16 апреля 1942 года
Казимирск, генеральный округ Белорутения
Исаак Кон не сдал руководителя подполья в гетто Мордехая Кемпнера оккупационным властям потому, что последний был одним из его ближайших помощников в его огромной бизнес-империи. Риск того стоил – ибо от властей всегда можно было откупиться, а Мордехай приносил очень много денег.
Исаак Кон сдал руководителя подполья в гетто Мордехая Кемпнера зондерфюрерин СС Ирме фон Таубе потому, что от своих берлинских партнёров Марека и Янека Гринбергов знал, что Ирма (а) жена одного из самых могущественных людей в рейхе вообще и в СС, в частности; и (б) достаточно обучена методам болевого допроса, чтобы у неё начинали петь все – максимум через пять минут.
Через пять минут Ада, попадать в который даже на столь короткое время Исаак Давидович не имел ни малейшего желания. И потому сдал Ирме и Мордехая, и его гражданскую жену Витку Глазман, и вообще всю его подпольную группу со всеми потрохами.
Однако группу нужно было ещё задержать – причём живыми и… не то, чтобы уж совсем невредимыми (это было совершенно необязательно). Всего лишь пригодными для дальнейшего допроса.
В решении таких задач не было равных Маргарете Эссен (она же Маргарита Александровна Малкина). Хронологически тринадцатилетней и биологически восемнадцатилетней (как такое получилось, объяснить так никто и не смог) зондерфюрерин абвера (де-факто унтер-офицеру спецназа Бранденбург-800).
Внешне она выглядела на свой хронологический возраст, так что никому и в голову не могло прийти, что эта субтильная девочка опаснее пехотной роты. Ибо владела холодным оружием так, что ночью бесшумно вырезала бойцов РККА ротами, а красных партизан – отрядами.
А огнестрельным так, что в одиночку успевала расстрелять взвод краснопёрых, пока они судорожно пытались добраться до своего оружия. Могла стрелять и нелетально – по конечностям – когда краснопёрых нужно было взять живыми и основательно допросить (в последнем ей тоже было мало равных). Именно по последней причине ей и поручили Операцию Голиаф – по подпольной кличке Исаака Кона.
Рита была стопроцентной этнической еврейкой, но по целому ряду причин таковой себя не считала – поэтому ей было абсолютно всё равно, кого задерживать силовым методом – евреев или гоев.
Бойцы РККА, партизаны и подпольщики для неё тоже ничем не отличались друг от друга, ибо все они были врагами рейха и фюрера, которым она (были на то причины) присягнула при поступлении в учебку бранденбуржцев.
Подпольщиков она считала – причём её мнение было в высшей степени профессиональным, ибо действиям в тылу противника ей обучали лучшие инструктора в мире – в лучшем случае клиническими идиотами. В худшем же опаснейшими преступниками – причём опасными для своего же населения.
Идиотами потому, что те на полном серьёзе считали, что их действия могут как-то повлиять на ход боевых действий на фронте. На самом деле, на это могли повлиять лишь особо ценные разведсведения – или особо эффективные диверсии на особо важных военных объектах оккупантов.
Ни то, ни другое подпольщикам не было доступно, ибо, во-первых, разведывать в тылу вермахта было особо нечего за исключением особо охраняемых объектов, на которые подпольщики не могли попасть от слова совсем. Взрывать и выводить из строя тоже было особо нечего – по аналогичной причине.
А если бы и было, то подпольщики всё равно не смогли бы ничего сделать – ибо и для разведки, и для диверсий нужна была спецподготовка, которой у них не было от слова совсем.
Теоретически они моли бы принять профессионалов НКВД, у которых такая подготовка была… только вот оккупированные территории были настолько насыщены информаторами СД, ГФП, жандармерии и полиции безопасности (а ведь ещё были и местная полиция, и оккупационная полиция порядка, и вермахт), что шансы на успешную операцию были практически равны нулю.
Поэтому «подвиги героических подпольщиков» существовали лишь в воображении сказочников из НКВД, которые врали похлеще Совинформбюро.
Как и «подвиги народных мстителей» - ибо в реальности (зафиксированной в секретных отчётах НКВД) подавляющее большинство так называемых партизанских отрядов либо существовали только на бумаге, либо были самыми натуральными бандами, беззастенчиво грабившими местное население.
Которое буквально на коленях выпрашивало у оккупантов разрешение создать отряды самообороны от этой саранчи – брошенное РККА при отступлении оружие местные добывали сами (вплоть до артиллерии и даже танков).
Поэтому реальную опасность для оккупантов представляли лишь хорошо подготовленные, организованные и вооружённые отряды НКВД, которые были советским спецназом (этакими «красными бранденбуржцами») и не имели никакого отношения ни к партизанам, ни к подпольщикам.
Последние в лучшем случае занимались бессмысленной дурью, совершенно безопасной для оккупантов. Например, клеили листовки с призывами к сопротивлению (бессмысленными потому, что за пределами подполья желающих попасть на виселицу было ровно ноль) – или с враньём Совинформбюро.
Последнее было бессмысленным потому, что (а) уже в первый месяц войны стало кристально ясно, что Советы врут похлеще доктора Геббельса; и (б) разработанная ведомством последнего система пропаганды на оккупированных территориях была несопоставимо мощнее даже московской – не говоря уже о подполье.
Развешивали красные флаги, протыкали шины автомобилей (которые мгновенно заменяли – с логистикой у вермахта всё было зер гут), портили всякую мелочь, на которую оккупанты не обращали внимания… и так далее, и тому подобное.
Преступления против собственного народа начинались, когда подпольщики убивали оккупанта (гражданского или военнослужащего) или местного коллаборанта. Ибо за это – согласно печально знаменитому приказу Лакейтеля от 16 сентября 1941 года – полагался расстрел до сотни ни в чём не повинных гражданских.
На практике обычно расстреливали меньше – иногда гораздо меньше – но сути дела это не меняло. Ибо подпольщики убивали своих же – причём с военной точки зрения это было абсолютно бессмысленно.
Бессмысленно потому, что после этого оккупанты ставили всех и всё на уши, но террористов (давайте называть вещи своими именами) ловили и казнили – и поэтому на фронте в час гибло больше оккупантов, чем подполье любого города могло убить за всё время своего существования.
К счастью, казимирские подпольщики-евреи так и не успели никого убить… собственно, даже Исаак Кон так и не понял, зачем его помощник организовал подпольную группу (тот ему так и не объяснил). Скорее всего, лишь для очистки собственной совести – дескать, мы хотя бы попытались сопротивляться.
Когда Мордехай Кемпнер услышал условный стук в дверь условно-конспиративной квартиры его группы и заглянул в глазок, он несколько удивился. Ибо все курьеры Исаака были ему уже знакомы – а в глазок он увидел девушку-девочку на вид лет тринадцати-четырнадцати, которую он раньше никогда не видел. Причём с внушительного размера сумкой через плечо.
«Кто?» - спросил он. Незнакомка спокойно ответила: «Я от Голиафа. Открывай давай – у меня очень срочное дело…»
Услышав пароль, Мордехай несколько успокоился и открыл дверь. Девушка-девочка быстро прошла в гостиную и осведомилась: «Все дома? Хорошо бы все – у меня для вас всех очень важная информация…»
И ответила на его незаданный вопрос: «Ты меня раньше не видел потому, что я раньше не работала на Голиафа в этом качестве… да и вообще не еврейка…»
Внешне Рита была похоже скорее на итальянку из австрийского Южного Тироля, чем на еврейку. Она продолжила: «Гетто полностью блокировано спецгруппой из самого Берлина, поэтому Голиаф был вынужден обратиться ко мне…»
Это совпадало с дошедшими до Мордехая слухами, поэтому он кивнул. И подтвердил то, что Рите и так было известно из донесения группы наружного наблюдения городской полиции безопасности (гестапо): «Все дома»
Через считанные минуты все двенадцать подпольщиков-евреев собрались в гостиной конспиративной квартиры. Рита, к тому времени уже положившая на стол сумку с техническим средством болевого допроса, пересчитала присутствовавших, убедилась, что все на месте…
После чего мгновенно выхватила из-за спины два Маузера М1910 и беглым огнём прострелила правые колени подпольщикам (и подпольщицам). Точно так же – в ирландском стиле – она добывала языков там, где звуки выстрелов не были проблемой. Именно за такие (и им подобные) эскапады она и получила в абвере прозвище Морриган – по имени ирландской богини войны и смерти.
От чудовищной, нестерпимой боли подпольщики взвыли и на некоторое время, мягко говоря, потеряли связь с реальностью. Этого времени Рите хватило, чтобы безжалостно схватить каждого (и каждую) за волосы, повалить на пол на живот и связать руки за спиной заранее приготовленными верёвками.
Полюбовавшись результатами своей (как обычно) быстрой, чёткой и эффективной работы, Рита бесстрастным тоном объявила:
«Я действительно не еврейка – я немка, фольксдойче…»
Что было, в общем-то правдой, ибо национальность – это то, что у тебя в голове, душе и сердце. А не то, что у тебя в крови – тут Гитлер сотоварищи были неправы категорически.
И представилась: «Меня зовут Маргарета Эссен; я зондерфюрерин – это эквивалент вашего сержанта – спецназа абвера…»
После чего нагнулась и повернула Витку Глазман на бок так, чтобы та видела своего гражданского мужа. И предупредила: «Так и лежи. Шевельнёшься или глаза закроешь – пожалеешь, что родилась…»
После чего подошла к Мордехаю, добыла из кармана перочинный нож, наклонилась над ним, аккуратно разрезала брюки и трусы, отрезала подтяжки, после чего стянула с него брюки и бельё, оголив его от талии до лодыжек.
Перевернула на спину и предупредила: «Пискнешь или шевельнёшься – кожу сниму живьём. Например, с твоего бедра…»
Благо стараниями Шарлотты Корде (Рита знала её настоящее имя) знала, как это делается; точнее, делалось в Вандее в 1794-96 годах с республиканскими упырями.
Мордехай понял, что она не шутит и снимет, поэтому кивнул и молча наблюдал за тем, как эта инфернальная фурия разрезала на нём и распахнула его рубашку.
Затем повернула его на бок – лицом к его гражданской жене – после чего поставила рядом с ним на пол техническое средство и добыла из него «мужские» электроды. Которые затем прикрепила к самым чувствительным местам мужского тела – соскам, головке полового члена и яичкам. Последний электрод вставила в анус – до прямой кишки.
Подпольщики в ужасе молча смотрели на неё. Она включила генератор в сеть, установила мощность на три четверти от максимума… и нажала кнопку.
Мордехаю показалось, что в него ударила молния. От дикой, нестерпимой, нечеловеческой боли он заорал так, что затряслись даже стены.
Рита бесстрастно и безжалостно объявила: «Это был разовый удар. Сейчас я поставлю таймер на тридцать секунд и снова дам ток. Потом на минуту… и так далее. Больше пяти минут не выдерживал никто – все начинали петь…»
«Не надо больше боли» - глухо (и ожидаемо – ради этого всё и затевалось) сказала Витка Глазман. «Я его жена и самый близкий соратник – я знаю всё, что знает он. Я всё расскажу – только не надо больше ему делать так больно…»
И рассказала. Рита всё тщательно записала (помогли навыки стенографистки, полученные на курсах в Берлине), задала несколько уточняющих вопросов – и уже через полчаса знала о казимирском еврейском подполье всё. От тайников с оружием и взрывчаткой до подпольной типографии, где они тайком печатали листовки. И, разумеется, о внутреннем подполье в казимирском гетто.
Когда Витке было уже больше нечего рассказать, Рита сняла трубку телефона (для подполья связь ещё важнее оружия) и набрала номер временной резиденции взвода спецназа Бранденбург-800, приданного Зондеркоманде Ирма:
«Забирайте груз – только врача с собой захватите. И медсестёр… вообще всех медиков, каких найдёте. Коленки всем немного подлатать придётся…»
После чего позвонила Ирме: «Задание выполнено. Внутреннее подполье находится…». Она продиктовала адрес.
Без сопротивления - глава из повести Зондерфюрерин
- RolandVT
- Posts: 3541
- Joined: Fri Feb 09, 2024 10:42 am
- Has thanked: 90 times
- Been thanked: 1322 times