Однажды ко мне в клинику совершенно неожиданно зашёл Макс. Начальник то ли моей личной охраны (приставленной лично Магдаленой Эвой-Марией ван Хоорн), то ли – что намного более вероятно – наружного наблюдения за вашим покорным слугой.
Я с ним и с его неизменной партнёршей Майей пересекался редко – исключительно по делам Конторы и всегда на «нейтральной территории». Поэтому я несколько напрягся (мягко говоря), когда увидел его на пороге моего кабинета.
«Расслабься» - махнул рукой Макс. «Я не по работе. Просто услышал тут одну историю, которая в твою книгу просто идеально впишется...»
И по-хозяйски уселся в кресло. Я твёрдо решил улучить момент и натравить на него Илану. Моего типа ангела-хранителя из Моссад. Дабы несколько опустить с небес на грешную землю. Показав, что в моём окружении и покруче его персонажи имеются.
«Что за история?» - без особого интереса осведомился я. Ибо старался без особой необходимости с сотрудниками Конторы не общаться. Слишком уж брутальной была и эта публика, и сама организация.
История оказалась весьма необычной и очень странной. Вполне в духе конторы.
«В одной области тогда ещё советской России... неважно какой – назовём её Н-ской, имела место быть деревня. Под названием... впрочем, это тоже неважно. Важно, что в окрестных сёлах и деревнях и даже в райцентре называли её Чёрной. И старались не только никаких дел с её обитателями не иметь, но и вообще обходить за километр как минимум...»
«Почему?» - удивился я.
Макс глубоко вздохнул – и объяснил почему.
«Деревня стояла на краю Чёрного леса, о котором давно ходила дурная слава. Люди там пропадали регулярно, странные сущности в нём мелькали – не звери, не люди, а нечисть какая-то, странные звуки раздавались, огни всякие жутковатые по ночам светили...»
Обычный деревенский фольклор. При чём тут я и моя книга?
«.Поговаривали, что на болотах капище осталась с ещё дохристианских времён. И что жители деревни не в церковь ходили молиться в соседнее село, а в это капище. Какому-то неведомому богу...»
Это было уже оригинальнее. Хотя всё равно за рамки деревенского фольклора не выходило. Я по-прежнему не понимал, какое всё это имеет отношение к «Запискам доктора Клодта».
«Большевики в деревню было сунулись, но очень быстро слиняли. Говорят, кто-то из них упал замертво, другой с ума сошёл и чуть своих всех не перестрелял, третий вообще без следа сгинул...»
Тоже, скорее всего, деревенские сказки.
«Но самое интересное другое...»
«Что именно?» - спросил я.
«В этой деревне» - неожиданно медленно и задумчиво произнёс Макс, «по слухам, было принято истязать женщин. Не просто пороть – это и при советской власти имело место быть сплошь и рядом, а реально истязать. За рамками всякого и всяческого БРД...»
Безопасности (физической и психической), разумности и добровольности.
«Например?» - уже более заинтересовано спросил я. Ибо вот это уже и к моей книге имело самое прямое отношение, и за рамки обычных деревенских сказок выходило уже ощутимо.
Макс пожал плечами:
«Девушек и женщин били ременной пряжкой. Давая несколько десятков ударов. Натерев спину и ягодицы солью, били тяжёлой плетью-трёхвосткой...»
По сути, римским флагрумом. Интересно, каким ветром сей европейский дивайс занесло в Богом забытую русскую деревню...
«Сажали на деревянную кобылу с реально острой кромкой и потом били той же плетью. Клали на опилки – или на крапиву – и секли розгами. Или ремнём пороли. Секли по грудям и половым губам самыми разнообразными дивайсами...»
Это была уже реальная жесть. К сожалению, у меня было стойкое и непреодолимое подозрение, что это были отнюдь не сказки...
«... привязывали за руки к ветке дерева и били кнутом. Даже на кол сажали – неглубоко, конечно. Но очень болезненно...»
Как итальянские инквизиторы Томмазо Кампанеллу.
«... и всё такое прочее. Разумеется, ставили на горох, крупную соль, деревяшки и всё такое прочее... на сутки. Зимой выводили на мороз голыми в валенках и либо водили по двору, либо распинали на кресте. Потом отпаривали в бане – и жестоко пороли...»
Глубоко вздохнул и неожиданно добавил:
«Но самое интересное не это...»
«А что?» - удивился я.
«Если верить слухам» - всё столь же медленно и задумчиво произнёс Макс, «жительницы деревни могли выносить боль и страдания нечеловеческой силы и длительности. Реально нечеловеческой...»
Я сразу вспомнил пресловутый «Молот ведьм» приснопамятных Шпренгера и Инсисториса (Крамера). В котором утверждалось, что Дьявол способен дать ведьме силы вынести нечеловеческие истязания без какого-либо вреда для физического и психического здоровья.
«Ради жертвоприношения Дьяволу?» - спросил я. «Который питается болью и страданиями идолопоклонников?»
Макс пожал плечами. «Возможно»
«Деревня существует до сих пор?» - осторожно осведомился я. Будучи совершенно уверенным, что ответ будет отрицательным.
Макс покачал головой: «Нет, конечно»
«И что с ней случилось?» - в высшей степени заинтересованно поинтересовался я.
Макс глубоко и как-то странно-удовлетворённо вздохнул.
«Ранней осенью сорок первого в райцентр вошла эйнзацкоманда СС...»
Эйнзацкоманды были структурными подразделениями эйнзацгрупп СС (точнее, полиции безопасности и СД), которые выполняли функции «чистильщиков» на оккупированных территориях. В нацистском понимании, разумеется.
Задачей эйнзацгрупп была ликвидация потенциальных участников Сопротивления оккупантам (в число которых нацисты автоматически – и совершенно необоснованно – включали евреев мужского пола, а потом и всех еврeев от мала до велика).
Предполагалось (как очень скоро выяснилось, ошибочно) что таким образом удастся полностью обезопасить тыл вермахта от партизан, подпольщиков, диверсантов и так далее.
«Эйнзацкоманду возглавлял некий гауптштурмфюрер – фольксдойче из балтийских немцев...»
Обычная практика на оккупированных территориях – в состав командования эйнзацкоманд и эйнзацгрупп обязательно включали офицеров, свободно владевших местным языком.
«Чёрную деревню в городе не любили, поэтому очень быстро настрочили донос оккупационным властям. Донос попал к гауптштурмфюреру, тот решил изучить вопрос на месте...»
Макс сделал многозначительную паузу и продолжил:
«Видимо, ему там что-то сильно не понравилось, потому что он отдал приказ весьма необычный для осени сорок первого – в начале операции Барбаросса нацисты вели себя по отношению к местному населению относительно мягко...»
Ещё одна многозначительная пауза.
«Мужчин расстреляли, женщин отправили в концлагерь – в Равенсбрюк, по-моему, где они в конце концов и сгинули – детей в какие-то детские дома определелили... деревню сожгли дотла...»
«Действительно странно» - подумал я. «В сорок третьем это была распространённая практика, даже в сорок втором случалось. Но в сорок первом...»
«Самое необычное» - всё так же задумчиво произнёс Макс, «что гауптштурмфюрер не поленился обнаружить капище, которое таки существовало на болотах и вызвать сапёров, которые проложили гати к островку с капищем и взорвали его к известной матери. Причём хорошо так взорвали – ничего не осталось, даже островка. Только болото...»
«Но это был ещё не конец истории» - неожиданно улыбнулся Макс. Я изумлённо уставился на него. Он объяснил:
«Гаупштурмфюрер – католик, кстати – отыскал капеллана в какой-то армейской части...»
В СС капелланов не было. Никаких – ни католических, ни протестантских. Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер считал что это лишнее совсем.
«... и попросил его освятить немаленький объём воды. Которую затем залили в стандартный подвесной топливный бак, прицепили к пикировщику Юнкерс-87...»
Знаменитой «Штуке» - самому грозному оружию блицкрига.
«... и сбросили точнёхонько на то место, где было капище...»
Неожиданно встал, кивнул мне и удалился по-английски, не прощаясь. В самой Британии это называют «уйти по-французски».
Оставив меня наедине с моими размышлениями о только что услышанном.