Из книги Город у эшафота
В марте 1710 года несколько каторжников решили бежать с галер, для чего изготовили фальшивые паспорта, заверив их поддельными же подписью и печатью. Преступников поймали. И вот оно, самое раннее в петербургской историографии свидетельство о публичной смертной казни (датского посланника Юста Юля):
"Преступники эти были частью повешены, частью (наказаны) кнутом. Главным зачинщикам (этого дела) сломали руки и ноги и положили живыми на колеса — зрелище возмутительное и ужасное! Ибо в летнее время люди (подвергающиеся этой казни) иногда в продолжение четырех-пяти дней лежат живые и болтают друг с другом. Впрочем, зимою в сильную стужу — как было и в настоящем случае — мороз прекращает их жизнь в более короткий срок". Видимо, апрель выдался в Питер зело холодный...
Всего несколько лет прошло с момента закладки Северной столицы (1703 год), а уже в ее биографию вписаны не только повешение, но и колесование. Запись Юста Юля заставляет нас обратить внимание, кстати, на еще одну экзекуцию, которая формально смертной казнью не являлась, но нередко прекращала жизни терзаемых. Речь о наказании кнутом, и об этом грозном инструменте палача датчанин оставил отдельную запись:
«Кнут есть особенный бич, сделанный из свиной кожи и сваренный в молоке. Он до того тверд и востр, что им (можно) рубить, как мечом. Иным осужденным на кнут скручивают назад (руки) и за руки (же), вывихивая их, вздергивают на особого рода виселицу, какие в старину употреблялись и у нас; затем (уже) секут.
Это называется висячим кнутом. При совершении казни палач подбегает к (осужденному) двумя-тремя прыжками и бьет его по спине, каждым ударом рассекая ему тело до костей. Некоторые русские палачи так ловко владеют кнутом, что могут с трех ударов убить человека до смерти. Вообще же после 50 ударов редко кто остается жив».
Пятьдесят ударов: Юст Юль отмерил роковую черту, за которой шансы человека на спасение становились призрачными. Дело было не только в силе ударов, хотя и они впечатляли: немецкий путешественник Адам Олеарий еще в XVII веке писал, что спины наказанных кнутом людей «не сохранили целой кожи даже на палец шириною, они были похожи на животных, с которых содрали кожу». Дело было и в том, что наказание кнутом осуществлялось крайне неспешно, на каждые двадцать ударов палачу требовался час. Провести столько времени под ударами на эшафоте и остаться в живых мог только очень крепкий человек.
В общем, верная смерть, но еще более мучительная, чем при смертной казни. Поэтому "милостивая" замена плахи на кнут, случавшаяся иногда в петровские времена, была на деле милостью довольно сомнительной.
Наказание кнутом при Петре I (1710 год)
Наказание кнутом в Российской империи
Из книги "Палачи и казни в истории России и СССР"
В Уложении 1845 г. Николая I смертная казнь допускалась только за важнейшие государственные и карантинные (!!) преступления: «а) всякого рода злоумышления на жизнь, честь, свободу и верховные права Государя Императора, Государыни Императрицы, Наследника Цесаревича и других особ императорского Дома, б) бунт, т. е. восстание скопом и заговором против Верховной Власти, умысел низвергнуть существующее правительство или изменить существующий образ правления, равно как и приготовление к преступным деяниям этого рода, в) государственная измена, в наиболее тяжких случаях ее», а также «преступления, совершаемые во время эпидемий или соединенные с насильственными действиями по отношению к карантинной страже и карантинным учреждениям».
Однако, несмотря на сокращение числа смертных казней и исключение их квалифицированных видов, в России широко применялись наказания кнутом и шпицрутенами, которые очень часто были не чем иным, как мучительным видом смертной казни.
«Кнут — пуще четвертования», — заявлял князь Щербатов, современник императрицы Екатерины И. А вот характеристика наказания кнутом, которую представил известный противник смертной казни адмирал Мордвинов в своем письменном мнении по этому вопросу, поданном им в 1824 г. на общее собрание Государственного совета:
«С того знаменитого для правосудия и человечества времени, когда европейские народы отменили пытки и истребили орудия ее, — одна Россия сохранила у себя кнут, коего одно наименование поражает ужасом народ российский и дает повод иностранцам заключать, что Россия находится еще в диком состоянии. Кнут — есть орудие, которое раздирает человеческое тело, отрывает мясо от костей, мечет по воздуху кровавые брызги и потоками крови обливает тело человека; мучение, лютейшее всех других известных.
"При кровавом зрелище такого мучения, — продолжает Мордвинов, — зрители приводимы бывают в иступленное состояние: каждый зритель видит лютость мучения и болезнуют о страждущем, себе подобным; при наказании кнутом многие из зрителей плачут, многие дают наказанному милостыню, трепещут, негодуют на жестокость мучения»…
«До тех пор, пока будет существовать кнут в России, — говорит Мордвинов, — с кнутом в употреблении напрасны будут уголовные законы, судейские приговоры и точность в определении наказания: действие законов и мера наказания останутся всегда в руках и воле палача, который ста ударами может сделать наказание — легким, десятью жестоким и увечным, если не смертельным. Осужденные к наказанию кнутом торгуются с палачом из-за большей или меньшей силы наказания; бывали примеры, что осужденные к наказанию, чтобы не быть изувеченными, платили палачу до 10 тысяч рублей».
Кнут как орудие кары исключен в России только Уложением о наказаниях 1845 г. с заменой его более легким наказанием плетьми и с определением в каждом конкретном случае количества ударов. Не менее страшным орудием кары, чем кнут, являлись и шпицрутены, впервые введенные Петром I.
Это было наказание, предназначавшееся для «лиц военного звания», однако оно применялось и к гражданским лицам, которых судили по военным законам. Наказание шпицрутенами, всегда производившееся «сквозь строй», часто было смертельным, особенно в тех случаях, когда назначалось 6 и даже 12 тыс. ударов.
Часто в таких случаях экзекуция заканчивалась над уже мёртвым телом. Только 17 апреля 1863 г. был обнародован закон, которым отменялись наказания плетьми и шпицрутенами для гражданских лиц, солдат и матросов. Наказания плетьми были сохранены в ограниченных пределах лишь для ссыльных и каторжников.
В Уложении 1845 г. Николая I смертная казнь допускалась только за важнейшие государственные и карантинные (!!) преступления: «а) всякого рода злоумышления на жизнь, честь, свободу и верховные права Государя Императора, Государыни Императрицы, Наследника Цесаревича и других особ императорского Дома, б) бунт, т. е. восстание скопом и заговором против Верховной Власти, умысел низвергнуть существующее правительство или изменить существующий образ правления, равно как и приготовление к преступным деяниям этого рода, в) государственная измена, в наиболее тяжких случаях ее», а также «преступления, совершаемые во время эпидемий или соединенные с насильственными действиями по отношению к карантинной страже и карантинным учреждениям».
Однако, несмотря на сокращение числа смертных казней и исключение их квалифицированных видов, в России широко применялись наказания кнутом и шпицрутенами, которые очень часто были не чем иным, как мучительным видом смертной казни.
«Кнут — пуще четвертования», — заявлял князь Щербатов, современник императрицы Екатерины И. А вот характеристика наказания кнутом, которую представил известный противник смертной казни адмирал Мордвинов в своем письменном мнении по этому вопросу, поданном им в 1824 г. на общее собрание Государственного совета:
«С того знаменитого для правосудия и человечества времени, когда европейские народы отменили пытки и истребили орудия ее, — одна Россия сохранила у себя кнут, коего одно наименование поражает ужасом народ российский и дает повод иностранцам заключать, что Россия находится еще в диком состоянии. Кнут — есть орудие, которое раздирает человеческое тело, отрывает мясо от костей, мечет по воздуху кровавые брызги и потоками крови обливает тело человека; мучение, лютейшее всех других известных.
"При кровавом зрелище такого мучения, — продолжает Мордвинов, — зрители приводимы бывают в иступленное состояние: каждый зритель видит лютость мучения и болезнуют о страждущем, себе подобным; при наказании кнутом многие из зрителей плачут, многие дают наказанному милостыню, трепещут, негодуют на жестокость мучения»…
«До тех пор, пока будет существовать кнут в России, — говорит Мордвинов, — с кнутом в употреблении напрасны будут уголовные законы, судейские приговоры и точность в определении наказания: действие законов и мера наказания останутся всегда в руках и воле палача, который ста ударами может сделать наказание — легким, десятью жестоким и увечным, если не смертельным. Осужденные к наказанию кнутом торгуются с палачом из-за большей или меньшей силы наказания; бывали примеры, что осужденные к наказанию, чтобы не быть изувеченными, платили палачу до 10 тысяч рублей».
Кнут как орудие кары исключен в России только Уложением о наказаниях 1845 г. с заменой его более легким наказанием плетьми и с определением в каждом конкретном случае количества ударов. Не менее страшным орудием кары, чем кнут, являлись и шпицрутены, впервые введенные Петром I.
Это было наказание, предназначавшееся для «лиц военного звания», однако оно применялось и к гражданским лицам, которых судили по военным законам. Наказание шпицрутенами, всегда производившееся «сквозь строй», часто было смертельным, особенно в тех случаях, когда назначалось 6 и даже 12 тыс. ударов.
Часто в таких случаях экзекуция заканчивалась над уже мёртвым телом. Только 17 апреля 1863 г. был обнародован закон, которым отменялись наказания плетьми и шпицрутенами для гражданских лиц, солдат и матросов. Наказания плетьми были сохранены в ограниченных пределах лишь для ссыльных и каторжников.
На том стою, ибо не могу иначе