О том, как происходили расстрелы на Бутовском полигоне, рассказывал в 1991 году капитан госбезопасности Садовский, который с января по ноябрь 1937 года был и. о. коменданта АХО УНКВД.
Приговоренных к расстрелу, привозили в Бутово, не сообщая, зачем и куда их везут. Автозаки подъезжали со стороны леса. На территории полигона находилось тогда два здания — небольшой каменный домик, оставшийся от усадьбы садовника, и длинный деревянный барак, огороженный колючей проволокой.
Приговорённых заводили в барак якобы для «санобработки». Непосредственно перед расстрелом объявляли решение, сверяли данные и наличие фотографии. Исполнители приговоров в это время находились в другом помещении и ждали своего часа.
Сверка производилась тщательно, иногда в течение нескольких часов. И все же при той поспешности, с которой велось
тогда следствие, не приходится удивляться, что в Бутово для исполнения приговора могли привезти одного брата вместо
другого, расстрелять по ошибке того, кто осужден был к заключению в лагере, а не на смертную казнь, и наоборот.
По окончании сверки приговоренных выводили по одному из помещения барака Тут появлялись исполнители, которые принимали и вели — каждый свою жертву — в глубину полигона в направлении рва. Человека со связанными за спиной руками ставили на колени на краю рва, после чего стреляли в затылок, почти в упор.
Тела казненных сбрасывали в ров, устилая ими дно глубокой траншеи. «Уборкой» тел занимались специально выделенные для этого сотрудники НКВД. После расстрела к вечеру на полигоне появлялся человек из местных. Деревенские звали его почему-то Федька-палач, хотя к самим расстрелам он не имел никакого отношения.
Он заводил бульдозер и тонким слоем земли присыпал трупы. Исполнители пользовались личным оружием, чаще
всего приобретенным на гражданской войне; обычно это был револьвер системы «наган», который они считали самым
удобным и безотказным.
Однако при массовых расстрелах использовали оружие меньшей мощности и калибра (отечественные ТК или немецкие Вальтеры или бельгийские Браунинги калибром 6.35мм - иначе никакое запястье не выдержит отдачи). Такое оружие использовали впоследствии и в Катынском лесу.
После расстрела в комендатуре заполняли бумаги от руки. В конце документа ставились подписи исполнителей.
По окончании всех необходимых формальностей полагался обед или ужин или уже завтрак (расстреливали и по ночам в свете фар), после чего исполнителей, обычно уже мертвецки пьяных, увозили в Москву.
Приведение приговоров в исполнение на Бутовском полигоне осуществляла одна из так называемых «расстрельных»
команд — смена состояла из четырех человек. В дни особо крупных расстрелов число исполнителей увеличивалось. Во время Большого террора 1937-38 годов за день редко расстреливали менее 100 человек.
Бывали дни, когда казнили и 300, и 400, и свыше 500 человек. Максимум пришелся на 2 и 28 февраля 1938 года. В те дни было расстреляно соответственно 502 и 562 человека... и это не считая тех, кого привозили уже мёртвыми в газвагенах-душегубках, сконструированных Исаем Бергом.
В некоторых случаях в расстрелах принимало участие и высокое начальство. Это называлось у них: «пострелять». [Тут уже без комментариев - тут просто слов никаких нет и быть не может. Я далеко не поклонник эйнзацгрупп СС, но я просто не могу себе представить Гиммлера или даже Гейдриха, которые приехали бы "пострелять"...]
------------------------------------------------------
Из книги Лидии Головковой "Сухановская тюрьма. Спецобъект 110"