Принятый обеими палатами германского парламента 23 марта 1933 года и подписанный на следующий день рейхспрезидентом Паулем фон Гинденбургом Закон о чрезвычайных полномочиях (что занятно, официально называвшийся Законом о преодолении бедственного положения народа и государства – что было чистой правдой) наделял рейхсканцлера Адольфа Гитлера и его правительство абсолютной властью в стране… но лишь на бумаге.
Ибо реальность была существенно более сложной… и существенно менее управляемой. Во-первых, вооружённые силы Германии – рейхсвер – обладали достаточной автономией от гражданских властей (ещё с времён дуумвирата Гинденбурга-Людендорфа во время Первой Великой войны).
Такой уж большой проблемой для Гитлера (тогда ещё не фюрера) сотоварищи это, впрочем, не было. Ибо, во-первых, с руководством рейхсвера всегда можно было договориться (традиции, однако), а, во-вторых, цели у военных и НСДАП были практически идентичными.
Экономическое возрождение; создание мощнейшего военно-промышленного комплекса (армия, флот, авиация, промышленность и наука); полное перевооружение рейхсвера на самые современные виды оружия; всеобщая воинская повинность; возвращение – если нужно, военной силой – территорий, под дулом пистолета – точнее, торговой блокады – отторгнутых версальскими бандитами… ну, и завоевание жизненного пространства для немцев, конечно.
Со второй силой, не ахти как подконтрольной Гитлеру сотоварищи – штурмовыми отрядами СА – дело обстояло намного сложнее… если не намного хуже. Ибо слишком уж непримиримыми были идеологические противоречия между «гитлеровцами» (сторонниками Адольфа Гитлера) и «рёмовцами» - сторонниками фактического командующего СА Эрнста Рёма. Понятно, что к последним относились едва ли не все бойцы и командиры штурмовиков.
Уже через несколько месяцев после «национальной революции» (назначения 30 января 1933 года Адольфа Гитлера рейхсканцлером) в рядах штурмовых отрядов стало расти всё более и более заметное недовольство.
В стройных – реально стройных - рядах СА сё более распространённым становилось мнение о якобы предательстве Гитлера и необходимости второй - «истинно социалистической» - революции под руководством Эрнста Рёма и Грегора Штрассера (лидера левого – «социалистического» - крыла НСДАП).
Что было чревато самой настоящей катастрофой для Гитлера и компании, ибо на их стороне были всего 100 тысяч – больше не позволяли условия преступного Версальского договора – солдат и офицеров рейхсвера.
Которым к концу 1933 года противостояли (реально противостояли) три миллиона бойцов и командиров штурмовых отрядов. Вооружённых так, что только в Берлине у Рёма и его головорезов было больше пулемётов – намного больше – чем у всей прусской полиции во всей Пруссии.
Причём это были очень даже неплохо и профессионально организованные три миллиона (командование и дисциплина были выстроены по армейскому образцу). В составе СА было пять армий и 18 корпусов, во главе со штабом из бывших старших офицеров кайзеровской армии.
Неудивительно, что Рём был совершенно уверен, что новая (национал-социалистическая) армия будет создана на основе его СА, а он её возглавит. Что сделает его теневым – и фактическим – фюрером. Диктатором Германии.
Понятно, что ни рейхсвер, ни Гитлера сотоварищи, ни партийное и государство руководство (несопоставимо более здравое и вменяемое, чем Рём и его в самом прямом смысле банда) это не устраивало категорически.
Не устраивало это и Гиммлера, который с первого же дня после назначения на пост рейхсфюрера СС стремился выделить свою организацию из стройных рядов штурмовых отрядов (формально СС входили в состав СА) и обрести полную самостоятельность, подчиняясь лишь фюреру… и то, по большей части, формально.
Поэтому неудивительно, что Гитлер своим указом в мае 1933 года подчинил СА, СС и (для комплекта) «Стальной шлем» военному министерству, превратив штурмовые отряда фактически в учебку рейхсвера.
Обергруппенфюреру СА Фридриху Крюгеру (начальнику службы обучения штурмовых отрядов) поручалось ежегодно готовить с помощью рейхсвера четверть миллиона будущих солдат и офицеров будущего вермахта.
Не помогло – уже основательно потерявший берега Рём потребовал, ни много, ни мало, полного контроля за границами рейха – и за оружейными складами (пока только в Восточной Германии, но все прекрасно понимали, что это лишь первый шаг к полному контролю).
И вообще заявил – откровенно игнорируя прямой приказ Гитлера – что что оборона страны должна быть прерогативой СА; рейхсверу же следует поручить функции осуществления допризывной военной подготовки. То есть, публично поставил распоряжение своего начальника с ног на голову.
Гитлеру открытый конфликт между двумя ключевыми силовыми структурами был, понятное дело, не нужен от слова совсем. Поэтому он (в своём обычном стиле миротворца) попытался примирить враждующие стороны.
28 февраля 1934 года – в годовщину Указа рейхспрезидента о защите народа и государства - он пригласил руководство СА и рейхсвера в зал заседаний военного министерства и буквально заставил Рёма – ибо рейхсминистр обороны генерал-полковник Вернер фон Бломберг был не против совсем - подписать соглашение, которое слово-в-слово повторяло майский указ Гитлера.
По условиям этого соглашения, защитником рейха объявлялся рейхсвер, а штурмовые отряды обязалась вести допризывную и резервистскую подготовку. На следующий день в штаб-квартире Рёма состоялась церемония примирения между штурмовиками и военными.
Однако не успели высохнуть чернила на подписях под соглашением, как Рём заявил своим приближённым:
То, о чём объявил этот ефрейтор, нас не касается. Я не собираюсь придерживаться соглашения. Гитлер вероломен и должен отправиться, по крайней мере, в отпуск. Если он не с нами, то мы сделаем своё дело и без Гитлера.
Тем самым продемонстрировав свою полную недоговороспособность (впрочем, кто бы сомневался) и подписав себе смертный приговор. Ибо среди его наиболее доверенных людей нашёлся тот, кто ещё не потерял берега, сохранил трезвость ума и потому прекрасно понимал, что безумные идеи Рёма чреваты для Германии катастрофой похлеще поражения в Великой войне.
Это был Виктор Лютце – обергруппенфюрер (генерал) СА и командующий армией штурмовиков в Ганновере. Он совершенно справедливо посчитал подобные речи признаком государственной измены (ибо это была именно она) и доложил об этом Рудольфу Гессу – второму человеку в НСДАП после Гитлера и потому своему прямому (хотя и не непосредственному) начальнику.
Гесс (пофигист каких поискать) предсказуемо не отреагировал никак; однако Лютце, отлично понимая, к какому ужасу всё идёт, обратился напрямую к Гитлеру. Однако и тот не отреагировал, предпочтя занять выжидательную позицию.
Лютце это не остановило; окончательно убедившись, что с властями гражданскими каши не сваришь, он обратился к властям военным. Если быть более точным, то к генерал-майору Вальтеру фон Райхенау, начальнику управления связи между НСДАП и военным министерством.
Райхенау был к тому времени уже тёртый калач и потому сразу почувствовал, что запахло жареным – причём хорошо так запахло. Основательно. Поэтому (благо служебное положение позволяло) обратился к рейхсфюреру СС Гиммлеру и к шефу СД – а затем, и гестапо – Рейнгарду Гейдриху с предложением нейтрализовать штурмовиков, ликвидировав их руководство и поставив во главе СА Виктора Лютце и его единомышленников.
Предложение было с благодарностью принято, ибо Рём и компания СС достали ещё больше, чем рейхсвер (поскольку теоретически были начальниками и Гиммлера, и Гейдриха).
В конце апреля 1934 года началась подготовка к расправе над руководством штурмовиков. В то время как Гиммлер объезжал подразделения СС и морально готовил личный состав к предстоящему выступлению, Гейдрих собирал информацию, которая могла бы доказать Гитлеру и германскому генералитету, что Рём не ограничивается словами, а готовит государственный переворот.
В этом ему помогали обергруппенфюрер СА Фридрих Вильгельм Крюгер (единомышленник Лютце) почётный фюрер СА Фридрих Граф (аналогично), и начальник генштаба рейхсвера генерал-лейтенант Вильгельм Адам.
На самом деле, никакого государственного переворота ни Рём, ни кто-либо из руководства СА, конечно же, не готовил – они были убеждёнными сторонниками исключительно легальных методов достижения своих целей.
Проблема была в том, что эти цели настолько не устраивали их противников (рейхсвер, СС, руководство НСДАП и лично Гитлера), что они были готовы физически ликвидировать своих противников в СА. Нет людей – нет проблем.
Поэтому генерал фон Райхенау, увидев в Гейдрихе единомышленника (кто бы сомневался), предоставил ему казармы, оружие и транспорт для проведения операции по устранению Рёма и его ближайших сподвижников.
Уже в начале июня под руководством обер-фюрера СС Теодора Эйке – основателя и первого коменданта концлагеря Дахау и вообще всей системы концлагерей СС - проводилась практическая отработка действий с переброской спецназа СС в Мюнхен, Лехфельд и Бад-Висзее.
Мобилизация была проведена в Баварии, Берлине, Силезии и Саксонии, которые шеф СД и гестапо Гейдрих считал местами наиболее вероятных столкновений между СА, с одной стороны, и объединёнными силами СС и военных, с другой.
Когда пришло время составлять проскрипционные (ликвидационные) списки, Гейдриху пришла в голову ожидаемая идея включить в них – помимо Рёма м других руководителей СА – вообще всех, кто мог «мешаться под ногами» в грандиозном проекте национал-социалистической революции.
К началу июня всё было готово… только вот Гитлер по-прежнему колебался, а без его санкции никакие действия против штурмовиков – не говоря уже о ликвидации руководства СА – были совершенно невозможны.
Четвёртого июня 1934 года, после многочасовой беседы Гитлера и Рёма было принято решение отправить с 1 июля всех штурмовиков в месячный отпуск. Восьмого июня в Фёлькишер Беобахтер (где ж ещё) было опубликовано официальное сообщение о том, что Рём по состоянию здоровья пройдёт курс лечения в Бад-Висзее, после чего вернётся к выполнению своих обязанностей.
Руководство рейхсвера восприняло это как признание Рёмом своего поражения. Гейдрих был в панике, поскольку находящихся в отпуске штурмовиков нельзя было обвинить в организации государственного переворота.
Однако это уже не имело никакого значения, ибо 21 июня рейхсминистр обороны фон Бломберг фактически выдвинул рейхсканцлеру ультиматум. Или он устраняет руководство штурмовых отрядов… неважно, какими методами и нейтрализует СА – или это сделает уже другой рейхсканцлер.
Это была не пустая угроза – рейхспрезидент Гинденбург находился при смерти, а в качестве его преемника была выдвинута кандидатура принца Августа Вильгельма Прусского - сына бывшего кайзера Вильгельма II.
Гитлер сам претендовал на место преемника, намереваясь объединить посты рейхсканцлера и рейхспрезидента и стать полновластным диктатором – хозяином – Германии, поэтому поддержка рейхсвера была для него жизненно важна. Если бы он проиграл борьбу за кресло рейхспрезидента, его противник уволил бы Гитлера на следующий день после прихода к власти…
Фюрер НСДАП (пока ещё только НСДАП) был вынужден согласиться – и в тот же день дал зелёный свет операции по устранению Рёма и нейтрализации СА. Уже на следующий день он вызвал к себе Виктора Лютце, объявил ему, что тот сменит Рёма на посту лидера СА и приказал (а) хранить молчание до завершения операции и (б) выполнять только его приказы, игнорируя распоряжения Рёма.
В тот же день Гиммлер сообщил командующему территориальным округом СС «Центр» барону Карлу фон Эберштайну о подготовке штурмовиками государственного переворота (что было ложью), приказал связаться с командующим военным округом рейхсвера, заручиться его поддержкой и привести в боевую готовность все подразделения СС.
25 июня Гитлер сообщил фон Бломбергу, что собирается вызвать руководителей штурмовиков на совещание к Рёму в Бад-Висзее, арестовать их и «рассчитаться» с каждым лично. Фон Райхенау в тот же день распорядился исключить Рёма из Союза немецких офицеров.
27 июня Зепп Дитрих – руководитель СС в Берлине - во исполнения приказа фюрера встретился с фон Райхенау и получил от него автотранспорт для переброски в Баварию личного состава Лейбштандарта СС Адольф Гитлер и стрелкового оружия, включая пулемёты.
Чтобы рассеять последние сомнения, Гейдрих направил в адрес Гитлера и военного министерства большое количество сфабрикованных документов СА, в которых речь шла о планировании расправы над руководством рейхсвера. В подразделения рейхсвера на местах также направлялись провокаторы, одетые в форму штурмовиков.
Однако Гитлер ещё не до конца определился относительно дальнейшей судьбы Рёма. Он то хотел «рассчитаться» с ним, то лишь уволить с занимаемой должности, то просто поговорить «по-мужски» и решить все проблемы миром.
Эти колебания по понятным причинам нервировали Геринга, Гиммлера и Гейдриха, поэтому они начали судорожно искать способ убедить фюрера дать санкцию на нулевой вариант – физическое устранение Рёма, его ключевых сподвижников в СА, а также других ключевых политических противников.
И, разумеется, нашли – в лице помощника Гиммлера по особым поручениям, оберштурмфюрера – обер-лейтенанта – СС Михаила Колокольцева... то есть, извините, Роланда фон Таубе.
Как обычно в таких случаях, Гиммлер пригласил… точнее, вызвал Колокольцева не в свой рабочий кабинет на Принцальбрехтштрассе, 8 – а в гостиную своей виллы в берлинском Далеме.
Колокольцев несколько удивился, увидев за столом в гостиной не только своего шефа, но и Гейдриха с Герингом, с которыми он уже работал по ряду деликатных операций. Но виду не подал.
«Что, по-твоему, нам следует сделать с Рёмом и СА?» - спросил у него Гиммлер.
Его помощник пожал плечами: «Нам необходимо в считанные годы достичь жизненно необходимых и, на первый взгляд, совершенно недостижимых целей..»
И перечислил: «Восстановить экономику страны; вернуть Германии статус великой экономической и политической державы; создать мощнейший военно-промышленный комплекс; осуществить перевооружение армии новейшим оружием; вернуть территории, нагло отторгнутые версальскими бандитами и, самое главное, ликвидировать экзистенциальную угрозу большевизма…»
Сделал многозначительную паузу – и продолжил: «Экзистенциальную угрозу и Германии, и Европе, и христианской цивилизации – и вообще всей человеческой цивилизации…»
Глубоко вздохнул – и продолжил: «Поэтому мы не можем себе позволить такую внутреннюю угрозу, как штурмовые отряды СА и их совершенно потерявшее берега невменяемое и невежественное руководство. Причём агрессивно невежественное…»
«То есть, ты предлагаешь устранить руководство штурмовых отрядов и демонтировать СА как организацию – в том виде, к котором она сейчас существует…» - уточнил Геринг. Видимо, как старший по должности (ибо председатель рейхстага и министр-президент Пруссии).
Колокольцев кивнул: «Совершенно верно, обергруппенфюрер»
Геринг ещё в прошлом году был произведён Гиммлером в обергруппенфюреры (генералы) СС – пусть и в почётные – что давало Колокольцеву право обращаться к рейхсмаршалу как это было принято в СС.
«Устранить или отстранить?» - осведомился Гейдрих. Колокольцев вздохнул:
«Первое, конечно. Если их просто арестовать, то это запросто может привести уже к самому настоящему путчу СА. С совершенно непредсказуемыми – и потенциально катастрофическими – последствиями…»
И тут же добавил:
«При этом необходимо понимать, что это бессудное массовое убийство – давайте называть вещи своими именами – неизбежно и навсегда оттолкнёт от нас помешанные на законности западные демократии. В результате, в неизбежной грядущей войне они, скорее всего, встанут на сторону Сталина, который очень умело создаёт видимость законности, хотя творит ровно то же самое – причём в тысячекратно больших масштабах…»
«Это мы переживём как-нибудь» - усмехнулся Геринг. «Нам по любому воевать и с теми, и с другими, а поскольку враг моего врага мой друг…»
Он махнул рукой – и тут же задал вполне ожидаемый вопрос: «Ты сможешь то же самое озвучить фюреру? Чтобы убедить его согласиться на нулевой вариант?»
«Почему ты думаешь, что у меня это получится?» - осведомился Колокольцев (после одной… деликатной операции в конце марта 1933 года они были на Ты).
Ему ответил Гиммлер: «Фюрер знает, что ты один из очень немногих в рейхе, у кого имеется независимое мнение… по любым вопросам. Причём мнение, к которому стоит прислушаться. Так что да, мы не сомневаемся, что да, ты сможешь его убедить…»
Утром Гитлер вместе с Герингом вылетел в Эссен на свадьбу гауляйтера Тербовена. Туда же вылетел и Колокольцев на спортивном самолёте, любезно предоставленном лично Герингом.
Гитлер уже был на свадьбе, как ему позвонил Гиммлер и сообщил о подозрительных действиях штурмовиков. Гитлер сразу же вернулся к себе в гостиницу «Кайзерхоф», вызвал к себе ближайших сотрудников, в том числе Геринга и Лютце.
Через некоторое время в гостиницу прибыл из Берлина Пауль Кёрнер, статс-секретарь министерства внутренних дел Пруссии и ближайший помощник Геринга, с письменным донесением от Гиммлера, из которого следовало, что СА вот-вот начнёт восстание по всей стране.
Донесение Гитлера предсказуемо не убедило… в отличие от Колокольцева. Внимательно выслушав помощника Гиммлера, Гитлер раздражённо произнёс: «С меня довольно. Необходимо покончить с этими изменниками…»
И тут же приказал всем присутствующим немедленно вернуться в Берлин и далее действовать по его распоряжениям. Затем Гитлер позвонил Рёму, сообщил, что в Рейнской области штурмовики грубо обошлись с иностранным дипломатом, и потребовал, чтобы все руководители СА собрались для «разговора начистоту».
Встречу Гитлер назначал на 11:00 тридцатого июня в апартаментах Рёма. На ней должны были присутствовать все обергруппенфюреры, группенфюреры и инспекторы штурмовых отрядов.
Утром 29 июня Гитлер объявил чрезвычайное положение в стране и передал все властные полномочия в Пруссии премьер-министру Герингу. Тот немедленно поднял по тревоге Лейбштандарт СС Адольф Гитлер и полицейскую группу своего имени. Подчинив их группенфюреру СС Удо фон Войршу, командующему этим округом СС «Силезия».
В частях СС и рейхсвера была объявлена боевая тревога. Гитлер перебрался в гостиницу «Дрезден» в Бад Годесберге и в 15:00 провёл радиопереговоры с военным министерством.
В 20:00 к Гитлеру прибыл Йозеф Дитрих, получивший приказание отправиться в Мюнхен. Оттуда они отбыли в Бонн, где сели на трёхмоторный «Юнкерс» и в 4 часа утра 30 июня прибыли в Мюнхен.
До этого, около полуночи Дитрих получил приказ сосредоточить две роты «Лейбштандарта» на полустанке Кауферин (пригород Мюнхена) и быть готовым к действию. Из Кауферина люди Дитриха выдвинулись в Бад-Висзее, где в пансионате находился Эрнст Рём и его подчинённые по СА.
Но пока они добирались до цели, первый этап операции уже закончился. Гвардейцы Лейбштандарта СС, ведомые лично Гитлером, арестовали всех руководителей СА, увезли в Мюнхен и поместили в тюрьму Штадельхайм.
В 9:00 Гитлер вернулся в Мюнхен. По его сигналу Геббельс передал по телефону Герингу кодовое слово «колибри». Сразу же были подняты по тревоге подразделения СС, были распечатаны конверты с расстрельными списками, и по Германии прокатилась волна террора.
В 12:30 наконец прибыл Дитрих со своими боевиками. Свою задержку он объяснил мокрой дорогой, лопнувшим колесом и кончившимся бензином. Прибывшие с ним две роты СС разместили в казарме сапёров.
Самому Дитриху пришлось ждать три часа в комнате для адъютантов, пока не закончится совещание, на котором рассматривалась дальнейшая судьба руководства СА.
В 17:00 к нему вышел начальник штаба заместителя фюрера Рудольфа Гесса рейхсляйтер Мартин Борман и вызвал Дитриха в зал заседаний. Там он получил от Гитлера приказ расстрелять лиц, список которых ему передал Борман.
Взяв с собой команду, в составе которой были офицер и «шесть хороших стрелков, дабы избежать возможных осложнений», Дитрих прибыл в 18:00 в тюрьму, где содержались штурмовики.
Там он потребовал выдать ему заключённых из списка. Но начальник тюрьмы Кох сначала позвонил министру юстиции Франку, а после того, как его не оказалось на месте, вступил в пререкания с Дитрихом, так как под списком не было подписи.
Дитрих вернулся в мюнхенскую штаб-квартиру НСДАП, где нашёл Адольфа Вагнера - министр внутренних дел и заместитель министра-президента Баварии. Вагнер наложил на список резолюцию: «Выдайте по приказу фюрера группенфюреру СС Дитриху лиц, которых он вам назовёт. Адольф Вагнер, министр».
В 22:00 вернувшийся из Мюнхена Гитлер сообщил Герингу и Гиммлеру, что Рём останется в живых, чем сильно огорчил их. Всю ночь с 30 июня по 1 июля они уговаривали Гитлера дать согласие на казнь… точнее, на убийство Рёма.
Безуспешно – поэтому им снова пришлось прибегнуть к помощи Колокольцева, к мнению которого Гитлер в конце концов прислушался. Прислушался потому, что не без основания подозревал и рейхсмаршала, и «верного Хайни» в наличии шкурных интересов, которых у Колокольцева совершенно точно не было.
После того, как ближе к полудню первого июля Гитлер, поддавшись уговорам Колокольцева, всё-таки принял решение о расстреле Рёма, Гиммлер отозвал своего помощника в сторону:
«Мы бы хотели, чтобы именно ты расстрелял этих… путающихся под ногами»
«Почему я?» - удивился Колокольцев. «Да, у меня есть немалый опыт – я расстрелял не один десяток подонков – любителей детишек и торговцев ими. Но не у меня одного…»
«Не прикидывайся, что не понимаешь, почему…» - усмехнулся рейхсфюрер СС. «Среди моих людей… думаю, что вообще в рейхе только у тебя есть спецподготовка…»
Гиммлер и Гейдрих были единственными людьми в Германии, кому было известно о том, что Колокольцев прошёл подготовку в учебке Иностранного отдела ОГПУ по программе Спецкурса 7. Как и о том, что он был фактически личным агентом Сталина в Проекте Каракурт. Знали и другие… только вот людей среди них не было – это были либо не-совсем-люди, либо совсем-не-люди…
Колокольцев вздохнул – и согласился (почему, он и сам не знал – но согласился). И присоединился к своему в некотором роде приятелю Теодору Эйке, которому он в своё время помог организовать первый концлагерь СС в Дахау… а потом и всю систему концлагерей. Помог, предоставив информацию о подобных… заведениях в других странах, в первую очередь, в большевистском СССР.
Гитлер приказал Эйке взять с собой пистолет с одним патроном и предложить Рёму покончить с собой. Эйке вместе с Колокольцевым, своим помощником штурмбанфюрером СС Липпертом и группенфюрером СС Шмаузером – начальником СС в Саксонии - в 18:00 прибыл в «Штадельхайм».
Зайдя в камеру, в которой находился Рём, Эйке сказал: «Ваша жизнь кончена. Фюрер даёт вам шанс закончить её самому». Затем он положил на столик Вальтер РРК, последний номер «Фёлькишер Беобахтер» (Колокольцев так и не понял, зачем), дал на размышление десять минут и вышел.
Так как выстрела не последовало, Энке приказал надзирателю забрать из камеры Рёма пистолет. После того, как тот вышел из камеры с оружием в руке, Энке и Липперт извлекли пистолеты и приготовились войти в камеру приговорённого.
Колокольцев покачал головой: «Уберите оружие и вообще отойдите… куда-нибудь. Я сам с ним разберусь…»
«Как скажешь» - усмехнулся Эйке. Но и пистолет убрал, и отошёл от камеры на почтительное расстояние. Майор Липперт последовал его примеру.
Когда Колокольцев открыл дверь, Рём стоял посреди камеры с разорванной на груди рубашкой. «Я не доставлю вам этого удовольствия» - усмехнулся теперь уже бывший лидер штурмовиков. «Можете стрелять в лицо…»
«На колени встал» - спокойно приказал Колокольцев – в точности как его учили в Спецкурсе 7. «Спиной ко мне, руки перед собой, голову наклонить, глаза закрыть…»
Рём изумлённо посмотрел на него, перехватил его взгляд… и мгновенно понял, что лучше подчиниться. И подчинился, сделав то, что ему приказал личный помощник Гиммлера.
Колокольцев добыл из кармана брюк Вальтер РРК – свой резервный ствол – и выстрелил коленопреклонённому штурмовику в голову (ибо патрон в патронник дослал заблаговременно). Тело Рёма рухнуло на каменный пол камеры.
Колокольцев вышел в коридор и махнул рукой в сторону камеры: «Можете забирать… куда хотите». И добавил: «Всех остальных давайте тоже мне – вам же хлопот меньше будет… только коробку с патронами не забудьте…»
Не забыли. В тот вечер в мюнхенской тюрьме Колокольцев расстрелял тридцать восемь руководителей СА. Всего – по официальным данным – был расстрелян шестьдесят один «мятежник», среди них девятнадцать «главарей», ещё тринадцать погибли якобы при сопротивлении аресту, а трое якобы покончили с собой – таким образом, общее число жертв составило семьдесят семь человек.
Вместе с другими высокопоставленными штурмовиками в мюнхенской тюрьме был расстрелян и руководитель полиции города, обергруппенфюрер СА Август Шнайдхубер — фронтовик Первой мировой войны и давний друг Дитриха. Который без колебаний отправил его на свидание с Роландом фон Таубе.
За безупречное проведение этой «операции» Зеппу Дитриху было присвоено звание обергруппенфюрера СС (на тот момент — высшее звание в иерархии СС) – ну, а Колокольцев получил звание гауптштурмфюрера – капитана СС.
Кроме штурмовиков, были расстреляны (или просто убиты на месте) и видные политические оппоненты Гитлера и НСДАП: Грегор Штрассер (лидер левого крыла партии); Курт фон Шлейхер, генерал и последний рейхсканцлер Веймарской республики (вместе с ним не в меру ретивые исполнители застрелили и его жену); Густав фон Кар, начальник полиции Баварии, руководивший подавлением Пивного путча (кто бы сомневался) и многие другие.
Среди этих «других» был и католический священник – отец Бернхард Штемпфле. Автор Меморандума Бернхарда Штемпфле - смертного приговора всем евреям Европы…
Задним числом это массовое убийство было легализовано специальным законом, принятым рейхстагом, где было сказано, что все действия, предпринятые якобы для подавления попытки государственной измены 30 июня, 1 и 2 июля 1934 года, были законны как «вызванные государственной необходимостью».
Согласно этому закону, фюрер якобы «защищал рейх» от неминуемой опасности путча и выступал при этом лично как «верховный судья» Германии.
Следствием Ночи длинных ножей было резкое усиление политической роли СС, СД и гестапо. 20 июля Гитлер публично заявил:
Учитывая большие заслуги СС, в особенности в связи с событиями 30 июня 1934 года, провозглашаю её самостоятельной организацией в рамках НСДАП
Гиммлер получил всё, чего добивался – и даже больше, ибо вскоре СС получили право иметь свои войска (ваффен-СС).
Националистическая сторона в идеологии нацистов стала решительно преобладать над социалистической. Отряды СА при этом не были окончательно ликвидированы; новым начальником штаба после Рёма стал Виктор Лютце, который провёл решительную реорганизацию и не менее решительную чистку рядов штурмовых отрядов.
Численность СА сократилась в разы, а её политическая роль свелась практически к нулю: её заданиями стали повседневная агитационная рутина, работа с молодёжью, вспомогательная деятельность при охране лагерей и так далее. На практике последнее означало, что с лета 1934 года штурмовики в основном занимались тем, что кошмарили евреев.
В самом начале августа Колокольцев прибыл в Лондон, где встретился со своими друзьями-приятелями-партнёрами Давидом Бен-Гурионом и Хаимом Вейцманом по делам программы Хаавара II (торговли евреями между СС и сионистами).
И без обиняков заявил: «Я понимаю, что давно надоел вам своими призывами максимально увеличить количество евреев – эмигрантов из Германии… да куда угодно, на самом деле…»
Сделал многозначительную паузу и продолжил: «Но месяц назад произошло важнейшее – и совершенно незаслуженно недооцененное - событие. Они почувствовали вкус крови – и вышли за цивилизованные рамки, публично переступив через заповедь Не убий»
Глубоко вздохнул – и продолжил: «Теперь им гораздо, несопоставимо легче будет убивать. Убивать в промышленных масштабах – причём, в первую очередь, евреев. Так что и вам, и мне необходимо удвоить, утроить наши усилия…»
Ту ночь он провёл в постели госпожи Эллен. Он рассказал ей всё… она вздохнула и погладила его по голове:
«Я не осуждаю тебя. Ты выполнил свой долг перед родиной, устранил экзистенциальную угрозу… а что касается вкуса крови и выхода за рамки, это всё равно случилось бы. Ибо такова их природа…»
И нежно прошептала: «Иди ко мне…»