Психологическая самозащита - глава из повести "Големы"

[RolandVT]

22 ноября 1941 года

Прага, протекторат Богемия и Моравия

Когда они вернулись в Мерседес и роскошное авто тронулось с места, Колокольцев объяснил: «РСХА для тебя только краткая промежуточная остановка – ты там даже не появишься. Это нужно… в общем, это самый удобный и быстрый способ официально перевести тебя на гражданскую работу из системы СС…»

Явно очень неглупая и опытная в бюрократических делах Герта кивнула:

«Я поняла… не понимаю только…». Она запнулась.

«Почему я вытащил тебя из этого… борделя в нормальный мир?» - улыбнулся он.

Девушка снова кивнула. Колокольцев добыл из кармана визитку доктора Вернера:

«В Берлине позвонишь ему и запишешься на приём… он сейчас здесь, но в работе по самые уши – ему не до тебя сейчас совсем. Он мой не только подчинённый… зондерфюрер моей зондеркоманды, но и мой друг…»

Обязанный Колокольцеву превращением из еврея в чистокровного арийца – и потому всем.

«… поэтому примет тебя без очереди и окажет всю необходимую помощь…»

Герта с некоторым удивлением посмотрела на него. Он пожал плечами:

«После Равенсбрюка и принуждения к проституции… ты сколько на генерала проработала?» - осведомился он. Она вздохнула: «Полтора года… почти»

«… тебе нужна профессиональная помощь психолога… если не психиатра…»

Сделал небольшую паузу и продолжил: «У него спросишь, что такое Синдром Лоэнгрина. Он подробно объяснит…»

«Непреодолимое желание спасти попавшую в беду женщину?» - неожиданно спокойно и уверенно не столько спросила, сколько констатировала Герта.

«Откуда знаешь?» - заинтересованно осведомился Колокольцев. Девушка объяснила: «Я пражская фольксдойче; с детства дружила с Розой… она еврейка, дочь известного психолога… он даже у самого Фрейда учился…»

Колокольцев (как и доктор Шварцкопф) был ну совсем не в восторге от Фрейда (с их кочки зрения, до невозможности распиаренного), однако промолчал.

Герта продолжала: «Сейчас им очень тяжело… я их подкармливаю… ну и вообще помогаю, как могу…»

«Ты, похоже, совсем не в восторге от политики – как оккупантов, так и местных – по отношению к евреям» - усмехнулся Колокольцев.

«Как будто ты в восторге» - неожиданно усмехнулась в ответ девушка.

«С чего ты взяла?» - совершенно искренне удивился подполковник СС. Она спокойно объяснила:

«Ты вытащил всю семью раввина - кстати, я с ними знакома; он очень знающий и достойный человек, а семья просто идеальная – из почти что общей тюремной камеры в роскошный особняк – я в нём не раз бывала…»

При каких обстоятельствах, объяснять не было необходимости. Она продолжала:

«… и потому вряд ли вернёшь их обратно…»

Колокольцев кивнул: «Они поедут… думаю, что в Палестину в конечном итоге…»

Герта предсказуемо осведомилась: «И многих ты так вытащил?»

«Около тридцати тысяч с 1933 года» - бесстрастно констатировал Колокольцев. «В основном из рейха, хотя в последнее время и с оккупированных территорий тоже. Пару тысяч из протектората…»

От изумления девушка чуть не утратила контроль за тяжёлым автомобилем. С трудом восстановив самообладание, она ошеломлённо переспросила: «Сколько??»

«Около тридцати тысяч» - спокойно повторил Колокольцев. «Четыре с половиной тысячи перехватил по дороге в расстрельный ров в Киеве. Они недавно целый город основали в Святой Земле…»

С совершенно нехарактерным для евреев (но очень логичным) названием Харон.

Глубоко вздохнул – и объяснил:

«Синдром Лоэнгрина у меня с юности. Я тоже фольксдойче - родился и вырос в ныне польском Белостоке; репатриировался в рейх в 1928-м. В двадцатом, во время советско-польской войны я спас свою первую любовь от чекистской пули, отправив в болото шесть красных упырей… ну, и пошло-поехало...»

«Она была еврейкой?» - не столько спросила, сколько констатировала с огромным трудом пришедшая в себя Герта.

Колокольцев кивнул: «Её звали Ева. Ева Хейфец. Мой учитель в детстве – раввин Шломо бен Барух; его сыновья мои друзья детства… сейчас работают у меня…»

Девушка ожидаемо задала предсказуемый экзистенциальный вопрос:

«Почему пошёл служить в СС?». Колокольцев ответил вопросом на вопрос:

«Про Голодомор слышала? Я там был в самый разгар этого Ада…»

«Сколько тебе удалось там спасти?» - неожиданно будничным тоном спросила Герта. Колокольцев вздохнул: «Чуть больше тысячи… капля в море…»

По наиболее реалистичным оценкам, в 1932-33 году Сталин и его банда красных вурдалаков целенаправленно уморила голодом ДВА МИЛЛИОНА человек.

И продолжил: «Я своими глазами видел, что творили эти слуги Дьявола в Польше в двадцатом; очень хорошо знаю, что творилось во время Красного Террора в Гражданскую; во время Большой Чистки в тридцать восьмом; что они делали с христианской Церковью…»

Девушка кивнула: «Я католичка… мой священник побывал в Советской России… причём не единожды. Такое рассказывал, что волосы дыбом…»

Колокольцев продолжал: «Несколько месяцев в Испании во время тамошней Гражданской войны в легионе Кондор…»

Герта вздохнула: «Наслышана. Ужас просто, что там красные вытворяли…»

И неожиданно спокойно и уверенно констатировала:

«Ты просто выбрал наименьший Ад…». Колокольцев кивнул.

Девушка неожиданно продолжила: «Спасибо огромное за психиатра… а то я всерьёз боюсь, что с ума схожу… в прямом смысле…»

Колокольцев наудачу спросил… и снова попал в точку:

«Тебе стало нравиться то, что ты делаешь… делала для генерала…»

Она вздохнула, неожиданно покраснела и кивнула: «Мне очень стыдно, но я уже давно хочу… до сих пор хочу пойти работать в бордель. Фронтовой, офицерский…»

Колокольцев был знаком с системой борделей вооружённых сил рейха в силу служебных обязанностей (ибо служившие в них проститутки едва ли не поголовно работали на СД… или ГФП, тоже входившую в систему СС).

Все бордели вермахта делились на две категории: общевойсковые и родов войск - армии, люфтваффе и кригсмарине. Категории состояли из подкатегорий: солдатские, унтер-офицерские и офицерские. Для управления борделями была создана специальная военно-административная служба, которая разработала по-немецки педантичный регламент: сколько, как, и так далее.

В солдатских борделях сухопутных войск по штату полагалось иметь проституток в соотношении одна на 100 солдат. Для сержантов – одна на 75, а в офицерских одна на 50 офицеров. В авиационных частях полагалось иметь одну проститутку на 20 летчиков и одну на 50 человек наземного обслуживающего персонала.

Помимо «стационарных» борделей, существовали и мобильные, которые представляли собой буксируемые грузовиками вагончики на колесах. Изначально они гастролировали по отдаленным гарнизонам, однако впоследствии их число было резко увеличено - и они уже колесили за наступающими войсками. Чтобы они успевали за клиентами, их делали небольшими – десять… максимум двадцать работниц в каждом.

Все связанное с «сексуальным обеспечением» солдат было организовано с немецкой педантичностью —за каждой воинской частью следовал полевой публичный дом, закрепленный за ней по штату.

Специально выделенные военнослужащие строгий учет фронтовых публичных домов и проституток. Поначалу все проститутки, работавшие в полевых публичных домах, числились государственными служащими оборонного ведомства.

Они получали жалованье, страховку, униформу, имели определенные льготы. Для каждой проститутки были установлены нормы выработки. Солдатская проститутка в сухопутных войсках должна была обслужить в месяц не менее шестисот клиентов. В авиации и флоте ежемесячно - шестьдесят.

Критерии отбора в бордели поначалу были очень жесткими. В офицерских публичных домах имели право работать только по крови немки, уроженки внутренних, исконно германских землях Баварии, Саксонии или Силезии.

Они должны были быть ростом не ниже 175 см, обязательно светловолосые, с голубыми или светло-серыми глазами и обладать хорошими манерами. Немки в публичные дома шли исключительно добровольно и из патриотических побуждений. Эта работа считалась почетной: немецкие девушки искренне считали, что они вносят свою лепту в победу великой Германии.

После вступления в войну с СССР в публичных домах для сержантов и старшин разрешалось иметь проституток латышек по национальности, коренных жительниц Карелии, немок из колонистов, осевших на украинских землях бывшей Австро-Венгерской империи.

Солдатам доставались работницы еще проще. Когда были оккупированы Белоруссия и Украина, местным фольксдойче тоже разрешили участвовать в конкурсах на работу в борделях.

Старались отбирать девушек, максимально приближенных к арийским нормам — рост, цвет волос и глаз, отсутствие уродств и знание языка. Подбор проституток с оккупационных территорий осуществляли сотрудники гражданских оккупационных администраций.

В претендентках дефицита не было, так как, даже фольксдойче получали зарплату, пищевой паек, определенные льготы. Однако государственными служащими они уже не считались и им не полагались ни трудовая книжка, ни страховка, ни отпуск.

Постепенно требования к сотрудницам «постельного ведомства» стали снижаться. В стройных рядах стали все чаще встречаться фольксдойче и даже девушки «приближенные к арийским нормам». Естественно, первыми изменения почувствовал рядовой состав вермахта.

1941 год стал "пиковым" в количестве борделей на Восточном фронте. Одних офицерских заведений насчитывалось более трёхсот, а число унтер-офицерских и солдатских измерялось четырёхзначными числами.

Понятно, что доморощенных кадров, для их комплектации, было уже категорически… точнее, катастрофически недостаточно. Поэтому, плюнув на Нюрнбергские законы (после победы разберёмся), администраторы «постельного ведомства» - как военные, так и гражданские – широко открыли двери своих заведений… да для кого угодно, на самом деле.

А по мере того, как позитивные стимулы становились всё менее и менее привлекательными, начали заманивать в бордели чуть ли не кого попало обманом, а то и вообще, грубо говоря, под дулом соответствующего огнестрельного оружия.

В Киеве этим делом занялась биржа труда. Девушек отправляли на работу официантами или посудомойками в заведения, а через несколько дней переводили на постельную работу. Разумеется, не спрашивая на то согласия мобилизованных.

И, разумеется, всячески (хотя и обычно негласно) поощряли частное предпринимательство в этой области. Поэтому частные публичные дома плодились как грибы после дождя… вернулась даже уличная проституция. Теоретически и заведения, и уличные девки контролировались медицинской службой вермахта, но в реальности степень контроля была… разная.

Существовали и правила поведения солдат и девушек в борделе, причем каждый род войск к общим параграфам добавлял свои. К примеру, летчиков девушка непременно должна была встречать в одежде, с аккуратным макияжем. Нижнее белье девушки, как и постельное, должно было быть безукоризненно чистым и индивидуально каждый раз меняться. Бравые пилоты и прочие лётчики имели в своём распоряжении целый час…

А вот в солдатских борделях в сухопутных войсках… как говорится, почувствуйте разницу. В худшую для всех сторону, разумеется. Девушка встречала клиента голая в постели; у него было всего пятнадцать минут, а постельное бельё менялось лишь после каждого десятого (!!) посетителя.

В унтер-офицерских борделях ситуация была получше, но ненамного, а в офицерских уже существенно лучше – но всё же не настолько, как в люфтваффе.

Всех девушек, а также их комнаты ежедневно осматривал врач, при необходимости он тут же назначал профилактические или лечебные процедуры. За соблюдением которых строго следил управляющий борделем, обычно имеющий медицинское образование.

Солдат, перед посещением, тоже осматривали. Выявляли грибковые и кожные заболевания. Только делалось это еще в расположении части. Только после медосмотра солдат получал талончик, который был бланком строгой отчетности. По возвращении в часть корешок талона с отметкой о посещении следовало сдать в канцелярию.

Каждый солдат вермахта имел право на пять посещений борделя в месяц – иными словами, примерно на одно в неделю. Однако командиры могли от себя лично выдавать поощрительные талончики... или лишить за проступок. По отзывам инспекторов вермахта, это был очень и очень эффективный инструмент укрепления дисциплины и повышения эффективности…

Непосредственно за войсками двигались лишь солдатские и сержантские публичные дома. Они размещались в деревушке или городке неподалеку от части, куда солдат и получал увольнительную. Офицеров же обслуживали в специально созданных гостиницах в более глубоком тылу.

Врачи и фельдшеры из воинских подразделений должны были обеспечивать публичные дома не только мылом, полотенцами и дезинфицирующими средствами, но и остальными необходимыми средствами гигиены.

При входе в бордель военнослужащий должен был предъявить солдатскую книжку, зарегистрировать талон, а корешок с отметкой о посещении потом следовало вернуть в канцелярию части.

Затем было необходимо получить средства личной гигиены - кусочек мыла и маленькое полотенце. Потом полагалось помыться, причем аж дважды! И лишь после этого можно было явиться к проститутке. Стоимость посещения солдатского публичного дома составляла от одной до трех марок – не так уж и мало, учитывая, что денежное довольствие солдат вермахта было не ахти.

Колокольцев покачал головой: «Тебе совершенно нечего стыдиться. Во-первых, работа проституткой во фронтовом борделе считается почётной и глубоко патриотичной для немецкой женщины…»

По невербальной реакции Герты ему стало совершенно очевидно, что патриоткой Германии девушка не была от слова совсем… если не вообще наоборот. Что было не так уж удивительно – она родилась в Австро-Венгерской империи, выросла в независимой Чехословакии, дружила с евреями… в общем, ощущала себя ну просто совсем не немкой по духу. Более того, что-то подсказывало ему, что в Равенсбрюк она загремела вполне заслуженно – и как раз поэтому.

Он вздохнул и продолжил: «Если это твоё желание окажется уж совсем непреодолимым, я устрою тебя в лучший бордель Берлина – и вообще рейха»

Широко известный в очень узких кругах как Ашрам фрау Ульрих.

«… только я совсем не уверен, что это тебе нужно».

Она удивлённо посмотрела на него. Он объяснил:

«Это стандартный механизм психологической самозащиты – в данной случае, от психической травмы, вызванной – давай называть вещи своими именами – регулярным изнасилованием … подозреваю, что нередко в извращённой форме…»

Она глубоко и грустно вздохнула и кивнула: «Так и есть… в смысле было. И генерал, и его… клиенты со мной что только не делали… хорошо хоть не били…»

И не столь уж неожиданно продолжила: «Впрочем…». И предсказуемо осеклась.

«Тебя пороли в Равенсбрюке?» - уверенно констатировал он. Она кивнула.

К 1933 году телесные наказания в тюремно-исправительной системе были отменены во всём цивилизованном мире. Придя к власти в Германии (и превратив Веймарскую республику в Третий рейх) нацисты восстановили много чего даже из весьма далёкого прошлого.

В том числе, и телесные наказания. Которые, надо отметить, применялись лишь в системе концлагерей СС и на оккупированных территориях на Востоке. Кстати, вопреки распространённейшему заблуждению (усиленно распространяемому анти-немецкой пропагандой «стран антигитлеровской коалиции»), нацисты вовсе не были изобретателями этой инфернальной системы.

Первые концлагеря (которые именно так и назывались) появились за шесть десятилетий до «первой нацистской концласточки» - печально знаменитого Дахау близ Мюнхена. Сомнительная честь изобретения этого варварского заведения принадлежит… испанской колониальной администрации на Кубе.

Дальнейшее развитие эта система получила во время англо-бурской войны 1899-1902 года – постарались бравые томми во главе со знаменитым (без иронии) лордом Китченером. Который, в частности, покончил с исламскими фанатиками в Судане. С помощью пулемётов системы Хайрама Максима.

В то же самое время аналогичную систему применила американская колониальная (давайте называть вещи своими именами) администрация на Филиппинах; немецкая, в смысле, кайзеровская – в Намибии…

Ну а наиболее буйным цветом концлагеря «расцвели» при Советской власти в России. Откуда, по некоторым данным, СС свою систему и скопировали. Разумеется, усовершенствовав в соответствии со знаменитым Орднунгом.

Который (на то он и Орднунг), категорически не допускал никакого произвола – в том числе, и в области применения телесных наказаний. Кстати, мало кому известно, что за злоупотребление служебным положением коменданта концлагеря могли и к стенке поставить (и ставили).

Телесные наказания в концлагерях регламентировались Дисциплинарным кодексом, разработанным и введённым в действие легендарным (вовсе не обязательно в позитивном смысле) Теодором Эйке.

Хорошим знакомым Колокольцева (ещё со времён Ночи длинных ножей, во время которой они были подельниками) … и клиентом доктора Шварцкопфа. Которого Эйке сосватал Колокольцев как одного из крупнейших специалистов Европы по психологии боли. Знающие люди поговаривали, что, если бы не (реальной добрый) доктор, система наказаний в концлагерях СС была бы совершенно инфернальной… и летальной.

Эйке был первым комендантом Дахау, который впоследствии возглавил всю систему концлагерей СС, а с началом войны возглавил знаменитую (тоже не обязательно в позитивном смысле) дивизию СС «Мёртвая голова». Сформированную из охранников концлагерей СС. Командовал он на удивление умело (охранники тоже воевали так, что впечатляли и вермахт, и противника).

Дисциплинарный кодекс предусматривал всего два вида телесных наказаний дыбу-страппадо и порку – 25 ударов. Которая обычно назначалась в начале и конце основного наказания (8 или 14 дней карцера на хлебе и воде – и лавке без матраца) … хотя могла быть и единственным наказанием.

Восемь дней карцера и 25 ударов до и после полагались за неподчинение приказу лагерной администрации (или охраннику), несоблюдение лагерной дисциплины, а также негативные, критические и саркастические замечания в адрес охранника.

Аналогичное наказание получали капо за злоупотребление служебным положением, дискриминацию узников (в концлагерях СС царило равноправие), а также предоставление лагерной администрации заведомо ложной информации.

14 дней карцера и 25 ударов до и после полагались за выход с территории лагеря без разрешения, отставание от рабочей колонны на марше (аналогично), критические замечания в адрес НСДАП, нацистского государства, его лидеров, чиновников и организаций, позитивное мнение о марксистах и либералах (и вообще о политических противниках нацистов), а также за передачу «на волю» любой информации о происходящем в концлагере. Если коротко, то заработать наказание было легче лёгкого… вот Герта Дитрих и заработала.

Такое же наказание полагалось за хранение запрещённых предметов – инструментов, ножей, и вообще любых предметов, которые могли считаться холодным оружием (сиречь использоваться как таковое).

Очень важно, что единственным человеком в концлагере, который мог принять решение о телесном наказании, был комендант лагеря. И более никто. Поэтому страшилки о произволе надзирателей (и надзирательниц) в этой области, мягко говоря, сильно преувеличены. Ибо за подобную самодеятельность можно было не только из СС вылететь – но и оказаться по другую сторону стены барака.

Но это лишь до начала Второй мировой войны. А вот когда началась война, то численность лагерной администрации (и охраны) существенно уменьшилась – фронт пожирал людей в просто катастрофических количествах.

А число заключённых, наоборот, выросло в разы. Вот и приходилось комендантам закрывать глаза на самодеятельность подчинённых, ибо начальство требовало (а) порядка в лагере и (б) высокой производительности труда заключённых. А какими методами это достигалось, начальство не волновало. С 1941 года точно.

Тем более, что последний, 19-й пункт Дисциплинарного кодекса оставлял не то, что лазейку – широченные ворота для такой самодеятельности. Ибо прямо позволял применять «дополнительные наказания», в том числе, и телесные. Иными словами, разрешались любые болевые наказательные воздействия на провинившихся узников – кроме калечащих, разумеется.

В том числе, и печально знаменитая дыба-страппадо. Приговорённому к этому наказанию связывали руки за спиной и поднимали за привязанную к рукам верёвку пока его (или её) ноги не отрывались от земли.

Иногда к его связанным ногам привязывали дополнительный груз (впрочем, это случалось нечасто). При этом руки у поднятого на дыбу выворачивались назад и часто выходили из суставов, так что осуждённый висел на вывернутых руках. Висел долго – наказание могло длиться не один час.

Для усиления эмоционального воздействия порка всегда была публичной (как правило, после вечерней поверки). Приговорённых пороли, не стоя и не на лавке, а на так называемом коне – внешне практически полностью идентичном одноимённому гимнастическому снаряду.

Заключённого (или заключённую) привязывали за руки и за ноги таким образом, чтобы его (или её) голова и торс свисали вертикально вниз, оголённые ягодицы (по которым пороли) кверху, а ноги вниз с другой стороны.

Дисциплинарный кодекс устанавливал наказание палками (шпицрутенами или шомполами), однако на практике обычно использовали одолженную на лагерной конюшне плеть. Могли пороть и резиновыми палками – оружием охранников (обычно представлявшими собой стальной прут, залитый в резину).

При каждом ударе приговорённый должен был считать количество ударов; если же он сбивался в счёте или считал недостаточно громко, то удар не засчитывался.

Возглавив Управление концлагерей СС, Теодор Эйке распространил действие Дисциплинарного кодекса на все концлагеря СС. В том числе, и на женские (первый такой лагерь – Лихтенбург – открылся в 1937 году).

Аналогичные телесные наказания применялись и во многих лагерях советских военнопленных (СССР не подписал Женевскую конвенцию о правах военнопленных, поэтому нацисты её игнорировали). Финны, кстати, тоже.

Телесные наказания широко применялись и на оккупированных территориях, ибо тюремное заключение считалось слишком дорогостоящим мероприятием, а концлагерей на этих территориях было совершенно недостаточно для содержания всех провинившихся перед оккупантами.

Герта вздохнула: «Дважды… в смысле, наказание было одно – а пороли в начале и в конце…». Колокольцев кивнул: «Я в курсе». Девушка продолжала:

«Сначала я чуть не умерла от стыда… а потом меня порщица чуть насмерть не забила… я даже сознание потеряла от боли…»

Колокольцев сразу понял, как генерал Франк убедил фройляйн Дитрих перейти к нему на службу в качестве проститутки и личной подстилки …, и кто ему в этом помог. Точнее, помогла.

«Тебя порола случайно не Ванда Бергманн?»

«Случайно она» - удивлённо подтвердила девушка. «Вы… ты и её знаешь?»

Подполковник СС рассмеялся: «Ванда работает… служит у меня в должности зондерфюрерин…»

На которые с лёгкой руки Колокольцева женщин и в вермахте и даже в СС стали назначать налево и направо.

«… специалиста по логистике. Когда её летом перевели в Аушвиц, она решила, что с неё хватит – и сбежала ко мне в зондеркоманду…»

Сначала отстреливать волколаков… ну, а потом занялась и логистикой. Да так занялась, что бывалые профи только головами качали в полном изумлении.

«… благо к тому времени мы были уже четыре года знакомы…»

Герта Дитрих не вчера родилась на свет и с нравами в СС была знакома не понаслышке. И потому сразу поняла, как именно знакомы и насколько близко знакомы… но промолчала. Вместо этого продолжила:

«После второй порки она сказала мне открытым текстом, что в следующий раз засечёт меня уже насмерть…»

Колокольцев не сомневался, что по просьбе генерала Франка – приказывать свободолюбивой Ванде он не имел ни права, ни возможности. Во что и во сколько ему обошлось выполнение этой просьбы, Колокольцев даже представить себе не мог. Ибо знал не понаслышке (Ванда с 1937 года была его любовницей), что фройляйн Бергманн была не просто дорогой женщиной. А очень дорогой.

Подполковник СС кивнул: «Это она запросто. Она была неофициальным палачом женских концлагерей СС – на ней восемьдесят пять жизней…»

Герта вздохнула: «Я сразу что-то такое почувствовала… прозвище Прекрасное Чудовище просто так не дают…»

«Когда ты поняла, что порка тебе нравится?» - спросил Колокольцев.

Девушка вздохнула и нехотя ответила: «Через пару дней после второй порки, когда я… я…». Она запнулась.

«По уши влюбилась в Ванду?» - улыбнулся Колокольцев. Герта кивнула.

«И тебе захотелось, чтобы она снова тебя выпорола… и регулярно порола?»

Девушка ещё глубже вздохнула: «Мне очень стыдно это признавать, но да»

Колокольцев покачал головой: «И в этом тебе тоже нечего стыдиться. Любовь женского рода, поэтому – в отличие от мужского гомосексуализма – в любви женщины к женщине нет ничего противоестественного…»

Сделал небольшую паузу – и продолжил: «Ванда бисексуальна…»

Как это в ней уживалось с весьма ревностной католической верой, Колокольцев решительно не понимал.

«… женщина она яркая, энергичная, притягательная… так что ничего удивительного, что ты в неё… по самые уши…»

«Я полюбила боль» - неожиданно спокойно и уверенно заявила Герта. «Я полюбила Ванду, а потом… или потому полюбила боль…»

Колокольцев снова покачал головой: «Ты влюбилась – и в Ванду, и в боль. Снова сработал механизм психологической самозащиты – только на этот раз произошла эротизация не сексуального насилия…»

Которое ни разу не эротично – совсем наоборот.

«… а насилия физического»

«И что мне теперь делать?» - растерянно-обеспокоенно спросила девушка.

Подполковник СС пожал плечами: «Поговорить с доктором Вернером. Он подскажет – ибо крупный специалист по психологии боли и насилия…»

Повернул голову – и увидел то, что ему (точнее, ей) было нужно вот прямо сейчас. И тут же приказал девушке: «Давай вот туда. Раввин подождёт…»