Недобрая Англия - глава из романа Мученицы
Posted: Thu Apr 04, 2024 5:38 pm
Выговорившись до дна и вдоволь натрахавшись, Лидия отбыла заканчивать в некотором роде реинкарнацию первого этапа Акции Т4, а я отправился… правильно, в клинику своего имени – а потом на Виллу Вевельсбург.
Ни там, ни там ничего необычного не было – порка, колья, распятие… всё, как обычно. На Объекте Харон тоже всё было стандартно и предсказуемо: повешения, расстрелы (мне больше нравится термин времён Петра Великого – расстреляние пулями); два свидания с Штутгартской Девой и два – с катаной.
Необычное – и совершенно неожиданное – произошло, когда я закончил смену на Объекте Харон… точнее, основную часть смены. Ибо к ней явочным порядком добавилась часть четвёртая моих алго-морто-эскапад: работа с членами тайного (по понятным причинам) клуба снафф-самоубийц.
Я был твёрдо намерен спасти (оставить в этом мире) как можно больше дурёх, (параллельно вылечив их от радикального «синдрома Тертуллиана»), хотя и понимал, что всех, увы, не получится – по разным причинам. Однако не предполагал, что первая пассажирка «ладьи Харона» материализуется уже на третий день работы с тертуллианками – причём не моей ладьи.
То, что на этот раз путешествия через Стикс тертуллианке не избежать, я понял сразу после того, как мадемуазель д’Армон – моя ассистентка после временного перевода Лидии Крамер в реинкарнацию Акции Т4 безапелляционно заявила:
«Сейчас ты будешь мне ассистировать… для разнообразия».
Я изумлённо уставился на неё. Она объяснила:
«Сегодняшняя, как ты их называешь, тертуллианка заказала акцию имени старой недоброй Англии… точнее, короля Эдуарда III…»
Я продолжал изумлённо смотреть на неё, пока что ничего не понимая. Шарлотта Корде развела руками, закатила прекрасные глаза к потолку и объяснила:
«Повешение, потрошение и четвертование…»
Меня аж передёрнуло. Вовсе не потому, что эта казнь была запредельно мучительной – практикуемое Новыми Исповедницами посажение на кол было ничуть не лучше, не говоря уже о снятии кожи живьём (первое я многократно делал несколько раз в день; второе – почти каждый день).
А потому, что с моей Львиной кочки зрения, была просто донельзя неэстетичной, даже в самом прямом смысле отвратительной – ибо вызывала у меня почти что рвотное отвращение (даже сожжение – и то было эстетичнее).
Хотя казнь повешением, потрошением и четвертованием (к которой впоследствии добавилось предварительное волочение лошадьми к месту казни), применялась едва ли не по всей Европе, наибольшее распространение она получила в старой (и совсем недоброй) Англии – в которой этот вид казни и изобрели.
Изобрели в середине ХIII века при короле Генрихе III; сделали де-факто официальным видом смертной казни при его преемнике Эдуарде I Длинноногом (хотя лично я дал бы ему прозвище Великий – ибо очень даже есть за что).
Именно в его правление (в 1305 году) таким жутким способом был казнён знаменитый лидер шотландцев Уильям Уоллес – в реальности тот ещё бандит и вообще отморозок, каких поискать (фильм Мела Гибсона Храброе сердце – бред сивой кобылы в лунную ночь).
Однако де-юре этот вид казни стал официальным наказанием за государственную измену (которой при определённом желании можно было признать практически что угодно – закон это право монарха никак не ограничивал) лишь при внуке Длинноного – Эдуарде Третьем Виндзорском.
Несмотря на то, что действие закона теоретически распространялось также на жителей английских колоний обеих Америк, по обвинению в государственной измене было казнено лишь несколько человек в североамериканских провинциях Мэриленд и Виргиния; при этом традиционной казни через повешение, потрошение и четвертование подверглись всего два колониста.
Власти в колониях оказались не в пример гуманнее метрополии, поэтому за госизмену просто вешали… хотя, скорее всего, им было просто банально лень возиться со столь сложной «квалифицированной» казнью.
Приговорённых к ВППЧ привязывали к деревянным салазкам, напоминавшим кусок плетёной изгороди, и приволакивали лошадьми к месту казни, где последовательно подвешивали за шею (однако не давая задохнуться до смерти), кастрировали, потрошили, четвертовали и обезглавливали.
Останки казнённых выставлялись напоказ в наиболее известных публичных местах королевства и столицы, в том числе на Лондонском мосту. Теоретически к этому виду наказания могли приговорить и женщину, однако на практике представительниц прекрасного пола (из соображений общественного приличия) сжигали на костре – иногда после предварительного милосердного удушения.
Другими исключениями были особы королевской крови (обоего пола) и высшие чиновники королевства – им, в знак уважения к их особому статусу, отрубали голову – в основном банальным мясницким топором, хотя иногда и мечом.
Этот вид казни вышел из употребления (его заменили универсальным повешением – тело расчленяли уже после смерти) в конце XVIII века, однако официально была отменена лишь в 1870 году… а смертную казнь за государственную измену отменили лишь в 1998-м (!!!), хотя де-факто к тому времени за госизмену не казнили уже более полувека – с 1945 года.
Следствие по делам о госизмене в старой недоброй Англии в течение многих лет проходило… да примерно, как многие столетия спустя в сталинском СССР по печально знаменитой 58-й статье УК.
Для обвинения английского подданного в государственной измене было достаточно свидетельских показаний одного лица (с 1552 года — двух лиц). Подозреваемые последовательно подвергались конфиденциальному допросу в Тайном совете и публичному суду.
Подсудимым не полагалось ни свидетелей защиты, ни адвоката; в их отношении действовала презумпция вины, немедленно переводившая их в категорию поражённых в правах.
Пытки по закону были запрещены, однако монарх своим решением мог дать такое разрешение (оно было дано, например Иаковом I при расследовании т.н. «порохового заговора»).
Положение подсудимых улучшилось лишь в конце XVII века, когда многочисленные обвинения в «предательстве», в течение нескольких лет выдвигавшиеся против представителей партии вигов их политическими оппонентами, сделали необходимым принятие нового, пересмотренного и дополненного Акта об измене, что и было сделано в 1695 году.
Согласно новому закону, лицам, обвинявшимся в государственной измене, предоставлялось право на адвоката, свидетелей защиты, присяжных и копию обвинительного акта. Для преступлений, прямо не угрожавших жизни монарха, устанавливался трёхлетний срок давности (судьи вздохнули с облегчением).
Между оглашением и исполнением приговора обычно проходило несколько дней, в течение которых осуждённые содержались по месту заключения. Первое время после принятия этого вида казни, преступника волокли на казнь, просто привязав его сзади к лошади.
Учитывая состояние тогдашних дорог, результат был предсказуем – палачу гораздо чаще доставляли уже мёртвое тело (в лучшем случае, в безнадёжно бессознательном состоянии).
Пришлось модифицировать процесс доставки на казнь – осуждённого уже не волокли, а везли, привязав к запряжённым лошадью деревянным салазкам, напоминавшим створку ворот плетёной изгороди, дабы предоставить в распоряжение палача живого приговорённого.
Публика относилась к осуждённым… по-разному. Сильно по-разному. В некоторых случаях (например, когда «Кровавая Мэри» казнила протестантов), публика, наблюдавшая за казнью, открыто подбадривала осуждённых.
В большинстве случаев, однако, преступники, ведомые к эшафоту, подвергались жестокому обращению от зрителей. Идущего на казнь Уильяма Уоллеса хлестали плетьми, пинали, забрасывали гнильём и отбросами. Священник Томас Причард, казнённый в 1587 году (то есть, уже при Елизавете Великой), с трудом добрался виселицы, до полусмерти избитый бесновавшейся толпой.
Доставленных на эшафот осуждённых обычно приговорённых — в одной рубашке, со связанными впереди руками — сначала вешали (точнее, подвешивали за шею), по знаку шерифа сталкивая с приставной лестницы или телеги.
Зачем вешали – неясно; очень злые языки утверждали, что ППЧ в качестве смертной казни за государственную измену пролоббировали английские палачи. Что очень похоже на правду, ибо это способ открывал возможность для просто грандиозного обогащения заплечных дел мастеров.
Настолько мастеров, что умелым движением палач мог умертвить осуждённого уже во время повешения, избавив от жутких мучений во время потрошения. А поскольку госизмену совершали почти исключительно люди небедные весьма (у бедных просто не было такой возможности), то неудивительно, что изменник был готов расстаться с немалой по тем временам суммой, чтобы умереть очень быстро и практически безболезненно.
Рулившие колониями пуритане (и вообще колониальные чиновники) оказались намного проницательнее своих коллег в метрополии – и потому де-факто заменили ППЧ банальной виселицей.
Где палачу уже не заработать… да и осуждённому не обмануть суд – одному из лидеров «порохового заговора» Гаю Фоксу удалось перехитрить палача, спрыгнув с виселицы и сломав себе шею – что вызвало мгновенную смерть, к великому негодованию короля Иакова I (чуть не взорванного мистером Фоксом).
Однако такой финт мало кому удавался – как правило, казнимого опускали на грешную землю и вынимали из петли ещё весьма живым и очень даже в сознании, после чего укладывали на пятиконечный крест, к которому надёжно привязывали тело и конечности арестованного (для каждой свой брус плюс один для головы смертника).
Следующим этапом казни была кастрация (оскопление), после которой палач плавно – или не очень – переходил к потрошению. Аккуратно и очень профессионально вскрывал живот, после чего извлекал кишечник, который затем сжигал в специальной жаровне на глазах у казнимого.
Казнь потрошением (чисто потрошением) известна ещё с римских времён – согласно Житиям Святых (которым в данном случае вполне можно доверять), так был казнён Эразм Формийский (Святой Эльм) во время Великого гонения императоров Диоклетиана и Максимиана.
Если удалить только кишечный тракт, смерть наступает через несколько часов ужасной боли. Если жизненно важные органы не повреждены, сильный и крепкий мужчина, возможно, даже не потеряет сознание и (теоретически) сможет увидеть, как его кишечник сначала извлекают, а затем сжигают.
Сложно сказать, как всё это было в действительности – особенно после повешения (обычно до полубессознательного состояния) и кастрации; лично мне представляется, что казнимый отключался ещё во время вырезания кишечника.
После того, как внутренности казнимого сгорели, палач переходил к следующему этапу казни. Как правило, это было ещё не четвертование, а в некотором роде продолжение потрошения – ибо палач вырезал у казнимого сердце, которое тоже сжигалось в жаровне. Тем самым, убивая жертв – и совершая акт милосердия.
И только после этого палач рассекал уже мёртвое тело – причём не на четыре части, а на шесть, последовательно отрубая покойнику руки, ноги и голову. С которыми поступали… по-разному (хотя голову обычно насаживали на шест в Лондоне – за госизмену казнили, понятное дело, в столице).
Так, например, останки принца Уэльского Даффида III (последнего до завоевания Уэльса Англией – он отказался присягнуть королю Эдуарду I), были распределены следующим образом: правую руку с отправили в Йорк; левую руку — в Бристоль; правую ногу — в Нортгемптон; левую ногу — в Херефорд.
Голову казнённого принца сковали железом, дабы не распалась на куски от гниения, насадили на длинное древко и выставили на видном месте — на посмешище Лондону.
Однако иногда казнимого действительно четвертовали, последовательно отрубая у ещё живой жертвы сначала правую руку, затем левую ногу и только потом голову (сердце оставляли на положенном месте).
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Ни там, ни там ничего необычного не было – порка, колья, распятие… всё, как обычно. На Объекте Харон тоже всё было стандартно и предсказуемо: повешения, расстрелы (мне больше нравится термин времён Петра Великого – расстреляние пулями); два свидания с Штутгартской Девой и два – с катаной.
Необычное – и совершенно неожиданное – произошло, когда я закончил смену на Объекте Харон… точнее, основную часть смены. Ибо к ней явочным порядком добавилась часть четвёртая моих алго-морто-эскапад: работа с членами тайного (по понятным причинам) клуба снафф-самоубийц.
Я был твёрдо намерен спасти (оставить в этом мире) как можно больше дурёх, (параллельно вылечив их от радикального «синдрома Тертуллиана»), хотя и понимал, что всех, увы, не получится – по разным причинам. Однако не предполагал, что первая пассажирка «ладьи Харона» материализуется уже на третий день работы с тертуллианками – причём не моей ладьи.
То, что на этот раз путешествия через Стикс тертуллианке не избежать, я понял сразу после того, как мадемуазель д’Армон – моя ассистентка после временного перевода Лидии Крамер в реинкарнацию Акции Т4 безапелляционно заявила:
«Сейчас ты будешь мне ассистировать… для разнообразия».
Я изумлённо уставился на неё. Она объяснила:
«Сегодняшняя, как ты их называешь, тертуллианка заказала акцию имени старой недоброй Англии… точнее, короля Эдуарда III…»
Я продолжал изумлённо смотреть на неё, пока что ничего не понимая. Шарлотта Корде развела руками, закатила прекрасные глаза к потолку и объяснила:
«Повешение, потрошение и четвертование…»
Меня аж передёрнуло. Вовсе не потому, что эта казнь была запредельно мучительной – практикуемое Новыми Исповедницами посажение на кол было ничуть не лучше, не говоря уже о снятии кожи живьём (первое я многократно делал несколько раз в день; второе – почти каждый день).
А потому, что с моей Львиной кочки зрения, была просто донельзя неэстетичной, даже в самом прямом смысле отвратительной – ибо вызывала у меня почти что рвотное отвращение (даже сожжение – и то было эстетичнее).
Хотя казнь повешением, потрошением и четвертованием (к которой впоследствии добавилось предварительное волочение лошадьми к месту казни), применялась едва ли не по всей Европе, наибольшее распространение она получила в старой (и совсем недоброй) Англии – в которой этот вид казни и изобрели.
Изобрели в середине ХIII века при короле Генрихе III; сделали де-факто официальным видом смертной казни при его преемнике Эдуарде I Длинноногом (хотя лично я дал бы ему прозвище Великий – ибо очень даже есть за что).
Именно в его правление (в 1305 году) таким жутким способом был казнён знаменитый лидер шотландцев Уильям Уоллес – в реальности тот ещё бандит и вообще отморозок, каких поискать (фильм Мела Гибсона Храброе сердце – бред сивой кобылы в лунную ночь).
Однако де-юре этот вид казни стал официальным наказанием за государственную измену (которой при определённом желании можно было признать практически что угодно – закон это право монарха никак не ограничивал) лишь при внуке Длинноного – Эдуарде Третьем Виндзорском.
Несмотря на то, что действие закона теоретически распространялось также на жителей английских колоний обеих Америк, по обвинению в государственной измене было казнено лишь несколько человек в североамериканских провинциях Мэриленд и Виргиния; при этом традиционной казни через повешение, потрошение и четвертование подверглись всего два колониста.
Власти в колониях оказались не в пример гуманнее метрополии, поэтому за госизмену просто вешали… хотя, скорее всего, им было просто банально лень возиться со столь сложной «квалифицированной» казнью.
Приговорённых к ВППЧ привязывали к деревянным салазкам, напоминавшим кусок плетёной изгороди, и приволакивали лошадьми к месту казни, где последовательно подвешивали за шею (однако не давая задохнуться до смерти), кастрировали, потрошили, четвертовали и обезглавливали.
Останки казнённых выставлялись напоказ в наиболее известных публичных местах королевства и столицы, в том числе на Лондонском мосту. Теоретически к этому виду наказания могли приговорить и женщину, однако на практике представительниц прекрасного пола (из соображений общественного приличия) сжигали на костре – иногда после предварительного милосердного удушения.
Другими исключениями были особы королевской крови (обоего пола) и высшие чиновники королевства – им, в знак уважения к их особому статусу, отрубали голову – в основном банальным мясницким топором, хотя иногда и мечом.
Этот вид казни вышел из употребления (его заменили универсальным повешением – тело расчленяли уже после смерти) в конце XVIII века, однако официально была отменена лишь в 1870 году… а смертную казнь за государственную измену отменили лишь в 1998-м (!!!), хотя де-факто к тому времени за госизмену не казнили уже более полувека – с 1945 года.
Следствие по делам о госизмене в старой недоброй Англии в течение многих лет проходило… да примерно, как многие столетия спустя в сталинском СССР по печально знаменитой 58-й статье УК.
Для обвинения английского подданного в государственной измене было достаточно свидетельских показаний одного лица (с 1552 года — двух лиц). Подозреваемые последовательно подвергались конфиденциальному допросу в Тайном совете и публичному суду.
Подсудимым не полагалось ни свидетелей защиты, ни адвоката; в их отношении действовала презумпция вины, немедленно переводившая их в категорию поражённых в правах.
Пытки по закону были запрещены, однако монарх своим решением мог дать такое разрешение (оно было дано, например Иаковом I при расследовании т.н. «порохового заговора»).
Положение подсудимых улучшилось лишь в конце XVII века, когда многочисленные обвинения в «предательстве», в течение нескольких лет выдвигавшиеся против представителей партии вигов их политическими оппонентами, сделали необходимым принятие нового, пересмотренного и дополненного Акта об измене, что и было сделано в 1695 году.
Согласно новому закону, лицам, обвинявшимся в государственной измене, предоставлялось право на адвоката, свидетелей защиты, присяжных и копию обвинительного акта. Для преступлений, прямо не угрожавших жизни монарха, устанавливался трёхлетний срок давности (судьи вздохнули с облегчением).
Между оглашением и исполнением приговора обычно проходило несколько дней, в течение которых осуждённые содержались по месту заключения. Первое время после принятия этого вида казни, преступника волокли на казнь, просто привязав его сзади к лошади.
Учитывая состояние тогдашних дорог, результат был предсказуем – палачу гораздо чаще доставляли уже мёртвое тело (в лучшем случае, в безнадёжно бессознательном состоянии).
Пришлось модифицировать процесс доставки на казнь – осуждённого уже не волокли, а везли, привязав к запряжённым лошадью деревянным салазкам, напоминавшим створку ворот плетёной изгороди, дабы предоставить в распоряжение палача живого приговорённого.
Публика относилась к осуждённым… по-разному. Сильно по-разному. В некоторых случаях (например, когда «Кровавая Мэри» казнила протестантов), публика, наблюдавшая за казнью, открыто подбадривала осуждённых.
В большинстве случаев, однако, преступники, ведомые к эшафоту, подвергались жестокому обращению от зрителей. Идущего на казнь Уильяма Уоллеса хлестали плетьми, пинали, забрасывали гнильём и отбросами. Священник Томас Причард, казнённый в 1587 году (то есть, уже при Елизавете Великой), с трудом добрался виселицы, до полусмерти избитый бесновавшейся толпой.
Доставленных на эшафот осуждённых обычно приговорённых — в одной рубашке, со связанными впереди руками — сначала вешали (точнее, подвешивали за шею), по знаку шерифа сталкивая с приставной лестницы или телеги.
Зачем вешали – неясно; очень злые языки утверждали, что ППЧ в качестве смертной казни за государственную измену пролоббировали английские палачи. Что очень похоже на правду, ибо это способ открывал возможность для просто грандиозного обогащения заплечных дел мастеров.
Настолько мастеров, что умелым движением палач мог умертвить осуждённого уже во время повешения, избавив от жутких мучений во время потрошения. А поскольку госизмену совершали почти исключительно люди небедные весьма (у бедных просто не было такой возможности), то неудивительно, что изменник был готов расстаться с немалой по тем временам суммой, чтобы умереть очень быстро и практически безболезненно.
Рулившие колониями пуритане (и вообще колониальные чиновники) оказались намного проницательнее своих коллег в метрополии – и потому де-факто заменили ППЧ банальной виселицей.
Где палачу уже не заработать… да и осуждённому не обмануть суд – одному из лидеров «порохового заговора» Гаю Фоксу удалось перехитрить палача, спрыгнув с виселицы и сломав себе шею – что вызвало мгновенную смерть, к великому негодованию короля Иакова I (чуть не взорванного мистером Фоксом).
Однако такой финт мало кому удавался – как правило, казнимого опускали на грешную землю и вынимали из петли ещё весьма живым и очень даже в сознании, после чего укладывали на пятиконечный крест, к которому надёжно привязывали тело и конечности арестованного (для каждой свой брус плюс один для головы смертника).
Следующим этапом казни была кастрация (оскопление), после которой палач плавно – или не очень – переходил к потрошению. Аккуратно и очень профессионально вскрывал живот, после чего извлекал кишечник, который затем сжигал в специальной жаровне на глазах у казнимого.
Казнь потрошением (чисто потрошением) известна ещё с римских времён – согласно Житиям Святых (которым в данном случае вполне можно доверять), так был казнён Эразм Формийский (Святой Эльм) во время Великого гонения императоров Диоклетиана и Максимиана.
Если удалить только кишечный тракт, смерть наступает через несколько часов ужасной боли. Если жизненно важные органы не повреждены, сильный и крепкий мужчина, возможно, даже не потеряет сознание и (теоретически) сможет увидеть, как его кишечник сначала извлекают, а затем сжигают.
Сложно сказать, как всё это было в действительности – особенно после повешения (обычно до полубессознательного состояния) и кастрации; лично мне представляется, что казнимый отключался ещё во время вырезания кишечника.
После того, как внутренности казнимого сгорели, палач переходил к следующему этапу казни. Как правило, это было ещё не четвертование, а в некотором роде продолжение потрошения – ибо палач вырезал у казнимого сердце, которое тоже сжигалось в жаровне. Тем самым, убивая жертв – и совершая акт милосердия.
И только после этого палач рассекал уже мёртвое тело – причём не на четыре части, а на шесть, последовательно отрубая покойнику руки, ноги и голову. С которыми поступали… по-разному (хотя голову обычно насаживали на шест в Лондоне – за госизмену казнили, понятное дело, в столице).
Так, например, останки принца Уэльского Даффида III (последнего до завоевания Уэльса Англией – он отказался присягнуть королю Эдуарду I), были распределены следующим образом: правую руку с отправили в Йорк; левую руку — в Бристоль; правую ногу — в Нортгемптон; левую ногу — в Херефорд.
Голову казнённого принца сковали железом, дабы не распалась на куски от гниения, насадили на длинное древко и выставили на видном месте — на посмешище Лондону.
Однако иногда казнимого действительно четвертовали, последовательно отрубая у ещё живой жертвы сначала правую руку, затем левую ногу и только потом голову (сердце оставляли на положенном месте).
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ