Ауто-де-фе - глава из романа Проект Харон

[RolandVT]

До этого дня я, честно говоря, весьма скептически относился к заявлениям о существовании ведьм. Настоящих ведьм, которые достаточно хорошо владеют приёмами и техниками чёрной магии, чтобы принести заметный вред даже одному человеку – не говоря уже о сообществе.

Скептически потому, что, будучи едва ли не сильнейшим магом на планете (по мнению весьма разбирающихся в этом деле Баронессы и графа фон Шёнинга), я достаточно хорошо знаком с магией любого рода (и чёрной, и белой), чтобы сделать однозначный вывод: способных на что-то существенное магов единицы… причём все они мужского пола.

Мужского потому, что настоящие маги – в отличие от существующих лишь в воображении писателей, сценаристов, оккультистов, эзотериков, конспирологов и невежественных ширнармасс (которые невежественны чуть чаще, чем всегда) – это фактически монахи-отшельники.

Которые – помимо много чего ещё – дают обеты и целомудрия, и нестяжания… а с этим у представительниц прекрасного пола как-то не очень… если не очень не. В монахини уходят единицы; кроме того, они живут в монастырях – а там много чего творится… интересного.

Дают потому, что иначе не смогут получить доступ к весьма специфическим духовным энергиям (причём энергиям высшего порядка) необходимым для того, чтобы магические ритуалы (и вообще усилия) дали хоть какой-то результат. Который – в этом я убедился на собственном опыте – не всегда совпадает с желаемым, а иногда оказывается вообще «из другой оперы» совсем.

Однако одного взгляда на Агату было достаточно для того, чтобы убедиться в том, что из любого правила бывают исключения. Ибо Агата Андреевна Анненкова была… самой настоящей ведьмой. Без вариантов.

Во-первых, у неё была «чёрная» аура ведьмы – я уже давно достаточно хорошо научился читать человеческие ауры (даже весьма экзотические) и потому я это даже не чувствовал. Я это знал.

Во-вторых, все внешние признаки ведьмы были, как говорится, при ней. Огромные, бездонные, колдовские, завораживающие болотно-зелёные глаза «старой души» - в них реально можно было утонуть как в болоте… или в омуте.

Длинные (до пояса), огненно-рыжие (это был явно их естественный цвет), растрёпанные, «неприрученные», «дикие» волосы – такие волосы считаются едва ли не главным источником силы ведьм, поэтому им их стригли гонители.

Огромное родимое пятно на шее… пожалуй, устрашающей формы (типичная «ведьминская метка»). Как и положено ведьме – возле линии её волос. Демонические узоры вен на длинных тонких руках (обычное дело для ведьмы), отдалённо напоминающие магические руны. Кожа юной девушки – хотя по глазам видно, что ей никак не меньше тридцати… а то и все тридцать пять (если не сорок).

Длинное, почти до пят, платье приглушённого болотно-зелёного – под цвет глаз – цвета (ведьмы всегда носят одежду тёмного цвета – ибо силы их тёмные). Уйма разнообразных – и явно магических – украшений… как и колец на длинных тонких «ведьминских» пальцах.

Очень красивая – этого у неё не отнимешь – но красота эта явно демоническая. Явно очень сильные «мужские» руки – у ведьмы всегда есть хотя бы одно чисто мужское качество. Имя тоже подходящее – ведьма нередко носит имя Агата. Всё с ней ясно, в общем… ну, почти всё.

Агата рассмеялась неожиданно по-девичьи звонким смехом:

«Вижу, Вы меня прочитали… я действительно самая настоящая ведьма. Чёрная ведьма… чернее трудно придумать…»

И совершенно неожиданно объяснила: «Думаю, это у меня наследственное – я праправнучка знаменитого Чёрного Атамана Бориса Анненкова. Вы знаток истории тех времён, поэтому знаете, что это за персонаж…»

Я знал, конечно – и потому напрягся не по-детски. Ибо Чёрный Атаман Борис Владимирович Анненков (официально генерал-майор Русской армии адмирала Колчака) был даже не «чёрным садистом», а просто инфернальным танатофилом даже по жутким меркам Гражданской войны. Настоящим дьяволом во плоти…

Причём дебютировал он в этом качестве ещё до Октябрьского переворота, так что ненависть к большевикам была ни при чём. Собственно, она и потом была ни при чём, ибо Чёрный Атаман и его банда садистов (давайте называть вещи своими именами) с одинаковым удовольствием резали и белых, и красных… иными словами, и противников и официально союзников.

В начале лета 1914 года, когда казачий полк, в котором служил Анненков находился в учебных лагерях, там вспыхнул бунт. Казаки убили подъесаула Бородихина и нескольких других офицеров, в том числе и начальника лагеря.

Подостыв, бунтовщики выбрали себе новое командование из числа уцелевших офицеров. Своим временным начальником казаки выбрали… хорунжего (казачьего прапорщика) Анненкова.

Бунт был предсказуемо подавлен; военно-полевому суду были преданы 80 человек – в том числе и Анненков. Восьмерых зачинщиков казнили, двадцать самых активных участников бунта сослали на каторгу.

Анненкова сначала оправдали – за недостаточностью улик – но затем всё-таки приговорили к году и четырём месяцам тюрьмы – за «преступное бездействие». От тюрьмы его спасло начало Первой Великой войны – вместо камеры он отправился на фронт. Каким было его реальное участие в бунте, неясно – ясно только, что убийства ему понравились.

Настолько понравились, что, получив возможность безнаказанно убивать (причём с кошмарной жестокостью), он немедленно оную реализовал… и продолжал всё то время, пока такая возможность у него была.

Анненков оказался талантливым и изобретательным офицером – он предложил возродить практику «эскадронов гусар летучих», оказавшуюся чрезвычайно эффективной во время реально Отечественной войны 1812 года.

Он предложил командованию своей дивизии сформировать из сибирских казаков небольшие партизанские отряды, которые бы действовали в тылу врага, отвлекая на себя силы противника и нарушая коммуникации немецкой армии.

Командованию предложение Анненкова показалось интересным, и оно поддержало его инициативу. Было сформировано несколько партизанских или, как они назывались официально, рейдовых казачьих отрядов, во главе одного из которых был поставлен Анненков.

Казаки-партизаны отправились в немецкий тыл и начали нападать на небольшие соединения германцев, их тыловые гарнизоны, нарушать коммуникации противника, то есть делать то, что за сто лет до них почти в этих же местах творили партизаны Давыдова и Сеславина. Только против французов.

Это затрудняло наступление противника и раздражало немецкое командование, которое объявило солидную награду за голову Анненкова. Его самого это лишь позабавило, и он продолжал действовать в немецком тылу почти два года.

Самой крупной из его операций стала атака на германскую пехотную часть у Барановичей 21 июня 1916 года. Противник позорно бежал, а отряд есаула (аналог майора в нынешней армии) Анненкова захватил крупные трофеи.

За свои подвиги он заслужил не только полное прощение за Кокчетавский бунт, но и множество наград, в том числе золотое георгиевское оружие с гравировкой «За храбрость».

Высшую наградой Российской Империи за личную храбрость в бою – причём это была далеко не единственная его награда. Он был удостоен ордена Святой Анны IV степени, Святой Анны III степени, Святого Станислава II степени с мечами, Святой Анны II степени с мечами, солдатского Георгиевского креста с лавровой ветвью, а также благодарностей от командования.

Настоящий герой, в общем… что, как выяснилось впоследствии, прекрасно сочеталось с самой настоящей танатофилией. В его случае в самом страшном варианте – комплекса особо жестокого серийного массового убийцы.

Возможность реализовать на практике этот комплекс представилась Анненкову в сентябре 1918 года. Анненков, прежде сам бунтовавший против властей, впервые сам подавил восстание. Крестьянское восстание.

Крестьяне Славгородского уезда Алтайской губернии поднялись против Сибирского временного правительства. Их делегаты съехались в Славгород на крестьянский съезд. Туда и нагрянул 10 сентября отряд Анненкова (к тому времени избранного Войсковым атаманом – главкомом Сибирского казачества).

Расправа была страшной. Пятьсот повстанцев публично зарубили шашками на главной площади города, а 87 делегатов съезда зверски замучили до смерти – им выкалывали глаза, вырезали языки, срезали кожу со спины.

Затем началась карательная экспедиция по окрестным селам. В Черном Доле, где находился штаб восстания, его активистов вешали, привязывали к конским хвостам (казнили волочением), закапывали живьем.

Не щадили даже крестьянских жен и детей. Молодых женщин и девушек (даже подростков) свозили к эшелону карателей, где их сначала зверски насиловали, а затем ещё более зверски убивали. Именно после этих событий Анненкова и стали называть Чёрным Атаманом.

Однако бунт был подавлен – а именно это и было нужно Сибирскому временному правительству (как именно подавлен – было неважно). Более того, впечатленный эффективностью подавления бунта, новый военный министр (впоследствии самопровозглашённый Верховный правитель России) адмирал Колчак приказал объединить силы Анненкова в единую Партизанскую дивизию и пожаловал её командиру – Анненкову - чин генерал-майора Русской армии.

Несмотря на это, атаман не спешил признавать адмирала — он был сам себе голова. Только после обещания промышленников, близких к Колчаку, щедрее спонсировать его казаков, Анненков нехотя признал власть Верховного. Это было чистой формальностью: он и после этого не спешил выполнять приказы Колчака, а чаще всего просто игнорировал их.

Анненков обосновался в Семиречье. Эту область он мечтал сделать независимой казачьей республикой – а самому стать её диктатором, обладающим абсолютной властью. Под его началом вскоре был уже корпус, а затем и армия. Что совершенно неудивительно – ибо он был и храбрым солдатом, и талантливым командиром.

Однако он не спешил растрачивать собственные силы. После неоднократных приказов Колчака отправиться на западный фронт, он летом 1919 года отправил под Тобольск лишь несколько полков.

Неисполнение приказа Верховного Анненков мотивировал необходимостью подавлять постоянно вспыхивавшие в Семиречье восстания. На самом деле, ему просто нравилось осуществлять серийные массовые убийства – а это было реально лишь в тылу, во время подавления восстаний и прочих карательных акций.

Свои танатофильские наклонности Анненков не скрывал - любил покататься на автомобиле, задавить кошку, собаку, курицу … при случае и зазевавшегося ребёнка… или подростка.

14 октября 1919 года Анненков завершил подавление крестьянского восстания в Лепсинском уезде. Захватив Черкасское, его войска зверски убили две тысячи крестьян, в Колпаковке семьсот, в посёлке Подгорном ещё двести. Деревня Антоновка была сожжена - а в селении Кара-Булак Уч-Аральской волости были уничтожены все мужчины.

Как это часто бывает, подобные «развлечения» и эскапады крайне негативно сказались на эффективности командования и на боеспособности войск. Тем более, что Анненков спокойно относился к мародёрству своих подчинённых (чего никогда не следует делать).

Так, например, прибыв в Петропавловск, его «чёрные гусары» и «голубые уланы» занялись такими грабежами, что по приговору военно-полевого суда сразу же были расстреляны аж шестнадцать человек из их числа.

К концу 1919 года под напором РККА армия Колчака начала отступать на восток. Снабжение анненковцев резко ухудшилось, и они перешли на самообеспечение, усилив грабеж семиреченских крестьян. Это вызывало новые бунты, которые подавлялись со всё большей жестокостью (хотя вроде бы дальше уже некуда).

К концу 1919 года под черным знаменем Анненкова собралось 18-тысячное войско. При первом же столкновении с регулярными частями Красной армии эта орда, деморализованная мародерством, показала свою полную небоеспособность.

Началось стремительное отступление к китайской границе. В марте 1920-го, когда армия подошла к приграничному перевалу Сельке, взбунтовались Ярушинская бригада, драгунский полк и сербское подразделение. Это восстание было подавлено даже с большей жестокостью, чем карали мятежных крестьян.

Что неудивительно – ибо ещё в декабре у Чёрного Атамана крыша даже не поехала – а уехала. Причём уехала в далёкие инфернальные дали. Ибо он… составил план физического истребления своих частей путем массовых убийств.

Для этой цели он создал алашордынскую часть численностью примерно в тысячу сабель. Именно алашордынцы - бойцы казахских национальных формирований – и должны были стать палачами Чёрного Атамана.

В марте месяце разбитый красными частями Анненков направляется к западной границе Китая, приступает к осуществлению давно задуманного плана, который состоял в том, чтобы истребить 75-80 % своих частей.

Массовая расправа началась 19 марта, когда отряд Анненкова под натиском Красной армии подошёл к границе Китая у перевала Сельке. Это место атаман назвал Орлиное гнездо и расположился там лагерем с отрядом численностью примерно в пять тысяч человек.

В обозе последних двигались к китайской границе и офицерские семьи оренбургских казаков. Под каким-то предлогом атаман приказал направить казачий обоз в лагерь своей личной охраны.

Там всех стариков и подростков сразу же зарубили, а женщин и девушек старше десяти лет зверски изнасиловали, а после — жестоко убили. Женщин раздевали, и они переходили в пьяные компании из рук в руки, после чего их рубили шашками в самых невероятных позах.

Спастись удалось только дочери вахмистра Петрова-Оренбуржца. Изнасилованная, с отрубленной рукой она добралась до казачьего лагеря и рассказала о надругательствах над офицерскими семьями. Казачий полк тут же поднялся в ружье и двинулся к ставке атамана. Которую тут же и взял.

Полковник Завершенский приставил револьвер к голове Анненкова и потребовал выдать виновных. Вся лихость с атамана тут же слетела. Он приказал привести главных злодеев, которых перед строем зарубили добровольцы из казаков.

После этого оренбургский полк самостоятельно двинулся к китайской границе. Ему вслед дали несколько орудийных залпов, но ни разу не попали — даже стрелять из пушек они разучились. Однако массовые убийства продолжились.

В середине апреля у Анненкова осталось менее пяти тысяч человек. Он обратился к ним с воззванием, предлагая каждому выбрать, отправится ли он с атаманом на чужбину или на свой страх и риск останется в красной России.

Большинство предпочло остаться на родине. Атаман не стал их отговаривать. Он даже сделал отколовшейся части подарок: объявил, что неподалеку, в городе Карагач для них уже приготовлены подводы с припасами на дорогу.

Когда пожелавшие остаться на родине 3 800 казаков и солдат отправились в этот Карагач, вместо телег и продовольствия они обнаружили пять заранее вырытых огромных рвов и. Все «предавшие атамана» были раздеты догола, зарублены шашками (любимый способ казни Чёрного Атамана) и захоронены недалеко от озера Алаколь.

Среди убитых были и пленные красноармейцы; убивали также и подводников, которые привозили солдат к месту казни, во избежание огласки. Видимо, убитых было ещё больше – ибо в Китай с Анненковым ушли всего семьсот человек.

В их обозе двигались автомобили атамана, нагруженные золотом и драгоценностями. Анненковцы продолжили привычно бесчинствовать и на китайской территории. Местные власти несколько раз безуспешно просили атамана укротить его людей.

В марте 1921 года Чёрного Атамана, наконец, арестовали и посадили в тюрьму города Урумчи, где он провел три года. Вышел он на свободу лишь в 1924 году, когда в его дело вмешался английский консул. Англичане хотели, чтобы атаман возглавил боевое крыло русской эмиграции, но он отказался, предпочтя заняться разведением породистых лошадей.

Понятно, что такие «художества» никакая власть забывать не будет… тем более, власть Советская. Которая и организовала спецоперацию (одну из многих) на территории соседнего Китая.

7 апреля 1926 года Анненкова обманным путём захватили люди командующего Первой Китайской народной армией маршала Фэн Юйсяна, который сразу же передал его сотрудникам ОГПУ. За очень большие деньги, разумеется.

Вместе с ним был похищен начальник анненковского штаба генерал Николай Денисов, боевой соратник Анненкова ещё с Мировой войны. Через Монголию обоих переправили в СССР.

Чтобы скрыть факт выдачи Анненкова китайцами (и соответствующую операцию ОГПУ), в СССР распространялась версия о добровольном переходе им границы и сдаче советским властям, а также об отречении его от прежних взглядов, что не соответствовало действительности от слова совсем.

25 июля 1927 года в Семипалатинском театре имени Луначарского начался открытый суд над Анненковым и Денисовым. Основной пункт обвинения — массовые зверства над пленными и мирным населением; счёт жертв шёл на многие тысячи.

Следствием было, в частности, установлено, что в городе Сергиополе расстреляно, изрублено и повешено восемьсот человек. Сожжено село Троицкое, где забито насмерть сто мужчин, тринадцать женщин и семь грудных детей.

В селе Никольском выпорото триста человек (стандартное наказание, применявшееся колчаковцами вообще), расстреляно тридцать и пятеро повешено. В селе Знаменка, что в 45 верстах от Семипалатинска, вырезано почти всё население; у женщин отрезали груди.

В селе Колпаковка изрублено, расстреляно и повешено 733 человека, в посёлке Подгорном — двести. Сожжены сёла Болгарское, Константиновка, Некрасовка. В селе Покатиловка изрублена половина жителей. В Карабулаке Уч-Аральской волости зверски убиты все мужчины.

Трупы не зарывались, и собаки до такой степени откармливались и привыкли к человечьему мясу, что, зверея, бросались на живых людей. Помимо зверств над мирным населением, в вину Анненкову также ставился расстрел восставшей ярушинской бригады, пытавшейся перейти на сторону красных.

Массовый расстрел близ озера Алаколь 3 800 солдат и казаков, пожелавших при бегстве корпуса атамана в Китай остаться в России, обвинением подробно не рассматривался, ибо детально стал известен лишь после вынесения приговора.

Зрители холодели – а то и падали в обморок - от показаний ста четырёх свидетелей о зверствах, творимых анненковцами. Вот только один пример:

«Лежит голая мертвая женщина. Груди и правая рука у нее отрублены. Левый глаз вынут заостренною палкой. Палка с этим же глазом воткнута в землю. Недалеко от убитой всажен кол в землю. На колу — грудной младенец…»

Не секрет, что советские «следователи» не одну стаю собак съели и на фальсификации документов, и на ложных показаниях свидетелей… однако в этом случае всё, скорее всего было чистой правдой. Ибо многократно подтверждалось воспоминаниями эмигрантов, к красным отношения не имевших.

12 августа обоим подсудимым был вынесен смертный приговор. Оба подали прошение о помиловании, которое не было удовлетворено. Анненкова и Денисова расстреляли 25 августа 1927 года.

Совершенно справедливо расстреляли – как и Колчака с Пепеляевым (несмотря на мою нелюбовь к красным не могу не признать, что и эта парочка смертные приговоры заслужила не один десяток раз).

Седьмого сентября 1999 Военная коллегия Верховного Суда РФ совершенно справедливо отказала в реабилитации Анненкова и Денисова. Ибо некоторые жертвы «красного правосудия» получили по заслугам.

Во всей этой истории была только одна проблема: Чёрный Атаман Анненков никогда не был женат. Он вообще чурался женщин, не курил, не употреблял алкоголь, не имел друзей… видимо, все энергии сублимировали в танатофилию.

Словно прочитав мои мысли (а может, и прочитав – с ведьмы станется) Агата объяснила: «Весной 1914 года, ещё до Кокчетавского бунта, у будущего Чёрного Атамана был краткий, но очень бурный роман с моей будущей прапрабабушкой»

Сделала небольшую паузу – и продолжила:

«Роман очень плохо закончился для обеих сторон… собственно, именно после этого он и стал чураться женщин… ну, а у моей прапрабабушки всю жизнь так ничего и не получилось с мужчинами…»

Глубоко вздохнула – и продолжила:

«Однако в результате получился мой прадед, которому она дала фамилию Анненкова и отчество Борисович. Анненков так и не узнал, что у него был сын, моя прапрабабушка – кстати, её звали Агафья…»

Русскоязычный вариант греческого и германского имени Агата.

«… была гордая… да и найти его после начала Первой мировой войны было… проблематично. В нашем роду последовательно рождались мальчики – я первая один ребёнок женского пола в семье… мама после меня уже не могла рожать…»

Я уже примерно знал, что услышу дальше – и не ошибся. Ибо ведьма совершенно спокойно заявила: «Меня нужно сжечь живьём – причем на достаточно медленном огне. Чтобы я мучилась не просто долго – а очень долго…»

«За что?» - совершенно обыденным тоном осведомился я. Хотя уже почти точно знал, за что – и совершенно точно знал, что сжигать её точно не буду. Ни на медленном огне - ещё чего не хватало – ни на сколь угодно быстром.

«Я…» - Агата запнулась, явно подбирая подходящие слова. «… я даже не продала свою душу Дьяволу. Я…» - она снова запнулась.

«Влюбилась в Дьявола?» - улыбнулся я. Ибо ничего удивительного в этом не было – в одном из своих обличий Князь Тьмы – Люцифер. Самый прекрасный ангел…

Впрочем, после его грехопадения – его и каждого третьего из небесных ангелов – это «историческое» обличье Сатаны всего лишь маска. Истинное же обличье Дьявола не имеет ничего общего с карикатурным чёрным двуногим существом с рогами и копытами.

Это традиционное представление о Дьяволе - всего лишь украденное христианами у древних греков (христиане у древних греков и римлян вообще много чего позаимствовали) изображение бога Пана - бога пастушества, скотоводства, плодородия и дикой природы... и почему-то страха (отсюда и слово "паника").

Последнее, видимо и стало причиной, почему Дьявола стали изображать в виде Пана (только абсолютно чёрного). Ибо настоящее обличье Дьявола настолько ужасно и кошмарно, что кто угодно слетит с катушек, если увидит это инфернальное существо.

Поэтому реальный сатанизм вообще и всякого рода спиритические сеансы с целью вызова демонов (тоже на самом деле жутких существ), не говоря уже о самом Князе Тьмы это очень, очень плохая идея.

Агата кивнула. Я осведомился: «Надеюсь, ты в курсе, что это всего лишь маска? Что если ты увидишь Князя Тьмы в его настоящем обличье, ты сразу лишишься рассудка – необратимо и навсегда?»

Ведьма снова кивнула. Я глубоко вздохнул:

«Влюблённой женщине свойственно сделать всё, что угодно даже для любимого мужчины – не говоря уже об этом… существе. Ты, я так понимаю, уже много что сделала… точнее натворила достаточно, чтобы гарантировать себе костёр по законам пресловутого Времени Огня?»

Оно же Охота на Ведьм XV – XVIII веков. Которое на самом деле есть не более, чем лютое враньё антихристианского агитпропа. Ибо в реальности ничего подобного и близко не было – за исключением очень кратких периодов истерии и помешательства ширнармасс, которым ведьма мерещилась в каждой второй представительнице прекрасного пола.

Стараниями антихристианского агитпропа, на полную мощность работающего с конца XVIII столетия (когда французские ррреволюционеры-упыри за год убили столько же, сколько власти казнили ведьм за ТРИСТА ПЯТЬДЕСЯТ ЛЕТ) у ширнармасс по всему миру сложилось совершенно неадекватное реальности представление и о ведьмах, и об охоте на них, и о пытках ведьм, и о том, как их казнили… и вообще наказывали.

Это представление основано на нескольких утверждениях, имеющих весьма отдалённое отношение к реальности… а зачастую и вовсе оной не соответствующих.

Первое утверждение состоит в том, что никаких ведьм (в смысле, женщин, вступивших в союз с Дьяволом), на самом деле не было. В реальности очень даже были – причём их было немало, и сhеди них были даже… особы королевской крови (не говоря уже о «просто» аристократках).

Более того, мало кому известно, что основательницы феминизма как общественно-политического движения XIX вполне открыто (тогда это было уже не наказуемо) выбрали в качестве покровителя… Люцифера. Дьявола. Сатану. Вельзевула. Князя Тьмы. Злейшего врага рода человеческого.

Которого феминистки (реально инфернальная публика), ничтоже сумняшеся объявили… освободителем женщин от мужского гнёта. И заявили, что он этим занимался всю историю человечества, действуя… правильно, через ведьм.

И привели настолько убедительные доказательства, что нет уже никаких сомнений в том, что ведьмы – служанки Дьявола действительно существовали… и что их было не просто много, а очень много. Десятки, если не сотни тысяч. По всему христианскому миру.

Поэтому и Святая Инквизиция (правда, относительно недолго), и церковные власти, и власти светские охотились вовсе не за плодом своего воображения. А за самыми настоящими слугами Дьявола женского пола.

Ещё тысячи (если не десятки тысяч) женщин, хоть и не заключали союз с Дьяволом напрямую, но активно юзали методы чёрной магии с целью причинить ущерб, болезни, и даже смерть как домашнему скоту, так и людям.

А когда магические ритуалы не срабатывали, пускали в ход другое традиционное женское средство решение проблем. Яд. Поэтому многие из (якобы) безвинно погибших на костре или на эшафоте женщин (в частности, печально знаменитая маркиза де Бренвилье) были совершенно справедливо казнены за банальные убийства – иногда даже серийные – с помощью вполне себе материального яда.

Кстати, о казни этих женщин. Вторым распространённым заблуждением является глубочайшая убеждённость, что всех без исключения ведьм сжигали, причём живьём и на медленном огне.

Что категорически не соответствует действительности, ибо в реальности ведьм практически всегда предварительно либо душили (петлёй или гарротой), либо вешали, либо рубили голову (аристократкам), либо (уже после того, как костёр был зажжён) закалывали багром для перемешивания дров… ну прямо как центурион Лонгин заколол Христа на кресте на Голгофе.

Чтобы «заработать» сожжение живьём, нужно было совершить нечто совершенно невообразимое и неописуемое… а на медленном огне вообще никогда живьём не сжигали (это всё фантазии антихристианского агитпропа).

Вовсе не из человеколюбия – а как бы даже наоборот, ибо при таком методе сожжения смертельное отравление продуктами сгорания (угарным газом в первую очередь) наступает настолько быстро, что казнь превращается фактически в вариант стандартной пытки огнём.

Ещё одним распространённейшим заблуждением является уверенность в том, что ведьм сжигали на костре, ибо это была наиболее мучительная казнь. Последнее чушь собачья – ибо посажение на кол куда мучительнее (на костре смерть наступает в считанные минуты, а на колу человек умирает сутками).

Кроме того, осуждённую на смерть почти всегда быстро и (относительно) безболезненно предварительно душили (или обезглавливали) – что является дополнительным доказательством того, что мучения вообще не были целью.

Причина выбора костра проста и банальна – традиция. Тысячелетняя традиция, согласно которой осуждённых за религиозные преступления следовало именно сжигать. В частности, так поступали в древнем Риме, который был прародителем европейской цивилизации Средневековья и Нового времени.

Некоторую роль играли и два поверия: в очистительную силу пламени и в то, что сожжение тела ведьмы гарантирует ей вечное пребывание в Аду (ибо после Страшного Суда ей будет некуда воскреснуть – тела не будет).

Но ключевую роль играла именно тысячелетняя традиция… которую игнорировали, например, в Англии и английских колониях – там ведьм исключительно вешали… впрочем, и охоты на ведьм как таковой там не было.

Нередко вешали и в тех странах, где обычно жгли – такой случай в полном соответствии с реальностью описан Виктором Гюго в его (ИМХО, донельзя переоцененном) романе Собор Парижской Богоматери.

Лестницы, на которых ведьм сбрасывали в огонь, коромысла (на которых в костёр опускали), кремационные печи для сожжения ведьм живьём и специальные ниши (для копчения живьём) – это, конечно, галимый антихристианский агитпроп.

Основанный на ещё одном заблуждении – что во времена «охоты на ведьм» каждый правитель мог казнить кого угодно, как угодно, за что угодно… иными словами, что это были времена лютого произвола властей в стиле современного… ну, например, Сомали.

В реальности во времена, к которым относятся эти жуткие сказки для лохов… извините, для ширнармасс (XVI-XVIII века) все европейские страны были вполне себе правовыми государствами. Гораздо более правовыми, чем, например, нынешняя Россия.

Поэтому такого произвола там и близко не было… а была чёткая процедура, по которой после вынесения смертного приговора и выбора способа казни, определявшейся не волей суда или правителя (за самоуправство можно было нехило огрести), а уголовно-процессуальным кодексом соответствующей страны, осуждённого или осуждённую передавали палачу.

Который исполнял приговор в строгом соответствии с установленным порядком приведения смертного приговора в исполнение. Иначе можно было получить неслабых люлей – причём сразу от зрителей, ибо казни были публичными.

Известны не единичные случаи, когда из-за недостаточной квалификации палача казнь превращалась в истязание, незадачливого исполнителя побивали камнями. Прямо на эшафоте. Насмерть.

Не меньшим заблуждением является и то, что всем без исключения ведьм выносили обвинительные приговоры – а всех осуждённых за колдовство ведьм всенепременно казнили.

В реальности из всех заведённых Святой Инквизицией дел (правда, она занималась не только и не столько ведьмами) смертными приговорами заканчивались всего ТРИ ПРОЦЕНТА (!!!).

В остальных случаях дело либо прекращалось за недоказанностью; либо выносился оправдательный приговор… либо ведьма приговаривалась к тюремному заключению, церковному покаянию, изгнанию, публичным телесным наказаниям… вариантов было масса.

Именно последний вариант (наказание признанной ведьмой Катлины) показан Шарлем де Костером (злейшим врагом католичества) в Легенде об Уленшпигеле – надо отметить, в истории автор этой книги разбирался зер гут.

Следующим распространённейшим заблуждением (спасибо антихристианскому агитпропу) является то, что всех без исключения ведьм (якобы) подвергали жутким (зачастую многодневным) пыткам.

В результате которых обвиняемая либо признавала все предъявленные ей обвинения, подписывая себе смертный приговор, либо умирала под пытками, либо становилась калекой, либо сходила с ума.

Реальность (как обычно) была совершенно иной. В первую очередь потому, что (за очень редким исключением) никакой необходимости в пытках просто не было. Вообще. Совсем.

Чтобы понять, почему такой необходимости практически никогда не было, необходимо разобраться, как вообще происходило преследование ведьм (охоты как таковой не было – охотились на еретиков) на самом деле.

Полиции в современном понимании тогда не было, поэтому уголовное дело в отношении подозреваемой в союзе с Дьяволом (именно это вменялось в вину, а вовсе не колдовство, которое не являлось преступлением) возбуждал следователь либо светского суда, либо церковного (епископского) трибунала.

Возбуждал на основании доноса или жалобы – сказки о том, что какие-то охотники на ведьм якобы ездили по деревням и всех подряд женщин либо кололи шилом в родимые пятна, проверяя на связь с Князем Тьмы, либо пытались утопить – это галимый антихристианский агитпроп, конечно.

Да, во время безумия Тридцатилетней войны в Германии (кстати, в те времена за 30 лет погибло в СТО раз больше людей, чем было казнено ведьм за 350 лет) случалось и не такое, но всё же это были жуткие (и весьма редкие) эксцессы чудовищной религиозной (по сути, гражданской) войны, не имевшие прямого отношения ни к каким ведьмам.

Точнее, либо двух доносов (публичное обвинение), либо одной жалобы (частное обвинение) на ущерб, нанесённый путём колдовства. После чего, вопреки распространённому заблуждению, следователь… правильно, проверял, не было ли у доносителя шкурного интереса оболгать женщину.

Мало кому известно, что у тогдашнего следствия было право… подвергнуть доносчика пытке («доносчику первый кнут» — это как раз о пытке, а не о наказании). И таки подвергали, чтобы доносчик подтвердил обвинение… например, на дыбе-страппадо.

Если выяснялось, что доносчиком (или доносчицей) двигало желание свести счёты, устранить соперницу, наложить лапу на имущество или какой-другой шкурный мотив, он или она запросто могла пожалеть, что на свет Божий родилась – не то, что донос написал(а).

Ибо следователи и суды во все времена и все эпохи страшно не любят, когда их пытаются использовать – особенно в чисто шкурных целях. И потому наказание за это безобразие… впечатляет.

Вплоть до смертной казни – что вполне разумно, иначе суды утонут в доносах и просто не смогут работать. Кстати, приснопамятное гестапо столетия спустя работало примерно так же – и по той же причине.

Если же всё было кошерно (в широком смысле слова), то серьёзные проблемы начинались уже у той, на которую написали донос. Если ей сильно везло и на её теле имелись родимые пятна, то для неё всё заканчивалось быстро, благополучно и безболезненно… почти.

Ибо в пятно втыкали шило (это показано в той же Легенде об Уленшпигеле); из раны начинала течь кровь; следователь убеждался, что женщина не ведьма (что не всегда соответствовало действительности), её с извинениями отпускали восвояси… а доносчики получали по полной.

Если же такого пятна не было, то… нет, никто не тащил обвиняемую ни к ближайшему водоёму (для испытания водой), ни в пыточную. Её помещали в камеру предварительного заключения, а к ней домой отправляли… правильно, специалиста по обыску.

Который найдёт даже иголку в стоге сена – не говоря уже о предметах, используемых ведьмой во время ритуалов общения с нечистой силой. Которые у любой ведьмы есть всегда – иначе не получится ни магии, ни общения.

Если такие предметы находят, то дело можно передавать суду… однако перед этим ведьму пытаются… нет, не принудить к покаянию. А убедить покаяться. Ибо принудительное покаяние не считается, поэтому пытки к ней никто не применяет.

Не применяет ещё и потому, что ведьмовство дело сугубо индивидуальное – и потому у ведьмы, как правило, не было сообщников (всякие там ковены и всё такое прочее – это плод воображения сочинителей исторического худлита).

Если ведьма покаялась и покаяние сочли искренним, то на костёр она точно не попадала… то есть, могла и попасть, конечно, но у столба её сначала душили верёвкой или гарротой, а сжигали уже мёртвое тело.

А если раскаяние было особо впечатляющим (или у судьи в тот день было хорошее настроение), то ведьма могла и вовсе избежать смертного приговора, отправившись в тюрьму, в изгнание, в далёкое паломничество… хотя могла и получить энное количество плетей по голой спине. Публично, разумеется.

Если же ничего найдено не было, то ведьму… нет, обычно не отпускали с извинениями (хотя и такое случалось). Дальнейшее зависело в первую очередь от времени года… и от отношения местных властей к испытанию водой.

Которое было основано на действительно существовавшем поверии (впрочем, далеко не настолько распространённое как утверждает антихристианский агитпроп), что ведьма непременно останется на плаву, а добрая христианка… правильно, камнем пойдёт ко дну.

Теоретическое (точнее, богословское) обоснование под эту ахинею подвёл английский (и одновременно шотландский) король Яков I (James I). Персонаж неординарный даже по меркам того времени, богатом на выдающихся людей.

C одной стороны, король Яков был одним из самых образованных людей своего времени, знал не только латынь, но и древнегреческий язык; слагал стихи по-английски и по-латыни; написал книгу наставлений своему сыну и трактаты… в частности, о вреде табака (став первооткрывателем последней темы).

Широкую европейскую известность получил трактат короля Базиликон Дорон, в котором нашли отражение взгляды Якова I на сущность королевской власти и взаимоотношения монарха и подданных; государства и церкви.

А осуществлённый под его руководством перевод Библии на английский язык до сих пор остаётся классическим (и одним из лучших, если вообще не лучшим) протестантским вариантом Священного Писания. В первую очередь, благодаря высокому качеству обработки первоисточников и красоте литературного слога.

Его правление ознаменовано продолжением ренессансного расцвета культуры, начавшегося ещё при Елизавете; при нём творили Шекспир, Бен Джонсон, Уильям Драммонд и Джон Донн.

Яков присвоил труппе Шекспира статус королевской. Знаменитый философ Фрэнсис Бэкон занимал в его правительстве пост лорд-канцлера Англии. Король поощрял исследования алхимиков и новые работы в сфере медицины и естествознания… Великий король, чего уж там.

С другой стороны, он был, как бы так помягче сказать, весьма повёрнут на демонологии – и даже написал всемирно известный трактат на эту тему. Однако Яков весьма интересовался не только теоретическими проблемами демонологии, но и сам был – в бытность королём пока только Шотландии – весьма плодовитым охотником на ведьм.

Настолько плодовитым, что в его правление в Шотландии казнили около четырёх тысяч ведьм - что более, чем в два раза превышает число казнённых в Англии. И это в абсолютном выражении – в расчёте на душу населения в разы больше.

Как обычно с таких случаях, это было сугубо личное – Яков сам инициировал одно из таких судилищ, когда аж семьдесят человек были обвинены в том, что они с помощью колдовских чар устроили шторм на море, который обрушился королевский флот, перевозивший невесту Якова, Анну Датскую, в Шотландию по Северному морю.

Тогда из-за ужасных бурь флот с принцессой на борту отбросило ветрами аж до самой Норвегии, куда со спасательной экспедицией пришлось отправиться самому Якову. Но даже после счастливого воссоединения молодожёны довольно долго дрейфовали в море, пока их корабли не пристали к берегам Шотландии.

Яков полагал (правда, неясно, на каком основании – ничего подобного и близко нет ни в Священном Писании, ни в трудах Отцов Церкви), что вода не принимает тех, кто отрёкся от христовой веры, а значит и от святой воды.

Возможно, он просто творчески переосмыслил другую теорию - ведьмы летают по воздуху и соответственно должны иметь малый вес. Дьявол делает их настолько лёгкими, что они держатся на воде.

Бред сивой кобылы в лунную ночь, конечно – однако в него верили, пусть и далеко не повсеместно. Не повсеместно не в последнюю очередь потому, что ещё в 1215 году, за два века до начала охоты на ведьм, папа Римский Иннокентий III Великий (покончивший с инфернальной катарской ересью), сие запретил.

Только в XVI веке испытание водой как бы родилось заново. Сначала в Вестфалии, Лотарингии и Нидерландах… и далее много где. Связанных женщин испытывали на плавучесть в Шотландии, Англии, Франции, Германии, Венгрии, Польше и даже в западных русских землях, управляемых по магдебургскому праву.

Обвинённым в колдовстве связывали перекрёстно большие пальцы рук и ног — правую руку к левой ноге, а левую к правой. Вокруг пояса затягивали верёвку, чтобы вытащить тонущих прежде, чем они захлебнутся… и кидали в воду.

К счастью, это безумие имело место далеко не везде – в частности, потому, что его приняли в штыки многие известные демонологи – в частности, великий Жан Боден, демонолог номер один всех времён и народов, до которого в этой области королю Якову было как до Луны пешком.

В конечном итоге противники победили - во Франции уже в 1601 году процедура попала под запрет – вскоре аналогичное решение было принято и в других странах. А в 1642 году Парижский парламент преподал наглядный урок, осудив на смерть судей из Бражелона, по вине которых захлебнулась испытуемая женщина.

Однако к тому времени этому испытанию подверглась не одна тысяча женщин. Если бедолага тонула, то её вытаскивали из воды, приводили в чувство – и отпускали восвояси.

Если же не тонула…, то тут уже всё зависело от конкретного судьи или правителя (в те годы разделения властей в современном понимании ещё не было). Могли сразу отправить на смерть – милосердную (если обвиняемая каялась) или на костёр – если упорствовала в своей невиновности.

Но могли и отправить в пыточную, где в течение часа бедолага либо признавалась и каялась (чаще всего); либо сходила с ума от жуткой боли (случалось), либо умирала – и такое бывало… либо выдерживала всё и ни в чём не признавалась.

В первом случае её ждала либо милосердная смерть, либо (реже) альтернативное наказание. Если же не признавалась – как Катлина в романе Шарля де Костера …, то тут как фишка ляжет.

Могли сжечь; могли милосердно казнить; могли альтернативно наказать (как Катлину) … но могли и отпустить, сняв все обвинения. Ибо даже там, где испытание водой было принято, судьи относились к нему… примерно, как сейчас относятся к полиграфу. Принимали к сведению, но доказательством не считали.

Агата глубоко вздохнула, добыла из бездонной (как и у любой женщины) сумочки папку стандартного формата А4 и протянула мне:

«Моё видеопризнание на флешке… на бумаге то же самое, только написано собственноручно…»

Дабы исключить обвинение в видеоподлоге.

Я уже примерно знал, как разрулить эту, мягко говоря, уникальную ситуацию – даже по меркам Проекта Харон. Поэтому ни смотреть, ни читать признание Агаты Анненковой не собирался – и просто отложил папку в сторону.

После чего констатировал: «Одержимости бесами… в смысле демонами у тебя совершенно точно нет…»

Вопреки распространённому (и активно распространяемому кинобредятиной типа всяких там Exorcist I, II, III и так далее), одержимость человека бесами (демонами) хотя и теоретически возможна – и даже описана в Святых Евангелиях – в реальности встречается крайне редко.

Иными словами, среди признанных церковью случаев одержимости реальная одержимость составляет считанные проценты. Остальные случаи — это пока неизвестные науки психические заболевания либо проявления пока неизвестных эзотерике мистических/магических способностей человека.

Что совершенно неудивительно – защитная стена между нашим миром и миром, в котором обитают демоны, настолько прочна, что преодолеть её этим гнусным мерзопакостным сущностям практически нереально – хотя теоретически всё же возможно.

Агата кивнула: «Я не одержима… просто запачкалась. Очень сильно запачкалась… а в Ад очень не хочется…»

Я удивлённо посмотрел на неё. А она совершенно неожиданно указала на меня изящным ведьминским пальчиком: «А это всё ты виноват…»

«Я???» - моему изумлению не было предела. Ведьма кивнула и процитировала одну из моих статей… точнее, отрывок из оной:

«В аду чудовищно страшно, ужасно одиноко, нечеловечески больно… и длится всё это Вечность. Представьте себе самый жуткий кошмар, самую чудовищную боль, самое глубокое одиночество, умножьте на тысячу… и что всё это длится Вечность.
Это и есть Ад…»

Отношение к этому «откровению Агаты Анненковой» у меня было, мягко говоря, неоднозначным. С одной стороны, мне было приятно, что моя проповедь (давайте называть вещи своими именами), произвела достаточное впечатление на до того очарованную Дьяволом ведьму, чтобы серьёзно её напугать.

С другой… моё участие в Проекте Харон было, вообще-то, строго охраняемым секретом Общества Чёрного Солнца. Видимо, не строго совсем – ибо где-то протекло… и дотекло аж до ведьмы.

«Сегодня же поставлю на вид графу» - твёрдо решил я.

Агата уверенно продолжала: «Очистить меня сможет только Священное пламя… поэтому меня нужно сжечь живьём на медленном огне, чтобы я мучилась достаточно долго, чтобы очиститься…»

Я пожал плечами: «Я могу тебе организовать исповедь и отпущение грехов у самого настоящего католического святого. Он исповедует и отпускает грехи всем – вне зависимости от вероисповедания…»

Ибо получил на это специальное разрешение Викария Христа – Папы Римского Пия XII. Тоже святого – ибо он спас Церковь от уничтожения большевиками.

Ведьма покачала головой: «Это не поможет – мне нужна огненная епитимья. Как закоренелым еретикам и особо зловредным ведьмам, которых сжигали живьём для их же пользы…»

Вопреки распространяемому анти-католической пропагандой, в тех (редких) случаях, когда ведьм и еретиков по приговору церковного трибунала сжигали живьём, это делали вовсе не в качестве наказания жуткой смертью – и не для того, чтобы тело было уничтожено и преступник или преступница не смогли «восстать из мёртвых» после Страшного Суда.

А именно для того, чтобы очистить фундаментально запачканную ересью и/или колдовством душу грешника или грешницы – и тем самым открыть ему или ей вход в Чистилище.

Моё отношение к этому… поверью было неоднозначным… впрочем, в данный момент это не имело никакого значения. Ибо сжигать Агату – хоть на медленном огне, хоть на быстром – я совершенно не собирался (ещё чего не хватало). Да, её основательно перепачканную дьявольщиной и ведьмовством душу действительно нужно было очистить… только на этот счёт у меня была радикально иная идея.

Однако спорить с ведьмой бесполезно и вообще, и в данном случае уж точно – поэтому я поднялся из кресла и махнул рукой в сторону двери в мой типа офис:

«Как скажете, Агата Андреевна. Вы уже не первая, кого мы здесь сжигаем…»

Строго говоря, первая – Лана была отравлена, мы с Анной Болейн сожгли уже мёртвое тело… впрочем, и не первой тоже. Ибо ей предстояло совершенно иное очищение души от дьявольской грязи.

«… так что добро пожаловать в наш огненный дворик…»

Кресло для посетителей стараниями завхоза Объекта Харон тоже было поворотным, как и моё. Однако его спинка была существенно ниже – она едва доходила до лопаток Агаты, что мне и было нужно.

По неясной для меня причине (она мне так и не объяснила, зачем), моя благоверная решила обучить меня некоторым навыкам, которые она приобрела ещё в спецназе Брандунбург-800. В результате я довольно неплохо освоил технику скоростной стрельбы, которая мне уже не однажды пригодилась.

Пригодилась и на этот раз – сразу же после того, как абсолютно ничего не подозревавшая ведьма (видимо, мысли читать она всё же не умела) повернулась ко мне спиной, я мгновенно выхватил из кобуры под мышкой револьвер и выстрелил ей в спину.

Револьвер .38NLX разработки, разумеется, Управления Специальных Проектов Die Neue SS был нелетальным оружием – однако оружием ещё более, мгновенного действия, чем летальный короткоствол (именно поэтому я постоянно носил именно его, а не полагавшийся мне «генеральский» Glock 29 калибра 10мм).

Нелетальным, ибо стрелял дротиками со снотворным мгновенного действия (разработки той же организации – под руководством доктора Менгеле) в достаточном количестве, чтобы мгновенно погрузить в сон лошадь – не то, что женщину чуть более, чем средней комплекции.

Что и произошло – Агата не успела даже подняться, бессильно откинулась на низкую спинку кресла. Я убедился, что она спит (пока) беспробудным сном… беспробудным без инъекции стимулятора разработки тех же…

И позвонил королеве Анне. Ибо не сомневался, что она (как обычно во время моей смены) находится где-то совсем неподалёку. Неподалёку потому, что занимается тем же самым, что и я, выполняя добровольно взятые на себя ещё почти пятьсот лет назад обязанности штатного палача Общества Чёрного Солнца.

Я не ошибся – ибо Анна Болейн не ответила. Я оставил сообщение; она перезвонила спустя ровно семь минут.

«Голову рубила?» - не столько спросил, сколько констатировал я.

«Рубила» - честно подтвердила королева. И неожиданно продолжила: «Мальчик был… неотмирный какой-то… мне его даже жалко стало…»

Что экс-супруге английского короля Генриха VIII и многолетней обитательнице сначала французского, затем английского королевского двора (лютые гадюшники даже по тем временам) и палачу с 500-летним стажем было несвойственно.

«Впрочем» - вздохнула Анна Болейн, «может, оно и к лучшему. В наше мире он всё равно не жилец… был – собственно, поэтому к нам и пришёл…»

В программу добровольной эвтаназии, если быть более точным.

«Закончила на сегодня?» - осведомился я.

«Закончила» - подтвердила королева Анна. И, в свою очередь, спросила с нескрываемой надеждой: «У тебя есть идеи насчёт совместного времяпровождения сегодня вечером?»

«Зайди ко мне» - не столько попросил, сколько приказал я. Ибо в силу моей должности руководителя проекта по построению Новой Цивилизации, Анна Болейн (хоть и королева) была моей подчинённой.

Анна материализовалась через считанные минуты; без особого удивления (ибо за 500 лет чего только не видела) окинула взглядом беспробудно спящую ведьму – однако осведомилась: «Это что за чудо природы?»

Я объяснил. Королева Анна меня внимательно выслушала, после чего кивнула:

«Было такое – и в Германии, и в Австрии, и во Франции, и в Италии. Я там неоднократно рубила головы мечом ведьмам-аристократкам – простолюдинок вешали или душили - однако некоторых действительно приговаривали к сожжению живьём – именно с такой целью. Так себе зрелище, честно говоря…»

И предсказуемо осведомилась… точнее, констатировала: «ты ведь не собираешься выполнять её просьбу…»

Я покачал головой: «Да нет, конечно – мне предыдущего чуда хватила вполне…»

Чудо намеревалось принести себя в огненную жертву кельтскому богу Таранису. У Анны Болейн на этот счёт было иное мнение, поэтому чудо было отравлено – а сгорело уже мёртвое тело.

«Тогда что?» - в высшей степени заинтересованно осведомилась Анна. Я объяснил. Королева снова внимательно меня выслушала, задумалась, немного подумала, затем кивнула:

«А что – вполне может получиться… только поедем на моей ласточке…»

Я недоумённо посмотрел на неё. Она улыбнулась: «Ты же знаешь – я на дух не переношу твою охрану… любую…»

Легко, как пёрышко, взяла ведьму на руки (благодаря 500-летней работе палача и, скажем так, смежным занятиям, Анна Болейн была не просто сильной, а очень сильной женщиной) и отнесла её на подземную парковку Объекта Харон.

По негласной (но настоятельной) просьбе Баронессы, члены Общества Чёрного Солнца, к которому принадлежала и Анна, должны были, говоря уличным языком, не высовываться – и к их авто это относилось в первую очередь.

Но Анна Болейн была королевой – и потому ей было абсолютно наплевать на мнение какой-то там баронессы. Что её ласточка подтверждала каждую секунду.

Королевского синего цвета гибридная версия Bentley Bentayga – кроссовера класса суперлюкс. Самого дорогого кроссовера в мире. К тайге название этого авто не имеет никакого отношения – кроссовер получил своё имя в честь скал Бентайга на острове Гран-Канария Канарского архипелага.

К ещё меньшему удовольствию Баронессы, королева (в своё время прибравшая к рукам немалую часть ликвидных ценностей английской короны) не скрывала намерения подарить мне аналогичную ласточку на Рождество – только серебристого цвета.

Водила кроссовер королева так же, как работала мечом – быстро, ловко, уверенно и с эффективностью раллийного гонщика. Номер её ласточки был в белом списке московского ГИБДД (её Бентайгу было запрещено останавливать), поэтому на дорогах российской столицы она творила что хотела, не обращая внимания на какие-то там правила дорожного движения.

После того, как я впервые побывал в роли пассажира её авто, Анна Болейн ответила на незаданный мной вопрос:

«Мой… тогдашний бойфренд выигрывал Circuit of Ireland Rally…»

1000-мильная (1600 километров) кольцевая автогонка по автомобильным дорогам общего пользования вдоль побережья Ирландии вокруг страны.

«… он и приобщил. Причём настолько, что я гоняла… где я только не гоняла. Просто ради удовольствия – к победе не стремилась никогда…»

Ибо не хотела светиться.

Анна Болейн вдохновенно продолжала: «Нас с Лиамом познакомила чешская профессиональная автогонщица Элишка Юнкова, которая затем стала для меня образцом для подражания… ты же знаешь, что автоспорт изобрели женщины?»

Я кивнул. Ибо знал, что первый в мире междугородний автопробег (длиной в 106 километров – немало по меркам 1888 года) осуществила Берта Бенц — жена изобретателя автомобиля Карла Бенца (того самого).

Чехословацкая автогонщица Элишка Юнкова (получившая прозвище «королева руля» - видимо, на этом они с королевой Анной и подружились), сначала была штурманом и механиком в экипаже мужа Винсента, а когда тот травмировал руку — сама села за руль его Bugatti Type 30.

В 1924 году Элишка одержала свою дебютную победу в чехословацкой гонке "Лохотин-Тршемошна", а через два года заявила о себе на международном уровне — стала первой в своем классе на знаменитом немецком автодроме Нюрбургринг.

В 1928 году она пересела на более совершенный и быстрый Bugatti Type 35 и заняла на нем пятое место в легендарной итальянской гонке Targa Florio. Позади остались известные асы Тацио Нуволари и Эрнесто Мазерати. Именно после этой гонки она и получила своё прозвище.

Агата проснулась и с удивлением обнаружила, что надёжно… даже не привязана, а прикована к креслу. Прикована за предплечья и голени внушительного размера и веса цепями поверх мягких тканевых лент, которыми она была сначала привязана.

Кресло находилось в самом центре нанесённого на пол символа, который был поверхностно знаком Агате (как и любому уважающему себя эзотерику). Примерно трёхметрового диаметра символу Чёрного Солнца, как и в Зале Обергруппенфюреров Северной Башни замка Вевельсбург.

Круглая комната, в которой она находилась, была почти точной копией этого зала: те же колонны (всего двенадцать); те же высокие узкие стрельчатые окна почти во всю стену (аналогично); тот же куполообразный потолок…

Однако отличия всё же были – и весьма существенные. Во-первых, символ Чёрного Солнца на полу был золотого цвета, а не тёмно-зелёного, как в замке. Во-вторых, в самом центре потолочного купола находилась внушительного размера совершенно неполиткорректная свастика.

В-третьих – и это было, пожалуй, самое существенное отличие – на каждой колонне находилось по одной картине, что делало комнату похожей скорее на крипт Северной Башни, в которой на стены поместили довольно бестолковые картины – в (не оправдавшейся) надежде снизить магическую силу крипта.

Только вот в этой комнате картины были даже не из другой оперы – они были из другого мира. Благодаря родной тётке-искусствоведу Агата получила весьма неплохое образование в этой области и в живописи разбиралась не хуже профессионалов… и поэтому могла совершенно компетентно заявить, что ничего даже отдалённо подобного она не видела ни в Лувре, ни в Эрмитаже… нигде.

По духовно-эмоциональной мощи с этими картинами не могло сравниться ни одно произведение человеческого гения. Ни Рембрандт, ни Тициан, ни Микеланджело, ни Леонардо, ни Рафаэль, ни Гойя, ни Айвазовский, ни Верещагин, ни Моне… никто из них и рядом не стоял.

Ибо это были шедевры гения не-человеческого. За-человеческого. Неотмирного… более того, они и сами были иномирными произведениями. Иномирными потому, что на них не просто был изображён иной мир – каждая из них была вратами, порталом в иной мир. Причём живым порталом…

«Проснулась, наконец» - произнесла возникшая перед Агатой словно из ниоткуда женщина… точнее, девушка – ибо на вид ей было не более восемнадцати лет. И тут же усмехнулась, кивнув на пустой шприц на столике рядом:

«Странно было бы, если бы не проснулась – это снадобье и мёртвого поднимет…»

Обвела руками комнату – и представилась:

«Я Хельга Лауэри – это мои картины…»

Это имя – как и любой уважающий себя современный эзотерик – Агата слышала, причём уже не один раз. О Хельге Лауэри – по канонической версии немке с ирландскими корнями ходили слухи один фантастичнее другого.

Якобы она нашла секрет вечной молодости; вот уже много десятилетий живёт в затворничестве на вилле то ли в Берлине, то ли в Риме; пишет картины и стихи, создаёт скульптуры, которым нет и не было равных…

К великому удивлению, Хельга была облачена в стандартную униформу СС-Хельферин, к которой был прикреплён… Крест Военных Заслуг без мечей (Агата, как и многие оккультисты, разбиралась в фалеристике). Точнее, кресты – сразу второй и первой степеней (редчайший случай в истории Третьего рейха).

Хельга перехватила взгляд ведьмы и спокойно объяснила: «Я никогда не служила в СС-Хельферин – меня оформили в эту организацию по некоторым практическим соображениям…»

По настоянию влюбившейся в её творчество Ирмы фон Таубе – дабы полиция не приставала на улицах, когда в 1942 году началась эпоха повальных проверок.

«Что же касается наград…» - улыбнулась Хельга, «то по непонятным для меня причинам рейхсфюрер СС счёл необходимым столь высоко оценить мой на самом деле совсем небольшой вклад в ликвидацию особо зловредной банды Слуг Дьявола летом 1940 года…»

На самом деле, вклад был просто колоссальным – ибо без «дела Хельги Лауэри» банду не удалось бы вычислить – с катастрофическими последствиями.

«Значит, это правда…» - прошептала Агата.

«Если ты о моей вечной молодости» - усмехнулась Хельга, «то да, это правда»

И объяснила: «Я родилась в самом конце сентября 1923 года, под знаком Весов; летом 1940 года прошла Преображение, но решила не взрослеть биологически – мне было и до сих пор комфортно 17-летней. Хотя хронологически мне… сама можешь подсчитать, сколько…»

И неожиданно добавила: «Я, мягко говоря, не люблю униформу СС-Хельферин, да и к СС отношусь не лучшим образом…»

Поэтому категорически отказалась вступать в стройные ряды Die Neue SS.

«… но эта форма необходима для ритуала…»

«Ритуала?» - удивилась Агата. Хотя удивляться было нечему совершенно.

«Ритуала твоего очищения» - объяснила Хельга Лауэри. И предсказуемо для меня добавила: «И твоего Преображения. После этого ритуала тебе всегда будет… тебе сколько сейчас хронологически?»

«Тридцать четыре» - удивлённо ответила ведьма. Хельга улыбнулась:

«Теперь тебе всегда будет тридцать четыре… если ты не захочешь помолодеть…»

Агата покачала головой: «Не захочу – мне вполне комфортно в моём возрасте»

А я вдруг поймал себя на том, что всё происходившее (которое я наблюдал на некотором расстоянии от женщин) было самым настоящим ауто-де-фе. Актом веры – непоколебимой веры (в данном случае, Хельги Лауэри) в то, что очищение Агаты действительно произойдёт. Хотя, насколько мне было известно, до того, ни она, ни кто бы то ни было другой ничего подобного не предпринимали.

Хельга несколько неожиданно обратилась ко мне:

«Ты уверен, что хочешь на всё это смотреть?».

Обратилась по-немецки, ибо этот язык – согласно её досье – Агата не знала.

Я удивлённо посмотрел на неё. Она осведомилась:

«Фильм Адвокат Дьявола помнишь?»

Отличный фильм, надо отметить. И сюжет, и игра актёров – всё просто идеально.

«Ты имеешь в виду видения Мэри-Энн?» - осведомился я.

В которых коллега её мужа и его жена превращаются в кошмарных чудовищ.

Хельга кивнула и усмехнулась: «Только сейчас всё в разы кошмарнее будет…»

Я покачал головой: «Мне несвойственно бегать от всяческих страхов… даже от ужасов…». Хельга пожала плечами: «Как скажешь…»

И обратилась к ведьме:

«Я сейчас сыграю тебе некоторые свои произведения… надо бы на акустическом рояле, конечно – но его сюда просто не затащишь. Придётся удовлетвориться электронным… в смысле, цифровым мини-роялем… что занятно, фирмы Roland»

Последнее было явно адресовано мне. Я оценил иронию. Хельга прошла к дальней стене Зала Обергруппенфюреров, где находился мини-рояль, опустилась в удобное кресла… и начала играть.

Её музыка… ни в одном человеческом языке просто нет слов, чтобы её адекватно описать. Одно могу сказать – ни один земной композитор и рядом не стоял. Ни Бах, ни Бетховен, ни Моцарт, ни Чайковский – никто.

Заявляю ответственно и компетентно – ибо (спасибо маме – почти профессиональной пианистке и дяде – профессиональному музыковеду) в классической музыке я разбираюсь весьма неплохо.

Впрочем, это было неважно – важны лишь последствия. Которые были… впечатляющими. Буквально в считанные минуты после того, как Хельга начала играть на цифровом мини-рояле, на привязанную… точнее, прикованную к креслу Агату из-под купола опустился примерно двухметровой ширины молочно-белый световой столб.

И тут же началось то, о чём меня предупредила Хельга. У меня нет ни малейшего желания вдаваться в подробности (тем более, что они реально неописуемые), скажу только, что такого жуткого, кошмарного ужаса я и близко никогда не видел – и не читал. Хотя и фильмов-ужастиков пересмотрел точно больше, чем съел котлет, и романов с повестями и рассказами перечитал… аналогично.

К счастью, продолжалось всё это кошмарное безумие недолго – не более пяти минут. Когда Хельга увидела, что Агата (которая уже точно перестала быть ведьмой) обмякла, она прекратила играть. Световой столб предсказуемо немедленно исчез.

Подождав, пока Агата (уже преображённая) окончательно придёт в себя – к счастью, ждать пришлось совсем недолго – Хельга освободила женщину от цепей и фиксирующих лент, которые отправила в большую плетёную коробку.

Бывшая (точно уже бывшая) ведьма с некоторой опаской посмотрела на папку и флэшку с её исповедью. Я усмехнулся: «Ах, это…»

Взял и то, и другое со стола и решительно отправил в уже давно зажжённый камин – ещё одно отличие от Северной Башни замка Вевельсбург.

Агата изумлённо покачала головой – и ещё более изумлённо прошептала:

«Там же не на одно пожизненное…»

Я глубоко вздохнул и объяснил… точнее, изложил моё кредо:

«В силу, скажем так, некоторых особенностей моей биографии, слова правосудие, воздаяние, справедливость, наказание и так далее вообще не из моего лексикона»

Как и не из лексикона Die Neue SS и Общества Чёрного Солнца – так что я попал в максимально подходящую для меня компанию (спасибо Баронессе). Что-то мне подсказывало, что и кредо Анны Болейн было аналогичным… что было совершенно неудивительно после такого замужества…

«… для меня существует только практическая целесообразность…»

Аналогично.

Я глубоко вздохнул – и продолжил: «А поскольку практическая целесообразность говорит мне, что, во-первых, ты полностью очистилась от скверны…»

«Очистилась» - с огромным облегчением подтвердила Агата. Хельга кивнула: «Подтверждаю - очистилась»

«… а, во-вторых, ты принесёшь гораздо большую пользу…»

Я внимательно посмотрел на Хельгу. Она пожала плечами: «Отправлю её к Амалии… или Амелии – я их до сих пор путаю… она разберётся…»

Амелия Рихтер (она же Амалия Меламед – я не уверен, что она сама отличала одно от другого) была главным специалистом по оккультизму в Обществе Чёрного Солнца и уже несколько десятилетий возглавляла официально не существовавший Институт Хайнца Грюна – по имени первого директора Института изучения оккультных наук официально не существующего Анненербе.

«… в институте изучения оккультизма, чем на нарах в женской колонии…»

«Не сомневаюсь» - усмехнулась Хельга. И тут же неожиданно приказала:

«Раздевайся догола… и снимай всю свою ведьминскую атрибутику – кольца тоже»

Агата растерянно-испуганно посмотрела на неё, потом на меня – словно ища защиты от этой… фурии. Я сразу догадался, зачем – и потому покачал головой:

«Делай, что она говорит – это в твоих же интересах…»

Бывшая ведьма торопливо разделась догола и избавилась ото всей атрибутики, после чего стыдливо прикрылась руками. Что было ещё одним доказательством успеха ритуала – ведьмам совершенно не свойственно стесняться своей наготы.

Хельга безжалостно забрала одежду и всё остальное – и решительно отправила их в камин. К тому времени я уже догадался, кто его зажёг – и с какой целью.

После чего отдала очередной приказ, махнув рукой в сторону двери:

«Ванная по коридору вторая дверь направо. Смоешь с себя остатки ведьминского безумия, оденешься – к счастью, у нас с тобой один размер одежды и обуви… последняя дверь по коридору гостиная, тебя встретят и отвезут к Амалии…»

Агата опустилась на колени перед Хельгой: «Спасибо Вам огромное… даже не знаю, как вас благодарить…»

«Не дури больше» - усмехнулась Хельга. И махнула рукой: «Давай, иди мойся…»

Счёт стал 9:7 в мою пользу – я снова оторвался от Её Величества Смерти.

А Хельга предсказуемо вздохнула – и ещё более предсказуемо попросила:

«Посади меня на кол… только выпори сначала до полубессознательного…»

Предсказуемо потому, что столь грандиозные затраты энергии во время такого ритуала она могла компенсировать только таким образом.

Через несколько минут кресло было убрано из центра символа Чёрного Солнца, а на его место был установлен столб для порки на платформе. Прибивать Хельгу мне было лень, поэтому я лишь привязал её за запястья, лодыжки и талию… и засёк плетью почти до потери сознания.

После чего откатил платформу к стене и приказал заменить её на другую, на которой был установлен кол. На который я и посадил Хельгу после того, как она пришла в себя. Она садилась уже далеко не впервые, так что помощники мне не понадобились. После чего отправился… правильно, к королеве Анне.

[doublecmd]

ауто-де-фе

Впервые вижу такое написание. Прямо фэйсом-об-тэйбл. Но что можно сказать артисту, особено на holtmanm.org.ua? Он художник, он так видит.

[Anna]

ауто-де-фе

Впервые вижу такое написание. Прямо фэйсом-об-тэйбл. Но что можно сказать артисту, особено на holtmanm.org.ua? Он художник, он так видит.

Мне честно говоря, непонятно, откуда взялось популярное ныне написание "ауто да фе". На латыни будет actus de fide, на современных языках:
порт. ato de fé
исп. acto de fe
фр. acte de foi

Откуда взялось "da"? Похоже, это искажение, которое было в одном из португальских диалектов, и, к сожалению, распространилось по Европе через заимствования. Я лично за то, чтобы писать это словосочетание без старопортугальского искажения.