Норма выработки - глава из романа Мученицы
Posted: Sun Feb 11, 2024 12:18 pm
Благодаря просто идеальной организованности и высочайшей эффективности Лидии Крамер (в первую очередь) и похоронной команды (естественно), на повешение каждой партии из семи женщин у меня действительно уходило всего около десяти минут.
Лидия не связывала казнимым руки и ноги верёвкой, а практически мгновенно стягивала запястья, колени и лодыжки одноразовыми пластиковыми ремешками. Наступление смерти (на это уходило всего четыре минуты) определялось автоматически – Wi-Fi мониторами пульса, которые Стальная Волчица прикрепляла к запястьям женщин, когда связывала им руки в запястьях.
После этого автоматически включался механизм, который опускал тела в подвал, где похоронная команда (точнее, кремационная зондеркоманда, как её окрестила видавшая соответствующие виды Лидия) быстро освобождала тела от петель и отправляла в крематорий в соседнем здании.
В котором система сожжения тел и вентиляции была устроена настолько искусно, что со стороны работа крематория была практически незаметна… впрочем, такие технологии использовали ещё ракетчики Третьего рейха в Пенемюнде – там удалось скрыть от британской авиаразведки работу целой ТЭС…
Мониторы откреплялись от уже бездыханных тел и возвращались Лидии; петли поднимались в исходное положение; крышка люка закрывалась… и можно было принимать следующую партий из семи граций.
В результате чуть более, чем за час мы с Лидией (она была таким же жизненно важным участником казни, как и я) действительно сумели повесить сорок две женщины. Из которых – хвала Господу – лишь одна оказалась малолеткой… причём малолеткой чисто хронологически – в наши дни в пятнадцать лет женщина уже вполне взрослая.
Малолетка оказалась последней в шеренге в третьей партии и выглядела примерно на свой хронологический возраст (большая редкость – обычно такие выглядят лет так на двадцать). Поэтому, когда я подошёл к ней, чтобы надеть и затянуть петлю, я на всякий случай осведомился:
«Тебе сколько лет… хронологически?»
«Пятнадцать» – абсолютно спокойно и бесстрастно ответила она.
«Тебе не рано… в лучший мир?» – совершенно искренне спросил я.
Она покачала головой: «Я рано повзрослела; немного мистик… так что очень хорошо знаю, что меня ждёт там… и здесь…»
И с усмешкой добавила: «А до мира взрослых нужно ещё выжить в школьном Аду… ты же хорошо знаешь, что такое типичная московская средняя школа…»
Среди пациенток моей клиники лечения психических расстройств методами алготерапии (поркой и прочими болевыми воздействиями) хватало и родительниц школьников и школьниц; и учительниц; и директрис; и завучей школ; попадались и старшеклассницы; и чиновницы московской системы образования… так что я был в курсе. Поэтому кивнул.
«Поэтому выбор очевиден» – вздохнула она. И решительно кивнула: «Так что надевай мне петлю и вперёд – я готова…»
Я надел ей петлю; затянул… а она неожиданно уверенно заявила: «У тебя ещё будет много таких как я. Очень много – и даже моложе… как только они узнают, что из нашего кромешного Ада есть выход в несравнимо лучший мир…»
И, увы, оказалась права на все сто… впрочем, об этом несколько ниже.
Я повернул рычаг виселицы; створки люка распахнулись; женщины упали вниз и повисли. Я аж залюбовался – ибо все они умирали не просто красиво, а очень красиво. Что было весьма удивительно – в отличие от всевозможных снафф-картинок на тему повешения, реальная смерть на виселице не эстетична совсем.
Видимо, они действительно уходили в настолько лучший мир, что их уход сопровождался столь мощным выбросом чистых, светлых, добрых, живительных, божественных энергий, что это делало их смерть… прекрасной.
Следующий час, как мне и обещала Стальная Волчица, превратился в один сплошной расстрельный конвейер. Лидия развернулась по полной и продемонстрировала себя во всей смертоносной Хельферин-красе… что было неудивительно, учитывая её опыт именно в этом способе смертной казни.
На этот раз каждой партии было по шесть женщин – по числу патронов в обойме моего (уже, по сути, табельного) Маузера 1910 – подарка графа фон Шёнинга. Что-то мне подсказывало, что у этого ствола богатый опыт по этой части… и я даже догадывался, где его юзали, когда и на ком… и даже кто. Хотя я понимал, что вопросы на этот счёт задавать бесполезно – ответа не будет, только улыбка.
Под чутким (реально чутким – надо отдать ей должное) и чётким руководством Лидии Крамер женщины проходили в расстрельную комнату; раздевались догола; складывали одежду почему-то в большую плетёную корзину (в точно такую же упали отрубленные гильотиной головы капитана полиции Масловой и ещё одной женщины) – и покорно становились на колени в метре друг от друга.
Закрывали глаза, сцепляли руки перед собой, слегка наклоняли головы, чтобы мне было удобнее целиться в основание черепа, гарантируя мгновенную смерть даже от малокалиберной пули шесть-тридцать-пять – и закрывали глаза.
Я последовательно стрелял в голову каждой казнимой; она почти бесшумно падала лицом вперёд; я подходил к следующей… и так далее, пока не заканчивались патроны и казнимые. На каждую уходило секунд пять, не более.
Женщины абсолютно спокойно ждали своей очереди… им вообще явно было очень хорошо и комфортно (не в последнюю очередь благодаря умелому и заботливому обращению Лидии и не только).
Тела и одежду расстрелянных забирала кремационная зондеркоманда; я вставлял в Маузер полную обойму (стараниями непонятно кого у меня их была целая коробка… явно из того же источника, что и ствол) … и всё повторялось снова, пока я не выполнил назначенную Лидией норму… даже на два человека перевыполнил.
За пости в точности два часа я повесил сорок две голые женщины и расстрелял шестьдесят… тоже абсолютно голых. К счастью, среди последних малолеток не оказалось… пока, однако я понимал, что это ненадолго – слишком уж убедительным было пророчество пятнадцатилетней висельницы.
Таким образом, в общей сложности за два часа я убил сто две женщины. Судя по тому, что мне рассказывала Лидия о своих… подвигах, я сразу вышел на её уровень (недосягаемый даже для эйнзацгрупп СС и полицейских батальонов вермахта, не говоря уже о палачах НКВД в Бутово и на Коммунарке).
И, как ни странно, чувствовал себя вполне спокойно и комфортно – по крайней мере, пока. Более этого, мне всё совершённое мной очень понравилось – причём настолько, что я был готов продолжать в том же духе и в том же темпе. Однако лучше перебдеть чем недобдеть… поэтому я решил (пока) не становиться Стахановым от смертной казни.
Спокойно и комфортно потому, что на самом деле я… никого не убил. Ибо – вопреки почти универсальному, глубокому и фундаментальному заблуждению, человек – это не смертное тело, у которого есть душа. А бессмертная душа, у которой есть временное физическое тело.
Поэтому убить человека принципиально невозможно – можно лишь помочь ему (или ей) освободиться от физического тела и перейти в лучший мир. Что я и сделал сегодня – аж сто два раза.
Загвоздка состояла в том, что… нет, я, конечно, не Иисус Христос совсем (мне Варавва стократно ближе) – но уход в лучший мир человеку возможен только с моей помощью.
Или с помощью других палачей Общества Чёрного Солнца, в существовании которых у меня не было ни малейшего сомнения. Попытка уйти, совершив самоубийство приведёт к прямо противоположному результату… прямиком в Ад. На вечные мучения, много худшие, чем в мире материальном… и даже смерть от руки убийцы (серийного или обычного) вовсе не гарантирует посмертного Эдема.
Лидия удовлетворённо кивнула: «Блестяще, просто блестяще. Снимаю шляпу и восхищаюсь… впрочем, чему тут удивляться – ты очень быстро учишься… всему, что тебе нравится и чему тебе очень хочется научиться…» – добавила она.
И объявила дальнейшую программу: «Сейчас мне нужно решить несколько организационных вопросов… подожди меня где угодно, хоть на улице – ночь сегодня просто восхитительная… я тебя найду»
На удивление тёплая для московского октября… спасибо глобальному потеплению – не обязательно антропогенному.
Глубоко вздохнула – и уверенно продолжила: «Потом я тебя отвезу в свой донжон; ты меня изнасилуешь – мне сегодня очень понравилось… оба раза»
Сразу же после окончания «висельного конвейера» я снова её изнасиловал – точно так же, как после повешения Евы. К огромному обоюдному удовольствию – она снова кончила аж трижды… впрочем, для неё это было обычным делом.
«… потом засечёшь до потери сознания…»
И не только засеку – мы оба очень любили… разнообразные алго-воздействия.
«… и можешь ехать куда сочтёшь нужным» – со смехом закончила она. И упорхнула решать организационные вопросы.
Я вышел в фойе, но до улицы так и не добрался. Ибо в самом прямом смысле чуть не столкнулся с той, кого уж совсем не ожидал увидеть в центре эвтаназии.
С байкершей.
Лидия не связывала казнимым руки и ноги верёвкой, а практически мгновенно стягивала запястья, колени и лодыжки одноразовыми пластиковыми ремешками. Наступление смерти (на это уходило всего четыре минуты) определялось автоматически – Wi-Fi мониторами пульса, которые Стальная Волчица прикрепляла к запястьям женщин, когда связывала им руки в запястьях.
После этого автоматически включался механизм, который опускал тела в подвал, где похоронная команда (точнее, кремационная зондеркоманда, как её окрестила видавшая соответствующие виды Лидия) быстро освобождала тела от петель и отправляла в крематорий в соседнем здании.
В котором система сожжения тел и вентиляции была устроена настолько искусно, что со стороны работа крематория была практически незаметна… впрочем, такие технологии использовали ещё ракетчики Третьего рейха в Пенемюнде – там удалось скрыть от британской авиаразведки работу целой ТЭС…
Мониторы откреплялись от уже бездыханных тел и возвращались Лидии; петли поднимались в исходное положение; крышка люка закрывалась… и можно было принимать следующую партий из семи граций.
В результате чуть более, чем за час мы с Лидией (она была таким же жизненно важным участником казни, как и я) действительно сумели повесить сорок две женщины. Из которых – хвала Господу – лишь одна оказалась малолеткой… причём малолеткой чисто хронологически – в наши дни в пятнадцать лет женщина уже вполне взрослая.
Малолетка оказалась последней в шеренге в третьей партии и выглядела примерно на свой хронологический возраст (большая редкость – обычно такие выглядят лет так на двадцать). Поэтому, когда я подошёл к ней, чтобы надеть и затянуть петлю, я на всякий случай осведомился:
«Тебе сколько лет… хронологически?»
«Пятнадцать» – абсолютно спокойно и бесстрастно ответила она.
«Тебе не рано… в лучший мир?» – совершенно искренне спросил я.
Она покачала головой: «Я рано повзрослела; немного мистик… так что очень хорошо знаю, что меня ждёт там… и здесь…»
И с усмешкой добавила: «А до мира взрослых нужно ещё выжить в школьном Аду… ты же хорошо знаешь, что такое типичная московская средняя школа…»
Среди пациенток моей клиники лечения психических расстройств методами алготерапии (поркой и прочими болевыми воздействиями) хватало и родительниц школьников и школьниц; и учительниц; и директрис; и завучей школ; попадались и старшеклассницы; и чиновницы московской системы образования… так что я был в курсе. Поэтому кивнул.
«Поэтому выбор очевиден» – вздохнула она. И решительно кивнула: «Так что надевай мне петлю и вперёд – я готова…»
Я надел ей петлю; затянул… а она неожиданно уверенно заявила: «У тебя ещё будет много таких как я. Очень много – и даже моложе… как только они узнают, что из нашего кромешного Ада есть выход в несравнимо лучший мир…»
И, увы, оказалась права на все сто… впрочем, об этом несколько ниже.
Я повернул рычаг виселицы; створки люка распахнулись; женщины упали вниз и повисли. Я аж залюбовался – ибо все они умирали не просто красиво, а очень красиво. Что было весьма удивительно – в отличие от всевозможных снафф-картинок на тему повешения, реальная смерть на виселице не эстетична совсем.
Видимо, они действительно уходили в настолько лучший мир, что их уход сопровождался столь мощным выбросом чистых, светлых, добрых, живительных, божественных энергий, что это делало их смерть… прекрасной.
Следующий час, как мне и обещала Стальная Волчица, превратился в один сплошной расстрельный конвейер. Лидия развернулась по полной и продемонстрировала себя во всей смертоносной Хельферин-красе… что было неудивительно, учитывая её опыт именно в этом способе смертной казни.
На этот раз каждой партии было по шесть женщин – по числу патронов в обойме моего (уже, по сути, табельного) Маузера 1910 – подарка графа фон Шёнинга. Что-то мне подсказывало, что у этого ствола богатый опыт по этой части… и я даже догадывался, где его юзали, когда и на ком… и даже кто. Хотя я понимал, что вопросы на этот счёт задавать бесполезно – ответа не будет, только улыбка.
Под чутким (реально чутким – надо отдать ей должное) и чётким руководством Лидии Крамер женщины проходили в расстрельную комнату; раздевались догола; складывали одежду почему-то в большую плетёную корзину (в точно такую же упали отрубленные гильотиной головы капитана полиции Масловой и ещё одной женщины) – и покорно становились на колени в метре друг от друга.
Закрывали глаза, сцепляли руки перед собой, слегка наклоняли головы, чтобы мне было удобнее целиться в основание черепа, гарантируя мгновенную смерть даже от малокалиберной пули шесть-тридцать-пять – и закрывали глаза.
Я последовательно стрелял в голову каждой казнимой; она почти бесшумно падала лицом вперёд; я подходил к следующей… и так далее, пока не заканчивались патроны и казнимые. На каждую уходило секунд пять, не более.
Женщины абсолютно спокойно ждали своей очереди… им вообще явно было очень хорошо и комфортно (не в последнюю очередь благодаря умелому и заботливому обращению Лидии и не только).
Тела и одежду расстрелянных забирала кремационная зондеркоманда; я вставлял в Маузер полную обойму (стараниями непонятно кого у меня их была целая коробка… явно из того же источника, что и ствол) … и всё повторялось снова, пока я не выполнил назначенную Лидией норму… даже на два человека перевыполнил.
За пости в точности два часа я повесил сорок две голые женщины и расстрелял шестьдесят… тоже абсолютно голых. К счастью, среди последних малолеток не оказалось… пока, однако я понимал, что это ненадолго – слишком уж убедительным было пророчество пятнадцатилетней висельницы.
Таким образом, в общей сложности за два часа я убил сто две женщины. Судя по тому, что мне рассказывала Лидия о своих… подвигах, я сразу вышел на её уровень (недосягаемый даже для эйнзацгрупп СС и полицейских батальонов вермахта, не говоря уже о палачах НКВД в Бутово и на Коммунарке).
И, как ни странно, чувствовал себя вполне спокойно и комфортно – по крайней мере, пока. Более этого, мне всё совершённое мной очень понравилось – причём настолько, что я был готов продолжать в том же духе и в том же темпе. Однако лучше перебдеть чем недобдеть… поэтому я решил (пока) не становиться Стахановым от смертной казни.
Спокойно и комфортно потому, что на самом деле я… никого не убил. Ибо – вопреки почти универсальному, глубокому и фундаментальному заблуждению, человек – это не смертное тело, у которого есть душа. А бессмертная душа, у которой есть временное физическое тело.
Поэтому убить человека принципиально невозможно – можно лишь помочь ему (или ей) освободиться от физического тела и перейти в лучший мир. Что я и сделал сегодня – аж сто два раза.
Загвоздка состояла в том, что… нет, я, конечно, не Иисус Христос совсем (мне Варавва стократно ближе) – но уход в лучший мир человеку возможен только с моей помощью.
Или с помощью других палачей Общества Чёрного Солнца, в существовании которых у меня не было ни малейшего сомнения. Попытка уйти, совершив самоубийство приведёт к прямо противоположному результату… прямиком в Ад. На вечные мучения, много худшие, чем в мире материальном… и даже смерть от руки убийцы (серийного или обычного) вовсе не гарантирует посмертного Эдема.
Лидия удовлетворённо кивнула: «Блестяще, просто блестяще. Снимаю шляпу и восхищаюсь… впрочем, чему тут удивляться – ты очень быстро учишься… всему, что тебе нравится и чему тебе очень хочется научиться…» – добавила она.
И объявила дальнейшую программу: «Сейчас мне нужно решить несколько организационных вопросов… подожди меня где угодно, хоть на улице – ночь сегодня просто восхитительная… я тебя найду»
На удивление тёплая для московского октября… спасибо глобальному потеплению – не обязательно антропогенному.
Глубоко вздохнула – и уверенно продолжила: «Потом я тебя отвезу в свой донжон; ты меня изнасилуешь – мне сегодня очень понравилось… оба раза»
Сразу же после окончания «висельного конвейера» я снова её изнасиловал – точно так же, как после повешения Евы. К огромному обоюдному удовольствию – она снова кончила аж трижды… впрочем, для неё это было обычным делом.
«… потом засечёшь до потери сознания…»
И не только засеку – мы оба очень любили… разнообразные алго-воздействия.
«… и можешь ехать куда сочтёшь нужным» – со смехом закончила она. И упорхнула решать организационные вопросы.
Я вышел в фойе, но до улицы так и не добрался. Ибо в самом прямом смысле чуть не столкнулся с той, кого уж совсем не ожидал увидеть в центре эвтаназии.
С байкершей.