Сельская училка - глава из романа Хроники Крылатого Маркграфа

[RolandVT]

24 ноября 1941 года

Деревня Старая Верейского района Московской области

Первую просьбу Колокольцев выполнил легко и быстро. Что любопытно, озвучила её не Дарья Максимовна, а её муж – Пётр Николаевич Свиридов. Деревенский староста.

Колокольцеву по должности было хорошо известно, что оккупационные власти управляли контролируемыми ими территориями… по-разному. В районе, к которому относилась деревня Старая, оккупанты решили не мудрствовать лукаво, и просто восстановили дореволюционную систему деревенского (и сельского) управления.

Ибо оная практически полностью соответствовала фюрерпринципу, на котором была построена вся система государственного управления в Третьем рейхе – да и на оккупированных территориях тоже практически везде.

В полном соответствии с «Общим Положением о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости от 19 февраля 1861 года», Пётр Свиридов был единогласно избран старостой на общем деревенском сходе.

Как и полагалось, принял присягу, только существенно изменённую по сравнению с царскими временами. Ибо он принёс клятву верности и послушания не царю-батюшке и поставленным им начальникам, а лично фюреру Германии Адольфу Гитлеру. И поставленным им начальникам.

Система подчинения деревенского старосты на оккупированных территориях тоже была совершенно иной. В царской России по административным делам он (это всегда был мужчина) находился в подчинении у волостного старшины, земского начальника, непременного члена по крестьянским делам присутствия и других царских чиновников.

По полицейским делам он подчинялся полицейскому уряднику, становому приставу, уездному исправнику и др. В то же время он зависел от деревенской общины, которая его выбирала, назначала плату за его (часто нелёгкий) труд и оный труд контролировала.

На оккупированных территориях всё было гораздо проще. Деревня Старая находилась почти что в прифронтовой полосе, поэтому вся полнота власти на соответствующих территориях принадлежала вермахту.

Если быть более точным, то германской армии (в вермахт входили ещё люфтваффе, кригсмарине, ваффен-СС и абвер). Поэтому по всем вопросам староста подчинялся начальнику германского армейского гарнизона – в данном случае, пехотному обер-лейтенанту Зиммелю.

Который в данный момент времени находился в оперативном подчинении псевдо-майора вермахта Роланда фон Таубе. Староста об этом не знал, но догадывался, поэтому и обратился именно к Колокольцеву. С на первый вщгляд очень странной просьбой.

Впрочем, Колокольцев очень быстро понял, что дело было не только в его более высоком звании (которое на самом деле было ещё более высоким – пусть и, скажем так, в смежной структуре).

Ибо просьба старосты прозвучала следующим образом:

«У нас в деревне живёт и работает учительница. Ася. Её нужно, обязательно нужно высечь…»

«И вы хотите, чтобы это сделал я?» - усмехнулся Колокольцев. Для которого эта просьба, с одной стороны, не была неожиданной – ибо он только что выпорол, причём весьма умело выпорол другую женщину. Переводчицу. Ирену Карловну Лилиенталь. С другой же…

«Почему я?» - удивлённо осведомился Колокольцев. «Если она в чём-то провинилась, то у Вас достаточно власти, чтобы самому всё организовать…»

В соответствии с законами Российской империи, частично восстановленными на территории одной отдельно взятой подмосковной деревни, староста имел право наказывать жителей деревни за малозначительные проступки.

В том числе, и телесными наказаниями. А за более существенные – передать их оккупантам. Которые пороли аборигенов налево и направо, ибо штрафовать бессмысленно – взять с местного населения в ликвидных активах нечего, а сажать под арест слишком хлопотно.

Что же касается общественных работ, то оккупанты и так ввели всеобщую трудовую повинность, что автоматически ликвидировало само понятие «исправительных работ».

«В том-то и дело, что она вообще ни в чём не провинилась» - задумчиво-загадочно произнёс староста.

«Тогда зачем её пороть?» - удивлённо спросил Колокольцев. Точнее, наигранно-удивлённо, ибо с самого начала почувствовал, что Старая была не совсем обычной деревней (а то и совсем необычной).

Её населяли не то чтобы не-совсем-люди (хотя и это было не до конца очевидно), но те, что уже давно жили в некоем «параллельном мире». Пропуском в который (и условием пребывания в оном) была регулярная порка.

В этом мире женщин и детей необходимо было (в обязательном порядке) пороть, а мужчины, в свою очередь, должны были обязательно пороть либо детей, либо женщин, либо и тех, и других.

Колокольцев ещё в детстве побывал в одной такой деревне – в Глушице неподалёку от родного Белостока (к счастью, недолго, поэтому ему не пришлось проходить «алго-инициацию»). А затем прочитал работу доктора Вагнера, посвящённую как раз таким «населённым пунктам».

«Чтобы она стала одной из нас» - спокойно ответил староста.

«Почему я?» - по-прежнему наигранно-удивлённо осведомился Колокольцев. Наигранно потому, что он уже прекрасно знал, почему.

«Во-первых, ты уже один из нас» - ещё более спокойно и даже бесстрастно ответил Свиридов. «Ибо ты только что выпорол женщину на нашей территории…»

Сделал многозначительную паузу – и продолжил:

«Всё дело в том, что Ася должна сама, добровольно согласиться быть выпоротой…»

«А она не соглашается?». Это был не вопрос, а констатация вполне очевидного факта. Училка явно была молоденькой девушкой, к тому же явно городской. Значит, ей сейчас года 22-23; родилась и выросла она уже при Советской власти, поэтому для неё все эти деревенские алго-заморочки просто дичь несусветная и бред невероятный.

«И вы считаете, что я смогу её в этом убедить?»

«У тебя колоссальная власть над женщинами» - спокойно объяснила Дарья Максимовна. «Хотя ты и не всегда это осознаёшь – и ещё реже ей пользуешься…»

«Только в служебных целях» - подумал Колокольцев. Но промолчал. Жена старосты продолжала:

«… поэтому я не сомневаюсь, что у тебя это получится. Причём очень быстро получится...»

Колокольцев кивнул: «Хорошо». Ибо староста сотоварищи точно не отстанут, пока своего не добьются, а делать ему пока что всё равно нечего, ибо погода нелётная категорически, а все дороги во внешний мир замело до полной непроходимости.

«Ну вот и отлично» - Дарья Максимовна аж просияла. Подошла к двери горницы, приоткрыла её и крикнула:

«Аглая! Сбегай за училкой! Скажи господин офицер велел ей немедленно к нам прийти…»

«Господин майор» - уточнил Колокольцев. На самом деле, господин полковник, точнее, штандартенфюрер, но это в данном случае неважно.

«Господин майор» - эхом крикнула дочери Дарья Максимовна.

Училка материализовалась менее чем через четверть часа. Причём в настолько перепуганном состоянии, что Колокольцев немедленно приказал лишним глазам удалиться. Ибо у бедной девочки душа и без того ушла даже не в пятки, а куда-то в глубокий подпол деревенской избы.

Колокольцев махнул рукой в сторону дивана – явно реквизированного из сельсовета после поспешного бегства (точнее, драпа) Советской власти:

«Садитесь, пожалуйста. И не надо так меня бояться – я Вам не враг, а друг»

Сделал театральную паузу, затем вежливо и заботливо предложил:

«Выпить хотите? На улице холодрыга лютая просто, а у меня в фляге просто напиток богов…»

«Хочу» - неожиданно честно и даже храбро ответила девушка. И столь же честно призналась: «Дров кот наплакал, поэтому мне просто дико холодно…»

Пока Аглая доставляла училку в дом старосты, Колокольцев успех сбегать в своё место временной дислокации за внушительного размера полевым брезентовым рюкзаком люфтваффе. Из которого ловко добыл огромную – два с лишним литра – лётную флягу М31.

Он положил флягу рядом с рюкзаком, извлёк из него объёмистый металлический стакан с эмблемой люфтваффе - золотым орлом, державшим в когтях золотую же свастику, заполнил его где-то до половины золотистой же жидкостью из фляги, протянул девушке:

«Это должно помочь. И сильно»

Холод, как говорится, не тётка. Поэтому Ася, не пытаясь выяснить природу предложенной жидкости, с благодарностью приняла ёмкость из рук Колокольцева. И храбро выпила. Залпом.

Жидкость кувалдой ударила ей в голову, практически оглушив девушку. Зато по всему телу растеклось долгожданное блаженное тепло…

«Это ирландский виски» - уточнил Колокольцев. «Бушмиллз. Десятилетней выдержки. Односолодовый. Купажированные не признаю…»

Придя в себя и окончательно расхрабрившись (лёгкое опьянение нередко так действует на представительниц прекрасного пола – причём в любой обстановке), Ася вопросительно посмотрела на «майора вермахта».

Явно надеясь на предложение закуски. Не столько потому, что крепкие напитки полагалось закусывать, сколько потому, что в прифронтовой полосе с продуктами было не очень, а Ася, как и каждая правильная учительница, сначала подкармливала детишек.

Поймав взгляд училки, Колокольцев даже для самого себя неожиданно расхохотался. Громко, заливисто и по-юношески звонко.

«Ирландцы виски не закусывают, Ася Львовна» - лукаво улыбаясь, произнёс он. «В настоящем ирландском пабе еду даже не подают…»

«Вы бывали в Ирландии?» - язвительно осведомилась девушка. Ибо есть хотелось просто жутко. Особенно после приёма внушительной дозы крепкого алкогольного напитка, сработавшей как сильнейший аперитив.

«Приходилось» - снова улыбнулся Колокольцев. «Приятная страна, надо отметить…»

«Не волнуйся, я тебя сейчас накормлю» - неожиданно заботливо продолжил он. Затем снова запустил руку в бездонный рюкзак и добыл из него небольшую голубую коробочку со странной надписью Kokos Energie, две голубые же упаковки шоколадных вафель, средних размеров термос (явно с кофе) и – вот неожиданность – две белоснежные кофейные чашки «без опознавательных знаков».

Неожиданностью это было даже для самого Колокольцева, который только что с удивлением обнаружил, что, отправляясь на задание, просто забыл извлечь из вещмешка эти совершенно лишние предметы.

Поместил всю эту еду на стол и жестом пригласил Асю:

«Прошу к столу»

Девушка изумлённо смотрела на него, явно не понимая, что ей делать с незнакомой коробочкой.

«Это сухпаёк люфтваффе» - объяснил Колокольцев (который кроме фельдграу ваффен-СС периодически носил голубую форму люфтваффе, а за 45 сбитых самолётов противника получил Рыцарский крест из рук самого Германа Геринга), разливая в чашки соблазнительнейший явно настоящий кофе. Который Ася уже сто лет как даже не пробовала.

«На случай, если сбитому лётчику придётся долго добираться к своим. В коробке три пайки, каждой из которых хватает на шесть часов. А через шесть часов… впрочем, об этом чуть позже».

Насытившись и насладившись отменнейшим кофе, Ася по-женски удобно устроилась на неожиданно мягком диване и задала совершенно естественный вопрос:

«И чем я привлекла внимание майора вермахта? Чем я могу Вам помочь – ведь я же бесконечно далека от всего военного? И ни о каких партизанах и отрядах НКВД я и слыхом не слыхивала…»

Девушка явно была в курсе упомянутых ею вопросов. Что было неудивительно, ибо в её ситуации эта информация была необходимо для элементарного выживания.

«Не знаешь, что сказать – говори правду» - совершенно неожиданно пронеслось в голове Колокольцева. Он и сказал.

«Полковника» - поправил он Асю. И, поймав её удивлённо-вопросительный взгляд, брошенный на его витые майорские погоны, объяснил:

«Это маскарад. Необходимый маскарад. На самом деле у меня существенно более высокое звание. Штандартенфюрер СС и криминальдиректор полиции Третьего рейха. У меня две должности – помощник начальника Главного управления имперской безопасности Германии по особым поручениям и начальник совершенно секретного отдела IV-F той же организации. Настолько секретного, что его официально не существует…»

Взглянул на совершенно ошарашенную таким откровением девушку, и с чувством глубокого удовлетворения от произведённого эффекта, продолжил:

«Здесь я выполняю особое задание рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера…»

На самом деле, не столько Гиммлера, сколько Верховного командования вермахта… впрочем, в данном случае это было неважно.

«… о котором тебе знать не полагается. А помочь ты можешь – и должна – только и исключительно самой себе…»

Ася молчала, явно не понимая, как на всё это реагировать. Колокольцев продолжал:

«У меня просто великолепно развито чувство опасности – именно поэтому я и жив до сих пор, несмотря на зачастую просто самоубийственные задания, которые мне приходилось – и приходится – выполнять…»

Что было чистой воды правдой.

«Это чувство говорит мне, что в самое ближайшее время в этом месте начнётся такая мясорубка, в которой тебе уцелеть будет весьма проблематично…»

Ибо провал его операции автоматически означал провал операции вермахта по взятию советской столицы. Который, в свою очередь, автоматически делал вероятность советского контрнаступления близкой к единице. Со всеми вытекающими последствиями для гражданского населения Подмосковья.

Колокольцев продолжал:

«Единственный способ для тебя выжить – это прислониться к тому или к тем, кто тебя сможет защитить. Я, к сожалению, не могу взять тебя в Берлин…»

Ибо соответствующее место было уже занято. Переводчицей Иреной Карловной Лилиенталь.

«… поэтому единственный выход для тебя – прислониться к этой деревне. Которая – уж поверь мне – переживёт грядущую катастрофу совершенно безболезненно. Но для этого тебе нужно стать одной из них...»

«Я поняла» - неожиданно спокойно ответила Ася. После продолжительной паузы добавила: «Я согласна»

И объяснила:

«Я приехала сюда, чтобы защититься, спрятаться от ужасов окружающего мира. Мою семью пронесло, но я знаю многих, кто сгинул во время Большого террора конца тридцатых. Я всё это время боялась, что придут и за мной, ибо я…»

Она запнулась.

«… несовместима с миром, который построил Сталин» - закончил за неё Колокольцев.

Ася кивнула: «Да. Когда я первый раз – совершенно случайно…»

Видимо, совсем не случайно.

«… оказалась в этой деревне, я поняла, что попала в другой мир. В мир, в котором я буду чувствовать себя защищенной. И я действительно хочу остаться в этом мире, просто…»

«… для тебя очень тяжело согласиться на регулярную порку. Особенно мужчиной» - снова закончил за неё Колокольцев.

Она снова кивнула: «Да. Я просто не могла переступить черту… до этого разговора с Вами»

«А сейчас можешь?»

«Да» - решительно объявила Ася. «Сейчас могу. Только у меня будет одна просьба…»

«Внимательно тебя слушаю»

«Можно на первый раз меня выпорет женщина?» - с робкой надеждой в голосе попросила Ася.

Колокольцев кивнул: «Хорошо. Сейчас я её позову, она принесёт всё необходимое и я вас оставлю…»

Училка покачала головой. «Нет, этого не нужно. Я бы хотела, чтобы меня пороли в Вашем присутствии. Только женщина…»

«Женская логика» - подумал Колокольцев. Но, разумеется, промолчал. Подошёл к двери в горницу, распахнул её, крикнул в бесконечные глубины избы:

«Даша! Дарья Максимовна!»

Жена старосты материализовалась в считанные секунды. Колокольцев отдал вполне себе боевой приказ:

«Принесите розги, ремень и верёвку» И добавил: «Пороть Асю будете вы…»

«С удовольствием» - удовлетворённо-плотоядно ответила Дарья Максимовна.

Через пять минут всё было готово для порки. Даша приказала Асе:

«Догола раздевайся»

Та неохотно подчинилась. Даша окинула голую училку оценивающим взглядом:

«Красивая». И объявила:

«Я буду сечь тебя розгами по спине и пороть ремнём по ягодицам до потери сознания…»

«Потому что я так долго не соглашалась на порку?» - грустно спросила Ася.

Даша кивнула: «И поэтому тоже. Когда оклемаешься, сама ко мне придёшь. Разденешься догола и простоишь голая на коленях на горохе… сколько скажу. Затем порка каждую неделю. Пороть тебя будем мы с мужем…»

Училка кивнула: «Как скажете. В смысле, я согласна…»

Однако Даша ещё не закончила инструктаж.

«Через некоторое время тебе будет казаться, что больше терпеть боль нет сил. Это иллюзия – ты девочка молодая, крепкая и вытерпишь любую порку. Поэтому просто терпи, пока не потеряешь сознание. И постарайся как можно дольше не кричать…»

«Постараюсь» - совершенно искренне пообещала Ася.

«Вот и хорошо» - удовлетворённо констатировала Дарья Максимовна. «Теперь ложись на лавку на живот, вытягивай руки и ноги…»

Девушка подчинилась – на этот раз намного более спокойно. Даша привязала её за лодыжки, запястья и талию - и приступила к порке. Порола как и Ирену за несколько часов до того – спокойно, уверенно, сильно, жёстко, очень умело – и явно очень больно.

Первые удары Даша делала вертикально – чтобы девушка привыкла к боли. А затем начала сечь как и полагается – с оттягом. Ася вскрикнула от намного более сильной боли.

«Терпи, девочка» - наставительно объяснила Даша. «Это порка, а смысл порки в том, чтобы делать тебе больно. Очень больно…»

«Я поняла» - прошептала девушка. Дарья Максимовна продолжила порку. Пару раз прокомментировав:

«Молодец, девочка. Хорошо держишься. Теперь главное – до конца вытерпеть без истерик…»

«Я стараюсь» - прошептала Ася сквозь слёзы. Она действительно очень старалась вести себя в высшей степени достойно. Даже не кричала – только стонала и тихо рыдала от боли.

Закончив пороть (точнее, сечь) её спину, Даша взяла в руки тяжёлый кожаный ремень мужа:

«Ягодицы расслабь. Сейчас будет очень больно. Пока не улетишь…»

«Подождите» - прохрипела Ася. «Можно меня ремнём… господин майор…»

В очередной раз констатировав женскую логику, Колокольцев неохотно кивнул. Начиная подозревать, что это всё неспроста. Ибо во время своих «служебных командировок» ему (пока ещё) ни разу не приходилось пороть женщин.

А тут сразу двоих. И что-то подсказывало ему, что этими двумя дело может не ограничиться. Что-то, чему он привык доверять – ибо пока что оно его ни разу не подводило.

Сначала он хотел двумя-тремя ударами отправить Асю в глубокую отключку (он мог и с одного удара этого добиться), но сразу понял, что Дарье Максимовне это не понравится – и сильно.

А портить отношения с руководством аборигенов Колокольцев не хотел. Во всяком случае, пока он не разберётся, что же это странное место такое, в которое его занесло по прихоти Божьей.

Поэтому он порол Асю долго. Умело регулируя силу и частоту ударов, чтобы как можно дольше держать её в сознании. Когда учительница наконец потеряла сознание, Даша одобрительно прокомментировала:

«Никогда не видела, чтобы так умело пороли. Впрочем, десять лет регулярной порки жены…»

Затем ещё более одобрительно развела руками и обворожительно улыбнулась. После чего добыла откуда-то банку с густой жидкостью непонятного цвета и ещё менее понятного запаха и тщательно смазала следы от порки на теле учительницы.

«Ваше секретное снадобье?» - усмехнулся Колокольцев.

Дарья Максимовна кивнула: «Ага. Через три дня максимум вообще никаких следов не останется…»

«Кто бы сомневался…» - подумал Колокольцев. Но промолчал. Даша привела Асю в чувство, отвела её в соседнюю комнату, заботливо уложила в кровать, и накрыла простыней и одеялом.

А в горницу совершенно неожиданно даже не вошла, а горделиво вплыла Ирена Карловна Лилиенталь. Пришедшая в себя после порки… не так уж, чтобы совсем неожиданно.

Ибо помимо мази Made for Abwehr (разумеется, для заживления не следов от порки, а травм и лёгких ранений на поле боя), Колокольцев дал Ирене мощный стимулятор разработки… он так и не понял, какой именно секретной химлаборатории Третьего рейха.

Он знал только, что этот химикат даже мёртвого вернёт к жизни, после чего позволит не спать до трёх суток. К сожалению, ему и в голову не пришло, как это вещество, предназначенное для здоровенных молодых тренированных мужиков из вермахта и ваффен-СС, подействует на свежевыпоротую женщину после яркого жёсткого секса…

«У меня к тебе просьба» - обворожительно проворковала переводчица. «Можно в Берлине меня выпорет твоя жена? В наказание за то, что я перепихнулась с её мужем…»

«И эта туда же…» - с тоской подумал Колокольцев. «До чего же у этих баб желания однообразные…»

Работа Колокольцева была несовместима с моногамией от слова совсем (верный своей жене разведчик-оперативник это оксюморон, ибо если для выполнения задания нужно переспать с женщиной, то сделать это оперативник обязан).

А это очень часто нужно, ибо женщины и информацией необходимой обладают, и очень много чего для оперативника сделать могут. А убедить женщину поделиться необходимой информацией и/или сделать что оперативнику нужно зачастую возможно лишь в одном месте. В постели.

Ирма Бауэр это прекрасно знала, но замуж за Колокольцева всё равно вышла (даже по сути затащила его под венец). Более того, сохраняла ему верность всё время их отношений – аж с 1931 года.

У Колокольцева ситуация с личной жизнью была ещё более сложной. Ибо у него была ещё и постоянная любовница, причём (как это нередко бывает) «заклятая подруга» Ирмы.

В прошлом тоже надзирательница Лихтенберга, Равенсбрюка и Аушвица Ванда Бергманн (по прозвищу «Прекрасный призрак»). Ныне она тоже работала в Главном управлении имперской безопасности – и тоже в звании детектива-криминальинспекторин.

Только Ирма была в некотором роде «свободной художницей» - при этом работала в основном над делами уголовными (в отделе V-B РСХА), а Ванда была, пожалуй, ближайшей помощницей Колокольцева (сиречь СС-штандартенфюрера Роланда фон Таубе) в совершенно секретном отделе IV-F (борьба с паранормальным противником). А также в его силовой структуре – зондеркоманде К (Карфаген).

При столь близком и часто ежедневном взаимодействии так сказать «в одном окопе» Колокольцеву было проще (и намного предпочтительнее) согласиться с требованием Ванды делить его с Ирмой, чем идти на серьёзный конфликт с криминальинспекторшей (с совершенно непредсказуемыми последствиями).

Каково же было его удивление, когда через пару недель после того, как он и Ирма сочетались законным браком (в берлинском архикафедральном католическом соборе святой Ядвиги) Ванда заявилась к ним домой и предложила Ирме… выпороть её здесь и сейчас (хотя до того в пристрастии к мазохизму замечена не была ни разу). Выпороть за то, что она спит с её мужем…

Колокольцев несколько ошалел от такой просьбы, но очень быстро пришёл в себя. Ибо о происходившем в женских концлагерях СС был осведомлён очень неплохо – стараниями своих информаторов в Инспекторате концентрационных лагерей. В частности, о психических проблемах надзирательниц, по сравнению с некоторыми из которых алго-эскапада Ванды Бергманн просто детские игрушки.

И потому вмешиваться в данное дело своих женщин не стал (ибо точно себе дороже). Даже согласился на настоятельную просьбу обеих женщин присутствовать при наказании его любовницы.

Вопреки инфернальным ожиданиям Колокольцева, Ирма не стала устраивать сопернице какую-то «болевую фантасмагорию» в стиле графини Батори или приснопамятной Салтычихи.

Она просто приказала Ванде раздеться догола и встать на колени. После чего от души отхлестала её по щекам (Ванда покорно подставляла то левую, то правую). Затем приказала сопернице лечь на живот на лавку (на которой её порол Колокольцев). Привязала за лодыжки, запястья и талию – и выпорола. Той самой плетью, которой её обычно порол её муж.

Выпорола без садизма, фанатизма и даже без особой жестокости (хотя в своё время получила вполне заслуженное прозвище Адская кошка Равенсбрюка). Видимо, Ирме важен был сам факт того, что она выпорола соперницу, а не причинение ей каких-то запредельных боли и страданий.

Закончив порку, она как ни в чём не бывало, обработала синяки и ранки подруги-соперницы, дала её таблетку стимулятора, после чего… спокойно попросила мужа выпороть теперь уже её. Как он её обычно порол – только теперь на глазах её соперницы. Колокольцев, разумеется, подчинился.

После этого он периодически порол Ванду по её просьбе. И подозревал, что Ирма тоже её периодически порола, хотя ни та, ни другая этого не подтверждали. Впрочем, и не опровергали.

И вот теперь Ирена решила пойти по той же дороге. Колокольцев пожал плечами и принял точно такое же «соломоново» решение, как и в прошлый раз. Иными словами, пусть дамочки сами разбираются.

Поэтому просто ответил: «Хорошо. Приедем в Берлин, я вас с Ирмой познакомлю. А дальше сами разбирайтесь…»

Довольная Ирена чмокнула его в щёку и упорхнула в неизвестном направлении. А Колокольцев отправился разыскивать Дарью Максимовну. Чтобы она озвучила ему свою вторую просьбу.

Которая, как очень скоро выяснилось, не имела никакого отношения к порке.