Меня зовут Ольга. Обычное имя очень необычной русской женщины. Мне двадцать два года, я только что закончила университет... неважно какой. И неважно по какой специальности – важно лишь, что я получила образование... точнее, знания и навыки, которые позволяют мне очень неплохо зарабатывать на жизнь.
Я ни разу не мазохистка, не имею никакого отношения к российской Теме и вообще ни интересуюсь БДСМ. Ни бондажем, ни доминированием/подчинением, ни садомазохизмом, ни даже игровыми телесными наказаниями.
А не интересуюсь я, наверное, потому, что в моей жизни имеют место быть регулярные – и самые настоящие – телесные наказания. Каждую неделю – не обязательно в субботу, хотя обычно получается именно так – я приезжаю к маме (я живу отдельно – зарплата позволяет снимать весьма неплохую квартиру), чтобы она меня выпорола.
Выпорола ремнём, высекла розгами... глагол выбирается в зависимости от используемого «ударного инструмента». Иногда меня сечёт двоюродная сестра (она старше меня на три года), очень редко – отец. И всё – больше я не позволяю никому. Мои бойфренды (я их довольно часто меняю – есть такой грех) относятся к этому спокойно. Некоторых даже возбуждают мои синяки – причём нехило так возбуждают.
Если я чувствую, что натворила что-то неподобающее, то звоню маме или сестре, чтобы выяснить, заслуживает ли мой проступок телесного наказания. Если они сочтут, что заслуживает (что происходит не всегда, надо отметить), то я в тот же день приезжаю к маме или сестре, чтобы подвергнуться надлежащему телесному наказанию.
Обязательно порке... ну и обычно бывают и «приложения». Стою голышом на гречке или (реже) на горохе – обычно в углу, хотя бывает по-разному. Запирают в чулан (шкаф по сути), летом крапива обязательно почти.
В последнее время мама увлеклась бастинадо (начиталась видимо, статей по телесным наказаниям). Ну и стала... практиковать. А за ней и сестрица (её зовут Вера) туда же.
Стегают кошкой – верёвочной плетью-многохвосткой. Боль - тоньше, острее намного чем боль во время простой флагелляции. Ощущение - словно по леске ходишь над пропастью. Леска врезается в кожу, а остановиться нельзя - пропасть тут как тут.
Дергаюсь, конечно, куда же без этого. Мама или сестра обхватывают щиколотки - поднимают мои ноги вверх, то есть я касаюсь поверхности (происходит всё на диване, обычно) только животом, словно "кольцо" делаешь, в гимнастике. Ну и стегают. Раз 30-40 спокойно выдерживаю... хотя потом словно заново учусь ходить.
Регулярная порка – да и вообще телесные наказания – неотъемлемая часть моей жизни вот уже десять лет. Когда мне исполнилось двенадцать лет (выглядела я, впрочем, тогда как минимум на пятнадцать, а то и на шестнадцать – вполне взрослые сабжи проходу не давали), мама с отцом (я в семье единственный ребёнок) сообщили мне, что теперь меня будут регулярно пороть. Каждую неделю – по субботам – ну и если «заработаю» в промежутках между порками.
Я отнеслась к этой радикальной перемене в моей девчачьей жизни очень спокойно. И потому, что знак Зодиака обязывает (Весы всё-таки), и потому что – хотя родители это и не афишировали - знала, что отец регулярно порет маму (до сих пор порет, кстати).
И потому, что многих моих подруг (я всегда была внутренне много старше своего возраста – спасибо родителям – поэтому дружила с девочками много старше себя) родители пороли, так что ничего особо нового мои мне не сообщили. Я знала и то, что семьи, где дочерей пороли, были более дружными, чем те, в которых телесных наказаний не было.
Поэтому и не подумала возражать. Моего согласия, разумеется, никто не спрашивал – просто поставили перед фактом – но думаю, что если бы я всерьёз заупрямилась, меня бы оставили в покое.
Но я почему-то сразу почувствовала, что меня действительно нужно регулярно пороть, что это для моего же блага... как и «дополнительные» телесные наказания. Хотя пороли меня – ну и секли тоже – очень и очень больно.
И на коленях стояла на гречке долго, однажды просто упала. Меня подняли, привели в чувство, дали немного отдохнуть... а потом снова поставили на колени на гречку. Потом выпороли почти до потери сознания. Причём пороли вдвоём, чтобы тело не успевало отдохнуть между ударами. Пороли ремнями, причём мама очень тонким... так что было очень больно.
Странно, но я всегда была им совершенно искренне благодарна за порку. Маме так вообще всегда целовала руки – сначала после порки, а потом и до. Сама попросила розги (которые мы резали и готовили вместе с мамой), причём чтобы пороли с оттягом, потом попросила пощёчин...
Я знала, что отец бьёт маму по лицу, когда она стоит перед ним голая на коленях. И решила... в общем, не знаю до сих пор почему, но решила, что и меня тоже нужно так же. Поэтому когда в очередной раз встала на колени (на этот раз на горох), то попросила маму основательно отхлестать меня по щекам.
Она это сделала, причём действительно основательно весьма. Взяла меня за волосы и довольно долго била по лицу. Я, разумеется, покорно подставляла щёки...
И мне это, как ни странно, понравилось. Я вообще никогда не чуствовала такой близости с родителями, такой любви к ним и не чувствовала себя так сильно любимой, как во время порки. А когла мама била меня по щекам, ощущения были ещё сильнее, острее и ярче...
Я чётко усвоила, что каждый проступок должен быть наказан, поэтому сама рассказывала о своих прегрешениях и просила меня наказать, причём максимально сурово. Что и получала, разумеется.
Сначала меня пороли очень целомудренно – я ложилась на живот на диван, приспускала домашние штанишки и трусики, оголяла ягодицы и получала... что положено. На гречку или горох на колени опускалась в шортиках.
А потом поняла, что мне... что мне должно быть очень стыдно. Очень стыдно. Поэтому в следующий раз прежде чем встать на колени (на горох, по-моему) я сама спустила шортики и трусики почти до колен, оголив лобок. Так и стояла всё время, хотя было просто дико стыдно, конечно.
Потом вообще сняла и то, и другое, полностью оголившись ниже пояса. Мама фыркнула, пожала плечами, но ничего не сказала. Просто выпорола, причём как обычно.
Я восприняла «молчание как знак согласия», поэтому в следующий раз, когда мама насыпала гречку тонким слоем (она всегда готовила мне сама и горох, и гречку, и мелкую фасоль а иногда и крупную соль, однажды даже не стиральной доске пришлось постоять) и приказала мне встать на колени, я просто... разделась догола. Ощутив... какую-то внутреннее освобождение даже. От одежды, от условностей, наверное...
Поэтому и порку перенесла намного легче обычного и попросила... добавки, наверное. Мама хмыкнула, позвала отца, взяла провод какой-то... в общем, засекли они меня тогда реально до потери сознания. Потом и на гречке на коленях стояла голышом и пороли меня голую. Что было удобно, на самом деле, ибо меня стали пороть и по спине тоже.
Если мои проступки были как-то связаны с руками (ну там разбила что-то), то меня предсказуемо били линейкой по рукам. Длинной, толстой и тяжёлой линейкой – такие, говорят, монахини юзали как раз для этих целей в католических школах.
Когда я стала постарше, мама решила что порки по ягодицам и спине маловато будет. Поэтому стала перед основной поркой стегать меня по бёдрам. Ну, как приснопамятную героиню «Истории О», только и по внешней, и по внутренней стороне бёдер. И стоя, а не лёжа. Этакий «аперитивчик». Разогрев, так сказать.
А потом меня отправили на всё лето к тётке в деревню...