Казнь Тупак Амару - предводителя восстания индейцев

[RolandVT]

Из книги "Тупак Амару — великий индейский повстанец"
------------------------------------------------------------------------------------

6 апреля 1781 г. Хосе Габриэль Тупак Амару, восставший Инка, стал пленником испанской армии. Его повстанческая биография продолжалась всего пять месяцев.

Вместе с ним в руках роялистов оказались его жена Микаэла Бастидас, двое их сыновей — старший, 20-летний Иполито, и совсем еще мальчик Фернандо; Томаса Кон-демайта, правительница индейцев Акоса, горячо преданная делу восстания; секретари Тупак Амару; его командиры.

Таким образом, в плен попало около 40 человек, в том числе испанцы, креолы, метисы, индейцы и негры, представители всех сословий колониального Перу. Среди испанцев и креолов следует упомянуть Мельчора Артеагу, занимавшегося материальным обеспечением армии Инки; Рамона Понсе, штурмовавшего Пуно и Хулиаку, ответственного за артиллерию; Мануэля Гальегильоса, писаря, выходца из Оруро; Диего Ортигосо, советника, родом из Арекипы; Эстебана Ваку, литейных дел мастера из Куско; Мариано Катаньо, командира; Мариано Бандо, бывшего секретаря Арриаги, ставшего затем секретарем и советником Инки.

Королевские власти знали об участии испанцев в повстанческом движении. Так, Хосе дель Валье писал 1 января 1781 г. испанскому министру по делам Индий: «В окружении Инки Тупак Амару есть несколько испанцев, которые даже руководят отдельными отрядами его армии».

Теперь многих из них ожидал суровый королевский суд. Примечательно также, что среди соратников Инки были выходцы из крупных городов Перу и Ла-Платы, что говорит о широкой, разветвленной сети его единомышленников. В плену оказались и родственники Тупак Амару, так как в восстании принимали участие весь его многочисленный род и род ею жены.

Среди четырех бывших рабов, освобожденных Инкой, негр, точнее самбо, Антонио Облитас — самая известная фигура. Раб и сапожник коррехидора Арриаги, он лично казнил своего хозяина и стал преданным солдатом Тупак Амару. Ему принадлежали несколько прижизненных зарисовок Тупак Амару, которые не дошли до наших дней и считаются безвозвратно утерянными.

Под усиленной охраной, возглавляемой фельдмаршалом дель Валье, пленников отправили в Куско. Оставшийся на свободе брат Инки — Диего пытался отбить пленников, но безуспешно. Виситадор Арече, которому не терпелось взглянуть на поверженного врага, выехал встречать его в Уркос.

14 апреля 1781 г. печальная процессия появилась на улицах города, оцепленных вооруженной стражей. Окна и балконы были забиты обывателями и зеваками: Тупак Амару, верхом на муле, руки и ноги в цепях, ехал с непокрытой головой, «чтобы все его признали». За ним следовали жена и ближайшие сподвижники. По распоряжению Арече Инку разлучили с его близкими и всех по отдельности рассадили в мрачные подвалы иезуитского монастыря, временно превращенного в тюрьму.

Колониальные власти рассматривали пленение Тупак Амару, этого грозного врага испанской короны, как огромную победу, дававшую им ключ к горным районам вице-королевств Перу и Ла-Платы. Считалось, что обезглавленное движение выдохнется само собой.

Сколь близоруки были испанские чиновники в своих расчетах, показало ближайшее будущее. А пока королевский лагерь шумно ликовал. Епископ Буэнос-Айреса, узнав о поимке Тупак Амару, приказал три дня подряд звонить в колокола во всех церквах своей епархии. На улицах Кордовы и Тукумана местные власти устроили праздничные иллюминации и гулянья. Кульминация событий ожидалась в Куско.

Испанские чиновники — чапетонес, не раз заклейменные Тупак Амару в его воззваниях, поспешно берутся за организацию судилища над пленными повстанцами. Индейский вождь стремился облегчить участь своих сторонников. Еще в письме к Арече перед лицом решительной схватки с врагом, который был жесток и беспощаден, Тупак Амару писал:

«Уж так повелось, что в наших краях во всем виноваты индейцы, если так, накажите меня одного как единственного виновного и не расплачивайтесь невинными за дело, начатое мною… Если героические действия, предпринятые во имя облегчения участи бедных жителей провинций, испанцев и индейцев… есть преступление — я здесь, покарайте меня, но оставьте жизнь другим», — вновь повторял Инка, словно предчувствуя, что потоками крови затопит страну его «высокопочтенный» адресат.

Призыв индейского вождя к человеколюбию и гуманности остался без ответа.

Тупак Амару и его жену подвергли пристрастнейшему допросу. Специально прибывший из Лимы судья Бенито де ла Мата Линарес пытался выяснить у Инки, кто из видных креолов состоял с ним в заговоре и давал ему «дурные» советы, рассчитывал ли он на английскую помощь, когда задумал восстание и как его готовил. Однако ни сам Тупак Амару, ни его мужественная подруга не выдали ни одной тайны, ни одного имени.

Один из стражников, которому удалось несколько раз беседовать с Тупак Амару, рассказывал, что его чрезвычайно поразили самообладание и уверенность, с которыми держал себя «этот индеец, повергнувший в смятение целое королевство и брошенный в тюрьму». Ни раскаяния, ни смирения, ни готовности вымаливать прощение в столь безвыходной и трагической ситуации!

Тупак Амару проявил высокое присутствие духа. По словам очевидца, на всех допросах он «продолжал упорствовать и не признавал вины, несмотря на страшные истязания, которым подвергли его на дыбе. Ему вывернули одну руку и основательно повредили многие кости.

Но и этого оказалось мало, чтобы он сделал признание, которого от него добивались». Постоянный свидетель пыток — Арече — был вынужден с удивлением признать: «Дух и натура этого человека необычайно крепкие, а выдержка несоизмерима ни с чем». Это не мешало Арече со свойственным ему изощренным цинизмом приглашать измученного, но не покоренного Тупак Амару в собственные апартаменты на трапезу, «достойную его высокого сана».

Тупак Амару боролся до конца. Нет, он не ждал смиренно смертного часа, пытался дать о себе знать оставшимся на свободе сторонникам, просил у них помощи. Сохранились записки, которые он тайно писал из тюрьмы. Дону Маркосу Кастильо: «У меня трудные времена, разбита правая рука, поэтому пишу еле-еле».

Дону Хосе Паласиосу, двоюродному брату, записка была написана кровью на лоскуте рубахи: «Прошу передать подателю записки 25 песо в долг». Дону Бернардо Гальего и дону Паскуалю Карвахалю: «Просил Вас прислать 25 песо, но Вы не прислали, вновь обращаюсь к Вам, во имя бога, мне предстоит поездка, а я без средств».

Ни один из адресатов Тупак Амару, несомненно хороших знакомых Инки по старым временам, не откликнулся на его отчаянные мольбы. Что же касается родственника, дона Паласиоса, в дни триумфа писавшего ему восторженные письма, то он испугался и лично отнес записку в суд, дабы снять с себя всякие подозрения в соучастии.

Охранявшая Инку стража немедленно докладывала обо всех попытках Тупак Амару связаться с внешним миром. Арече стало известно, что он уговаривал стражника Каэтано Вильчеса передать ему нож, чтобы распилить цепи, пообещав взамен указать место, где спрятано-де много сокровищ . Тупак Амару не удалось бежать из подвала иезуитского монастыря, а верноподданный Каэтано Вильчес так и не получил обещанного ему вознаграждения — «трех реалов в день на хозяйство по причине великой скудности королевской казны».

Дни жизни Тупак Амару были сочтены: сказались две недели пыток, перекрестных допросов, очных ставок. 2 мая 1781 г. его нашли в столь тяжелом состоянии, что власти испугались, как бы он не умер до казни. Спешно завершилось слушание дела, при этом королевская аудиенсия в Лиме выполнила все юридические формальности, прислав в Куско обвинителя и защитника. 15 мая 1781 г. виситадор Арече подписал приговор, составлявшийся, судя по всему, в большой спешке.

В обвинительном заключении судьи с предельной четкостью мотивировали поспешность вынесения приговора как «из-за особой опасности, которую представлял обвиняемый (дважды пытался бежать), так и ради быстрейшего успокоения этих обширных провинций».

Признавалось также необходимым возможно быстрее «рассеять распространенное среди всего индейского народа суеверие, будто к Инке нельзя применить смертную казнь по причине его высокого происхождения от главной династии инков как абсолютного и подлинного хозяина этих земель и подданных». Видимо, исполинская личность Тупак Амару, даже плененного, внушала страх его обвинителям и казалась неуязвимой и неподсудной земному суду для всех индейцев.

«Преступник» Тупак Амару обвинялся в том, что возбуждал ненависть к каждому европейцу, ко всем белым, или пукакунас, на свой манер восстал против законного суверена, лишив его самых высоких прерогатив, а именно: назначал священников и судей в провинциях, заставлял принимать себя в церквах с королевскими почестями, уничтожал репарто и миту, королевские адуаны, объявив их несправедливыми, открывал и сжигал обрахе, конфисковал имущество частных лиц и, не удовлетворившись этим, хотел наложить руку на королевскую казну.

Осуждал на смертную казнь непокорных его воле и ставил для этой цели виселицы во всех селениях, казнив таким путем многих [вопреки распространённому заблуждению, жестокость повстанцев обычно далеко превосходило террор тех, кто восстания подавлял].

Поднял селения и провинции, и приведя их жителей к покорности, убедил их, что является их законным и настоящим сеньором; более того, внушил своим солдатам веру в то, что после своей коронации воскресит всех тех, кто погибнет в битвах; приказывал снимать церковные колокола и переливать их на пушки и т. д..

Практически во всех приведенных пунктах обвинения наглядно отразилась программа революционной ломки колониальных институтов, реализованная индейским вождем в ходе восстания. Что же касается его необычайной способности «воскрешать мертвых», то это поверье, бывшее, очевидно, отголоском древних языческих представлений, действительно имело широкое хождение среди повстанцев.

Вот еще одно свидетельство, взятое нами из частного письма современника событий, жителя Ла-Паса Хуана Савалы, который писал: «Индейцы с восторгом отдаются смерти, так как убеждены, что на пятый день их воскресит их король Тупак Амару».

Приговор гласил: «Преступника Хосе Габриэля Тупак Амару вывести на главную площадь Куско, волоча по земле до места казни, где присутствовать ему при исполнении приговоров над его женой Микаэлой, его двумя сыновьями — Иполито и Фернандо, его шурином— Ангонио Басзидасом и другими главными капитанами и помощниками в его порочных проектах и планах».

Нужно полагать, с точки зрения королевской юстиции, позволить такому человеку, как Тупак Амару, умереть обычной смертью значило бы проявить к нему непростительное, преступное «сострадание», а потому решено было, чтобы Тупак Амару пережил восемь смертей, прежде чем умереть самому.

Способы казни для каждого из осужденных организаторы судилища продумали с такой тщательностью, словно задались целью устроить средневековое аутодафе. Приговор производил столь тяжелое впечатление, что вице-король Ла-Платы отказался предать гласности его текст в своих владениях.

«Едва ли в каких-либо варварских анналах можно найти документ, сходный с этим по его зверской жестокости и скудоумию, тем не менее вот плод воображения испанского чиновника каких-нибудь 100 лет назад», — писал в конце XIX в. известный английский историк Клемент Маркхэм.

В пятницу 18 мая 1781 г. на главной площади города Куско соорудили виселицу и помост и оцепили их четырьмя рядами вооруженной стражи. Много казней, много смертей видела древняя площадь, ее плиты были обильно политы кровью сыновей индейского народа, но зрелище, которому предстояло развернуться на ней в тот день, мы вправе сегодня назвать преступлением против человечности.

Казнь началась. Заключенных вывели из камер, каждого посадили в мешок, привязанный к хвостам спаренных лошадей, и выволокли на площадь. Первыми поднялись на эшафот Хосе Бердехо и Андрес Кастело, креолы, командиры, а также Антонио Бастидас, брат жены Тупак Амару, и Антонио Облитас. Их «просто повесили».

Затем наступила очередь Франсиско Тупак Амару, 80-летнего старца, и 20-летнего Иполито — дяди и старшего сына Инки. Палачи вырвали у несчастных языки и только потом повесили. Томасу Кондемайту ожидала другая участь: ее удушили железным кольцом, привязанным к колесу, это была гаррота — орудие казни, «доселе здесь невиданное».

Микаэла Бастидас, по преданию, перед казнью запела ярави, кечванскую песню о любви, прощаясь со своим мужем. Палач попытался отрезать ей язык, но Микаэла сопротивлялась с таким упорством, что это удалось сделать только после ее смерти.

Да и сама смерть отступилась было от удивительной женщины-воительницы. Как свидетельствуют очевидцы, шея ее оказалась столь тонкой, что «невиданная гаррота себя не оправдала». Тогда озверевшие палачи ударами мечей покончили со своей жертвой.

Индейскому вождю уготовили самую мученическую участь. Его вывели в центр площади, вырвали язык и затем бросили лицом на землю. Далее произошло нечто «совершенно невиданное». Руки и ноги Тупак Амару привязали веревками к седлам четырех лошадей.

Сидевшие на лошадях всадники по данному знаку одновременно погнали лошадей в разные стороны. Один из свидетелей казни писал: «Не знаю, то ли лошади были слабые, то ли индеец действительно был сделан из железа, но разорвать его оказалось делом совершенно невозможным; долгое время его раздирали в противоположные стороны, и временами он повисал в воздухе подобно гигантскому пауку.

Только тогда виситадор Арече, который из окна иезуитской коллегии наблюдал сцену казни из сострадания, дабы прекратить мучения несчастного, повелел отрубить ему голову». В то же время он приказал арестовать чиновника, который не обеспечил для казни «подходящих» лошадей [не в лошадях было дело, а в их координации, которое требует профессионализма, который в тех краях явно и не ночевал].

Все описанное происходило в правление Карла III, по словам авторов расправы, «самого справедливого из всех испанских монархов», который спустя два года утвердил этот варварский приговор.

Казалось бы, мученический конец Тупак Амару и его близких мог удовлетворить самую жестокую фантазию, но нет, до конца было еще далеко. Тело Тупак Амару перенесли на эшафот и отсекли от него руки и ноги. То же самое проделали и с телами других казненных.

Среди присутствовавших находилась и еще одна жертва: младшего сына Инки — 12-летнего Фернандо, закованного в кандалы, заставили смотреть на предсмертные муки родителей. Пронзительный крик, вырвавшийся из груди мальчика, еще долго звучал в ушах онемевшей от ужаса толпы. Фернандо, «милостиво» прощенного королевскими судьями, провели под виселицей и осудили на вечное изгнание.

Анонимный свидетель казни писал впоследствии: «В этот день собралось на площади много народа, но никто не кричал, никто не возвысил голоса…

Среди зрителей не было видно индейцев, во всяком случае никого в индейской одежде, а если такие и были, то прятали лицо под шляпой или пончо… Время тогда было сухое, дни стояли очень ясные, но в день казни рассвет был такой мглистый, что не было видно солнечного лика, небо везде затянуло тучами; к 12 часам дня, как раз когда лошади раздирали индейца, поднялся вдруг такой порыв ветра, и после него начался такой ливень, что все люди и стража поспешно разбежались. Вот причина, почему индейцы говорят, что само небо и силы природы оплакивали смерть Инки…».

Известный перуанский историк Луис Валькарсель пишет: «Есть ли в истории страница более жуткая, чем та, на которой… развернулся кровавый пир чудовищного садизма — казнь Хосе Габриэля Тупак Амару и его близких?.. Ничто по сравнению с ним бои гладиаторов, невинными кажутся пытки инквизиции, благодушными жертвоприношения христиан в римском цирке… Остановись, человечество, созерцая мученический конец Тупак Амару… Его трагедия не изгладится из памяти людской. Она вечное напоминание — символ жертвенности в жизни и сердцах андских народов».

Изуродованные тела Тупак Амару и Микаэлы были выставлены на вершине горы Пикчу, с которой еще недавно индейский вождь атаковал Куско. Затем тела их бросили в костер и пепел развеяли по ветру. Согласно специальному документу под названием «Распределение четвертованных тел девяти главных преступников, казненных в Куско 18 мая 1781 г.» более 30 перуанских городов и селений были для острастки «украшены» отрубленными руками, ногами и головами Инки и его сподвижников.

Голову Тупак Амару выставили «при выходе на самую оживленную дорогу» в Тинте, одну из его рук — в Тунгасуке. «где был он касиком», другую — в столице провинции Карабайя и т. д..

Власти стремились уничтожить все следы пребывания Тупак Амару на перуанской земле: его дом в Тунгасуке сожгли в присутствии жителей селения; поля посыпали солью; имущество конфисковали; документы, подтверждавшие происхождение от казненных. династии инков, публично сжег палач на главной площади Лимы, «чтобы и памяти никакой не оставалось об этих подлых бумагах».