Профилактическая порка. Директриса

[RolandVT]

Директор элитного лицея имени святого Андрея Первозванного Анна Григорьевна Царегородцева нервно поглядывала на часы. С минуты на минуту в её скромном кабинете (как и подобает директору школы, носящей имя одного из учеников Христа) должна была появится старшая экзекуторша Эвелина Радванская, чтобы сообщить о результатах первой в этом году профилактической порки. Эвелина. Эва. С недавних пор её едва ли не лучшая подруга. Впрочем, про себя Анна Григороьевна, как и чуть ли не все достаточно близко знавшие Эву называли экзекуторшу Эфой – по аналогии с эфой песчаной – одной из самых ядовитых среднеазиатских змей. Ибо жалила она кнутом и прочими «ударными инструментами», пожалуй, больнее всех в городе. А то и в России.

Лицей был безномерным, ибо создан был по специальному приказу министра образования Российской Федерации, который был однокашником и близким другом председателя попечительского совета лицея. И существовал в известном смысле вне российского правового поля (хотя получаемый выпускниками аттестат, понятное дело, полностью соответствовал требованиям российского законодательства). В данном случае, надо отметить, это было скорее плюсом, чем минусом, ибо давало Анне Григорьевне практически полный карт-бланш и в воспитании, и в образовании детей.

Собственно, наличие такого карт-бланша и было ключевым требованием директрисы (она предпочитала, чтобы её называли именно директрисой, а не директором), когда она давала согласие возглавить это учебное заведение. На своём предыдущем месте работы она добилась столь впечатляющих успехов – и в образовании, и особенно в воспитании подрастающего поколения, что у неё практически не было конкурентов. Выбирали не её – выбирала она.

Хотя, конечно, задачи, которые ей предстояло решить в этом лицее, не шли ни в какое сравнение с теми, которые она решала на своём предыдущем месте работы. Ибо там ей приходилось иметь дело с детьми всё-таки скорее «верхнего среднего класса», а здесь были сплошные дети миллионеров и мультимиллионеров. Разумеется, долларовых.

С соответствующими проблемами «золотой молодёжи» - лень, пофигизм, алкоголь, наркотики, крайняя недисциплинированность, безудержный секс (периодически - без разбора пола), соблазнение учителей и особенно учительниц (нередко – толстыми пачками купюр). В общем, как говорят американцы, the whole nine yards. Полный букет, то есть.

Везде с этими проблемами либо просто мирились, либо вынуждены были мириться, ибо рычаги воздействия на детей такого социального положения (да, собственно, и вообще на детей), в общем-то, особо и не было. Исключение из лицея было де-факто пустой угрозой, ибо освободившееся место немедленно займёт ученик или ученица ничем не лучше исключенного. А то и хуже. А то и намного хуже.

В политкорректных Великобритании и Швейцарии эта проблема тоже не решалась – не позволяло жёсткое законодательство и не менее жёсткие социальные службы, которым было глубоко наплевать на социальный статус учеников и их родителей. Ибо демократия. Точнее, развитая демократия. Точнее, пожалуй, слишком развитая демократия…

Поэтому несколько весьма обеспеченных родителей (предпринимателей, госчиновников, деятелей искусства и т.д.), сильно обеспокоенные столь невесёлыми перспективами своих чад (к счастью, далеко не всем «богатеньким» безразлична судьба их детей, за исключением их финансового обеспечения) и решили создать своё собственное (лицей был коммерческой образовательной структурой) учебное заведение, которое смогло бы эти проблемы решить. И пригласили для их решения соответствующего директора. То есть, директрису.

Анна Григорьевна привлекла их и своей концепцией, и своей решимостью использовать все необходимые методы (вплоть до, мягко говоря, выходящих за пределы российского законодательства) для её реализации. На собрании попечительского совета она чётко, ясно и решительно заявила:

«Моя цель состоит в том, чтобы ваши дети прожили счастливую жизнь. Не обязательно успешную, не обязательно финансово богатую, не обязательно яркую, но обязательно счастливую. А для этого им необходимо, в первую очередь, моральное и нравственное здоровье. На которое я и буду обращать первостепенное внимание. То есть, на воспитание в ваших детях необходимых стереотипов поведения, восприятия и мышления. Знания, навыки, умения – всё это, конечно, необходимо и всё это они получат на самом высшем уровне. Но, в первую очередь – моральное и нравственное здоровье. Ибо без этого счастья в жизни им не видать, как своих ушей»

Она обвела взглядом несколько притихших от такой убежденности и напора попечителей, некоторые из которых, впрочем, уже начали с удовлетворением кивать головами и продолжила:

«Все вы, насколько мне известно, православные. По крайней мере, по крещению. Поэтому, надеюсь, вас не нужно долго убеждать в том, что противодействовать всему кошмару и моральному уродству окружающего мира – и виртуального, и реального, можно исключительно на основе разумной, здоровой религиозности. Христианской религиозности. Причём не только православной – ибо вы не хуже меня знаете все проблемы РПЦ. А и католической, и протестантской»

Убедившись в том, что эти её слова не вызвали хотя бы явного возражения и отторжения, она продолжила:

«Насколько я понимаю, у лицея пока нет названия. Я предлагаю его назвать…» - она сделала паузу «... именем святого апостола Андрея Первозванного. Ибо он нёс свет истинной веры язычникам, а мы будем нести свет истины, морали, нравственности и духовного здоровья нашим ученикам. Вашим детям».

Попечители одобрительно закивали головами. Судя по всему, эта идея им явно понравилась.

«У лицея будет духовник – православный священник, который будет являться моей правой рукой и ближайшим советником по всем вопросам морального, духовного и нравственного воспитания ваших детей. В том случае, если вы утвердите меня в качестве директора лицея, я немедленно представлю его кандидатуру на Ваше утверждения»

Снова одобрительные кивки. У Анны Григорьевны действительно уже была очень подходящая кандидатура – отец Фрол Китаев, преподававший сравнительное богословие в одном из православных ВУЗов. Человек широкого кругозора, блестящий преподаватель, любимец студентов, настоящий экуменист в хорошем смысле слова, близко знакомый и успешно сотрудничавший и с католиками, и с протестантами, и с мусульманами, и с иудеями, полиглот… К тому же, в отличие от своих коллег в Московской патриархии РПЦ, он руководствовался не формой, а сутью христианства; не обрядами, а содержанием.

Анна Григорьевна продолжала:

«А теперь остановлюсь на том, что вам будет, пожалуй, сложнее всего принять. Поскольку в большинстве случаев вашим детям нужно не воспитание, а скорее, перевоспитание, мне и моим сотрудникам придётся не столько формировать, сколько корректировать стереотипы поведения, восприятия и мышления ваших детей…»

Против этого никто не возражал. Ибо возражать было трудно. Если вообще возможно.

«К сожалению, как вы уже успели убедиться (иначе не стали бы создавать новый лицей), что общепринятые мягкие методы изменения этих стереотипов – то есть, перевоспитания детей – не работают. Не удаётся с их помощью ни воспитать, ни, тем более, перевоспитать…»

«Поэтому, » - она сделала многозначительную паузу, «вероятнее всего, нам» - на слове нам она сделала ударение – «почти наверняка придётся ввести телесные наказания учащихся. Проще говоря, порку. Обоего пола, разумеется, ибо вы прекрасно знаете, что в старших классах девочки доставляют обычно куда больше хлопот, чем мальчики. Да и риски для них выше. Намного выше»

На её удивление, попечители отреагировали на это заявление довольно спокойно. Ибо, судя по всему, были внутренне готовы к внедрению такого «элемента воспитательного процесса». Собственно, одной из причин, по которым дети некоторых из них не отправились в Англию или Швейцарию (излюбленные места обучения «золотой молодёжи») был как раз законодательный запрет на телесные наказания в школах этих стран. В том числе, и в частных.

«Поскольку я считаю телесные наказания всё же крайней мерой, я предлагаю следующий подход. Первые полгода я и мои сотрудники постараемся обойтись вообще без телесных наказаний учеников. Если это не сработает, или сработает недостаточно эффективно, то во втором полугодии введём телесные наказания по обычной форме. Если же недостаточно будет и этого, то начиная со второго года введём профилактическую порку для выпускного класса…»

«А это что за зверь – профилактическая порка?» - удивился председатель попечительского совета. «Никогда о такой не слышал»

«Есть такая» - совершенно неожиданно для Анны Григорьевны откликнулся один из попечителей. «Весьма эффективный инструмент, надо сказать. При определённых обстоятельствах, разумеется»

«Об этом пока рано говорить» - поспешила успокоить попечителей будущая директриса. «Об этом поговорим… скажем, после первого полугодия. Да, кандидатуры экзекуторов я тщательно отберу, проверю и представлю вам на утверждение»

Возражений не последовало.

«И, наконец, самое главное» - Анна Григорьевна ещё раз обвела взглядом аудиторию. «В современном бездуховном, безразличном и атомизированном мире детям – вашим детям – больше всего не хватает любви. Так вот,» - она сделала паузу, «я обещаю вам, что ваши дети в лицее всегда, каждую минуту будут ощущать себя любимыми. Не балуемыми, а именно любимыми. В том числе – если до этого дойдёт – и во время порки. Особенно во время порки»

Скорее всего, именно этот «заключительный аккорд» и обеспечил чуть ли не мгновенное и единогласное утверждение попечителями лицея Анны Григорьевны Царегородцевой на должность директора лицея имени святого Андрея Первозванного.

Как обычно и происходит с подавляющим большинством планов и проектов, реализация плана воспитательной работы (по крайней мере, в его «пОрочной» составляющей) пошла не совсем так, как было изначально задумано. Некоторые ученики (и ученицы) оказались такими оторвами, что их родители, уже потерявшие надежду справиться со своими чадами, готовы были ухватиться за любую соломинку. Или за розгу. Или за плеть. Или за какой-либо другой «ударный инструмент». Не в том смысле, что сами (у кого-то не поднялась рука, у кого-то просто элементарно не получилось), а руками лицейских экзекуторш.

Пришлось, как говорится, «ускорять процесс». Во-первых, нужно было найти экзекуторш. Здесь Анне Григорьевне несказанно повезло. Ибо её бывшая однокурсница Эвелина, с которой они пересеклись на встрече выпускников МГПИ, оказалась владелицей «салона экстремального массажа», в котором снимали запредельный стресс успешные адвокаты и предприниматели, а также госчиновники высокого ранга. Эва с удовольствием согласилась и сама принять активное участие во вправлении мозгов молодому поколению через задние ворота, и предоставить для этой цели своих наиболее опытных сотрудников и сотрудниц.

Во-вторых, нужно было убедить это самое «молодое поколение» лечь на лавку. Это оказалось проще простого, ибо родители поставили свои чада перед простым и понятным выбором. Либо они ложатся сами, либо им в этом помогут. Сотрудники отцовской службы безопасности или местных правоохранительных органов. Поскольку и тем, и другим эскапады «золотых мальчиков» и аналогичных девочек порядком осточертели, выбор был очевиден.

В-третьих, этот процесс нужно было как-то регламентировать. С родительским разрешением всё было просто – лицейский юрист разработал текст, который родители с надеждой подписали. Потом нужно было разработать систему наказаний – «за что и сколько». К этой работе пришлось привлечь школьного психолога, которая, надо отметить, с ней блестяще справилась. Как и с психологическим освидетельствованием соответствующих «чад» (как известно, есть дети, которых нужно пороть регулярно – чуть ли не каждую субботу); есть те, кого только в случае чрезвычайных прегрешений, а есть те, кого даже пальцем трогать нельзя, ибо экзекуция может закончиться в лучшем случае клиникой неврозов. В худшем же – вообще психушкой.

К счастью, все «оторвы» попали в первую категорию (что, впрочем, было совершенно не удивительно). Но одного психологического освидетельствования было, разумеется недостаточно. Нужно было провести внеочередную диспансеризацию «чад», дабы убедиться в отсутствии уже чисто медицинских противопоказаний к порке.

К счастью, и этих противопоказаний не обнаружилось. Теперь нужно было, так сказать, встроить порку в общую систему «коррекции стереотипов поведения, восприятия и мышления» соответствующих «чад». Что на практике означала длительные и душеспасительные (в прямом смысле слова, кстати), беседы с директором, завучем, отцом Фролом и школьным психологом. А также отдельными учителями.

После чего можно было приступать собственно к порке. Всего «оторв» набралось с полдюжины в классах с восьмого по одиннадцатый (раньше тринадцати лет решили всё-таки не пороть). Усиленная обработка с применением самых эффективных психологических, педагогических и богословских методик принесла свои плоды – на лавку (пороли на лавках, специально изъятых для этой цели из спортивного зала) все «оторвы» легли безропотно. И даже вынесли порку вполне достойно – без визгов, воплей, проклятий и просьб о пощаде. Видимо, подростковая гордость взыграла. Ну, и обработка, конечно, сказалась – ибо и психолог, и учителя и отец Фрол настаивали на необходимости достойно перенести заслуженное наказание.

Пороть, понятное дело, пришлось не раз и не два, но к концу полугодия необходимость в этом практически отпала. Ибо все «оторвы» вернулись на путь истинный и сбиваться с него в обозримом будущем не собирались (ибо методы убеждения, практиковавшиеся Эвелиной и её сотрудниками – мальчиков пороли мужчины, а девочек – женщины, оказались весьма доходчивыми). Так что цель исправления оторв была успешно достигнута.

Тем не менее, у этого, так сказать, «пилотного флагелляционного проекта» оказались довольно неожиданные «побочные эффекты». Впрочем, возможно, что не такие уж и неожиданные.

Две подружки - девятиклассницы попросили их выпороть (и вообще регулярно пороть), чтобы улучшить успеваемость и поведение. Их попытались переубедить – они настаивали. Родители вынуждены были согласиться. Их пороли каждую неделю в течение месяца. Результат был впечатляющим – из середнячек-хорошисток они превратились чуть ли не в круглых отличниц; из подростковых тусовщиц – в прилежных учениц.

Воодушевлённые этими примерами, чуть ли не десяток родителей обратились к Анне Григорьевне с просьбой организовать аналогичное «вразумление» студентов – первокурсников (и первокурсниц). Что и было сделано – и тоже с весьма впечатляющими результатами.

Один из попечителей – на условиях строгой конфиденциальности, разумеется – попросил «вразумить» свою молоденькую любовницу (которая, надо отметить, вполне годилась ему в дочери). Ибо особа эта была совершенно безбашенной и «достала» его до невозможности. А терять он её не хотел, ибо было в ней что-то такое… в общем, ему трудно было найти ей замену. Чтобы уложить её на лавку, пришлось повозиться, но в конце концов уговоры сработали (подкреплённые небольшим, но болезненным компроматом, обнаруженным друзьями Анны Григорьевны, которые владели небольшим детективным агентством). Её правда, для «пробуждения мозгов» пришлось регулярно пороть целых два месяца. Зато потом стала как шёлковая.

После столь впечатляющих результатов (хотя и не без определённых дискуссий, носивших, надо отметить, скорее технический, чем принципиальный характер), попечители проголосовали за введение телесных наказаний уже в качестве официальной политики лицея по отношению уже ко всем студентам. С соответствующим реестром проступков, мер наказания и т.д. С родителями, конечно, пришлось провести соответствующую разъяснительную работу, но результаты были достаточно убедительными, чтобы родители подписали разрешение на порку своих чад.

Первые пару месяцев (то есть, в течение почти всей третьей четверти), ничего из ряда вон выходящего не происходило. За это время был выпорот примерно каждого десятый ученик; при этом пороли больше девочек (в основном, за слишком вызывающую одежду и поведение). Это было несколько больше, чем в США (7,5% в тех штатах, где ТН в школах разрешены законом), но, в принципе, вполне нормально.

А потом случилась катастрофа.

В течение буквально двух недель на выпускной класс (точнее, на два параллельных выпускных класса) свалились одна беременность, один подпольный аборт (едва не стоивший девушке жизни и обрекший её на бесплодие), одна попытка распространения наркотиков и одна пьяная драка. Уголовные дела, понятное дело, быстро замяли; виновников выпороли так, что их домой буквально унесли, но попечители увидели самым наглядным образом, что порка «постфактум» - не самый эффективный способ организации системы телесных наказаний в среднем учебном заведении.

Поэтому очень быстро собрали попечительский совет и ещё быстрее проголосовали за резкое ужесточение ответственности за проступки, а также за немедленное введение профилактической порки для выпускного класса. Перепуганные катаклизмами родители на внеочередном общем родительском собрании эти решения поддержали и дали соответствующие согласия. После чего в ближайшее воскресенье все ученики и ученицы выпускных классов были не очень торжественно, но весьма убедительно выпороты.

Последняя четверть учебного года прошла без каких-либо эксцессов – и в выпускном классе, и в других (видимо, профилактическая порка оказалась всё-таки весьма эффективным сдерживающим средством). При этом успеваемость «профилактически выпоротых» существенно улучшилась. Как и их поведение.

В результате сиих успехов со следующего учебного года профилактическая порка учащихся выпускного класса стала частью официальной политики лицея. Поскольку по своим способностям, талантам и стереотипам поведения все старшие классы школы мало отличались друг от друга, десятый и девятый классы (которые не пороли) сформировали вполне адекватную контрольную группу для сравнения с выпускным одиннадцатым классом (который профилактически пороли перед началом каждой четверти).

Результаты оказались вполне статистически значимыми и категорически в пользу профилактической порки. И успеваемость, и поведение в выпускном классе оказались намного лучше, чем в «контрольной группе»; кроме того, в выпускном классе пришлось в дополнение к профилактике выпороть всего троих из 25 учеников, а в контрольной группе на лавку попал каждый четвёртый.

Поэтому и попечители, и родители практически единогласно проголосовали за распространение профилактической порки на десятый и девятый классы.

И вот теперь Анна Григорьевна ожидала результатов уже второй профилактической порки – и первой для десяти- и девятиклассников. Точнее, не всей порки, а лишь порки «прекрасной половины» девятого класса. Мальчиков должны были вот-вот начать пороть. Или уже пороли.

Дверь в её кабинет распахнулась (Эфа была едва ли не единственной, кому разрешалось входить в кабинет директрисы без предварительного звонка или стука) и в комнату даже не вошла, а вплыла высокая, статная, эффектная блондинка – типичная полячка. К тому же из какого-то ужасно древнего и заслуженного дворянского рода (Эфа знала свою родословную чуть ли не до XV столетия).

«Привет, Аня» - несколько устало произнесла Эфа. Видимо, и ей пришлось немало потрудиться – пресловутая акселерация привела к тому, что пороть десятиклассниц стало так же утомительно, как и взрослых. Если не утомительней.

«Привет, Эфа» - грустно ответила Анна Григорьевна. Она была чуть ли не единственной, кто мог обращаться к Эвелине по её прозвищу, не опасаясь последствий. Весьма болезненных последствий, учитывая профессию Эвелины Радванской.

«А почему так грустно?» - обеспокоено осведомилась экзекуторша.

«Потому, что грустно это, когда приходится причинять боль детям» - вздохнула директриса. «Я, конечно понимаю, что это наименьшее из зол, что всё это делается ради детей же, что делается это всё по любви и из любви…»

Она снова грустно вздохнула.

«И всё же… мне очень хотелось бы без этого обойтись. Но не получается»

«Таков наш грешный мир» - пожала плечами Эфа (убеждённая и довольно ревностная католичка).

«Но ведь у дона Боско же получалось…» - задумчиво произнесла Анна Григорьевна.

Джованни Мельхиор Боско, причисленный католической Церковью к лику святых, в середине XIX века, когда телесные наказания детей в европейских (да и не только европейских) школах считались само собой разумеющимися, разработал уникальную педагогическую систему, которая исключала не только телесные, но и вообще какие-либо наказания. И успешно реализовал её, основав орден салезианцев (названный так в честь одного из величайших католических проповедников - святого Франциска Сальского).

«У тебя не католическая школа, а светская» - отрезала Эфа. «Несмотря на название и на отца Фрола. И не интернат, а обычная школа. И ты – женщина светская, а не католическая монахиня. И даже вообще не католичка. И учащиеся у тебя все сплошь православные, а не католики. И попечители тоже. И Россия страна не католическая, а… внешне вроде бы как православная, а на самом деле – то ли языческая, то ли вообще безбожная. У тебя и среда другая, и контингент, и учредители. Поэтому.. чему тут удивляться… Педагогика дона Боско требует католической среды и католического же контингента. У тебя же ни того, ни другого. Поэтому прекрати себя грызть. У тебя и так всё получается просто великолепно…»

«Да, наверное, ты права» - грустно и задумчиво протянула директриса. «К сожалению. А получается у нас…»

«Ладно, пусть у нас» - не стала спорить Эфа.

«Расскажи лучше, как всё прошло» - Анна Григорьевна решила сменить тему. «Надеюсь, без эксцессов»

«Практически» - ответила Эфа, удобно устраиваясь в кресле. «Нормально прошло»

«То есть?» - обеспокоено осведомилась директриса.

«С Людой были небольшие проблемы…»

«Какие?»

«Ну, ты же знаешь, она… хотя пороть её можно, но порку она перенесла не лучшим образом… Все остальные перенесли спокойно, а она… в общем, где-то к середине процесса стала орать, как кошка, у которой на хвосте танцуют… Пришлось остановить порку, развязать Люду, вызвать психолога…»

«И что психолог?» - по-прежнему обеспокоено спросила Анна Григорьевна.

«А что психолог? Ты же её знаешь… Добросовестно выполнила свою работу. Успокоила Люду и вернула её на лавку. Стелла её допорола. А затем вкатала ещё два десятка горячих за ор, вой и брыкание. В полную силу»

«И как Люда это перенесла?» - всё ещё обеспокоено спросила. директриса.

«Нормально. Психолог её убедила. Да и Стелла тоже психолог неплохой».

Все экзекуторши Эфы в обязательном порядке должны были закончить курсы медсестёр и прикладной психологии.

«А Ольга?» - неожиданно даже для самой себя спросила Анна Григорьевна. Что-то с Ольгой было не так. Вот только она никак не могла понять, что именно.

«Ольге досталось больше всех. Мне Лана рассказала, что она такое впервые видела. Чтобы десятиклассницу нужно было пороть так, как она далеко не всех взрослых женщин порет. А почему ты спросила?»

«Потому и спросила…» - задумчива произнесла Царегородцева, «что необычная она – эта Ольга.. Ну да ладно, с этим я сама разберусь. Если потребуется».

Почему-то она была уверена, что разбираться потребуется. И совсем скоро. И что «это» имеет какое-то отношение к порке вообще и к профилактической порке, в частности.

«А остальные?»

«Нормально. Даже пощады не просили. В общем, отнеслись с пониманием…»

Наступил момент истины.

«А меня пороть будешь?» - как головой в омут бросилась директриса.

Эфа, казалось, совершенно не удивилась этому, вообще говоря, довольно неожиданному повороту.

«Буду – если ты будешь на этом настаивать. Но я не думаю, что это лучший вариант. Ведь мы всё-таки близкие подруги… Я бы порекомендовала Лану. У неё рука достаточно тяжёлая, порет она давно и очень качественно…»

«Тебя это не удивляет?» - тихо спросила Анна Григорьевна.

«Что именно?»

«Что я попросила… меня выпороть»

«Да нет» - пожала плечами Эфа. «Вполне логичная просьба. Ты же ведь постоянно имеешь дело с поркой учеников. И учениц. Поэтому вполне логично испытать это на собственной коже. На пятой точке, то есть. Чтобы лучше их понимать. Тем более, что я Варвару ведь порола. Да и меня тоже регулярно порют. Как и всёх моих экзекуторш. Чтобы мы не забывали… ощущения под плетью»

Варвара Дмитриевна Елатомцева была штатным школьным (лицейским) психологом. Она была хорошей знакомой Анны Григорьевны и очень грамотным детским и юношеским психологом. Когда зашёл разговор о том, что в школе будут введены телесные наказания и что психологу придётся принимать весьма деятельное участие в этом процессе, она потребовала - именно потребовала – чтобы сначала выпороли её. Причём с максимальной жёсткостью, какая может ожидать учениц. С необходимой поправкой на то, что она взрослая женщина (в сторону увеличения числа, частоты и силы ударов). И немедленно – сразу же после подписания контракта.

Контракт был подписан, после чего Анна Григорьевна немедленно набрала номер Эфы и попросила организовать порку Варвары Дмитриевны в условиях, максимально приближённых к реальности (то есть, в школьном классе). Ради такого случая Эфа согласилась приехать и провести экзекуцию сама.

Дело было летом; школа была почти пустой, но Анна Григорьевна на всякий случай попросила охрану надёжно блокировать целый второй этаж – во избежание досадных случайностей. Рабочие, делавшие мелкий ремонт в подвале, принесли из спортивного зала скамью и поместили её в центр одного из пустовавших в ожидании радикального переоборудования классов. Туда же поместили стол и два стула. Вопросов зачем не задавали – в этой школе их давно приучили помалкивать. Тем более, что платили им очень хорошо.

Эфа приехала быстро, благо её салон находился всего в трёх кварталах от лицея. Решительным шагом поднялась на третий этаж – в кабинет директора. Разумеется, с объёмистой сумкой на плече, вмещавшей все необходимые дивайсы и аксессуары.

Директриса познакомила Эфу с Варварой Дмитриевной и сообщила, что психолог желает – для повышения качества и эффективности своей работы – быть выпоротой примерно так же, как будут пороть учениц лицея во время профилактической порки. В том, что их всё-таки будут профилактически пороть, психолог, судя по всему, нисколько не сомневалась.

Эфа, судя по всему, нисколько не удивилась. Что, в общем-то было понятно – за свою многолетнюю карьеру экзекуторши она видела и слышала и не такое. Тем более, что это пожелание было вполне логичным.

«Разумно» - пожала плечами Эфа. «Где будем пороть?»

«В одном из классов на втором этаже» - ответила Анна Григорьевна.

«Тогда вперёд» - улыбнулась экзекуторша. «Раньше начнём – раньше закончим»

И направилась к двери кабинета. Психолог последовала за ней, но у самой двери вдруг повернулась и как-то даже строго посмотрела на директрису.

«Пойдём со мной» - решительно приказала Варвара Дмитриевна.

«Зачем?» - удивлённо спросила директриса. «Я думала, это приватно…»

«Я думаю, тебе будет полезно при этом присутствовать» - по прежнему строго объяснила психолог.

«Зачем??»

«Затем, что тебе нужно как можно лучше представлять себе, что происходит во время порки. Чтобы эффективнее и качественнее общаться и с учащимися, и с их родителями, и с экзекуторами… Я не предлагаю тебе лечь на лавку – это должно быть исключительно твоим решением – если ты его когда-либо примешь, конечно. Но хотя бы присутствовать при этом хотя бы один раз ты просто обязана»

Варвара Дмитриевна улыбнулась и добавила:

«Считай это профессиональным советом профессионального психолога».

Директриса вздохнула. В словах психолога была, как говорится, определённая сермяжная правда. И, хотя ей категорически не хотелось присутствовать при порке своей близкой знакомой, отказаться от этой «чести» она не могла. Поэтому встала из-за стола и покорно поплелась следом за психологом и её экзекуторшей.

Они спустились на второй этаж, прошли по коридору и остановились перед неприметной дверью.

«Здесь?» - совершенно обыденным тоном спросила Эфа

«Здесь» - кивнула Анна Григорьевна.

Эфа решительно распахнула дверь и вошла в класс. Директриса и психолог последовали за ней. Анна Григорьевна вошла последней, аккуратно, но плотно прикрыв за собой дверь.

Эфа поместила сумку на один из стульев и стала деловито и аккуратно извлекать из неё всё необходимое для экзекуции, столь же аккуратно размещая это необходимое на столе. Достала стандартный одноразовый банный набор, три широкие ленты, коробку (судя по всему, с какими-то лекарственными препаратами). И, наконец, начала доставать дивайсы. Широкую и довольно длинную полоску плотной кожи на деревянной ручке, три плётки – однохвостку, двухвостку и трёхвостку, устрашающе выглядевшую пятихвостку с хвостами из какого-то, по-видимому, очень жёсткого материала и, наконец, довольно длинный и тяжёлый кнут.

Поместив на стол последний из дивайсов, Эфа повернулась к психологу и сухо приказала:

«Раздевайся догола. Одежду положишь на стул»

Ко всем своим «объектам экзекуций» Эфа обращалась исключительно на «ты».

Пока психолог раздевалась, постепенно обнажая симпатичное, хотя и несколько полноватое тело, Эфа вскрыла банный комплект, извлекла из него одноразовое полотенце и аккуратно накрыла им скамью. Точнее, ту часть скамьи, на которую должна была улечься Варвара Дмитриевна.

Психолог сняла чёрные маленькие трусики, оставшись совершенно голой.

«Ложись на скамью на живот» - по-прежнему сухо и деловито приказала Эфа. «Вытяни руки и ноги»

Варвара Дмитриевна повиновалась. Она готовилась к порке спокойно и собранно, как к чему-то хоть и неприятному, но совершенно необходимому. Необходимому ей же. Как к неизбежному неприятному элементу в целом очень интересной и приятной работы.

Наблюдая за подготовкой к экзекуции, директриса… даже, наверное, не понимала, а видела, что всё это будет происходить с каждым её учеником и каждой её ученицей выпускного одиннадцатого, десятого, девятого и, возможно, даже восьмого и седьмого классов (дети сейчас взрослеют рано). Как минимум, четыре раза в год – в начале каждой учебной четверти. Пороть долго и больно. А потом, возможно, пороть ещё – и даже не один раз, если он или она ещё допустят серьёзную провинность…

Она уже однажды присутствовала при экзекуции – когда Эфа порола какую-то студентку, которая сама попросила о таком методе воспитания, опасаясь, что иначе просто завалит сессию. Как выяснилось, не столь уж и редкое явление в студенческой среде. С согласия девушки, естественно, которая, похоже, всё-таки была немножко эксгибиционисткой. Порка была очень долгой и сильной и внешне очень болезненной (хотя позднее Эфа объяснила ей, что это было не совсем так, поскольку у девушки был очень высокий болевой порог). Эта порка директрису впечатлила, но… всё-таки присутствие при порке на своей территории, в условиях, максимально приближённых к реальности… это, конечно, было совсем другое ощущение…

В общем, её психологиня была права. Ей действительно было необходимо лично присутствовать при этой экзекуции.

Анна Григорьевна ещё и ещё раз задавала себе один и тот же вопрос - имела ли она право; моральное право (юридическое-то у неё было) подвергать своих детей (ибо все её ученики и ученицы были её детьми) такой боли и унижениям? Неужели риски действительно так велики? Ведь у неё же получалось в её предыдущей школе без этого. И неплохо получалось… Совсем даже неплохо. Хотя, конечно, там был совсем другой мир – с совсем другими рисками…

И не окажется ли лекарство хуже болезни? Да, она очень долго изучала опыт телесных наказаний в школах «всех времён и народов», сама, на свои собственные деньги летала и в Штаты, и в Малайзию с Сингапуром, и даже в Саудовскую Аравию, где широко применялись телесные наказания учеников школ. Да, она выстроила все необходимые сдержки и противовесы – и психологические тесты и собеседования, и медицинские обследования, и разговоры с родителями, и самые лучшие экзекуторши, и обстановка любви и уважения, которую она с самого первого дня на работе начала решительно насаждать…

И всё же, и всё же… С другой стороны, ведь ничто другое, к сожалению, не работает. Проверено. И если ей удастся действительно заложить прочный фундамент для счастливой жизни своих учеников… хотя бы большинства из них, значит… значит всё это было не зря.

В любом случае, давать обратный ход она не собиралась. Ибо каким-то шестым чувством верила в то, что она права. Что она всё делает правильно. И выбирает наилучший из возможных вариантов… или наименьшее из зол. Впрочем, это уже семантика.

Эфа между тем аккуратно привязывала Варвару Дмитриевну к скамье. За запястья, лодыжки и непременно ещё за талию.

«Мне нужно тебя полностью обездвижить» - объяснила она. «Чтобы ты не дёргалась, когда тебе будет очень больно. И я тебя не травмировала. А тебе обязательно будет очень больно – это я тебе обещаю. Тем более, что ты сама этого хочешь. Точнее, считаешь, что именно это тебе нужно»

«Да» - глухо подтвердила психолог. «Меня действительно нужно пороть как можно больнее. Мне нужно испытать максимальную боль, которую может испытать ученица. Максимально долго»

Эфа никак не отреагировала на это утверждение.

«Подними голову» - приказала она. «Я надену на тебя маску»

«Зачем?» - удивилась Варвара Дмитриевна.

«Чтобы ты головой не вертела и не мешала мне тебя пороть» - объяснила экзекуторша.

«А девушкам вы тоже будете надевать маску?» - спросила психолог

«Обязательно» - подтвердила Эфа. «И мальчикам её тоже будут надевать»

«Тогда ладно»

«Как будто тебя кто-то спрашивает» - недовольно проворчала экзекуторша, надевая на глаза Варвары Дмитриевны чёрную бархатную маску-наглазник.

Затем продолжила:

«Твоя порка будет состоять из двух частей – ознакомительной и собственно порки»

«Зачем такие сложности?» - удивилась психолог.

«Такие сложности нужны для того,» - терпеливо объяснила Эфа, «чтобы выбрать для тебя оптимальные дивайс, частоту и силу ударов. Ну, и продолжительность порки, хотя последнее выясняется больше в самом процессе…»

«А может быть, меня сразу… самым болезненным дивайсом?» - неуверенно спросила Варвара Дмитриевна.

«Давай ты не будешь мне указывать, как мне делать мою работу, а?» - раздражённо бросила Эфа.

Затем уже гораздо более спокойным и мягким тоном объяснила.

«Дело не в жёсткости того или иного дивайса, а в особенностях твоего конкретного организма. И, соответственно, организма конкретной девушки или мальчика. В болевом пороге – реальном и психологическом, болевой выносливости и так далее. Смысл профилактическом порки (да, собственно, и любой порки) состоит в болевом воздействии определённой силы, продолжительности и частоты для получения надлежащего воспитательного эффекта. »

Эфа сделала паузу, затем продолжила;

«Желаемый эффект, естественно, примерно один и тот же; но, поскольку все люди разные – у всех разный болевой порог, чувствительность кожи, болевая выносливость и так деле – для его достижения нужны разные дивайсы, разная сила, длительность, частота и так далее. Которые нужно грамотно выбрать…»

«Поэтому расслабься, лежи спокойно – насколько можешь, конечно - терпи, не болтай, и не мешай мне тебя почувствовать… Постарайся терпеть, не стонать и не кричать… пока можешь, конечно. Это же всё-таки всего лишь ознакомительная порка. Меня с твоим телом, естественно…»

«Да, кстати,» - добавила она, «у всех старшеклассниц этой школы первая профилактическая порка тоже начнётся с ознакомительной. Ровно по тем же причинам…»

«Понятно» - глухо вздохнула психолог.

«А если понятно,» - впервые с начала их знакомства улыбнулась Эфа, «тогда, как говорится, поехали… »

И добавила:

«Я нанесу тебе три удара каждым дивайсом примерно одинаковой силы – чуть выше средней - и в одинаковом темпе. В котором будет проходить основная часть порки»

«Я готова» - тихо пробормотала Варвара Дмитриевна

«Вот и отлично» - заметно повеселевшим голосом констатировала Эфа. «Начнём с ременного спанка…»

Подошла к столу, взяла спанк, немного помахала им, чтобы как следует почувствовать дивайс, затем подошла к обездвиженной Варваре Дмитриевне, коротко размахнулась и звонко хлестнула психологиню по правой ягодице.

Та только тихо ойкнула, причём скорее от неожиданности, чем от боли. Эфа в быстром темпе нанесла ещё два удара – поочерёдно по левой и правой ягодице психологини.

Варвара Дмитриевна отреагировала на эти удары спокойно и практически беззвучно.

«Так» - констатировала Эфа. «Этот легковат. Впрочем,» - добавила она, «как и следовало ожидать».

Затем повторила всё то же самое с трёхвосткой. Психологиня застонала, хотя пока ещё негромко.

«Это уже лучше» - любуясь дивайсом, себе под нос пробормотала экзекуторша. «Но всё равно легковат».

Стоны от двухвостки были уже существенно громче. Но всё ещё не соответствовали стандарту Эфы.

А вот на третьем ударе однохвостки – тяжёлой витой кожаной плети чуть ли не метровой длины – Варвара Дмитриевна уже вскрикнула. Хотя и негромко, но вскрикнула.

«Вот,» - удовлетворённо проговорила экзекуторша. «это уже похоже на то, что надо. Хотя для верности проверим два оставшихся»

От ударов жёсткой пятихвосткой психологиня уже кричала. С самого первого удара. Пока ещё не на предельной громкости, но кричала. А по окончании серии из трёх ударов ей уже понадобилось время для того, чтобы отдышаться.

«Этот, похоже, чересчур…» - отметила Эфа. «Наверное, можно было бы на этом и закончить ознакомление, но…»

«Ты же у нас взрослая девочка, к тому же девочка любопытная» - с хищной улыбкой обратилась она к обездвиженной Варваре Дмитриевне. «Поэтому, думаю, три удара хорошим кнутом ты выдержишь легко. К тому же, познакомишься с ещё одним дивайсом… Как ты на это смотришь?»

«Положительно» - глухо отозвалась психологиня.

«Отлично» - констатировала экзекуторша. «Тогда держись»

Она взяла кнут и в быстром темпе нанесла всё те же три удара. На этот раз громкость крика психологини была почти предельной. А на третьем ударе – пожалуй, даже запредельной. Её тело лихорадочно дёргалось, стремясь освободиться от пут и спастись от убийственно беспощадного кнута. Безрезультатно. Фиксаторы были надёжные, а привязывать Эфа умела.

«Что и требовалось доказать» - плотоядно улыбнулась экзекуторша. И добавила:

«Пара минут тебе на отдых, а затем приступим собственно к порке. Удары можешь не считать – я буду пороть тебя бессчётно – то есть, до тех пор, пока не увижу, что тебя достаточно пробрало. А потом дам тебе пять ударов в максимальную силу. Для закрепления, так сказать. Ваших учениц мы будем пороть точно таким же образом. Так что терпи»

Пара минут пролетели быстро (с точки зрения привязанной психологини – даже слишком быстро), после чего Эфа взяла в руку хищную однохвостку и приступила к основной части порки.

Она порола Варвару Дмитриевну резко, сильно, спокойно, вдумчиво, решительно и уверенно. И очень профессионально. Выдавая серии примерно по десять ударов, затем делая короткую паузу – чтобы дать возможность психологине перевести дух. И тут же приступала к следующей серии, постепенно увеличивая силу и частоту ударов, чтобы тело истязаемой не привыкало и боль не ослабевала.

Психолог закричала где-то на тридцатом ударе, после чего кричала почти непрерывно. Анна Григорьевна смотрела на экзекуцию уже гораздо более спокойным взглядом. Первоначальный шок прошёл; после чего у неё к порке остался чисто профессиональный интерес. Профессионального педагога и профессионального школьного администратора.

Анна Григорьевна не испытывала к обездвиженной и истязаемой психологине ни малейшей жалости. Она уже много лет назад отучила себя от этого даже не то, чтобы бесполезного, а исключительно вредного чувства и с тех пор никогда ни к кому его не испытывала. Ибо чувство жалости не позволяло принимать оптимальные решения, что выходило боком в первую очередь как раз тому, кого жалеют. Директриса всегда принимала решения исключительно на основе фактов, логики и здравого смысла (изредка по интуиции, хотя по возможности старалась этого избегать – вопреки распространённому заблуждению, даже прославленная женская интуиция ошибалась слишком часто).

Как ни странно, созерцание экзекуции, боли и криков психологини только укрепили уверенность директрисы в правильности решения о внедрении в лицее профилактической порки (в том, что эта программа будет внедрена, она нисколько не сомневалась, хотя и дала себе слово сделать всё возможное, чтобы этого делать не пришлось). Она представила на месте Варвары Дмитриевны любую из будущих учениц лицея, с которыми она уже успела познакомиться, и почувствовала, именно почувствовала, что это будет правильно.

Как будет правильно и то, что эта профилактическая порка будет лишь частью – важной частью, но всего лишь частью комплексной программы необходимой коррекции стереотипов поведения, восприятия и мышления учащихся лицея имени святого Андрея Первозванного. Программы, включающей в себя и сугубо рациональное, и эмоциональное, и духовное воздействие (включая ежедневную молитву еженедельные проповеди отца Фрола). И, конечно, атмосферу любви и заботы. Не баловства, а именно глубокой, искренней и ответственной любви и заботы. Заботы о счастливой жизни учеников и учениц лицея.

Анна Григорьевна вдруг вспомнила поистине ужасающую американскую школьную статистику. После того, как в 70-е годы в результате иска активисток-атеисток Верховный суд США отменил обязательную молитву в государственных школах, число беременностей среди старшеклассниц за какие-то несколько лет выросло вчетверо. Поэтому директриса так жёстко и настаивала на обязательных молитвах – в начале и по окончании каждого учебного дня.

Благодаря Эфе (в частности, её довольно неплохому – для непрофессионала – католическому богословскому образованию) Анна Григорьевна хорошо понимала и даже чувствовала духовно-мистическую сторону флагелляции. Она знала, что каждый серьёзный (то есть, достаточно сильный и длительный) сеанс порки – вне зависимости от желания его участников – открывал двери в иной, «тонкий», духовный мир. Точнее, в один из двух миров – божественный и демонический. Поэтому так важны были другие составляющие комплексной программы, ибо они как раз и должны были обеспечить открытие дверей в нужный мир.

Конечно, огромное значение имела и личность экзекуторш (точнее, их уровень духовного развития), но за это директриса была совершенно спокойно. Ибо ревностная католичка Эфа каждый день и по многу раз сталкивалась с ровно той же проблемой на флагелляционных сеансах в своём салоне экстремального массажа, поэтому и ввела и неукоснительно придерживалась необходимой программы духовного и эмоционального обеспечения (под негласным патронажем католического священника - отца Марио). Включая соответствующую духовную подготовку и развитие своих сотрудников и сотрудниц.

Поскольку она имела все основания быть уверенным в уровне духовного развития – и своём собственном, и Варвары Дмитриевны, и Эфы, а также была знакома с двухтысячелетней историей христианской духовной брани с помощью болевых воздействий (в том числе, и флагелляции), то она приблизительно представляла себе, что происходило перед её глазами (в духовном измерении, разумеется). И что должно будет происходить в лицее – после внедрения всех элементов комплексной программы коррекции стереотипов поведения.

А происходило по сути ровно то же самое, что происходило со святыми Петром Дамианом, Франциском Ассизским, Падре Пио, Терезой Авильской, Хосемария Эскривой. Папой Иоанном Павлом II (у тех, правда, были сеансы самофлагелляции, что было существенно более опасной и менее эффективной затеей, чем флагелляция силами профессионального и опытного экзекутора).

Исцеление души и изгнание демонов с помощью болевых воздействий. Говоря богословским языком, духовная алготерапия. Строго говоря, этот термин был не совсем корректен, ибо сама по себе боль не лечит – да и не может лечить. Боль духовно нейтральна; да, пожалуй, и эмоционально тоже поэтому может как вылечить, так и искалечить.

Если экзекуция справедлива и осуществляется с любовью и заботой духовно и эмоционально развитыми и чистыми экзекуторами и администраторами (или родителями дома), то она лечит; если же она применяется со злобой и ненавистью (что является особо тяжким грехом) людьми с сильно запачканными душами, то она калечит. К сожалению, в нашем весьма грешном мире в подавляющем большинстве случаев реализуется именно первый вариант, которому Анна Григорьевна объявила беспощадную войну. В том числе, и путём реализации варианта первого.

Демонов изгоняли духовные сущности – ангелы, святые и иные участники Церкви Небесной, которая в католическом богословии не зря называется Ecclesia Triumphans - Церковью Торжествующей, ибо никакая злая сила не может перед ней устоять. Церковь земная, постоянно сражающаяся со злыми силами, имела название Ecclesia Militans - Церковь Воинствующая. Сущности, доступ к которым и открывали болевые воздействия, в буквальном смысле пробивая, а то и просто снося эмоциональные и духовные барьеры, отделяющие человеческую душу от Ecclesia Triumphans, и изгоняли демонов, терзавших человеческую душу. Демонов гордыни, алчности, лени, зависти, ненависти, чревоугодия, похоти (особенно актуальной для старшеклассников и старшеклассниц, ибо соответствующие демоны просто, как говорится, крыши сносили) и страха.

Последние пять ударов психологиня вопила так, что у Анна Григорьевны еле выдерживали барабанные перепонки. То есть, примерно как теннисистки на турнирах Большого Шлема (правда, когда бьют они, а не их; их, судя по всему, вообще не бьют – к сожалению). Или как модели известнейшей серии видеофильмов Elite Club студии Elite Pain (громче которых, нет, пожалуй, на всём мировом тематическом видеорынке). В общем, вполне сравнимо с реактивным авиадвигателем.

Окна класса выходили во внутренний двор здания лицея; звукоизоляция была сверхнадёжной (чтобы шум занятий во дворе не мешал концентрации учеников в классе); здание лицея находилось, как говорится, на отшибе и посередине довольно внушительной огороженной территории. Поэтому можно было не бояться, что крики истязаемой психологини услышит кто-то посторонний.

Закончив порку, Эфа полюбовалась результатами (на удивление, никаких жутких синяков или ссадин на пятой точке психологини и в помине не было – только лишь, как говорила одна экзекуторша, «приятный розовый колор»). Свернула кнут, поместила его в свою «сумку экзекуторши», немного порылась в её необъятных просторах, извлекла из сумки небольшую баночку – видимо, с какой-то мазью – и подошла к по-прежнему обездвиженной психологине.

Ту, судя по всему, действительно пробрало. Тело её сотрясали рыдания; по щекам катились слёзы… Было очевидно, что ни о какой «недопоротости» не могло быть и речи. Скорее, о небольшой «перепоротости».

Эфа открыла баночку, вылила на ладонь, немного густой светло-коричневой жидкости, и стала осторожно, но настойчиво втирать мазь в правую ягодицу Варвары Дмитриевны. Та зашипела.

«Потерпи ещё немного» - успокоила её экзекуторша. «Зато через пять минут вся боль исчезнет. И никакого тебе жжения. В отличие от зело пакостного финалгона…»

Закончив местное обезболивание, Эфа вернула баночку в бездонные глубины своей сумки, отвязала психологиню и оставила её отдыхать и приходить в себя. Обычно на этом этапе экзекуторши отправляются курить (ибо они почти все поголовно курильщицы), но Эфа просто уселась на стул и, казалось, погрузилась в лёгкую медитацию. Она очень внимательно следила за своим здоровьем, поэтому и не курила, и практически не употребляла алкоголя, и активно занималась в тренажёрном зале. Чего и неукоснительно требовала от своих сотрудников и сотрудниц.

Варвара Дмитриевна постепенно приходила в себя. Рыдания становились всё более редкими, а затем м вовсе прекратились.

Прошло ещё несколько минут. Психологиня осторожно приподнялась, повернулась и села на лавку, всё ещё немного тяжело дыша.

«Воды дать?» - бесстрастно спросила Эфа.

Варвара Дмитриевна помотала головой.

«Попа не болит?» - участливо спросила Анна Григорьевна.

Психолог снова помотала головой.

«Я же говорила» - с гордостью прокомментировала Эфа. «Снадобье эффективное и многократно проверенное»

Спустя ещё несколько минут психологиня осторожно поднялась с лавки, надела одноразовые банные тапочки и подошла к предусмотрительно зашторенному окну, не торопясь одеваться. Что, надо сказать, Анну Григорьевну несколько удивило, поскольку психологиня, вообще-то, была довольно стеснительной особой. Хотя обладала весьма симпатичным телом, стесняться наготы которого не было никаких разумных оснований.

«Как самочувствие?» несколько обеспокоено спросила директриса.

«Необычное» - неожиданно спокойно ответила Варвара Дмитриевна. «Я никогда так себя не ощущала… Во-первых, что совершенно удивительно, мне очень приятно и комфортно нагой. Я никогда ещё не ощущала себя в такой гармонии со своим телом… Мне вообще не хочется одеваться… хотя по натуре я человек, в общем-то, довольно стеснительный…»

«По воспитанию» - неожиданно перебила её Эфа. «Не по натуре, а по воспитанию. По натуре все мы рождаемся в гармонии со своим телом. И с его наготой, разумеется. А потом дурацкое ханжеское воспитание всё убивает…»

«Возможно» - согласилась психологиня.

«А порка…» - продолжила экзекуторша, «особенно хорошая и основательная порка, которую ты сейчас получила, заставляет тело, душу и дух работать, как говорится, в одной упряжке. Вот и восстанавливает гармонию»

«Во-вторых» - медленно и задумчиво, словно прислушиваясь сама к себе, продолжила Варвара Дмитриевна, «у меня сейчас такое удивительное ощущение внутренней чистоты, облегчения и покоя… Я словно… не лечу, но… наверное, парю в воздухе»

И вдруг неожиданно добавила:

«Мне так хорошо… Спасибо Вам»

«Да не за что» - совершенно искренне пожала плечами Эфа. «Как говорится, всегда пожалуйста»

А потом добавила:

«Вполне нормальное и естественное ощущение тщательно, основательно, оптимально и с любовью выпоротого человека. Во-первых, порка всё равно воспринимается как наказание, что-то вроде епитимьи за совершённые прегрешения. Убирает чувство вины, которое есть у нас всех, ибо свои прегрешения каждый из нас всё равно ощущает по крайней мере подсознательно. А это уже само по себе ох как очищает и облегчает душу»

«Во-вторых» - продолжила она, «поскольку обстановка тут у нас в духовном измерении очень даже приличная, мы открыли правильную дверь. Через которую ты получила… скажем так, хорошую порцию самых чистых, светлых и добрых энергий, которых в нашем мире ой как мало. Ибо их практически неоткуда взять. Ещё один плюс – и немаленький»

Эфа сделала небольшую паузу, затем продолжила:

«В-третьих… есть ещё просто банальная физиология. Выброс эндорфинов – «гормонов счастья». Хотя значимость этого сильно преувеличена, всё равно это тоже приятно»

«Да,» - как бы спохватившись, сообщила Варвара Дмитриевна, «мне и грешить как-то не хочется…»

«Неудивительно» - фыркнула Эфа. «Ибо эта экзекуция, во-первых, изгнала или, по крайней мере, отогнала от тебя демонов-искусителей и заполнила освободившееся место энергиями… скажет так, несовместимыми с греховными вожделениями.

«А девушки тоже так себя чувствовать будут?» - заинтересованно спросила психологиня.

«Всенепременно» - заверила её экзекуторша. «И мальчики тоже»

«Тогда пороть однозначно» - решительно заявила психологиня. «Ибо такое ощущение… вряд ли они ещё где-то получат»

«Истинно так» - подтвердила Эфа.

И, повернувшись к Анне Григорьевне, добавила:

«Так что отличная идея – эта твоя профилактическая порка. Были б у меня дети – точно периодически порола бы их. Просто ради вот такого состояния»

Эфа была бездетна и безмужна. Что, впрочем, нисколько её не угнетало.

Она запустила руку в малозаметный карман своей просторной «рабочей» кофты, извлекла оттуда свою визитную карточку.

«Когда снова захочешь… позвони. Только в следующий раз буду тебя пороть в своей студии или в моём салоне. Там… скажем так, более эмоционально комфортная и насыщенная обстановка»

«А почему вы так уверены, что я этого захочу?» - осведомилась психологиня.

«Я не совсем точно выразилась» - поправилась экзекуторша. «Когда это тебе снова понадобится. Очищение души, то есть. Так сказать, очередной сеанс духовной гигиены…»

«И когда же, по Вашему мнению, мне снова это понадобится?» - уже более заинтересованно спросила Варвара Дмитриевна.

«Где-то через месяц» - уверенно заявила Эфа.

«Кстати» - повернулась она к директрисе, «для твоих девиц оптимальный интервал тоже будет где-то таким…»

«Нет, это невозможно» - отрезала Анна Григорьевна. «Я не могу требовать ежемесячной профилактической порки. Это будет уже перебор…»

«А требовать-то как раз и не надо» - спокойно ответила экзекуторша. «Сами придут. Ибо сами захотят. Ты просто дай им такую возможность. В виде внеочередной профилактической порки. По просьбе ученика и с согласия родителей…»

Как позже выяснилось, насчёт интервала для психологини, Эфа оказалась абсолютно права. Опыт, однако… Ровно через месяц, Варвара Дмитриевна, как правильный зайчик, покорно приехала в личную студию Эфы, которая её и выпорола. И с тех пор регулярно эту порку получала. Что самым благотворным образом сказалось на её духовном состоянии, эмоциональном самочувствии и работоспособности психологини. Благодаря последнему Анна Григорьевна, несмотря на энергичные протесты психолога, столь же регулярно оплачивала эти, надо отметить, весьма недешёвые сеансы из кассы лицея, проводя их по статье «компенсационные пакеты ключевых сотрудников».

И вот теперь под плеть одной из сотрудниц салона экстремального массажа предстояло лечь уже самой Анне Григорьевне.

Эфа набрала номер Ланы (точнее, нажала на одну из кнопок ускоренного набора на своём изрядно навороченном коммуникаторе).

«Привет, Лана!» - неожиданно мягко произнесла экзекуторша. «Освободилась? Отлично! Тогда поднимайся в кабинет директора. Да, прямо сейчас. Нет, никаких претензий к тебе ни у кого нет. Наоборот, для тебя есть ещё работа. Так что это что-то вроде бонуса… Не по телефону. Поднимайся – узнаешь. Всё. Жду.»

Анна Григорьевна нажала кнопку внутреннего переговорного устройства:

«Света» - обратилась она к своему секретарю. «До особого распоряжения меня ни для кого нет. Включая Лужкова, Путина и Медведева. А также Сергея Шойгу».

Шансы получить звонок от кого-либо из вышеперечисленных персонажей не только в ближайший час, но и вообще когда-либо, разумеется, были строго равны нулю. Просто директриса любила таким образом подчеркнуть необходимость своей полной изоляции от поползновений окружающего мира. После этого отключила свой сотовый, автоматически переведя звонки на телефон секретаря.

Минут через пять дверь в кабинет директора распахнулась и в кабинет элегантно вошла Лана – эффектная брюнетка лет двадцати пяти, одетая в безукоризненную просторную чёрную кофточку – безрукавку и в чёрные же просторные и удобные брюки. Идеальный костюм для порки.

«Ещё раз добрый день, Эвелина Викторовна» - вежливо поприветствовала начальницу Лана. По установленным Эфой незыблемым правилам, её сотрудницы обращались к ней исключительно на Вы и по имени-отчеству. «Здравствуйте, Анна Григорьевна»

«Добрый день, Лана» - кивнула ей директриса. И вопросительно посмотрела на Эфу.

«Дополнительная работа для тебя, Лана…» - Эвелина сделала паузу, «…состоит в том, что тебе нужно будет тщательно и основательно выпороть присутствующую здесь Анну Григорьевну. С таким же результатом, какого ты добилась работая с Ольгой…»

«Абрамцевой» - помогла ей директриса.

«Да, Абрамцевой» - заключила Эфа.

«Выпорем» - улыбнулась Лана. «Пороть будем в том же классе, или…»

«Или» - прервала её Анна Григорьевна. «В соседней комнате. Там кабинет для порки… который только что переоборудовали»

«Хорошо» - снова улыбнулась Лана. «Пойдёмте, Анна Григорьевна»

Директриса поднялась из-за стола и вопросительно посмотрела на Эфу.

«Нет-нет» - помотала головой Эвелина. «Мне там делать нечего. Это всё строго между вами. А я пока буду своих мужчин-экзекуторов пасти…»

Она поднялась из уже облюбованного кресла и быстро покинула кабинет.

Анна Григорьевна распахнула дверь, которая вела в прекрасно оборудованную лицейскую флагелляционную и жестом пригласила войти Лану. Сама проследовала за своей экзекуторшей и тщательно закрыла дверь

«Впечатляет» - Лана окинула взглядом флагелляционную. «Почти как у нас»

«С вашей и копировалось» - улыбнулась директриса.

«Хорошая копия» - улыбнулась ей в ответ девушка-флагеллятор.

Анне Григорьевне было с ней очень комфортно. Видимо, Эфа подобрала ей экзекуторшу ещё и по принципу энергетической совместимости. Директриса ещё раз оценила профессионализм своей подруги.

«Раздевайтесь догола, Анна Григорьевна» - спокойно и уважительно, но, вместе с тем, строго обратилась к ней Лана. «Когда разденетесь, ложитесь на живот на скамью, вытягивайте руки и ноги…»

«Стандартное обращение к истязаемой» - подумала директриса. «Что ж, именно этого я и добивалась…»

Её эмоциональное состояние было…скажем так, смешанным и неоднозначным. Немного страха, немного предвкушения… чего-то необычного, немного стыда, немного… какого-то возбуждения, скорее, впрочем чувственного и эмоционального, чем сексуального. Впрочем, сексуального возбуждения не было вовсе – Эфа и её сотрудницы очень грамотно удерживали экзекуции – и в своём салоне, и в лицее – в абсолютно асексуальных рамках. Как, собственно, и полагалось при телесных наказаниях и в духовных практиках.

Но в общем и целом она чувствовала, что поступает совершенно правильно, что делает именно то, что должно (а не только то, что хочется, хотя порки ей действительно хотелось – причём чем ближе к экзекуции, тем, как ни странно, сильнее); что то, что она для себя наметила и реализовывало, было и правильно, и праведно. И с религиозной точки зрения, и с человеческой…

Единственное, что её отвлекало от мыслей о предстоящей порке, была какая-то странно навязчивая мысль об Ольге Абрамцевой. Что-то с этой девочкой всё-таки было сильно не так. И этим «что-то», скорее всего, придётся серьёзно заняться… пока оно всерьёз не занялось Ольгой. А то и не только Ольгой. Анна Григорьевна сделала себе мысленную пометку поговорить об Ольге с её экзекуторшей. По окончании порки, разумеется. Точнее, после того, как она придёт в себя после этой порки.

Директриса спокойно разделась догола, испытав даже некоторое облегчение (странным образом почти с самого момента, когда она попросила Эфу её выпороть, её одежда стала её стеснять и ей всё сильнее и сильнее хотелось от этой одежды избавиться). Она уже давно очень комфортно ощущала себя обнажённой, после того, как стала регулярно выполнять упражнение, которое ей порекомендовала ей фитнес-подруга, с которой они вместе посещали весьма элитный тренажёрный зал.

Оставшись одна в своём загородном доме и плотно закрыв шторы, Анна Григорьевна раздевалась догола и не меньше часа просто спокойно была голой. То есть, занималась обычными домашними делами – готовила; завтракала, обедала или ужинала; читала, смотрела ТВ, болтала с подругами по телефону, бродила по Интернету… Только голая. Её это скорее успокаивало, чем возбуждало, а если и возбуждало, то скорее эмоционально или чувственно, чем сексуально.

При этом она периодически подходила к зеркалу в полный рост и любовалась своим телом. То есть, тщательно и с огромной любовью, рассматривала всё своё тело, включая самые интимные места и постепенно привыкая восхищаться своим телом и радоваться ему.

Она, конечно не была ни Мэрилин Монро, ни даже Скарлетт Йоханссон, хотя благодаря строгой диете, воздержанию от курения и алкоголя и регулярным занятия фитнесом в свои сорок два года обладала телом, которому позавидовали бы многие двадцатипятилетние.

Но была вполне согласно со своей знакомой, когда-то рулившей стрип-клубом в Калифорнии и утверждавшей, что для практически любого женского тела – от анорексичных моделей до более, чем рубенсовских дам всегда найдётся мужчина-ценитель. Собственно, именно на этом наблюдении (по утверждениям знакомой, поддержанным вполне научной статистикой) и было основано вышеописанное упражнение.

Со своими любовниками она тоже старалась проводить как можно больше времени голой (наедине и в помещении, разумеется). Что приводило их просто в неописуемый восторг. Возвратившись с работы вместе с очередным любовником, она не переодевалась в домашнюю одежду, а спокойно раздевалась догола и в таком виде, как ни в чём ни бывало, например, усаживалась за кухонный стол или смотреть телевизор. Понятное дело, что эти эскапады очень быстро заканчивались страстными объятиями, совместным принятием душа, джакузи, а затем – и постелью. В которую и при других обстоятельствах она ложилась с любовником исключительно полностью обнажённой.

Она уже давно жила одна, расставшись с мужем – бизнесменом много лет назад и с тех пор не имея никакого желания вновь вступать в брак – ни де-факто, ни, тем более, де-юре. Обе её взрослые дочери уже несколько лет жили за границей – одна вышла замуж в Лондон, другая училась в университете в Калифорнии. Любовников она меняла часто, ибо они ей быстро надоедали. Этот стиль жизни её пока устраивал; при этом она нисколько не боялась одинокой старости, ибо предложения руки и сердца (в основном от родителей её учеников – причём не обязательно холостых или разведённых) она получала если не раз в месяц, то уж точно не реже раза в квартал.

Она улеглась на лавку и спокойно позволила Лане себя привязать – ибо собственно этого и добивалась. Полное обездвиживание обычно вызывает у человека либо резкий приступ страха (чаще всего), либо, наоборот, полное расслабление (если привязываемый доверяет привязывающему). Анна Григорьевна Лане доверяла, поэтому с удовольствием ощутила приятное расслабление.

Маска-наглазник оказалась очень мягкой и приятной на ощупь, тем более, что у директрисы кожа была очень чувствительной, а бархат она очень любила.

«Вы знаете, что будет дальше?» - услышала она тихий и спокойный голос Ланы.

«Знаю» - тоже очень спокойно ответила директриса. «Даже видела. Однажды. Когда…» она чуть не сказала «Эфа», но вовремя остановилась, «… Эвелина Викторовна при мне порола нашего психолога»

По рассказам психологини, Анна Григорьевна знала, что по её же просьбе её последовательно пороли чуть ли не все сотрудники Эфы – и мужчины, и женщины; так она собирала экспериментальный материал для своей докторской диссертации об алголагнии и алготерапии.

«Однажды исследователь – всегда исследователь» - с улыбкой говорила об этом Варвара Дмитриевна, которая в свой время с красным дипломом закончила факультет психологии МГУ.

«Я тоже её порола» - снова откуда-то издалека донёсся мягкий и приветливый голос Ланы. «Мне она очень понравилась. Стойко переносит порку… и вообще человек интересный».

«М-да…» снова раздался голос девушки-флагеллятора. «Коллекция впечатляющая. Даже и не знаю, что выбрать»

Коллекция была действительно впечатляющей. С помощью Эфы в лицее была собрана, пожалуй, самая полная из возможных в России коллекций «ударных инструментов».

«Выберите то, чем вы пороли Ольгу…» - неожиданно даже для самой себя попросила директриса. Как и полагается, к своей экзекуторше она обращалась на «вы».

«Годиться» - весёлым голосом ответила Лана, явно обрадованная тем, что ей удалось избежать необходимости выбирать.

Послышался лёгкий стук. Видимо, Лана снимала с крючков соответствующие дивайсы и аккуратно помещала их на специальный «стол экзекуторши».

«Начнём с ознакомительной порки» - снова донёсся ласковый и заботливый голос девушки-флагеллятора. «Расслабьтесь»

Анна Григорьевна постаралась расслабиться. Получилось не очень. И дала себе чёткую установку терпеть. Ей почему-то очень хотелось, чтобы её пороли самым жёстким дивайсом. Наверное, из гордости. Или из гордыни.

Первые три удара она перенесла относительно легко. Было не очень больно. Скорее, даже в чём-то приятно.

В отличие от Эфы, Лана реакцию истязаемой на дивайсы не комментировала.

Каждая последующая серия из трёх ударов была существенно больнее предыдущей. На третьем дивайсе директриса застонала; на четвёртом – застонала сильнее, на пятом – сначала вскрикнула, а на последнем ударе закричала и дёрнулась.

Потом, отдышавшись, глухо пробормотала:

«Извините»

«Да ничего» - успокоила её Лана. «Нормальная реакции на кнут»

Подождав пару минут, экзекуторша уже более серьёзным голосом обратилась к истязаемой директрисе:

«Тут вот какое дело, Анна Григорьевна… По… скажем так, естественно сформировавшимся правилам порке в этом лицее и для достижения того же эффекта, что у Ольги Абрамцевой, Вас нужно пороть дивайсом №4. Пятихвостой плёткой. Но…» - она сделала паузу, «у меня такое ощущение, что… в общем, если абстрагироваться от данной конкретной ситуации и оценивать Ваши реальные потребности в порке…» - теперь она говорила не как лицейский экзекутор, а как экзекутор-консультант салона экстремального массажа, «Вам, конечно, лучше быть выпоротой дивайсом №5. Самым болезненным. Ибо иначе… хотя Вы и почувствуете примерно то, что чувствовала Ольга… да, собственно, и любая другая ваша ученица – мы всех порем до достижения примерно одинакового результата… у Вас останется.. скажем так, не очень хорошее ощущение недопоротости… »

Она сделала очередную паузу, затем продолжила:

«Выбирать, конечно, Вам, но… я бы всё-таки порекомендовала максимальную жёсткость. И кнут»

«Я последую вашей рекомендации» - пробормотала директриса.

«Вот и отлично» - заметно повеселившим голосом прокомментировала её решение Лана. И приступила к собственно порке.

Удары сыпались на обнажённую пятую точку директрисы почти без перерыва – она едва успевала переводить дыхание. После каждого удара Лана делала микропаузу, не отрывая кнута от тела истязаемой, чтобы боль разлилась по всему моему телу. Она порола директрису сильно, резко, чётко, жёстко, умело и очень профессионально, постепенно увеличивая силу и частоту ударов, чтобы поддерживать боль на одном и том же оптимальном уровне, не позволяя телу истязаемой привыкнуть, а боли – ослабеть.

Ощущения Анны Григорьевны были…двойственными. С одной стороны, боль была, конечно, жуткой. Просто ужасной. Её тело словно разбивали на части – и даже не молотком, а тяжёлой кувалдой. Или прижигали раскалённым железом. Или пропускали ток высокого напряжения, как на электрическом стуле. Или вгоняли в голову раскалённый гвоздь. Или поливали крутым кипятком…

С другой стороны, она ощущала, как каждый удар очищал её душу, отгоняя, а то и отрывая от неё очередного демона, присутствие которых она ощущала почти физически. Она чувствовала, как с каждым ударом из её души всё дальше и дальше уходит боль вины за допущенные ошибки и совершённые грехи; как ей становится всё легче и спокойнее…

Несмотря на жуткую боль, ей категорически не хотелось прекращения порки; она с каким-то странным наслаждением и предвкушением ожидала каждого следующего удара - вплоть до самых последних, которые едва не погрузили Анну Григорьевну в какой-то странный транс, остановив её прямо на его границе…

Анна Григорьевна тяжело дышала, постепенно приходя в себя. У неё было ощущение, как говорят американцы, mission accomplished. Завершённой миссии, то есть. То есть, в данной ситуации, оптимальной выпоротости. Не недопоротости, ни перепоротости, а именно оптимальной выпоротости. И то, что она остановилась на границе этого странного транса, тоже было правильным. Хотя она была почему-то уверена, что в этот транс она ещё войдёт – но только когда для этого наступит время…

«Этот транс, в который Вы едва не провалились» - сообщила ей Лана, словно читая её мысли (видимо, язык её тела очень хорошо передавал её внутреннее состояние), «называется сабспейс, Вам туда пока рано…»

Экзекуторша отвязала директрису, намазала её «пятую точку» обезболивающим снадобьем (больно, но терпимо) и оставила отдыхать.

Через некоторое время, полностью успокоившись, Анна Григорьевна поднялась на локтях, повернулась и села на скамью. Удивительно, но попа нисколько не болела. Она её вообще не ощущала.

«Хороший местный анальгетик» - подумала директриса. «Надо будет попросить у Эфы баночку»

Она встала и направилась к кушетке, на которую она поместила свою одежду.

«Стой!» - голос Ланы прозвучал резко, как удар кнута. Анна Григорьевна оторопело подчинилась.

«Повернись ко мне» - голос экзекуторши был уже более мягким и уважительным, но по-прежнему не допускавшим неповиновения.

Директриса снова подчинилась.

«Стой прямо. Ноги на ширине плеч, чтобы я могла видеть тебя всю. Руки за голову»

Голос всё такой же – спокойный, уверенный… и командный.

Анна Григорьевна выполнила и это требование экзекуторши, причём с удивлением отметила, что с немалым удовольствием. Ей было неожиданно приятно подчиняться Лане, несмотря на чуть ли не двадцатилетнюю разницу в возрасте и огромную – в социальном положении. А может быть, благодаря этой разнице?

Лана взяла сумочку, вынула из неё блестящий металлический ошейник и направилась к директрисе. Пока экзекуторша покрывала это небольшое расстояние, Анна Григорьевна вдруг почувствовала удивительное и очень приятное расслабление, какого она никогда в жизни не ощущала. Как будто с её плеч свалился огромный груз ответственности… Ей было очень приятно, что решения принимает кто-то другой, а ей нужно только этому другому подчиняться…

Умом она прекрасно понимала, что это что-то вроде транса наяву, в который её очень умело погрузила Лана, которая казалась куда более тонким психологом и разносторонним профессионалом, чем она изначально предполагала. Понимала она и то, что этот транс продлится недолго, а потом этот сумасшедший груз ответственности вернётся на своё законное место – на её плечи, то есть. Но сердцем и душой… на хотела, чтобы этот транс, это сон наяву, никогда не кончался.

Она вдруг испытала невероятной силы чувство любви и благодарности к Лане; непреодолимое желание упасть перед ней на колени, исступлённо целовать ей ноги, руки, плеть… Но желание подчиняться Лане было сильнее, поэтому директриса просто стояла перед своей экзекуторшей и своей повелительницей. Стояла совершенно голая и абсолютно покорная.

Лана аккуратно надела на Анну Григорьевну ошейник, нежно прикасаясь к её коже. Директриса лесбиянкой не была (она не была даже би, хотя однажды и попробовала – без особого удовольствия, надо отметить – секс с женщиной), но прикосновения Ланы доставили ей какое-то очень острое чувственное удовольствие.

Застегнув ошейник, Лана отошла на пару шагов назад, чтобы полюбоваться результатами своей работы.

«А теперь» - она сделал повелительную паузу – «сделай то, что тебе так хочется сделать»

Анна Григорьевна немедленно опустилась на колени и, как была, совершенно голая, стала с наслаждением и исступлением целовать ноги своей повелительницы. Умом она понимала, конечно, что всё происходящее – жуткий бред и полное безумие, а вот сердцем и душой… ей было просто безумно хорошо.

Вдоволь уцеловав ноги Ланы, она взяла в свои ладони руки Ланы и стала их столь же исступлённо и с наслаждением целовать. Затем, словно почувствовав какой-то телепатический приказ, поднялась с колен, оказавшись почти вровень со своей экзекуторшей (они были примерно одного роста).

Лана весело смотрела на неё.

«Садитесь на лавку, Анна Григорьевна»

Транс исчез так же мгновенно, как и появился. Всё вернулось на круги своя.

«Что это было?» - очень хотела спросить директриса. Но не решилась.

Вместо этого она просто покорно села на лавку.

«Вот что я Вам скажу, Анна Григорьевна…» - спокойным, уважительным и нисколько не командным голосом произнесла экзекуторша. Теперь она выглядела не как повелительница, а как психотерапевт. Которым, собственно, она и была.

«Решать, конечно, Вам, но я бы порекомендовала Вам курс комплексной алготерапии и… как бы это попонятнее назвать… Д/С-психотерапии…»

«То есть?» - непонимающе уставилась на неё директриса.

«Выпорола я Вас сегодня, конечно основательно, и в хозяйку/рабыню мы сегодня немного поиграли, но… этого для Вас мало. Вам нужен действительно длительный курс, а то и вообще постоянная психотерапевтическая поддержка»

«Почему?» - удивилась директриса.

«Порка Вам нужна потому, что Вы будете постоянно ощущать чувство вины, отправляя на порку своих учеников и учениц – а это в Вашем лицее уже происходит и будет происходить постоянно. Умом Вы, конечно, понимаете, что всё это чушь собачья, что на самом деле Вы предоставляете им очень ценную услугу, но Ваше сердце и душа… не успокоятся до тех пор, пока Вы не будете… страдать вместе с ними. И так, как они. Добавьте к этому потребность к регулярному очищению души – в Вашей работе на Вас ведь много что налипает…»

Она сделала паузу, затем продолжила:

«В общем, как только у Вас заживут… последствия сегодняшней порки… » - она протянула директрисе свою визитку – «звоните и приезжайте. Только готовьтесь к куда более серьёзной порке. Я буду пороть Вас стоя, пастушьим кнутом и по всему Вашему голому телу. Очень долго и очень больно. Ибо этого хочет Ваша душа»

«Не волнуйтесь» - успокоила она Анну Григорьевну, «я умею пороть пастушьим кнутом без какого-либо вреда для здоровья. Следы, конечно, будут те ещё, но… будете заниматься в домашнем тренажёрном зале с персональным тренером. Ведь Вы это можете легко себе позволить…»

«А перед этим мы немного поиграем в повелительницу и рабыню. Ибо только так Вы сможете полностью расслабиться. А без такого регулярного расслабления… Вас это элитное заведение очень быстро доконает. Лучше уж мне иногда подчиняться, чем потом в клинике неврозов отдыхать. А то и похуже…»

«Да и ещё» - добавила она, «я, конечно, очень надеюсь, что этого не потребуется, но, судя по тому, как Вы реагировали на мои прикосновения… ладно, пока об этом рано говорить…»

«О чём?» - обеспокоено спросила директриса

«О сексотерапии… Я надеюсь, что Вам хватит Д/С-расслабухи и сабспейса, в который я отправлю Вас кнутом. Что мне не придётся ещё и доводить Вас до оргазма… который, судя по всему, с мужчинами у Вас получается не очень. Ибо для этого нужно расслабиться, а с этим у Вас… Ладно, закончим на сегодня о Вас. Вы, насколько я поняла, хотите поподробнее узнать об Ольге…»

Анна Григорьевна кивнула.

«Я ей порекомендовала прийти на профилактическую порку через месяц. К сожалению, я не могла сказать ей правду…»

«Какую правду?» - обеспокоено спросила директриса.

«Её, как и Вас, нужно снова пороть сразу же после того, как исчезнут следы от сегодняшней порки» - убеждённо сказала Лана.

«Почему??»

«Потому, что у неё… есть какая-то очень серьёзная духовная проблема. Какое-то… демоническое искушение, что ли, с которым как раз обычно поркой-то и борются. Только вот боюсь я, что этой порки будет недостаточно… »

«Может, мне с ней поговорить?» - ещё более обеспокоено спросила Анна Григорьевна

«Бессмысленно» - убеждённо отрезала экзекуторша. «Она либо не расскажет, либо… либо Вы не поймёте. Либо не сможете помочь…Так что не рекомендую даже стараться»

«А кто сможет?»

«Восьмое присутствие Священного Синода» - очень хотелось ответить Лане. Ибо именно в эту организацию, внештатным сотрудником которой являлась Светлана Михайловна Артамонова (она же Лана), она и позвонила немедленно после своего сеанса с Ольгой Абрамцевой. Но она не могла этого сделать. Ибо даже о самом существовании этой спецслужбы – православного аналога Тайного оперативного отдела Конгрегации по вопросам вероучения (в прошлом – Святой Инквизиции) – за пределами РПЦ знало считанное число людей. Да и в РПЦ о ней знали только несколько высших иерархов Церкви.

Поэтому она дипломатично ответила:

«Мы точно не сможем. Нам остаётся только молиться»

На этом сеанс был закончен. Анна Григорьевна не спеша оделась и, решив, что на неё сегодня приключений достаточно, отправилась домой. Тем более, что до начала учебного года оставалось ещё несколько дней.

Проезжая мимо своего любимого супермаркета, она вдруг вспомнила, что у ней закончилось полупроцентное обезжиренное молоко. Завернув на стоянку, она припарковала свой «Порш-Кайенн» и направилась за покупкой. Проведя в супермаркете много больше времени, чем изначально предполагала и приобретя много больше изначально планировавшегося «Пармалата», она вернулась на парковку.

Поместив пластиковые пакеты, набитые всякой всячиной в объёмистый багажник джипа, она закрыла его, распахнула дверь автомашины и уже намеревалась удобно устроиться на сидении своего джипа, когда услышала за спиной тихий и даже несколько вкрадчивый голос:

«Анна Григорьевна Царегородцева?»

Она резко обернулась. Перед ней стоял человек примерно её роста; совершенно неприметной внешности, одетый в совершенно неприметные болотного цвета брюки, лёгкую серую куртку и кофейного цвета летнюю рубашку.

«Да. А в чём дело?»

Человек предъявил ей служебное удостоверение. Пресловутую «красную книжечку».

«Меня зовут Павел Флёров. Подполковник Павел Флёров. Федеральная служба безопасности Российской Федерации. Мне нужно с Вами поговорить»

«О чём?» - удивлённо спросила директриса. Хотя интуитивно догадывалась.

«О ком» - поправил её эфэсбешник. «Об одной из ваших учениц. Об Ольге Евгеньевне Абрамцевой»

«Значит, ощущение меня не подвело» - обеспокоено подумала Анна Григорьевна. «Но ФСБ… Что же она такого натворила…»

Флёров словно читал её мысли.

«Не волнуйтесь, Анна Григорьевна» - успокаивающим голосом произнёс Флёров. «Ольга вполне законопослушная гражданка и очень хорошая девочка. Ни у нас, ни у других правоохранительных органов России – или какой-либо другой страны к ней нет никаких претензий. Как, впрочем, и к Вам…»

«Тогда…»

«Давайте сядем в Вашу машину и я Вам расскажу, в чём дело»

Директрисе не оставалось ничего иного, кроме как повиноваться. Она села за руль своего «Порш-Кайенн», аккуратно захлопнув дверь. Флёров удобно устроился на пассажирском сиденье рядом с ней, тоже тщательно закрыв дверь.

«Сначала Вам придётся подписать вот это» - с этими словами он вынул из кармана куртки карточку размером в половину листа формата А4 и протянул ей.

На карточке стоял логотип ФСБ России. Чуть ниже начинался текст. Обязательство о неразглашении государственной тайны. С соответствующими угрозами на случай таки разглашения. Её фамилия, имя и отчество и номер паспорта были уже проставлены в соответствующих графах. Ей оставалось только поставить свою подпись в нужном месте.

«Час от часу не легче» - уже очень обеспокоено подумала директриса, ставя свою подпись. «Господи, куда же это я вляпываюсь…»

Флёров вернул уже подписанное обязательство в карман куртки. А затем очень подробно объяснил, куда, как и почему вляпались Анна Григорьевна Царегородцева и Ольга Евгеньевна Абрамцева.

Что заставило директрису мгновенно забыть и о только что перенесённой жёсткой порке, и вообще обо всём на свете.

Настолько жутким оказалось то, что она только что услышала.

[Anna]

Где-то я это уже читала. На вашем старом сайте вроде нет, значит скорее всего на старом тортуресе было.
И как всегда всё обрывается на самом интересном месте.

[RolandVT]

Где-то я это уже читала. На вашем старом сайте вроде нет, значит скорее всего на старом тортуресе было.
И как всегда всё обрывается на самом интересном месте.

Ни там, ни там - на proza.ru. Больше я нигде это не выкладывал. Это глава из прошлой версии романа "День Сингулярности". В новую не войдёт - у меня там другая концепция такого учебного заведения. Лицей "Регины Коэли" - фабрика по производству Убер-фройляйн.

Хотя некоторые мои творения живут собственной жизнью - так что не исключаю, что кто-то где-то это выложил... БДСМ-ресурсов же навалом сейчас... это "Пытки и казни" редкость большая.

[Anna]

Не сочитите за дерзость, но можно посмотреть старую версию романа? Или он как раз на этом месте обрывался?

[RolandVT]

Не сочитите за дерзость, но можно посмотреть старую версию романа? Или он как раз на этом месте обрывался?

Вышлю, если найду - я с тех пор аж два ноута поменял, а с бэкапом какая-то фигня вышла - не всё перенеслось. Где-то должна валяться законченная версия... только вот понять бы, где...