В дверь позвонили. Ирма фон Таубе (в девичестве Бауэр) открыла входную дверь виллы в Ванзее, принадлежавшей её мужу… и нисколько не удивилась. Поскольку именно этого ожидала как минимум сутки, после возвращения мужа и его Зондеркоманды К с очередного задания. На этот раз вообще двойного – одна за другим и одно другого кошмарнее.
Перед ней стояла её заклятая подруга и (в прошлом) коллега сначала по Лихтенбургу, а затем по Равенсбрюку. СС-Хельферин Ванда Магдалена Луиза Бергманн. Ныне де-факто заместитель командира Зондеркоманды К.
Ирма и Ванда делили одного мужчину – Михаила Евдокимовича Колокольцева. Известного обоим как ныне СС-оберштурмбанфюрер Роланд фон Таубе… хотя у Ирмы некоторое время назад появились на этот счёт определённые сомнения. Которыми, впрочем, она не поделилась даже с ним – не говоря уже о ком-то ещё.
Делили на удивление мирно… за исключением периодических ритуалов, инициатором которых стала, как ни странно, фройляйн Ванда. Хотя, по идее, это должна была быть Ирма – законная жена Колокольцева; к тому же венчаная с ним в католической Церкви.
Первая часть ритуала отдалённо напоминала изобретённый сэром Артуром Конан-Дойлем Обряд дома Месгрейвов, описанный им в одноимённом рассказе о великом сыщике Шерлоке Холмсе.
Ритуал (собственно, в оригинале рассказа это был именно ритуал, а не обряд) был совместным творением обеих женщин и сложился как-то сам собой, хотя Ванда при каждом удобном случае приписывала авторство именно Ирме.
Как великому сыщику (и женского пола, и вообще) – и в чём-то даже более великому, чем сам герой произведений Конан-Дойла. Ибо Холмс, в отличие от криминалькомиссара берлинского Крипо Ирмы Адели Элизы Бауэр, обычно тратил на раскрытие своих дел всё-таки несколько побольше, чем 24 часа…
«Чем обязана?» - усмехнулась Ирма, пропуская в дом заклятую подругу и в некотором роде соперницу. «Ты хочешь, чтобы я тебя выпорола – жестоко выпорола – за то, что ты спала с моим законным мужем?»
Ванда покачала головой: «Не только выпорола. Истязала, издевалась… и вообще дела со мной всё, что ты захочешь. Благо очень хорошо умеешь – такие прозвища, как у тебя, дают только настоящим заплечных дел мастерицам…»
За почти четыре года службы в главных женских концлагерях СС Ирма Бауэр заработала в высшей степени заслуженные прозвища Фурия Лихтенбурга и Адская кошка Равенсбрюка.
Ирма только усмехнулась: «Кто бы говорил… Прекрасное чудовище…»
Именно это прозвище Ванда Бергманн получила ещё в Лихтенбурге. За оглушительную, ослепительную, невероятную красоту – до поступления на службу в Лихтенбург она была одной из самых востребованных моделей Берлина и деньги гребла лопатой – и совершенно чудовищную жестокость, даже по неслабым меркам женских концлагерей.
И продолжила, направляясь в специально оборудованный подвал, где её регулярно порол муж: «Ты же прекрасно знаешь, что мне наплевать, с кем спит мой муж – и отлично знаешь, почему…»
Ванда знала о Преображении Колокольцева… потому, что сама вот уже более трёх лет была не-совсем-человеком. Женщиной-люденом, у которой (как и у людена-мужчины) побочным эффектом Преображения была просто невероятной мощности сексуальность и соответствующие сексуальные потребности.
Поэтому Колокольцев при всём желании (которого у него никогда не было, надо отметить) не мог быть верной своей супруге. Впрочем, Ирма была только рада такой уникальной особенности своего благоверного, ибо оная гарантировала ей секс каждый день – причём многократный и во все дырочки, в которые она пожелает. Что всегда было недостижимой мечтой любой женщины.
Хотя сама была мужу верна абсолютно – другие мужчины для неё не существовали. Для Ванды тоже… но если Ирма была строго гетеросексуальна, то её подруга спала с представительницами своего пола налево и направо. К огромному взаимному удовольствию, ибо в сексе она была гроссмейстером.
Её подруга-соперница покачала головой: «Не на всех. На меня не наплевать. И на Марту не наплевать. И на Хельгу Лауэри. И на его новую пассию Лидию тебе тоже будет не наплевать…»
Для Ирмы это было новостью, причём крайне неприятной новостью. Она остановилась, прервала ритуал и в высшей степени заинтересованно произнесла: «Я вся внимание…»
Ванда довольно усмехнулась – маленькие бячки сопернице доставляли ей огромное удовольствие, сравнимое лишь с сексуальным – и наигранно-бесстрастно перечислила:
«Лидия Крамер, двадцать шесть лет, фольксдойче из Украины, СС-Хельферин, закончила филологический факультет Киевского университета, блондинка, примерно твоего роста и комплекции, красивая… только какой-то злобной красотой…»
Сделала многозначительную паузу и продолжила: «… моя сменщица, причём с первого раза выбила пять волколаков из восьми, Роланд был удивлён несказанно…»
«О как!» - изумилась Ирма. «Она что, в ГУЛАГе успела послужить? Или в НКВД во время Большого террора? Хотя нет, тогда бы её вместе с евреями отправили бы червей кормить… или?»
Ванда покачала головой: «Не или. Она вместе с Роландом детей расстреливала. Сначала он её втёмную использовал… наверняка тебе рассказал»
Ирма кивнула: «Рассказал, конечно – я же всё-таки его жена…»
Её подруга усмехнулась и продолжила: «… а потом у оврага она детишек мал мала меньше сотнями в иной мир отправляла. Даже грудничков – прямо с маминых рук… причём ни разу даже глазом не моргнула… а по дороге немало и мам, и других взрослых вслед за детишками определила…»
«М-да…» - задумчиво протянула Ирма. «После такого волколаков отстреливать что по тарелочкам из дробовика пулять…»
А Ванда задумчиво протянула: «… но не это для тебя самое страшное и опасное…»
«Что может быть ещё страшнее?» - удивилась её подруга. Ванда объяснила:
«Она практически заставила Роланда изнасиловать 12-летнюю девочку. Причём так его себе под каблук загнала во время этого действа, что он несчастную едва не разорвал изнутри…»
«Девочка хоть выжила?» - усмехнулась Ирма. Ванда кивнула: «Выжила, конечно – ей ещё и понравилось…»
Ирма снова усмехнулась: «Иногда мне кажется, что женщине – любой женщине – понравится, даже если он с неё будет кожу живьём сдирать…»
Ванда вздохнула: «Очень может быть». И продолжила: «Девочка сразу повзрослела лет на десять… в общем, всё с ней нормально. Я её потом видела – выглядит прекрасно, даже и не скажешь, что её только что…»
Ирма кивнула: «Я поняла. У Лидии, возможно, есть какая-то власть над Роландом… хотя я думаю, что это ненадолго. В любом случае, спасибо. Предупреждён значит вооружён…»
Повернулась и повела Ванду за собой в подвал. По дороге снова усмехнулась: «Иногда мне кажется, что ты это всё устроила, чтобы и в этом от меня не отставать…»
«В смысле порки?»
Ирма кивнула: «Ты же во всём хочешь быть не хуже меня. И в стрельбе, и три языка выучила – включая русский, что самый настоящий подвиг, уж я-то знаю…»
Ирма, дабы понравиться тогда ещё любовнику, у которого русский был родным языком, так освоила этот не самый простой для изучения язык, что носители языка её принимали за свою соотечественницу.
«… и готовить научилась не хуже меня, хотя никогда не любила… и вот теперь…»
Она повернулась и лукаво посмотрела на подругу: «Тебе хочется и в постели от меня не отличаться. Если у меня следы от порки, то и у тебя должны быть… только я не понимаю, почему ты его не попросишь его тебя высечь? Чтобы уж совсем быть как я?»
Ванда пожала плечами: «Почему же не прошу? Прошу – и он бьёт меня… точнее, любит плетью и вообще болью. Но на задании это нереально, а здесь мы очень мало общаемся – сейчас ему несколько не до меня…»
И неожиданно вздохнула: «Наверное, это глупый фетиш, но мне действительно очень хочется, чтобы именно ты порола меня. И потому, что подруга…»
Как ни странно, это была чистая правда. Ибо обе знали, что, несмотря на соперничество в любви и вообще трения, и Ирма, и Ванда без колебаний рискнёт жизнью ради подруги. И вытащит из любого Ада. Да, потом может и люлей навешать, если будет, за что – но сначала вытащит.
«… и потому, что очень возбуждает, когда жена порет любовницу…»
Когда они спустились в подвал, Ирма уверенно констатировала: «Ты зря комплексуешь – это мне надо тебе завидовать, а не наоборот…»
Её подруга удивлённо посмотрела на неё. Ирма объяснила: «Ты красивее – и не делай вид, что это не так. Ты крупнее и физически сильнее – это немаловажно в постели; ты бисексуальна – это придаёт тебе особый шарм и делает тебя утончённее в постели, а для Роланда это немаловажно…»
Перевела дух – и продолжила: «Да, я полностью заслужила свои жуткие прозвища… но и тебя ведь не Дюймовочкой прозвали. Но я не убивала… для меня взять чужую жизнь вообще очень сложно… а у тебя по этой части опыт как у палача средней руки. Роланд тоже убивал – причём и в качестве палача, так что ты ему ближе, чем я…»
Глубоко вздохнула – и уверенно продолжила: «И, самое главное – я не смогу как ты… отстреливать волколаков. Просто не смогу. А ты рядом с ним закрываешь Врата Ада…»
Она запнулась. Ванда пожала плечами: «Зато ты его законная жена. Венчаная»
Ирма только усмехнулась: «Ты запросто могла повести его под венец – причём гораздо раньше, чем я. Просто тебе это нафиг не надо…»
И вздохнула: «Раздевайся, подруга – раз уж ты так этого хочешь…»
Ванда разделась догола абсолютно спокойно, как в бане или на приёме у врача.
«Спиной ко мне, руки за спину» - приказала Ирма. Её подруга покорно подчинилась. Ирма связала подруге руки за спиной за запястья, взяла со стола стиральную доску, положила на пол и поставила Ванду на колени на этот, вообще говоря, весьма травмоопасный дивайс.
Поэтому обычно на колени ставили на сухой горох, фасоль, чечевицу или (в России) на гречку. Иногда на крупную соль… но не на стиральную доску и уж, тем более, не на битое стекло.
Однако Ирма и Ванда были медсёстрами по образованию (обычное дело для надзирательниц лагерей, которым было необходимо хорошо разбираться в женской анатомии, физиологии и психологии) и поэтому знали, что на несколько минут можно совершенно безопасно поставить и на то, и на другое… если, конечно, делать это грамотно.
Ирма крепко и больно взяла подругу за волосы, откинула ей голову назад – и влепила Ванде с дюжину весьма увесистых пощёчин. Та покорно поворачивала голову, подставляя по очереди то левую, то правую щёки.
Основательно отлупив подругу по щекам, Ирма подняла её за волосы с колен и подвела к свисавшей с потолка толстой и надёжной верёвке, которая была перекинута через блок под потолком подвала, а другим концом прикреплена к вороту с огромного размера Х-образной рукояткой.
Верёвка заканчивалась карабином, с помощью которого Ирма прикрепила к ней связанные за спиной руки Ванды. А лодыжки подруги привязала к вделанным в пол кольцам. После чего начала медленно и осторожно вращать ворот, поднимая вверх руки Ванды.
Используемое ей устройство было, по сути, сильно облагороженным (с точки зрения безопасности) вариантом классической дыбы-страппадо. Любимого орудия пыток Святой Инквизиции (первого из официально разрешённых трёх).
А также (кто бы сомневался), государственных палачей Руси и России.
Принцип действия страппадо был простым и незатейливым – верёвку затягивали на связанных за спиной руках пытаемого (или пытаемой) – в точности, как это сделала Ирма с подругой.
А вот дальше начиналось фундаментальное, принципиальное, экзистенциальное отличие. При классическом применении страппадо жертву поднимали как минимум пока ноги не отрывались от земли (хотя иногда поднимали на метр и более). В результате он или она висели на одних руках.
При этом руки у поднятого на дыбу человека, разумеется, выворачивались назад и выходили из суставов; так что пытаемый висел на вывернутых руках (это было ОЧЕНЬ больно).
На «просвещённом» Западе (где сей дивайс юзали намного шире, чем на Руси – особенно в период «охоты на ведьм») он получил название страппадо. Дивайс получил настолько широкое распространение в Европе, что удостоился сомнительной чести быть включённым в уголовно-процессуальный кодекс Святой Инквизиции в качестве первого орудия «допроса с пристрастием».
На дыбе пытаемого держали от нескольких минут до часа и более (нередко намного более). В Российской империи поднятого на дыбу иногда били кнутом по спине, а то и «прикладывали к огню», то есть водили по телу горящими вениками (а вот это случалось много чаще, ибо при умелом применении риск убить пытаемого был существенно ниже, чем при порке кнутом).
Чтобы тело истязаемого (или истязаемой – женщин и мужчин пытали и истязали на дыбе совершенно аналогично, причём последних во время охоты на ведьм много чаще) было удобнее пороть и прижигать, к его или её связанным ногам привязывали дополнительный груз.
Достаточно тяжёлый, чтобы тело практически вытягивалось в струнку. На вывернутых за спиной руках, что не просто очень больно, а реально нестерпимо больно – причём безо всякой порки и огня.
В подвале Колокольцева (понятное дела), ничего даже отдалённого подобного этому безумию и близко не было. Муж поднимал руки Ирмы (всё это устройство было сделано и установлено по её просьбе) лишь настолько высоко, чтобы она головой почти утыкалась в колени.
И в таком унизительном положении порол по ягодицам и бёдрам. Ирме это было нужно и потому, что у неё произошла эротизация не только насилия, но и унижения (спасибо уже давно покойному родному папеньке).
И потому, что эта поза была очень похожа на позу, в которой она порола узниц Лихтенбурга и Равенсбрюка (только в концлагере тело наказуемой перекидывали через аналог гимнастического козла и руки привязывали к его ножкам, а не к блоку под потолком). А Ирма неоднократно признавалась мужу, что очень хочет поменяться с узницами местами…
Ирма порола подругу тяжёлой плетью (точно такой же, какую она использовала в обоих концлагерях) долго, основательно, сильно и очень больно. Достаточно сильно и больно для того, чтобы практически любая женщина и орала так, что сорвала голос и вообще отключилась.
Но не Ванда. Ванда – сказывалась и физическая сила, и выносливость в детстве и юности почти профессиональной гимнастки; и опыт надзирательницы в лагере (для которой вести себя как узницы было недопустимо совершенно) … и общение с волколаками.
После такого неизбежно становишься настолько психологически сильной, что вынесешь не только жестокую порку. Вообще что угодно вынесешь…
Поэтому Ванда хоть и плакала (слёзы текли ручьём по её прекрасному лицу), и стонала, и задыхалась… но не кричала. Не закричала она и когда Ирма, отвязав её от страппадо, развязала ей руки, после чего снова связала их – только уже спереди – привязала к блоку и подняла к потолку, вытянув тело подруги в струнку. И начала пороть по спине. Ещё более сильно, жёстко и болезненно, чем по другим частям её прекрасного тела.
Когда Ирма закончила порку (Ванда так и не потеряла сознание, несмотря на все старания подруги), смазала иссечённое тело Ванды какой-то мазью непонятного происхождения и запаха – но очень эффективной, все следы исчезали максимум через пять дней – и вколола коктейль из анальгетика и стимулятора (отвязывать пока не стала – пусть в себя сначала придёт), Ванда неожиданно попросила подругу:
«Выпить дай – в правой тумбочке стола первоклассный вискарь как раз на такой случай… и стакан тоже там… даже два…»
Ирма довольно улыбнулась: «Не откажусь…»
И тут же рассмеялась: «Ну я и докатилась… любовница моего мужа лучше знает где в моём доме что лежит, чем я – его законная жена…»
Ванда только усмехнулась: «Ты почти не употребляешь – а я с зелёным змием очень даже дружу… потому и сделала себе здесь заначку…»
Ирма кивнула – ибо хорошо знала, что её подруга и до Преображения могла перепить и двухметрового мужика, а после превращения в людена вообще пила алкоголь как компот – в любых количествах и нисколько не пьянея.
Открыла указанную тумбочку, достала два стакана, хорошо початую бутылку 16-летнего односолодового Bushmills (Колокольцев признавал только ирландский нектар), усмехнулась: «Понятно всё с вами», щедро налила себе и подруге по полстакана, отхлебнула, оценила: «Высший класс»; поставила на стол свой стакан, подошла к всё ещё надёжно привязанной Ванде и поднесла стакан к её губам.
Та помотала головой: «Не надо меня поить как малое дитё с ложечки. Сама справлюсь – только отвяжи мне руки, я уже вполне нормально держусь на ногах… тем более, что они у меня привязаны к полу…»
Ирма пожала плечами: «Как скажешь, подруга…».
Поставила и стакан Ванды на стол, опустила руки подруги, освободила её руки от верёвки, передала ей стакан, подняла стакан: «Прозт!»
«Прозит!» - улыбнулась её подруга, попутно отметив, что Ирма, как и все мекленбуржцы, постоянно экономит на гласных.
Они выпили. По телу женщин растеклось блаженное тепло. Закуски не было – Ванда то ли просто забыла, то ли решила, что ирландский виски нужно и употреблять по-ирландски, не закусывая. Впрочем, это было скорее хорошо – после такой порки еда (в любом количестве) была совершенно лишней.
Ирма внимательно оглядела (точнее, изучила взглядом) подругу, убедилась, что та действительно пришла в себя и освободила и её лодыжки от верёвок. Ванда поставила уже пустой стакан на стол, подошла к подруге, слегка наклонилась (она была минимум на полголовы выше ростом) и благодарно поцеловала в щёку:
«Спасибо тебе. Мне очень понравилось. Очень…»
Затем неожиданно взобралась на стол, удобно уселась (анальгетик был практически мгновенного действия, как и обезболивающая составляющая загадочной мази) и глубоко вздохнула: «Давно хотела тебе рассказать… думаю, сегодня самое время…»
«Начало захватывающее» - усмехнулась Ирма. «Я тебя внимательно слушаю…»
«Я первый раз попросила Роланда меня высечь ещё в тридцать седьмом» - честно призналась Ванда. «Примерно через неделю после того, как мы с ним познакомились…»
«До или после того, как ты бесцеремонно забралась к нему в постель?» - усмехнулась Ирма. Которая прекрасно знала, что её тогда ещё просто любовник переспал со всеми хотя бы минимально симпатичными надзирательницами Лихтенбурга.
Просто из любопытства – что это за фурии такие… хотя, по слухам, некоторые из них в постели были просто яростно-великолепны. Но всегда по своей инициативе… за исключением Ванды, которая (как потом выяснилось, банально проследив за Ирмой), узнала, где он живёт; внаглую заявилась к нему домой (разумеется, когда подруги там уже не было) и бесцеремонно утащила его в кровать.
И потому все её коллеги в его жизни задержались на несколько ночей максимум… а она осталась на годы. Скорее всего, вообще навсегда – в этом и она, и Ирма, и Колокольцев практически не сомневались.
«После, конечно» - рассмеялась Ванда. И продолжила: «И из чистого любопытства, и чтобы стать похожей на тебя – если ты его почти жена и он тебя регулярно порет, значит, ему это нужно… и потому, что…»
Она запнулась – затем честно призналась: «ты знаешь, я никогда не испытывала никаких отрицательных эмоций по отношению к нашим… подопечным…»
В смысле, к узницам Лихтенбурга и Равенсбрюка.
Ирма кивнула: «Аналогично. Если начнёшь их ненавидеть, то либо с катушек слетишь, либо в алкоголе утонешь, либо на наркоту сядешь, либо такого наворотишь, что сама на их месте окажешься…»
Вопреки распространённому заблуждению, надзирательницы истязали узниц и всячески издевались над ними вовсе не потому, что они их ненавидели. А просто потому, что сами стали жертвами – эротизации физического и психологического насилия.
Которая в считанные месяцы (если не недели) превращали до того вполне нормальных женщин (семейные проблемы Ирмы Бауэр были скорее исключением) в законченных садисток.
Чаша сия не миновала и заклятых подруг – отсюда и их инфернальные прозвища – однако их спасли сначала отношения с Колокольцевым, чудовищной мощности и идеальной чистоты энергетика которого могла и из убийцы сделать праведника (что и произошло с Вандой).
А потом его радикальное вмешательство в их жизни, в результате которого Ирма в считанные месяцы не только дослужилась для звания криминалькомиссара берлинского Крипо (совершенно невероятное достижение для женщины), но и стала самой настоящей легендой берлинской уголовной полиции. Получив совершенно заслуженное прозвище Фройляйн 24.
А Ванда Бергманн стала не только грозой волколаков – чем заслужила бесконечное уважение и восхищение не только всех бойцов и офицеров Зондеркоманды К; не только шефа РСХА Рейнгарда Гейдриха (пилота-фронтовика, между прочим) – номинального начальника их зондеркоманды, но и самого рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера.
Но и фактическим первым замом Колокольцева – «теневым командиром» Зондеркоманды К. Ещё более невероятное достижение для женщины в насквозь патриархальном Третьем рейхе.
Ванда продолжала: «… поэтому к тем, кто стойко держался, я относилась и отношусь с огромным уважением – и даже восхищением»
Ирма снова кивнула: «Аналогично». Её подруга продолжала: «Возможно, это глупо и детство, но я с самого начала хотела быть не хуже их. Не слабее, скажем так. Доказать самой себе, что я смогу выдержать то же, что и они – в смысле физической боли… и даже больше»
Её подруга покачала головой: «Совсем не глупо – нормальное желание для сильной, успешной женщины. Я бы, наверное, тоже так хотела бы… если бы не моё детство – и годы под плетью моего мужа…»
«О да!» - с уважением улыбнулась Ванда. «Тебе точно в этом плане никому ничего доказывать не нужно. И не будет нужно – никогда…»
Глубоко вздохнула – и продолжила: «Так что с моей поркой вся было сложнее, чем просто желание соответствовать сопернице… быть не хуже тебя…»
Ирма кивнула: «Охотно верю. Ты вообще женщина непростая… мягко говоря»
Ванда улыбнулась подруге – и продолжила: «Роланда долго уговаривать не пришлось…»
Ирма рассмеялась: «Я не удивлена совсем. Ему после меня женщину выпороть – что поцеловать»
«… он меня выпорол, мне понравилось, даже очень понравилось…»
Её подруга кивнула: «Он любит плетью; причём очень сильно любит – и любую женщину. Вообще любую. Поэтому у меня нет никакого сомнения, что любой понравится…»
«… но я сразу почувствовала, что в этом было что-то ещё – кроме всего, что я перечислила. Что было что-то большее, чем просто понравилась – и всё остальное. Я не могла понять, что это было такое…»
«И поэтому попросила его выпороть тебя снова и снова?» - усмехнулась Ирма.
Ванда кивнула. «Поняла?» - заинтересованно осведомилась её подруга. «И если да, то на какой по счёту порке… точнее, после какой?»
«На пятой» - спокойно ответила Ванда. «В самом начале пятой порки, где-то на шестом-седьмом ударе. Я вдруг почувствовала, что превратилась в энергетическую антенну. Что в мой затылок…»
«В твою коронную чакру» - уточнила Ирма. Ванда продолжала: «… входит энергетический луч, который проходит через моё тело… точнее, через мои тонкие тела и освещает, согревает не только меня, но и весь наш грешный мир…»
«… и через твою боль превращает тебя в источник Света и Любви» - задумчиво вздохнула Ирма. «В результате твоя боль служит не только тебе, но и всему миру»
Ванда изумлённо посмотрела на неё. Её подруга снова вздохнула: «У меня ничего такого не было – видимо, я чисто на приём работаю. Тебе надо поговорить с Хельгой Лауэри – она такая же, только не в пример более экстремальна. Позвони Марте – она сейчас у неё живёт, на Вилле Вевельсбург. Телефон знаешь?»
Ванда кивнула: «Знаю, конечно». И пошла одеваться.