Тортури та Снаф

12 апреля 1942 года

Город Осташков, генеральный округ Белорутения

В белорусский Осташков они вылетели на Тайфуне Bf-108 её мужа (с какой больной головы маленькая четырёхместная птичка получила столь грозное прозвище, Ирма так и не поняла).

Роланд фон Таубе (Михаил Колокольцев) на этот раз был – в силу огромных расстояний между Римом, Стокгольмом, Дублином и Мадридом - вынужден перемещаться на гораздо более серьёзном аэроплане.

Старшей сестре Тайфуна (для Колокольцева всего его самолёты были почему-то женского пола) - гражданском (официально почтовом) варианте тяжёлого двухмоторного истребителя Bf-110 конструкции того же Вилли Мессершмитта.

Дабы иметь возможность беспрепятственно путешествовать к нейтралам, грозный Zerstörer (Разрушитель) превратили в одноместный, сняли всё вооружение, внутренности сделали действительно почтовым отсеком, а кресты и свастику люфтваффе заменили на опознавательные знаки Deutsche Luft Hansa A.G. – официальной гражданской авиакомпании Третьего рейха.

С началом Второй великой войны все гражданские полеты Luft Hansa внутри рейха были прекращены, а её авиапарк был (естественно) передан люфтваффе вместе с большей частью персонала.

DLH сосредоточилась на техническом обслуживании и ремонте военные самолетов. По-прежнему выполнялись регулярные пассажирские рейсы внутри Германии (под контролем люфтваффе) и в оккупированные или нейтральные страны, но их количество было адаптировано под требования военного времени.

Большинство пассажирских самолетов были переоборудованы в военные транспортники люфтваффе, так что Zerstörer Колокольцева был единственным прошедшим обратное Преображение (впрочем, ему было не привыкать к подобной экзотике).

Поэтому Тайфун пилотировал граф Вальтер фон Шёнинг – причём на удивление неплохо пилотировал. На вопрос Ирмы о том, где и как он этому научился, граф только пожал плечами и загадочно улыбнулся.

Мысли о предстоящей акции (как выяснилось, сразу о двух акциях – причём практически подряд) вызывали у Ирмы фон Таубе смешанные и противоречивые чувства. С одной стороны, она понимала… точнее, знала, что она – как бы это дико не звучало – действительно оказывает расстреливаемым ею евреям самую ценную услугу в их жизни.

Ибо, оставшись в живых, они действительно неизбежно попадут в Ад – по причине так называемого второго грехопадения. Ибо все люди несут на себе первородный грех ослушавшихся Господа Бога Адама и Евы – прародителей человечества; а все без исключения евреи несут на себе ещё и грех своих прародителей.

Которые отвергли Христа – и потому Господа Бога (обратившиеся в христианство евреи не в счёт – их и изначально было немного, а потом почти все они и вовсе были выбиты еврейским религиозными фанатиками в основном во время Иудейских войн, которые именно для этого и были затеяны зелотами).

Это «второй унаследованный грех» можно – и нужно – было смыть искренним покаянием и искренним принятием Христа… только вот шансы на это во всё более секулярном (и анти-христианском) ХХ веке для евреев были исчезающе малы.

Поэтому, как бы дико, ужасно, кошмарно и бесчеловечно это ни звучало, у евреев на территориях, подконтрольный Третьему рейху и его союзников, реальный выбор был просто ужасающим.

Либо принять смерть от пули эйнзацгрупп СС (или полицай-батальонов вермахта) или от газа в мобильных газвагенах или стационарных газовых камерах. Либо попасть в Ад на вечные мучения – ибо там очень страшно (стократно хуже, чем в самом страшном земном кошмаре); очень одиноко – стократно хуже даже самого беспросветного земного одиночества и очень больно – стократно больнее самой жуткой земной боли.

И длится всё это Вечность.

Её муж рассказал ей о визите с другой стороны – ибо сразу же после киевского расстрела к нему пришла Роза, первая из расстрелянных им по-настоящему евреев (дабы дать максимально милосердную смерть, он был вынужден лично расстрелять под тысячу женщин и детей). И рассказала, что все расстрелянные им евреи перебрались в Новый Эдем – мир, несопоставимо лучший, чем наш.

Знала Ирма и то, что из всех реально возможных вариантов именно она сможет дать евреям максимально быструю, лёгкую, безболезненную, милосердную и гуманную смерть… насколько в этом безумии вообще можно было говорить о каких-то милосердии и гуманизме. Именно она потому, что из рассказов её мужа о киевском расстреле знала, как это нужно делать – особенно с совсем маленькими детьми и их мамами.

Но это с одной стороны. С другой же находился её личный кодекс чести, который у неё появился не в последнюю очередь благодарю её супругу. А согласно этому кодексу, безоружных убивать было нельзя ни при каких обстоятельствах. Ни при каких. Пороть можно сколько надо; истязать и вообще издеваться аналогично – а на убийство безоружных (тем более детей) у неё было абсолютное табу.

Да, она на все сто заслужила прозвища Фурия Лихтенбурга и Адская кошка Равенсбрюка – но заслужила за безжалостную порку и жуткие даже по меркам этих инфернальных мест истязания… ибо она никого не убила. В отличие от своей заклятой подруги, неофициального палача обоих лагерей Ванды Бергманн.

Поэтому Ирма была просто в безмолвном бешенстве от того, что её заставили, вынудили нарушить её личный кодекс чести – и неважно, почему. И потому дала себе слово чести комиссара Крипо (а это был не пустой звук), что виновные в этом обязательно ответят. Высшей мерой – собственной жизнью.

Точнее, виновный. Отдавший, по её мнению, совершенно идиотский и людоедский приказ о ликвидации казимирского гетто (Осташковское шло «довеском») рейхскомиссар Генерального округа Белорутения, группенфюрер СС, гауляйтер Вильгельм Рихард Пауль Кубе.

С её личной кочки зрения, подписавший смертный приговор трём с лишним тысячам казимирских евреев гауляйтер тем самым подписал смертный приговор и себе тоже. Ибо у Ирмы фон Таубе была не только железобетонная воля и решимость привести этот приговор в исполнение – но и орудие смертной казни.

У которого были фамилия, имя и отчество. Борис Владиславович Новицкий, штатный ликвидатор РСХА, преданный только и исключительно мужу Ирмы – личному помощнику рейхсфюрера СС, штандартенфюреру СС Роланду Риттеру фон Таубе. В данном случае очень важно, что Риттеру. Рыцарю.

От Берлина до белорусского Осташкова по прямой было чуть менее тысячи двухсот километров – слишком много для Тайфуна, предельная дальность полёта для которого при полной загрузке тремя пассажирами была всего тысяча.

Поэтому им пришлось приземлиться для дозаправки на военном аэродроме в Лодзи – что вызвало у Ирмы крайне неприятные ощущения. Крайне неприятные потому, что ей было известно (по работе в Крипо), что в этом городе находится второе по числу узников – после варшавского – еврейское гетто в Польше и вообще на оккупированных территориях. На двести тысяч человек.

Её муж, штандартенфюрер СС Роланд фон Таубе, помимо основных обязанностей помощника Гиммлера по особым поручениям, был ещё и генеральным инспектором лагерей смерти СС, созданных специально для реализации нулевого варианта окончательного решения еврейского вопроса.

И потому она знала, что (ибо лодзинское гетто было просто огромным), специально для массового убийства его узников ещё в декабре прошлого года заработала фабрика смерти Хелмно (она же Кульмхоф).

В которой евреев убивали по «методу Исая Берга» - по жуткой иронии Судьбы, тоже еврея. В газвагенах-душегубках – мобильных газовых камерах, переоборудованных из стандартных грузовых фургонов Опель-Блиц и Магирус.

Первыми жертвами этой «первой ласточки Ада» стали евреи ближайших к Хелмно еврейских местечек, а уже с середины января этого года началось уничтожение и лодзинских евреев.

Уничтожали периодически - с 16 до 21 января были отравлены газом и захоронены в общей могиле в четырёх километрах от Хелмно десять тысяч евреев (нетрудоспособных – лодзинское гетто было важным промышленным центром), а с 22 февраля до 2 апреля – ещё тридцать четыре тысячи.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

Категорически ненормированная работа надзирательницей женских концлагерей СС научила Ирму спать, когда удастся, сколько удастся и где угодно (работа детективом убойного отдела Крипо мало что изменила).

Поэтому она благополучно проспала практически весь полёт от Берлина до Лодзи и от Лодзи до белорусского Осташкова (по правилам безопасности на время заправки в Лодзи ей вместе со всеми пришлось почти на час покинуть Тайфун).

Однако всё же успела заметить, что граф пилотировал Bf-108 в кромешной ночной тьме (они вылетели из Берлина почти в час ночи) так же уверенно, как Роланд фон Таубе днём (Ирма неоднократно летала с мужем в Париж и не только).

Что подтвердило слухи о том, что граф Вальтер фон Шёнинг (на самом деле, всадник Луций Корнелий Пулл) ночью видит, как днём. Ирму это не удивило – за две тысячи лет, да ещё и после Преображения, и не такому научишься.

В Осташкове они приземлились (на вроде как аэродроме местного Осоавиахима) почти в семь часов утра, когда было уже совсем светло. Граф отправился куда-то по только ему одному известным делам, а Ирму, Шарлотту и оберштурмфюрера Лессинга встретивший их на трофейной Эмке водитель горотдела полиции безопасности и СС отвёз в выделенный им (явно по распоряжению графа от имени) Гиммлера особняк.

После того, как их накормили вкуснейшим даже по хлебосольным белорусским меркам завтраком (люто ненавидевшая Советы католичка-кухарка расстаралась для единоверцев – Лессинг тоже был католиком), оберштурмфюрер подробно рассказал Ирме о том, что будет происходить и что должно быть сделано.

После чего спокойно объявил: «Инструктировать тебя не буду – после четырёх лет службы в Лихтенбурге и Равенсбрюке сама разберёшься что и как делать. С таким опытом у тебя завтра проблем не будет…»

Ирма покачала головой: «Не в этом опыте дело». И осведомилась: «Про киевскую акцию слышали, конечно…»

Лессинг и Шарлотта кивнули: «Конечно, слышали. Самая массовая разовая акция, насколько нам известно»

«Акцией руководил мой муж» - бесстрастно объявила Ирма. «Причём не только руководил, но и сам расстреливал – от младенцев до глубоких стариков. Расстрелял не менее тысячи…»

Сделала небольшую паузу – и продолжила для изумлённой публики:

«У Роланда от меня мало секретов – у меня официальный допуск к документам высшей степени секретности в рейхе…»

Ещё с времён «дела открыточников» в прошлом марте.

«… поэтому я очень хорошо себе представляю, что и как нужно делать…»

Лессинг кивнул – а Шарлотта неожиданно предложила:

«Пойдём погуляем. Местные националисты очистили город от красных ещё до прихода передовых частей вермахта…»

Как и Прибалтике, а также и в некоторых других районах Украины и Белоруссии.

«… да и сейчас контролируют город плотно. Так что здесь абсолютно безопасно…»

Ирма несколько удивилась, ибо было очевидно, что они с Шарлоттой друг другу не особо понравились. Однако приглашение приняла.

Когда они покинули особняк и по на удивление красивой аллее направились к центру города, Шарлотта спокойно и уверенно заявила:

«Опыт Лихтенбурга и Равенсбрюка, рассказы твоего мужа – это всё очень полезно, спору нет. Однако индивидуальная порка и массовый расстрел – это как разные Вселенные; а мужчины и женщины воспринимают мир совсем по-разному…»

Ирма пожала плечами: «Лидия Крамер со мной очень подробно поделилась своими… подвигами на ниве расстрела младенцев и не только»

Шарлотта покачала головой:

«Лидия больная на всю голову чёрная садистка… точнее, танатофил женского пола. Она жива только потому, что Роланду в то время срочно потребовалась замена Ванде в охоте на волколаков… ну, а потом у неё открылись таланты в области допросов с применением техсредств… точнее, болевых воздействий…»

У киевской Чёрной Балки детей (нередко и их мам тоже) расстреливали четыре СС-волчицы, одной из которых была Лидия Крамер. По приказу Роланда фон Таубе (Михаила Колокольцева) три из них в ночь с 30 сентября на 1 октября были отравлены штатным ликвидатором РСХА Борисом Новицким.

Француженка продолжала: «Ты совсем из другого теста… да, и мы с тобой гораздо больше похожи, чем тебе кажется. Я не сомневаюсь, что в моей ситуации ты поступала бы точно так же…»

Ирма ещё более удивлённо посмотрела на свою подельницу (как детектив убойного отдела Крипо, она отлично знала, что с чисто юридической точки зрения массовое убийство евреев на оккупированной вермахтом территории было именно убийством; криминалом, за который им по законам Германии как гражданским полагалась гильотина).

Шарлотта по-французски обворожительно улыбнулась: «Я на самом деле Шарлотта – только не Вайсс…»

Ирма кивнула: «Я догадалась». Шарлотта спокойно продолжила: «… и не немка»

«Я и это сразу поняла» - улыбнулась Ирма. И осведомилась: «Француженка?»

Её подельница кивнула… и сбросила десятитонную бомбу:

«Моё настоящее имя - Мари Анна Шарлотта Корде д’Армон. С времён Великой французской бойни известная как Шарлотта Корде…»

Ирма была замужем за мистиком; более того, за начальником отдела IV-H гестапо (точнее, РСХА), которого официально не существовало и который занимался – надо отметить, весьма успешно занимался – борьбой с паранормальным противником. Которого тоже официально не существовало. Так что к мистическим откровениям она была подготовлена весьма неплохо.

Однако от такого откровения у неё подкосились ноги - и она бы точно упала, если бы Шарлотта её вовремя не подхватила. Подхватила, привела в чувство… и рассказала всю свою «посмертную» историю. От подмены в камере смертников в парижской тюрьме Консьержери до партнёрства со Штутгартской Девой.

Ирма довольно быстро пришла в себя и – как и подобает одному из лучших детективов лучшей криминальной полиции мира – внимательно выслушала подельницу. После чего благодарно кивнула:

«Спасибо. Теперь я гораздо более уверенно себя чувствую…»

Что было совершенно неудивительно – по сравнению с акциями устрашения и массовыми убийствами, которыми Шарлотта и сама занималась, и руководила от восстания в Вандее до Гражданской войны в России (разумеется, на стороне противников большевиков), завтрашняя акция – да и даже киевские события – были мелким хулиганством в детской песочнице.

Мадемуазель д’Армон кивнула – и уверенно пообещала: «Я всегда буду рядом с тобой – для эмоциональной поддержки…»

И не так, чтобы неожиданно добавила: «Если не я, то Лидия – она очень хорошо к тебе относится…»

Как профессионал к профессионалу – они обе работали на полицию рейха.

«… и потому тоже всегда тебя поддержит…»

Лидия Антоновна Крамер материализовалась ближе к вечеру (как она добралась до Осташкова, Ирма так и не поняла) … а на рассвете следующего дня почти тысяча евреев гетто разбудил безжалостный грохот громкоговорителей, установленных на трофейной «полуторке» ГАЗ-АА.

Громкоговорители продиктовали приказ немецкой администрации гетто:

Всем евреям осташковского гетто собраться на главной площади для эвакуации в рабочий лагерь. Разрешается собрать один чемодан вещей на человека, на котором написать фамилию и имя и оставить в квартире – вещи будут доставлены вам позже.

Неспособные передвигаться должны остаться дома. Двери не запирать; на сборы ровно один час. Все, кто попытаются спрятаться, будут найдены и расстреляны на месте. Грузовики доставят вас на железнодорожную станцию, с которой вы поездом отправитесь в рабочий лагерь.

Это было, конечно, лютое враньё – но евреи очень хотели верить в лучшее. И потому верили. Как и предполагала Ирма, первые ласточки появились на площади задолго до истечения указанного срока, поэтому первый грузовик с обречёнными отбыл с площади уже через сорок минут после объявления приказа.

К великому удивлению Ирмы, Лидия заявила, что сама расстреливать не будет, а будет руководить процессом у расстрельных ям, ибо у неё уже был аналогичный опыт в Киеве.

Когда несколько ошалевший от такой наглости командир усиленной полицейской роты (на этот раз расстреливали не СС, а полицай-батальон) заявил, что женщине он подчиняться не будет, оберштурмфюрер Лессинг указал на Ирму и сообщил полицай-гауптману, что перед ним законная жена личного помощника рейхсфюрера СС.

И если он не хочет испортить отношения с Гиммлером – а в рейхе это для кого угодно (кроме ближнего круга фюрера) было бы чистой воды самоубийством, – то он будет подчиняться кому скажет Ирма фон Таубе.

Полицай-гауптман обречённо вздохнул, а Лидия с победоносным видом забралась в кабину первого грузовика с обречёнными и приказала водиле: «Трогай!»

После того, как истекло время, выделенное на сборы обитателям гетто, расстрельная зондеркоманда в лице Ирмы фон Таубе, Шарлотты Корде-Вайсс и уже имевшего такой опыт оберштурмфюрера Гюнтера Лессинга начала обход домов и квартир гетто с целью расстрела неспособных передвигаться.

Зондеркоманде был придан оружейник – унтершарфюрер СС – который должен был снаряжать и снаряжал патронами калибра 6.35 миллиметра (.25 ACP) обоймы выделенных Ирме «детского» Вальтера Модель 9 и «взрослого» Маузера М1910.

Час был ранний, даже очень ранний, поэтому все неспособные двигаться находились в своих кроватях (старики, больные и маленькие дети) или в колыбелях (младенцы).

Общаться с женщиной – пусть и в форме СС-Хельферин всем было гораздо комфортнее, поэтому именно Ирма просила бедолаг повернуться на живот и помогала, если это было нужно. После чего стреляла им в затылок.

Шарлотта и оберштурмфюрер Лессинг лишь «при сём присутствовали» - всю расстрельную работу выполняла Ирма. Выполняла абсолютно спокойно – после того, как она приняла решение, что она будет это делать, она это просто делала. Делала – и всё.

Делала, вообще ничего не думая и ничего не чувствуя – и думать, и чувствовать она разучилась уже в первый месяц работы надзирательницей в Лихтенбурге – первом чисто женском концлагере СС. Сработал элементарный инстинкт самосохранения и психологической самозащиты – если бы она не разучилась, то неизбежно сошла бы с ума (некоторые таки сходили).

Обречённых не раздевали – ибо слишком много возни. Догола раздевали женщин, которые отказались покидать своих детей или родителей – или и тех, и других. Сначала расстреливали их родных – они сами просили, ибо хотели быть уверенными в том, что их любимые умерли быстро и безболезненно – а потом они покорно раздевались догола, вставали на колени и Ирма стреляла им в затылок.

После того, как были расстреляны все неспособные передвигаться, Ирма на трофейной Эмке отправилась к общей могиле, заранее вырытой сапёрами расквартированной в городе воинской части вермахта – а Гюнтер Лессинг и его ягдкоманда приступили к систематическому поиску спрятавшихся.

Найденных силой раздели догола, в качестве наказания жестоко избили… очень жестоко, на самом деле, после чего положили на пол лицом вниз и безжалостно закололи штыками трофейных винтовок Мосина (точнее, Мосина-Нагана).

Тем временем была расстреляна первая партия – тридцать два человека, которых доставили на грузовике (набитом как бочка сельдью) с площади гетто к могилам.

Когда смертники увидели могилы, они сразу всё поняли, но спокойно разделись догола (и раздели своих детей) … кроме двух женщин уже в возрасте, которые бессильно опустились на землю.

Лидия – профессиональная медсестра, кроме много чего ещё - быстро и профессионально их раздела, после чего поставила на колени и кивнула одному из палачей. Тот быстро расстрелял их из Вальтера РРК. Похоронная команда (из местных энтузиастов-юдофобов) подхватила тела и отправила их в могильники.

Лидия выбрала маленьких детей – их оказалось девять – и уверенно объявила мамам, махнув рукой в сторону могилы: «Идите спокойно – у меня уже есть такой опыт, так что ваши дети умрут быстро, легко и безболезненно».

Произнесено это было достаточно уверенно, чтобы мамы ей поверили – и присоединились к остальным обречённым. Которые безропотно прошли к могиле, выстроились в шеренгу в указанном месте лицом к могиле и спиной к расстрельной команде. Грянул винтовочный залп – и мёртвые тела рухнули в яму.

Отдельно пришлось расстрелять только одну женщину, которая категорически отказалась расставаться со своим грудничком. Лидия объяснила ей, что нужно сделать, чтобы её ребёнок умер быстро и безболезненно, она повернула его спиной к палачу – и тот выстрелил младенцу в сердце.

Мама убедилась, что её ребёнок мёртв, благодарно кивнула и – с мёртвым тельцем на руках – подошла к краю ямы и встала лицом к могиле. Палач выстрелил ей в затылок - и она упала в яму.

После этого конвейер Смерти заработал с чисто немецкой точностью и эффективностью – хотя палачам и приходилось расстреливать на месте тех, кто уж очень не хотел – хотя чаще просто не мог, ноги не передвигались – идти к яме.

В общей сложности около полудюжины женщин (на удивление немного) упали на колени и умоляли оставить их в живых. Их подняли, раздели силой, после чего снова поставили на колени и расстреляли в затылок.

Когда Ирма прибыла на место расстрела, Лилия порекомендовала её работать с детьми (мам с младенцами больше, к счастью, не было). Ирма кивнула – и отработала просто идеально, заслужив искреннюю похвалу своих подельников.

Когда всё закончилось, Ирма покачала головой: «В Казимирске всё будет по-другому – гораздо более милосердно…»

Подельники удивлённо уставились на неё. Она загадочно усмехнулась: «Увидите»

После чего отозвала Шарлотту в сторону и неожиданно спросила: «Секреты хранить умеешь?». Та кивнула: «Умею». Ирма стальным голосом заявила:

«То, что здесь произошло – инфернальное безумие, в котором меня вынудили принять участие. За это безумие ответит тот, кто его устроил. Жизнью ответит…»

Повернулась – и пошла к автомобилю. В котором они и добрались до Казимирска, благо было всего полтораста километров по шоссе. Точнее, до казимирского гетто.

По дороге подробно ознакомившись с любезно предоставленным графом отчётом РСХА по организации еврейских гетто на оккупированных территориях.