Как я (по-моему) уже говорил, я периодически оказываю психологическую помощь бесплатно. Просто так. Pro bono, как говорят юристы. Выполняя свой долг достаточно (надеюсь) хорошего католика. Так случилось и на этот раз.
Одним не особо добрым вечером (весна несколько запоздала и было просто дико холодно), на пороге моего кабинета появилась несколько растрёпанная, до полусмерти перепуганная явно крашеная брюнетка лет сорока или около того (хотя в наше время угадать возраст женщины практически невозможно).
Как она преодолела «барьер Марты Эрлих», я так никогда и не узнал. Скомканно поздоровавшись, она чуть ни в слезах сообщила, что у неё серьёзные проблемы и что она понятия не имеет, как из них выпутываться.
Я уже давно экспериментальным путём выяснил, что Бушмиллз 16-летней выдержки (если кто не знает – это одно из лучших ирландских виски) хоть и не решает проблемы, но во многих случаях весьма способствует их разрешению.
Поэтому я немедленно указал гостье на комфортабельное кресло, а сам достал из шкафчика бутылку с драгоценным нектаром (подарок благодарной клиентки, разумеется). Налил примерно на треть в элегантный хрустальный стакан (аналогично). Протянул гостье.
Та храбро осушила сосуд одним глотком. Несколько переоценив свои силы, поэтому пришлось срочно наполнить ещё один стакан – теперь уже минеральной воды без газа. Помогло.
Отдышавшись и несколько успокоившись, незваная гостья поведала мне следующую историю. Довольно необычную историю, надо отметить – мне раньше ни о чём подобном слышать не приходилось.
Гостью звали Нина Михайловна Бардина, она была учительницей химии (и по совместительству директором) школы №... впрочем, это неважно. Важно, что обычной московской средней школы.
Несколько дней назад у них в школе случилось ЧП. Ученицу десятого класса класса Веру Панову поймали на воровстве. Девушка стащила весьма навороченный ноутбук (15-дюймовый MacBook Pro), принадлежавший учителю информатики, проявив при этом незаурядную изобретательность и неожиданно высокую криминальную квалификацию.
В российских школах (и далеко не только в школах) выносить сор из избы не любят категорически. Поэтому воровке предложили свободный выбор между исключением из школы (и одновременной передаче в добрый руки правоохранительных органов, которым она была давно и хорошо известна) и наказанием, которое ей назначит директор по собственному усмотрению.
Верочка была девочкой неглупой и прекрасно осознавала, что она настолько достала местный ОВД, что те с радостью воспользуются такой шикарной возможностью организовать ей реальный срок. Дабы не иметь проблем с Верой лет так пять. Статья 158 часть 2 (пункты б и в) УК РФ это очень даже позволяла.
Поэтому и приняла правильное решение (в чём руководство школы не сомневалось с самого начала).
Нина Михайловна не стала читать Вере нотации, а просто сказала: «Сейчас я накажу тебя так, что тебе больше никогда не захочется воровать. И меня же ещё будешь благодарить».
Сначала она велела Вере вытянуть руки ладонями вверх и стоять смирно. Затем взяла метровую линейку и стала ловко и умело бить Веру по ладоням. Била до тех пор, пока руки не посинели и не превратились в сплошную боль. Но это было только начало…
После того, как Вера опустила иссечённые линейкой руки, Нина Михайловна подошла к ней, взяла за волосы, запрокинула девушке голову и начала отвешивать пощёчины – одну за другой. Била до тех пор, пока щёки девушки не стали ярко-красными. Вера громко кричала, что Нине Михайловне совершенно не понравилось, поэтому она быстро и ловко заклеила Вере рот липкой лентой и продолжала экзекуцию.
Химичка вынула из ящика стола верёвку и связала Вере руки за спиной. Затем расстегнула девушке кофту и вынула из лифчика обе груди Веры; после чего достала из шкафа мухобойку и приступила к планомерной обработке грудей своей ученицы. Била сильно, ловко, молча и безжалостно, пока обе девичьи груди не стали столь же пунцовыми, как и щеки.
Затем развязала девушке руки и велела ей подойти к своему столу. После этого расстегнула Вере юбку и сняла её вместе с колготками и белыми трусами, полностью обнажив ученицу ниже пояса.
Вера прекрасно поняла, что будет дальше и поэтому, не дожидаясь команды, перегнулась через стол. Нина Михайловна привязала руки девушки к двум ножкам своего стола.
Затем заставила развести ноги и привязала к двум другим ножкам. После этого зачем-то зажгла довольно внушительных размеров свечку и приступила к следующей (но далеко не последней) части наказания.
Химичка порола Веру своим тонким ремешком по ягодицам и бёдрам – причём и по внешней, и по внутренней стороне. Десять ударов – небольшой отдых, потом ещё десять – и так далее, пока не отсчитала полсотни. Затем отвязала Веру, которая совершенно без сил, мыча от боли, рухнула на пол.
Нина Михайловна подняла её, сняла с девушки кофту и лифчик, совершенно обнажив свою ученицу, затем, намотав её длинные волосы себе на руку, снова опустила на пол и заставила целовать свои ноги. При этом постоянно хлестала Веру ремешком по спине.
Когда спина, с точки зрения завуча, была достаточно «обработана», голой Вере было позволено встать… только для того, чтобы лечь на совершенно иссечённую спину на учительский стол, согнув ноги в коленях и широко разведя их в стороны.
Снова взяв в руки мухобойку, Нина Михайловна принялась хлестать свою ученицу по внутренней стороне бедер. Отсчитав двадцать ударов, свела ноги воровки вместе и влепила ещё столько же – по внешней стороне бёдер девушки.
Только после этого Вере было позволено встать, одеться и отправиться домой.
А через час (или около того) до Нины Михайловны дошло, что она, как говорится, реально потеряла берега. Нет, заявления в ОВД от Верочки она не боялась – менты (то есть, извините, полицаи) дело об избиении замнут, а заявительницу отправят в КПЗ, а затем (быстро и эффективно) на женскую зону. Надолго.
Она опасалсь (ибо и слышала, и читала о таких случаях), что девушка либо руки на себя наложит, либо её банально грохнет (и, возможно, не только её). Своими руками или руками своих поклонников-отморозков.
Поэтому на следующий день она вошла в класс, в котором училась Вера трясясь как осиновый лист. К её немалому удивлению, ничего ни с ней, ни с Верой, ни с кем-либо ещё не случилось. Напротив, девушка вела себя, как говорится, «тише воды, ниже травы».
Но всё равно Нина Михайловна чувствовала себя как на пороховой бочке. Поэтому, вспомнив когда-то прочитанную мою статью о психологии телесных наказаний, помчалась ко мне в клинику. Даже не озаботившись о записи на приём. Или опасаясь, что её пошлют... куда подальше. Ибо о размерах моего стандартного гонорара она была осведомлена (не очень понятно откуда, но осведомлена), а с деньгами в тот момент у неё было, мягко говоря, туго.
Моё первое правило одновременно и самое короткое. 18+. Иными словами, я работаю только с клиентками, достигшими 18-летнего возраста. Поэтому я сразу же начал искать способ спихнуть Нину Михайловну и её жертву кому-нибудь, у которого нет таких ограничений. Или которой.
На то, чтобы найти приемлемый способ «спиха», у меня ушло минуты две. Три максимум. Извинившись перед гостьей, я вышел в приёмную (стены были звуконепроницаемыми, так что я не боялся, что она меня услышит).
И позвонил Але. Алевтине Михайловне Бельской. Старшему психологу высшей степени загадочного учебного заведения – закрытой женской гимназии-интерната Regina Coeli.
Аля меня внимательно меня выслушала и неожиданно рассмеялась: «Давай её сюда. Разберёмся».
И разобралась-таки. Я вернулся в кабинет, сообщил Нине Михайловне номер сотового телефона доктора Бельской, вежливо выпроводил её из своей клиники... и больше никогда ничего не слышал ни о ней, ни о Вере Пановой, ни о школе №... неважно, какой.
Извините, не совсем никогда и ничего. Однажды я всё-таки кое-что услышал. Через пару месяцев мы встретились с Алевтиной Михайловной уж не помню по какому поводу. Не по поводу телесных наказаний точно.
Она неожиданно предложила:
«Давай я тебе расскажу одну поучительную историю...»
Я пожал плечами: «Давай». Впрочем, это не имело ни малейшего значения – всё равно расскажет. Я уже давно убедился на собственном опыте, что упорные слухи о том, что далёким предком Алевтины Михайловны был не кто иной, как Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский, намного более известный как Малюта Скуратов, скорее всего, соответствуют действительности.
«Жили были муж и жена. И была у них непутёвая дочка. Связалась доча с байкерами... со всеми вытекающими, что, понятное дело, родителей не радовало совсем...»
«Меня бы точно не порадовало» - подумал я. «Впрочем, я бы такого безобразия просто не допустил»
Аля невозмутимо продолжала:
«В один не совсем не прекрасный вечер дочь объявила родителям, что едет со своим хахалем-байкером на какую-то их тусовку куда-то за город. Отец то ли выпил лишнего, то ли на работе траблы были, то ли с мамой поцапался... в общем, взорвался, задрал дочери юбчонку, спустил трусики до колен... и так отделал пятую точку дщери, что та даже на минуту на стул не могла присесть...»
Мне так срываться не свойственно от слова совсем, но я с высокой вероятностью прореагировал бы аналогично.
«Очевидно» - столь же невозмутимо продолжала доктор Бельская, «что после такого... воздействия ни о какой поездке на мотоцикле и речи быть не могло. Дочка в слезах отправилась в свою комнатёнку отлеживаться, а её хахаль поехал на тусовку с какой-то другой девицей. Парень он был видный, поэтому свято место, понятно, пустовало недолго...»
Я, кажется, начинал понимать, куда движется повествование. Но промолчал.
«Недалеко от МКАД хахаль не вписался в поворот. Мотоцикл врезался в ларёк, в котором продавали мороженое. Парень умер на месте ещё до приезда скорой, девушка до больницы не доехала...»
Сделала театральную паузу и закончила:
«Дочка, узнав о случившемся, в момент протрезвела. В широком смысле слова, разумеется. Порвала с байкерами, неплохо закончила школу, поступила в престижный ВУЗ, закончила, нашла высокооплачиваемую работу. До сих пор родителям благодарна...»
«Больше её не пороли?» - улыбнулся я.
Аля покачала головой: «Нет, конечно. Ибо не за что было. Девочка вела – и до сих пор себя ведёт – просто идеально...»
Меня это не удивило. Такой шок вполне способен поставить мозги на место. Раз и навсегда.
«С Верочкой Пановой» - задумчиво и совершенно неожиданно произнесла доктор Бельская, «произошла примерно такая же история. Мы с ней пообщались... Нина Михайловна по моей просьбе организовала эту встречу – и Вера мне призналась, что к моменту... наказания летела по наклоной плоскости со скоростью гоночного автомобиля»
Глубоко вздохнула и продолжила:
«Беспорядочный секс, торговля наркотиками, проституция, мошенничество... в общем, если бы у нас суммировали уголовные наказания, как это делают в цивилизованных Штатах...»
Что не сильно помогает в борьбе с преступностью, надо отметить.
«... то девочке светило бы лет пятнадцать общего режима как минимум. Из тюрьмы она вышла бы – если вышла – уже закоренелой преступницей. И вернулась бы на зону через пару месяцев максимум...»
«И всё» - подумал я. «Жизнь сломана навсегда. Без шансов»
«Поэтому» - бесстрастно закончила Аля, «Вера в моём присутствии глубоко и искренне поблагодарила завуча за болевой и психологический шок, который раз и навсегда поставил ей мозги на место. И вернул на путь истинный...»
Хотя я далеко не поклонник телесных наказаний подрастающего поколения, но признаю, что в некоторых случаях они могут быть не просто полезны, а реально спасительны. Даже настолько жестокие.
«Больше Веру, естественно, не пороли?» - осторожно спросил я.
«Пока нет» - бесстрастно ответила доктор Бельская.
«Пока?» - удивился я.
«Мы с ней договорились» - объяснила Аля, «что если у неё появится непреодолимое искушение сделать серьёзную глупость или, не дай Бог, совершить преступление...»
Она сделала театральную паузу и закончила:
«Я организую ей профилактическую порку...»
И лукаво посмотрела на меня. Мне оставалось только надеяться, что искушение не появится. Никогда.