Попой кверху

Post Reply
Blackmonkey
Posts: 130
Joined: Tue Nov 12, 2019 5:24 pm
Location: Украина
Has thanked: 13 times
Been thanked: 28 times

Попой кверху

Post by Blackmonkey »

- Ты понимаешь, что это ЧП? У нас несколько лет такого не было, и мы этим гордимся. Весь округ. Просто извиниться нужно, чего ты уперлась? Скажешь при судье и всех, что осознала вину, что очень жаль, что просишь прощения у все пострадавших и их близких. Это все, что тебе завтра нужно сделать. Судья тогда отклонит это прошение потерпевших, и тебя повесят — просто, быстро, одетой и без лишних свидетелей. Может, даже на длинной веревке, хоть этого не обещаю. Что скажешь?
Лиза упрямо покачала головой.
- Нет.
- Ты все же подумай. Судья не хочет приговаривать тебя к мучительной казни и пойдет тебе навстречу. Но если ты будешь молчать — прошение потерпевших о твоей мучительной казни удовлетворят. И тебе будет больно, очень больно. Подумай.
Тяжелая дверь закрылась за адвокатом, автоматический замок клацнул, надежно ее заперев. Лиза осталась одна в камере.
Ей было все равно. Ее уже приговорили к смерти, завтра будут только решать, как именно ее убьют. Извиняться она ни перед кем не будет, единственное, о чем она жалеет, это то, что яда было мало и сдохла не вся эта семейка. Возможно, что те двое, что все еще в больнице, все-таки сдохнут. Жаль, ей об этом уже не узнать. Какую бы не выбрали казнь, тянут с ней не будут, и Лизе осталось жить еще пару-тройку дней. Ожидание очень тягостно. Эта змея Полина Васильевна наверняка будет требовать, чтоб Лизу казнили чревосечением и резали ей вагину, она же вся традиционно-домостроевская. Самой уже под нож давно пора, вот и бесится. Хотя Лиза знала, что Полина Васильевна дома трусы не носит, и если муж скажет — под нож ляжет, не задумываясь, и ноги сама раздвинет. Да и все равно — через несколько дней Лизе самой ноги раздвинут — и ай-яй-яй, как больно будет.
Тяжелые мысли о предстоящем преследовали Лизу до конца дня, и уже в постели она все ощупывала себя между ног, лобок и низ живота, в местах, где режут при чревосечении. Она даже не думала о возможности повешения, ни за что не желая извиняться. Да и в конце концов, что она, юная девственница, что ли, чревосечения боятся? Стыдно, что на людях, конечно. Да еще перед тем, кого ненавидишь и хотела убить. Но, на самом деле, она знала, на что идет, и чем все закончится, и все время повторяла про себя заранее заготовленную фразу, которую скажет завтра, когда суд будет решать вопрос о способе наказания — о том, как именно ее казнят. Ей было страшно, но не слишком, воспитание приучило не бояться смерти, и еще в школе показали, что не все девушки живут долго. Только очень хотелось, чтоб все было как раз, как в школе, когда отводят в комнату за медкабинетом, помогают раздеться — и все… Тогда казалось, что это все, но в старших классах стало ясно, что «все» может длиться долго и быть чрезвычайно болезненным, мучительным и стыдным. Старшеклассниц, ясное дело, больше всего интересовала эротическая составляющая казни, пытки вагины и вспарывание низа живота, тем более, что тогда в округе и началась кампания против публичной жестокости и за гражданскую дисциплину, и казни в школе в воспитательных целях прекратились. Публичных на площади тоже не стало, и скоро администрация округа гордо заявляла о достигнутом высочайшем уровне дисциплины и ответственности без кровавой жестокости. На деле это означало, что животы женщинам резали без огласки, дома, «в кругу семьи». Без всяких официальных предписаний. «Гражданская ответственность проявляется добровольно», хоть никто твоего мнения не спрашивает. Зато статистика на высоте. Которую она скоро испортит. Лиза почувствовала некоторое злорадство.
Ощупывание своих интимных мест перешло в мастурбацию, после которой Лиза заснула беспокойным сном.
На следующий день был суд. Лиза чувствовала себя совсем отстраненной, особенно после того, как судья обратился к ней, ожидая принесения извинений, и она ответила отрепетированной фразой.
«Вину не признаю, не раскаиваюсь, извинения приносить отказываюсь».
Судья сморщился, но ничего не сказал, и дальше вяло препирался с родственниками пострадавших, требуя «минимального соблюдения приличий». Лиза это не слушала. Потом ее и вообще вывели в отдельную комнату. Последнее, что она слышала, была чья-то фраза: «Жопой кверху».
После она сидела, запертая в отдельной комнате, почти пустой, и ждала решения, практически не сомневаясь в нем.
Наконец зашел адвокат.
- Лиза, есть решение по процедуре. Слушай внимательно. Казнь состоится в присутствии родных и близких потерпевших, и будет записана на видео. Ограниченная публичность. Тебя уложат на специальные козлы, животом вниз, вроде как для порки укладывают. Разрежут вагину, включая клитор, и вспорят матку через влагалище. После снимут с козлов и усадят в специальное кресло, в котором останешься до наступления смерти. На казнь можно надеть платье не ниже колен, туфли, бюстгальтер. Трусы и колготки нельзя, ясное дело. Прическу можно сделать. Сережки можно. Состоится послезавтра в десять утра. Все понятно?
- А живот что, резать не будут?
- Нет. Все через вагину.
- Аааа… - протянула Лиза, изрядно удивленная.
- Еще вопросы?
Лиза немного подумала.
- А чулки с поясом можно надеть?
- Можно. - устало ответил адвокат. - Главное, чтоб промежность не закрывали. Да, чуть не забыл, сегодня и завтра вечером тебе дадут снотворное. Об обезболивающем не мечтай, ясно?
- Да ясно…
Лиза была удивлена необычной вариацией чревосечения, разрешенной одеждой и тем, что в конце ее посадят в кресло. Она поняла, что ее будут резать, поставив «жопой кверху», с явным подтекстом грубой сексуальности, изнасилования. Лиза даже не знала, что такая казнь когда-то существовала, она никогда не интересовалась историей, а уж историей традиции мучать и убивать женщин тем более.
Ей разрешили позвонить, дали телефон. Она набрала Аню, соседку по комнате, с которой дружила, и попросила ее принести подходящее платье, бюстгальтер и туфли. С чулками и поясом было сложнее, их у Лизы не было, но Аня сказала, что быстро купит, и сама заплатит, и вообще, она рада помочь подруге. Еще она выразила желание придти поддержать Лизу завтра, и послезавтра утром помочь с прической. Лиза спросила адвоката, он пообещал, что это разрешат, и она обрадованно согласилась. Поддержка была бы очень кстати, Лизе было все-таки очень страшно.
Вечером Лизе дали снотворное, она легко заснула почти сразу после ужина и спала без снов до самого утра. Голова после снотворного была тяжеловатая, но это быстро прошло. После последнего обеда пришла Аня, принесла одежду, которую Лиза примерила и нашла, что пояс с чулками очень даже симпатично, он сидел высоко на талии, подчеркивая ее, и оставлял открытыми промежность, вагину и большую часть попы, так что совершенно не помешает при вспарывании.
Аня помогла Лизе аккуратно побрить лобок, промежность и вокруг ануса — за время, проведенное в камере, Лиза их несколько подзапустила, и не забыла успокаивающий крем, чтоб назавтра не было некрасивого раздражения. Они просидели вместе до вечера, обнимались, немного поплакали, договорились с помощницей палача, что та разбудит Лизу для клизмы в семь часов, а в восемь придет Аня, помочь приготовиться и окончательно попрощаться. Ужин Лизе был уже не положен, как и завтрак, поэтому она приняла снотворное и легла спать. Она чувствовала голод, но лучше было так, чем блевать и обделываться во время казни. Лекарство все равно быстро усыпило ее.
Утром ее разбудили для клизмы, просыпаться было тяжело, голова гудела, довольно неприятная процедура клизмы стала еще более противной, зато после нее был очень приятный душ, который позволил несколько отвлечься.
Пришла Аня, и они долго возились с прической и макияжем. Результатом остались довольны, Лиза выглядела очень хорошо, и даже немного приободрилась, зная, что будет выглядеть прилично по крайней мере до момента, когда она начнет кричать и корчиться от невыносимой боли. Настала пора прощаться, женщины горячо, но как-то неловко обнялись и поцеловались. К сожалению, Ане не разрешили быть с Лизой до конца, смущаясь, она пожелала Лизе терпения и быстрой смерти и удалилась.
Без двадцати минут десять за Лизой пришли две помощницы палача и повели ее в комнату для казни. За первой дверью было маленькое помещение с унитазом и вешалкой. Здесь справляли нужду и раздевались перед казнью. Лиза, задрав платье, уселась на унитаз, выпуская изрядную порцию мочи — нарастающий страх давил внизу живота.
За второй дверью ее уже ждали. Собрались зрители, палач тоже был тут, стояли козлы и кресло. Ее взяли за локти, поставили лицом к зрителям перед козлами и начали зачитывать приговор. Лиза его не слушала, не отрываясь глядя на козлы, ее била крупная дрожь. Они были совсем темными от старости, но все равно явно проглядывались почти черные пятна от крови. Во рту у нее пересохло. Приговор дочитали, на ее руках застегнули браслеты, связывающие ей локти с запястьями за спиной, и уложили на козлы. Пристегнули широко разведенные ноги и притянули талию ремнем, отчего ее попа высоко поднялась в неудобной позе. Подол ее красивого синего платья завернули на спину, открыв ягодицы и промежность. Прямо перед лицом Лизы оказался небольшой деревянный выступ, сильно изгрызенный ее предшественницами, теми, кто испытывал смертные муки на этих козлах до нее. Лиза не могла оторвать взгляд от глубоких следов зубов на старом темном дереве. Палач уже стоял сзади нее, поглаживая ей ягодицы рукой в резиновой перчатке. У нее была красивая попа, но сейчас это не имело никакого значения. Палач оттянул и отпустил лямку пояса, она шлепнула Лизу, отчего та вздрогнула и зажмурилась, потом он ощупал ее анус и стал раздвигать ее большие и малые губки. Лиза поспешно взялась зубами за выступ, изо всех сил стараясь не дергаться.
Лезвие коснулось входа во влагалище, и ее зубы с хрустом впились в дерево, оставляя на нем новые следы. Было очень больно, и с каждой секундой становилось все больнее. Из глаз обильно потекли слезы, Лиза уже не старалась не дергаться, пытаясь только не заорать. Закусанное дерево заглушало стоны, когда палач разрезал вход во влагалище, надрезал малые и большие губы, рассек мочеиспускательное отверстие. Потом он взялся за клитор, и тут Лиза разжала зубы и завизжала во весь голос. Нож врезался очень глубоко в самом нежном месте, в глазах у Лизы потемнело, дыхание перехватило, помощница палача сунула ей под нос нашатырь, чтоб не прерывать пытку.
Когда Лиза заорала, зрители одобрительно загомонили. Между криками слышались слова: «как свинюшка...», «проняло...». Полина Васильевна встала, зашла сзади и смотрела, как Лизу режут вблизи, чтобы убедиться, что ее достаточно мучают, и осталась вполне довольна, Лизу резали медленно, особо задерживаясь на самых чувствительных местах.
Кровь уже заливала лобок и стекала с него тоненькой струйкой, пачкая подол платья, дергаясь, Лиза стряхнула с ноги один туфель. Пытка подходила к концу, Лиза подвывала, мусоля губами обслюнявленное дерево выступа во время полуминуты перерыва перед вспарыванием матки, мучаясь от невыносимой, жгучей боли между ног и ужаса от понимания, что эта пауза значит.
- Оооооххх… - только и смогла она простонать, когда нож медленно, но неумолимо вошел в ее влагалище и проткнул его свод, входя в матку.
- Хххы… Ххы… - кряхтела она, пока палач вспарывал ее женские внутренности, испытывая мучительную боль и невыносимый ужас от разрушения ее женского естества и неминуемой смерти, потом жалобно вскрикнула, когда нож вышел из нее.
Внутри низа живота сильно жгло, кровь лилась горячими толчками. Лизу сразу отвязали и подняли, потащили к креслу. У нее начались судороги, живот сильно и неконтролируемо сокращался, сводило ноги, она снова закричала.
Чтоб она не упала с кресла, ее пришлось привязать. Судороги еще не закончились, и она, к удовольствию зрителей, еще немного корчилась, находясь в сознании и изо всех сил желая поскорее умереть. Кровь обильно капала на пол, и Лиза быстро впала в беспамятство, если бы не пятно крови на платье между ног и размазанные тушь и помада, было бы похоже, что она просто задремала в кресле. Уронив голову на грудь и не приходя в сознание, она тихо умерла.
Post Reply