Строго говоря, меня никто никогда не насиловал. Никто и никогда. Ибо изнасилование по определению предполагает отсутствие добровольности, а меня всегда... юзали с моего полного согласия. И к моему немалому удовольствию.
Поэтому в реальности у меня был просто очень жёсткий секс... и нет, не всегда так называемое «игровое изнасилование» (есть такая БДСМ-практика). Ибо не так уж и редко мой... эээ... партнёр понятия не имел, что я ему отдаюсь совершенно добровольно.
Теперь пять ключевых фактов об изнасиловании. Во-первых, желание быть изнасилованной устойчиво входит в тройку наиболее распространённых женских сексуальных фантазий (по данным некоторых исследований, это вообще женская сексуальная фантазия номер один).
Во-вторых, у практически любой женщины в здравом уме и твёрдой памяти хватает мозгов даже и не пытаться испытать это в реале. Ибо в мире реальном изнасилование – это жуткое, кошмарное, отвратительное преступление против личности, которое легко может за несколько минут разрушить и здоровье женщины (и физическое, и психическое), и вообще всю её жизнь сломать. Навсегда.
В-третьих, из любого правила есть исключения. Поэтому существуют и женщины, которые после изнасилования делают просто-таки квантовый скачок «вперёд и вверх» как в профессиональном, так и в личностном развитии (у нас эти вопросы изучает теперь уже доктор психологических наук Виолетта Гранина)... и женщины, которым нравится (даже очень нравится), когда их в самом прямом смысле насилуют.
Иными словами, когда «партнёр» на полном серьёзе считает, что он берёт женщину грубой физической силой... и понятия не имеет, что на самом деле всё происходит исключительно по её доброму согласию.
Кстати, обычно такие женщины весьма неплохо владеют навыками самозащиты... так что если она вдруг НЕ захочет, то последствия для насильника-неудачника могут быть весьма и весьма печальными. Уже упомянутая мной Виолетта одному перцу так руку сломала, что он до конца жизни очень мало что делать сможет этой своей... конечностью.
В-четвёртых, вопреки безумным бредням отмороженных на всю голову феминисток (а других просто не бывает), женская виктимность очень даже реальна. Как и, следовательно, виктимные женщины.
Иными словами, существуют женщины (их, кстати, не так уж и мало), которые и как магнитом притягивают насильника, и (разумеется, неосознанно) подставляются, и даже его провоцируют (у некоторых дамочек и даже девушек виктимность настолько мощная, что превращает самого обычного мужчину в просто инфернальное существо).
И, наконец, в-пятых, есть физическое изнасилование (физическое принуждение к соитию), и есть психологическое принуждение к сексу. Второе тоже, конечно, есть уголовное преступление... только вот доказать это практически нереально.
Ну и ещё несколько информационно-полезных фактов. Феминистки утверждают, что сексуальным насильником движет не столько неконтролируемое половое влечение (одержимость, по сути дела), сколько стремление к власти над женщиной.
Такая точка зрения понятна – для феминисток вообще война за власть между мужчинами и женщинами есть основа мироздания. Что, конечно же, чушь свинячья чуть более, чем совсем.
На самом же деле (как подтвердит любой мало-мальски опытный детектив отдела расследования сексуальных преступлений) подавляющее большинство насильников – банальные животные.
Такой насильник – просто скот (в самом прямом смысле слова) и хочет только одного. Тупо совокупиться с приглянувшейся ему (а то и просто попавшей на глаза) самкой, дабы удовлетворить неконтролируемый «основной инстинкт».
А поскольку женщина вовсе не горит желанием интимной близости с тупой скотиной... вот он и берёт её силой. И ни о какой «власти над женщиной» он и не думает... более того, он в это время вообще не думает, ибо одержимость сексуальным желанием не то что отключает – просто вышибает мозги.
Все остальные категории насильников намного менее многочисленны... но существенно более опасны. Пожалуй, чаще всего встречаются (после тупой скотины, разумеется) жёноненавистники.
Такой сабж (человеком это существо называть нельзя никак – впрочем, как и любого другого сексуального насильника) насилует женщину, чтобы отомстить не столько ей конкретно (хотя и такое случается), сколько всему женскому полу за истинное или (чаще) воображаемое зло, причинённое сабжу женщинами.
Поэтому такие насильники намного опаснее банальных скотов. У которых (ибо животное) всё-таки присутствует инстинкт продолжения рода и потому такие существа не склонны причинять физические травмы женщине. Им нужно просто совокупиться – и всё.
А женоненавистнику нужно отомстить. Ну а для этого нужно не просто изнасиловать женщину (т.е. взять её против её воли – что та ещё месть, на самом деле), но и, увы, причинить физический вред.
Избить, искалечить... а то и вовсе убить – если крыша совсем уж поехала на почве ненависти. Которая совершенно справедливо включена в перечень смертных грехов. Этим... персонажам власть над женщиной тоже не нужна нафиг – им отомстить нужно. О власти они не думают – только о мести.
Третья категория (к счастью, весьма немногочисленная) – это сексуальные садисты. Которые получают удовольствие не только от очень жёсткого и болезненного изнасилования женщины (насиловать тоже по-разному можно), но и от причинения женщине физической боли... другими способами.
Поэтому попавшей в лапы такого (реально) инфернального существа женщине физический вред гарантирован... как и тяжёлое повреждение психики (такие сабжи обычно ещё и пси-садисты до кучи – как и многие жёноненавистники).
В крайних случаях сексуальные садисты становятся вообще серийными убийцами (в этом случае женщина лишится и жизни тоже). Впрочем, и эти персонажи (вопреки распространённому заблуждению) движимы вовсе не жаждой власти над женщиной.
А неконтролируемым желанием причинить ей физическую и/или эмоциональную боль. Поэтому о власти они тоже не думают – а лишь о том, как делать женщине как можно больнее. И как можно дольше.
Власть над женщиной интересует последнюю категорию насильников... которые с точки зрения соответствующего УК зачастую и не насильники вовсе. Ибо они не берут женщину грубой физической силой, считая это ниже своего достоинства. И не заставляют её отдаться, угрожая оружием (аналогично). И не пользуются парализующими волю химикатами (по той же причине).
А используют методы психологического манипулирования (точнее, пси-принуждения женщины к сексу). Нейро-лингвистическое программирование, пси-доминирование и всё такое прочее. Получая кайф как раз от власти над женщиной – способности принудить её сделать... да почти всё, что угодно. Всё, что они захотят.
Понятно, что это тоже изнасилование – причём зачастую с особо тяжкими последствиями («обработанная» таким образом женщина получает сильнейшую психическую травму – пусть и часто неосознанную – а то и вообще превращается в совершенно иное существо).
Поэтому и эти... персонажи должны отправляться надолго в места не столь отдалённые – как и все прочие насильники. К сожалению, не только их вина практически недоказуема – ибо не было ни физического насилия, ни принуждения с использованием служебного положения, ни угрозы оружием – но и вообще даже наличие события преступления может быть легко (и успешно) оспорено любым мало-мальски компетентным адвокатом.
К счастью, таких сабжей очень и очень мало – ибо для этого требуются способности, с которыми можно только родиться. А такой «тёмный дар» всё-таки очень и очень редок...
Возвращаемся ко мне любимой (реально любимой, причём много кем, на самом деле). Я предпочитаю насилие физическое (во все дырочки – и вагинальное, и анальное, и иррумацию), однако несколько раз получила просто потрясающее удовольствие от психологического принуждения к сексу – настолько грамотным и креативным оказался манипулятор.
Изнасилование может быть связано, а может быть не связано с моими алго-эскападами (которые я описываю в этой книге). Второе с практической точки зрения означает, что я (как и Виолетта и не только она) раз-два в неделю грамотно «подставляемся» под «изнасилование незнакомцем».
Которого я нахожу, разумеется, в онлайне – и соглашаюсь на встречу, прекрасно понимая, что буду жёстко изнасилована... и что ничего больше ему не нужно. Иными словами, что ни моей жизни, ни моему здоровью ничего не угрожает.
Моя чуйка работает без сбоев (у Виолетты аналогично)... разве что один мой насильник меня серьёзно так избил. Не выпорол, а именно избил – кулаками и ногами. Причём основательно так избил... и совершенно непонятно, с чего.
У меня хватило интуиции сделать себе предварительную инъекцию нано-регенератора (я часто это делаю, ибо после этого секс просто оглушительный... да и делать со мной насильник может реально всё, что угодно – ибо всё одно регенерирую). Так что никаких негативных последствий для меня не было. Мне даже в некотором роде понравилось, хотя повторить это мне не хочется совсем.
Однако я всё равно настучала на него нашей крыше... в смысле, в уже известную вам Контору. Что они с ним потом сделали, я не знаю, но Магда (Магдалена Эва-Мария ван Хоорн) мне как-то намекнула, что точно ничего хорошего.
Я не всегда делаю себе инъекцию Эликсира Белого Ангела, ибо далеко не всегда в ней есть необходимость. Когда меня будет насиловать незнакомец — это просто нормальная мера предосторожности (мало ли что), а когда я отрабатываю смену у Наташи или Эры и обслуживаю клиентов – любителей жёсткого секса, я обычно обхожусь без химикатов.
Ибо эта публика берега знает... и знает о том, что крыша соответствующего заведения (уже упомянутая мною Контора) долго разбираться не будет. Запросто отправит в мир иной через трубу секретного крематория – и никто даже искать никого не будет. Ибо связываться с самой могущественной спецслужбой на нашей планете себе дороже точно.
Инъекцию я себе делаю... или мне делают, когда точно знаю, что меня будут насиловать так, что... в общем мало кто знает, что изнасилование (разумеется, групповое) это один из жутких способов смертной казни.
К сожалению, очень и очень распространённый во время гражданских войн, подавления восстаний, геноцида и демоцида (в последнем случае людей убивают просто за принадлежность к той или иной социальной группе, как это было во время расказачивания и раскулачивания в России, у т.н. «красных кхмеров» в Камбодже и так далее).
Ну а после инъекции я могу выдержать вообще практически всё, что угодно. Хоть бутылку во влагалище, хоть изнасилование ослом или огромной собакой... впрочем, понятно, что ничего подобного ни у кого никогда и в мыслях не было.
Кстати, истории об изнасиловании женщин животными есть просто страшные сказки для взрослых, ибо ещё никому не удалось заставить животное совокупиться с самкой не их биологического вида. Хотя пытались – и неоднократно (последний раз такая идея пришла в голову... одному из советских биологов).
Причём не просто выдержать, а... в общем, я и без нано-регенератора кончаю практически каждый раз. Вне зависимости от того, берут ли меня вагинально, анально или даже орально. А уж с эликсиром-то...
Ладно, хватит об изнасиловании. Поговорим лучше о том, как я в первый (но далеко не в последний) в жизни раз села на кол. Говорят, очень даже эротично села – и не менее эротично просидела стандартные три часа (почему-то в нашей компании принята именно такая «длительность сидения»).
Рассказы чёрной мазохистки - книга целиком
-
RolandVT
- Posts: 12048
- Joined: Fri Feb 09, 2024 10:42 am
- Has thanked: 165 times
- Been thanked: 2615 times
-
RolandVT
- Posts: 12048
- Joined: Fri Feb 09, 2024 10:42 am
- Has thanked: 165 times
- Been thanked: 2615 times
Как я села на кол
На самом деле, выглядит это гораздо страшнее, чем является на самом деле. Во всяком случае, я с удивлением обнаружила, что «далеко не так страшен кол, как его малюют».
И в публицистике малюют, и в беллетристике (хоть на приснопамятном сайте «Пытки и казни», хоть у «знаменитого» Марка Десадова, хоть... да где угодно, на самом деле).
То ли так нано-регенератор на меня действует при этой алго-эскападе, то ли ещё что... в общем, боль очень сильная, конечно (и это ещё очень и очень мягко сказано), но... хотите верьте, хотите нет, но для меня каждое посажение на кол (а я сейчас это дело практикую раз в две недели как минимум) есть просто экстремальный анальный секс длительностью в стандартные три часа. Хотя однажды я и шесть просидела – и ничего. Регенерировала – и как будто ничего и не было.
Причём не просто анальный секс, а секс, во время которого я кончаю сначала каждые четверть часа, затем – по мере усиления боли и накопления усталости, всё реже и реже... но семь-восемь раз у меня получается без малейших усилий.
Скорее всего, я это подозревала с самого начала, ибо после того, как (уже не помню где) впервые увидела рисунок посаженной на кол обнажённой женщины, поняла, что я тоже так хочу – и твёрдо решила однажды на кол таки сесть.
Ладно, хватит обо мне (пока). Выполняя данное ранее обещание, расскажу сначала об истории этого (внешне) жуткого способа смертной казни. Затем о том, как этим развлекалась «наша метагомша».
В смысле, Лилит. Баронесса Элина Ванадис фон Энгельгардт (сейчас она представляется именно так). Реальная руководительница и начальница всех нас – от последнего садовника до рейхсфюрера Die Neue SS Генриха Гиммлера.
Ну, а под конец я расскажу весьма подробно о том, как меня посадили на кол... в компании моих в некотором роде подруг. Так что, как говорится, запасайтесь попкорном. Ибо это будет весело – обещаю.
Этот вид смертной казни был особенно популярен на Ближнем Востоке. Что совершенно неудивительно, ибо (вопреки некоторым художественным произведениям на эту тему), кол всегда вводился в задний проход. А именно в этом регионе анальный секс был наиболее распространён... как и гомосексуальные отношения.
Впрочем, на кол сажали едва ли не повсеместно, хотя и во много меньших масштабах, чем в вышеупомянутом регионе. И в Азии, и в Африке, и в Центральной Америке (!!) и в Европе, которая, судя по всему, позаимствовала этот вид смертной казни у мусульман. В Германии таким образом казнили матерей, виновных в детоубийстве (ИМХО, и очень правильно делали).
В России сажали на кол вплоть до середины XVIII века (в основном, при Иване Грозном и Петре Великом). В XIX веке посажение на кол по-прежнему практиковали в Сиаме, Персии и в Османской империи, где в 30-х годах такого рода казни совершались публично.
Вот лишь одно из свидетельств очевидца «османских практик»:
«В варварских государствах, особенно в Алжире, Тунисе, Триполи и Сали, где обитает множество пиратов, если человека обвиняют в большом количестве преступлений, то его [или её – женщин тоже казнили таким способом] сажают на кол.
Ему в задний проход вставляют заостренный кол, затем с силой пронзают им его тело, иногда до головы, иногда сквозь глотку. Затем кол устанавливают и закрепляют в земле, так что корчащуюся жертву, в невообразимой агонии, могут видеть все. Муки продолжаются несколько дней…»
Посажение на кол широко применялось ещё в Древнем Египте и... правильно, в не менее глубокой древности на Ближнем Востоке. Первые упоминания об этом способе казни относятся к началу II тысячелетия до н. э.
Самым первым из известных ныне является статья свода законов Хаммурапи (примерно 1700 г. до н.э.), в которой говорится, что такой казни подлежит женщина, убившая мужа, чтобы выйти замуж за любовника.
Известна она была и римлянам, хотя особого распространения в Древнем Риме не получила. Ибо там прижился другой жуткий способ казни – распятие, а римляне не любили вариативность в таких вопросах.
Широкое распространение казнь получила в древней Ассирии, где посажение на кол было обычным наказанием для жителей взбунтовавшихся городов. Применялась эта казнь по ассирийскому праву и в качестве наказания женщин за аборт.
Который совершенно справедливо считался детоубийством, ибо уже тогда было известно, что человеческая жизнь начинается с момента зачатия, а также за ряд особо тяжких преступлений (бандитизм и всё такое прочее).
В так называемом Законе Ману, древнем своде религиозных и гражданских законов индийского общества, среди семи видов смертной казни сажание на кол занимало первое место.
В Европе эта казнь была впервые применена по приказу... женщины. Фредегонды, королевы франков, сначала наложницы, а затем жены Хильперика I, меровингского короля Нейстрии (франкского государства, столицей которого был Париж). Что характерно, умертвив предыдущую супругу, вестготку Галесвинту.
Поэтому совершенно неудивительно, что по приказу Фредегонды на кол посадили молодую и очень красивую знатную девушку (правда, говорят, что очень даже было за что).
Впрочем, Фредегонда вообще отличалась какой-то совершенно патологической жестокостью, особенно по отношению к женщинам. Одних сажала на кол, других колесовала, третьих разрубала на куски, четвёртых вообще живьём на костре сжигала...
Как и при распятии, приговоренного заставляли отнести кол к месту казни. Затем опуститься на колени в удобную для палача позу, фиксировали так, что он не мог даже пошевельнуться, и (опять же для удобства палача) надрезали ножом задний проход.
После чего огромной деревянной колотушкой вбивали в казнимого кол (фактически «нанизывая» на этот жуткий дивайс), после чего устанавливали кол вертикально, позволяя силе тяжести, судорогам и тщетным попыткам казнимого освободиться, загонять кол все глубже в тело жертвы.
Посажение на кол применялось на территории Речи Посполитой (пока в XVIII веке его не отменили «российские оккупанты»), особенно во время войн с казаками.
Испанские конкистадоры сажали на кол пленных и (особенно) лидеров индейцев во время конкисты, так, например, по некоторым данным, был казнён вождь арауканов Кауполикана. Впрочем, сожжение живьём было в тех краях в т о время существенно более популярно.
На Востоке часто женщине перед казнью набивали солью и перцем влагалище, чтобы усилить ее страдания. Я об этом думала и думаю... но пока ещё не решаюсь.
Ещё в XIX веке эта казнь на удивление широко использовалось во вроде бы просвещённой Европе Во время войны в Испании наполеоновские войска (официально армия самой просвещённой нации на планете) сажали на кол испанских патриотов. Те предсказуемо платили им тем же.
Техника сажания на кол во всем мире была практически идентична, за исключением нескольких деталей. Приговоренного клали на живот на землю, разводили ноги и либо закрепляли их неподвижно, либо их держали палачи, а руки связывали за спиной.
В некоторых случаях в зависимости от диаметра кола анус предварительно смазывали маслом или надрезали ножом. Палач обеими руками вводил кол так глубоко, как мог, а потом загонял его внутрь с помощью огромной деревянной колотушки (киянки). Или даже кувалды.
Кол, введенный в тело на пятьдесят – шестьдесят сантиметров, затем ставили вертикально в заранее подготовленную лунку. Смерть наступала чрезвычайно медленно, и потому казнимый испытывал неописуемые мучения.
Посажение на кол было удобно тем, что казнь совершалась, по сути, сама собой и после собственно посажения более не требовала участия палача. Кол все глубже проникал в жертву под действием ее веса, пока наконец не вылезал из подмышки, груди, спины или живота в зависимости от заданного направления.
Нередко смерть наступала спустя несколько дней. Один боярин, посаженный на кол по приказу Ивана IV, промучился целых два дня. Позднее в 1614 году в Москве на кол был посажен атаман донских казаков, один из виднейших предводителей казачества в эпоху Смуты Иван Заруцкий.
Персы, китайцы, бирманцы и жители Сиама (ныне Таиланда) заостренному колу предпочитали тонкий с закругленным концом, наносивший минимальные повреждения внутренним органам.
Кол не протыкал и не разрывал их, а раздвигал и оттеснял, проникая вглубь. Смерть всё равно наступала, разумеется, но казнь могла продлиться несколько дней, что с точки зрения назидательности считалось весьма полезным.
На колу с закругленным наконечником казнили 23-летнего студента медресе Сулеймана Хаби в 1800 году за то, что он зарезал кинжалом генерала Клебера, главнокомандующего французскими войсками в Египте после отплытия Бонапарта во Францию. Просвещённые французы явно испытывали просто болезненное влечение к этому виду казни...
Как Лилит использовала этот жуткий способ казни для собственного развлечения (не только для развлечения, конечно, но и для него тоже)? А вот как.
На самом деле, не только посажение на кол – а ещё многие виды смертной казни (то же распятие, например). Причём с совершенно неожиданной для меня целью – обращения в христианство ширнармасс Римской Империи.
Подробнее об этом вы сможете прочитать в одном из приложений к этой книге (в т.н. «Отчёте Лилит»), а пока я приведу лишь несколько наглядных примеров.
Вообще мне очень трудно – почти невозможно, на самом деле – представить себе Лилит проповедующей христианство. Однако в течение десятилетий, а то и столетий в период раннего христианства она именно этим и занималась. Причём с таким успехом, что позавидовал бы и Святой Апостол Павел. Любой апостол позавидовал бы, на самом деле.
И всё потому, что у Святых Апостолов и прочих христианских миссионеров было лишь два инструмента обращения ширнармасс необъятной Римской империи в христианство – слово (в смысле, проповедь) и готовность публично и мученически умереть во славу Христову.
С обоими, увы и ах, вышел полный облом-с. Ибо в до невозможности мультирелигиозной и мультикультурной Римской империи (современные евротолерасты отдыхают) ту или иную религию проповедовал едва ли не каждый второй.
Теоретически решающее конкурентное преимущество в этой просто дикой какофонии («религиозном мегабазаре») христианским миссионерам должен был дать Дух Святой, но на практике этого не произошло – в первую очередь по причине лютой греховности проповедников.
Если называть вещи своими именами, то они едва ли не поголовно были самыми натуральными отбросами общества (что, скрипя зубами, признают даже вполне официальные церковные историки). Да и интеллектом они, мягко говоря, не блистали (аналогично).
А Святой Апостол Павел изначально был... кем-то вроде командира эйнзацкоманды, только истреблял он народ по религиозному, а не по национальному признаку.
Кстати, историки давно признали, что по уровню жестокости тогдашние еврейские религиозные фанатики (к которым относился и Савл – впоследствии Святой Апостол Павел), далеко переплюнули даже самых жутких палачей СС. Какая уж тут праведность...
С мученичеством вышло ещё хуже, ибо, во-первых, готовых умереть за свою религию (неважно какую) в те времена в империи было чуть больше чем как грязи, а, во-вторых, ширнармассы совершенно резонно заключили, что если христианский Бог не может (или не хочет) спасти своих последователей от жуткой смерти на кресте, на костре и так далее, то нафиг такой Бог вообще нужен...
Вот и пришлось Господу Богу вывести на сцену истории метагомов, выход которых изначально не планировался от слова совсем. Лилит была точно не единственной из них и, возможно, даже не самой результативной...
Зато единственной, о чьих деяниях во славу Божию (что ей было безразлично совсем) и ради спасения человечество (а вот это ей было категорически не безразлично) сохранился весьма подробный и объёмный отчёт. Который я включила в мою книгу в качестве одного из приложений.
Логика Лилит (тогда ещё совсем не баронессы) была простой и прямолинейной, но от того не менее убийственно-эффективной. Если её (в смысле христианский) Бог способен был её, по сути, воскресить из мёртвых (каждое её шоу было де-факто мини-Воскресением), то Он круче всех прочих богов. Которые ничего подобного сделать не могут. Идея не новая (что-то подобное было описано ещё в Ветхом завете), но очень даже работоспособная.
Была, правда маааленькая проблема – чтобы это сработало, необходимо было, чтобы её арестовали, судили (так или иначе), приговорили к максимально жестокой смерти и казнили... точнее, попытались.
А это в просто невероятно религиозно толерантной Римской империи (современные европейские и американские толерасты нервно курят в сторонке) было организовать не так-то просто.
Ибо нужно было довести соответствующего правителя просто до белого каления... а для этого для начала обратить на себя его внимание. Что было непросто весьма, ибо всем без исключения префектам, прокураторам, царькам и прочим сатрапам дела до всяких там религиозных проповедников было чуть меньше, чем никакого. И без того проблем было выше крыши.
Как мне как-то со смехом рассказывала Лилит (мы с ней в некотором роде подружились), даже ей – сверх-сверх-человеку по сути (сверх-людьми были людены) это удавалось не всегда. Далеко не всегда, на самом деле.
Периодически она натыкалась на настолько теплохладного правителя (лютого пофигиста, выражаясь современным языком), что ей приходилось удаляться несолоно хлебавши. Отряхнув пыль с сандалий... ну и так далее.
Но зато если удавалось, то очень скоро начинался такой театр... точнее, цирк. Иногда даже с конями (пару раз её реально попытались разорвать лошадьми). Кончилось это предсказуемо плохо – для лошадей.
Однако гораздо чаще (как правило, на самом деле), её банально – или не очень – распинали. Иногда с предварительной поркой флагрумом – иногда без оной (некоторые правители были просто феноменально ленивы).
Распинали всегда прибивая за руки и ноги к кресту весьма устрашающего вида строительными гвоздями. Что организовывала сама Лилит – и только для того, чтобы представление выглядело максимально эффектно.
Ибо по уголовно-процессуальному кодексу Римской империи распинаемых преступников надлежало привязывать верёвками. Не из человеколюбия, а просто чтобы ору было меньше...
Провисев на кресте с полчаса (на большее у Лилит просто никогда не хватало терпения), она резким движением выдирала гвозди их креста, освобождая сначала руки, затем ноги.
После чего выходила на середину соответствующего Лобного места и предъявляла до полусмерти шокированной публике свои руки и ноги – без малейших следов каких-либо ран.
Однажды – очевидно с целью доказать, что всё описанное в отчёте произошло на самом деле – Лилит организовала мне и моим коллегам такую демонстрашку (правда, ещё более эффектную – в сочетании не с распятием, а с сожжением на костре). Псевдо-сожжением, разумеется, хотя выглядело это со стороны весьма натурально.
Так что я очень хорошо могу себе представить ощущения зрителей в её театре. Которые в течение считанных часов, разумеется, обратились в христианство (странно было бы, если бы результат был каким-то иным).
Пару раз с неё сдирали кожу – что было очень большой ошибкой, на самом деле, ибо в результате «публичной демонстрации регенерации» у немалого числа зрителей реально поехала крыша. Причём всерьёз поехала – и навсегда. Ибо не каждый день у тебя на глазах женщина в мгновение ока заново отращивает полностью содранную с её тела кожу.
По словам Лилит, один из палачей, сдиравших с неё кожу живьём (что, впрочем, было тем ещё театром, ибо у метагомов кожи, как таковой, нет), ей даже понравился. Вдумчивостью, профессионализмом, а также вежливым, уважительным и даже заботливым отношением к казнимой. То есть, к ней.
Этот палач – перс по национальности, а именно в Персии этот вид казни превратился в настоящее искусство, работал с Лилит долго. Даже очень долго. Срезал с неё кожу узкими ремешками, кружочками, лоскутами, пластинами. И даже тонкими ленточками, что считалось верхом палаческого мастерства.
Начиная с её шеи, он специальным ножом из дамасской стали срезал её царственную кожу кольцевыми полосками от пяти до десяти сантиметров шириной, при этом самые большие лоскуты, снятые с груди и бедер, падали на землю к ногам казнимой. Как очень быстро (в силу феноменальной лени Лилит) выяснилось, отнюдь не казнимой.
Беззвучная вспышка – и палач мгновенно поседел. Более того, из здорового цветущего, крепкого тридцатипятилетнего мужчины, превратился в белого как лунь сгорбленного старика.
За минуту, а то и менее, он постарел лет на тридцать как минимум. Ибо вместо корчившейся от боли женщины, которую он только что лишил уже практически всей кожи (за исключением лица, которое трогать не полагалось), на ложе перед ним царственно располагалась богиня с идеальной белоснежной кожей. На которой не было ни ранки...
На кол её тоже сажали, хотя и не часто (в то время этот вид казни был ещё достаточно редким). Впрочем, строго говоря, не сажали – палач вводил кол внутрь её тела в горизонтальном положении (вбивая с помощью деревянной колотушки в выставленный вверх зад) после чего он и его помощники устанавливали кол вертикально, вкапывая его в землю (в специально подготовленное углубление).
Именно так (если верить церковной легенде) казнили некоего Тертия – епископа Иконии (ныне турецкий город Конья) и одного из семидесяти апостолов, избранных Назарянином (в дополнение к изначальным двенадцати) после его третьей Пасхи в Иерусалиме, то есть в последний год его земной жизни.
Что характерно, многие (если не большинство) из этих новоапостолов после распятия отреклись от своего Учителя (и даже воскресение Назарянина не убедило их в истинности Его учения). Видимо, в результате осознания полной бесперспективности своих усилий по спасению человечества – и даже по обращению ширнармасс в истинную веру.
Тем не менее, за пятьдесят дней, прошедших между Воскресением и Пятидесятницей (отсюда и название последней) в оставшимся верными Христу присоединились новые ученики, так что общее число получивших мощную инъекцию Святого Духа во время Пятидесятницы (т.е., изначальных христианских миссионеров) составляло, скорее всего, от 70 до 82 человек.
Лилит просидела на колу десять часов – до сумерек (дело было летом, день был длинный, а на кол её посадили довольно ранним утром). Хотя вполне могла прекратить это безобразие гораздо раньше – через час, максимум через два. А то и вообще через полчаса.
Но не прекратила, а терпела (без криков и почти без стонов) ужасающую, нечеловеческую боль целых десять часов – только для того, чтобы доставить ему максимум удовольствия. Ему – в смысле, палачу, к которому она, скажем так, неровно дышала (и мегомам свойственны некие... чувства).
Ибо после того, как кол был установлен и её согнутые в коленях ноги были привязаны в щиколотках к запястьям (как этого требовали тамошние правила казни) он совершенно ошалелым голосом признался ей, что никогда не видел ничего более прекрасного, чем... то, что он имел (совершенно реальное) счастье сейчас созерцать. Хотя дело было в городе, знаменитом и своими скульпторами, и своими архитекторами, и своими художниками, и своими женщинами.
Дышала она, возможно, и неровно, но всё же слишком ровно (или недостаточно неровно), чтобы выбрать менее шокирующий способ «самоснятия» с кола.
Когда постепенно начали сгущаться сумерки (а задачу обращения города в христианство, разумеется, никто не отменял), Лилит одним рывком, как тонкие нитки, разорвала толстые верёвки, которыми были связаны её руки и ноги... и ракетой взлетела на метр-полтора над острием кола. Ловко, изящно и элегантно приземлившись где-то в метре от орудия казни.
Наблюдавшая за казнью публика (которая все десять часов как приклеенная сидела на стадионе) как по команде рухнула на колени. Христианский священник (следующий в очереди на посажение на кол), не будь дурак и следуя известной рекомендации ковать железо пока горячо (а стараниями Лилит было очень горячо), тут же добыл неведомо где ведро самой обыкновенной воды и малярную кисть.
Немедленно освятил воду (маленький христианский крест у него почему-то не отобрали)... и окрестил всех без исключения присутствовавших. Включая, разумеется, городскую администрацию в полном составе. А в следующие несколько дней – вообще весь город.
Кроме палача. Которого хватил самый натуральный столбняк. Хуже того – самый настоящий взрыв мозга. Минут пять... десять максимум он совершенно неподвижно стоял – а потом свалился замертво. Невозмутимый врач, который должен был констатировать смерть Лилит, вместо этого констатировал смерть палача...
Прежде, чем самой сесть на кол, я просмотрела видео с посажением Лилит. Сажали её в точной копии Зала Обергруппенфюреров Северной Башни замка Вевельсбург. В самом центре которого располагался, правильно символ Чёрного Солнца... зеленоватого цвета.
В центре которого (по словам Лилит, это было нужно для максимизации потока энергий Вриль, что мне было неблизко совсем) была установлена передвижная платформа. На платформе располагались табурет (для Лилит) и помост (для палача). И, разумеется, кол.
Цилиндрической формы кол высотой сто семьдесят сантиметров – точно в рост Лилит - был выточен профессионалом на токарном станке из особо прочного дерева. Ибо Лилит однозначно предпочитала исключительно натуральные (природные) материалы, особенно внутри своего любимого тела.
Впрочем, вполне возможно, что материал был всё-таки не совсем натуральным, ибо уж очень высокими были требования к прочности и долговечности. Поэтому я (в силу интереса к военной истории и образования инженера-механика знакомая с авиационными материалами) подозревала, что на самом деле кол (который Лилит почему-то окрестила Михаэль) был выполнен не из натурального дерева, а из дельта-древесины.
Которая получается из обычной древесины (берёзового шпона, если быть более точным) путём пропитки оного фенол- или крезолоформальдегидной смолой с последующим горячим прессованием под высоким давлением.
В результате получается материал, всего вдвое более плотный (и, следовательно, лишь вдвое тяжелее), чем собственно древесина, но несравнимо более прочный - прочнее, чем многие алюминиевые сплавы.
Кроме того, он практически не горит, обладает абсолютной стойкостью к поражению грибком (гнили) и имеет длительный срок службы без потери качеств (десятки лет), причём даже в весьма неблагоприятных условиях.
Поэтому неудивительно, что в СССР (в котором до войны большевикам так и не удалось наладить производство авиационного дюралюминия в необходимых количествах) дельта-древесина широко применялась а авиастроении.
В частности, в конструкции довольно распространённого (советские авиазаводы наклепали аж 6528 штук) истребителя ЛАГГ-3 – не особо удачного, но существенно более живучего, чем его более удачный современник Як-1. Тем не менее, получившего (по ряду причин) обидное прозвище ЛАкированный Гарантированный Гроб.
На высоте примерно сорок сантиметров от острия (кол должен был дойти примерно до горла баронессы) в кол была вставлена тонкая (около сантиметра в диаметре) перпендикулярная планка (перекладина) круглого сечения.
Длиной около тридцати сантиметров – вполне достаточно, чтобы в самом прямом смысле усадить женщину на кол и, тем самым, остановить продвижение кола внутрь её тела. Поэтому толщина кола оказалась существенно больше (около пяти сантиметров), чем анальный фаллоимитатор.
Что гарантировала намного более жуткую боль, чем от более тонкого кола, ибо толстый кол, по сути, раздирал посаженной на него женщине и анальное отверстие, и сфинктер, и прямую кишку... и всё остальное на его пути в теле истязаемой.
Михаэль завершался остриём, что было не совсем обычно для этого вида казни. Ибо, как правило, казнимого (или казнимую) насаживали на толстый кол, у которого верх был закруглён и смазан маслом.
С откровенно дьявольской целью – максимально продлить мучения жертвы. При таком способе казни смерть обычно наступала лишь через несколько дней, так как округлённый кол не пронзал жизненно важные органы, а лишь входил всё глубже и глубже в тело приговорённой.
Остриё (и вообще весь кол) непреодолимо напоминали мне антенну. Ибо, по её словам, Лилит садилась на кол именно для того, чтобы подключиться к максимально широкому каналу энергии Вриль («настроиться на канал», если хотите).
Вопреки распространённому заблуждению (и содержанию танатофильских порнорассказов), кол никогда не вводили во влагалище женщины – только в анус. Ибо введённый во влагалище кол гарантировал очень быструю – буквально в течение нескольких минут – смерть от обильного маточного кровотечения. Что в корне противоречило основополагающей цели этой сатанинской казни.
Но это относилось исключительно к земным женщинам. Которые никак не могли остановить внутреннее кровотечение. А метагом Лилит могла – причём совершенно не напрягаясь.
Поэтому ей было абсолютно безразлично куда вводить кол. И какой именно – тупой или острый. Видимо, с чисто эстетической точки зрения ей больше нравился острый, поэтому создатель дивайса именно таким его и сделал.
Палач (если быть более точной, то доктор Кристиан Кронбергер) поместил платформу с Михаэлем в центр Чёрного Солнца. Причём так, что нижний конец смотрел точно в центр этого магического символа, а остриё – точно в центр свастики под куполом зала оберст-группенфюреров.
И, таким образом, сделал кол частью вертикальной линии, соединявшей центры этих мощнейших духовных символов. В полном соответствии с фактами, логикой и здравым смыслом, ибо такая конфигурация обеспечивала максимально широкий и мощный канал энергии Вриль. По словам баронессы, разумеется – как я уже говорила, мне вся эта оккультятина не близка совсем.
Лилит (предварительно выпоротая самым настоящим римским флагрумом) покорно поднялась на табуретку; а палач встал на платформу с другой стороны кола. Баронесса аккуратно присела на острие кола, после чего палач крепко взял её за плечи и осторожно, но уверенно помог ей ввести кол достаточно глубоко в анус, чтобы кол не выскочил, когда она на него сядет уже всем весом своего совершенного тела.
«Держи меня строго вертикально» - попросила она. И мягким (даже, пожалуй, нежным), но решительным движением повалила на платформу табуретку. После чего свободно опустила ноги вдоль Михаэля.
И под тяжестью собственного веса начала скользить вниз, постепенно насаживаясь на кол (благо его поверхность была абсолютно гладкой). Кристиан придерживал её за плечи, максимально замедляя этот процесс и внимательно следя за тем, чтобы кол входил в неё строго вертикально.
Лилит не кричала (видимо решила «включить метагома»), ибо боль от проникновения внутрь кола была ещё очень далека от её реального физиологического предела (с человеческой точки зрения, практически бесконечного), а метагомы прекрасно умели контролировать себя.
Только часто, глубоко и тяжело дышала и изредка слегка постанывала. Впрочем, скорее не от боли, а от явно очень сильного сексуального возбуждения (ох, как я её понимала).
Но поскольку контролировать себя она умела зер гут, то ни дикая боль от пронзаемых колом внутренних органов, ни сильнейшее сексуальное возбуждение (которое совершенно непостижимым образом прекрасно уживалось с нечеловеческой болью – а то и вообще стимулировалось последней) не мешали ей весьма эффективно помогать Кристиану правильно насаживать её на кол.
И чтобы Михаэль входил в неё строго вертикально, и чтобы он в процессе входа причинял ей максимальную боль. Что, несомненно, имело место быть, поэтому меня удивило насколько спокойно и даже естественно она вводит в себя (ибо именно так это, по сути, и происходило) этот абсолютно чужеродный предмет.
Который, к тому же не просто входит, а последовательно разрушает (причиняя в процессе этого просто дикую, жуткую, ужасающую, нечеловеческую боль) все внутренние человеческие органы, которые он встречает на своём смертоносном пути.
Я, ещё учась в средней школе, параллельно закончила курсы медсестёр, ибо для чёрной мазохистки это есть просто жизненная необходимость. Ну и, конечно, прочитала в Сети всё что могла обо всех видах пыток и казней (причём аж на пяти языках).
И потому очень хорошо представляла, что происходит внутри человека (и будет происходить внутри меня) при посажении на кол. Всё начинается с того, что кол разрывает промежность и проходит через таз женщины. Затем повреждает нижний отдел мочевой системы (мочевой пузырь), а у женщин (то есть, у Лилит) - ещё и детородные органы.
Двигаясь всё выше и выше внутри человеческого тела, дьявольский дивайс разрывает брыжейку тонкой кишки, пробиваясь сквозь кишки и накопления пищи в брюшной полости.
Пройдя через кишечник, кол отклоняется к передней части позвоночника в области поясницы, и скользит по его поверхности, постепенно достигая верхней части брюшной полости и поражая желудок и печень (а иногда и поджелудочную железу).
В случае Лилит – всегда, ибо она намеренно управляла колом (ей это удавалось на удивление эффективно), чтобы он повредил все, абсолютно все её внутренние органы до которых мог добраться.
Поднимаясь всё выше и выше, кол прорывает диафрагму и проникает в грудную клетку, повреждая сердце и центральные кровеносные сосуды, а затем легкие, бронхи и трахею.
Именно это и происходило сейчас с Лилит. Если бы создатель этого варварского дивайса не вставил в Михаэля горизонтальную перекладину, кол прошёл бы сквозь горло женщины и вышел наружу либо через горло, либо через рот (последнее, впрочем, потребовало бы определённого искусства от нас обоих).
Но поскольку перекладина была предусмотрительно вставлена, Лилит реально села на кол. Формально, конечно, на перекладину, но всё равно фактически на кол. И потому кол остановился чуть ниже горла, странным образом даже не мешая женщине дышать.
Впрочем, конечно же, не странным. Ибо метагом так устроен (в высшей степени предусмотрительно устроен, надо отметить), что при возникновении потенциально смертельной угрозы его (в данном случае, её) жизни автоматически включается резервная (на самом деле, конечно, основная – вспомогательной является как раз человеческая) система.
Включается и перехватывает (точнее, берёт полностью) на себя всё жизнеобеспечение организма метагома. А также предотвращает кровотечение (а также вообще любые выделения) из человеческого организма. И, разумеется, полностью (буквально в течение нескольких минут) регенерирует человеческую систему метагома.
Впоследствии баронесса рассказала мне об одной (из очень и очень многих) особенности её за-человеческой внутренней системы. Точнее, об одной из её подсистем, состоящей из органов, для которых в человеческом языке (ни в одном) просто нет названий. Ибо ничего даже отдалённо похожего по функциональности ни у людей, ни у животных нет и не предвидится.
Эта подсистема при посажении её на кол словно взводит внутреннюю пружину. После этого ей достаточно просто приказать себе... и она ракетой взлетит над орудием казни, эффектным гимнастическим соскоком приземлившись... да где захочет.
Разумеется, разорвав словно тонкие нитки любые путы – либо до, либо в процессе полёта. Что и происходило во время её «похождений во времена раннего христианства»...
Перед... действом она попросила, чтобы после посажения на кол Кристиан согнул ей ноги в коленях, связал в щиколотках и привязал за щиколотки к запястьям связанных за спиной её рук.
Что он и сделал, разумеется. А я полностью согласилась с безымянным палачом, о котором баронесса написала в отчёте о своих «похождениях на заре христианства». Ибо даже посаженная/насаженная на кол, она всё равно была оглушительно, идеально, совершенно, неотмирно, даже, пожалуй, божественно (несмотря на сложные отношения метагомов с Господом Богом) прекрасна.
Судя по счётчику времени на видео, Лилит просидела на колу ровно шесть часов. После чего прохрипела:
«Снимите меня».
Палач развязал ей руки и ноги, которые бессильно упали вдоль туловища и Микаэля (в смысле, кола), соответственно, после чего аккуратно и осторожно снял баронессу с кола (как пушинку – по крайней мере, так это выглядело со стороны).
После чего поставил её на ноги. Она бессильно (тоже тот ещё театр) опустилась на табурет, который палач вернул в вертикальное положение после того, как баронесса оттолкнула его, уронив на пол, во время посажения её на кол шесть часов назад.
Бессилие было, разумеется театром, ибо женщина-метагом даже после шестичасового сидения на колу могла запросто ракетой взмыть над орудием казни и приземлиться... да где угодно.
Впрочем, даже и после шестисуточного – метагомша могла просидеть на колу сколь угодно долго без малейшего вреда для своего здоровья – так было устроено её совсем не-человеческое тело.
Изображение дёрнулось (видимо в нём была некая лакуна, возможно, созданная не-человеческим биополем Лилит)... а затем я увидела, что баронесса – разумеется, по-прежнему абсолютно голая – как ни в чём ни бывала сидела на табурете перед Микаэлем.
Реально как ни в чём ни бывало, ибо на орудии казни не осталось ни малейшего следа её пребывания (после посажения человека кол весь в крови... и человеческих выделениях). А Лилит выглядела... как будто только что вышла из душа.
Я аж обзавидовалась. Ибо, в отличие от людей, метагомы регенерируют мгновенно – и не нуждаются ни в каком Эликсире Белого Ангела.
А нуждалась. Поэтому перед посажением/насажением на кол мне Кристиан сделал первую инъекцию (меня сажали вдвоём – он и Лилит). Видимо, баронесса решила, что для меня очень важным будет участие женщины в этом... процессе.
После этого Кристиан меня выпорол (говорят, это помогает расслабиться при посажении на кол). Нет, не флагрумом, конечно – обычной плетью. По ягодицам, спине и бёдрам «в положении стоя» (точнее, в обнимку со столбом для порки). Выпорол хоть и больно весьма, но вполне терпимо.
А затем я на удивление (даже для себя) спокойно и уверенно отправилась на кол. Поднялась сначала на платформу, затем на табурет... табурет и слегка присела на кол, после чего, слегка морщась от вполне переносимой боли, стала насаживать себя на кол. Ощущение было... как при очень жёстком и болезненном анальном сексе. Что меня предсказуемо возбудило – причём нехило так возбудило.
«Расслабься» - посоветовала мне Лилит, в своё время просидевшая на колу аж целых шесть часов. И пояснила: «Тебе нужно раскрыться изнутри для инструмента... даже в некотором роде подружиться с ним, чтобы помочь ему войти в тебя и сделать свою работу. Разорвать те твои органы, которые он должен разорвать...»
Я кивнула. Лилит глубоко вздохнула – и предупредила меня:
«Сейчас тебе будет больно. Очень больно. Мы тебя опустим на кол так, чтобы ты уже не смогла с него слезть без посторонней помощи. Чтобы ты не сорвалась с него во время... основного действа...»
И добавила: «Держи тело строго вертикально, чтобы кол вошёл так, как должен войти...»
Я снова кивнула. Кристиан крепко взял меня за плечи, а Лилит сначала аккуратно, а затем очень резко – и очень умело - надавила на них сверху. Я закричала – скорее, впрочем, он неожиданности, чем от боли. Хотя кол вошёл в меня достаточно глубоко, чтобы причинить мне действительно очень сильную боль.
«Всё девочка, всё» - успокоила меня Лилит. «Всё уже случилось – первый важнейший шаг сделан.»
И объяснила: «Теперь ты уже с него не соскочишь, даже если захочешь...»
Морщась от сильной (хотя пока ещё вполне терпимой) боли, я покачала головой: «Не захочу. Я хочу, чтобы он вошёл в меня... насколько нужно...»
Лилит кивнула: «Вот и отлично». И объяснила мне, что я должна буду сделать дальше.
«Сейчас тебе нужно будет – по моей команде – закинуть ноги за кол и свести их в лодыжках. Я тебе их быстро свяжу – а потом мы поможем тебе медленно и аккуратно опуститься на кол и сесть на горизонтальную планку...»
Я кивнула: «Поняла»
«Самое главное» - наставительно повторила Лилит, «расслабиться, раскрыться и помочь дивайсу войти в тебя. И ни в коем случае не дёргаться...»
Я снова кивнула. «Ноги назад» - приказала Лилит. Я быстро закинула ноги за кол, сведя их в лодыжках. Баронесса нагнулась и мгновенно перетянула мои ноги в лодыжках пластиковыми наручниками. Тут же поднялась, встала рядом с палачом и приказала ему:
«Отпусти её слегка. Она должна медленно и аккуратно опуститься вниз...»
Потом шепнула мне на ухо: «Потерпи, девочка. Тебе сейчас будет просто жутко больно, но опускаться на кол нужно медленно и аккуратно...»
Она ошиблась – причём сильно так ошиблась. Ибо боль не то чтобы куда-то исчезла (понятно, что этого быть не могло), но реально отошла на второй план. Ибо её полностью затмила ТАКОЕ сексуальное возбуждение, которого я раньше никогда и близко не испытывала.
Поэтому я вообще не дёргалась – и не кричала. Только громко стонала – и очень тяжело дышала (причём стонала на 90% от возбуждения и только на 10% от боли). Наконец первый этап действа закончился – я прочно села на поперечную деревянную планку.
И тут же кончила. Ярко, сильно и очень громко – Кристиан аж уши ладонями закрыл...
Никто из них никак не прокомментировал мой оргазм. Ибо явно был не готов к такому повороту событий. Ну а потом, как говорится, понеслось... впрочем, об этом я рассказала в самом начале этого краткого повествования.
Видимо, мой пример оказался не то, чтобы заразительным... но вдохновительным точно. Ибо сразу же после того, как Кристиан пришёл в себя после моего (совершенно неожиданного для него) оргазма, он включил видеосвязь.
После чего вызвонил «Три М-Грации», как мы их уже давно окрестили. Марту, Майю и Магду. Когда они появились на виртуальных экранах гигантского видеомонитора, я махнул рукой в сторону насаженной на кол вашей покорной слуги:
«Как видите, процесс пошёл. Так что всем раздеться догола и голыми явиться в этот зал. Для посажения на кол...»
Женщины кивнули: «Слушаемся». И, не выключая видеосвязи (дабы доставить мне максимум удовольствия), очень медленно, очень чувственно, эротично и сексуально разделись догола. После чего максимум через десять минут (ибо находились они в том же здании) явились в зал для посажения на кол.
Первой предсказуемо вызвалась Магда. После краткой, но весьма жёсткой, порки Кристиан с баронессой быстро, чётко и уверенно посадили её рядом со мной (что сделало моё сидение существенно более эмоционально комфортным). Во время порки и посажения на кол, Магда не произнесла ни звука. Затем попросила:
«Я хочу шесть часов – как Лилит...»
Баронесса кивнула. Шесть так шесть. А затем приступил к Марте. Та перенесла порку так же спокойно, после чего он её изнасиловал в анус и посадил на кол (с помощью Лилит, разумеется). На этот раз не обошлось без стонов, но в общем и целом всё прошло чётко, быстро, эффективно и без эксцессов.
А вот с Майей всё (не так чтобы уж совсем неожиданно) пошло не так. Совсем не так. Нет, порку она перенесла нормально, ибо пороли её и давно, и часто (каждую неделю), и жёстко весьма. А вот когда пришло время садиться на кол, она покачала головой:
«Не могу. Я понимаю, что нужно – но не могу. Точно что-нибудь дурное выкину – или вообще истерику закачу...»
Лилит вопросительно посмотрела на «доброго доктора». Тот пожал плечами – и задал баронессе совершенно естественный вопрос:
«Станок для порки есть? Поставим в коленно-локтевую, привяжем, вобьём кол ей в анус – потом поднимем и поставим...»
Майя с ужасом уставилась на него. Он спокойно объяснил: «Майя, у тебя есть очень простой выбор. Либо ты сама опустишься на станок, позволишь себя привязать и вбить тебе кол в анус, или мы это сделаем силой. В любом случае, кол войдёт в тебя – только если мы будем вынуждены применить силу, тебе будет намного больнее...»
Майя нехотя кивнула. Кристиан связал ей руки за спиной и ноги в лодыжках (на всякий случай), а баронесса приказала доставить в зал кол, станок для порки и платформу с углублением для кола. Когда дивайсы прибыли, палач развязал Майе руки и ноги и приказал:
«Ложись на станок». Она заметно нехотя, но подчинилась. Он привязал её, затем, так сказать, проинструктировал: «Расслабься и раскройся. Помоги колу войти в тебя и сделать то, что он должен будет сделать. Предупреждаю – вбивать буду долго, ибо нужно будет ввести в тебя кол очень аккуратно. Сесть было бы проще, быстрее и не так больно...»
Майя покачала головой: «Я не смогу сесть. Я понимаю, что так больнее и дольше, но я смогу только так...»
И добавила: «Кляп вставьте, пожалуйста. А то у вас барабанные перепонки лопнут...»
Кляп вставили. После чего Кристиан очень долго вбивал кол внутрь Майи, а Лилит ему помогала, направляя... инструмент. Когда он закончил, Майя реально была еле жива – от психологического шока, не от боли. Палач и Лилит поставили и закрепили кол вертикально и через некоторое время Майя успокоилась. Правда, на всякий случай кляп решили не вынимать.
Немного подумав, «добрый доктор» попросил Лилит организовать ещё три кола, после чего вызвонил Виолетту (естественно), Ванду и даже Ядвигу Радванску. Фройляйн Гранина примчалась в мгновение ока (и радостно села на кол); Ванда после некоторых колебаний согласилась; а Пражскую Фурию пришлось уламывать довольно долго. Однако в конце концов и она разделась догола, покорно приняла порку у столба и не менее покорно села на кол.
Дальнейшее было предсказуемо вполне. Женщины на удивление спокойно и без эксцессов отсидели положенные три часа (Магда шесть, как и просила), после чего Кристиан и Лилит сняли их с дивайсов, сделали вторую инъекцию Эликсира Белого Ангела (вместе с анальгетиком и снотворным) – и отправили отсыпаться.
Каждая женщина проспала минимум шесть часов, а когда проснулась... правильно, полностью регенерировала и её здоровье существенно улучшилось по сравнению с ДПК («до посажения на кол», то есть).
Как мне потом рассказал Кристиан, на следующий день к нему пришла Майя и честно призналась: «Это было просто супер – ты был прав. Когда я успокоилась, я так летала... в общем, такого кайфа у меня никогда не было, несмотря на дикую боль...»
После чего предсказуемо попросила «повторить пройденное». Что и было сделано через несколько дней – и на этот раз она сама села на кол.
А потом эта процедура стала для каждой из женщин обязательно-еженедельной...
Что же касается меня, то, поскольку во время сидения я кончила... уже не помню сколько раз, то необходимости в «продолжении банкета» у Наташи или у Эры у меня не было.
Поэтому после того, как я проснулась (проспав двенадцать часов после кол-сессии), я просто приняла душ, оделась и отправилась домой. Заниматься делами, ко всей этой алго-экзотике отношения не имеющими.
А потом меня ожидали «покатушки на испанском осле...»
И в публицистике малюют, и в беллетристике (хоть на приснопамятном сайте «Пытки и казни», хоть у «знаменитого» Марка Десадова, хоть... да где угодно, на самом деле).
То ли так нано-регенератор на меня действует при этой алго-эскападе, то ли ещё что... в общем, боль очень сильная, конечно (и это ещё очень и очень мягко сказано), но... хотите верьте, хотите нет, но для меня каждое посажение на кол (а я сейчас это дело практикую раз в две недели как минимум) есть просто экстремальный анальный секс длительностью в стандартные три часа. Хотя однажды я и шесть просидела – и ничего. Регенерировала – и как будто ничего и не было.
Причём не просто анальный секс, а секс, во время которого я кончаю сначала каждые четверть часа, затем – по мере усиления боли и накопления усталости, всё реже и реже... но семь-восемь раз у меня получается без малейших усилий.
Скорее всего, я это подозревала с самого начала, ибо после того, как (уже не помню где) впервые увидела рисунок посаженной на кол обнажённой женщины, поняла, что я тоже так хочу – и твёрдо решила однажды на кол таки сесть.
Ладно, хватит обо мне (пока). Выполняя данное ранее обещание, расскажу сначала об истории этого (внешне) жуткого способа смертной казни. Затем о том, как этим развлекалась «наша метагомша».
В смысле, Лилит. Баронесса Элина Ванадис фон Энгельгардт (сейчас она представляется именно так). Реальная руководительница и начальница всех нас – от последнего садовника до рейхсфюрера Die Neue SS Генриха Гиммлера.
Ну, а под конец я расскажу весьма подробно о том, как меня посадили на кол... в компании моих в некотором роде подруг. Так что, как говорится, запасайтесь попкорном. Ибо это будет весело – обещаю.
Этот вид смертной казни был особенно популярен на Ближнем Востоке. Что совершенно неудивительно, ибо (вопреки некоторым художественным произведениям на эту тему), кол всегда вводился в задний проход. А именно в этом регионе анальный секс был наиболее распространён... как и гомосексуальные отношения.
Впрочем, на кол сажали едва ли не повсеместно, хотя и во много меньших масштабах, чем в вышеупомянутом регионе. И в Азии, и в Африке, и в Центральной Америке (!!) и в Европе, которая, судя по всему, позаимствовала этот вид смертной казни у мусульман. В Германии таким образом казнили матерей, виновных в детоубийстве (ИМХО, и очень правильно делали).
В России сажали на кол вплоть до середины XVIII века (в основном, при Иване Грозном и Петре Великом). В XIX веке посажение на кол по-прежнему практиковали в Сиаме, Персии и в Османской империи, где в 30-х годах такого рода казни совершались публично.
Вот лишь одно из свидетельств очевидца «османских практик»:
«В варварских государствах, особенно в Алжире, Тунисе, Триполи и Сали, где обитает множество пиратов, если человека обвиняют в большом количестве преступлений, то его [или её – женщин тоже казнили таким способом] сажают на кол.
Ему в задний проход вставляют заостренный кол, затем с силой пронзают им его тело, иногда до головы, иногда сквозь глотку. Затем кол устанавливают и закрепляют в земле, так что корчащуюся жертву, в невообразимой агонии, могут видеть все. Муки продолжаются несколько дней…»
Посажение на кол широко применялось ещё в Древнем Египте и... правильно, в не менее глубокой древности на Ближнем Востоке. Первые упоминания об этом способе казни относятся к началу II тысячелетия до н. э.
Самым первым из известных ныне является статья свода законов Хаммурапи (примерно 1700 г. до н.э.), в которой говорится, что такой казни подлежит женщина, убившая мужа, чтобы выйти замуж за любовника.
Известна она была и римлянам, хотя особого распространения в Древнем Риме не получила. Ибо там прижился другой жуткий способ казни – распятие, а римляне не любили вариативность в таких вопросах.
Широкое распространение казнь получила в древней Ассирии, где посажение на кол было обычным наказанием для жителей взбунтовавшихся городов. Применялась эта казнь по ассирийскому праву и в качестве наказания женщин за аборт.
Который совершенно справедливо считался детоубийством, ибо уже тогда было известно, что человеческая жизнь начинается с момента зачатия, а также за ряд особо тяжких преступлений (бандитизм и всё такое прочее).
В так называемом Законе Ману, древнем своде религиозных и гражданских законов индийского общества, среди семи видов смертной казни сажание на кол занимало первое место.
В Европе эта казнь была впервые применена по приказу... женщины. Фредегонды, королевы франков, сначала наложницы, а затем жены Хильперика I, меровингского короля Нейстрии (франкского государства, столицей которого был Париж). Что характерно, умертвив предыдущую супругу, вестготку Галесвинту.
Поэтому совершенно неудивительно, что по приказу Фредегонды на кол посадили молодую и очень красивую знатную девушку (правда, говорят, что очень даже было за что).
Впрочем, Фредегонда вообще отличалась какой-то совершенно патологической жестокостью, особенно по отношению к женщинам. Одних сажала на кол, других колесовала, третьих разрубала на куски, четвёртых вообще живьём на костре сжигала...
Как и при распятии, приговоренного заставляли отнести кол к месту казни. Затем опуститься на колени в удобную для палача позу, фиксировали так, что он не мог даже пошевельнуться, и (опять же для удобства палача) надрезали ножом задний проход.
После чего огромной деревянной колотушкой вбивали в казнимого кол (фактически «нанизывая» на этот жуткий дивайс), после чего устанавливали кол вертикально, позволяя силе тяжести, судорогам и тщетным попыткам казнимого освободиться, загонять кол все глубже в тело жертвы.
Посажение на кол применялось на территории Речи Посполитой (пока в XVIII веке его не отменили «российские оккупанты»), особенно во время войн с казаками.
Испанские конкистадоры сажали на кол пленных и (особенно) лидеров индейцев во время конкисты, так, например, по некоторым данным, был казнён вождь арауканов Кауполикана. Впрочем, сожжение живьём было в тех краях в т о время существенно более популярно.
На Востоке часто женщине перед казнью набивали солью и перцем влагалище, чтобы усилить ее страдания. Я об этом думала и думаю... но пока ещё не решаюсь.
Ещё в XIX веке эта казнь на удивление широко использовалось во вроде бы просвещённой Европе Во время войны в Испании наполеоновские войска (официально армия самой просвещённой нации на планете) сажали на кол испанских патриотов. Те предсказуемо платили им тем же.
Техника сажания на кол во всем мире была практически идентична, за исключением нескольких деталей. Приговоренного клали на живот на землю, разводили ноги и либо закрепляли их неподвижно, либо их держали палачи, а руки связывали за спиной.
В некоторых случаях в зависимости от диаметра кола анус предварительно смазывали маслом или надрезали ножом. Палач обеими руками вводил кол так глубоко, как мог, а потом загонял его внутрь с помощью огромной деревянной колотушки (киянки). Или даже кувалды.
Кол, введенный в тело на пятьдесят – шестьдесят сантиметров, затем ставили вертикально в заранее подготовленную лунку. Смерть наступала чрезвычайно медленно, и потому казнимый испытывал неописуемые мучения.
Посажение на кол было удобно тем, что казнь совершалась, по сути, сама собой и после собственно посажения более не требовала участия палача. Кол все глубже проникал в жертву под действием ее веса, пока наконец не вылезал из подмышки, груди, спины или живота в зависимости от заданного направления.
Нередко смерть наступала спустя несколько дней. Один боярин, посаженный на кол по приказу Ивана IV, промучился целых два дня. Позднее в 1614 году в Москве на кол был посажен атаман донских казаков, один из виднейших предводителей казачества в эпоху Смуты Иван Заруцкий.
Персы, китайцы, бирманцы и жители Сиама (ныне Таиланда) заостренному колу предпочитали тонкий с закругленным концом, наносивший минимальные повреждения внутренним органам.
Кол не протыкал и не разрывал их, а раздвигал и оттеснял, проникая вглубь. Смерть всё равно наступала, разумеется, но казнь могла продлиться несколько дней, что с точки зрения назидательности считалось весьма полезным.
На колу с закругленным наконечником казнили 23-летнего студента медресе Сулеймана Хаби в 1800 году за то, что он зарезал кинжалом генерала Клебера, главнокомандующего французскими войсками в Египте после отплытия Бонапарта во Францию. Просвещённые французы явно испытывали просто болезненное влечение к этому виду казни...
Как Лилит использовала этот жуткий способ казни для собственного развлечения (не только для развлечения, конечно, но и для него тоже)? А вот как.
На самом деле, не только посажение на кол – а ещё многие виды смертной казни (то же распятие, например). Причём с совершенно неожиданной для меня целью – обращения в христианство ширнармасс Римской Империи.
Подробнее об этом вы сможете прочитать в одном из приложений к этой книге (в т.н. «Отчёте Лилит»), а пока я приведу лишь несколько наглядных примеров.
Вообще мне очень трудно – почти невозможно, на самом деле – представить себе Лилит проповедующей христианство. Однако в течение десятилетий, а то и столетий в период раннего христианства она именно этим и занималась. Причём с таким успехом, что позавидовал бы и Святой Апостол Павел. Любой апостол позавидовал бы, на самом деле.
И всё потому, что у Святых Апостолов и прочих христианских миссионеров было лишь два инструмента обращения ширнармасс необъятной Римской империи в христианство – слово (в смысле, проповедь) и готовность публично и мученически умереть во славу Христову.
С обоими, увы и ах, вышел полный облом-с. Ибо в до невозможности мультирелигиозной и мультикультурной Римской империи (современные евротолерасты отдыхают) ту или иную религию проповедовал едва ли не каждый второй.
Теоретически решающее конкурентное преимущество в этой просто дикой какофонии («религиозном мегабазаре») христианским миссионерам должен был дать Дух Святой, но на практике этого не произошло – в первую очередь по причине лютой греховности проповедников.
Если называть вещи своими именами, то они едва ли не поголовно были самыми натуральными отбросами общества (что, скрипя зубами, признают даже вполне официальные церковные историки). Да и интеллектом они, мягко говоря, не блистали (аналогично).
А Святой Апостол Павел изначально был... кем-то вроде командира эйнзацкоманды, только истреблял он народ по религиозному, а не по национальному признаку.
Кстати, историки давно признали, что по уровню жестокости тогдашние еврейские религиозные фанатики (к которым относился и Савл – впоследствии Святой Апостол Павел), далеко переплюнули даже самых жутких палачей СС. Какая уж тут праведность...
С мученичеством вышло ещё хуже, ибо, во-первых, готовых умереть за свою религию (неважно какую) в те времена в империи было чуть больше чем как грязи, а, во-вторых, ширнармассы совершенно резонно заключили, что если христианский Бог не может (или не хочет) спасти своих последователей от жуткой смерти на кресте, на костре и так далее, то нафиг такой Бог вообще нужен...
Вот и пришлось Господу Богу вывести на сцену истории метагомов, выход которых изначально не планировался от слова совсем. Лилит была точно не единственной из них и, возможно, даже не самой результативной...
Зато единственной, о чьих деяниях во славу Божию (что ей было безразлично совсем) и ради спасения человечество (а вот это ей было категорически не безразлично) сохранился весьма подробный и объёмный отчёт. Который я включила в мою книгу в качестве одного из приложений.
Логика Лилит (тогда ещё совсем не баронессы) была простой и прямолинейной, но от того не менее убийственно-эффективной. Если её (в смысле христианский) Бог способен был её, по сути, воскресить из мёртвых (каждое её шоу было де-факто мини-Воскресением), то Он круче всех прочих богов. Которые ничего подобного сделать не могут. Идея не новая (что-то подобное было описано ещё в Ветхом завете), но очень даже работоспособная.
Была, правда маааленькая проблема – чтобы это сработало, необходимо было, чтобы её арестовали, судили (так или иначе), приговорили к максимально жестокой смерти и казнили... точнее, попытались.
А это в просто невероятно религиозно толерантной Римской империи (современные европейские и американские толерасты нервно курят в сторонке) было организовать не так-то просто.
Ибо нужно было довести соответствующего правителя просто до белого каления... а для этого для начала обратить на себя его внимание. Что было непросто весьма, ибо всем без исключения префектам, прокураторам, царькам и прочим сатрапам дела до всяких там религиозных проповедников было чуть меньше, чем никакого. И без того проблем было выше крыши.
Как мне как-то со смехом рассказывала Лилит (мы с ней в некотором роде подружились), даже ей – сверх-сверх-человеку по сути (сверх-людьми были людены) это удавалось не всегда. Далеко не всегда, на самом деле.
Периодически она натыкалась на настолько теплохладного правителя (лютого пофигиста, выражаясь современным языком), что ей приходилось удаляться несолоно хлебавши. Отряхнув пыль с сандалий... ну и так далее.
Но зато если удавалось, то очень скоро начинался такой театр... точнее, цирк. Иногда даже с конями (пару раз её реально попытались разорвать лошадьми). Кончилось это предсказуемо плохо – для лошадей.
Однако гораздо чаще (как правило, на самом деле), её банально – или не очень – распинали. Иногда с предварительной поркой флагрумом – иногда без оной (некоторые правители были просто феноменально ленивы).
Распинали всегда прибивая за руки и ноги к кресту весьма устрашающего вида строительными гвоздями. Что организовывала сама Лилит – и только для того, чтобы представление выглядело максимально эффектно.
Ибо по уголовно-процессуальному кодексу Римской империи распинаемых преступников надлежало привязывать верёвками. Не из человеколюбия, а просто чтобы ору было меньше...
Провисев на кресте с полчаса (на большее у Лилит просто никогда не хватало терпения), она резким движением выдирала гвозди их креста, освобождая сначала руки, затем ноги.
После чего выходила на середину соответствующего Лобного места и предъявляла до полусмерти шокированной публике свои руки и ноги – без малейших следов каких-либо ран.
Однажды – очевидно с целью доказать, что всё описанное в отчёте произошло на самом деле – Лилит организовала мне и моим коллегам такую демонстрашку (правда, ещё более эффектную – в сочетании не с распятием, а с сожжением на костре). Псевдо-сожжением, разумеется, хотя выглядело это со стороны весьма натурально.
Так что я очень хорошо могу себе представить ощущения зрителей в её театре. Которые в течение считанных часов, разумеется, обратились в христианство (странно было бы, если бы результат был каким-то иным).
Пару раз с неё сдирали кожу – что было очень большой ошибкой, на самом деле, ибо в результате «публичной демонстрации регенерации» у немалого числа зрителей реально поехала крыша. Причём всерьёз поехала – и навсегда. Ибо не каждый день у тебя на глазах женщина в мгновение ока заново отращивает полностью содранную с её тела кожу.
По словам Лилит, один из палачей, сдиравших с неё кожу живьём (что, впрочем, было тем ещё театром, ибо у метагомов кожи, как таковой, нет), ей даже понравился. Вдумчивостью, профессионализмом, а также вежливым, уважительным и даже заботливым отношением к казнимой. То есть, к ней.
Этот палач – перс по национальности, а именно в Персии этот вид казни превратился в настоящее искусство, работал с Лилит долго. Даже очень долго. Срезал с неё кожу узкими ремешками, кружочками, лоскутами, пластинами. И даже тонкими ленточками, что считалось верхом палаческого мастерства.
Начиная с её шеи, он специальным ножом из дамасской стали срезал её царственную кожу кольцевыми полосками от пяти до десяти сантиметров шириной, при этом самые большие лоскуты, снятые с груди и бедер, падали на землю к ногам казнимой. Как очень быстро (в силу феноменальной лени Лилит) выяснилось, отнюдь не казнимой.
Беззвучная вспышка – и палач мгновенно поседел. Более того, из здорового цветущего, крепкого тридцатипятилетнего мужчины, превратился в белого как лунь сгорбленного старика.
За минуту, а то и менее, он постарел лет на тридцать как минимум. Ибо вместо корчившейся от боли женщины, которую он только что лишил уже практически всей кожи (за исключением лица, которое трогать не полагалось), на ложе перед ним царственно располагалась богиня с идеальной белоснежной кожей. На которой не было ни ранки...
На кол её тоже сажали, хотя и не часто (в то время этот вид казни был ещё достаточно редким). Впрочем, строго говоря, не сажали – палач вводил кол внутрь её тела в горизонтальном положении (вбивая с помощью деревянной колотушки в выставленный вверх зад) после чего он и его помощники устанавливали кол вертикально, вкапывая его в землю (в специально подготовленное углубление).
Именно так (если верить церковной легенде) казнили некоего Тертия – епископа Иконии (ныне турецкий город Конья) и одного из семидесяти апостолов, избранных Назарянином (в дополнение к изначальным двенадцати) после его третьей Пасхи в Иерусалиме, то есть в последний год его земной жизни.
Что характерно, многие (если не большинство) из этих новоапостолов после распятия отреклись от своего Учителя (и даже воскресение Назарянина не убедило их в истинности Его учения). Видимо, в результате осознания полной бесперспективности своих усилий по спасению человечества – и даже по обращению ширнармасс в истинную веру.
Тем не менее, за пятьдесят дней, прошедших между Воскресением и Пятидесятницей (отсюда и название последней) в оставшимся верными Христу присоединились новые ученики, так что общее число получивших мощную инъекцию Святого Духа во время Пятидесятницы (т.е., изначальных христианских миссионеров) составляло, скорее всего, от 70 до 82 человек.
Лилит просидела на колу десять часов – до сумерек (дело было летом, день был длинный, а на кол её посадили довольно ранним утром). Хотя вполне могла прекратить это безобразие гораздо раньше – через час, максимум через два. А то и вообще через полчаса.
Но не прекратила, а терпела (без криков и почти без стонов) ужасающую, нечеловеческую боль целых десять часов – только для того, чтобы доставить ему максимум удовольствия. Ему – в смысле, палачу, к которому она, скажем так, неровно дышала (и мегомам свойственны некие... чувства).
Ибо после того, как кол был установлен и её согнутые в коленях ноги были привязаны в щиколотках к запястьям (как этого требовали тамошние правила казни) он совершенно ошалелым голосом признался ей, что никогда не видел ничего более прекрасного, чем... то, что он имел (совершенно реальное) счастье сейчас созерцать. Хотя дело было в городе, знаменитом и своими скульпторами, и своими архитекторами, и своими художниками, и своими женщинами.
Дышала она, возможно, и неровно, но всё же слишком ровно (или недостаточно неровно), чтобы выбрать менее шокирующий способ «самоснятия» с кола.
Когда постепенно начали сгущаться сумерки (а задачу обращения города в христианство, разумеется, никто не отменял), Лилит одним рывком, как тонкие нитки, разорвала толстые верёвки, которыми были связаны её руки и ноги... и ракетой взлетела на метр-полтора над острием кола. Ловко, изящно и элегантно приземлившись где-то в метре от орудия казни.
Наблюдавшая за казнью публика (которая все десять часов как приклеенная сидела на стадионе) как по команде рухнула на колени. Христианский священник (следующий в очереди на посажение на кол), не будь дурак и следуя известной рекомендации ковать железо пока горячо (а стараниями Лилит было очень горячо), тут же добыл неведомо где ведро самой обыкновенной воды и малярную кисть.
Немедленно освятил воду (маленький христианский крест у него почему-то не отобрали)... и окрестил всех без исключения присутствовавших. Включая, разумеется, городскую администрацию в полном составе. А в следующие несколько дней – вообще весь город.
Кроме палача. Которого хватил самый натуральный столбняк. Хуже того – самый настоящий взрыв мозга. Минут пять... десять максимум он совершенно неподвижно стоял – а потом свалился замертво. Невозмутимый врач, который должен был констатировать смерть Лилит, вместо этого констатировал смерть палача...
Прежде, чем самой сесть на кол, я просмотрела видео с посажением Лилит. Сажали её в точной копии Зала Обергруппенфюреров Северной Башни замка Вевельсбург. В самом центре которого располагался, правильно символ Чёрного Солнца... зеленоватого цвета.
В центре которого (по словам Лилит, это было нужно для максимизации потока энергий Вриль, что мне было неблизко совсем) была установлена передвижная платформа. На платформе располагались табурет (для Лилит) и помост (для палача). И, разумеется, кол.
Цилиндрической формы кол высотой сто семьдесят сантиметров – точно в рост Лилит - был выточен профессионалом на токарном станке из особо прочного дерева. Ибо Лилит однозначно предпочитала исключительно натуральные (природные) материалы, особенно внутри своего любимого тела.
Впрочем, вполне возможно, что материал был всё-таки не совсем натуральным, ибо уж очень высокими были требования к прочности и долговечности. Поэтому я (в силу интереса к военной истории и образования инженера-механика знакомая с авиационными материалами) подозревала, что на самом деле кол (который Лилит почему-то окрестила Михаэль) был выполнен не из натурального дерева, а из дельта-древесины.
Которая получается из обычной древесины (берёзового шпона, если быть более точным) путём пропитки оного фенол- или крезолоформальдегидной смолой с последующим горячим прессованием под высоким давлением.
В результате получается материал, всего вдвое более плотный (и, следовательно, лишь вдвое тяжелее), чем собственно древесина, но несравнимо более прочный - прочнее, чем многие алюминиевые сплавы.
Кроме того, он практически не горит, обладает абсолютной стойкостью к поражению грибком (гнили) и имеет длительный срок службы без потери качеств (десятки лет), причём даже в весьма неблагоприятных условиях.
Поэтому неудивительно, что в СССР (в котором до войны большевикам так и не удалось наладить производство авиационного дюралюминия в необходимых количествах) дельта-древесина широко применялась а авиастроении.
В частности, в конструкции довольно распространённого (советские авиазаводы наклепали аж 6528 штук) истребителя ЛАГГ-3 – не особо удачного, но существенно более живучего, чем его более удачный современник Як-1. Тем не менее, получившего (по ряду причин) обидное прозвище ЛАкированный Гарантированный Гроб.
На высоте примерно сорок сантиметров от острия (кол должен был дойти примерно до горла баронессы) в кол была вставлена тонкая (около сантиметра в диаметре) перпендикулярная планка (перекладина) круглого сечения.
Длиной около тридцати сантиметров – вполне достаточно, чтобы в самом прямом смысле усадить женщину на кол и, тем самым, остановить продвижение кола внутрь её тела. Поэтому толщина кола оказалась существенно больше (около пяти сантиметров), чем анальный фаллоимитатор.
Что гарантировала намного более жуткую боль, чем от более тонкого кола, ибо толстый кол, по сути, раздирал посаженной на него женщине и анальное отверстие, и сфинктер, и прямую кишку... и всё остальное на его пути в теле истязаемой.
Михаэль завершался остриём, что было не совсем обычно для этого вида казни. Ибо, как правило, казнимого (или казнимую) насаживали на толстый кол, у которого верх был закруглён и смазан маслом.
С откровенно дьявольской целью – максимально продлить мучения жертвы. При таком способе казни смерть обычно наступала лишь через несколько дней, так как округлённый кол не пронзал жизненно важные органы, а лишь входил всё глубже и глубже в тело приговорённой.
Остриё (и вообще весь кол) непреодолимо напоминали мне антенну. Ибо, по её словам, Лилит садилась на кол именно для того, чтобы подключиться к максимально широкому каналу энергии Вриль («настроиться на канал», если хотите).
Вопреки распространённому заблуждению (и содержанию танатофильских порнорассказов), кол никогда не вводили во влагалище женщины – только в анус. Ибо введённый во влагалище кол гарантировал очень быструю – буквально в течение нескольких минут – смерть от обильного маточного кровотечения. Что в корне противоречило основополагающей цели этой сатанинской казни.
Но это относилось исключительно к земным женщинам. Которые никак не могли остановить внутреннее кровотечение. А метагом Лилит могла – причём совершенно не напрягаясь.
Поэтому ей было абсолютно безразлично куда вводить кол. И какой именно – тупой или острый. Видимо, с чисто эстетической точки зрения ей больше нравился острый, поэтому создатель дивайса именно таким его и сделал.
Палач (если быть более точной, то доктор Кристиан Кронбергер) поместил платформу с Михаэлем в центр Чёрного Солнца. Причём так, что нижний конец смотрел точно в центр этого магического символа, а остриё – точно в центр свастики под куполом зала оберст-группенфюреров.
И, таким образом, сделал кол частью вертикальной линии, соединявшей центры этих мощнейших духовных символов. В полном соответствии с фактами, логикой и здравым смыслом, ибо такая конфигурация обеспечивала максимально широкий и мощный канал энергии Вриль. По словам баронессы, разумеется – как я уже говорила, мне вся эта оккультятина не близка совсем.
Лилит (предварительно выпоротая самым настоящим римским флагрумом) покорно поднялась на табуретку; а палач встал на платформу с другой стороны кола. Баронесса аккуратно присела на острие кола, после чего палач крепко взял её за плечи и осторожно, но уверенно помог ей ввести кол достаточно глубоко в анус, чтобы кол не выскочил, когда она на него сядет уже всем весом своего совершенного тела.
«Держи меня строго вертикально» - попросила она. И мягким (даже, пожалуй, нежным), но решительным движением повалила на платформу табуретку. После чего свободно опустила ноги вдоль Михаэля.
И под тяжестью собственного веса начала скользить вниз, постепенно насаживаясь на кол (благо его поверхность была абсолютно гладкой). Кристиан придерживал её за плечи, максимально замедляя этот процесс и внимательно следя за тем, чтобы кол входил в неё строго вертикально.
Лилит не кричала (видимо решила «включить метагома»), ибо боль от проникновения внутрь кола была ещё очень далека от её реального физиологического предела (с человеческой точки зрения, практически бесконечного), а метагомы прекрасно умели контролировать себя.
Только часто, глубоко и тяжело дышала и изредка слегка постанывала. Впрочем, скорее не от боли, а от явно очень сильного сексуального возбуждения (ох, как я её понимала).
Но поскольку контролировать себя она умела зер гут, то ни дикая боль от пронзаемых колом внутренних органов, ни сильнейшее сексуальное возбуждение (которое совершенно непостижимым образом прекрасно уживалось с нечеловеческой болью – а то и вообще стимулировалось последней) не мешали ей весьма эффективно помогать Кристиану правильно насаживать её на кол.
И чтобы Михаэль входил в неё строго вертикально, и чтобы он в процессе входа причинял ей максимальную боль. Что, несомненно, имело место быть, поэтому меня удивило насколько спокойно и даже естественно она вводит в себя (ибо именно так это, по сути, и происходило) этот абсолютно чужеродный предмет.
Который, к тому же не просто входит, а последовательно разрушает (причиняя в процессе этого просто дикую, жуткую, ужасающую, нечеловеческую боль) все внутренние человеческие органы, которые он встречает на своём смертоносном пути.
Я, ещё учась в средней школе, параллельно закончила курсы медсестёр, ибо для чёрной мазохистки это есть просто жизненная необходимость. Ну и, конечно, прочитала в Сети всё что могла обо всех видах пыток и казней (причём аж на пяти языках).
И потому очень хорошо представляла, что происходит внутри человека (и будет происходить внутри меня) при посажении на кол. Всё начинается с того, что кол разрывает промежность и проходит через таз женщины. Затем повреждает нижний отдел мочевой системы (мочевой пузырь), а у женщин (то есть, у Лилит) - ещё и детородные органы.
Двигаясь всё выше и выше внутри человеческого тела, дьявольский дивайс разрывает брыжейку тонкой кишки, пробиваясь сквозь кишки и накопления пищи в брюшной полости.
Пройдя через кишечник, кол отклоняется к передней части позвоночника в области поясницы, и скользит по его поверхности, постепенно достигая верхней части брюшной полости и поражая желудок и печень (а иногда и поджелудочную железу).
В случае Лилит – всегда, ибо она намеренно управляла колом (ей это удавалось на удивление эффективно), чтобы он повредил все, абсолютно все её внутренние органы до которых мог добраться.
Поднимаясь всё выше и выше, кол прорывает диафрагму и проникает в грудную клетку, повреждая сердце и центральные кровеносные сосуды, а затем легкие, бронхи и трахею.
Именно это и происходило сейчас с Лилит. Если бы создатель этого варварского дивайса не вставил в Михаэля горизонтальную перекладину, кол прошёл бы сквозь горло женщины и вышел наружу либо через горло, либо через рот (последнее, впрочем, потребовало бы определённого искусства от нас обоих).
Но поскольку перекладина была предусмотрительно вставлена, Лилит реально села на кол. Формально, конечно, на перекладину, но всё равно фактически на кол. И потому кол остановился чуть ниже горла, странным образом даже не мешая женщине дышать.
Впрочем, конечно же, не странным. Ибо метагом так устроен (в высшей степени предусмотрительно устроен, надо отметить), что при возникновении потенциально смертельной угрозы его (в данном случае, её) жизни автоматически включается резервная (на самом деле, конечно, основная – вспомогательной является как раз человеческая) система.
Включается и перехватывает (точнее, берёт полностью) на себя всё жизнеобеспечение организма метагома. А также предотвращает кровотечение (а также вообще любые выделения) из человеческого организма. И, разумеется, полностью (буквально в течение нескольких минут) регенерирует человеческую систему метагома.
Впоследствии баронесса рассказала мне об одной (из очень и очень многих) особенности её за-человеческой внутренней системы. Точнее, об одной из её подсистем, состоящей из органов, для которых в человеческом языке (ни в одном) просто нет названий. Ибо ничего даже отдалённо похожего по функциональности ни у людей, ни у животных нет и не предвидится.
Эта подсистема при посажении её на кол словно взводит внутреннюю пружину. После этого ей достаточно просто приказать себе... и она ракетой взлетит над орудием казни, эффектным гимнастическим соскоком приземлившись... да где захочет.
Разумеется, разорвав словно тонкие нитки любые путы – либо до, либо в процессе полёта. Что и происходило во время её «похождений во времена раннего христианства»...
Перед... действом она попросила, чтобы после посажения на кол Кристиан согнул ей ноги в коленях, связал в щиколотках и привязал за щиколотки к запястьям связанных за спиной её рук.
Что он и сделал, разумеется. А я полностью согласилась с безымянным палачом, о котором баронесса написала в отчёте о своих «похождениях на заре христианства». Ибо даже посаженная/насаженная на кол, она всё равно была оглушительно, идеально, совершенно, неотмирно, даже, пожалуй, божественно (несмотря на сложные отношения метагомов с Господом Богом) прекрасна.
Судя по счётчику времени на видео, Лилит просидела на колу ровно шесть часов. После чего прохрипела:
«Снимите меня».
Палач развязал ей руки и ноги, которые бессильно упали вдоль туловища и Микаэля (в смысле, кола), соответственно, после чего аккуратно и осторожно снял баронессу с кола (как пушинку – по крайней мере, так это выглядело со стороны).
После чего поставил её на ноги. Она бессильно (тоже тот ещё театр) опустилась на табурет, который палач вернул в вертикальное положение после того, как баронесса оттолкнула его, уронив на пол, во время посажения её на кол шесть часов назад.
Бессилие было, разумеется театром, ибо женщина-метагом даже после шестичасового сидения на колу могла запросто ракетой взмыть над орудием казни и приземлиться... да где угодно.
Впрочем, даже и после шестисуточного – метагомша могла просидеть на колу сколь угодно долго без малейшего вреда для своего здоровья – так было устроено её совсем не-человеческое тело.
Изображение дёрнулось (видимо в нём была некая лакуна, возможно, созданная не-человеческим биополем Лилит)... а затем я увидела, что баронесса – разумеется, по-прежнему абсолютно голая – как ни в чём ни бывала сидела на табурете перед Микаэлем.
Реально как ни в чём ни бывало, ибо на орудии казни не осталось ни малейшего следа её пребывания (после посажения человека кол весь в крови... и человеческих выделениях). А Лилит выглядела... как будто только что вышла из душа.
Я аж обзавидовалась. Ибо, в отличие от людей, метагомы регенерируют мгновенно – и не нуждаются ни в каком Эликсире Белого Ангела.
А нуждалась. Поэтому перед посажением/насажением на кол мне Кристиан сделал первую инъекцию (меня сажали вдвоём – он и Лилит). Видимо, баронесса решила, что для меня очень важным будет участие женщины в этом... процессе.
После этого Кристиан меня выпорол (говорят, это помогает расслабиться при посажении на кол). Нет, не флагрумом, конечно – обычной плетью. По ягодицам, спине и бёдрам «в положении стоя» (точнее, в обнимку со столбом для порки). Выпорол хоть и больно весьма, но вполне терпимо.
А затем я на удивление (даже для себя) спокойно и уверенно отправилась на кол. Поднялась сначала на платформу, затем на табурет... табурет и слегка присела на кол, после чего, слегка морщась от вполне переносимой боли, стала насаживать себя на кол. Ощущение было... как при очень жёстком и болезненном анальном сексе. Что меня предсказуемо возбудило – причём нехило так возбудило.
«Расслабься» - посоветовала мне Лилит, в своё время просидевшая на колу аж целых шесть часов. И пояснила: «Тебе нужно раскрыться изнутри для инструмента... даже в некотором роде подружиться с ним, чтобы помочь ему войти в тебя и сделать свою работу. Разорвать те твои органы, которые он должен разорвать...»
Я кивнула. Лилит глубоко вздохнула – и предупредила меня:
«Сейчас тебе будет больно. Очень больно. Мы тебя опустим на кол так, чтобы ты уже не смогла с него слезть без посторонней помощи. Чтобы ты не сорвалась с него во время... основного действа...»
И добавила: «Держи тело строго вертикально, чтобы кол вошёл так, как должен войти...»
Я снова кивнула. Кристиан крепко взял меня за плечи, а Лилит сначала аккуратно, а затем очень резко – и очень умело - надавила на них сверху. Я закричала – скорее, впрочем, он неожиданности, чем от боли. Хотя кол вошёл в меня достаточно глубоко, чтобы причинить мне действительно очень сильную боль.
«Всё девочка, всё» - успокоила меня Лилит. «Всё уже случилось – первый важнейший шаг сделан.»
И объяснила: «Теперь ты уже с него не соскочишь, даже если захочешь...»
Морщась от сильной (хотя пока ещё вполне терпимой) боли, я покачала головой: «Не захочу. Я хочу, чтобы он вошёл в меня... насколько нужно...»
Лилит кивнула: «Вот и отлично». И объяснила мне, что я должна буду сделать дальше.
«Сейчас тебе нужно будет – по моей команде – закинуть ноги за кол и свести их в лодыжках. Я тебе их быстро свяжу – а потом мы поможем тебе медленно и аккуратно опуститься на кол и сесть на горизонтальную планку...»
Я кивнула: «Поняла»
«Самое главное» - наставительно повторила Лилит, «расслабиться, раскрыться и помочь дивайсу войти в тебя. И ни в коем случае не дёргаться...»
Я снова кивнула. «Ноги назад» - приказала Лилит. Я быстро закинула ноги за кол, сведя их в лодыжках. Баронесса нагнулась и мгновенно перетянула мои ноги в лодыжках пластиковыми наручниками. Тут же поднялась, встала рядом с палачом и приказала ему:
«Отпусти её слегка. Она должна медленно и аккуратно опуститься вниз...»
Потом шепнула мне на ухо: «Потерпи, девочка. Тебе сейчас будет просто жутко больно, но опускаться на кол нужно медленно и аккуратно...»
Она ошиблась – причём сильно так ошиблась. Ибо боль не то чтобы куда-то исчезла (понятно, что этого быть не могло), но реально отошла на второй план. Ибо её полностью затмила ТАКОЕ сексуальное возбуждение, которого я раньше никогда и близко не испытывала.
Поэтому я вообще не дёргалась – и не кричала. Только громко стонала – и очень тяжело дышала (причём стонала на 90% от возбуждения и только на 10% от боли). Наконец первый этап действа закончился – я прочно села на поперечную деревянную планку.
И тут же кончила. Ярко, сильно и очень громко – Кристиан аж уши ладонями закрыл...
Никто из них никак не прокомментировал мой оргазм. Ибо явно был не готов к такому повороту событий. Ну а потом, как говорится, понеслось... впрочем, об этом я рассказала в самом начале этого краткого повествования.
Видимо, мой пример оказался не то, чтобы заразительным... но вдохновительным точно. Ибо сразу же после того, как Кристиан пришёл в себя после моего (совершенно неожиданного для него) оргазма, он включил видеосвязь.
После чего вызвонил «Три М-Грации», как мы их уже давно окрестили. Марту, Майю и Магду. Когда они появились на виртуальных экранах гигантского видеомонитора, я махнул рукой в сторону насаженной на кол вашей покорной слуги:
«Как видите, процесс пошёл. Так что всем раздеться догола и голыми явиться в этот зал. Для посажения на кол...»
Женщины кивнули: «Слушаемся». И, не выключая видеосвязи (дабы доставить мне максимум удовольствия), очень медленно, очень чувственно, эротично и сексуально разделись догола. После чего максимум через десять минут (ибо находились они в том же здании) явились в зал для посажения на кол.
Первой предсказуемо вызвалась Магда. После краткой, но весьма жёсткой, порки Кристиан с баронессой быстро, чётко и уверенно посадили её рядом со мной (что сделало моё сидение существенно более эмоционально комфортным). Во время порки и посажения на кол, Магда не произнесла ни звука. Затем попросила:
«Я хочу шесть часов – как Лилит...»
Баронесса кивнула. Шесть так шесть. А затем приступил к Марте. Та перенесла порку так же спокойно, после чего он её изнасиловал в анус и посадил на кол (с помощью Лилит, разумеется). На этот раз не обошлось без стонов, но в общем и целом всё прошло чётко, быстро, эффективно и без эксцессов.
А вот с Майей всё (не так чтобы уж совсем неожиданно) пошло не так. Совсем не так. Нет, порку она перенесла нормально, ибо пороли её и давно, и часто (каждую неделю), и жёстко весьма. А вот когда пришло время садиться на кол, она покачала головой:
«Не могу. Я понимаю, что нужно – но не могу. Точно что-нибудь дурное выкину – или вообще истерику закачу...»
Лилит вопросительно посмотрела на «доброго доктора». Тот пожал плечами – и задал баронессе совершенно естественный вопрос:
«Станок для порки есть? Поставим в коленно-локтевую, привяжем, вобьём кол ей в анус – потом поднимем и поставим...»
Майя с ужасом уставилась на него. Он спокойно объяснил: «Майя, у тебя есть очень простой выбор. Либо ты сама опустишься на станок, позволишь себя привязать и вбить тебе кол в анус, или мы это сделаем силой. В любом случае, кол войдёт в тебя – только если мы будем вынуждены применить силу, тебе будет намного больнее...»
Майя нехотя кивнула. Кристиан связал ей руки за спиной и ноги в лодыжках (на всякий случай), а баронесса приказала доставить в зал кол, станок для порки и платформу с углублением для кола. Когда дивайсы прибыли, палач развязал Майе руки и ноги и приказал:
«Ложись на станок». Она заметно нехотя, но подчинилась. Он привязал её, затем, так сказать, проинструктировал: «Расслабься и раскройся. Помоги колу войти в тебя и сделать то, что он должен будет сделать. Предупреждаю – вбивать буду долго, ибо нужно будет ввести в тебя кол очень аккуратно. Сесть было бы проще, быстрее и не так больно...»
Майя покачала головой: «Я не смогу сесть. Я понимаю, что так больнее и дольше, но я смогу только так...»
И добавила: «Кляп вставьте, пожалуйста. А то у вас барабанные перепонки лопнут...»
Кляп вставили. После чего Кристиан очень долго вбивал кол внутрь Майи, а Лилит ему помогала, направляя... инструмент. Когда он закончил, Майя реально была еле жива – от психологического шока, не от боли. Палач и Лилит поставили и закрепили кол вертикально и через некоторое время Майя успокоилась. Правда, на всякий случай кляп решили не вынимать.
Немного подумав, «добрый доктор» попросил Лилит организовать ещё три кола, после чего вызвонил Виолетту (естественно), Ванду и даже Ядвигу Радванску. Фройляйн Гранина примчалась в мгновение ока (и радостно села на кол); Ванда после некоторых колебаний согласилась; а Пражскую Фурию пришлось уламывать довольно долго. Однако в конце концов и она разделась догола, покорно приняла порку у столба и не менее покорно села на кол.
Дальнейшее было предсказуемо вполне. Женщины на удивление спокойно и без эксцессов отсидели положенные три часа (Магда шесть, как и просила), после чего Кристиан и Лилит сняли их с дивайсов, сделали вторую инъекцию Эликсира Белого Ангела (вместе с анальгетиком и снотворным) – и отправили отсыпаться.
Каждая женщина проспала минимум шесть часов, а когда проснулась... правильно, полностью регенерировала и её здоровье существенно улучшилось по сравнению с ДПК («до посажения на кол», то есть).
Как мне потом рассказал Кристиан, на следующий день к нему пришла Майя и честно призналась: «Это было просто супер – ты был прав. Когда я успокоилась, я так летала... в общем, такого кайфа у меня никогда не было, несмотря на дикую боль...»
После чего предсказуемо попросила «повторить пройденное». Что и было сделано через несколько дней – и на этот раз она сама села на кол.
А потом эта процедура стала для каждой из женщин обязательно-еженедельной...
Что же касается меня, то, поскольку во время сидения я кончила... уже не помню сколько раз, то необходимости в «продолжении банкета» у Наташи или у Эры у меня не было.
Поэтому после того, как я проснулась (проспав двенадцать часов после кол-сессии), я просто приняла душ, оделась и отправилась домой. Заниматься делами, ко всей этой алго-экзотике отношения не имеющими.
А потом меня ожидали «покатушки на испанском осле...»
Scribo, ergo sum
-
RolandVT
- Posts: 12048
- Joined: Fri Feb 09, 2024 10:42 am
- Has thanked: 165 times
- Been thanked: 2615 times
Покатушки на испанском осле
«Испанский осёл», «деревянная пони», «деревянная кобыла», «деревянный осёл» - всё это разные названия одного и того же пыточно-истязательного дивайса. Изготовленного, как вы совершенно правильно догадались, из банального бревна, которое с одной стороны стесывалось в виде клина. После чего устанавливалось на четыре опоры или (реже) на платформу с четырьмя колесами.
Пытаемую (в силу анатомических особенностей этот дивайс использовался, как правило, на женщинах) сажали верхом на заострённый клин (вопреки распространённому заблуждению, не голой, а одетой... просто под платьем или рубахой ничего не было).
Поначалу «лошадку» применяли и к мужчинам, и к женщинам, однако мужская анатомия к этой пытке была приспособлена плохо: острый край серьезно повреждал половые органы, вызывая обильное кровотечение и даже болевой шок.
В результате которого еретик зачастую отправлялся в преисподнюю, не успев сознаться в своих богомерзких деяниях, поэтому «осла» в дальнейшем стали применять почти исключительно к женщинам.
Недостатка в наездницах не было, ибо в середине XVI столетия в континентальной Европе развернулась охота на ведьм, и в ходе многочисленных ведовских процессов «лошадка» сослужила отцам-инквизиторам хорошую службу.
В период Эдо в Японии на «деревянную кобылу» сажали женщин-христианок, дабы они отказались от своей веры. Большинство действительно отказались, не выдержав истязания.
В различных странах устройство видоизменялось и совершенствовалось: рачительные немцы не тратили время на сколачивание сложной конструкции из дерева, обходясь закрепленной на козлах широкой доской с заточенным верхним краем; при этом корчащуюся на «лошадке» ведьму нещадно пороли розгами или даже жгли раскаленным железом.
Придумщики-французы вбивали в боковины «лошадки» острые железные шипы, что не позволяло обезумевшей от боли жертве пытаться обхватить орудие пытки ногами, ослабив давление. Итальянцы подтягивали жертву к потолку на веревке, что позволяло ослабить или, наоборот, усилить боль.
По некоторым данным, этот вид истязания использовался столетия после «мрачного средневековья». Оно использовалось даже... во время Гражданской войны в США солдатами Союза против их военнопленных-конфедератов. Их заставляли сидеть на деревянном осле, пока они не теряли сознание. Неудивительно – любая гражданская война просто чудовищно жестокое дело...
Шарль де Костер так описал пытку на «испанском осле» в знаменитой «Легенде о Тиле Уленшпигеле»:
«Палач посадил Катлину на крышку дубового Гроба, стоявшего на козлах. Крышка, сделанная в виде кровли, заканчивалась острым ребром, словно лезвие ножа...»
Чушь полная, ибо допрашивала Катлину, как ведьму, Святая Инквизиция, в арсенале которой «деревянного пони» не было отродясь. Впрочем, я тогда этого не знала... да хоть бы и знала.
Всё равно мне просто дико захотелось и дыбы (так пытали Уленшпигеля), и пытки водой и огнём (как пытали Катлину) и чтобы меня усадили (правда, совершенно голую) на «испанского осла». Разумеется, подвесив к ногам груз – да потяжелее.
И оказалась совершенно права, ибо в первый раз я кончила буквально через пару минут после того, как меня (предварительно выпоров, разумеется) усадили на этот дивайс, привязав к лодыжкам 10-килограммовые гири (примерно, как Уленшпигелю в романе де Костера). Неудивительно – при такой-то стимуляции половых органов...
Ну а потом... потом я почувствовала себя... только не удивляйтесь. Самкой свиньи, ибо у неё, говорят, оргазм длится аж сорок минут. У меня... нет, конечно, не столько – просто череда оргазмов была чуть ли не непрерывной. Как только заканчивался один, почти немедленно начинался следующий.
Это были даже не райские кущи – это было многократно круче. Реально неописуемо – ни в одном из известных мне языков просто нет подходящих слов. Думаю, что нет ни в одном человеческом языке.
А потом было ещё круче – когда меня усадили на верёвку. Точнее, подвесили за руки, а между половых губ протянули верёвку... да так, что я на ней сидела чуть ли всем своим немаленьким весом.
Понятно, что и в этом случае никакой необходимости в «продолжении банкета» у Наташи или у Эры у меня не было. Поэтому после того, как я проснулась (проспав девять часов после «покатушек»), я, как и в прошлый раз приняла душ, оделась и отправилась домой.
Ну а на следующей моей алго-сессии я «поиграла в Томмазо Кампанеллу». Ибо меня посадили (точнее, я сама села) на «кресло иудеев»...
Пытаемую (в силу анатомических особенностей этот дивайс использовался, как правило, на женщинах) сажали верхом на заострённый клин (вопреки распространённому заблуждению, не голой, а одетой... просто под платьем или рубахой ничего не было).
Поначалу «лошадку» применяли и к мужчинам, и к женщинам, однако мужская анатомия к этой пытке была приспособлена плохо: острый край серьезно повреждал половые органы, вызывая обильное кровотечение и даже болевой шок.
В результате которого еретик зачастую отправлялся в преисподнюю, не успев сознаться в своих богомерзких деяниях, поэтому «осла» в дальнейшем стали применять почти исключительно к женщинам.
Недостатка в наездницах не было, ибо в середине XVI столетия в континентальной Европе развернулась охота на ведьм, и в ходе многочисленных ведовских процессов «лошадка» сослужила отцам-инквизиторам хорошую службу.
В период Эдо в Японии на «деревянную кобылу» сажали женщин-христианок, дабы они отказались от своей веры. Большинство действительно отказались, не выдержав истязания.
В различных странах устройство видоизменялось и совершенствовалось: рачительные немцы не тратили время на сколачивание сложной конструкции из дерева, обходясь закрепленной на козлах широкой доской с заточенным верхним краем; при этом корчащуюся на «лошадке» ведьму нещадно пороли розгами или даже жгли раскаленным железом.
Придумщики-французы вбивали в боковины «лошадки» острые железные шипы, что не позволяло обезумевшей от боли жертве пытаться обхватить орудие пытки ногами, ослабив давление. Итальянцы подтягивали жертву к потолку на веревке, что позволяло ослабить или, наоборот, усилить боль.
По некоторым данным, этот вид истязания использовался столетия после «мрачного средневековья». Оно использовалось даже... во время Гражданской войны в США солдатами Союза против их военнопленных-конфедератов. Их заставляли сидеть на деревянном осле, пока они не теряли сознание. Неудивительно – любая гражданская война просто чудовищно жестокое дело...
Шарль де Костер так описал пытку на «испанском осле» в знаменитой «Легенде о Тиле Уленшпигеле»:
«Палач посадил Катлину на крышку дубового Гроба, стоявшего на козлах. Крышка, сделанная в виде кровли, заканчивалась острым ребром, словно лезвие ножа...»
Чушь полная, ибо допрашивала Катлину, как ведьму, Святая Инквизиция, в арсенале которой «деревянного пони» не было отродясь. Впрочем, я тогда этого не знала... да хоть бы и знала.
Всё равно мне просто дико захотелось и дыбы (так пытали Уленшпигеля), и пытки водой и огнём (как пытали Катлину) и чтобы меня усадили (правда, совершенно голую) на «испанского осла». Разумеется, подвесив к ногам груз – да потяжелее.
И оказалась совершенно права, ибо в первый раз я кончила буквально через пару минут после того, как меня (предварительно выпоров, разумеется) усадили на этот дивайс, привязав к лодыжкам 10-килограммовые гири (примерно, как Уленшпигелю в романе де Костера). Неудивительно – при такой-то стимуляции половых органов...
Ну а потом... потом я почувствовала себя... только не удивляйтесь. Самкой свиньи, ибо у неё, говорят, оргазм длится аж сорок минут. У меня... нет, конечно, не столько – просто череда оргазмов была чуть ли не непрерывной. Как только заканчивался один, почти немедленно начинался следующий.
Это были даже не райские кущи – это было многократно круче. Реально неописуемо – ни в одном из известных мне языков просто нет подходящих слов. Думаю, что нет ни в одном человеческом языке.
А потом было ещё круче – когда меня усадили на верёвку. Точнее, подвесили за руки, а между половых губ протянули верёвку... да так, что я на ней сидела чуть ли всем своим немаленьким весом.
Понятно, что и в этом случае никакой необходимости в «продолжении банкета» у Наташи или у Эры у меня не было. Поэтому после того, как я проснулась (проспав девять часов после «покатушек»), я, как и в прошлый раз приняла душ, оделась и отправилась домой.
Ну а на следующей моей алго-сессии я «поиграла в Томмазо Кампанеллу». Ибо меня посадили (точнее, я сама села) на «кресло иудеев»...
Scribo, ergo sum
-
RolandVT
- Posts: 12048
- Joined: Fri Feb 09, 2024 10:42 am
- Has thanked: 165 times
- Been thanked: 2615 times
Как я играла в Томмазо Кампанеллу
Нет предела человеческой изобретательности – и к изобретению орудий пыток это, разумеется, относится в полной мере. Поэтому неудивительно, что на свет Божий в один совсем не прекрасный день появился жутковатый гибрид орудия смертной казни (кола) и пытки-истязания (испанского осла).
Гибрид представлял собой трехгранную деревянную или железную пирамиду примерно в полметра высотой, установленную на деревянной или железной подставке. Грани пирамиды сходились вверху, образуя весьма острый наконечник.
Этот дивайс получил название «колыбель Иуды» (Culla di Giuda), хотя использовалось и другое название – «кресло иудеев». Сомнительная честь изобретения этого пыточно-истязательного устройства (пытка это когда выпытывают информацию, а истязание – когда боль причиняют ради принуждения... или просто удовольствия).
В дальнейшем эта пытка распространилась по всей Италии, а затем и по всей Западной Европе, особую популярность приобретя, как ни странно, в Германии (ибо в тех краях креативных палачей хватало всегда).
Поначалу допрашиваемого (это был чисто «мужской» дивайс) усаживали на верхушку пирамиды, направив ее острие в задний проход и (если это было сочтено необходимым) привязывая к ногам жертвы тяжелый груз. Со временем, однако, пытка была усовершенствована.
Для этого была разработана сложная система веревок, с помощью которых жертву можно было подтягивать вверх или опускать вниз, регулируя силу давления острия и глубину его проникновения в тело несчастного.
Кроме того, с помощью веревок допрашиваемого можно было надежно зафиксировать, а также придавать ему различные положения, позволяющие постепенно усиливать боль, например, раскачивая его из стороны в сторону или вперед-назад (отсюда и название «колыбель»).
В принципе, у этой пытки было много общего с сажанием на кол – однако механизм пытки был рассчитан таким образом, чтобы острие пирамиды не вошло в тело жертвы слишком глубоко, не задело жизненно важные органы и не позволило еретику или ведьме умереть раньше времени - или даже надолго потерять сознание.
Правда, иногда случалось, что жертвы умирали либо во время самой пытки, либо после нее – от гангрены или потери крови, но большинство выживало, становясь инвалидами до конца жизни (который, правда, зачастую наступал довольно скоро – на костре или на виселице).
В любом случае, «колыбель Иуды» считалась одной из самых жестоких пыток Средневековья и применялась инквизиторами лишь в исключительных случаях. Одним из которых оказалось «дело Томмазо Кампанеллы»
Томмазо Кампанелла - итальянский философ, теолог и писатель, наиболее известный своим утопическим трактатом Город Солнца. Адепты коммунистической религии почитают его как одного из предтеч так называемого «научного коммунизма» (который, на самом деле, совсем не коммунизм и уж точно не научный).
Как и подавляющее большинство коммуняк, фра Томмазо (он был францисканским монахом), был та ещё сволочь. Такая сволочь, что был готов сдать чуть ли Неаполь (!) туркам (!!) – и всё потому, что ему не понравилось, что римская инквизиция пыталась... принудить его и его подельников к более праведному образу жизни. Для начала – перестать нести полуязыческую околесицу на всех углах.
Его поймали – и точно сожгли бы на костре, если бы он не сумел ловко симулировать безумие (лица, признанные в установленном порядке безумными, смертной казни не подлежали). Успешно симулировал, надо отметить. Именно Кампанелла подсказал эту идею другому коммуняке – Симону Тер-Петросяну (более известному как Камо).
Арестованному в Германии подельнику Сталина (и вообще редкостному бандиту и налётчику) Камо грозила смертная казнь за контрабанду оружия (в те годы нравы и законы в фатерлянде были суровые). Вспомнив Кампанеллу, Камо успешно симулировал безумие... а потом вообще сбежал из психушки.
Что ему помогло не сильно – Сталину свидетели его «бурной молодости» были не нужны категорически. Поэтому в 1922 году Камо очень своевременно попал под грузовик (которых в тогдашнем Тифлисе можно было по пальцам пересчитать).
И в том, и в другом случае врачи проверяли истинность безумия по старинке – нечеловеческой болью. Сиречь лютыми истязаниями. Негуманно, зато эффективно. Хотя, судя по тому, что и Кампанелле, и Камо (как, подозреваю, и многим другим) удалось обмануть «медкомиссию», видимо, не столь уж и эффективно.
Истязание, которому подвергли Кампанеллу (в течение 36 часов, если верить официальной версии), называлась la veglia. По-итальянски – бодрствование. С помощью «колыбели Иуды».
Поразительно, но даже такая варварская пытка не сумела сломить дух Кампанеллы (или же просто его болевой порог был высотой с Эверест). Ибо во время пытки он откровенно насмехался над палачами, распевая непристойные куплеты... и перемежая их молитвами и богословскими цитатами.
Пытка была прекращена через 36 часов после того, как у допрашиваемого открылось сильное кровотечение, а тюремный врач заявил, что тому осталось жить лишь несколько часов.
Позже палач Джакопо Ферраро, которому было велено отнести умирающего в камеру, заявил в Священном Трибунале, что Кампанелла по дороге пришел в себя и сказал ему: «Я не такой дурак, чтобы рассказать им то, чего они от меня хотели!».
Фра Томмазо и здесь посмеялся над инквизиторами: слова эти были сказаны без свидетелей и потому не могли быть использованы в суде. Кампанелле удалось выжить (сумасшедших Священный Трибунал не мог по закону), а впоследствии даже бежать из тюрьмы во Францию.
А вот проходившему по тому же делу другу Кампанеллы, поэту Маурицио ди Ринальди повезло гораздо меньше, хотя твердость духа он явил и вовсе поразительную (он вообще не произнёс ни слова).
Незадолго до окончания пытки следователь велел ее прекратить, что давало ему право возобновить ее на следующий день с самого начала, - старый инквизиторский трюк, (иногда) позволявший обойти закон, запрещающий применение одной и той же пытки дважды.
В итоге Ринальди провел на пирамиде семьдесят два (!!) часа почти без перерыва, но так и не сознался. Увы, жизнь ему это не спасло - впоследствии он был казнен (сожжён на костре живьём) как нераскаявшийся грешник.
Если «испанский осёл» был «женским дивайсом», ибо в силу анатомических особенностей применялся почти исключительно к женщинам, то «колыбель Иуды» применялась (если верить историкам), почти исключительно к мужчинам.
Причина, вероятно, кроется опять-таки в анатомии: женщине пирамида наносила гораздо более тяжелые травмы, чем мужчине (как и наоборот – в случае с «лошадкой»), разрывая задний проход, промежность и внутренние половые органы (особенно, если ее усаживали на остриё влагалищем), что часто приводило к крайне нежелательной для трибунала смерти допрашиваемой.
Так это или нет, но это всё относилось к женщинам, не получившим инъекцию Эликсира Белого Ангела. А поскольку я оную получила, то... в общем, когда меня подвесили на верёвках (исключительно для поддержания равновесия) и усадили на верхушку пирамиды влагалищем, я улетела в райские кущи лишь чуть менее райские, чем при «покатушках на деревянной лошадке».
И летала там... нет, не 36 часов, конечно. Всего шесть... впрочем, мне этого хватило вполне. А когда меня усадили в кресло иудеев анусом, то результат был вполне сравнимым с сидением на колу.
Разумеется, и в этом случае никакой необходимости в «продолжении банкета» у Наташи или у Эры у меня не было. Поэтому после того, как я проснулась (проспав одиннадцать часов после «колыбели»), я, как и в прошлый раз, приняла душ, оделась и отправилась домой.
А когда я вернулась, меня познакомили с «ведьминой доской» (в некотором роде «дивайсом имени Лилит», ибо очень уж она его любит). И с его разновидностью - «молитвенным стулом».
Гибрид представлял собой трехгранную деревянную или железную пирамиду примерно в полметра высотой, установленную на деревянной или железной подставке. Грани пирамиды сходились вверху, образуя весьма острый наконечник.
Этот дивайс получил название «колыбель Иуды» (Culla di Giuda), хотя использовалось и другое название – «кресло иудеев». Сомнительная честь изобретения этого пыточно-истязательного устройства (пытка это когда выпытывают информацию, а истязание – когда боль причиняют ради принуждения... или просто удовольствия).
В дальнейшем эта пытка распространилась по всей Италии, а затем и по всей Западной Европе, особую популярность приобретя, как ни странно, в Германии (ибо в тех краях креативных палачей хватало всегда).
Поначалу допрашиваемого (это был чисто «мужской» дивайс) усаживали на верхушку пирамиды, направив ее острие в задний проход и (если это было сочтено необходимым) привязывая к ногам жертвы тяжелый груз. Со временем, однако, пытка была усовершенствована.
Для этого была разработана сложная система веревок, с помощью которых жертву можно было подтягивать вверх или опускать вниз, регулируя силу давления острия и глубину его проникновения в тело несчастного.
Кроме того, с помощью веревок допрашиваемого можно было надежно зафиксировать, а также придавать ему различные положения, позволяющие постепенно усиливать боль, например, раскачивая его из стороны в сторону или вперед-назад (отсюда и название «колыбель»).
В принципе, у этой пытки было много общего с сажанием на кол – однако механизм пытки был рассчитан таким образом, чтобы острие пирамиды не вошло в тело жертвы слишком глубоко, не задело жизненно важные органы и не позволило еретику или ведьме умереть раньше времени - или даже надолго потерять сознание.
Правда, иногда случалось, что жертвы умирали либо во время самой пытки, либо после нее – от гангрены или потери крови, но большинство выживало, становясь инвалидами до конца жизни (который, правда, зачастую наступал довольно скоро – на костре или на виселице).
В любом случае, «колыбель Иуды» считалась одной из самых жестоких пыток Средневековья и применялась инквизиторами лишь в исключительных случаях. Одним из которых оказалось «дело Томмазо Кампанеллы»
Томмазо Кампанелла - итальянский философ, теолог и писатель, наиболее известный своим утопическим трактатом Город Солнца. Адепты коммунистической религии почитают его как одного из предтеч так называемого «научного коммунизма» (который, на самом деле, совсем не коммунизм и уж точно не научный).
Как и подавляющее большинство коммуняк, фра Томмазо (он был францисканским монахом), был та ещё сволочь. Такая сволочь, что был готов сдать чуть ли Неаполь (!) туркам (!!) – и всё потому, что ему не понравилось, что римская инквизиция пыталась... принудить его и его подельников к более праведному образу жизни. Для начала – перестать нести полуязыческую околесицу на всех углах.
Его поймали – и точно сожгли бы на костре, если бы он не сумел ловко симулировать безумие (лица, признанные в установленном порядке безумными, смертной казни не подлежали). Успешно симулировал, надо отметить. Именно Кампанелла подсказал эту идею другому коммуняке – Симону Тер-Петросяну (более известному как Камо).
Арестованному в Германии подельнику Сталина (и вообще редкостному бандиту и налётчику) Камо грозила смертная казнь за контрабанду оружия (в те годы нравы и законы в фатерлянде были суровые). Вспомнив Кампанеллу, Камо успешно симулировал безумие... а потом вообще сбежал из психушки.
Что ему помогло не сильно – Сталину свидетели его «бурной молодости» были не нужны категорически. Поэтому в 1922 году Камо очень своевременно попал под грузовик (которых в тогдашнем Тифлисе можно было по пальцам пересчитать).
И в том, и в другом случае врачи проверяли истинность безумия по старинке – нечеловеческой болью. Сиречь лютыми истязаниями. Негуманно, зато эффективно. Хотя, судя по тому, что и Кампанелле, и Камо (как, подозреваю, и многим другим) удалось обмануть «медкомиссию», видимо, не столь уж и эффективно.
Истязание, которому подвергли Кампанеллу (в течение 36 часов, если верить официальной версии), называлась la veglia. По-итальянски – бодрствование. С помощью «колыбели Иуды».
Поразительно, но даже такая варварская пытка не сумела сломить дух Кампанеллы (или же просто его болевой порог был высотой с Эверест). Ибо во время пытки он откровенно насмехался над палачами, распевая непристойные куплеты... и перемежая их молитвами и богословскими цитатами.
Пытка была прекращена через 36 часов после того, как у допрашиваемого открылось сильное кровотечение, а тюремный врач заявил, что тому осталось жить лишь несколько часов.
Позже палач Джакопо Ферраро, которому было велено отнести умирающего в камеру, заявил в Священном Трибунале, что Кампанелла по дороге пришел в себя и сказал ему: «Я не такой дурак, чтобы рассказать им то, чего они от меня хотели!».
Фра Томмазо и здесь посмеялся над инквизиторами: слова эти были сказаны без свидетелей и потому не могли быть использованы в суде. Кампанелле удалось выжить (сумасшедших Священный Трибунал не мог по закону), а впоследствии даже бежать из тюрьмы во Францию.
А вот проходившему по тому же делу другу Кампанеллы, поэту Маурицио ди Ринальди повезло гораздо меньше, хотя твердость духа он явил и вовсе поразительную (он вообще не произнёс ни слова).
Незадолго до окончания пытки следователь велел ее прекратить, что давало ему право возобновить ее на следующий день с самого начала, - старый инквизиторский трюк, (иногда) позволявший обойти закон, запрещающий применение одной и той же пытки дважды.
В итоге Ринальди провел на пирамиде семьдесят два (!!) часа почти без перерыва, но так и не сознался. Увы, жизнь ему это не спасло - впоследствии он был казнен (сожжён на костре живьём) как нераскаявшийся грешник.
Если «испанский осёл» был «женским дивайсом», ибо в силу анатомических особенностей применялся почти исключительно к женщинам, то «колыбель Иуды» применялась (если верить историкам), почти исключительно к мужчинам.
Причина, вероятно, кроется опять-таки в анатомии: женщине пирамида наносила гораздо более тяжелые травмы, чем мужчине (как и наоборот – в случае с «лошадкой»), разрывая задний проход, промежность и внутренние половые органы (особенно, если ее усаживали на остриё влагалищем), что часто приводило к крайне нежелательной для трибунала смерти допрашиваемой.
Так это или нет, но это всё относилось к женщинам, не получившим инъекцию Эликсира Белого Ангела. А поскольку я оную получила, то... в общем, когда меня подвесили на верёвках (исключительно для поддержания равновесия) и усадили на верхушку пирамиды влагалищем, я улетела в райские кущи лишь чуть менее райские, чем при «покатушках на деревянной лошадке».
И летала там... нет, не 36 часов, конечно. Всего шесть... впрочем, мне этого хватило вполне. А когда меня усадили в кресло иудеев анусом, то результат был вполне сравнимым с сидением на колу.
Разумеется, и в этом случае никакой необходимости в «продолжении банкета» у Наташи или у Эры у меня не было. Поэтому после того, как я проснулась (проспав одиннадцать часов после «колыбели»), я, как и в прошлый раз, приняла душ, оделась и отправилась домой.
А когда я вернулась, меня познакомили с «ведьминой доской» (в некотором роде «дивайсом имени Лилит», ибо очень уж она его любит). И с его разновидностью - «молитвенным стулом».
Scribo, ergo sum
-
RolandVT
- Posts: 12048
- Joined: Fri Feb 09, 2024 10:42 am
- Has thanked: 165 times
- Been thanked: 2615 times
Ведьмина доска и ведьмино кресло... которых не было
Эти дивайсы интересны лишь тем, что являются прекрасным примером не в меру развитого воображения анти-христианских памфлетистов. Ибо на самом деле ни «ведьминой доски» ни, тем более, «ведьминого кресла» как орудий пыток никогда не существовало. Нигде. Вообще нигде. Как говорили братья Стругацкие в бессмертном «Понедельник начинается в субботу», не бывает. В смысле, не было. Никогда.
Как вы, конечно же, догадались, я весьма тщательно изучила исторические реалии пыток, казней, истязаний и телесных наказаний. И узнала кое-что весьма любопытное.
Во-первых, профессия палача всегда была одной из самых закрытых. Должность передавалась от отца к сыну... в крайнем случае, к зятю. В любом случае, для вступлении в должность даже помощника палача необходимо было дать обет молчания. Говоря современным языком, подписать обязательство о неразглашении палаческих секретов. Под страхом смертной казни, надо отметить.
Точно такую же подписку давали и проводившие «допрос с пристрастием» следователи (что церковные, что светские); и врач, присутствие которого при пытке было обязательным... и даже пытаемые. Особенно пытаемые.
Поэтому на самом деле никто до сих пор точно не знает, какие именно орудия пыток использовали европейские палачи. За исключением Святой Инквизиции, сделавшей достоянием гласности свой выбор – дыбой/страппадо, водой и огнём (именно в таком порядке и всего по одному разу).
Во-вторых, палачи (как и любые другие профессионалы), скажем так, не любят ни слишком напрягаться, ни особо креативить. Поэтому всегда используют весьма ограниченный набор пыток (именно этими причинами, а вовсе не гуманизмом, и обусловлен столь ограниченный выбор орудий пытки, установленный отцами-инквизиторами).
Причём орудий, которые и результате дают, и человека особо не калечат. Хоть и с натяжкой (с большой натяжкой) страппадо, пытка водой и даже пытка огнём (при умелом применении, разумеется) этим требованиям отвечают.
А вот «ведьмина доска» и «ведьмино кресло» категорически нет. Потому что человека в хлам калечат в считанные минуты (особенно «доска»), а болевое и эмоциональное воздействие несравнимо ни с дыбой, ни с водой, ни, тем более, с огнём.
Ибо «ведьмина доска» - это просто тонкая доска, в которую вбивают длинные гвозди (достаточно длинные для того, чтобы пробить доску и вылезти наружу на сантиметр-два).
После чего переворачивают остриями гвоздей вверх, кладут доску на пол, а затем ставят на неё жертву на колени... ну или босыми пятками. Чтобы острия больнее ранили ноги, вес тела старались увеличить, подвешивая к поясу на цепи тяжёлый груз или чугунное ядро.
«Ведьмино кресло» (в которое жертву усаживают) устроено аналогично, только представляет собой... правильно, деревянное кресло, а гвозди вбиваются в спинку, сиденье, ручки и ножки оного.
Я просидела на «ведьмином кресле» шесть часов и с некоторым удивлением (ибо таки «чёрная мазохистка») обнаружила, что это не произвело на меня ровным счётом никакого впечатления. Вообще. Совсем. Ни эмоционального, ни духовного, ни сексуального.
В отличие от «ведьминой доски», на которой я простояла на коленях тоже шесть часов. Разумеется, с инъекцией нано-регенератора и до, и после (на кресле было аналогично).
Сексуального возбуждения (как ни странно), ноль, а вот духовное впечатление было... впечатляющим (извините за каламбур). Впервые в жизни я не столько поняла, сколько почувствовала, что в христианстве что-то есть. Что-то великое. Прекрасное. Божественное. Неотмирное.
История с «ведьминой доской» получила совершенно неожиданное продолжение несколько месяцев спустя. Когда я (как мне тогда казалось, совершенно случайно) оказалась в британской столице.
Лондон - удивительный город. Самый мой любимый на свете. Идёшь по улицам центра - и чувствуешь величие Империи... Империи, над которой веками не заходило солнце и которой больше нет. К сожалению. К огромному сожалению.
В подвалах Адмиралтейства, где Черчилль жил в самое тяжёлое время "битвы за Англию" понимаешь, что Вторую мировую войну выиграли два человека - Черчилль в Европе и Мак-Артур на Тихом океане...
Я влюбилась в Лондон с первой секунды пребывания на его земле и целыми днями бродила по его улицам, площадям, переулкам... Но самые яркие впечатления - это храм святого Варфоломея тринадцатого века. И купол. Купол собора святого Павла. Того самого. На Трафальгарской площади.
Я крещена в православии – религии, бесконечно далёкой от современного англиканства (хотя обе они – государственные религии – и именно на этой почве с интервалом в полтысячелетия разругались с Ватиканом). Но в храме святого Варфоломея... Там и сейчас всё как в XIII веке - камни, крыша... только скамейки в часовне заменили на более современные. И мягкие.
Не знаю, что на меня накатило... но как только я вошла в небольшую часовню внутри храма, ноги сами подкосились... и я просто рухнула на колени. Я не помню, сколько я там простояла. Час? Два? Три? Или десять минут?
Я словно погрузилась в нечто совершенно удивительное. Светлое, тёплое, бесконечно доброе и ласковое. Бесконечно любящее. Я не молилась (я вообще это не умею совсем), у меня в голове не было ни мысли... только какая-то очень приятная пустота.
Заполненная... наверное, это и есть ничем не замутнённая Благодать Божья. Ничего подобного я никогда нигде не чувствовала. Ни до, ни после.
А потом я пошла на Трафальгарскую площадь. В храм святого Павла - одно из величайших творений человеческого гения. Там шла англиканская служба (храм действующий).
Я пришла почти к концу службы... в конце которой священник спросил, кто хочет и готов принять Святое Причастие. Я... не знаю, что на меня нашло... ибо я уже давно не то что причастие не принимала – я и в православный храм-то не ходила (как я уже говорила, мне всё равно, в какую церковь не ходить).
Но здесь... это было предложение, от которого мне было просто невозможно отказаться – ибо меня к алтарю тянула, тащила, влекла просто неодолимая Сила. Добрая сила.
Я храбро сделала шаг вперёд и приняла Святое Причастие. Приняла в себя Христа.
А потом... а потом я шагнула под купол. И улетела. Всё вокруг перестало существовать... даже, наверное я сама. Не было ничего, кроме удивительного состояния полёта. Полёта вверх. В добро, свет, тепло, любовь...
Мне стоило просто неимоверных усилий выйти из-под купола...
Нет, я не стала «доброй христианкой» и уж, тем более, не перешла в англиканство. Хотя в Москве есть англиканский храм - Святого Андрея. В Вознесенском переулке, of all places… Но что-то в моей жизни изменилось – и изменилось существенно.
Впрочем, это случилось спустя месяцы, в течение которых меня регулярно пытали (точнее, истязали). В том числе, и на дыбе-страппадо...
Как вы, конечно же, догадались, я весьма тщательно изучила исторические реалии пыток, казней, истязаний и телесных наказаний. И узнала кое-что весьма любопытное.
Во-первых, профессия палача всегда была одной из самых закрытых. Должность передавалась от отца к сыну... в крайнем случае, к зятю. В любом случае, для вступлении в должность даже помощника палача необходимо было дать обет молчания. Говоря современным языком, подписать обязательство о неразглашении палаческих секретов. Под страхом смертной казни, надо отметить.
Точно такую же подписку давали и проводившие «допрос с пристрастием» следователи (что церковные, что светские); и врач, присутствие которого при пытке было обязательным... и даже пытаемые. Особенно пытаемые.
Поэтому на самом деле никто до сих пор точно не знает, какие именно орудия пыток использовали европейские палачи. За исключением Святой Инквизиции, сделавшей достоянием гласности свой выбор – дыбой/страппадо, водой и огнём (именно в таком порядке и всего по одному разу).
Во-вторых, палачи (как и любые другие профессионалы), скажем так, не любят ни слишком напрягаться, ни особо креативить. Поэтому всегда используют весьма ограниченный набор пыток (именно этими причинами, а вовсе не гуманизмом, и обусловлен столь ограниченный выбор орудий пытки, установленный отцами-инквизиторами).
Причём орудий, которые и результате дают, и человека особо не калечат. Хоть и с натяжкой (с большой натяжкой) страппадо, пытка водой и даже пытка огнём (при умелом применении, разумеется) этим требованиям отвечают.
А вот «ведьмина доска» и «ведьмино кресло» категорически нет. Потому что человека в хлам калечат в считанные минуты (особенно «доска»), а болевое и эмоциональное воздействие несравнимо ни с дыбой, ни с водой, ни, тем более, с огнём.
Ибо «ведьмина доска» - это просто тонкая доска, в которую вбивают длинные гвозди (достаточно длинные для того, чтобы пробить доску и вылезти наружу на сантиметр-два).
После чего переворачивают остриями гвоздей вверх, кладут доску на пол, а затем ставят на неё жертву на колени... ну или босыми пятками. Чтобы острия больнее ранили ноги, вес тела старались увеличить, подвешивая к поясу на цепи тяжёлый груз или чугунное ядро.
«Ведьмино кресло» (в которое жертву усаживают) устроено аналогично, только представляет собой... правильно, деревянное кресло, а гвозди вбиваются в спинку, сиденье, ручки и ножки оного.
Я просидела на «ведьмином кресле» шесть часов и с некоторым удивлением (ибо таки «чёрная мазохистка») обнаружила, что это не произвело на меня ровным счётом никакого впечатления. Вообще. Совсем. Ни эмоционального, ни духовного, ни сексуального.
В отличие от «ведьминой доски», на которой я простояла на коленях тоже шесть часов. Разумеется, с инъекцией нано-регенератора и до, и после (на кресле было аналогично).
Сексуального возбуждения (как ни странно), ноль, а вот духовное впечатление было... впечатляющим (извините за каламбур). Впервые в жизни я не столько поняла, сколько почувствовала, что в христианстве что-то есть. Что-то великое. Прекрасное. Божественное. Неотмирное.
История с «ведьминой доской» получила совершенно неожиданное продолжение несколько месяцев спустя. Когда я (как мне тогда казалось, совершенно случайно) оказалась в британской столице.
Лондон - удивительный город. Самый мой любимый на свете. Идёшь по улицам центра - и чувствуешь величие Империи... Империи, над которой веками не заходило солнце и которой больше нет. К сожалению. К огромному сожалению.
В подвалах Адмиралтейства, где Черчилль жил в самое тяжёлое время "битвы за Англию" понимаешь, что Вторую мировую войну выиграли два человека - Черчилль в Европе и Мак-Артур на Тихом океане...
Я влюбилась в Лондон с первой секунды пребывания на его земле и целыми днями бродила по его улицам, площадям, переулкам... Но самые яркие впечатления - это храм святого Варфоломея тринадцатого века. И купол. Купол собора святого Павла. Того самого. На Трафальгарской площади.
Я крещена в православии – религии, бесконечно далёкой от современного англиканства (хотя обе они – государственные религии – и именно на этой почве с интервалом в полтысячелетия разругались с Ватиканом). Но в храме святого Варфоломея... Там и сейчас всё как в XIII веке - камни, крыша... только скамейки в часовне заменили на более современные. И мягкие.
Не знаю, что на меня накатило... но как только я вошла в небольшую часовню внутри храма, ноги сами подкосились... и я просто рухнула на колени. Я не помню, сколько я там простояла. Час? Два? Три? Или десять минут?
Я словно погрузилась в нечто совершенно удивительное. Светлое, тёплое, бесконечно доброе и ласковое. Бесконечно любящее. Я не молилась (я вообще это не умею совсем), у меня в голове не было ни мысли... только какая-то очень приятная пустота.
Заполненная... наверное, это и есть ничем не замутнённая Благодать Божья. Ничего подобного я никогда нигде не чувствовала. Ни до, ни после.
А потом я пошла на Трафальгарскую площадь. В храм святого Павла - одно из величайших творений человеческого гения. Там шла англиканская служба (храм действующий).
Я пришла почти к концу службы... в конце которой священник спросил, кто хочет и готов принять Святое Причастие. Я... не знаю, что на меня нашло... ибо я уже давно не то что причастие не принимала – я и в православный храм-то не ходила (как я уже говорила, мне всё равно, в какую церковь не ходить).
Но здесь... это было предложение, от которого мне было просто невозможно отказаться – ибо меня к алтарю тянула, тащила, влекла просто неодолимая Сила. Добрая сила.
Я храбро сделала шаг вперёд и приняла Святое Причастие. Приняла в себя Христа.
А потом... а потом я шагнула под купол. И улетела. Всё вокруг перестало существовать... даже, наверное я сама. Не было ничего, кроме удивительного состояния полёта. Полёта вверх. В добро, свет, тепло, любовь...
Мне стоило просто неимоверных усилий выйти из-под купола...
Нет, я не стала «доброй христианкой» и уж, тем более, не перешла в англиканство. Хотя в Москве есть англиканский храм - Святого Андрея. В Вознесенском переулке, of all places… Но что-то в моей жизни изменилось – и изменилось существенно.
Впрочем, это случилось спустя месяцы, в течение которых меня регулярно пытали (точнее, истязали). В том числе, и на дыбе-страппадо...
Scribo, ergo sum