Классная работа - глава из повести Зондерфюрерин

[RolandVT]

Расстрел почти полутысячи школьников был настолько масштабной операцией, что легенду пришлось объявить официально – через юденрат. Ирма заявила, что после обязательного медосмотра в больничке гетто всех школьников отправят в специализированный лагерь.

Обитатели гетто были хорошо знакомы с советской системой пионерлагерей, поэтому особо не удивились – тем более, что операцией совершенно очевидно руководила женщина, которую заподозрить в организации массового расстрела было невозможно совершенно (на что и рассчитывал граф фон Шёнинг).

Якобы для максимально эффективного сбора детей – им было разрешено взять с собой лишь самый минимум вещей – взрослым было предписано оставаться дома. Детей забирали главврач, медсёстры и учителя (и директор) типа школы, которая, как ни странно, работала в гетто.

Школьников разместили в помещениях больнички – разместили в тесноте, впрочем, в гетто они жили в настолько стеснённых условиях, что им было не привыкать. Учителей собрали в учительской, после чего Ирма им объявила:

«Согласно приказу генерального комиссара вашего округа Вильгельма Кубе, все вы должны быть расстреляны – включая детей…»

Как ни странно, учителя нисколько не удивились; более того, отреагировали на эту в самом прямом смысле убийственную новость совершенно спокойно. Что было обычным делом при массовых расстрелах евреев – нервничали палачи, а жертвы воспринимали свою смерть как неизбежность – почти как должное.

Ирма уже давно слышала об этом, но категорически отказывалась в это верить… до генеральной репетиции, когда ей пришлось принять самое активное участие в расстреле евреев Осташковского гетто (т.е. в его ликвидации). Тогда она увидела это собственными глазами – к немалому своему удивлению.

Ровно то же самое она наблюдала и сейчас. Директор школы пожал плечами:

«Меня это не удивляет – к этому всё и шло. Я с самого первого дня после того, как нас загнали в гетто, точно знал, что выход отсюда только в сырую землю… причём для всех нас. Было очевидно, что живыми нас отсюда не выпустят…»

Ирма кивнула – и продолжила: «Я здесь для того, чтобы не допустить жуткой бойни, которая увы, практически всегда имеет место – чтобы все умерли быстро, легко и максимально безболезненно…»

Учителя удивлённо посмотрели на неё. Она объяснила:

«Есть огромная разница – особенно для ребёнка - от мгновенной смерти после выстрела в затылок из малокалиберного пистолета в тёплом помещении… и быть закопанным живьём после недострела на краю братской могилы, голым, в апрельский холод. В лучшем случае убитым ударом штыком…»

Учителя кивнули. Директор ожидаемо осведомился: «Что требуется от нас?»

Ирма объяснила: «Расстрел будет происходить в подвале – в бывшем спортзале, куда детей будут заводить под предлогом медосмотра. Заводить голыми – таков приказ фюрера - мальчиков и девочек отдельно, разумеется…»

Сделала небольшую паузу – и продолжила: «Расстреливать будут класс за классом, начиная с выпускного и до первоклашек. Расстреливать будем мы и две мои подчинённые – так детям будет комфортнее…»

Глубоко вздохнула – и продолжила:

«Старшеклассникам придётся встать на колени; младшеклассники будут расстреляны стоя. Все умрут от выстрела в голову из малокалиберного пистолета – это мгновенная и очень лёгкая смерть. Тела захоронены в общей могиле – она уже вырыта в нескольких километрах отсюда…»

Сделала очередную паузу – и закончила:

«Ваша задача в том, чтобы максимально облегчить детям весь процесс… ну, и нам тоже, конечно. Так что будете сопровождать детей сначала в раздевалки, затем в спортзал… ну, и успокаивать, конечно перед расстрелом…»

«Понятно» - вздохнула завуч Вера Марковна Файнштейн. И, как и все остальные учителя, поднялась, чтобы направиться в бывшие классы к ученикам. К её несказанному удивлению, Ирма остановила её: «Вы пока останетесь здесь»

К её ещё большему удивлению, дверь помещения открылась и на пороге появилась… её старшая дочь. 17-летняя десятиклассница Катя.

Завуч изумлённо уставилась на Ирму. Та спокойно объявила: «Вы обе останетесь здесь… пока»

Расстрел начали с двадцати четырёх девушек десятого класса - Ирма решила начать расстрел школьниц с десятиклассниц, как с наиболее потенциально проблемных (чем моложе школьницы, тем легче ими управлять… обычно).

Когда девушки спустились в подвал, их распределили по раздевалкам (в каждую по двенадцать), после чего приказали раздеться догола для прохождения медосмотра. Они покорно разделись, где увидели столик с тремя медсёстрами… и услышали в прямом смысле убийственный приказ:

«Встать на колени лицом к стене»

Девушки замерли… а одна предсказуемо спросила: «Нас сейчас расстреляют?»

«Встань на колени лицом к стене» - неожиданно мягким и заботливым тоном повторила приказ начальницы Шарлотта. «Это самое лучшее, что ты можешь для себя сейчас сделать – тогда всё закончится быстро, легко и почти безболезненно»

Девушка обречённо кивнула и покорно встала на колени. То же самое безропотно сделали и остальные десятиклассницы. Ирма отдала второй приказ:

«Руки сцепить перед собой, голову слегка наклонить, глаза закрыть»

Девушки послушно выполнили и этот приказ. Ирма, Лидия и Шарлотта быстро прошли вдоль шеренги коленопреклонённых старшеклассниц и расстреляли их выстрелами из «взрослых» Маузеров в голову. На всё ушло менее двух минут.

А вот со второй расстрельной партией – с девятым классом - произошла заминка… впрочем, чего-то подобного следовала ожидать. Все девушки, кроме одной, быстро и покорно разделись догола и отправились к расстрельным стенкам.

Однако одна старшеклассница – яркая брюнетка лет шестнадцати или около того – неожиданно осталась в раздевалке, заявив:

«Я не хочу умирать! И не буду раздеваться!». Ибо быстро поняла, что её ждёт.

Лидия уже хотела было выстрелить бунтарке в лоб, но одна из уже голых девушек повернулась на голос одноклассницы и остановила СС-волчицу: «Расстреляйте пока наших подруг – я сейчас её уговорю, и вы нас сразу расстреляете вместе».

Лидия вопросительно посмотрела на командовавшую расстрелом Ирму. Та пожала плечами: «Пусть попробует… только не особо затягивает».

Двадцать пять голых девятиклассниц покорно встали на колени к стенкам, наклонили головы слегка вперёд, чтобы палачам было удобно стрелять им в голову и сцепили руки перед собой. СС-Хельферин быстро их расстреляли.

Голая девушка усадила одетую на лавку для раздевания (последняя крайне неохотно, но подчинилась), опустилась перед ней на колени, взяла её руки в свои, заглянула ей в глаза и мягко, спокойно, заботливо, но твёрдо произнесла:

«Лиза, милая, я тебя очень хорошо понимаю. Мне тоже совсем не хочется умирать – и категорически не хотелось раздеваться догола. Нам же всего шестнадцать…»

Сделала небольшую паузу – и продолжила:

«Но нас обязательно нужно расстрелять – таков приказ свыше – и мы ничего с этим не сможем поделать. Расстрелять совсем голыми – это тоже приказ и с этим мы тоже ничего не можем поделать…»

Глубоко вздохнула – и неожиданно жёстко добавила:

«Тебя всё равно убьют, но если ты будешь сопротивляться, то вместо быстрой и милосердной смерти – смотри как быстро и безболезненно умерли наши подруги – отдадут солдатам. Будут долго насиловать – и всё равно разденут догола, только силой – а потом жестоко убьют. Чтобы другим неповадно было бунтовать…»

Это было не совсем так, даже совсем не так – Ирма просто выстрелила бы бунтарке в лоб, ибо возиться было элементарно лень – но Лиза, понятное дело, этого знать не могла. Зато знала достаточно, чтобы поверить подруге.

«Ты же ведь этого не хочешь, правда?» - заботливо спросила голая девушка.

Лиза покачала головой: «Нет, конечно. Лучше уж здесь, голой на коленях…»

«Ну вот и отлично» - улыбнулась её голая подруга. И вздохнула:

«Давай я сейчас тебя быстро раздену – не нужно задерживать других, им очень тяжело ждать расстрела – мы встанем на колени, возьмёмся за руки и нас расстреляют. Всё очень быстро закончится…»

Лиза кивнула и прошептала: «Спасибо тебе, Аня. Я повела себя просто по-идиотски… как полная дура…»

Голая девушка быстро сняла с подруги свитер, кофточку, лифчик, потом ласково и заботливо даже не приказала, а попросила:

«Поднимись. Мне нужно всё остальное с тебя снять…»

Её подруга покорно подчинилась. Голая Аня быстро, но заботливо сняла с Лизы юбку, чулки, поясок и трусики. Поднялась с колен, положила одежду подруги на лавку, затем ласково, но крепко взяла подругу за руку и спокойно сказала:

«Пойдём. Сейчас всё закончится…»

Та крепко сжала её руку и покорно пошла за ней к третьей расстрельной стенке, у которой не было тел их одноклассниц. Аня спокойно сказала подруге: «Делаем, как нам сказали. Встаём на колени, голову наклоняем вперёд…»

Они опустились на колени почти синхронно и покорно наклонили головы. Ирма и Лидия подошли к коленопреклонённым девушкам и синхронно выстрелили им в головы. Девушки упали лицом вперёд.

СС-Хельферин удовлетворённо кивнули, полюбовались результатами своей работы (голые мёртвые девушки смотрелись действительно неотмирно прекрасно), после чего Лидия открыла дверь в коридор и крикнула:

«Тела забирайте. Только быстро – у нас работы невпроворот…»

Ирма сняла трубку полевого телефона и спокойно приказала: «Давайте следующую партию. Восьмой класс…»

Дальше расстрел прошёл без осложнений и неожиданностей. Последними из были расстреляны самые маленькие – семилетние первоклассницы. Которые оказались на удивление спокойными и дисциплинированными.

Спокойно и уверенно разделись догола (им даже не пришлось помогать); спокойно прошли в спортивный зал, спокойно встали к стенам, спокойно закрыли глаза и сцепили руки пере собой, и спокойно и терпеливо ждали своей очереди – благо ждать было совсем недолго – всего минуту-другую.

Ирма и Шарлотта ничего не думали и не чувствовали. Первая потому, что навсегда разучилась и думать, и чувствовать ещё в первый месяц работы надзирательницей в Равенсбрюке – иначе просто сошла бы с ума.

Вторая разучилась ещё быстрее – ибо начала свою «посмертную» биографию в мятежной Вандее. С акций возмездия республиканским упырям - и устрашения последних. Во время которых творила такое, что по сравнению с её вандейскими подвигами расстрел даже грудничка на руках у матери – мелкое хулиганство.

А вот Лидии ещё с киевской акции очень нравилось расстреливать – особенно самых маленьких девочек. Ей вообще всё нравилось – и как они раздевались догола, и как голенькие проходили в спортивный зал, держась за руки; и как покорно выстраивались вдоль стены.

И как покорно вставали на колени (если этого требовала технология расстрела); и как наклоняли головы и сцепляли руки перед собой, и как покорно ждали своей очереди, по-взрослому спокойно реагируя на выстрелы и на звук падения тел их подруг на пол рядом с ними…

Ей очень нравилась нагота девушек и девочек – особенно самых маленьких; ибо в наготе последних не было вообще ничего даже чувственного (не говоря уже об эротичности или сексуальности).

Только чистая эстетика; ангельская, невинная, божественная красота обнажённого детского тела… как на нудистском пляже. Её нравилось, что и девушки, и девочки вели себя очень тихо и собранно и плакали хоть и почти все – в такой ситуации заплачет кто угодно – но практически безмолвно.

Но больше всего ей нравился сам момент выстрела, когда голая девушка или девочка (последние ей нравились больше всего) расставалась с этой земной жизнью и падала на пол лицом вперёд.

Ибо в этот момент Лидия чувствовала, что не только что-то покинула наш мир (душа девочки или девушки, которая – СС-волчица это точно знала – ушла в мир гораздо лучший), но и что-то в наш мир пришло.

Что-то очень доброе, светлое, ласковое и бесконечно любящее. И поэтому она знала – совершенно точно знала – что всё, что она сейчас делает, правильно, праведно и богоугодно. И что нагота расстреливаемых девочек и девушек и правильна, и праведна, и богоугодна.

Впрочем, по отношению к мальчикам и юношам она чувствовала ровно то же самое, хотя девочки были ей существенно ближе. Как такое отношение к детям сошло ей с рук – три её подельницы ровно за то же самое после завершения киевской акции были безжалостно отравлены штатным ликвидатором РСХА Борисом Новицким – она не поняла до сих пор.

Возможно, дело было в её епитимье: отстрел почти в упор из табельного Браунинга серебряными пулями дюжины волколаков – милых зверушек-оборотней два метра в длину, полтора в холке, с огненными глазами и огненной же пастью – и не такие грехи отпустит…

Ирма хотела ограничиться прекрасным полом, но это было невозможно – слишком многих нужно было расстрелять за слишком короткое время. Впрочем, она всё равно ничего не чувствовала - и ни о чём не думала.

После того, как была расстреляна последняя девочка, Ирма неожиданно приказала своим подчинённым:

«Пойдите погуляйте – с взрослыми я сама разберусь»

Женщины изумлённо посмотрели на свою начальницу, но ничего не сказали. Просто выполнили приказ. Ирма же распорядилась пока не убирать тела первоклассниц и вернула в бывший спортзал учителей-мужчин, которые после расстрела мальчиков-первоклассников находились в одной из раздевалок под надёжной охраной.

Директор школы внимательно осмотрел мёртвые тела девочек и удивлённо констатировал: «Никогда не думал, что увижу на их лицах такое умиротворение и покой…». И тут же обратился к Ирме:

«Спасибо Вам – я вижу, что они умерли действительно легко, быстро, спокойно и безболезненно… это несравнимо лучше, чем голыми на краю могилы в холод, ветер и дождь…» И тут же предсказуемо осведомился:

«Нас закопают за городом – в общей могиле?». Ирма покачала головой:

«Закопают ваши тела – ваши души уйдут в иной мир. В намного лучший мир»

И добавила: «Вы – это не тело, у которого есть душа. Вы – это вечная, бессмертная душа, у которой есть временное, смертное тело…»

Затем обвела спортзал руками – и неожиданного жёстко заявила: «Я хочу, чтобы вы знали – я категорически против этого кошмарного, инфернального безумия»

Учителя изумлённо уставились на неё. Она безжалостно продолжала:

«Я считаю, что всё это и преступно, и неправильно, и просто глупо – и что моей любимой Германии эти ужасы выйдут настолько грандиозным боком, что все мы ещё сто раз пожалеем, что позволили нашим… фюрерам всё это устроить…»

Сделала многозначительную паузу – и металлическим голосом продолжила:

«Я уже говорила вам, что приказ о вашем расстреле – вас и ваших детей – отдал генеральный комиссар округа Белорутения Вильгельм Кубе. Я хочу, чтобы вы знали – ему это с рук не сойдёт…»

Обвела взглядом совершенно ошалелых от такого обещания учителей и продолжила: «Даю Вам честное слово комиссара уголовной полиции Берлина, католички… просто женщины, наконец – за это чудовищное преступление Вильгельм Кубе будет казнён. Я об этом позабочусь – благо у меня есть возможность это организовать…»

Ибо знала и фамилию, и имя этой возможности. Ирма продолжила:

«И ещё я хочу, чтобы вы знали – добровольно я никогда не согласилась бы творить всё это…». Она снова обвела руками спортзал – и продолжила:

«Меня вынудили. Не приказали, а именно вынудили – и организовать расстрел ни в чём не повинных некомбатантов… и самой расстреливать…»

Директор школы кивнул: «Я с самого начала видел, что Вам психологически гораздо тяжелее, чем нам и нашим детям. Ваши подчинённые – это просто машины для убийства, извините за прямоту… а Вы… Вы совсем другая…»

Ирма мрачно усмехнулась: «Это мало на что влияет – я всё равно вынуждена вас всех расстрелять. Прямо сейчас…»

Учителя кивнули: «Мы понимаем». Ирма вздохнула: «Сначала женщин…»

Мужчины покорно отправились в раздевалку, а учительницы быстро и спокойно разделись догола. Ирма протянула им заколки:

«Закрепите волосы на затылке. Чтобы ваша смерть была мгновенной и безболезненной, мне нужно попасть точно в основание головы. А для этого вам нужно убрать волосы – иначе я могу промахнуться…»

«Вы так о нас заботитесь…» - удивилась завуч. Ирма пожала плечами:

«Недострел никому не нужен – мне в первую очередь».

Женщины покорно встали на колени – и Ирма их очень быстро расстреляла. После того, как тела были убраны – быстро и эффективно – Ирма вызвала в спортзал и расстреляла мужчин. Тоже голыми на коленях.

После чего вернулась в комнату, где её ожидали изумлённая теперь уже бывшая завуч школы и её старшая дочь. Для которой у Ирмы было особо важное задание.