все дивайсы без исключения...». Затем лукаво улыбнулась и добавила: «Да ты и сам этого хочешь. Очень хочешь...»

Колокольцев кивнул. Ибо действительно просто нестерпимо хотел истязать её всю ночь – всеми возможными и даже теоретически невозможными способами. И при этом – после того, как неизбежно прошёл неизбежный изначальный шок – не испытывал по этому поводу ни малейших угрызений совести.

А не испытывал он их потому, что уже более восьми лет жил и работал в параллельном, за-человеческом мире. В мире, в котором обитали людены, метагомы и призраки; в котором обер-фюрер СС в хронологическом возрасте в 2000 лет приказывает ему закрыть девять Врат в Ад; а его друг делает для него сотню серебряных пуль; в котором происходит Преображение человека в не-человеческое, за-человеческое, бессмертное существо, обладающее сверхспособностями (в том числе, и сексуальной супер-силой)...

Поэтому его... сессия с Лилит отвечала не только фундаментальным принципам Безопасности и Добровольности, но и в полной мере принципу Разумности. Ибо то, что они любили друг друга вот таким образом – через её чудовищную, нечеловеческую боль и страдания – было как раз очень даже разумным. Странно было бы, если бы они любили друг друга человеческой, «ванильной» любовью...

Кроме того, граф Шёнинг был абсолютно прав – когда идёшь закрывать девять Врат в Ад, оружия и боеприпасов много не бывает. А поскольку его важнейшим оружием и боеприпасами были Вриль-энергии, то отказаться от такого мощного их резервуара, как «всенощная сессия» с баронессой, он просто не имела права.

Ибо слишком высоки были ставки в его войне с Силами Зла – и слишком велика была ценность этой сессии. И духовная (прежде всего), и эмоциональная, и даже функциональная.

Поэтому он сделал бы всё то, что намеревался сделать даже если бы ему этого категорически не хотелось. Его непреодолимое желание принципиально ничего не меняло – просто сильно облегчало его задачу.

«Пойдём в другую комнату» - то ли предложила, то ли (скорее) приказала баронесса. После чего неожиданно подошла к нему, ещё более неожиданно взяла его за руку и уж совсем неожиданно обняла за шею и прильнула совершенными губами к его далеко не совершенным.

Целовалась она божественно – впрочем, чего ещё можно было ожидать от не-человеческого, за-человеческого, сверх-сверх-человеческого, да к тому же совершенного существа женского пола...

Секс с ней был неописуемым. Реально неописуемым – ни в одном человеческом языке просто нет слов, чтобы описать это…

Утром он принял душ, позавтракал (делать энергетическую гимнастику после такого не было необходимости), после чего граф доставил его в аэропорт – прямо к его ласточке Bf-108. У которого его ожидали первые ласточки его Зондеркоманды К: Ванда Бергманн и отец Роберт Фальке. Будущий их капеллан.

Через четверть часа Тайфун пронёсся по бетонке Темпельхофа, ласточкой взмыл ввысь, уверенно набрал высоту и взял курс на Минск. Где его уже ожидал его подельник – командир Эйнзацгруппы В, СС-бригадефюрер Артур Небе.