1 сентября 1920 года
Белосток, Речь Посполита
К великому изумлению обоих Колокольцевых, Мария-Бронислава появилась в подвале в сопровождении… Евы Хейфец. Колокольцева-Яблоновская пожала плечами, развела руками и театрально закатила глаза к потолку:
«Пристала, как банный лист – хочет присутствовать при моей порке и всё тут. Вы же знаете, какая она… целеустремлённая – проще сказать Да, чем объяснять, почему Нет…»
«Знаем» - чуть ли не хором ответили Колокольцевы-мужчины. А Ева вздохнула: «Я правда, очень хочу. Очень…»
Когда Мария-Бронислава разделась догола и повернулась к мужу, чтобы он связал ей руки за спиной и поставил её на гречку, Ева неожиданно попросила: «А можно, я тоже разденусь догола и встану рядом… держась за руки?»
Присутствующие изумлённо уставились на неё. Она объяснила: «Вы знаете, что я очень, очень хочу замуж за Мишу… даже готова для этого перейти в католичество, хотя моим родителям это не нравится совсем…»
Колокольцевы кивнули. Девушка продолжала: «Но я хочу большего – я хочу стать частью вашей семьи духовно. Я хочу, чтобы между мной и вами… между нашими душами протянулись серебряные нити…»
Запнулась, немного помолчала и решительно продолжила: «И я чувствую, что я, потому что женщина… в общем, мне тоже нужно быть голой перед вами, когда Мария Станиславовна обнажена. И чтобы мне было больно, когда ей больно… и держаться за руки…»
Затем осторожно спросила: «Миша, ты не против, чтобы твой отец увидел меня голой? Я не против совсем – я совершенно не стесняюсь своей наготы перед близкими мне людьми…»
Колокольцев-младший покачал головой: «Нет, не против. Я люблю тебя и потому тебе доверяю… да и после той истории у болота ты совсем взрослая уже. Мы оба взрослые – от такого взрослеют в минуты. Если ты считаешь, что это нужно тебе – значит, это действительно нужно…»
Ева вопросительно посмотрела на Колокольцева-старшего. Он пожал плечами: «Я ничего не понимаю в ваших молодёжных делах, но уже не раз убедился, что ты девочка здравая и к глупостям не склонная. Поэтому пусть будет по-твоему…»
Девушка благодарно кивнула, быстро разделась догола, взяла пакет с гречкой, насыпала тонким слоем (так больнее) для себя рядом с Марией-Брониславой и очень спокойно встала на колени. Объяснив: «Я пару раз стояла так в углу, когда нашкодила… так что мне это не впервой…»
Колокольцева-Яблоновская встала на колени рядом со своей де-факто невесткой и взяла её за руку. Закрыла глаза, глубоко вздохнула, и кивнула, обращаясь к Еве: «А знаешь – ты права. Стоять вместе, голыми, на горохе, взявшись за руки, перед нашими мужчинами – это и правильно, и праведно…»
Они выстояли стандартные полчаса, причём Ева – хотя ей было очень больно – перенесла это так же спокойно, как и её де-факто свекровь. Даже не стонала – только глубоко и тяжело дышала.
Когда Евдоким Михайлович дал им знак подняться, и они поднялись, Ева отряхнула гречку с существенно порозовевших коленок и не так уж чтобы совсем неожиданно попросила: «Можно меня тоже сейчас высечь? Только я бы хотела, чтобы меня Мария Станиславовна высекла…»
И обратилась к своей по сути свекрови: «Ты же умеешь – да и опыт у тебя есть…»
По неясной причине, администрация католической школы святой Урсулы (для девочек) периодически просила Колокольцеву высечь ту или иную ученицу – с согласия её родителей, разумеется. Хотя в школе официально телесных наказаний не было, в исключительных случаях девочек и девушек секли (начиная с 12 лет).
«Умею» - кивнула Мария-Бронислава. И вздохнула: «Хорошо, я тебя высеку. Прямо сейчас и высеку. Ложись…, впрочем, ты знаешь процедуру…»
Все присутствующие знали, что Еву мама несколько раз порола ремнём. Причём основательно порола – укладывала на лавку, привязывала полотенцами за запястья и лодыжки и лупила ремнём по ягодицам. Не так, чтобы очень долго и больно – но ощутимо. Так что желание шкодничать пропадало надолго.
«Знаю, конечно» - улыбнулась Ева. И легла на живот на лавку, вытянувшись в струнку. Колокольцев-старший одобрительно кивнул сыну: «Надеюсь, что когда вы поженитесь – а я очень этого хочу, ибо лучше такой невестки я и желать не могу – ты будешь её так же пороть, как я твою маму…»
«Я тоже очень на это надеюсь» - улыбнулась девушка. Колокольцева привязала её к лавке за запястья, лодыжки и (для надёжности) за талию, взяла розгу из чана с солёной водой (она всегда готовила для себя розги с большим запасом, так что хватит и для невестки) и честно предупредила:
«Будет намного дольше и больнее, чем дома. Ты уже взрослая – поэтому и сечь тебя буду, как взрослую. Как муж меня сечёт»
И добавила: «Сначала по спине розгами, потом ремнём по ягодицам. Тебя ведь только ремнём пороли – и только по пятой точке?»
Ева кивнула: «Да. именно так». Её почти свекровь усмехнулась: «Значит, отведаешь по спинке и розгами – для разнообразия…». И тут же не столько спросила, сколько констатировала: «Твоя мама, я так понимаю, в курсе?»
Девушка кивнула: «Да, конечно. Она не против – ибо и меня уже порола, и тебе в этом плане доверяет вполне…»
«А отец ни сном, ни духом?» - очередная констатация очевидного факта. Ева покачала головой: «Он и не узнает. Я эти места дома не оголяю, а мама не собирается его в известность ставить – это будет наш секрет…»
Колокольцева одобрительно кивнула: «Хорошо. Теперь расслабься… и терпи. Будет очень больно очень долго…»
И обещание сдержала – порола девушку долго, сильно и больно. Ева долго держалась, но потом всё же закричала. И продолжала кричать до окончания порки. А Колокольцев-младший неожиданно понял, что ему очень нравится смотреть на порку… да почти что уже своей жены. Ибо даже не почувствовал, а внутренним зрением увидел, как между ними протянулись серебряные нити. Которые связали их… навсегда.
Закончив порку, Мария-Бронислава тщательно смазала основательно иссечённое тело девушки целебной мазью – и боль снимает практически сразу, и синяки и ранки исчезают в считанные дни – освободила её от верёвок, после чего одобрительно констатировала: «Ты отлично держалась. Просто идеально…»
«Я старалась» - сквозь неизбежные слёзы произнесла Ева. «Я очень старалась»
И добавила: «Спасибо тебе. Это было очень больно и очень долго – такой порки у меня и близко не было… но это было и правильно, и праведно…»
«Всегда пожалуйста» - усмехнулась её свекровь. «Отлежись минут десять – а потом уступишь мне место…»
Ева уступила место через четверть часа. Потом они с Мишей, взявшись за руки, зачарованно смотрели на то, как Колокольцев старший порол свою жену. Порол долго, сильно, жёстко… жестоко даже – и, вместе с тем, любяще. Очень любяще.
Когда порка закончилась, Колокольцев-младший взял Еву на руки и, как пушинку, отнёс в спальню. Секс был предсказуемо восхитительным - после порки это обычное дело - а потом она обняла его, крепко прижалась и прошептала:
«Сегодня произошло нечто очень важное. Я поняла, почувствовала, что даже если мы расстанемся надолго, то в конце концов всё равно будет вместе…». И добавила: «Я попрошу твою маму меня так пороть регулярно. Ты не против?». Он покачал головой: «Не против, конечно. А теперь спи – у тебя был насыщенный день…»
Она кивнула, чмокнула его в щёку и мгновенно уснула у него на плече.