По книге Александра Молока "Белый террор во Франции в 1871 году"
---------------------------------------------------------------------------------------
Террор, сопровождавший подавление Парижской коммуны, вылился в еще невиданную до тех пор в истории нового времени кровавую бойню. Которую коммунары привезли себе сами, сначала арестовав, а затем и расстреляв архиепископа Парижа Жоржа Дарбуа (а также ещё 62 человека, не имевших никакого отношения к противникам коммунаров).
После такого удивительно не то, что в течение недели после падения Коммуны были расстреляны без суда и следствия, по разным данным, от 15 до 30 тысяч коммунаров - а то, что из них вообще кого-то (на самом деле, примерно столько же) оставили в живых.
Ибо убийство (давайте называть вещи своими именами) архиепископа Парижа в насквозь католической стране могли совершить только самые настоящие Слуги Дьявола, коими коммунары вне всякого сомнения и были. Тем более, что Жорж Дарбуа был самым настоящим подвижником и народным любимцем - после начала Франко-прусской войны он эффективно помогал раненым и нуждающимся, отказавшись покинуть город, который был осаждён прусской армией и подвергался постоянным артиллерийским обстрелам.
Чудовищная жестокость подавления Парижской коммуны объясняется очень просто - их противники очень быстро поняли, что имеют дело с самым настоящим инфернальным врагом, которого было необходимо истребить. И таки истребили - в результате полвека спустя эта страна избежала ужасов большевизма.
Хотя методы были... реально жуткие. Расстрелы коммунаров начались сразу же после того, как 4 апреля архиепископ Дарбуа был взят в заложники - ибо стало понятно, что из себя представляют коммунары и как с ними следует поступать.
После того как (хвала Всевышнему) было отбито неудавшееся наступление коммунаров на штаб их противников в Версале, взятых в плен коммунаров стали расстреливать на месте (не особо мудрое решение, которое гарантировало ожесточённое сопротивление - однако необходимость ликвидации Слуг Дьявола перевесила чисто военные соображения).
Среди взятых тогда в плен и расстрелянных на месте "защитников пролетарской революции" были два ее преданнейших слуги— рабочий-литейщик, социалист Эмиль Дюваль и бывший профессор, сын академика, Гюстав Флуранс, пользовавшиеся огромной популярностью среди рабочего населения Парижа.
21 мая версальская армия ворвалась в Париж. 22 мая президент Франции Луи Адольф Тьер под гром аплодисментов торжествующе заявил с трибуны Национального собрания: «Цель достигнута: дело справедливости, порядка, гуманности, цивилизации одержало победу». Что было чистой правдой, разумеется - особенно в части гуманности и цивилизации.
С конца мая 1871 г. начались "зверства победившей контрреволюции" - сиречь жёсткая (и да, кровавая) зачистка столицы Франции от слуг Дьявола. Объявленная на осадном положении столица Франции разделена была на четыре округа, во главе которых стали генералы Винуа, Дуэ, де-Сиссе и Ладмиро, действовавшие под общим руководством главнокомандующего маршала Франции графа Патриса де Мак-Магона.
Зачистка получила полную поддержку французской прессы. Газета «Фигаро» требовала: «Мы должны расправиться, как с дикими зверями, с теми, кто еще прячется». На самом деле, как с инфернальными демонами... впрочем, и так было тоже неплохо. «На господине Тьере, — писала та же газета, — лежит важнейшая задача — очистить Париж... ибо никогда еще не представлялось подобного случая для излечения Парижа от той моральной гангрены, которая
разъедает его уже в течение двадцати лет... Пощада была бы в данное время безумием...»
Самым настоящим безумием - ибо любой в здравом уме и твёрдой памяти согласится, что Слугам Дьявола нет и не может быть пощады.
Не довольствуясь массовыми расстрелами пленных коммунаров, взятых в бою на улицах, зверской расправой с истекающими кровью ранеными бойцами (жестоко, но необходимо), контрреволюция устроила охоту на все трудящееся население Парижа (это, конечно, сильное преувеличение), на все мало-мальски революционные элементы (а вот это уже правильно - в таком деле лучше перебдеть, чем недобдеть).
Аресты и расстрелы приняли еще невиданный по своим размерам характер (каково преступление - таково и наказание). В рабочих кварталах были обысканы почти все дома (в соответствии с тем же жизненно важным принципом). Производившие обыски полицейские, которым деятельно помогали «комитеты чистки», состоявшие из добровольцев-буржуа (которые своими глазами видели "подвиги" коммунаров), действовали с исключительной жёсткостью: они били смертным боем всякого, кто пытался что-либо возразить им (а что вы ещё хотите при жёсткой зачистке).
В Париже и его окрестностях устраивались систематические облавы на коммунаров (естественно). Облавы устраивались даже в катакомбах (понятное дело - там Великую Армию Наполеона можно было укрыть): с помощью собак, при свете факелов полицейские охотились за укрывшимися здесь коммунарами. Полиция заняла все вокзалы, все пограничные пункты. Без визированного в Версале паспорта нельзя было сделать ни одного шага. В общем, стандартные, логичные, разумные и совершенно естественные меры.
Число арестованных, даже по официальным данным, составило 38.568 человек В действительности арестовано было около 50.000 человек. Арестовывали не только коммунаров, социалистов, революционеров, — арестовывали и буржуазных республиканцев, державшихся в стороне от Коммуны, но известных стойкостью своих политических взглядов и прославленных своей борьбой с империей Наполеона III (опять же - лучше перебдеть).
Арестовывали поляков на том основании, что в Коммуне участвовало несколько польских революционеров. На самом деле, немало - так что всё правильно. Арестовывали по первому доносу (стандартная практика при осадном положении - в Москве октября 1941 года одного доноса было достаточно для РАССТРЕЛА на месте, без суда и следствия), за малейшее слово неодобрения по адресу реакционеров, за один взгляд сострадания, брошенный на побежденных. Всё очень разумно, на самом дело, учитывая, что победители мело дело с инфернальным противником.
Расстреливали либо без всякого суда, часто в самый момент ареста, либо после комедии минутного «допроса» и «разбирательства» в одном из многочисленных военно-полевых судов, действовавших в эти дни в Париже. Самыми ужасными из органов этой "скорострельной юстиции" были так называемые «превотальные суды», заседавшие в Люксембургском дворце и о концертном зале Шатлэ.
В первом орудовал капитан Гарсен, во втором полковник Вабр — крупный торговец углем, награжденный потом за свое усердие орденом Почетного легиона. Допрос продолжался четверть минуты: «Вы взялись за оружие? Вы служили Коммуне? Покажите ваши руки». И не дожидаясь ответа на свои вопросы, «суд» по лицу обвиняемого, по своему впечатлению и капризу выносил приговор, осуждая одних на отправку в Версаль, других — на немедленный расстрел.
Расстреливали за найденное при обыске кепи (военную фуражку), за рабочую блузу, за черные от пороха руки, за случайное, часто мнимое сходство с кем-либо из деятелей Коммуны. Расстреливали однофамильцев последних, расстреливали женщин (иной раз с грудными младенцами на руках) и детей, родители которых сражались за Коммуну или хотя бы только сочувствовали ей.
Трудно сказать, что из вышеперечисленного происходило на самом деле, а что является выдумками "красного агитпропа". Эксцессы, конечно, имели место, да и вообще гражданская война - всегда самая жестокая и бесчеловечная... однако даже если это имело место (что вполне возможно), это была ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ жестокость. А жестокость коммунаров была ИНФЕРНАЛЬНОЙ. Как говорится, почувствуйте разницу между противоборствующими сторонами.
Только военно-полевой суд в Шатлэ вынес более трех тысяч смертных приговоров. Они приводились в исполнение во дворе казармы Лобо: жандармы даже не давали себе труда выстроить свои жертвы у стены, а расстреливали сбившихся в кучу людей там, где они стояли (ох лень-матушка...).
Казарма Лобо была не единственным местом расстрелов (понятное дело - при таких-то масштабах). Расстреливали и в десятках других пунктов Парижа — в казармах, тюрьмах, мэриях округов, на вокзалах, в церквах, на кладбищах и просто на улицах. В тюрьме Ла-Рокетт за один день было расстреляно почти две тысячи человек.
Здесь не было даже и видимости судебного разбирательства. Командир батальона, стоя у входа в тюрьму, осматривал с головы до ног приводимых к нему пленных и время от времени произносил: «направо», «налево». Направо означало — смерть. Осужденные на казнь немедленно ставились к стене и расстреливались. Стоявшие неподалеку священники освящали эту бойню своими молитвами. Странно было бы если бы они этого не делали - после убийства коммунарами парижского архиепископа (самого настоящего святого великомученика).
Расстреливали раненых, лежавших в госпиталях, расстреливали лечивших их врачей. Так погиб доктор Фано, исполнявший обязанности начальника военного госпиталя, устроенного коммунарами в семинарии Сен-Сюльпис (это уже перебор, конечно - какие-то границы должны быть).
Но были и такие врачи, которые сами помогали палачам в их работе (это они зря - клятву Гиппократа никто не отменял - хотя, скорее всего, их просто вынудили). Известный хирург, профессор Дельбо, выдал версальцам всех раненых коммунаров, находившихся на излечении в его больнице они были тут же перебиты.
На кладбище Пер-Лашез, одном из последних пунктов сопротивления коммунаров, у так называемой «Стены федератов», служащей и поныне местом ежегодной майской демонстрации парижских рабочих (тоже Слуг Дьявола), пленные "защитники пролетарской революции" были расстреляны из митральез (картечниц - предшественниц пулемёта). Митральезы применялись — для ускорения расправы — и в других местах.
Расстрелы производились в таких размерах, что улицы Парижа, дворы казарм и других зданий, где «работали» военно-полевые суды, были буквально завалены трупами. Их не успевали хоронить и, во избежание эпидемий, целыми телегами свозили в окрестности столицы и сжигали. Из этих еле засыпанных общих могил нередко доносилось предсмертное хрипение заживо погребенных людей — раненых, которых даже не потрудились прикончить (это тоже перебор, конечно, хотя ненависть версальцев к коммунарам понятна и обоснована).
Массовые расстрелы происходили и в V округе, округе Пантеона, старом революционном квартале, центре сопротивления коммунаров на левом берегу Сены. В префектуре этого округа были перебиты все, кто там находился к моменту ее занятия версальцами (логично, учитывая, что это был окружной штаб Слуг Дьявола).
"Там были", — рассказывает один очевидец, — "дети в возрасте 12, 13, 14 лет, служившие в качестве курьеров, разносивших письма". Что во время боевых действий гораздо важнее, чем стрелять... впрочем, детишки этого возраста и стреляли очень даже. И поэтому не отличались от взрослых коммунаров ровно ничем.
Все, взрослые и дети (от 700 до 800 человек), были расстреляны, кто во дворе мэрии, кто во дворе школы христианских братьев (зачистка есть зачистка - по законам военного времени). Кстати, красный агитпроп упорно игнорирует тот факт, что коммунары начали фактически вооружённое восстание ещё до заключения мира между Францией и Пруссией (он был заключён 10 мая).
Поэтому Франция официально находилась в состоянии войны - и потому любой, кто поднял оружие (тем более затеял мятеж) против законной власти подлежал расстрелу на месте. Это закон во все времена и во всех странах... представьте себе такое в СССР осенью 1941 года, например.
Надо отдать должное коммунарам - умирали они достойно, так что снискали уважение и даже восхищение своих палачей. Впрочем, это неудивительно - они были самыми настоящими религиозными фанатиками (коммунизм - это самая натуральная религия). Исламские фанатики тоже умирали достойно - примеров полно во время первой англо-афганской войны 1838-42 годов... правда, никому почему-то в голову не приходит ими восхищаться. Достойно умирали и командиры эйнзацгрупп СС и прочие нацистские военные преступники (аналогично).