Людмила продиктовала адрес, я запомнил – одним из побочных эффектов Преображения стала практически идеальная слуховая память… и сразу же вспомнил историю, которую мне рассказал Лариса Максимовна Ивлева – моя коллега-алготерапевт (не любовница, просто коллега).
И как, впоследствии выяснилось, активная сотрудница (точнее, даже одна из ответственных исполнителей) Проекта Квинт – одной из составляющей проекта Новые Исповедницы.
Однажды во время нашего очередного обмена мнениями и опытом в банальном
Il Patio (я не люблю элитные заведения общественного питания) она мне рассказала эту историю. Историю про десятый день рождения девочки Тани. Который радикально изменил её на той момент ещё очень маленькую жизнь…
--------------------------------------------------------------------------------------------
Свой десятый день рождения Таня Лазарева не только не почувствовала, но и практически даже и не заметила. Хотя и родители расстарались (мама и тётя Ира – отец ушёл из семьи к новой пассии два года назад), буквально завалив Таню во всех смыслах весьма ценными подарками и организовав просто шикарный праздничный стол.
И школьные друзья-подруги дифирамбы пели (в школе умница-красавица Таня была не просто популярна, а очень популярна), и соседские дети её боготворили (аналогично); и старшая сестра Лена была от младшей в восторге и восхищении…
Не почувствовала и не заметила потому, что весь день, с самого утра, все её мысли и чувства были заняты только одним. Тем, что ожидает её после праздника.
Когда последние из гостей покинули в высшей степени гостеприимный коттедж Лазаревых, тётя Ира подошла к племяннице, нежно потрепала её по голове, затем ласково, но крепко взяла её за руку и вздохнула: «Пойдём»
И привела Таню в подвал. В котором уже было приготовлено всё необходимое – покрытая белоснежной простынёй крестьянская лавка, широкие мягкие ленты для привязывания… и, конечно же, розги. Полуметровые «детские» розги толщиной примерно в полсантиметра, которые со вчерашнего дня вымачивались в деревянном чане. Как и положено – в солёной воде.
Никакой неожиданности в этом для Тани не было, ибо вчера она сама помогала маме и тётушке (любимой тётушке, надо отметить) и розги срезать (и очищать от коры и веточек), и накрывать лавку чистой свежевыстиранной простынёй.
Порка тоже не была для неё неожиданностью, ибо вот уже больше месяца она присутствовала при каждой еженедельной порке всех женщин в доме. Сначала сидя на табурете, а последние две недели – стоя на коленях. Не на горохе и не на гречке (это у неё было ещё впереди) просто на деревянном дощатом полу.
Первой пороли Лену… точнее, секли – ибо её били розгами, а розгами именно секут (порка – это когда ремнём). Секла мама по спине и ягодицам, поэтому перед поркой Лена раздевалась догола (оставаться в стрингах считалось абсурдом) … и стояла на коленях на гречке полчаса. Голая, со связанными за спиной руками – и только потом ложилась на скамью на живот для порки.
Пятнадцатилетняя Лена считалась уже взрослой (в том числе, и потому, что уже год как стала женщиной – постарался одноклассник), поэтому её пороли взрослыми розгами почти метровой длины и почти в сантиметр толщиной.
Мама секла Лену долго, сильно, жёстко (жестоко даже), часто с оттягом, до крови – и явно очень больно. Лена долго держалась, только тяжело дышала, громко стонала и плакала – но, в конце концов, не выдерживала, и начинала громко кричать… даже орать
Маме это явно нравилось, поэтому она начинала сечь старшую дочь ещё сильнее, чаще и жёстче - и секла пока та не отключалась. И, тем не менее, Таня и видела, и чувствовала, и просто знала, что мама любит Лену розгами… причём чем сильнее сечёт, тем сильнее любит.
Знала это и Лена – именно поэтому после того, как мама закончила её сечь, привела в чувство, обильно смазала иссечённую розгами спину и ягодицы дочери обезболивающей и заживляющей мазью и освободила Лену от фиксирующих лент, девушка поднялась с лавки, опустилась на колени перед мамой и долго целовала ей и руки, и ноги.
На следующий день Лена спокойно объяснила младшей сестре:
«Боль дикая, конечно – мне периодически кажется, что я всё бы отдала, чтобы порка прекратилась, но после порки я чувствую себя просто великолепно. Я просто счастлива… по-настоящему счастлива, и я никогда не чувствую себя такой счастливой, как после очень жёсткой порки… да и во время тоже…»
Глубоко вздохнула – и добавила: «Поэтому я обычно сама прошу маму меня высечь… когда приходит время…»
Выпоротая Лена надела халат и отправилась отлёживаться в свою комнату, после чего наступила очередь взрослых женщин – мамы Тани Янины и её сестры Ирины. Которых порол муж Ирины - дядя Игорь.
Сёстры разделись догола и сначала полчаса стояли рядом, держась за руки, на гречке (Ирина) и на горохе (Янина). После этого мама Тани поднялась, отряхнула горох с коленей, легла на живот на лавку, вытянулась в струнку …, и дядя Игорь приступил к порке.
Сначала он долго, сильно, жёстко и очень больно сёк женщину розгами по спине – до крови сёк. Было очевидно, что маме очень больно… почти нестерпимо больно, но она почему-то молчала. Даже не стонала – только тяжело дышала и слёзы катились по её прекрасному лицу Ниагарским водопадом.
Кричать – причём громко кричать – она начала, когда, закончив пороть её спину розгами, дядя Игорь окатил её выпоротую спину солёной водой из ковша (как в фильме Русалочьи отмели – там женщину тоже секли розгами, хотя обещали пороть… точнее, бить кнутом).
И продолжала кричать всё время, когда дядя Игорь порол её широким офицерским ремнём по впечатляющим ягодицам. Порол до тех пор, пока она не отключилась, после чего аккуратно губкой смыл солёную воду с её иссечённой спины, привёл в чувство и смазал спину и ягодицы свояченицы такой же мазью, которой она перед этим смазывала Лену.
И снова Таня и видела, и чувствовала, и знала, что дядя Игорь очень сильно любит её маму. И очень долго и больно сечёт только потому, что любит – и что она это знает и потому безмерно ему благодарна, хотя и не вставала перед ним на колени, и не целовала ему руки (как Таня потом узнала - только потому, что он был категорически против этого).
Придя в себя, мама, не одеваясь, совершенно голая отправилась в свою комнату, а дядя Игорь перешёл к порке своей жены. Которая начала кричать ещё до солёного душа и кричала… даже орала до самой отключки. Что было неудивительно, ибо муж порол её существенно сильнее, жёстче и потому больнее, чем её сестру… точнее, очень сильно любил сначала розгами, потом ремнём.
После того, как выпоротая тётя Ира, с трудом удерживаясь в вертикальном положении, отбыла в гостевую комнату, дядя Игорь совершенно будничным тоном проинформировал Таню:
«Тебя тоже будут пороть – когда тебе исполнится десять лет…»
Таня кивнула: «Я это уже поняла». И тут же осведомилась: «Только почему уже в десять – Лену ведь начали пороть, когда ей исполнилось двенадцать…»
Дядя Игорь пожал плечами: «Ты сейчас такая же взрослая, как Лена в двенадцать… если не взрослее…»
Таня вздохнула – ибо это было чистейшей правдой. А дядя Игорь несколько неожиданно осведомился: «Надеюсь, ты не категорически против?»
Теперь уже Таня пожала плечами:
«Лене это очень нравится… с самого начала понравилось; я, как и она, считаю, что родители имеют полное право пороть своих детей… да и в твоих краях это было заведено и вроде никто не против…»
Дядя Игорь родился и вырос в весьма странной деревне в южной России, в которой было принято пороть всех детей до восемнадцатилетнего возраста – и всех женщин, независимо от возраста. Детей пороли родители – или любые старшие родственники (старший брат или старшая сестра, например) … как и взрослых женщин, впрочем.
Он рассказал об этом Ирине в самом начале их знакомства… и к его великому удивлению, та сразу захотела попробовать. Он её сильно высек, без скидок на её первый раз (до того её ни разу никто пальцем не трогал), ей – к его ещё большему удивлению – очень понравилось… и через месяц они уже были мужем и женой.
После свадьбы она рассказала об этом сестре и предложила попробовать; та попробовала, ей понравилось…, и дядя Игорь стал пороть обеих каждую неделю. Когда Лене исполнилось двенадцать (в родных местах дяди Игоря было принято регулярно пороть детей начиная с этого возраста), мама рассказала старшей дочери об их еженедельных занятиях.
Лена пожала плечами: «Я в курсе – конспираторы из вас не очень…»
После чего спокойно осведомилась: «Меня тоже пороть будете?»
«Если ты не против» - ответила изумлённая мама. Её дочь покачала головой:
«Не против. Когда я узнала о ваших… развлечениях, прочитала и просмотрела в Интернете всё, что смогла найти. Пообщалась в Сети… там есть такие форумы – ну и одну старшеклассницу мама так сечёт… в общем, знаю достаточно, чтобы по крайней мере попробовать…»
После чего неожиданно добавила: «А вообще не надо меня спрашивать – делайте со мной что сочтёте нужным… вы же родители и потому право имеете…»
Мама решила не откладывать дело в долгий ящик и приказала дочери: «Спускай шорты и трусики до колен, поднимай футболку и ложись ко мне на колени…»
В так называемую позу ОТК.
Лена подчинилась – и мама её основательно отшлёпала ладонью. После чего снова приказала: «Ложись на живот на кровать…»
После того, как дочь подчинилась, мама привязала её за запястья и лодыжки к спинкам кровати (благо было к чему) … и очень сильно выпорола снятым с джинсов ремнём… по крайней мере, ей показалось, что очень сильно.
Сначала Лена довольно громко вскрикивала… впрочем, скорее с непривычки, чем от боли. Затем успокоилась и молчала всё время порки. Мама влепила ей под сотню ударов ремнём, превратив пятую точку старшей дочери в один сплошной синяк… что не произвело на Лену особого впечатления.
Более того, когда мама закончила порку и начала смазывать практически полностью посиневшие ягодицы дочери обезболивающей и восстанавливающей мазью, та неожиданно спокойно заявила:
«Можно было и сильнее меня пороть… и дольше, и по спине розгами… и прыгалками по попе даже…»
Мама изумлённо посмотрела на дочь. Та спокойно объяснила: «Когда ты меня порола, я поняла, что меня обязательно нужно сечь каждую неделю. Долго, сильно и очень больно. Чтобы мне было нестерпимо больно… и до отключки»
Так её и стали пороть уже со следующей недели… а теперь наступила и очередь Тани. В отличие от Лены, она вовсе не считала, что её обязательно нужно пороть каждую неделю… впрочем, вполне возможно, что после порки она передумает.
«Мне совсем раздеться?» - совершенно спокойно осведомилась девочка.
Тётя Ира покачала головой: «На первый раз я буду тебя пороть только по ягодицам. Так что подними платье до талии, спусти трусики до коленок и ложись на живот на лавку. Чулки не трогай – мне они не помешают…»
Поскольку Таня знала, что её сегодня вечером будут пороть, она – на тот случай, если её первый раз будет таким же, как у старшей сестры – надела чулки, а не обычные колготки.
Таня подошла к лавке, запустила руки под платье, нашла резинку трусиков, спустила их до коленок, после чего завернула платье до талии и, придерживая его одной рукой, не без труда легла на лавку, вытянувшись в струнку.
«Попка у тебя очень красивая» - с восхищением вздохнула тётя Ира. И добавила:
«… и очень удобная для порки». Таня вздохнула: «Спасибо, тётя. Я рада, что тебе будет удобно меня пороть…»
И предсказуемо спросила: «Мне будет очень больно?»
Тётя Ира подошла к ней и ласково погладила по голове: «Ну конечно, девочка – тебе будет очень больно. Весь смысл порки в том, чтобы тебе было очень больно… нестерпимо больно, как больно мне, твоей маме и твоей сестре, когда нас секут…»
И уже совершенно деловым тоном продолжила: «Я дам тебе столько ударов и такой силы, которые ты сможешь выдержать – нас секут точно так же…»
«Я поняла» - вздохнула Таня. Тётя Ира продолжала: «… а поскольку я тебя ещё не порола… собственно, тебя ещё никто не порол…»
По правилам родных мест дяди Игоря до начала регулярной порки детей пороть не полагается – даже за серьёзные провинности.
«… поэтому порка может быть долгой – так что тебе придётся потерпеть…»
«Буду терпеть» - вздохнула Таня. Тётя Ира привязала её за запястья, лодыжки и талию, чтобы та не дёргалась и порщица не промахнулась. После чего объявила:
«Я дам тебе пять пробных ударов – чтобы ты привыкла. Потом буду пороть сериями по десять… пока не пойму, что достаточно…»
«Хорошо» - снова вздохнула девочка – и тут же получила первый удар. Не очень сильный, но весьма жгучий. Не столько болезненный, сколько именно жгучий. От неожиданности Таня вскрикнула, на что тётя Ира отреагировала немедленно:
«Постарайся как можно дольше не кричать – тем более, что пока что тебе не так уж и больно…»
Следующие четыре удара были уже гораздо более… приемлемыми, наверное. Как ни странно, даже в чём-то приятными… хотя, с другой стороны, Таня чувствовала, что тётя розгами буквально разбивает её тело… более того, всё её Я…
«Сейчас будет первая серия» - предупредила тётя Ира. И приступила к собственно порке розгами.
Первые два удара мало отличались от уже полученных Таней… а потом…
Нет, она не улетела – хотя от сестры слышала про так называемый сабспейс. Наоборот, почувствовала, что это на неё обрушился энергетический водопад. Водопад Любви… и ещё очень много чего, что она просто не могла описать словами. Да, было больно (хотя пока что вполне терпимо), но эта боль ушла куда-то на очень далёкий план…
«Мне очень хорошо, тётя Ира» - неожиданно даже для самой себя прошептала девочка. И уж совсем неожиданно добавила: «Не останавливайся… я не хочу, чтобы это прерывалось…»
Тётя изумлённо посмотрела на племянницу… и возобновила порку. Боль становилась всё сильнее и сильнее, но сила водопада её опережала. Поэтому Тане было не просто хорошо – она никогда не чувствовала себя такой любимой и такой счастливой. По-настоящему счастливой…
Отсчитав пятьдесят ударов, тётя Ира наклонилась к племяннице и обеспокоенно осведомилась: «Ты как?»
Таня блаженно потянулась – насколько ей позволяла мягкая верёвка, которой она была привязана – и спокойно ответила: «Мне никогда не было так хорошо… да, больно, конечно, но очень хорошо…»
И снова неожиданно даже для самой себя попросила: «А можно меня не розгами, а прыгалками? Мне нужно ещё больнее… и пока я не отключусь… как Лена тогда»
Тётя уже совершенно ошалело посмотрела на девочку – но просьбу её выполнила. Порола скакалкой пока племянница не отключилась. Привела её в чувство банальным нашатырём, но смазывать до синевы выпоротые ягодицы не стала.
Вместо этого несколько вынужденно констатировала: «У тебя выносливость, как у взрослой женщины… почти. Поэтому твою спинку тоже высечь надо…»
Таня кивнула и тихо ответила: «Я сама хотела тебя об этом попросить… только можно я сначала на коленях постою… на гречке? Пока не упаду от боли…»
Тётя Ира уже поняла, что с этим, как выяснилось, теперь уже совершенно неизвестным ей существом лучше не спорить. Поэтому вздохнула: «Можно – только будет лучше, если ты встанешь на колени на деревянные рейки. Так несопоставимо больнее – а тебе сейчас нужна просто запредельная боль…»
«Нужна» - вздохнула девочка. «Очень нужна…»
Тётя Ира добыла из шкафа рамку с несколькими рейками, поставила на пол. Она решила пока не раздевать племянницу, поэтому, когда та неожиданно легко поднялась с лавки, приказала ей просто спокойно стоять с поднятым платьем.
Девочка подчинилась, а её тетка аккуратно спустила её трусики до лодыжек, после чего сделала то же самое с её чулками телесного цвета, чтобы оголить колени. После этого помогла племяннице опуститься на колени – та сначала зашипела от острой боли, но быстро успокоилась и затихла. Затем связала девочке руки за спиной в запястьях – так сложнее сохранять равновесие.
Таня закрыла глаза, глубоко вздохнула – и совершенно взрослым голосом прошептала: «Я не влюбилась в боль – я её полюбила. Спасибо, что поставила меня на колени на рейки – мне очень больно, но именно мне сейчас и нужно… просто необходимо…»
Сделала небольшую паузу – и ещё более взрослым голосом уверенно продолжила:
«Я буду стоять и не потеряю сознание, пока боль не охватит меня всю; пока она не войдёт в каждую клеточку моего тела – и буду держаться пока смогу. А потом… потом я прошу тебя… очень прошу засечь меня до потери сознания – и сечь как взрослую… совсем взрослую…»
Снова глубоко вздохнула – и вдохновенно продолжила:
«Я понимаю, что это невозможно… к сожалению, но я очень хочу, чтобы я так стояла на коленях – и чтобы меня так пороли каждый день… а лучше дважды в день - утром и вечером…»
Тёте Ире стало не просто не по себе – ей стало страшно. Да что там – её охватил просто животный ужас; так страшно ей никогда не было – ни в реальной жизни, ни даже во время просмотра самого страшного ужастика.
Которым для неё был американский фильм 2009 года Дитя Тьмы, антигероиней которого является (её блестяще сыграла 12-летняя Изабель Фурман) 33-летняя женщина в теле девятилетней девочки.
Но то был худфильм – а сейчас она практически то же самое видела в реале. Да, агрессия Тани, в отличие от антигероини фильма, была направлена на себя, а не на окружающих… но от этого было не легче.
Поэтому, оставив племянницу наслаждаться болью в коленях – и во всём теле – Ирина Львовна быстрым шагом покинула подвал, потом и особняк сестры и, отойдя на достаточное расстояние, позвонила Ларисе Максимовне Ивлевой.
Доктору психологических наук, специалисту по психологии семейных (и не только) телесных наказаний и вообще болевых воздействий на детей и подростков. Ну, и по детской и подростковой психологии в целом.
С доктором Ивлевой она консультировалась и перед тем, как предложить Лене регулярную порку (это была её идея); и потом – чтобы быть уверенной, что это не нанесёт девочке ни физического, ни психологического вреда. И перед тем, как предложить регулярную порку теперь уже младшей дочери.
Психологиня внимательно выслушала её - и практически мгновенно вынесла вердикт: «Сейчас дай ей всё, что она попросит…»
«Вы уверены, что она всё это выдержит – и физически, и психологически?» - в высшей степени обеспокоенно осведомилась Ирина Львовна.
«Ещё как выдержит» - усмехнулась доктор Ивлева. И добавила:
«Я знаю одну особу, которая в результате подобного… воздействия, хотя и несколько из иной категории стрессоров… шоков даже, в тринадцать лет ушла в спецназ. И там так зажигала, что здоровенные мужики диву давались…»
Сделала небольшую паузу – и продолжила:
«Да, твоей Танюше всего десять… но и хочет она всё же не вырезать пехоту противника взводами боевым ножом спецназа Бранденбург-800…»
«А что потом?» - ещё более обеспокоенно спросила Ирина Львовна. «И что, собственно, с ней происходит?»
Психологиня вздохнула – и сбросила атомную бомбу хиросимской мощности:
«Сейчас могу сказать только, что в результате порки она превратилась… скажем так, в не-совсем-человеческое существо. В какое именно, скажу после тестов…»
«Вы её заберёте?» – ужаснулась Ирина Львовна. Доктор Ивлева спокойно ответила: «Это в её же интересах. И в твоих, и в интересах её мамы…»
И фактически приказала: «Дай ей всё, что ни попросит – это её вымотает достаточно, чтобы после окончания этой… сессии она уснула и дрыхла без задних ног. Я приеду, её заберу, выясню что да как – и тогда решим, что с ней делать…»
--------------------------------------------------------------------------------------------
«И что выяснилось?» - осведомился я, когда психологиня закончила свой рассказ.
Доктор Ивлева вздохнула: «Выяснилось, что девочка неясно каким образом прошла спонтанное Преображение. Со всеми стандартными последствиями – вечная жизнь, бесплодие, иммунитет ко всем болезням… и так далее»
«И куда её в результате определили?» - с ещё большим любопытством спросил я.
Психологиня пожала плечами: «За три месяца Таня биологически повзрослела на четыре года – психологически она повзрослела на пятнадцать лет за пятнадцать минут. Плюс её одержимость болью… поэтому… в Регины Коэли, куда ж ещё…»
На подмосковную фабрику по серийному производству сверх-женщин - этаких Убер-фройляйн. Фабрику Die Neue Lebensborn имени доктора Йозефа Менгеле. Который, как выяснилось, занимался не только разработкой нано-регенератора человеческого тела.
Тогда мне и в голову не могло прийти, что спустя всего три месяца мне придётся столкнуться с практически аналогичным случаем. Только девочке будет (к счастью) не десять лет, а двенадцать …, и она уже будет психологически взрослее своего хронологического возраста лет на десять, как минимум.