А это вообще на 100% реальная история - я только оформил её в виде (действительно сущетсвовавшего, хотя и иного по содержанию) донесения Аусланд-СД и добавил пару абзацев, чтобы "вклеить" её в мой роман "Семь дней в сентябре".
--------------------------------------------------
Совершенно секретно. Документ Аусланд-СД
Личному помощнику рейхсфюрера СС оберштурмбанфюреру фон Таубе
Тема: Сожжение евреев в городе Едвабне польскими активистами 10.07.1941
Дата: 14 июля 1941 года
Автор документа: СС-Оберштурмфюрер Гельмут Сарториус
Погром в Едвабне был далеко не единственным массовым убийством евреев, которое совершили не оккупационные силовые структуры (они в этих погромах практически не участвовали), а польские активисты-юдофобы. Причём исключительно по собственной инициативе – оккупационные власти в происходящее вообще не вмешивались.
Всего таких погромов только в Ломжинской и Белостокской областях было зарегистрировано двадцать три. Пятого июля во время погрома в Вонсоше польские жители зарезали и забили до смерти около двухсот евреев.
Два дня спустя во время погрома в Радзилове (это совсем рядом с Едвабне) местные активисты-юдофобы убили около восьмисот евреев, пятьсот из которых были заживо сожжены в сарае.
Едвабне получило права города в 1736 году. Согласно всеобщей переписи, в 1931 году там проживало уже 2167 человек, из которых 1300 были евреями. Население близлежащей гмины (района) и остальные жители были поляками.
К 1941 году численность еврейского населения города увеличилось до 1600 человек, однако уже в начале июля оккупационными властями было принято решение о перемещении евреев из близлежащих городов и сёл в Белосток, для последующего размещения в гетто, которое планируется создать в конце этого месяца.
В результате к 10 июля в городе осталось не более четырёхсот евреев, к которым добавились около трёхсот еврейских беженцев из соседних Радзилова и Визны (по распоряжению новых властей Визны еврейская община была изгнана из города). В результате к дню погрома в городе проживало 700-800 евреев.
В Польше в XIX и в начале ХХ века, как и во всех странах Восточной Европы со значительным еврейским населением, антисемитизм был идеологическим связующим звеном национальной демократии.
В межвоенный период антисемитизм был уже прочным фактором радикальной идеологии правых националистических сил. Мощные антисемитские мотивы можно было услышать в высказываниях иерархов польской католической церкви, в основном настроенной крайне юдофобски – по причине большой численности еврейского населения, особенно в крупных городах (Варшава, Лодзь и т.д.).
Осенью 1939 года Едвабне оказался на территориях, занятых Красной Армией. В одном отношении, однако, гмина Едвабне отличалась от других во времена советской оккупации.
А именно — там действовала очень динамичная подпольная националистическая польская организация, которую в июне 1940 года выследило и ликвидировало НКВД. Хуже того, советская госбезопасность нашла архив организации, в котором был полный список участников антисоветского подполья.
Начались массовые облавы и аресты – части НКВД окружали деревню, хватали всех взрослых жителей и сверяли их фамилии со списком подпольщиков. Кто был в списке, того забирали в тюрьму, а кого в книжке не было, того отпускали.
В общей сложности, жертвами арестов в то время стали около 250 человек из Едвабне, Радзилова, Визны и их окрестностей. В самом прямом смысле жертвами, ибо шансы на то, что, хотя бы кто-нибудь из них вернётся домой, практически равны нулю – ибо так работает система НКВД.
Что вызвало у жителей этой территории – и так настроенных крайне антисоветски и антисемитски – просто лютую ненависть как к большевикам, так и к евреям (в Польше ещё с 1920 года ставили знак равенства между первыми и вторыми).
Совершенно уникальную ненависть, которая и стала, на наш взгляд, важнейшей причиной столь чудовищной жестокости по отношению к евреям как в Радзилове, так и в Едвабне – как только представилась возможность отомстить.
Возможность представилась уже на следующий день после начала Операции Барбаросса, когда Едвабне (находившийся всего в 20 километрах от границы с Германией) был занят победоносным вермахтом.
Который – в лице фельджандармерии, видимо, и стал детонатором погрома десятого июля. Ибо начальник милиции Едвабне еврей Чеслав Купецкий, имевший самое прямое отношение к прошлогодним массовым репрессиям был схвачен местными активистами, зверски избит и сдан в фельджандармерию. Которая предсказуемо расстреляла его вместе с несколькими евреями, которых сочли угрозой безопасности оккупационных властей в городе.
Лавина пошла. Хотя первый удар пришёлся по соседнему Радзилову, у евреев которого не было никаких иллюзий по поводу их дальнейшей судьбы – поэтому они предсказуемо (и безуспешно) пустились в бега.
23 июня нескольким евреям удалось убежать из города в Белосток, где ситуация была не лучше – спустя несколько дней в результате учинённого… не очень понятно, кем, погрома погибло около двух тысяч евреев.
Другие еврейские жители Радзилова пытались спастись, убегая в поля и в деревни. Однако польские крестьяне, которые очень плохо относились к евреям (и уж точно не собирались ради них рисковать свободой, а то и жизнью), не позволили евреям даже войти в свои дворы.
В результате евреи Радзилова были вынуждены вернуться в свои дома. Соседи-поляки, издеваясь, наблюдали за перепуганными евреями и, показывая на шею, говорили: «Теперь будут резать евреев».
На антисемитской почве, местное польское население сразу побраталось с оккупантами. Польские жители города, моментально позабыв всевозможные «акции по умиротворению» Польши, соорудили в честь вермахта триумфальную арку, украшенную свастикой, портретом Гитлера и лозунгом «Да здравствует немецкая армия, освободившая нас из-под проклятого ярма жидокоммуны!».
На тот момент, в первые дни войны, ещё не было полной ясности относительно того, что делать с евреями, которые составляли в некоторых городах настолько существенную часть населения, что обоснованно могли считаться серьёзной угрозой вермахту и оккупационным властям.
Тем не менее, было совершенно очевидно, что погромы, организованные и проведённые местным населением, были (точнее, вполне могли стать) весьма эффективным методом «решения еврейского вопроса» на этих территориях. Пусть и не окончательного – об этом речи не было – но всё же решения.
Поэтому оккупационные власти – в первую очередь, вермахт и СС – весьма благожелательно относились к идеям местных активистов-юдофобов по организации разрушительных и убийственных еврейских погромов.
В идеале, конечно, хотелось бы грамотно направлять действия погромщиков, но, учитывая, мягко говоря, не особо хорошие отношения между немцами и поляками (особенно польскими националистами), это было малореально.
Поэтому оккупационные власти просто дали местным юдофобам зелёный свет – и по большей части, самоустранились от дальнейшего процесса. Хотя и не стали мешать активистам-юдофобам в вермахте и СС принимать участие в акциях.
И понеслось… Евреев избивали, грабили, а награбленное делили между собой поляки… впрочем, и наши активисты явно не остались в стороне. Буквально через несколько дней на сходе крестьяне и владельцы магазинов приняли решение не продавать евреям никакой еды. Потом у евреев-крестьян забрали коров и отдали польским крестьянам.
Потом начался террор… причём совершенно жуткий террор. Еврейской девушке, как овце, ножом отрезали голову, тело утопили в болоте, а головой… играли в какой-то совершенно инфернальный футбол.
24 июня оккупационная администрация приказала всем евреям-мужчинам собраться около синагоги. Евреи перепугались, что их хотят расстрелять – уже появились слухи, что они, как угрозы безопасности вермахта, подлежат расстрелу.
Поэтому они снова пустились в бега – и снова безуспешно, ибо бежать было некуда. Совсем некуда. Ибо местная польская милиция – невооружённая, но весьма многочисленная и активная – блокировала все выходы из города и силой возвращала тех, кто пытался убежать. Скрыться удалось буквально единицам.
Германские военные полицейские приказали собравшимся евреям вынести из синагоги и еврейской школы все книги и свитки Торы и их сжечь. Евреи отказались, тогда полицейские сделали это сами.
После чего заставили евреев петь и танцевать вокруг огромного костра. Подтянулись возбуждённые зрелищем местные юдофобы, которые начали лупить евреев чем попало.
Когда святые книги догорели, поляки запрягли евреев в телеги, сами сели на телеги (некоторые немецкие солдаты к ним присоединились) и начали погонять, немилосердно избивая. Евреи вынуждены были их тащить по всем улицам.
Юдофобы долго измывались над евреями, пока те не оказались загнаны на берег болотистой речки рядом с городком. Там евреев заставили раздеться донага и войти по шею в болото. Старики и больные, которые не могли выполнить этих зверских приказов, были избиты и брошены в более глубокое болото, где предсказуемо утонули.
А потом для евреев Радзилова начался самый настоящий Ад. Погромщики врывались в дома, забирали что могли (и хотели), а остальное крушили и уничтожали. Не забывая избивать обитателей жилища.
Польское население города с первых часов оккупации заняло радикально враждебную позицию по отношению к евреям – причём с каждым днём всё более активную, решительную, радикальную, жестокую и безжалостную. При полной поддержке (а иногда и при участии) оккупационных властей.
Становилось всё более и более очевидно, что погром – причём жуткий, кровавый, кошмарный, убийственный погром неизбежен. Более того, что он состоится уже в ближайшие дни. Избежать погрома могло только вмешательство ксёндза – влиятельного католического священника, настоятеля городского храма.
Однако в ответ на просьбу евреев защитить их, ксендз гневно ответил: «Нет никаких сомнений, что все евреи от младенца до глубокого старика коммунисты и поэтому нет никакого смысла их защищать».
И заявил, что не может сказать в защиту евреев ни одного слова, поскольку его прихожане тут же забросают его грязью. Такие же ответы были получены от всех влиятельных в городе христиан, к которым евреи обратились с просьбой о защите.
Последствия всех этих ответов не заставили долго ждать. На следующий день организовались боевые группы из молодых поляков, которые развернули самый настоящий террор еврейского населения.
С утра до вечера они отводили старых евреев, нагруженных святыми книгами, к ближайшей речке. Идти надо было сквозь строй христиан — женщин, мужчин и детей, которые оскорбляли и избивали евреев.
Затем евреев заставляли выбрасывать святые книги в воду, а потом ложиться, вставать, прятать голову, плыть и проделывать другие безумные упражнения на потеху толпе. Зрители-католики громко смеялись и хлопали в ладоши, а боевики стояли над своими жертвами и за невыполнение приказов жестоко избивали.
Женщин и девушек заставляли раздеться догола – или раздевали силой – лапали, насиловали, а потом загоняли в воду по горло и не позволяли выйти. Всех встречавшимся на их пути евреев безжалостно избивали, но даже этим не ограничивались.
С наступлением темноты эти боевики рыскали по еврейским домам, выламывая закрытые на засовы окна и двери. Попав в квартиры, они вытаскивали ненавистных им евреев и били, пока те не падали без сознания в лужах крови.
Они не щадили даже женщин с детьми на руках, били до крови и матерей, и детей. С наступлением темноты по всему городу раздавались дикие крики боевиков и пронзительные вопли избиваемых евреев и евреек.
Иногда выводили евреев на рыночную площадь и били их там. Около избиваемых евреев стояли толпы поляков — мужчин, женщин и детей, — которые смеялись над несчастными жертвами, падавшими под ударами боевиков. Единственный польский врач, находившийся в городке, не захотел оказывать избитым евреям, счёт которым шёл на многие десятки, никакой врачебной помощи.
А через несколько дней в дело вступила тяжёлая артиллерия. Начались заявления городской польской элиты, что, наконец настало время, чтобы наконец рассчитаться с теми, кто распял Иисуса Христа, кто добавляет кровь в мацу и кто причина всего зла на свете — с евреями.
Что, дескать, хватит уже цацкаться с евреями; давно пора освободить Польшу от этих притеснителей, этой отравы, разлитой в воздухе. Зерно ненависти упало на хорошо удобренную почву, подготовленную духовенством и светскими властями в течение многих лет, десятилетий, а то и столетий.
Дикая кровожадная толпа приняла это как святой призыв к выполнению великой исторической миссии – уничтожить всех евреев. А желание захватить еврейское богатство ещё сильнее повысило их мотивацию.
Оккупационные власти, хотя и внутренне поддерживали местных активистов-юдофобов, от организации и осуществления погрома самоустранились, предоставив полякам полную свободу решений и действий.
И они решили. В воскресенье, шестого июля в полдень в Радзилов пришло много поляков из соседнего Вонсоша. В котором к тому времени местные боевики уже перебили всех евреев – до последнего человека, включая стариков и младенцев. Всего более сотни человек.
Причём убили с чудовищной жестокостью – забивали палками и металлическими трубами, резали ножами, рубили топорами, поднимали на вилы. Тела сбросили в заранее вырытую огромную яму. Оккупанты вмешаться не могли при всём желании – ни одного немца в городе не было…
Узнав об этом, евреи Радзилова – уже в который раз – пустились в бега… и снова безуспешно. Ибо никто из христиан не захотел в то время пустить евреев к себе в дом и оказать им хоть какую-нибудь помощь.
Наутро поляки пустили слух, что убийц уже выгнали и что евреи могут спокойно возвращаться домой. Усталые, осунувшиеся, они возвращались, думая, что это правда, а подойдя ближе, задрожали, увидев страшное зрелище.
Ибо неподалеку от города лежали принесенные мертвые тела старого еврея и его дочери, это их крики мы слышали, их убили неподалеку от нас. Их принесли на площадь, которая потом стала местом убийства всех евреев Радзилова.
Все поляки, от детей до стариков, мужчины, женщины бежали с радостными лицами, словно желая увидеть какое-то зловещее чудо, — поглазеть на убитых поляками, которые палками забили их насмерть.
Когда девушку собирались положить в могилу, она открыла глаза и села, ибо она только потеряла сознание от побоев, но убийцы, не обращая на это внимания, закопали ее вместе с отцом. Живьём.
А потом наступил черёд евреев уже города Радзилова. Их собрали на центральной площади города и после избиений и издевательств загнали в сарай, который облили керосином (из захваченных вермахтом советских запасов) и подожгли. Живьём сгорели около полутысячи евреев; ещё около трёхсот были убиты в городе и в окрестных деревнях.
В самой Едвабне первый еврейский погром произошёл ещё 25 июня. Погромщики нападали на евреев и евреек и убивали их с просто чудовищной жестокостью. Одного забили кирпичами, другого резали ножами, потом выкололи ему глаза и отрезали язык. Он терпел жуткие муки в течение 12 часов, пока не испустил дух.
Увидев такое, две молодые мамы-еврейки, обе с младенцами на руках, видя, что творится, пошли к пруду, предпочитая утопиться вместе с детьми, чем попасть в руки убийц. Они бросили детей в воду и собственными руками их утопили, потом бросились в воду сами. Одна из них утонула сразу, а другая долго мучилась под улюлюканье собравшихся погромщиков, дававших ей советы.
Однако этот погром прекратился уже на следующий день, причём прекратил его местный ксендз, который потребовал прекращения погрома, заявив, что немецкие власти сами наведут порядок. Это подействовало, и погром прекратился.
Однако оккупационные власти не торопились окончательно решать еврейский вопрос в Едвабне, ибо в первые недели войны им было несколько не до того. Тогда новая городская польская власть, во главе которой стоял бургомистр Мариан Кароляк, вдохновлённая погромами в соседних городах (при полном попустительстве оккупантов) решила сама покончить с евреями в Едвабне.
Однако всё же решила подстраховаться и пригласила представителей немецких властей (в лице офицеров полиции безопасности и СД) на совещание по решению еврейского вопроса. Где бургомистр прямо заявил, что польские власти намерены полностью уничтожить всех евреев города.
Последние руководствовались приказом начальника РСХА Рейнгарда Гейдриха, который гласил, что «не следует препятствовать усилиям местных антикоммунистических и антиеврейских кругов на новых оккупированных территориях, направленных на их очищение от большевиков и евреев»
Однако столь радикальное решение не совсем соответствовало целям немецких властей. Поэтому они предложили бургомистру оставить в живых хотя бы по одной еврейской семье, владеющей каким-либо полезным ремеслом.
Однако присутствовавший на совещании столяр Бронислав Шлезиньский решительно заявил: «У нас есть свои мастера, мы должны убить всех евреев города; никто из них не должен остаться в живых». Бургомистр Кароляк и все остальные были полностью согласны с его позицией.
Поскольку приказ Гейдриха был недвусмысленным, офицерам СС ничего не оставалось, кроме как умыть руки и предоставить бургомистру и его подчинённым полную свободу действий. Которой те немедленно и воспользовались.
Решено было всех евреев собрать в одном месте и… сжечь. Для этой цели столяр Шлезиньский даже пожертвовал свой большой сарай, находившийся неподалеку от города. Сразу после этого совещания началась резня.
Осатаневшие (реально осатаневшие) погромщики, вооруженные топорами, деревянные палками, в которые были вбиты гвозди, и другими жуткими инструментами, выгнали всех евреев на улицы города.
Первой жертвой своих дьявольских замыслов они избрали семьдесят пять самых молодых и самых здоровых евреев, которым было приказано снять с пьедестала и унести огромный памятник Ленину, который в свое время в центре города поставили советские оккупанты (пожалуй, единственная здравая идея местной польской власти).
Тяжесть была неподъемная, но, под градом ударов, евреи все же сумели были это сделать. Перемещая памятник, они еще должны были петь, пока не принесли его на указанное им место. Там их заставили выкопать яму и сбросить туда памятник. После чего эти евреи были забиты насмерть и сброшены в ту же самую яму.
А потом начали убивать евреев направо и налево, причём выжившие в этом Аду очень скоро позавидовали мёртвым. Убийцы заставляли каждого еврея выкапывать могилу и хоронить уже убитых евреев, затем и их, в свою очередь, убивали. И другим приходилось их хоронить, а потом этот жуткий процесс повторялся снова и снова.
Жгли бороды старым евреям, убивали младенцев на груди матерей, нещадно били и заставляли петь, танцевать и т. п. Топили в пруду (это было ещё милосердие), били ножом в живот, вспарывали животы железными крюками и лопатами, отрезали языки,
А потом приступили к главной акции — к сожжению оставшихся в живых. Весь городок был окружен польской охраной, чтобы никто не мог убежать, затем всех евреев поставили по четыре человека в ряд, а раввина, девяностолетнего еврея, поставили во главе колонны, дали им в руки красное знамя (хотя где красное знамя, а где раввин) и погнали их, заставляя петь, к овину. По дороге погромщики зверски избивали их.
У ворот стояли несколько погромщиков, которые играли на разных инструментах, пытаясь заглушить крики несчастных жертв. Некоторые пробовали защищаться, но они были безоружны и потому их сразу же избивали.
Окровавленных, искалеченных, евреев впихнули в сарай. Который облили керосином и подожгли, после чего погромщики стали обходить еврейские квартиры, ища спрятавшихся больных и детей. Найденных больных бросали в бушующее пламя. А детей связывали по нескольку за ножки и притаскивали на спинах, клали на вилы и кидали на раскаленные угли.
Восемь литров керосина, которым облили овин, выдал со склада Антоний Небжидовский Эугениушу Калиновскому и своему брату Ежи, которые и разожгли этот жуткий костёр. После пожара у еще не распавшихся в прах мертвецов топорами выбивали изо рта золотые зубы и вообще всячески оскверняли тела убитых. Имущество убитых было, разумеется, разграблено погромщиками.
————————————————————————————————
«Ужас какой» – мрачно вздохнул полковник Остер, прочитав описание погрома в Едвабне, которое ему передал его друг Роланд фон Таубе (он же Михаил Колокольцев, о чём заместитель начальника военной разведки Германии даже не подозревал). «И как люди могут творить такое…»
Колокольцев покачал головой: «Это уже не люди. Это инфернальные существа, в которые их превратили бесы. Бесы ненависти, зависти, страха, гнева… похоже, там весь город одержим этими бесами. Рота экзорцистов нужна, чтобы с этим справиться… если не батальон…»