Исполнение желаний - глава из романа 7 дней в сентябре

[RolandVT]

25 сентября 1941 года

Киев, оккупированная вермахтом территория Украины

Несмотря на то, что Колокольцев вот уже более двенадцати лет был совладельцем огромной торговой фирмы, которая всё время своего существования весьма активно работала на чёрном рынке… да чуть ли не всей Европы, на самом деле, он до сих пор изумлялся тому, на какие чудеса способна теневая экономика.

Победоносная Шестая армия вермахта вошла в Киев (надо отметив, не встретив ни малейшего сопротивления) всего девятнадцатого сентября… а уже спустя считанные дни в городе работал уже не один цветочный магазин, в котором… да какие только цветы не продавались. Причём в изрядных количествах.

В том числе, и коралловые розы, которые, по словам водителя коменданта города, просто обожала Марина Евгеньевна Кох. Новая пассия Михаила Колокольцева… то есть, извините, СС-оберштурмбанфюрера Роланда фон Таубе.

Он купил… да почти все розы этого цвета. Ровно двадцать семь штук – по числу лет, прожитых Мариной Евгеньевной. Теперь уже его водитель лейтенант (пока ещё вермахта) Бруно Хубер изумлённо-восхищённо покачал головой: «Ну вы и романтик… я даже представить себе не могу, сколько это стоило…»

«Даже и не пытайся» – рассмеялся Колокольцев. «Тебе воображения не хватит…»

Когда они подъехали к дому, в котором находилась квартира Марины Кох, Колокольцев проинформировал лейтенанта: «До завтрашнего утра свободен. Завтра заберёшь меня ровно в восемь…»

«Понял» – кивнул Бруно Хубер. И отправился по каким-то своим делам… ну, а Колокольцев поднялся на четвёртый этаж – и позвонил в дверь квартиры Кох.

Марина встретила его, одетая в короткий алый цветастый халатик… под которым совершенно точно не было никакой одежды. Совсем никакой.

Ошалело взглянула на букет – и изумлённо-восхищённо покачала головой: «Какая роскошь… мне никогда никто не дарил ничего даже и близко подобного…»

Поставила букет… временно его пришлось определить в банальное (хотя и чистенькое) домашнее ведро, затем порывисто обняла Колокольцева за шею и прошептала: «Ты просто… у меня слов нет…»

Затем неожиданно отстранилась, странно посмотрела на него и – ещё более неожиданно – осторожно-робким голосом спросила: «Можно, сегодня будет, как я хочу… для меня это очень важно…»

Он нежно привлёк её к себе и ласково погладил по голове: «Можно, конечно…»

«Я тебя люблю…» – прошептала она. И повела в комнату, где в считанные минуты накрыла романтический ужин при свечах. Состоявший из простых, но очень вкусных блюд – готовила она отменно, надо отдать ей должное.

Овощной салат со сметаной, жаркое (запечённая в духовке постная свинина) с картошкой, свежевыжатый яблочный сок (в квартире обнаружилась неплохая немецкая соковыжималка)… ну, а десерт обеспечил Колокольцев.

Бельгийский шоколад, французские конфеты-трюфели, грильяж, калиссоны и прочие сладости (из президентской кондитерской маршала Петэна – после Операции Кронос по личному распоряжению главы Французского государства Колокольцева снабжали… да примерно, как самого маршала)… и, конечно, настоящий бразильский кофе…

«О-бал-деть» – восхищённо констатировала Марина. «Никогда такой вкуснятины даже не пробовала…»

Он улыбнулся: «Я передам твои восхищение и благодарности маршалу Петэну…»

Марина от изумления чуть со стула не упала. «Кому???»

«Главе Французского государства… которое по всему миру называют режим Виши маршалу Франции Филиппу Петэну» – уточнил Колокольцев. И добавил:

«Мы с ним… не сказать, что добрые друзья – ибо разные страны, разные поколения и всё такое прочее… но были соратниками, так сказать, в одном окопе во время одной операции почти что ровно год назад… с тех пор он меня и снабжает… всякими вкусностями…»

Истребив французскую кондитерку и уничтожив бразильский кофе – Марина оказалась большой любительницей вкусно покушать, что по её идеальной фигуре сказать было совершенно невозможно, она поднялась из-за стола и буквально одним элегантным и женственно-чувственным движением освободилась от шёлкового халатика.

Оставшись нагой.

Подошла к нему, взяла его за руку и нежно прошептала ему на ухо: «Теперь в душ – а потом в постель. Я очень хочу именно в постели… и чтобы я была ведущей…»

Заглянула ему прямо в душу бездонно-голубыми глазами – и изрекла: «Только не делай вид, что тебе не нравится подчиняться женщине… Красивой, умной – и бесконечно любящей тебя женщине…»

«Это так заметно?» – улыбнулся он. Марина пожала плечами: «При твоей работе по-другому не бывает. Невозможно всё время всех контролировать и всегда быть ведущим. Спятишь просто… или сломаешься»

Это было не совсем так, ибо он был не-совсем-человеком, на которого не распространялись общеизвестные психологические истины… но определённая сермяжная правда в её словах, конечно же, была.

Она бесцеремонно – но, тем не менее, нежно и ласково – раздела его и отвела в душ. Где долго и… в точности как ребёнка, только большого ребёнка. Затем милостиво позволила ему купать её… а потом отвела в постель.

По дороге нежно прижалась к нему и шепнула: «Я знаю, что ты можешь… много. Не знаю почему, но много. Очень много… поэтому получишь по полной…»

И он получил. Так получил, что она его вымотала совершенно, хотя после Преображения он приобрёл сверхчеловеческие сексуальные возможности.

Ближе к рассвету она обняла его и прошептала на ухо: «Ремень и верёвки в шкафу. Розги в кладовке – я как приехала, срезала и поставила в солёную воду. Я хочу, чтобы ты меня высек. Очень сильно высек. Не знаю, почему, но очень хочу… умираю просто…»

Он знал, почему. Она не знала; просто – даже не подсознательно, а сверхсознательно – чувствовала, что ремень и розги (ибо одного лишь секса в люденом ей было недостаточно) для неё являются пропуском, дверью не только в жизнь вечную (в одном и том же физическом теле), но и в вечную молодость.

Он кивнул – и спросил: «У тебя любовь к боли вернулась два года назад потому, что умерла мама?». Она кивнула – и объяснила: «Когда я уже уходила из дома, она в последний раз меня выпорола… почти до потери сознания выпорола, а потом полила мне спину и ягодицы солёной водой и так оставила. Надолго оставила – я чуть не умерла…»

Глубоко вздохнула – и продолжила: «Я потом с ней три года вообще не разговаривала… а о порке даже думать не могла…»

Он принёс чан с розгами, добыл из шкафа ремень и верёвку, повернул её на живот, привязал к кровати и очень сильно высек – как она и просила. Затем сделал ей инъекцию мощного анальгетика, который всегда носил с собой и смазал иссечённую спину и ягодицы «мазью имени Ванды Бергманн».

После этого нежно погладил её по голове и проинформировал: «Я знаю, почему ты хотела, чтобы я тебя высек. Ты получила, что хотела – теперь ты будешь жить вечно, и тебе всегда будет двадцать семь… ибо этого достаточно для Преображения»

Она повернулась и изумлённо уставилась на него. Он улыбнулся: «Добро пожаловать в люден-клуб, фройляйн Кох. А теперь спать – завтра много работы…»