Комбинат
Posted: Thu Jan 11, 2018 11:55 pm
Часть 1
Мама рассказывала, что когда-то люди сами собой становились старыми, дряхлыми и в конце концов умирали. Но это уже несколько сотен лет не так. Сейчас возрастные изменения прекращаются к 25-30 годам, а дальше внешность зависит в основном только от образа жизни. Ещё рассказывали, что когда-то в мире жили и другие люди, похожие на нас, но без груди с чем-то непонятным между ног. Сейчас же в мире жили одни девушки. И никогда сами по себе не умирали. Каждый год примерно у одной из миллиона случайным образом в животике появляется новая девочка. Многие, как только замечают это, сразу убивают её. Но некоторым, как мне, удаётся родиться. Детей в этом огромном городе было очень немного, система обучения была до ужаса неразвита. Я ходила на занятия с пятью такими же маленькими девочками, как я, нас учили читать, считать, пользоваться терминалами и ориентироваться в городе. Когда я уже немного выросла и стала самостоятельно ездить на занятия, однажды я пришла домой, а мамы дома не было.
Мы с мамой жили в небольшой однокомнатной квартире с ещё тремя девушками. Их звали Вика, Света и Надя, я их знала с самого рождения, они можно сказать были частью моей жизни. Вика тогда носила в основном голубые лёгкие платья и ходила с тёмными волосами до плеч, остриженными в кружок. Надя была угрюмой неразговорчивой шатенкой, одевалась в довольно строгую одежду. Света была улыбчивой и жизнерадостной блондинкой с длинными волосами. У неё я и спросила, где мама. "С утра вышла и с тех пор не приходила" — ответила — "Просто так бывает, что кто-то совсем не возвращается". Остаток дня я провела в смешанных чувствах. Было очень непривычно засыпать без мамы. Утром я привычно отправилась на кухню. Там было всё как обычно, только мамы не было. Мои соседки уже всё приготовили и расставили тарелки.
— Ну слава Богу, опять вчетвером жить будем! — сказала Вика, садясь за стол — А то впятером — это уж совсем пипец!
— Ну, может, когда-нибудь нас расселят — с надеждой отозвалась Света.
— Ага, жди — пессимистично отозвалась Вика. — Скорее уж новая беда будет. Надеюсь из вас никто рожать не собирается? Достало уже это перенаселение.
— Если достало, — вмешалась Надя, — то на единицу сократить население каждый может.
— Ищи дураков, — фыркнула Вика.
Я мало что поняла из этого разговора, было только понятно, что мамы больше никогда не будет. С тех пор я живу только с ними тремя. Лишь изредка слышала из разговоров, что у кого-то кто-то из знакомых "ушёл", но об этом не принято было распространяться. Я даже не говорила никому, что у меня "ушла" мама.
Ещё через пару лет я увидела комбинат, в котором исчезают люди. Мы гуляли с Викой и ещё парой подруг по городу. Рядом с оживлённым проспектом стояло большое серое здание, перед ним была площадка, огороженная перилами. По периметру площадки стояли девушки в форме, за перилами, перед входом в здание стояла очередь из девушек. Кто-то переговаривался, кто-то смущённо оглядывался. С виду обычная очередь на какое-нибудь мероприятие. Но все в городе знали, что из этого здания уже никто не выйдет. С проспекта на площадку свернул автобус, двое девушек в форме подвинули перила, чтобы он мог заехать. Битком набитый автобус остановился и открыл двери. Из него начали выходить девушки и присоединяться к очереди. Когда все вышли, одна из служащих зашла в автобус, проверила, вышла и махнула рукой. Автобус выехал назад на проспект. Вика подошла, опёрлась на перила и с интересном посмотрела на очередь.
— Ну, каково быть там? — с интересном посмотрела она на меня. — Однако, если бы не эти комбинаты, жизнь в городе была бы совсем невыносимой. А так хоть кто-то может рассчитывать на расселение. Население потихоньку падает, но не так быстро, как хотелось бы. Представь, как хорошо было бы жить, если бы оно сократилось хотя бы в два раза? А лучше — в десять!
— Типун тебе на язык — прокомментировала Юля, одна из подруг. Я не очень поняла, что это значит.
Другая подруга, Катя, только зябко поёжилась.
— Вик, пойдём отсюда — сказала она. — Нам тут нечего делать.
— Боишься? — задорно отозвалась Вика и усмехнулась. — Да, многие боятся сюда приходить. Может и правильно. Если тут толпа соберётся, то конечно они быстро перенесут её на ту сторону. Но такое редко бывает.
Однако зевак вдоль ограждения всё же хватало. В полуметре от весело болтали, щёлкая семечки ещё две девушки, блондинка и брюнетка. Похоже, никого не заботило, что чувствуют те девушки в очереди, за оградой. Хотя нет, во взгляде Кати всё-таки было некоторое сочувствие. Но никто из них ничего не мог поделать, тем девушкам за оградой просто не повезло.
— Вик, правда пойдём. — нарушила молчание Юля.
— Какие же вы трусихи! Я же сказала, здесь редко кого ловят. На окраине города и то легче попасться, чем тут. Общество заботится, чтобы отбор был максимально случайным. Кроме собственного желания нет никаких факторов, которые могут снизить или повысить вероятность оказаться там.
— Ты в это веришь? — удивилась Юля. — Вот когда жертв выбирал компьютер по списку, это ещё было нормально, но теперь, когда просто хватают и везут сюда?
— Та система была слишком бюрократичной и неэффективной. И поверь, ловильщицам нет никакого дела до того, кто им достаётся. Бывает конечно, что кто-то пытается таким образом поквитаться с врагами, но таких самих быстро отправляют на комбинат. Ну, это конечно накладки, но нынешняя анархичная система всё равно мне больше нравится. Главное, чтобы всё было также чётко как с компьютером: если попался — то дальше уже не отвертишься. С компьютером, кстати тоже мошенничества были, говорили, что база у него была неполной, поэтому и решили ловить всех, до кого можно дотянуться.
Катя опять поморщилась.
— Лично я жду только того, когда же эти бессмысленные убийства прекратятся. Всё, не могу уже я иду. — сказала она и пошла вдоль ограды в сторону, где недавно проезжал автобус. Служащие уже задвинули ограду на место, но небольшой проём там оставался, человек мог пройти.
— Бессмысленные? — догнала её Вика.
— Да. И больше не хочу об этом разговаривать.
Вика подчинилась желанию подруги и, пожав плечами, замолкла. Мы пошли. Юле тоже не терпелось поскорее убраться отсюда, она пошла впереди. Служащие прогуливались вдол ограды, как казалось, с безразличным видом. Вдруг, одна из них схватила Юлю за плечо.
— Туда — показала ей служащая в сторону проёма ограды и столпившихся в очереди девушек.
Катя остолбенела.
— Юля! — вскрикнула она.
Я и Вика тоже остановились.
— Я вообще-то тут с подругами гуляю... — начала оправдываться Юля.
— Не спорить, — сказала служащая. — Туда.
— Проститься хоть дайте...
— Немедленно, — железным голосом сказала служащая и потянулась к шокеру. — Считаю до трёх. Раз... Два...
Юля быстро пошла за ограду по направлению к очереди. Мы стояли как вкопанные.
Другая служащая улыбнулась вам:
— Ну что стоите, тоже хотите присоединиться? — сладким голосом произнесла она. — Ну проходите, не стесняйтесь.
— Нет! — вскрикнула Катя и опрометью кинулась бежать.
Я побежала за ней, Вика догнала нас.
— Трусихи! — опять обозвала она нас.
Мне показалось, что произошедшее даже позабавило Вику, в то время как Катю била дрожь.
— Не понимаете, что это же просто случайность! — продолжила Вика.
— Ага, тебя бы так! — огрызнулась Катя. — Посмотрю, какой бы ты смелой была.
— Да без проблем, взяли бы меня — пошла бы. Я что, по-твоему не понимаю? Сколько прихожу туда — никогда ещё такого не видела. Часто прохожие сами туда заходят, а нам бояться нечего. Пойдём, зайдём сбоку, поболтаем с Юлькой через ограду, пока она ещё в очереди стоит.
— Нет! — затряслась Катя. — Никогда я больше туда не пойду! Слышишь? Никогда! Никогда!
— Ну и дура! Да тебя или Юльку где угодно могли поймать, посадить в автобус и отправить сюда. И любой городской автобус может съехать с маршрута и заехать на один из комбинатов. Это просто случайность, что её поймали возле комбината. Это неизбежно, это справедливо. Рождение случайно, смерть случайна. Раньше рождение не было случайностью, люди специально заводили детей. Но смерть всегда была случайна. Никто никогда заранее не знал, когда умрёт. Недаром же это происходит именно так: просто хватают, увозят и убивают. Все эти прощания и прочее только усиливают боль, не надо этого, не надо слюней. Надо быть сильней и относиться ко всему философски. Думаешь, как жилось в старые времена, когда все знали, что когда-нибудь умрут, не знали лишь когда? А ты, Катька, может вообще никогда не умрёшь и сразу такие сопли распускаешь при виде чужой смерти?
— Всё, с меня довольно философствований на сегодня, пока Вик.
И она побежала по поперечной улице. Я всё это время молчала и слушала Вику. Как только подруга от неё сбежала, Вика обратила внимание на меня:
— Ну как тебе, Ань? Ну скажи трусиха, а?
Однако мне была ближе позиция Кати.
— Вик, я тоже умру? — спросила лишь я.
— Это вряд ли, — усмехнулась Вика. — Они слишком медленно сокращают население.
Я лишь удивлённо посмотрела на неё. Её ничем не пробить. С темой перенаселения она всех уже достала. Действительно, почему она не уйдёт из столь ненавидимого ей перенаселённого мира? Правда надеется, что население сократят в 10 раз, а её при этом оставят? Ну что ж, даже в таком случае, один шанс из десяти у неё действительно есть, и сама она сдаваться явно не собирается. Но видимо не врёт, что спокойно восприняла бы, если бы например схватили не Юлю, а её. Но Катя всё-таки права, пусть лучше люди живут в тесноте, да не в обиде. У меня совершенно не было желания рисковать жизнью ради сокращения населения, но к сожалению правила устанавливаю не я. Есть очень много таких как Вика, которые сами хотели бы жить, но без других людей. Их наверное тоже можно понять, но видеть то, что они устроили в мире, было действительно страшно.
— Ладно, пошли домой, — сказала Вика.
По дороге Вика ещё рассказала, как она однажды видела, как "накрыли" один большой ночной клуб. Она тогда гуляла ночью с другими подругами и заметила как к клубу подъехал сначала один автобус, потом другой, из них начали выходить девушки в форме и заходить в помещение клуба. Потом из клуба начали выходить нарядные посетительницы, в основном в лёгких платьях, а другие служащие следили, чтобы все они садились в автобусы. Этих автобусов подъехало уже десять штук. Кто-то, видимо танцовщицы клуба были в одном белье, а потом появились также девушки топлесс и голышом. На внешний вид никто не смотрел, всех выводили как есть. Какая-то, видимо пьяная, девушка попыталась ударить одну из служащих, но получила быстрый удар шокером и скорчилась на земле. Служащая кое-как зашвырнула её в автобус, другие девушки помогли ей подняться и продолжили заходить в автобусы. Посетительниц в клубе было очень много, они еле помещались в автобусы. На улице стали скапливаться зеваки, но старались держаться поодаль.
Когда первый автобус отъехал от клуба, Вика предложила подругам: "Давай поедем к комбинату". Они отказались и Вика по своему обыкновению обозвала их трусихами. "Да не боюсь я, но господи, что там интересного?" — ответила одна из подруг, но Вика уже не слушала, села в одно из стоящих неподалёку роботакси, и хотела смело сказать "Западный комбинат", но в последний момент испугалась и назвала находившийся неподалёку перекрёсток. Вика прекрасно знала, что и при таком заказе автокар мог завести её за ограждение комбината и там высадить, а мог и при более смелом заказе высадить с внешней стороны ограды. Но всё-таки некоторая предосторожность не была ей чужда. Выйдя из кара, она немного прошлась и увидела освещённую фонарями площадку перед комбинатом. Девушки уже выходили из первого автобуса. Так как была ночь, очереди на улице не было. Служащие быстро показывали жестами девушкам, куда идти. Вика облокотилась на перила и смотрела. Зрелище очень её возбуждало. Она постаралась найти как можно более тёмное место и принялась ласкать себя. Девушки исчезали за дверями комбината.
Вот подъехал второй автобус, открылись двери. От того места, где она стояла, Вике всё-таки было не очень хорошо видно происходящее и она подошла поближе, почти к самому проёму. Вот одна девушка плачет и подруга старается её утешить. Одна из служащих подтолкнула их, чтобы они не задерживались. Кто-то всё не мог скинуть с себя клубное настроение, несколько девушек прыгали и подтанцовывали, но в конце концов также скрывались за дверьми. Третий автобус, новая толпа девушек. Места в буферной зоне комбината уже начало не хватать, и девушки начали скапливаться в очереди на улице. Очередь быстро бы закончилась, но подошёл четвёртый автобус, затем пятый, площадка стала заполняться. Служащие уже не настаивали, чтобы девушки поскорее заходили в комбинат, дали девушкам немного побыть на свежем воздухе, и девушки воспользовались этой возможностью. Пара подружек подошла к самым перилам рядом с Викой, одна из них начала курить. Некурящая Вика закашлялась и отошла немного в сторону. Одна из служащих пристально смотрела на них. Она видела Вику, но было видно, что Вика её совсем не интересовала, ей было главное, чтобы никто с внутренней стороны ограды не сбежал. Подъехал шестой автобус, девушек становилось всё больше. К двум подружкам подошла голая девушка и зябко ёжилась, непонятно было, от холода или от страха. Та из подруг, которая не курила, сняла с себя блузку, оставшись в джинсах и лифчике, одела её голой девушке и постаралась приободрить. Седьмому автобусу было уже некуда заезжать, хотя место для девушек ещё было. На площадке ещё было место, но мешали лишние ограждения, служащие стали пытаться их раздвигать. Подъехал уже восьмой автобус с девушками, затем ещё микроавтобус, из которого вышла пара десятка служащих. Седьмой автобус открыл двери прямо с внешней стороны ограждений и служащие принялись следить за выходящими с него девушками. Девушки видели, что служащих вокруг много, поэтому не пытались бежать.
Вдруг Вика ощутила прикосновение металла.
— Извините, — сказала служащая, двигающая ограду. — Вы не могли бы отойти? Нам тут место нужно.
Ночью прохожих на тротуаре почти не было, поэтому служащие подвинули ограду почти к самой дороге. Пока ограду двигали, в неё то и дело появлялись проёмы и было видно, что многие девушки пристально следили, не появится ли возможность удрать. Некоторые явно порывались, но никто всё-таки не решился. Из всё новых автобусов девушки заходили за ограду.
— Вика поймала взгляд одной из девушек.
— Чё пялишься? — спросила она.
— Да так, ничего — пожала плечами Вика, потупив взгляд.
Однако девушка продолжала смотреть на Вику и через какое-то время их взгляды снова встретились. Взгляд девушки был полон бессильной злобы и зависти.
— Ну ваще! — продолжила она.
— Да, — заступилась вдруг за неё другая девушка. — Ты что здесь забыла? Хочется присоединиться, так проходи! — она указала в сторону проёма, где всё новые девушки заходили внутрь ограждения.
— Я бы прошла, да места у вас нет. Так что извините, поживу ещё. — Вика вдруг развеселилась и показала девушкам за оградой язык.
— Ну ваще! — повторила предыдущая девушка.
— Так, отставить беспорядки, — Вика не заметила, как одна из служащих зашла за внешнюю сторону ограды.
Служащая повернулась к Вике и сказала:
— Не надо провоцировать, идите лучше.
— Хорошо, — согласилась Вика и пошла по направлению к автобусам.
Девушки из девятого автобуса ещё не все зашли за ограждение и последний, десятый автобус стоял с закрытыми дверями. Оттуда уже доносились крики "Блин, выпустите нас уже!". Пока Вика переходила к другому углу площадки, просьба девушек из автобуса была уже выполнена, но места за оградой ещё не было, они столпились у проёма и служащие внимательно следили за ними. Вика опять нашла тёмное место и принялась мастурбировать, глядя как девушки заходят внутрь здания комбината. Мысль, что они уходят туда навсегда и больше никогда не выйдут невероятно возбуждала её. Она очень хотела посмотреть, что с ними будет происходить внутри, но всё же не настолько, чтобы самой присоединиться к девушкам. Несколько раз она пыталась устроиться на работу в разные комбинаты, но была довольно ленивой и некоторых навыков ей не хватало. Но она не теряла надежду.
***
Спала я ночью плохо, снились разные кошмары. В одном из них Вика ходила с ножом по улицу, резала прохожих и кричала "Перенаселение!!! Всех замочу!!!". Но никто и не думал её останавливать, некоторые даже сами бросались ей под нож. Потом Вика бросилась с ножом на меня. Было очень больно, но потом отпустило. Потом я видела сверху девушек, столпившихся у комбината, потом огонь, сжигающий этих девушек, потом опять девушек у комбината, но уже зимой, стоящих на морозе раздетыми, и мне самой вдруг стало очень холодно и я проснулась. Было темно, я лежала на втором ярусе кровати. Я на аккуратно на ощупь спустилась с лестницы, сходила в туалет, и вернувшись остановилась возле спящей на первом ярусе моей кровати Вики. Она ровно дышала и была совершенно не похожа на того монстра из снов.
Я дотронулась до неё, провела рукой по волосам. Обычная девушка, даже красивая, только немного помешанная. Мы все, живя вместе, были очень близки друг к другу, и в то же время такие разные... Я забралась по лестнице на второй ярус кровати и легла. Снова начала вспоминать Викин рассказ и никак не могла понять её воодушевления. И почему ей так хочется видеть, что происходит с девушками внутри комбината? Сотрудницам комбината было запрещено это фотографировать, но Вика говорила, что несколько фоток всё же утекли в Сеть. Но она не догадалась их сохранить, прежде чем модераторы прикрыли тот сайт. А работать на комбинат Вику наверное так и не возьмут из-за её помешательства. Интересно, как она отреагировала, когда моя мама забеременела и решила не убивать меня? Наверняка тоже бесилась. Но когда я уже родилась, вела себя вполне нормально, играла со мной. Но не могло ли случиться так, что это она подстроила, чтобы моя мама попала на комбинат? Не найдя ответа, я заснула.
***
Прошло ещё лет пять. В наше время можно было совсем не работать, и жизнь шла своим чередом, полная развлечений и удовольствий. Я завела подруг помимо соседок, одна из них, Ира, научила меня плотской любви. Она мне не очень нравилась, но иногда дарила мне подарки и пыталась всячески меня развлекать и часто приглашала меня к себе. Она жила в двухкомнатной квартире с девятью другими девушками. Скучать им не приходилось. Большая комната была гостиной и поменьше — спальня. Во всех комнатах и на кухне был телевизор. Ира как-то смогла уговорить соседок оставить нас вдвоём в спальне. Шестеро принялись смотреть кино в гостиной. Ещё одна сказала, что хочет поиграть на кухне в какую-то ролевую игру, и двое захотели посмотреть как она будет играть.
В спальне стояло две двухъярусных четырёхспальных кровати и один двухспальный диван. Ира разложила диван и вдруг начала целовать. Потом она уложила меня на диван, задрала мне футболку и начала целовать мне живот. Потом сняла свою футболку, оголив груди, потом стянула футболку с меня и начала лизать, целовать и посасывать мои соски. Это оказалось неожиданно приятно. Потом она разделась вся, раздела меня и начала целовать и ласкать мою киску. Мы прижимались друг к другу, она гладила меня всю и в какой-то момент я кончила. Я тоже начала гладить Иру, но была совсем неопытной и не знала, как сделать ей приятно. Мы покувыркались ещё какое-то время, потом в комнату постучала одна из соседок, Ира быстро оделась и сказала мне одеваться.
У меня были смешанные чувства после этого. Она ещё не раз приглашала меня, но я всегда находила поводы ей отказать. Мне с ней было конечно приятно, но почему-то мне не хотелось больше делать это с Ирой. Но очень хотелось с другими. Было много подруг, которые очень мне нравились. Но я не знала как так устроить, чтобы остаться с ними наедине и не знала, согласятся ли они делать это со мной. И вдруг я поймала себя на мысли, что не прочь бы сделать это с Викой. Надо только поймать момент, когда Светы и Нади не будет дома и предложить ей заняться любовью.
Но у Вики были другие заботы. Она не оставляла своих попыток устроиться на комбинат и часто не бывала дома. Но неожиданно на комбинат взяли более трудолюбивую и менее болтливую Надю. Вика была просто в бешенстве. Надя ответила ей, что надо меньше веселиться и тусоваться, а больше заниматься делом, тогда всё получится и они будут работать вместе. Вика лишь мычала в ответ. Потом стала упрашивать Надю рассказать о своей работе. Надя начала рассказывать, но несколько путано. Тогда Вика предложила показать это на себе. По смутным описанием Нади она поняла, что для этого нужны крюки и верёвки, она вечером того же дня раздобыла их, а также накупила инструментов. Я лишь наблюдала, как она становится на стулья и табуретки, что-то сверлит, прибивает, и вот на потолке уже несколько крючков, она привязывает к ним верёвки. "Сразу видно бывшего строителя" — прокомментировала всё это действо Света. — "Жаль конечно, что десяток лет назад расширять города запретили". "Надька, готово!" — прервала размышления Светы Вика. — "Как там дальше? А, точно!" — с этими словами Вика разделась догола, не слезая со стула и привязала к своей лодыжке верёвку. Надя пришла в комнату, встала на один из стульев, перекинула одну из верёвок через крюк и взглянула на меня, потом на Свету.
— Ну что, помогайте, — пожала плечами она.
Мы со Светой взялись за верёвку и потянули её на себя, пока Вика не повисла за одну ногу вверх тормашками на верёвке, потом Надя взяла её за подвешенную ногу и сказала Свете встать на другой стул и завязать верёвку.
— Ну как? — спросила она Вику.
— Нормально, — ответила та немного сдавленным голосом. Она немного морщилась от боли в сдавленной лодыжке, но в целом была довольна.
Потом Надя привязала другую ногу Вики к другому крюку, на приличном расстоянии от другой ноги. Мне показалось, что при этом она украдкой поглядывала на небритую киску Вики, находящуюся почти на уровне её лица. Мои подозрения подтвердились, когда она, слезая со стула задорно хлопнула Вику между расставленных ног. Вика сладко простонала.
— Значит так, — сказала Надя и взяла в руки большой мясницкий нож. — Сначала я разрезаю девушке горло, — с этими словами она провела лезвием чуть не касаясь горла Вики. — Потом задираю ей голову и жду, пока стечёт кровь. Потом подставляю контейнер, дёргаю рычаг, и цеховая циркулярка окончательно отпиливает голову, она падает в контейнер. Потом начинаю разрезать здесь кожу, — она указала ножом на голень Вики, — потом режу, режу, режу, — она провела ножом до шеи, — всё, здесь головы нет. Потом начинаю снимать кожу, — она руками показала как. — Снимаю, снимаю, снимаю, бросаю в отельный контейнер, дальше не моя забота. Потом разрезаю тут и осторожно вынимаю кишки, кладу в ещё один контейнер. Потом отделяю мясо от костей. — Она она опять начала водить ножом вдоль тела Вики. — Режу здесь, режу здесь, режу здесь. — она показывала ножом на различные части Викиного тела. — Потом в конце концов мясо сюда, кости туда, дальше не моя забота. Ну что, всё понятно
— О да, — отозвалась Вика и начала ласкать свою киску. — Разрежь меня, Надька, отдели мясо от костей, перекрути в фарш и съешь, о! — застонала она от удовольствия, засовывая себе пальцы в киску.
— Вообще-то мы там все вегетарианцы, — ответила Надя. — После такого невозможно невозможно есть мясо.
Но Вика всё не унималась:
— Давай, давай, режь меня.
— Приходи на комбинат, вход там свободный, правда очереди большие бывают. Если смогу найти тебя среди груды тел — постараюсь лично разделать.
— О да, груды тел, — продолжала Вика, истошно теребя киску. — Целые вагоны, полные мёртвых девушек, о, как бы я хотела увидеть это!
Вика взвизгнула, кончая, и забилась в конвульсиях. Наде сначала было забавно на это смотреть, но потом она залезла на стул и стала с раздражением отвязывать верёвки. Вика ударилась головой об пол, но блаженная улыбка так и играла на её губах.
— Я обязательно научусь быстро разделывать мясо, — сказала она. — Мы будем работать вместе, я буду самой быстрой на конвейере, вот увидишь!
***
Утром в дверь позвонили. Я сразу узнала этих девушек в форме, Вика их называла "ловильщицами" и не раз рассказывала истории, как видела их на улице города, смело проходила совсем рядом с ними, но её ещё ни разу не поймали. Я вот почему-то ни разу их не видела в городе, но форму, в которой стояли девушки рядом с комбинатом не узнать было невозможно. Дверь открыла Света.
— На выход, быстро — резко сказала служащая.
— За нами пришли! — крикнула Света, обернувшись в квартиру и вышла на лестничную клетку.
Я, Вика, и Надя вышли в прихожую, служащая в это время зашла в неё.
— Давайте быстрей, — подбодрила она нас. — А я тут всё улажу.
Мы знали, что указаниям этих служащих нужно подчиняться беспрекословно, что-либо говорить им бесполезно, только хуже будет. Мы вышли на лестничную площадку. "Туда" — другая служащая указала нам в сторону лифтов, где стояло ещё несколько девушек, испуганно озиравшихся. Ещё одна служащая звонила в соседнюю квартиру. Открыла заспанная девушка в ночнушке.
— На выход, быстро.
— Ой, я оденусь...
— Не надо, — служащая схватила её за плечо и подтолкнула в нашу сторону.
Девушка угрюмо встала рядом с нами а служащая зашла в квартиру. Из квартиры вышла ещё одна девушка в халате, после чего послышалась ругань и служащая вывела ещё двух девушек, одна куталась в полотенце, другая была вся мокрая и голая.
— Блин, ну дайте домыться-то! — ругались они. — Нельзя же прямо так из душа вытаскивать!
— Молчать!
В это время двери грузового лифта начали открываться.
— Заходите.
Девушки начали заходить в лифт.
— Ваще беспредел! — продолжала возмущаться голая девушка.
Мне стало жалко её, поэтому я принялась расстёгивать свои шорты. Двери лифта закрылись и мы поехали вниз. Шорты упали.
— Ладно, не кричите вы, на месте домоетесь, — спокойно сказала девушка в халате. — Вот вам уже и одежду дают.
В тесноте небитого лифта это было нелегко, но я всё-таки подняла снизу шорты и предложила их голой девушке. Сама осталась в трусиках и лёгкой маечке. Голая девушка попросила у другой полотенце, она дала, но не стала дожидаться, пока первая вытрется и просто одела мои шорты. Двери лифта открылись. На первом этаже тоже было много служащих. Двери многих квартир были открыты. Нам не надо было показывать, куда идти и мы пошли к выходу из подъезда. "Ну что, не открывают?" — услышала я по дороге разговоры служащих. — "Будем ломать". Возле подъезда стоял большой автобус. Мокрая девушка уже вытерлась, завернулась в полотенце, но выглядела сердито и насуплено. Девушки начали неохотно заходить в автобус. Парочка незнакомых, потом девушка в халате, потом Вика, потом девушка в полотенце и полуголая девушка в моих шортах. Я сначала застыла в нерешительности, но потом пристроилась к нескольким незнакомым девушкам, проходящим через двери. Едва войдя внутрь, я услышала голос Вики: "Ань, садись сюда, у окошка, тут последнее место осталось". Я перелезла через Вику, села у окна и подпёрла ладонью голову, погружённая в свои мысли. Потом всё-таки заставила себя отвлечься от них и посмотреть, что делается за окном. На первом этаже у нас находился салон красоты. Через стеклянную стенку было хорошо видно, как стилисты стригут девушек, обдувают их феном и накладывают им макияж. Ещё около десятка девушек сидели за большим столом, переговаривались и листали журналы, ожидая своей очереди. Потом в салон зашло несколько служащих, и по жестам было видно, что они приказывают всем выходить. Но все от неожиданности остолбенели. Тогда служащие стали подходить к девушкам, хватать их за плечи, поднимать со стульев и подталкивать к выходу. Сначала начали выходить девушки, ожидавшие в очереди, потом недокрашенные и недостриженные клиентки, и наконец, замешкавшиеся дольше других сотрудницы салона, они же однако выглядели наряднее всех. Автобус таким образом наполнялся.
Из подъезда выходили всё новые группы девушек, кто в чём был: в домашних тапках, в трусиках и ночнушках, в майках и шортах. Большинство зашли в автобус, но некоторые остались стоять возле, служащие их не торопили. Девушка в блузке и джинсах вытащила из кармана сигареты с зажигалкой и закурила. Предложила также стоящей рядом, она согласилась. Вышли ещё две похожие девушки, причём показалось, что одна заметно моложе другой. "Мама с дочкой" — подумалось мне. За ними ещё несколько девушек, я уже особо не отмечала их особенностей. Я посмотрела чуть подальше, на соседний с нашим подъезд и увидела, как вышедшую из того подъезда девушку служащая поймала за руку и показала на автобус. Девушка подчинилась. Следующую вышедшую из того же подъезда девушку служащая не тронула и она спокойно пошла куда-то по своим делам.
В автобусе становилась тесно. Стоящие рядом с ней и Викой девушки как ни в чём не бывало обсуждали последние новости, подруг и танцы. "Странно, никто не говорит о том, что сейчас будет." Впрочем, тема смерти действительно была в обществе своеобразным негласным табу. Только теперь она заметила, что те разговоры с Викой были редчайшим исключением, в остальных же случаях если она пыталась заговорить с кем-то об этом, то собеседник переводил разговор на другие темы. Похоже и здесь так. Однако я всё же не удержалась и спросила Вику:
— Ну как, Викусь? Довольна? Хорошо у нас сокращают население?
— Нормально, — коротко ответила она.
— Увидишь свой любимый комбинат.
— Увижу, — чуть улыбнулась она.
Вот теперь и с Викой так. Раньше она могла болтать на эту тему без умолку, а теперь отмалчивается. Впрочем, сильно расстроенной она тоже не выглядела. Ей теперь было совершенно всё равно. Я опять посмотрела в окно. Служащие уже загоняли всех стоящих на улице девушек в автобус. Вскоре всё было кончено и автобус поехал по знакомым мне улицам в знакомом направлении.
Я года три не бывала возле комбината и сразу заметила, что тут кое-что изменилось. Площадка была поделена ограждением на две половины, из одной в другую имелся небольшой проход скраю площадки. Но я не придала этому особого значения. Высадившись, мы с Викой первым делом разыскали в толпе Надю с Викой и стали ждать, потихоньку двигаясь вперёд вместе с очередью.
— Ты что, не знала? — рассказывала Надя Свете. — Для работников комбината нет никаких исключений. Даже эти служащие, которые сейчас нас стерегут, если к ним придут во внеслужебное время — они будут считаться самыми обычными девушками, как и мы, и пойдут на переработку вместе со всеми. Ты меня удивляешь, прямо как маленькая. Исключений нет ни для кого. Вообще ни для кого. Так обеспечивается справедливость.
— Об этом так мало говорят... — сокрушалась Света. — Впрочем, я и сама не хотела ничего узнавать. Это Вика у нас помешанная...
Я посмотрела назад, в сторону улицы. Автобус уже уехал, ограждения были задвинуты на место, по дорогам как ни в чём не бывало ездили машины, по тротуарам шли прохожие. У ограждения стояли любопытные девушки и наблюдали за нами, стоящими в очереди. Неужели это и правда так интересно? Но Вика любила приходить сюда, её очень возбуждала мысль, что девушек по эту сторону ограды скоро не будет, ей нравилось смотреть в глаза этим девушкам и понять, что они чувствуют. А я и сама не понимала, что чувствую, но было интересно, за какими эмоциями приходят эти любопытные девушки. Может поэтому Вика теперь так неразговорчива, потому что теперь погружена в свои чувства и переживания, которые всегда так интересовали её? Я перевёл взгляд на неё. Ничего не понять, взгляд пустой, будто ничего перед собой не видит. Если сейчас обратиться к ней — с первого раза не услышит, придётся повторять. Однако я знала, что если спросить её "Ты расстроена?" она ответит "Нет, что ты. Я же понимаю, что мир перенаселён и кому-то нужно уйти, и если это должна быть я — пусть так и будет". Я опять повернулась к ограждениям и заметила, как одна девушка, шедшая по улице, ни секунды не колеблясь, явно решив всё заранее, зашла в проём ограждений и молча встала в очередь, присоединившись к нам. Я удивлённо посмотрела на неё, пыталась взглянуть ей в глаза и понять, что заставило её решиться на такое. Но глаза были обычные, такие же как у сотен девушек на улице и ничто в них не выдавало того, в какой очереди она стоит. Повернувшись опять к ограждению, я заметила, что одна из любопытных девушек стала задумчиво ходить взад-вперёд вдоль ограды, то и дело останавливаясь возле проёма. Мне на какое-то время показалось, что она тоже зайдёт сюда, но в конце концов она отошла от проёма и опёрлась на перила ограждения, периодически поглядывая на нас. Да, добровольно сюда идут очень немногие, но никто никогда и не запрещал.
Я перевела взгляд на ограждения с другой стороны площадки и заметила, что от площадки быстрым шагом уходит девушка. Наблюдала за нами, потом вспомнила что-то важное и побежала по своим делам? Здесь площадка выходила на глухие индустриальные дворы, любопытных тут почти не было. Потом заметил, как ещё одна девушка появилась откуда-то и пошла по направлению к улице. Потом ещё одна... Стоп! Это явно были девушки из очереди! И никто не гнался за ними, не ловил и не требовал вернуться! Там кажется какой-то проём в ограде. И что, можно выйти? Если можно — то я обязательно выйду! Не хочу я на этот комбинат. Я ещё совсем молодая, поживу ещё. Очень хотелось бы пожить. Свет надежды забрезжил в моей голове. Голос разума говорил мне, что выпускают явно не всех, но верилось, что меня они обязательно выпустят. Возраст, они наверняка проверяют возраст. Вика и прочие столько разглагольствовали о случайности, о справедливости, но разве это справедливо, что кто-то живёт долго-долго, а кто-то совсем мало? Даже в древности, я слышала, чаще всего умирали в приблизительно одинаковом возрасте, это наверное было справедливее, чем сейчас. Вот наверняка и решили наконец исправить эту вопиющую несправедливость. Настроение из спокойно-апатичного вдруг превратилось в позитивное, даже весёлое, происходящее стало казаться захватывающим приключением. Так бы был обыкновенный серый и скучный день, а тут столько событий, столько эмоций! Конечно, не будет уже Вики, Светы и Нади, но ничего, я привыкну, ведь даже без мамы привыкла, даже вспоминаю нечасто... Ко мне конечно наверняка подселят по крайней мере пару девушек, познакомимся, как-нибудь приживёмся вместе, всё будет хорошо.
Очередь уже подошла ближе и я уже могла хорошо видеть тот проём, из которого выходили девушки, ещё недавно стоящие в очереди. Он хорошо охранялся служащими, но кто-то же выходит туда! И я выйду. Потом я увидела, что одна из служащих стоит возле проёма с завязанными глазами. Вот она схватила одну из девушек за плечо и подтолкнула к проёму, она вышла и пошла по направлению к улице. Какая-то из девушек тоже попыталась выйти вслед за ней, но служащие остановили её, она пыталась что-то кричать ушедшей, но служащие грубо толкнули её в сторону входа в комбинат так, что та чуть не упала. В это время служащие полностью загородили проём, никто не выходил. Потом девушка с завязанными глазами взяла ещё одну девушку из очереди. Другие служащие аккуратно пропустили её и она вышла. Видя, что никто больше не пытается сбежать через проём, служащие немного расступились и проём опять стал почти свободным. Незрячая девушка схватила и подтолкнула к проёму ещё одну девушку, но она не стала выходить, развернулась и снова встала в очередь к дверям комбината. Незрячая конечно нечего этого не видела, зрячие служащие тоже не возражали. Случайность. Опять случайность! Но мне обязательно должно повезти. Девушки из очереди конечно всё видели, старались проходить как можно ближе к незрячей и задерживаться возле неё подольше, но незрячая подталкивала их в спину не в том направлении, как им хотелось бы, стоявшая рядом зрячая служащая тоже время от времени говорила "Живей, живей!" и подталкивала тех, кому толчка в спину от незрячей было недостаточно. Я заворожённо смотрела, как она водит рукой по спинам разных девушек, и пыталась представить себя на её месте. Интересно, как это — вслепую выбирать, кому жить, а кому не жить? Слепая, как сама судьба. Но судьба была не очень милосердна и подавляющее большинство подталкивала к комбинату и спасая где-то лишь одну из двадцати.
Я была уже совсем рядом с незрячей, как увидела, что она схватила идущую впереди меня Вику и подтолкнула к выходу. Вика сначала подняла брови, потом поняв, что произошло, весело вскрикнула и побежала вприпрыжку по направлению к улице. Я глазам своим не поверила. Одно то, что её отпустили, меня потрясло, но ведь её всегда тянуло к этому комбинату, она любила смотреть на очередь из девушек — и тут вдруг так быстро упрыгала? Более того, она даже не захотела поддержать никого из нас? Даже когда Юлю забирали, она хотела с ней поговорить через ограду, могла бы и нас спросить, что она может сделать для нас в мире живых. Какая же она всё-таки махровая эгоистка! Пока я думала, окликать её уже было поздно. Пока я раздумывала о поведении Вики, сама не заметила, как прошла мимо незрячей девушки. Я обернулась назад и увидела, как она пропускает мимо себя девушек, никого однако не выпуская наружу. Нет, не может быть! Она должна была выпустить меня! С самого начала, как нас привезли сюда я ещё так не хотела оказаться снаружи ограды. А теперь ещё и Вики нет... Я чувствовала себя преданной и брошенной. Понимала, что меня теперь не пропустят за ограду, но всё равно смотрела как заворожённая на проём и на незрячую девушку. Мимо неё проходили двое переговаривающихся подруг, одну из них незрячая выпустила. Но подруги потом снова подошли друг к другу, просто с разной стороны ограды и продолжали переговариваться. "Вот пример правильного поведения... А эта Вика... чёрт бы её побрал!" — подумала я. Однако случилось так, что чёрт побрал меня, а не её. Прошло уже где-то около минуты и одна из служащих указала подруге с внутренней стороны ограды идти к очереди. "Ну пока" -- "Пока" сказали они друг другу таким тоном, будто бы завтра собирались снова встретиться. Но на этом свете это было уже невозможно.
"Нет, этого не может быть" — думала я — "Где-то наверняка должна быть ещё одна незрячая девушка, я обязательно выберусь отсюда!". Но сама понимала глупость этих мыслей и от них хотелось плакать. Потом опять накатила злоба: "Зачем они поставили тут эту слепую девушку? Так было хорошо, когда я не знала о ней! И вообще раньше было всё лучше и честней! И пошли бы мы туда вместе в Викой и увидела бы она, что творится внутри её любимого комбината. Так нечестно!". Так как Вики не было, я поискала глазами Свету, нашла, кинулась к ней и обняла: "Светочка, я не могу больше, я хочу выйти, выйти отсюда". Она всегда была отзывчивой, принялась гладить меня:
— Все хотят, успокойся, ну что с тобой?
— Её та девушка в проходе смутила, — ответила ей Надя. — Завидует тем, кого она спасла. Дополнительный фактор случайности на случай если выбор хватальщиц окажется недостаточно случайным. Но на психику сама видишь как действует. Возможно, позже её уберут, но это в конце концов уже совсем не наше дело.
Меня отвлёк громкий смех. Я повернулась на звук. Смеялись две девушки за оградой. "Можно к вам?" — крикнула нам одна из них. Я решила, что они издеваются над нами, но вдруг та, что кричала, действительно начала карабкаться на ограду. Подруга начала помогать ей, подталкивая под попку, одна девушка из очереди протянула ей руку и дело сделано. В эту сторону перелезать можно. Оставшаяся с той стороны подруга тоже преодолела ограду, но быстро, мастерски и без посторонней помощи. Понятно, что они не хотели долго стоять в очереди и хотели сократить ожидание. Было видно, что добровольцам прощаются такие шалости. Но было не совсем понятно, почему они не воспользовались хотя бы проёмом с незрячей девушкой. Новенькие встали в очередь недалеко от нас. Оглянувшись, я увидела новый автобус, заехавший на площадку и ещё толпу девушек, выходящих из него. Незаметно очередь продвинулась ближе к дверям и я уже не видела за другими девушками незрячую служащую. Я всё ещё была зла на неё за то, что Вики не было рядом. Она конечно спасла её, но для меня она её будто бы убила. Похоже раньше я недооценивала роль Вики в своей жизни.
Обдумывая недостойное с моей точки зрения поведение Вики я вдруг подумала, а как бы я поступила не её месте. Ведь я тоже собиралась выйти и вернуться в пустую квартиру. Я представила, как прохожу мимо незрячей девушки, она хватает меня за руку и подталкивает к выходу, что я делаю дальше? Точно бы я осталась у ограды и принялась говорить с Викой, Светой и Надей? Или всё-таки бросила их всех, как Вика? Долго бы прощаться всё равно не получилось, рано или поздно им пришлось бы отойти от ограды и что тогда? Интересно, как там Вика? Я представила, как она входит в подъезд нашего дома. Интересно, двери в квартирах открыты до сих пор? Какое-то время наверное должны ждать, что кто-то может вернуться, раз уж тут стоит эта незрячая девушка. Вот она заходит в квартиру, закрывает за собой дверь и живёт как раньше, но уже без нас? Она так долго об этом мечтала, как же счастлива она будет одна, пока к ней не подселят новых соседок... Или всё-таки успеет поскучать в одиночестве и будет даже ждать себе новых подруг? Не знаю. Но всё равно чувство глубокой несправедливости кололо меня. Я заметила это в себе и подумала, что наверное я всё-таки такая же эгоистка, как и она, просто ей повезло, а мне нет.
Вот уже двери комбината. Пройдя ещё небольшой коридор я оказалась в большой комнате, полную раздевающихся девушек. В дальнем конце у выхода столпились голые девушки и ждали своей очереди, но с этого конца прибывали всё новые одетые девушки. Служащие в форме бегали между них и говорили "Быстро, быстро, раздеваемся, живей". Я увидела как одна из них ткнула одну ткнула одетую девушку шокером, и она скорчилась от боли. Похоже, из-за того, что она не хотела раздеваться. Идущая впереди Света сняла через голову футболку и расстегнула лифчик. Я решила тоже не ждать, когда меня ткнут и сняла майку, потом, чуть поколебавшись, трусики. Я увидела, что все складывают одежду в движущиеся на конвейерах корзины. Надя как раз тоже успела снять трусики и предложила забрать у меня одежду, чтобы положить в корзину, я согласилась. Мы пошли в сторону выхода и у противоположной стены заметила души, в которых мылись около десятка девушек, и ещё где-то столько же, ждущих очереди в душ. Служащие, однако следили, чтобы девушки не задерживались там слишком долго. Те, кто только что мылся стали вытираться и становиться в очередь у выхода. Одна девушка из очереди спросила служащую:
— Можно мне тоже?
— Можно, только быстро.
Она пошла к душам. Я так поняла, мыться именно тут было не обязательно. Я утром уже принимала душ, так что не стала туда проситься, Света и Надя тоже не стали. У выхода в следующий коридор стояла одна служащая, хватала всех проходящих за руку и прикладывала к ней какой-то прибор. Уже в коридоре я спросила Надю:
— Что это?
— Последний оплот бюрократии. Регистрируют смерть. С этого момента нас официально уже нет. Хотя нет, окончательно всё-таки регистрируют при съёме с петли, но дополнительную меру контроля решили не убирать.
Вот и всё. Не будет уже впереди никаких девушек с завязанными глазами, чтобы чудом спасти меня. Я снова стиснула зубы, чтобы не заплакать. Нет, это ужасно несправедливо, что я иду здесь, а Вика, эта эгоистичная стерва, которая так и тёрлась возле стен этого комбината, которая любила смотреть, как другие расстаются с жизнью, она останется жить, может даже ещё сотни лет, пока до неё дойдёт очередь. Но наверное думать так тоже эгоистично. Могла бы и порадоваться за неё. В конце концов она неплохо к ней относилось, с ней всегда было весело.
Было немного непривычно идти среди толпы голых девушек, но размышления о своей несчастной судьбе не давали мне полностью прочувствовать это. Коридор закончился и мы вышли в огромный зал. На высоте десяти метров по периметру тянулись длинные балконы с перилами, на один из таких балконов мы и вышли. Часть девушек тут уходила влево, а часть вправо. Подойдя к перилам и взглянув вниз я увидела то, о чём рассказывала Надя. Вагоны, полные мёртвых девушек. Боже, как было много девушек в каждом вагоне и как много вагонов. Я и представить себе не могла такое, хоть Надя и рассказывала, увиденное превзошло все мои ожидания. Тела сваливают просто как мусор на свалке. Мамочка, ведь я тоже окажусь среди этих тел.
Но даже сваленные как попало в кучу девушки оставались девушками. Мой острый взор выхватывал всё до малейшей детали. Вот лежит темноволосая девушка с красивыми чертами лица, глаза и рот закрыты, выражение лица спокойное, на шее тёмный след от петли, хорошо оформленные упругие груди, небритый лобок. Я бы с радостью занялась с ней любовью. И такую красоту скоро будут нещадно колоть, резать, потрошить молоть, давить? Как ужасен наш мир. Вот ещё одна светловолосая, неподвижный глаза открыты, зрачки закатились, лицо немного перекошено с очень большими грудьми и гладкой киской. И ещё, и ещё, сотни, тысячи девушек, и ещё больше рук, ног, голов и туловищ со скрывающимися под грудой других тел продолжениями. Я пыталась представить себе, какими они были при жизни. Самые обыкновенные, много таких увидишь на улице. И к любой из них может в любой момент подойти девушка в форме и отправить сюда. И вот она уже лежит в вагоне мёртвая, среди груды таких же мёртвых девушек. Большинство были хорошие и добрые. В наше время мало поводов для злобы. Раньше, я слышала, кто-то жил лучше, кто-то хуже, а сейчас все живут примерно одинаково. Работающее меньшинство живёт чуть лучше, но они же тратят много времени на работу, это справедливо. Наш мир был бы очень хорошим, если бы не эти комбинаты.
Я глядела на вагоны как заворожённая, потом увидела, как сотрудница одевает одной из мёртвых девушек петли на ноги, нажимает на кнопку и верёвки поднимают девушку вверх. Она тоже была красивая даже будучи мёртвой, но надолго ли? Сотрудница действовала очень быстро, как и говорила Надя: Разрезала шею, отпиливала голову, снимала кожу. Делала она это гораздо быстрее, чем Надя показывала на Вике. Разделав одну, она уже берёт из вагона следующую. Таких сотрудниц было очень много, рядом с ними стояли контейнеры с отрезанными головами, с ошмётками кожи, с кусками мяса и с костями. В каких-то висящих кусках хорошо было видно, что они были девушками, в каких-то уже лишь смутно угадывалось. Потом я увидела, как на один из вагонов с мёртвыми девушками опускается пресс. Потом он поднялся и я увидела, что лежащие девушки превратились в какое-то месиво из плоти и крови, в котором лишь изредка проглядывало что-то, выглядящее, как девушки. Потом вагон опрокинулся, из него начала литься кровь. Потом то, что осталось от девушек начало сыпаться в какую-то машину с вертящимися ножами.
Я услышала харкающие звуки. Одну из девушек, стоящих в очереди стошнило. Она блевала, перегнувшись через перила балкона. Под балконом была ещё какая-то металлическая платформа, на ней образовалось пятно. Ещё какие-то девушки, стоящие в очереди, засмеялись. Кажется, это те самые, что перелезали через ограду. Потом посмотрела вперёд и увидела, что одна из впереди идущих девушек жадно смотрит на происходящее внизу и мастурбирует, томно вздыхая и охая. Потом другие две девушки начали целоваться и тереться друг о друга грудьми, но потом пошли как ни в чём не бывало. Я продолжала смотреть на волосы, спины и попки идущих впереди девушек, потом перевела взгляд на груди девушек, идущих по соседству. Мне вдруг как-то сильно захотелось поласкать кому-нибудь груди, но делать это без предупреждения незнакомым девушкам конечно не решилась. Я знала, что Надя не очень любит ласки, но может попросить Свету? Они с Надей шли немного в стороне от перил, и я подошла к ним:
— Светочка, можно тебя поласкать?
— Ну давай, — ответила она.
И я начала гладить Свету по голове, потом нежно поцеловала, потом начала гладить ей груди, она тоже подключилась, начала в ответ гладить мои груди и поглаживать по всему телу, потом засунула пальчики в мою киску и принялась там водить, я тоже начала ласкать её киску. То и дело на нас натыкались другие девушки, нас немного толкали, я понимала, что здесь не очень хотела Свету. И почему мы раньше не додумались заняться любовью? Вот бы сейчас сделать это в тепле и уюте... Хоть я иногда и оставалась одна дома со Светой или Викой, но была очень стеснительной и никогда не предлагала никому такого и мне тоже никто не предлагал. И не знаю, занимались ли любовью друг с другом мои соседки, эпизод с висящей голой Викой был единственным виденным мною дома эротическим эпизодом. Эх, Вика... Как бы она повела себя здесь если б не та незячая девушка? Шла бы индифферентно, как сейчас Надя? Глядела бы на вагоны с мёртвыми девушками и мастурбировала? Ведь она так хотела это увидеть! Почему мир так несправедлив, почему не исполнил такого её желания?
— Ну ладно, хватит, — Света вдруг оттолкнула меня. — Дальше можешь просто поласкать себя, если хочешь.
Отпустив Свету, я увидела, что возле стены есть канализационные решётки. Одна из идущих девушек присела и начала мочиться, стараясь попасть в слив. Конечно, а что делать, если очень хочется? Ведь с тех пор как нас схватили, нам совсем не давали сходить в туалет. Разве что в раздевалке в душе можно было пописать. В принципе если очень сильно хотелось, можно было бы и на площадке возле комбината. Потом я заметила ещё одну писающую девушку. Подумала сначала, не последовать ли их примеру, но так как хотела не очень сильно, решила вернуться к краю балкона. На противоположной стене был виден ещё один балкон и другая, точно такая очередь. Потом взгляд опять упал на вагоны с мёртвыми девушками. Моя киска в то время была ещё возбуждена и хотела продолжения. Я непроизвольно начала тереть её.
— Очень возбуждает, правда? — ко мне подошла незнакомая девушка.
Я лишь удивлённо посмотрела на неё и не ответила.
— Ты играла дома с петлёй? — продолжила незнакомка.
— Н-нет. — нерешительно ответила я.
— О, это так классно! Это ощущение петли на шее, от одного его можно кончить. — она обхватила свою шею руками и я заметила её шее тёмные следы — Сначала она просто ласкает твою шейку, а потом сжимает сильно-сильно! — она начала хрипеть, имитируя удушение, хватать ртом воздух, закатывать глаза, эротично извиваться и стонать. — Такой кайф, так уже не терпится! Могла бы конечно и дома повеситься, да я собственно в последний раз чуть не умерла в петле, но верёвка оборвалась. Тогда я поняла, что нужно срочно идти сюда, тут ведь я увижу как и других вешают! Они ведь так красиво извиваются и перебирают ножками и танцуют! А, сама скоро увидишь. А вешаться одной и правда как-то неинтересно. А висеть в петельке среди множества других повешенных... — она опять схватила себя за шею и закатила глаза. — Ой, как представлю, так прямо сама себе завидую! А у тебя шейка такая нежная, очень хорошо будешь смотреться в петельке!
Её позитив начал потихоньку передаваться и мне. Начала думать, что наверное и правда не так уж плохо, что я попала сюда. Хотелось бы конечно ещё пожить, но столько интересного напоследок увидела и испытала, и ещё гораздо более сильные ощущения предстоит испытать. Я попыталась представить себе, как это, когда тебе одевают петлю, а затем вешают? Так ли это возбуждает, как рассказывает эта девушка? Я попыталась представить себя висящей среди других девушек, но получилось не очень хорошо. Да и что толку представлять, если совсем скоро я реально буду там висеть? Но девушка по соседству представляла, и то, что она представляла приводило её в полный восторг. Она хрипела и извивалась на ходу, мысленно она была уже там, в петле, и единственным её желанием было поскорее превратить мысли в реальность.
Посмотрев снова за ограду я уже увидела впереди край конвейеров, их было два. По потолку двигались крючки с петлями, в петлях висели девушки. У каждого конвейера две сотрудницы в форме вытаскивали девушек из петель и складывали рядом на платформу. Ещё одна сотрудница была в одних трусиках защитного цвета и обмывала лежащих на полу мёртвых девушек из шланга, ещё одна, тоже в трусиках, прикладывала регистратор, развязывала связанные за спиной руки, потом тёрла руками, разгоняя по телу воду из шланга, и раздвигала ягодицы, потом они обе брали девушек за руки и ноги и клали на движущуюся ленту нижнего конвейера, который увозил их в сторону вагонов, наполовину заполненных мёртвыми девушками. В месте, где конвейер заканчивался, девушки падали в вагоны.
Я какое-то время понаблюдала за тем, какой переполох устраивала в вагоне каждая падающая туда девушка, потом снова перевела взгляд на петли. Вот из петли вынули очередную девушку. Несколько осиротевших петель какое-то время ещё продолжали своё движение, потом уходили в дырку в потолке. Надо полагать, они возвращались под потолком и снова появлялись уже с той стороны конвейера, чтобы принять в свои объятия новых девушек. Я снова посмотрела на конвейер. На этом его конце девушки висели спокойно, даже умиротворённо, уже мёртвые. Я снова залюбовалась красотой их молодо выглядящих тел. Жить бы им ещё и жить, зачем их было обязательно отправлять сюда? По прихоти таких как Вика? Так почему же саму Вику сюда не отправили? Это уже казалось каким-то заговором. Может завязанные глаза — бутафория, и та служащая специально выпустила именно Вику? Хотя на тайную властительницу мира Вика совсем непохожа, и она и правда была удивлена, когда её выпустили, это я помню точно.
Вот с большим трудом вытянули из петли толстую девушку с темноватой кожей и огромными грудьми, но даже в её пухлом теле была своя красота. Потом за ней аккуратную смуглую девушку с длинными тёмными волосами, небольшими грудьми и аккуратно постриженной, но волосатой киской. Её вниз животом на кафельный пол, развязали стянутые за спиной руки и начали поливать из шланга. Она дёрнулась, перевернулась и начала кашлять. Ошибки быть не могло.
— Смотрите, она жива! — воскликнула я.
Большинство не обратило особого внимания, лишь любопытно посмотрели туда, куда я указывала. Подошла Надя:
— Ну да, они ведь висят всего 10 минут. Некоторые не успевают за это время умереть. Конвейеры очень длинные, но чтобы успеть повесить всех, они должны двигаться быстро. Так что пока технической возможности держать девушек дольше в петле нет. Но это небольшая проблема. Те, кто не успел умереть в петле, как правило умирают при падении в вагон, или от ударов падающих сверху на них. Но те, кто сверху, вполне могут живыми попасть на разделку. Но как правило они или без сознания, или не подают виду, но я не знаю, я не обязана была у каждой щупать пульс, на этом комбинате главное — скорость. Другие сотрудницы рассказывали о случаях, когда выжившие девушки пытались выползти из вагона. Их как правило ловят и удавливают на специально поставленной для таких целей гарроте. Такие девушки как правило очень живучие, и пульс у них не пропадает по полчаса. Говорят, гарротой не пользовались уже несколько лет. Похоже, что даже живучие предпочитают не мучиться так долго, ножом по горлу быстрее дело закончится.
— Ты правда работала тут? — удивилась стоящая рядом девушка — И резала девушек?
— Да, резала, а теперь разрежут меня, всё справедливо.
Я взглянула на конвейеры. Они и правда были невероятно длинные, я сбилась со счёта, пытаясь прикинуть, сколько девушек повешено на каждой ленте конвейера. Они висели довольно близко, в метре друг от друга. Я посмотрела на противоположную стену. Между повешенными девушками виднелся ещё один ряд повешенных девушек, между теми девушками было ещё одно ограждение и видна ещё одна очередь. Было понятно, что мы попадём на ближний к нам конвейер, а те девушки ждут своей очереди, чтобы быть повешенными на другом конвейере. Я снова посмотрела на повешенных. Мы уже подошли чуть ближе к середине конвейера и было видно, что тут ещё не все девушки мёртвые, некоторые ещё подёргивались. Вот одна даже согнула ноги в коленях, потом выпрямила ноги, вытянула носочки вниз, потом затихла. Вот одна висела спиной ко мне и шевелила пальцами связанных рук. Но многие проплывали мимо спокойные.
Я снова засмотрелась на них, отмечая, какие они красивые, смотрела на их лица, глаза были у кого-то закрытые, у кого-то открытые, но, кажется не видящие, у большинства зрачки были заведены вверх, но некоторые смотрели и прямо. Смотрела на рты, у кого-то умиротворённо закрытые, у кого-то скорченные в страдальческой гримасе. Смотрела на спадающие на спины и плечи волосы, смотрела на шеи, стянутые чёрными петлями, смотрела на груди, большие и маленькие с разными формами и размерами сосков, у большинства соски торчали как при возбуждении. Наверное не врала та девушка, страстно желающая в петлю. Но сейчас мне до этого не было дела, я смотрела на животы с пупками, на киски, у большинства волосатые, но подстриженные, но у кого-то и заросшие, и гладко выбритые, смотрела на упругие попки, на длинные ноги, на ступни, ищущие опоры. Мне показалось, что я могу достать до них рукой, попробовала перегнуться через перила и дотянуться до одной из повешенных, но не получилось, от моей руки до девушки оставалось сантиметров десять. Поэтому я снова принялась смотреть. Так и хотелось запечатлеть в памяти всех этих девушек, чтобы хоть что-то осталось после их смерти. Но моя память о них будет недолгой, потому что скоро я и сама буду висеть с петлёй на шее. Поэтому я переключила мысли на другое.
Представила Вику, висящую в петле. Она бы тоже выглядела красиво, как и большинство проплывающих перед моим взглядом девушек. Потом представила Вику в контейнере с телами. Но понимала, что этого в ближайшее время не ожидается. Потом представила висящую Свету. И мне вдруг стало безумно жалко её, даже больше чем себя. Вот уж за кого бы я радовалась, если бы её отпустили. А вот Вика полностью заслужила того, чтобы быть тут. Это она хотела сокращать население, так пусть и сокращает, лёжа в вагоне с мёртвыми девушками. Представлять себе Свету, лежащую в этом вагоне было особенно больно, появилась даже злость от бессилия, что я ничего не могу сделать, чтобы это предотвратить. Я была уверена, что если бы кто-то из служащих предложил бы мне сейчас либо выйти из комбината самой, либо отпустить Свету, я бы выбрала второе. И корила себя за то, какой эгоисткой была в очереди на улице, хотев вернуться в опустевшую квартиру без Вики, Светы и Нади. Ничем не лучше Вики, у которой таковое желание сбылось. Я опять посмотрела на движущиеся по потолку крюки, свисающие чёрные верёвки и повешенных девушек. Всех их было жалко. Опять смотрю на лица. Потом на шеи в петлях, груди, плечи, спины, связанные за спинами руки, ягодицы, животы, киски и подёргивающиеся ноги.
Попыталась представить среди них Надю. Для меня она была обычной девушкой, было жалко её, но не больше и не меньше, чем других, незнакомых, хоть я и знала её всю свою жизнь. Ну да без разницы, жалко, не жалко, я всё равно ничего сделать не могу, я в том же положении, что и она. Вот Свету мне очень жалко, но от этого ни мне, ни ей ни жарко, ни холодно. Вот Вику было бы ещё менее жалко, однако она вопреки этому в ближайшее время здесь висеть не будет. Или всё-таки жалко было бы? Если бы я её не знала и увидела тут, то конечно мне было бы её жалко. А если б знала? Не знаю, может да, может нет. С одной стороны она выступала за сокращение населения, а с другой стороны сокращение делается не просто так, а ради тех девушек, которые останутся жить. И Вика явно хотела быть среди них. Ну а кто из этих повешенных не хотел бы? Даже если кто-то из них вообще против того, чтобы убивать девушек, это не отменяет того факта, что ресурсы планеты не безграничны, что люди прошлого почти полностью истощили их и подорвали её экологию, и теперь пришёл час расплаты. И пришедшим на смену людям прошлого современным девушкам, чтобы выжить, приходится употреблять в пищу убитые и переработанные тела других девушек. Можно спорить насчёт справедливости нынешней случайной схемы выбора, но кто я, чтобы судить? Так что наверное всё-таки, если бы Вика попала сюда, она бы заслуживала жалости. Правда, кому вообще эта жалость нужна? Вике-то уж точно нет.
А мне чья-то жалость нужна? Вдруг подумалось, что мне будет легче, если я буду точно знать, что Вике меня жалко. Вот Свету и Надю мне самой жалко, важно ли для меня, взаимна ли эта жалость? А если меня пожалеет какая-то случайная девушка из очереди, для меня это будет иметь значение? Я представила себя со стороны. Себя я тоже считаю красивой и в петле это обстоятельство не изменится. Очередная красивая повешенная девушка, которую очень жаль из-за того, что ей уготована такая участь. Потом опять попыталась представить, что буду чувствовать и ощущать, будучи в петле. Это наверное очень больно, удушье будет мучить, будет до ужаса хотеться дышать, но я ещё буду жива, буду пытаться вдохнуть, буду дрыгать ногами и извиваться. Буду ли я тогда смотреть на девушек и думать о том, жалко ли им меня? Или они больше думают о том, что скоро сами окажутся в петле? Наверное не стоит их осуждать за это.
Мы уже почти подошли к середине конвейера. Здесь уже около четверти повешенных девушек подавали явные признаки жизни. Могли закрывать и открывать глаза, двигать зрачками, шевелить пальцами, ноги у многих конвульсивно подёргивались. Но на сколько-нибудь значительные движения сил хватало наверное у одной из десяти. Вот одна из повешенных немного изогнулась в корпусе, лягнула ногами воздух и закрутилась в петле. Я смотрела то на её лицо, то на коротко подстриженные сзади волосы, потом на груди, на стянутые за спиной руки, на киску, на ягодицы, потом опять в лицо. Было видно, что она изо всех сил пытается открыть рот, но сдавившая горло петля мешает это сделать, глаза пытаются что-то поймать, но из-за вращения взору не за что зацепиться. Она ещё раз выгнула туловище и замедлила своё вращение. Потом она совсем остановилась и я смогла встретиться с ней взглядом. В её глазах я увидела полную чашу боли и страдания. И постаралась, чтобы в моём взгляде она прочитала понимание, сострадание и жалость. Я снова не удержалась, протянула к ней руку и стала поглаживать по воздуху, будто пыталась погладить её, но мне не хватала длины руки. "Я тоже скоро буду висеть, но хочу тебя утешить" — хотела сказать я, но та девушка была уже позади.
Я обернулась назад и увидела девушек, стоящих в очереди за мной. Те две девушки по-прежнему хохотали, несколько мастурбировали. Похоже повешенные их возбуждали. Мне оставалось лишь надеяться, что это не усугубит страдания несчастных. Я уже наверное не буду мастурбировать, а если и буду, то отойду подальше от ограды, чтобы повешенные меня не видели. Было бы мне больнее, если бы какая-то другая девушка мастурбировала глядя на меня, болтающуюся в петле? В общем случае да, но я же понимаю, что эти девушки тоже скоро окажутся в петле и им нужно хотя бы небольшое утешение, хотя бы насладившись видом девушки, повешенной ранее. Я оглядела с ног до головы девушку, стоящую за мной и представила её себе в петле, как она будет дёргаться, брыкаться, извиваться, как будут подпрыгивать её груди, как из-за между разведёнными ногами будет сверкать её киска. Но ведь не только она! Трудно поверить, что все эти сотни девушек тут для того, чтобы быть засунутыми в петлю.
Я снова повернулась к повешенным. Вот висит красивая девушка с каштановыми волосами до плеч, ноги её конвульсивно подёргиваются, бёдра и грудь тоже чуть-чуть ходят из стороны в сторону. Вдруг из щели между ног потекла вниз крупная струя мочи и звонко зазвенела о решётку канализационного слива. Писала девушка довольно долго, было видно, что она очень хотела в туалет ещё до повешения и даже будучи повешенной держалась до последнего. Стеснялась? При этом было видно, что она старается развести ноги чуть вширь, чтобы на ноги случайно не попала моча, но это стоит ей невероятных усилий. Она была уже сзади меня, когда перестала писать, но даже там было видно, каким огромным облегчением это для неё было. Она расслабилась и окончательно затихла. Скорее всего до самого конца больше не пошевелится. Мне уже тоже немного захотелось в туалет. Если я не пописаю где-то здесь, то обязательно описаюсь в петле. Где лучше будет пописать: тут или дотерпеть до петли? Хоть тут тоже были канализационные сливы, мне показалось, что тут писать гораздо более стыдно, чем в петле. Дотерплю до петли, но в петле уже не буду стесняться и сдерживаться и сразу пописаю. А то потом сил будет гораздо меньше, чтобы ноги разводить.
Эти мысли опять заставили меня представить мысленно ощущения при нахождении в петле. Эх, если бы можно было заранее узнать! Ну, та девушка конечно вешалась уже, хоть и не до смерти и ей это почему-то понравилось, но глядя на этих повешенных девушек, мне не кажется, что им это нравится. И уверена, что мне тоже не понравится. Очередная проплывающая мимо повешенная девушка громко и отчаянно хрипела, то дрыгала ногами, то вытягивала носочки вниз, при этом отчаянно пыталась освободить руки и достать ими до петли. Интересно, что она чувствует? Я сдавила себе горло руками и попыталась представить на своей шее петлю, но хотелось не просто представлять, а знать точно, что при этом чувствуешь. Хотя что от этого изменится? Будет легче если точно знать, чего ждать? Или напротив будет ужас при воспоминании предыдущего опыта и страстное нежелание его повторять? Мне почему-то кажется, что скорее второе. Но один опыт повешения мне всё-таки предстоит испытать, я, к сожалению, ничего с этим не сделаю. Заранее же об ощущениях могу судить только по виду этих повешенных девушек и пока наблюдения неутешительные. Вот рядом ещё одна, уже активно бьётся и извивается, издавая гортанные звуки и чуть не задевая соседних девушек. Соседние девушки висят поспокойнее, но тоже подёргиваются, время от времени издавая хрипы. Да, нужно готовиться к тому, что это будет очень и очень больно, мучительно и неприятно, но точно об этих ощущениях мне лучше заранее не знать и даже не думать. В петле узнаю, а пока не думать. Однако как же ужасает, что я всё-таки узнаю это, почувствую на себе и ничего не смогу с этим сделать. Да и сейчас не могу. Могу только не думать. Но что делать, если всё равно думается?
За оградой становилось всё больше хрипящих и извивающихся девушек. Вот одна из них, светловолосая с небольшой грудью временно перестала хрипеть, напряглась, развела ноги и стала писать, потом расслабила ноги и захрипела с новой силой, потом ей вдруг удалось вдохнуть воздух, но хотелось ещё, она пыталась, силилась, напрягала и расслабляла живот, потом в отчаянии дрыгала ногами, потом её заслонили другие извивающиеся в петле девушки. Я посмотрела вперёд и увидела спокойно висящую девушку со спадающими на грудь тёмными волосами и мохнатой киской, моча струилась прямо по её ногам. Рядом с ней одна красивая девушка волосами, забранными сзади в хвостик, с упругой грудью и тугой попкой отчаянно извивалась и будто бы танцевала, одновременно, потом расслабилась, потом опять стала биться и извиваться, издавая отчаянные гортанные звуки. Потом опять затихла и встретилась со мной взглядом. Не знаю, что было в этом взгляде, но мне вдруг стало очень и очень страшно. Мысль, что мне скоро наденут петлю и я тоже начну свой путь на этом конвейере стала наводить на меня неописуемый ужас. В висках стучала только она фраза: "Нет! Не хочу в петлю!" Мне захотелось побежать назад сквозь толпу девушек, я уже даже развернулась и сделала один шаг, как вдруг резкая боль пронзила голову и распространилась под всему телу. Выстрел из шокера. Я бы упала, но одна из девушек подхватила меня, развернула обратно по направлению очереди и какое-то время держала за руку.
— Ну как, прошло? — спросила она.
Я кивнула. Страх перед петлёй ещё был, но я уже пришла в себя заставила себя смириться. Однако похоже мне лучше не смотреть пока на повешенных, лучше киску поласкаю и успокоюсь.
— Боишься петли? — угадала она.
Я снова кивнула.
— Я тоже боюсь, — сказала она звонким голоском, — но мне уже легче.
Я посмотрела на собеседницу и поразилась, какая она красивая. Светлые заплетённые волосы, карие глаза, груди чуть больше среднего с большими сосками, в меру упитанный живот, маленький пупок и выбритая киска. Я начала целовать её груди, потом прижалась всем телом.
— Пойдём уже, — сказала она.
— Да как же тебя можно вешать? — вырвалось у меня. Но отметила про себя, что в данный момент так боялась, что если бы мне предложили выбирать между своим спасением и её, я бы без колебаний позволила бы её повесить.
Девушка лишь пожала плечами и продолжила своим удивительным голосочком:
— Не знаю. Но ты лучше не ной, а помоги мне не бояться петли.
Не бояться петли. Её всё-таки повесят. И меня. И сотни других девушек в этой очереди — повесят. И Свету, и Надю. Насколько кто из них боится, а насколько кто жаждет петлю? Я старалась смотреть перед собой, на волосы, спины, ягодицы и ноги стоящих передо мной девушек. Но перед моим мысленным взором опять проплывали повешенные девушки. Какие же они все красивые. Как же их всех жалко. Потом я опять представила себя хрипящую и задыхающуюся в петле. Потом как меня вынимают из петли сотрудницы, развязывают, моют кладут на ещё один конвейер и я падаю в вагон с телами мёртвых девушек. Потом сверху падают ещё девушки. Вагон уходит в первый цех и девушек начинают доставать из него. Где-то в этом вагоне мёртвые Света и Надя. Где-то эта прекрасная девушка с серебристым голоском. Наверное я помогла ей не бояться петли, но легче ли ей от этого стало в петле? Где-то та девушка, которая страстно хотела в петлю. Интересно, как она умудряется испытывать в петле вместо невыносимых мук и страданий кайф и блаженство? Вряд ли это как-то внешне отразится на ней, разве что движения может будут чуть более эротичными. Где-то в вагоне будут лежать и эти две хохотушки, нагло перелезшие через ограду. И та девушка, у которых вид вагонов вызвал рвотные позывы. Её тоже не минует сия участь, она тоже задохнётся в петле и будет лежать мёртвая в вагоне и может её вид в числе других вызовет рвотные позывы у какой-то другой девушки.
И лишь Вики нигде нет. Она где-то там, в мире живых, бесконечно далеко отсюда. Её уже схватили и привели на комбинат, но она в последний возможный момент выскользнула из объятий смерти. Ей всегда с этим везло, она смело ходила мимо хватальщиц но её не хватали. Как это ещё объяснить если не заговором? Разговор двух девушек неподалёку вырвал меня из раздумий:
— Хорошо было древним людям. Они при повешении сразу теряли сознание. А вот современные девушки, обретя бессмертие, стали гораздо крепче, и теперь сама видишь: никто не теряет сознание в петле. Разве что некоторые стараются висеть спокойно и не дёргаться, но они всё равно в сознании. Повешение осталось смертельным, но стало намного более мучительным. Знаешь, Оль, мне страшно. Не хочу в петлю!
— Никто не хочет, а что делать? Хочешь ещё более мучительной смерти?
— Да, наверное петля действительно не самый лучший вариант. Но как ты думаешь, что чувствуют эти повешенные?
— Мне это определённо не понравится. Да и тебе наверняка тоже.
Во мне вдруг любопытство вновь пересилило страх и я решился пройти к перилам и посмотреть на повешенных. У этого края они вовсю брыкались, извивались, хрипели, временами издавая стоны. Некоторые не стесняясь писали, некоторые уже пописали и лишь редкие капли капали с их мокрых кисок. Было слышно, что некоторые ещё могут дышать пока петля до конца не затянулось, но это даётся им очень тяжело. И вдруг, глядя на них я снова возбудилась. Даже вдруг стало непонятно, чего я только что так боялась. Взгляд упал на красивую черноволосую девушку и большими глазами и острыми ушами. Глаза были широко открыты, ей удавалось немножко открыть рот и вдохнуть воздух, её танец был так же красив, как и она сама. Рывок — и она повернулась ко мне попкой, показывая закрытую волосами спину и дёргающиеся пальцы на связанных руках. Ещё рывок — и её упругая подпрыгивающая грудь и подстриженная волосатая киска снова у меня на виду. Следующая за ней блондинка с крупной головой и косичками будто бы просто бежала, потом потихоньку остановилась и уписалась. Следующая за ней брюнетка висела ко мне задом спокойно, лишь иногда вздрагивая и похрипывая, потом она потихоньку начала поворачиваться и мне открылась красивая упругая грудь и мохнатая киска. Следующая за ей повешенная с каштановыми волосами извивалась всем телом, громко и отчаянно хрипя, то сводила ноги, то раскидывала в стороны, показывая киску. Я забыла ранее данное себе обещание и начала мастурбировать прямо глядя на них. На дальнем конвейере тоже извивались и плясали повешенные девушки, за ними тоже было интересно.
Потом вдруг накатило необъяснимое желание ощутить на шее петлю. Я схватила себя за горло, но это было ничтожно мало по сравнению с тем, что бы я хотела ощутить. Пусть это больно, пусть мучает удушье, я хочу этого, я хочу петлю! Я засунула себе пальчики глубока в киску и тело начало биться в судорогах оргазма. Он был такой мощный, что я едва устояла на ногах. И я вдруг отчётливо ощутила на своей шее петлю, и из моего горла вырвалась пара хрипов. И тут я увидела начало конвейера. Увидел голую девушку, стоящую на краю платформы. Она вся тряслась и сжималась. Рядом с ней стояла служащая в форме. Из дыры в потолке спустилась петля, служащая быстро одела петлю на шею девушке и затянула. Крюк двигался потолку, верёвка натянулась, потянула за собой девушку, она упала с платформы и повисла в воздухе. Бедная девушка и в петле выглядела зажатой, висела спокойно чуть сгорбившись и подтянув ноги к животу. Из её рта вырвалось несколько хрипов. "Ничего" — мысленно сказала я ей — "Скоро петля расслабит тебя и ты отдашься ей вся, целиком и полностью". А на платформе тем временем к краю подошла высокая девушка с короткой стрижкой.
Было видно и соседний конвейер. Там тоже служащая только что приладила петлю на шею новой девушке и она отправилась в свободное плавание. Высокая тоже повисла, издала несколько хрипов и начала дёргаться. К краю подошла низенькая худощавая девушка и тоже стала ожидать своей петли. Это совсем недолго. Петли шли с интервалом в пять секунд и на краю платформы девушкам приходилось ждать всего секунд три. Мне сначала показалось, что петля не дотянется до неё из-за низкого роста, но нет, служащая без проблем просунула петлю на её маленькую шейку, затянула и она уже тоже висит похрипывая и немного проворачиваясь. К краю платформы подошла новая. В это время мимо меня медленно проносилась повешенная девушка, которая боязливо ёжилась на платформе. Она уже захрипела вовсю, начала извиваться. "Молодец" — хотелось сказать ей. — "Вот и ты познала петлю".
Поглядев вперёд себя я увидела конец очереди. Очередь сюда стояла на широкой платформе в три ряда, но в конце стояло ограждение, плавно сужающее платформу так, чтобы могла пройти только одна девушка. В конце в ограждении был проём, возле него стояла служащая. А заметила, как в проём вошла Надя, повернулась к служащей спиной и завела руки за спину. Служащая быстро завязала толстой мягкой верёвкой руки и шлёпнула Надю по попке. Она пошла к группе девушек с завязанными руками, ждущих своей очереди к краю платформы. Очередная девушка сошла с платформы и повисла. Ещё одна девушка подошла на край, остальные тоже двинулись вперёд. Незнакомая девушка прошла в проём, тоже без всяких слов и приказов повернулась спиной к служащей и завела руки за спину. На меня вдруг опять накатил дикий страх. Легко было мечтать о петле, когда она казалось ещё так далеко. Легко было хвалить девушку, познавшую петлю, самой её не познавши. А как насчёт того, чтобы самой наконец-то познать петлю? Будешь молодцом или как? Похоже не буду. При мысли, что скоро я буду стоять на краю платформы и мне будут надевать и затягивать петлю меня снова охватил ледяной ужас. Масла в огонь подлила девушка, стоящая впереди и запричитавшая: "Ой Боже, мамочка!". Она оглядывалась назад явно ища возможности убежать. Вот в проём проходит Света и служащая связывает ей руки. Боже, как она красива, и как жалко, что её повесят, а потом скинут в вагон с мёртвыми девушками. Вслед за Светой в проём зашла девушка, жаждущая петлю. Она вся дрожала, но явно не от страха, а от нетерпения и возбуждения.
— Можно меня без очереди? — спросила она.
— Нет, жди.
Девушка недовольно встала в конец очереди. Там она опять закатила глаза и начала издавать хрипы. Между мной и проёмом осталось всего пять девушек, и я оглянулась в надежде, что может кто-то ещё хочет пройти без очереди. И сразу же встретился взглядом с девушкой со звонким голоском:
— Ну что, познаем петлю?
Она что, мысли мои читает? Она была ещё красивее Светы и это просто вопиющая несправедливость, что мир теряет таких прекрасных девушек.
— Не хочу, — ответила я. — Хочешь вперёд?
— Ну не переживай ты так, я же видела, как ты смотрела на повешенных, этот взгляд ни с чем не спутаешь.
Я вдруг боковым зрением увидела болтающуюся в петле Надю, напряжённо зажмурившуюся и вытянувшую ноги вниз.
— Заходи — прозвенел нежный голосок девушки. Я и сама не заметила как очутилась в проёме.
Немного поколебавшись и пооглядывавшись завела руки за спину. И тут увидела, как Света стоит у края платформы и ей уже одевают петлю. Она плотно облекла её нежную шейку. И вот моя красавица Света уже висит. Её развернуло в петле лицом к нам, мы встретились взглядами, она захрипела, будто пытаясь что-то крикнуть нам, потом начала извиваться. Я почувствовала толчок в спину и ступив шаг оказалась рядом с девушкой со связанными руками. После Светы девушка, которая вешалась дома наконец дождалась своей последней петли. Девушка впереди ступила шаг, я ступила вслед за ней. Я почувствовала, как сзади ко мне пристроилась девушки и прошептала мне на ухо: "Никто не хочет, но надо!". Я ничего не ответила. Какой-то момент психика будто включила защиту, считая всё происходящее нереальным. Потом я опять стал наблюдать за девушками у края платформы. Она тоже красивая, её тоже жалко. Вот служащая продевает ей через голову петлю, вытаскивают через петлю длинные волосы наружу и затягивает петлю на шее. Всё меньше чем за секунду. И вот она уже висит, немного выгибаясь телом, то выпячивая свои груди, ту пряча. И вот передо мной всего две девушки. Первая делает шаг, вставая на край платформы. Вторая шагает, вставая за ней, я шагаю, вставая за второй. Ой, неужели так скоро? Неужели ещё чуть-чуть и мне предстоит познакомиться с собственной петлёй?
Я попыталась представить, что девушка, стоящая сейчас на платформе — это я, и это не ей, а мне сейчас одевают петлю, уже практически ощущаю петлю на своей шее. Ой, мама! Кажется, я ещё не готова отдаться петле, пожалуйста, только не сейчас, когда-нибудь я обязательно познаю петлю и отдамся ей, но только не сейчас, пускай между мной и платформой встанет хотя бы ещё одна девушка, ещё хотя бы одна девушка, но только не сейчас, не одевайте мне петлю! Я уже и не заметила, что девушка, которой одели петлю уже висит. Петля на моей шее уже затянулась, я вроде бы должна начать задыхаться, но почему-то не задыхаюсь. Девушка передо мной не торопится проходить к краю платформы, служащая хватает её за руку, резко подводит к краю платформы как раз в тот момент, как там появляется петля. Она хватает ту девушку за волосы, хватает петлю и продевает голову через петлю, резким движением затягивает её и в тот момент как-то резко успокаиваюсь, сама подхожу на край платформы и начинаю ждать свою петлю. Она появляется. Служащая одевает её мне на шею, я чувствую на волосах её руку, волосы она тоже просунула через петлю и резким движением затянула её вокруг моей шеи. И вот уже совершенно реальная, а не воображаемая петля сдавливает мою шею. Ни с какими воображаемыми реальная петля не сравнится, она вдруг страшно возбудила меня и в то же время накатил дикий страх. Я страстно хотела эту петлю и в то же время страстно не хотела. Но независимо от моего желания или нежелания петля была на моей шее и потихоньку тянула меня с платформы. Мне казалось, что в тот же момент кончу от переполнявших меня противоречивых чувств.
Будто в замедленной съёмке петля всё сильнее и сильнее сдавливала мою шею и давление становилось невыносимым. Давление в голове выросло до предела, всё тело пронзила боль. Ничто в моей жизни не могло с ней сравниться, недавний удар шокера казался по сравнению с этим выстрелом из детского пистолета. Я потонула в боли, в голове не осталось места ни для каких мыслей и чувств. Когда мысли вернулись, я их совершенно не контролировала. Назад, хочу назад, хочу вылезти из петли! Я захрипела, забилась, тело начало изгибаться, я руками пыталась достать петлю, верёвка, стягивающая руки, не давала, что угодно, только бы избавиться от петли на шее! Потом тело вытянулось, ноги попытались ощупать опору, потом я вся чуть выгнулась назад. И внезапно первый шок прошёл. Да, больно, да, очень больно, да, очень хочется вылезти из петли, но в лёгких ещё полно свежего воздуха. Я ещё даже толком не познала петлю, она даже ещё не конца затянулась. Но всё равно мысль, что в ближайшее время ничего не прекратиться, а будет становиться только хуже, ужасала, очень хотелось вновь поддаться панике.
Я инстинктивно дёрнула одной ногой и развернулась в петле. Увидела огромную очередь из девушек, ждущих своей петли, увидела ограждения, служащую, связывающую руки очередной девушке. Потом увидела платформу под конвейером и девушку со звонким голоском, ждущую своей петли. Прошло меньше пяти секунд с того момента, как я повисла, а мне казалось, что прошла уже целая вечность. Что она чувствует, глядя на меня? Не думаю, что мой вид помог ей не бояться петли. И я тут отметила, что несмотря на смелые слова она действительно боится, попыталась представить себя на её месте и внезапно почувствовала, как мои соски затвердели. Пускай боится, как бы она не боялась, висеть тут ещё страшнее. Сейчас бы я бы на её месте снова бы развернулась и побежала, не обращая внимания ни на какие шокеры. И вообще жалею, что не зарезалась кухонным ножом в тот же момент, как узнала, что за нами пришли. Наверняка именно поэтому тем, за кем приходят, не оставляют ни минуты на раздумья и ни на какие дела.
Я постаралась максимально успокоиться и не паниковать, хоть и понимала, что долго не продержусь: слишком уж сильна боль и слишком страшно от мысли, что никак невозможно избавиться от петли. Понимаю, что всё бесполезно, но руки сами дёргаются, пытаются высвободиться и взяться за петлю. Когда-то петлю конечно снимут. Я ведь сама видела, что можно выжить в петле. Но когда? Десять минут... Каким небольшим казался такой промежуток времени, когда была опора под ногами и какой вечностью кажется сейчас. Издав несколько хрипящих звуков мне удалось втянуть в лёгкие немного воздуха. Я увидела, как девушке, стоящей на платформе одевают петлю на на нею, вытаскивают волосы и завязывают петлю. Потом девушка падает с платформы и повисает в петле. Она морщится и дёргается. Для неё это тоже шок. По сравнению с ней я чувствую себя долговисящей. А ведь я вишу всего пять секунд. А нужно провисеть ещё в сто раз дольше. Если выживу — тогда удастся ещё хоть чуть-чуть пожить без петли на шее. Ах, какое это будет счастье! Если бы только можно было немедленно избавиться от петли...
Я всё-таки не удержалась и снова несколько раз дёрнулась, и повернувшись, увидела девушек, висящих на соседнем конвейере. Они тоже дёргались и извивались кто как, далеко не у всех прошёл первый шок, а у некоторых может и не пройдёт, они затихнут только когда совсем не будет сил дёргаться. Но все они были красивые и даже в их движениях была красота, как в танце. За ними было ограждение и ещё одна очередь с другой стороны конвейеров. Я не успела их толком разглядеть, верёвка уже разворачивала меня обратно. Снова увидела девушку со звонким голоском, в короткий миг я успела заметить, как она приподняла обе ноги и пнула ими назад, потом я снова увидела очередь. Как же их много, самых разных девушек, но одинаково голых и одинаково ждущих. Кто-то смотрит вперёд по направлению очереди, кто-то оглядывается по сторонам, кто-то с интересом смотрит на повешенных. Некоторые мастурбируют, некоторые целуются и ласкают друг друга. Совсем только что я была среди них, шла к краю конвейера, теперь двигаюсь в противоположную сторону с петлёй на шее. Встретилась глазами с одной девушкой. Её взгляд был сочувствующим. Мне вдруг тоже стало её жалко. Светлокожая, светловолосая, очень красивая, она не знает, что её ждёт. А я уже знаю и очень не хочу чтобы она тоже это испытала. Чуть подальше темноволосая девушка мастурбирует, глядя на другую повешенную девушку, она тоже красивая. Все они красивые и всех их жалко.
Я вдруг вспомнила, что собиралась пописать. Только теперь я заметила, насколько я сжалась от шока и как была напряжена и постаралась расслабиться. Получалось плохо. Петля теперь была для меня всем и не давала забыть о себе ни на долю секунды. И в то же время мне вдруг стало стыдно писать при всех этих девушках. Вот бы уже побыстрее уступить петлю кому-нибудь из них. Жалко их конечно, но сильнее желания скинуть с себя наконец эту петлю была только моя боль. Кое-как мне удалось расслабить мочеток и тонкая первые капли полились из моей щёлки. Я немножко раздвинула ноги и позволила влаге течь. Мне было очень стыдно, я даже прекратила писать и решила ещё немножко потерпеть. Я успела встретиться глазами с девушкой, которая мастурбировала, она смотрела прямо на меня, как терпеть петлю снова стало совсем невмоготу и я снова захрипела, задрыгала ногами и начала изгибаться телом.
Увидела, как извивается повешенная передо мной девушка, совсем рядом, всего в метре от меня. Тоже красивая, темноволосая. Вот она висит ко мне боком, потом она дёрнула ногой и повернулась ко мне лицом, оно было искажено гримасой. Но и у меня наверное тоже лицо не совсем нормальное. Мы в одинаковом положении, просто она висит на пять секунд дольше. Но как выяснилось, для повешенной даже пять секунд много. Ну что, будем знакомы, соседка по петле. Не знаю, видела ли она меня, мне показалось, что она вся в своём страдании. Я на какой-то момент тоже потонула в страдании, ничего не видела, чувствовала, что беспорядочно двигаю телом и ногами, дёргаю связанными руками. Но петля на шее вновь заполонила всё. Когда способность к распознаванию образов снова вернулась ко мне, я увидела свою соседку сбоку, на соседнем конвейере, повёрнутую ко мне попой и отчаянно сучащую ногами. Каштановые волосы спадали на её спину, ниже волос дёргались связанные руки. Я ещё немного повернулась и увидела начало конвейера, и девушку, стоящую на краю платформы под параллельным конвейером. Мы ещё совсем недалеко от начала конвейера! Вот той девушке одевают и затягивают петлю на шее, сейчас она тоже познает те страдания, которые испытываю я и мои соседки. Краем глаза вижу, как бьётся повешенная после меня девушка. От её звонкого голоска остались лишь глубокие гортанные звуки, всё её тело извивалось, ноги бешено колотились, она то поднимала их к животу, то с силой выбрасывала. Было видно, что она так и не совладала с первым шоком. Не зря боялась. Бедная девочка. Только теперь поняла, что значит "надо".
Петля... она для меня всё, снова и снова. Если не прилагать усилий к тому, чтобы переносить внимание наружу, то нет ничего кроме петли, ничего кроме боли и страданий. Невозможно выдернуть тело из петли, но пока возможно, стараюсь хотя бы выдернуть мысли из петли. С каждой секундой это всё труднее и труднее, за что бы зацепиться мыслью, за что бы зацепиться вниманию. Ах да, вот эта хрипящая девушка с некогда звонким голоском. У неё своя петля, свои страдания. Вот моё тело. Набухшие соски, плечи, наполняющаяся кровью голова, шея, сдавленная петлёй. Нет, только не петля! Вот опять соски, вот напрягшийся живот. Расслабить. Вот пупок, вот влагалище, вот ноги. Кстати о киске. Пока стыд отошёл, можно попробовать опять пописать. Я попеременно то напрягаюсь, то расслабляюсь, не понимая, что нужно делать. Капли снова начинают капать из щёлки, и уже инстинктивно усиливаю поток и пытаюсь раздвинуть ноги. Какое-то время пытаюсь сосредоточиться на струйке, вот она уже потихоньку иссякает.
Опять нет ничего, только петля. И верёвка, связывающая руки. Тела нет. Только петля. Только страдания. Я инстинктивно мотаю головой, пытаясь согнать этот морок, потом начинаю извиваться и тело нехотя появляется. Очень хочется вдохнуть, я пытаюсь, но ничего не получается. Не надо пытаться вдохнуть, лучше смотреть перед собой, так легче будет. Вот очередь из девушек. Волосы, глаза, уши, лица, красивые голые тела, плечи, груди, животы, пупочки, киски, ноги. Петля. Вдохнуть. Нет, не надо о петле. Вот девушка смотрит на меня. Чёрные волосы, голубые глаза. Ровный нос, тонкий рот. Шея, груди. Представляю себя на её месте и на её шее появляется петля. Зачем я в очереди представляла себя в петле, вместо того, чтобы наслаждаться жизнью без петли. Только теперь я понимаю, какое это блаженство — быть без петли на шее. Она красивая. Смотрю на живот, на чёрный треугольник на лобке. Как она переживёт свой первый шок от петли, как больно ей будет висеть? Они потихоньку идут. Сейчас их шейки свободны, но совсем скоро их всех повесят, им всем будет больно как мне.
Только бы избавиться от петли, только бы вдохнуть! Снова начинаю хрипеть и брыкаться. Когда уже конец конвейера? Как медленно он движется, как медленно идёт время. Конечно медленно, специально для того, чтобы я успела умереть. И другие повешенные успели. Но я умираю очень медленно, я очень хочу жить, всё тело восстаёт против смерти. Но петля потихоньку делает своё дело. Кислорода в лёгких становится всё меньше, я отчаянно пытаюсь вдохнуть, хриплю, задыхаюсь, ничего не получается — тогда дёргаюсь всем телом, пытаюсь освободить руки, но путы крепко сжимают их. Подтягиваю ноги к животу, толкаюсь то одной, то другой, потом выгибаюсь вся назад, взгляд немного приподнимается, упираясь в потолок. Снова расслабляюсь. Сколько, сколько мне ещё мучиться? Если бы можно было это как-то всё прекратить, хотя бы умереть немедленно. Разум понимает, что тело уже не спасти, но тело не хочет умирать и упорно требует что-то предпринять. А предпринять можно только одно — посильнее дёргаться. Иногда я подчиняюсь этому требованию, иногда сдерживаюсь, но не могу понять, как мне легче. И в том, и в другом случае страдания невыносимы.
Глаза видят, но понять, что я вижу становится всё труднее. Вот снова вижу свою соседку спереди, краем глаза вижу очередь, идущую навстречу к тому концу конвейера. Голые девушки, сотни голых девушек на небольшой дорожке между ограждением и стеной. По эту сторону ограждения — я и другие повешенные. На какое-то время сознание проваливается. Потом снова возвращается и я снова начинаю искать способы облегчить страдания. Дёргаюсь немного — не помогает. Смотрю вперёд. На параллельном конвейере дёргается и извивается девушка с каштановыми волосами. Бедная, тоже страдает. Как долго, как мучительно... Лучше вообще не рождаться на свет, чем родиться и вот так умирать. Если бы только можно было ускорить, но я не знаю, как это сделать. Висеть спокойнее? Или наоборот сильнее дёргаться и побыстрее исчерпать силы. У меня получается нечто среднее. Немного извиваюсь и вижу девушку с серебристым голоском, повешенную после меня. Она тоже уже потихоньку затихает, петля расслабляет её. Я тоже начинаю чувствовать усталость, все звуки превращаются в непонятные шумы, взгляд начинает расплываться. Проваливаюсь.
Снова пытаюсь почувствовать что-либо кроме петли. Она мне уже как родная, не могу уже даже представить себя без неё. Понимаю, что теперь даже если её снимут, всё я всё равно ещё долго не смогу дышать. Чувствую верёвку, связывающую руки, потом сами руки, пытаюсь сжимать-разжимать пальцы. потом двигаю плечами, втягиваю и выпячиваю грудь, потом аналогично втягиваю живот, начинаю тереть друг о друга ноги. Киска неожиданно отзывается. Какое прекрасное у меня тело, как же я раньше этого не ценила... Мне очень захотелось его потрогать, но руки были связаны. Тогда я стала представлять, как ласкаю себе груди, глажу себя по животу и массирую киску. Я ещё сильнее возбудилась и попыталась сжать ноги и хоть как-то потереть их о киску. Кажется, получилось, удовольствие начало просыпаться во мне. Страдания по-прежнему были безмерными, чудовищное удушье и нехватка кислорода, но чуть-чуть удалось их облегчить и я решила продолжить. Я представляла ласковые руки на своём теле, начала эротично извиваться. Давайте, смотрите на меня, посмотрите какую красавицу вы повесили... Я буду лежать в вагоне, мёртвая, но всё такая же красивая и непокорённая... Я попыталась сконцентрироваться на этом растущем наслаждении. Но мне явно было далеко до той девушки, которая кайфовала от петли, у меня не было столько тренировок. Но я очень старалась заглушить боль и удушье.
Сладкая истома неохотно разлилась по телу, но на этом всё остановилось. Вот бы было можно по-настоящему поласкать себя! Но я не могла, руки были связаны крепко и никак их нельзя было высвободить. Интересно, сколько раз уже успела кончить та девушка, которой нравится петля? И как она себя после этого чувствует? Сладко-расслабленной и удовлетворённой? Уже перестала эротично извиваться и спокойно висит, лишь иногда подёргиваясь? Она где-то совсем рядом, несколько метров вперёд по конвейеру, но её не видно за другими девушками. А ещё впереди Света с Надей. Ещё сильно мучаются? Или уже провалились в вечное забытие? А когда-то давно тут и мама моя так мучилась. И Юля, подруга Вики. Только сама Вика по случайности сюда не попала.
Где-то рядом была очередь из ещё неповешенных девушек, где-то рядом болтались уже повешенные, но у меня уже не было сил смотреть на это. Я висела с открытыми глазами и почти ничего не видела перед собой. Тело потихоньку начало смиряться с неизбежным. Иногда ещё требовало напрячься и бороться, иногда ещё хватало сил согнуть в колене ножку, но постепенно напряжение уходило, но легче от этого не становилось. Дышать хотелось по-прежнему, боль в шее по-прежнему была невыносимой. Десять минут я точно не продержусь, даже если не умру, то сойду с ума. Собственно уже начинаю, мысли становятся всё более путанными и фантасмагоричными, похожими больше на кошмарный сон, чем на явь. Но провалиться в пустоту всё никак не получается, все боли и мучения остаются со мной, они тут.
Но внезапно способность видеть вернулась, и вернулось ощущение тела. Я немножко пошевелила им, как бы проверяя, всё ли на месте. Опять захотелось поласкать себя, чтобы меньше мучиться. Ну же, ну! На этот раз тело было более расслабленным и отозвалось активнее. Навстречу мне шли красивые голые девушки, которые предполагали, но доподлинно ещё не знали, какие страшные мучения им предстоит перенести. Впереди меня висела девушка, с виду спокойно, но наверняка при этом страшно мучаясь. На соседнем конвейере одна из девушек до сих пор танцевала и извивалась. Я невольно засмотрелась на неё. Захотелось вдруг тоже в последний раз поизвиваться. Я сначала начала двигать ногами, но потом подключила всё тело. Мне внезапно это начало нравится, я при этом чувствовала себя всю от кончиков сосков, до кончиков ног и пальцев связанных рук. Какую всё-таки прекрасную девку они повесили в моём лице. И я вдруг кончила и забилась в конвульсиях наслаждения. Хотелось нежно стонать, но сдавленное горло пропускало только хрипы, но даже эти хрипы стали казаться мне эротичными. Наконец-то удовольствие! Оно разливалось по телу, проникало в каждую клеточку. Ох, как это прекрасно, как я нежна и красива. Хотели меня мёртвую — получайте, мне не жалко, я всё равно прекрасна. Только бы это не кончалось! Только бы унести это с собой на тот свет. Казалось, что моё желание обязательно исполнится, приятные судороги проходили по всему телу и не останавливались. Я вся намокла, из киски начал капать сок. Ещё, ещё, ещё!
Пустота. Долгожданная, но ещё не вечная. Способность чувствовать внезапно вернулась, но я не знала сколько прошло времени, где я и кто я. Я ничего не видела, только чувствовала невыносимое удушье и боль в шее. Темнота. Сколько это продолжалось? Год, два? Трудно сказать. Но по ощущениям я пребывала в таком состоянии очень долго. Вдруг какие-то руки схватили меня. Я ничего не видела и не могла пошевелиться. Пальцы скользнули мне по шее, но боль и удушье как были, так и остались. Положение тела изменилось, казалось, я падаю куда-то вниз. Далеко-далеко. Внезапно по телу ударила вода, хотелось дёрнуться, но я не могла, меня всю парализовало. Руки продолжали елозить по мне, но я так ничего и не поняла, что со мной делают. Снова падаю. Очень долго. И не понимаю, что происходит. Хочется вдохнуть воздух, но не получается. Потом что-то опять прошлось по телу, оно изменило положение. Потом вдруг резкая боль. Я упала на что-то мягкое, но кажется, продолжаю падать. Потом опять боль. Дальше ничего.
Мама рассказывала, что когда-то люди сами собой становились старыми, дряхлыми и в конце концов умирали. Но это уже несколько сотен лет не так. Сейчас возрастные изменения прекращаются к 25-30 годам, а дальше внешность зависит в основном только от образа жизни. Ещё рассказывали, что когда-то в мире жили и другие люди, похожие на нас, но без груди с чем-то непонятным между ног. Сейчас же в мире жили одни девушки. И никогда сами по себе не умирали. Каждый год примерно у одной из миллиона случайным образом в животике появляется новая девочка. Многие, как только замечают это, сразу убивают её. Но некоторым, как мне, удаётся родиться. Детей в этом огромном городе было очень немного, система обучения была до ужаса неразвита. Я ходила на занятия с пятью такими же маленькими девочками, как я, нас учили читать, считать, пользоваться терминалами и ориентироваться в городе. Когда я уже немного выросла и стала самостоятельно ездить на занятия, однажды я пришла домой, а мамы дома не было.
Мы с мамой жили в небольшой однокомнатной квартире с ещё тремя девушками. Их звали Вика, Света и Надя, я их знала с самого рождения, они можно сказать были частью моей жизни. Вика тогда носила в основном голубые лёгкие платья и ходила с тёмными волосами до плеч, остриженными в кружок. Надя была угрюмой неразговорчивой шатенкой, одевалась в довольно строгую одежду. Света была улыбчивой и жизнерадостной блондинкой с длинными волосами. У неё я и спросила, где мама. "С утра вышла и с тех пор не приходила" — ответила — "Просто так бывает, что кто-то совсем не возвращается". Остаток дня я провела в смешанных чувствах. Было очень непривычно засыпать без мамы. Утром я привычно отправилась на кухню. Там было всё как обычно, только мамы не было. Мои соседки уже всё приготовили и расставили тарелки.
— Ну слава Богу, опять вчетвером жить будем! — сказала Вика, садясь за стол — А то впятером — это уж совсем пипец!
— Ну, может, когда-нибудь нас расселят — с надеждой отозвалась Света.
— Ага, жди — пессимистично отозвалась Вика. — Скорее уж новая беда будет. Надеюсь из вас никто рожать не собирается? Достало уже это перенаселение.
— Если достало, — вмешалась Надя, — то на единицу сократить население каждый может.
— Ищи дураков, — фыркнула Вика.
Я мало что поняла из этого разговора, было только понятно, что мамы больше никогда не будет. С тех пор я живу только с ними тремя. Лишь изредка слышала из разговоров, что у кого-то кто-то из знакомых "ушёл", но об этом не принято было распространяться. Я даже не говорила никому, что у меня "ушла" мама.
Ещё через пару лет я увидела комбинат, в котором исчезают люди. Мы гуляли с Викой и ещё парой подруг по городу. Рядом с оживлённым проспектом стояло большое серое здание, перед ним была площадка, огороженная перилами. По периметру площадки стояли девушки в форме, за перилами, перед входом в здание стояла очередь из девушек. Кто-то переговаривался, кто-то смущённо оглядывался. С виду обычная очередь на какое-нибудь мероприятие. Но все в городе знали, что из этого здания уже никто не выйдет. С проспекта на площадку свернул автобус, двое девушек в форме подвинули перила, чтобы он мог заехать. Битком набитый автобус остановился и открыл двери. Из него начали выходить девушки и присоединяться к очереди. Когда все вышли, одна из служащих зашла в автобус, проверила, вышла и махнула рукой. Автобус выехал назад на проспект. Вика подошла, опёрлась на перила и с интересном посмотрела на очередь.
— Ну, каково быть там? — с интересном посмотрела она на меня. — Однако, если бы не эти комбинаты, жизнь в городе была бы совсем невыносимой. А так хоть кто-то может рассчитывать на расселение. Население потихоньку падает, но не так быстро, как хотелось бы. Представь, как хорошо было бы жить, если бы оно сократилось хотя бы в два раза? А лучше — в десять!
— Типун тебе на язык — прокомментировала Юля, одна из подруг. Я не очень поняла, что это значит.
Другая подруга, Катя, только зябко поёжилась.
— Вик, пойдём отсюда — сказала она. — Нам тут нечего делать.
— Боишься? — задорно отозвалась Вика и усмехнулась. — Да, многие боятся сюда приходить. Может и правильно. Если тут толпа соберётся, то конечно они быстро перенесут её на ту сторону. Но такое редко бывает.
Однако зевак вдоль ограждения всё же хватало. В полуметре от весело болтали, щёлкая семечки ещё две девушки, блондинка и брюнетка. Похоже, никого не заботило, что чувствуют те девушки в очереди, за оградой. Хотя нет, во взгляде Кати всё-таки было некоторое сочувствие. Но никто из них ничего не мог поделать, тем девушкам за оградой просто не повезло.
— Вик, правда пойдём. — нарушила молчание Юля.
— Какие же вы трусихи! Я же сказала, здесь редко кого ловят. На окраине города и то легче попасться, чем тут. Общество заботится, чтобы отбор был максимально случайным. Кроме собственного желания нет никаких факторов, которые могут снизить или повысить вероятность оказаться там.
— Ты в это веришь? — удивилась Юля. — Вот когда жертв выбирал компьютер по списку, это ещё было нормально, но теперь, когда просто хватают и везут сюда?
— Та система была слишком бюрократичной и неэффективной. И поверь, ловильщицам нет никакого дела до того, кто им достаётся. Бывает конечно, что кто-то пытается таким образом поквитаться с врагами, но таких самих быстро отправляют на комбинат. Ну, это конечно накладки, но нынешняя анархичная система всё равно мне больше нравится. Главное, чтобы всё было также чётко как с компьютером: если попался — то дальше уже не отвертишься. С компьютером, кстати тоже мошенничества были, говорили, что база у него была неполной, поэтому и решили ловить всех, до кого можно дотянуться.
Катя опять поморщилась.
— Лично я жду только того, когда же эти бессмысленные убийства прекратятся. Всё, не могу уже я иду. — сказала она и пошла вдоль ограды в сторону, где недавно проезжал автобус. Служащие уже задвинули ограду на место, но небольшой проём там оставался, человек мог пройти.
— Бессмысленные? — догнала её Вика.
— Да. И больше не хочу об этом разговаривать.
Вика подчинилась желанию подруги и, пожав плечами, замолкла. Мы пошли. Юле тоже не терпелось поскорее убраться отсюда, она пошла впереди. Служащие прогуливались вдол ограды, как казалось, с безразличным видом. Вдруг, одна из них схватила Юлю за плечо.
— Туда — показала ей служащая в сторону проёма ограды и столпившихся в очереди девушек.
Катя остолбенела.
— Юля! — вскрикнула она.
Я и Вика тоже остановились.
— Я вообще-то тут с подругами гуляю... — начала оправдываться Юля.
— Не спорить, — сказала служащая. — Туда.
— Проститься хоть дайте...
— Немедленно, — железным голосом сказала служащая и потянулась к шокеру. — Считаю до трёх. Раз... Два...
Юля быстро пошла за ограду по направлению к очереди. Мы стояли как вкопанные.
Другая служащая улыбнулась вам:
— Ну что стоите, тоже хотите присоединиться? — сладким голосом произнесла она. — Ну проходите, не стесняйтесь.
— Нет! — вскрикнула Катя и опрометью кинулась бежать.
Я побежала за ней, Вика догнала нас.
— Трусихи! — опять обозвала она нас.
Мне показалось, что произошедшее даже позабавило Вику, в то время как Катю била дрожь.
— Не понимаете, что это же просто случайность! — продолжила Вика.
— Ага, тебя бы так! — огрызнулась Катя. — Посмотрю, какой бы ты смелой была.
— Да без проблем, взяли бы меня — пошла бы. Я что, по-твоему не понимаю? Сколько прихожу туда — никогда ещё такого не видела. Часто прохожие сами туда заходят, а нам бояться нечего. Пойдём, зайдём сбоку, поболтаем с Юлькой через ограду, пока она ещё в очереди стоит.
— Нет! — затряслась Катя. — Никогда я больше туда не пойду! Слышишь? Никогда! Никогда!
— Ну и дура! Да тебя или Юльку где угодно могли поймать, посадить в автобус и отправить сюда. И любой городской автобус может съехать с маршрута и заехать на один из комбинатов. Это просто случайность, что её поймали возле комбината. Это неизбежно, это справедливо. Рождение случайно, смерть случайна. Раньше рождение не было случайностью, люди специально заводили детей. Но смерть всегда была случайна. Никто никогда заранее не знал, когда умрёт. Недаром же это происходит именно так: просто хватают, увозят и убивают. Все эти прощания и прочее только усиливают боль, не надо этого, не надо слюней. Надо быть сильней и относиться ко всему философски. Думаешь, как жилось в старые времена, когда все знали, что когда-нибудь умрут, не знали лишь когда? А ты, Катька, может вообще никогда не умрёшь и сразу такие сопли распускаешь при виде чужой смерти?
— Всё, с меня довольно философствований на сегодня, пока Вик.
И она побежала по поперечной улице. Я всё это время молчала и слушала Вику. Как только подруга от неё сбежала, Вика обратила внимание на меня:
— Ну как тебе, Ань? Ну скажи трусиха, а?
Однако мне была ближе позиция Кати.
— Вик, я тоже умру? — спросила лишь я.
— Это вряд ли, — усмехнулась Вика. — Они слишком медленно сокращают население.
Я лишь удивлённо посмотрела на неё. Её ничем не пробить. С темой перенаселения она всех уже достала. Действительно, почему она не уйдёт из столь ненавидимого ей перенаселённого мира? Правда надеется, что население сократят в 10 раз, а её при этом оставят? Ну что ж, даже в таком случае, один шанс из десяти у неё действительно есть, и сама она сдаваться явно не собирается. Но видимо не врёт, что спокойно восприняла бы, если бы например схватили не Юлю, а её. Но Катя всё-таки права, пусть лучше люди живут в тесноте, да не в обиде. У меня совершенно не было желания рисковать жизнью ради сокращения населения, но к сожалению правила устанавливаю не я. Есть очень много таких как Вика, которые сами хотели бы жить, но без других людей. Их наверное тоже можно понять, но видеть то, что они устроили в мире, было действительно страшно.
— Ладно, пошли домой, — сказала Вика.
По дороге Вика ещё рассказала, как она однажды видела, как "накрыли" один большой ночной клуб. Она тогда гуляла ночью с другими подругами и заметила как к клубу подъехал сначала один автобус, потом другой, из них начали выходить девушки в форме и заходить в помещение клуба. Потом из клуба начали выходить нарядные посетительницы, в основном в лёгких платьях, а другие служащие следили, чтобы все они садились в автобусы. Этих автобусов подъехало уже десять штук. Кто-то, видимо танцовщицы клуба были в одном белье, а потом появились также девушки топлесс и голышом. На внешний вид никто не смотрел, всех выводили как есть. Какая-то, видимо пьяная, девушка попыталась ударить одну из служащих, но получила быстрый удар шокером и скорчилась на земле. Служащая кое-как зашвырнула её в автобус, другие девушки помогли ей подняться и продолжили заходить в автобусы. Посетительниц в клубе было очень много, они еле помещались в автобусы. На улице стали скапливаться зеваки, но старались держаться поодаль.
Когда первый автобус отъехал от клуба, Вика предложила подругам: "Давай поедем к комбинату". Они отказались и Вика по своему обыкновению обозвала их трусихами. "Да не боюсь я, но господи, что там интересного?" — ответила одна из подруг, но Вика уже не слушала, села в одно из стоящих неподалёку роботакси, и хотела смело сказать "Западный комбинат", но в последний момент испугалась и назвала находившийся неподалёку перекрёсток. Вика прекрасно знала, что и при таком заказе автокар мог завести её за ограждение комбината и там высадить, а мог и при более смелом заказе высадить с внешней стороны ограды. Но всё-таки некоторая предосторожность не была ей чужда. Выйдя из кара, она немного прошлась и увидела освещённую фонарями площадку перед комбинатом. Девушки уже выходили из первого автобуса. Так как была ночь, очереди на улице не было. Служащие быстро показывали жестами девушкам, куда идти. Вика облокотилась на перила и смотрела. Зрелище очень её возбуждало. Она постаралась найти как можно более тёмное место и принялась ласкать себя. Девушки исчезали за дверями комбината.
Вот подъехал второй автобус, открылись двери. От того места, где она стояла, Вике всё-таки было не очень хорошо видно происходящее и она подошла поближе, почти к самому проёму. Вот одна девушка плачет и подруга старается её утешить. Одна из служащих подтолкнула их, чтобы они не задерживались. Кто-то всё не мог скинуть с себя клубное настроение, несколько девушек прыгали и подтанцовывали, но в конце концов также скрывались за дверьми. Третий автобус, новая толпа девушек. Места в буферной зоне комбината уже начало не хватать, и девушки начали скапливаться в очереди на улице. Очередь быстро бы закончилась, но подошёл четвёртый автобус, затем пятый, площадка стала заполняться. Служащие уже не настаивали, чтобы девушки поскорее заходили в комбинат, дали девушкам немного побыть на свежем воздухе, и девушки воспользовались этой возможностью. Пара подружек подошла к самым перилам рядом с Викой, одна из них начала курить. Некурящая Вика закашлялась и отошла немного в сторону. Одна из служащих пристально смотрела на них. Она видела Вику, но было видно, что Вика её совсем не интересовала, ей было главное, чтобы никто с внутренней стороны ограды не сбежал. Подъехал шестой автобус, девушек становилось всё больше. К двум подружкам подошла голая девушка и зябко ёжилась, непонятно было, от холода или от страха. Та из подруг, которая не курила, сняла с себя блузку, оставшись в джинсах и лифчике, одела её голой девушке и постаралась приободрить. Седьмому автобусу было уже некуда заезжать, хотя место для девушек ещё было. На площадке ещё было место, но мешали лишние ограждения, служащие стали пытаться их раздвигать. Подъехал уже восьмой автобус с девушками, затем ещё микроавтобус, из которого вышла пара десятка служащих. Седьмой автобус открыл двери прямо с внешней стороны ограждений и служащие принялись следить за выходящими с него девушками. Девушки видели, что служащих вокруг много, поэтому не пытались бежать.
Вдруг Вика ощутила прикосновение металла.
— Извините, — сказала служащая, двигающая ограду. — Вы не могли бы отойти? Нам тут место нужно.
Ночью прохожих на тротуаре почти не было, поэтому служащие подвинули ограду почти к самой дороге. Пока ограду двигали, в неё то и дело появлялись проёмы и было видно, что многие девушки пристально следили, не появится ли возможность удрать. Некоторые явно порывались, но никто всё-таки не решился. Из всё новых автобусов девушки заходили за ограду.
— Вика поймала взгляд одной из девушек.
— Чё пялишься? — спросила она.
— Да так, ничего — пожала плечами Вика, потупив взгляд.
Однако девушка продолжала смотреть на Вику и через какое-то время их взгляды снова встретились. Взгляд девушки был полон бессильной злобы и зависти.
— Ну ваще! — продолжила она.
— Да, — заступилась вдруг за неё другая девушка. — Ты что здесь забыла? Хочется присоединиться, так проходи! — она указала в сторону проёма, где всё новые девушки заходили внутрь ограждения.
— Я бы прошла, да места у вас нет. Так что извините, поживу ещё. — Вика вдруг развеселилась и показала девушкам за оградой язык.
— Ну ваще! — повторила предыдущая девушка.
— Так, отставить беспорядки, — Вика не заметила, как одна из служащих зашла за внешнюю сторону ограды.
Служащая повернулась к Вике и сказала:
— Не надо провоцировать, идите лучше.
— Хорошо, — согласилась Вика и пошла по направлению к автобусам.
Девушки из девятого автобуса ещё не все зашли за ограждение и последний, десятый автобус стоял с закрытыми дверями. Оттуда уже доносились крики "Блин, выпустите нас уже!". Пока Вика переходила к другому углу площадки, просьба девушек из автобуса была уже выполнена, но места за оградой ещё не было, они столпились у проёма и служащие внимательно следили за ними. Вика опять нашла тёмное место и принялась мастурбировать, глядя как девушки заходят внутрь здания комбината. Мысль, что они уходят туда навсегда и больше никогда не выйдут невероятно возбуждала её. Она очень хотела посмотреть, что с ними будет происходить внутри, но всё же не настолько, чтобы самой присоединиться к девушкам. Несколько раз она пыталась устроиться на работу в разные комбинаты, но была довольно ленивой и некоторых навыков ей не хватало. Но она не теряла надежду.
***
Спала я ночью плохо, снились разные кошмары. В одном из них Вика ходила с ножом по улицу, резала прохожих и кричала "Перенаселение!!! Всех замочу!!!". Но никто и не думал её останавливать, некоторые даже сами бросались ей под нож. Потом Вика бросилась с ножом на меня. Было очень больно, но потом отпустило. Потом я видела сверху девушек, столпившихся у комбината, потом огонь, сжигающий этих девушек, потом опять девушек у комбината, но уже зимой, стоящих на морозе раздетыми, и мне самой вдруг стало очень холодно и я проснулась. Было темно, я лежала на втором ярусе кровати. Я на аккуратно на ощупь спустилась с лестницы, сходила в туалет, и вернувшись остановилась возле спящей на первом ярусе моей кровати Вики. Она ровно дышала и была совершенно не похожа на того монстра из снов.
Я дотронулась до неё, провела рукой по волосам. Обычная девушка, даже красивая, только немного помешанная. Мы все, живя вместе, были очень близки друг к другу, и в то же время такие разные... Я забралась по лестнице на второй ярус кровати и легла. Снова начала вспоминать Викин рассказ и никак не могла понять её воодушевления. И почему ей так хочется видеть, что происходит с девушками внутри комбината? Сотрудницам комбината было запрещено это фотографировать, но Вика говорила, что несколько фоток всё же утекли в Сеть. Но она не догадалась их сохранить, прежде чем модераторы прикрыли тот сайт. А работать на комбинат Вику наверное так и не возьмут из-за её помешательства. Интересно, как она отреагировала, когда моя мама забеременела и решила не убивать меня? Наверняка тоже бесилась. Но когда я уже родилась, вела себя вполне нормально, играла со мной. Но не могло ли случиться так, что это она подстроила, чтобы моя мама попала на комбинат? Не найдя ответа, я заснула.
***
Прошло ещё лет пять. В наше время можно было совсем не работать, и жизнь шла своим чередом, полная развлечений и удовольствий. Я завела подруг помимо соседок, одна из них, Ира, научила меня плотской любви. Она мне не очень нравилась, но иногда дарила мне подарки и пыталась всячески меня развлекать и часто приглашала меня к себе. Она жила в двухкомнатной квартире с девятью другими девушками. Скучать им не приходилось. Большая комната была гостиной и поменьше — спальня. Во всех комнатах и на кухне был телевизор. Ира как-то смогла уговорить соседок оставить нас вдвоём в спальне. Шестеро принялись смотреть кино в гостиной. Ещё одна сказала, что хочет поиграть на кухне в какую-то ролевую игру, и двое захотели посмотреть как она будет играть.
В спальне стояло две двухъярусных четырёхспальных кровати и один двухспальный диван. Ира разложила диван и вдруг начала целовать. Потом она уложила меня на диван, задрала мне футболку и начала целовать мне живот. Потом сняла свою футболку, оголив груди, потом стянула футболку с меня и начала лизать, целовать и посасывать мои соски. Это оказалось неожиданно приятно. Потом она разделась вся, раздела меня и начала целовать и ласкать мою киску. Мы прижимались друг к другу, она гладила меня всю и в какой-то момент я кончила. Я тоже начала гладить Иру, но была совсем неопытной и не знала, как сделать ей приятно. Мы покувыркались ещё какое-то время, потом в комнату постучала одна из соседок, Ира быстро оделась и сказала мне одеваться.
У меня были смешанные чувства после этого. Она ещё не раз приглашала меня, но я всегда находила поводы ей отказать. Мне с ней было конечно приятно, но почему-то мне не хотелось больше делать это с Ирой. Но очень хотелось с другими. Было много подруг, которые очень мне нравились. Но я не знала как так устроить, чтобы остаться с ними наедине и не знала, согласятся ли они делать это со мной. И вдруг я поймала себя на мысли, что не прочь бы сделать это с Викой. Надо только поймать момент, когда Светы и Нади не будет дома и предложить ей заняться любовью.
Но у Вики были другие заботы. Она не оставляла своих попыток устроиться на комбинат и часто не бывала дома. Но неожиданно на комбинат взяли более трудолюбивую и менее болтливую Надю. Вика была просто в бешенстве. Надя ответила ей, что надо меньше веселиться и тусоваться, а больше заниматься делом, тогда всё получится и они будут работать вместе. Вика лишь мычала в ответ. Потом стала упрашивать Надю рассказать о своей работе. Надя начала рассказывать, но несколько путано. Тогда Вика предложила показать это на себе. По смутным описанием Нади она поняла, что для этого нужны крюки и верёвки, она вечером того же дня раздобыла их, а также накупила инструментов. Я лишь наблюдала, как она становится на стулья и табуретки, что-то сверлит, прибивает, и вот на потолке уже несколько крючков, она привязывает к ним верёвки. "Сразу видно бывшего строителя" — прокомментировала всё это действо Света. — "Жаль конечно, что десяток лет назад расширять города запретили". "Надька, готово!" — прервала размышления Светы Вика. — "Как там дальше? А, точно!" — с этими словами Вика разделась догола, не слезая со стула и привязала к своей лодыжке верёвку. Надя пришла в комнату, встала на один из стульев, перекинула одну из верёвок через крюк и взглянула на меня, потом на Свету.
— Ну что, помогайте, — пожала плечами она.
Мы со Светой взялись за верёвку и потянули её на себя, пока Вика не повисла за одну ногу вверх тормашками на верёвке, потом Надя взяла её за подвешенную ногу и сказала Свете встать на другой стул и завязать верёвку.
— Ну как? — спросила она Вику.
— Нормально, — ответила та немного сдавленным голосом. Она немного морщилась от боли в сдавленной лодыжке, но в целом была довольна.
Потом Надя привязала другую ногу Вики к другому крюку, на приличном расстоянии от другой ноги. Мне показалось, что при этом она украдкой поглядывала на небритую киску Вики, находящуюся почти на уровне её лица. Мои подозрения подтвердились, когда она, слезая со стула задорно хлопнула Вику между расставленных ног. Вика сладко простонала.
— Значит так, — сказала Надя и взяла в руки большой мясницкий нож. — Сначала я разрезаю девушке горло, — с этими словами она провела лезвием чуть не касаясь горла Вики. — Потом задираю ей голову и жду, пока стечёт кровь. Потом подставляю контейнер, дёргаю рычаг, и цеховая циркулярка окончательно отпиливает голову, она падает в контейнер. Потом начинаю разрезать здесь кожу, — она указала ножом на голень Вики, — потом режу, режу, режу, — она провела ножом до шеи, — всё, здесь головы нет. Потом начинаю снимать кожу, — она руками показала как. — Снимаю, снимаю, снимаю, бросаю в отельный контейнер, дальше не моя забота. Потом разрезаю тут и осторожно вынимаю кишки, кладу в ещё один контейнер. Потом отделяю мясо от костей. — Она она опять начала водить ножом вдоль тела Вики. — Режу здесь, режу здесь, режу здесь. — она показывала ножом на различные части Викиного тела. — Потом в конце концов мясо сюда, кости туда, дальше не моя забота. Ну что, всё понятно
— О да, — отозвалась Вика и начала ласкать свою киску. — Разрежь меня, Надька, отдели мясо от костей, перекрути в фарш и съешь, о! — застонала она от удовольствия, засовывая себе пальцы в киску.
— Вообще-то мы там все вегетарианцы, — ответила Надя. — После такого невозможно невозможно есть мясо.
Но Вика всё не унималась:
— Давай, давай, режь меня.
— Приходи на комбинат, вход там свободный, правда очереди большие бывают. Если смогу найти тебя среди груды тел — постараюсь лично разделать.
— О да, груды тел, — продолжала Вика, истошно теребя киску. — Целые вагоны, полные мёртвых девушек, о, как бы я хотела увидеть это!
Вика взвизгнула, кончая, и забилась в конвульсиях. Наде сначала было забавно на это смотреть, но потом она залезла на стул и стала с раздражением отвязывать верёвки. Вика ударилась головой об пол, но блаженная улыбка так и играла на её губах.
— Я обязательно научусь быстро разделывать мясо, — сказала она. — Мы будем работать вместе, я буду самой быстрой на конвейере, вот увидишь!
***
Утром в дверь позвонили. Я сразу узнала этих девушек в форме, Вика их называла "ловильщицами" и не раз рассказывала истории, как видела их на улице города, смело проходила совсем рядом с ними, но её ещё ни разу не поймали. Я вот почему-то ни разу их не видела в городе, но форму, в которой стояли девушки рядом с комбинатом не узнать было невозможно. Дверь открыла Света.
— На выход, быстро — резко сказала служащая.
— За нами пришли! — крикнула Света, обернувшись в квартиру и вышла на лестничную клетку.
Я, Вика, и Надя вышли в прихожую, служащая в это время зашла в неё.
— Давайте быстрей, — подбодрила она нас. — А я тут всё улажу.
Мы знали, что указаниям этих служащих нужно подчиняться беспрекословно, что-либо говорить им бесполезно, только хуже будет. Мы вышли на лестничную площадку. "Туда" — другая служащая указала нам в сторону лифтов, где стояло ещё несколько девушек, испуганно озиравшихся. Ещё одна служащая звонила в соседнюю квартиру. Открыла заспанная девушка в ночнушке.
— На выход, быстро.
— Ой, я оденусь...
— Не надо, — служащая схватила её за плечо и подтолкнула в нашу сторону.
Девушка угрюмо встала рядом с нами а служащая зашла в квартиру. Из квартиры вышла ещё одна девушка в халате, после чего послышалась ругань и служащая вывела ещё двух девушек, одна куталась в полотенце, другая была вся мокрая и голая.
— Блин, ну дайте домыться-то! — ругались они. — Нельзя же прямо так из душа вытаскивать!
— Молчать!
В это время двери грузового лифта начали открываться.
— Заходите.
Девушки начали заходить в лифт.
— Ваще беспредел! — продолжала возмущаться голая девушка.
Мне стало жалко её, поэтому я принялась расстёгивать свои шорты. Двери лифта закрылись и мы поехали вниз. Шорты упали.
— Ладно, не кричите вы, на месте домоетесь, — спокойно сказала девушка в халате. — Вот вам уже и одежду дают.
В тесноте небитого лифта это было нелегко, но я всё-таки подняла снизу шорты и предложила их голой девушке. Сама осталась в трусиках и лёгкой маечке. Голая девушка попросила у другой полотенце, она дала, но не стала дожидаться, пока первая вытрется и просто одела мои шорты. Двери лифта открылись. На первом этаже тоже было много служащих. Двери многих квартир были открыты. Нам не надо было показывать, куда идти и мы пошли к выходу из подъезда. "Ну что, не открывают?" — услышала я по дороге разговоры служащих. — "Будем ломать". Возле подъезда стоял большой автобус. Мокрая девушка уже вытерлась, завернулась в полотенце, но выглядела сердито и насуплено. Девушки начали неохотно заходить в автобус. Парочка незнакомых, потом девушка в халате, потом Вика, потом девушка в полотенце и полуголая девушка в моих шортах. Я сначала застыла в нерешительности, но потом пристроилась к нескольким незнакомым девушкам, проходящим через двери. Едва войдя внутрь, я услышала голос Вики: "Ань, садись сюда, у окошка, тут последнее место осталось". Я перелезла через Вику, села у окна и подпёрла ладонью голову, погружённая в свои мысли. Потом всё-таки заставила себя отвлечься от них и посмотреть, что делается за окном. На первом этаже у нас находился салон красоты. Через стеклянную стенку было хорошо видно, как стилисты стригут девушек, обдувают их феном и накладывают им макияж. Ещё около десятка девушек сидели за большим столом, переговаривались и листали журналы, ожидая своей очереди. Потом в салон зашло несколько служащих, и по жестам было видно, что они приказывают всем выходить. Но все от неожиданности остолбенели. Тогда служащие стали подходить к девушкам, хватать их за плечи, поднимать со стульев и подталкивать к выходу. Сначала начали выходить девушки, ожидавшие в очереди, потом недокрашенные и недостриженные клиентки, и наконец, замешкавшиеся дольше других сотрудницы салона, они же однако выглядели наряднее всех. Автобус таким образом наполнялся.
Из подъезда выходили всё новые группы девушек, кто в чём был: в домашних тапках, в трусиках и ночнушках, в майках и шортах. Большинство зашли в автобус, но некоторые остались стоять возле, служащие их не торопили. Девушка в блузке и джинсах вытащила из кармана сигареты с зажигалкой и закурила. Предложила также стоящей рядом, она согласилась. Вышли ещё две похожие девушки, причём показалось, что одна заметно моложе другой. "Мама с дочкой" — подумалось мне. За ними ещё несколько девушек, я уже особо не отмечала их особенностей. Я посмотрела чуть подальше, на соседний с нашим подъезд и увидела, как вышедшую из того подъезда девушку служащая поймала за руку и показала на автобус. Девушка подчинилась. Следующую вышедшую из того же подъезда девушку служащая не тронула и она спокойно пошла куда-то по своим делам.
В автобусе становилась тесно. Стоящие рядом с ней и Викой девушки как ни в чём не бывало обсуждали последние новости, подруг и танцы. "Странно, никто не говорит о том, что сейчас будет." Впрочем, тема смерти действительно была в обществе своеобразным негласным табу. Только теперь она заметила, что те разговоры с Викой были редчайшим исключением, в остальных же случаях если она пыталась заговорить с кем-то об этом, то собеседник переводил разговор на другие темы. Похоже и здесь так. Однако я всё же не удержалась и спросила Вику:
— Ну как, Викусь? Довольна? Хорошо у нас сокращают население?
— Нормально, — коротко ответила она.
— Увидишь свой любимый комбинат.
— Увижу, — чуть улыбнулась она.
Вот теперь и с Викой так. Раньше она могла болтать на эту тему без умолку, а теперь отмалчивается. Впрочем, сильно расстроенной она тоже не выглядела. Ей теперь было совершенно всё равно. Я опять посмотрела в окно. Служащие уже загоняли всех стоящих на улице девушек в автобус. Вскоре всё было кончено и автобус поехал по знакомым мне улицам в знакомом направлении.
Я года три не бывала возле комбината и сразу заметила, что тут кое-что изменилось. Площадка была поделена ограждением на две половины, из одной в другую имелся небольшой проход скраю площадки. Но я не придала этому особого значения. Высадившись, мы с Викой первым делом разыскали в толпе Надю с Викой и стали ждать, потихоньку двигаясь вперёд вместе с очередью.
— Ты что, не знала? — рассказывала Надя Свете. — Для работников комбината нет никаких исключений. Даже эти служащие, которые сейчас нас стерегут, если к ним придут во внеслужебное время — они будут считаться самыми обычными девушками, как и мы, и пойдут на переработку вместе со всеми. Ты меня удивляешь, прямо как маленькая. Исключений нет ни для кого. Вообще ни для кого. Так обеспечивается справедливость.
— Об этом так мало говорят... — сокрушалась Света. — Впрочем, я и сама не хотела ничего узнавать. Это Вика у нас помешанная...
Я посмотрела назад, в сторону улицы. Автобус уже уехал, ограждения были задвинуты на место, по дорогам как ни в чём не бывало ездили машины, по тротуарам шли прохожие. У ограждения стояли любопытные девушки и наблюдали за нами, стоящими в очереди. Неужели это и правда так интересно? Но Вика любила приходить сюда, её очень возбуждала мысль, что девушек по эту сторону ограды скоро не будет, ей нравилось смотреть в глаза этим девушкам и понять, что они чувствуют. А я и сама не понимала, что чувствую, но было интересно, за какими эмоциями приходят эти любопытные девушки. Может поэтому Вика теперь так неразговорчива, потому что теперь погружена в свои чувства и переживания, которые всегда так интересовали её? Я перевёл взгляд на неё. Ничего не понять, взгляд пустой, будто ничего перед собой не видит. Если сейчас обратиться к ней — с первого раза не услышит, придётся повторять. Однако я знала, что если спросить её "Ты расстроена?" она ответит "Нет, что ты. Я же понимаю, что мир перенаселён и кому-то нужно уйти, и если это должна быть я — пусть так и будет". Я опять повернулась к ограждениям и заметила, как одна девушка, шедшая по улице, ни секунды не колеблясь, явно решив всё заранее, зашла в проём ограждений и молча встала в очередь, присоединившись к нам. Я удивлённо посмотрела на неё, пыталась взглянуть ей в глаза и понять, что заставило её решиться на такое. Но глаза были обычные, такие же как у сотен девушек на улице и ничто в них не выдавало того, в какой очереди она стоит. Повернувшись опять к ограждению, я заметила, что одна из любопытных девушек стала задумчиво ходить взад-вперёд вдоль ограды, то и дело останавливаясь возле проёма. Мне на какое-то время показалось, что она тоже зайдёт сюда, но в конце концов она отошла от проёма и опёрлась на перила ограждения, периодически поглядывая на нас. Да, добровольно сюда идут очень немногие, но никто никогда и не запрещал.
Я перевела взгляд на ограждения с другой стороны площадки и заметила, что от площадки быстрым шагом уходит девушка. Наблюдала за нами, потом вспомнила что-то важное и побежала по своим делам? Здесь площадка выходила на глухие индустриальные дворы, любопытных тут почти не было. Потом заметил, как ещё одна девушка появилась откуда-то и пошла по направлению к улице. Потом ещё одна... Стоп! Это явно были девушки из очереди! И никто не гнался за ними, не ловил и не требовал вернуться! Там кажется какой-то проём в ограде. И что, можно выйти? Если можно — то я обязательно выйду! Не хочу я на этот комбинат. Я ещё совсем молодая, поживу ещё. Очень хотелось бы пожить. Свет надежды забрезжил в моей голове. Голос разума говорил мне, что выпускают явно не всех, но верилось, что меня они обязательно выпустят. Возраст, они наверняка проверяют возраст. Вика и прочие столько разглагольствовали о случайности, о справедливости, но разве это справедливо, что кто-то живёт долго-долго, а кто-то совсем мало? Даже в древности, я слышала, чаще всего умирали в приблизительно одинаковом возрасте, это наверное было справедливее, чем сейчас. Вот наверняка и решили наконец исправить эту вопиющую несправедливость. Настроение из спокойно-апатичного вдруг превратилось в позитивное, даже весёлое, происходящее стало казаться захватывающим приключением. Так бы был обыкновенный серый и скучный день, а тут столько событий, столько эмоций! Конечно, не будет уже Вики, Светы и Нади, но ничего, я привыкну, ведь даже без мамы привыкла, даже вспоминаю нечасто... Ко мне конечно наверняка подселят по крайней мере пару девушек, познакомимся, как-нибудь приживёмся вместе, всё будет хорошо.
Очередь уже подошла ближе и я уже могла хорошо видеть тот проём, из которого выходили девушки, ещё недавно стоящие в очереди. Он хорошо охранялся служащими, но кто-то же выходит туда! И я выйду. Потом я увидела, что одна из служащих стоит возле проёма с завязанными глазами. Вот она схватила одну из девушек за плечо и подтолкнула к проёму, она вышла и пошла по направлению к улице. Какая-то из девушек тоже попыталась выйти вслед за ней, но служащие остановили её, она пыталась что-то кричать ушедшей, но служащие грубо толкнули её в сторону входа в комбинат так, что та чуть не упала. В это время служащие полностью загородили проём, никто не выходил. Потом девушка с завязанными глазами взяла ещё одну девушку из очереди. Другие служащие аккуратно пропустили её и она вышла. Видя, что никто больше не пытается сбежать через проём, служащие немного расступились и проём опять стал почти свободным. Незрячая девушка схватила и подтолкнула к проёму ещё одну девушку, но она не стала выходить, развернулась и снова встала в очередь к дверям комбината. Незрячая конечно нечего этого не видела, зрячие служащие тоже не возражали. Случайность. Опять случайность! Но мне обязательно должно повезти. Девушки из очереди конечно всё видели, старались проходить как можно ближе к незрячей и задерживаться возле неё подольше, но незрячая подталкивала их в спину не в том направлении, как им хотелось бы, стоявшая рядом зрячая служащая тоже время от времени говорила "Живей, живей!" и подталкивала тех, кому толчка в спину от незрячей было недостаточно. Я заворожённо смотрела, как она водит рукой по спинам разных девушек, и пыталась представить себя на её месте. Интересно, как это — вслепую выбирать, кому жить, а кому не жить? Слепая, как сама судьба. Но судьба была не очень милосердна и подавляющее большинство подталкивала к комбинату и спасая где-то лишь одну из двадцати.
Я была уже совсем рядом с незрячей, как увидела, что она схватила идущую впереди меня Вику и подтолкнула к выходу. Вика сначала подняла брови, потом поняв, что произошло, весело вскрикнула и побежала вприпрыжку по направлению к улице. Я глазам своим не поверила. Одно то, что её отпустили, меня потрясло, но ведь её всегда тянуло к этому комбинату, она любила смотреть на очередь из девушек — и тут вдруг так быстро упрыгала? Более того, она даже не захотела поддержать никого из нас? Даже когда Юлю забирали, она хотела с ней поговорить через ограду, могла бы и нас спросить, что она может сделать для нас в мире живых. Какая же она всё-таки махровая эгоистка! Пока я думала, окликать её уже было поздно. Пока я раздумывала о поведении Вики, сама не заметила, как прошла мимо незрячей девушки. Я обернулась назад и увидела, как она пропускает мимо себя девушек, никого однако не выпуская наружу. Нет, не может быть! Она должна была выпустить меня! С самого начала, как нас привезли сюда я ещё так не хотела оказаться снаружи ограды. А теперь ещё и Вики нет... Я чувствовала себя преданной и брошенной. Понимала, что меня теперь не пропустят за ограду, но всё равно смотрела как заворожённая на проём и на незрячую девушку. Мимо неё проходили двое переговаривающихся подруг, одну из них незрячая выпустила. Но подруги потом снова подошли друг к другу, просто с разной стороны ограды и продолжали переговариваться. "Вот пример правильного поведения... А эта Вика... чёрт бы её побрал!" — подумала я. Однако случилось так, что чёрт побрал меня, а не её. Прошло уже где-то около минуты и одна из служащих указала подруге с внутренней стороны ограды идти к очереди. "Ну пока" -- "Пока" сказали они друг другу таким тоном, будто бы завтра собирались снова встретиться. Но на этом свете это было уже невозможно.
"Нет, этого не может быть" — думала я — "Где-то наверняка должна быть ещё одна незрячая девушка, я обязательно выберусь отсюда!". Но сама понимала глупость этих мыслей и от них хотелось плакать. Потом опять накатила злоба: "Зачем они поставили тут эту слепую девушку? Так было хорошо, когда я не знала о ней! И вообще раньше было всё лучше и честней! И пошли бы мы туда вместе в Викой и увидела бы она, что творится внутри её любимого комбината. Так нечестно!". Так как Вики не было, я поискала глазами Свету, нашла, кинулась к ней и обняла: "Светочка, я не могу больше, я хочу выйти, выйти отсюда". Она всегда была отзывчивой, принялась гладить меня:
— Все хотят, успокойся, ну что с тобой?
— Её та девушка в проходе смутила, — ответила ей Надя. — Завидует тем, кого она спасла. Дополнительный фактор случайности на случай если выбор хватальщиц окажется недостаточно случайным. Но на психику сама видишь как действует. Возможно, позже её уберут, но это в конце концов уже совсем не наше дело.
Меня отвлёк громкий смех. Я повернулась на звук. Смеялись две девушки за оградой. "Можно к вам?" — крикнула нам одна из них. Я решила, что они издеваются над нами, но вдруг та, что кричала, действительно начала карабкаться на ограду. Подруга начала помогать ей, подталкивая под попку, одна девушка из очереди протянула ей руку и дело сделано. В эту сторону перелезать можно. Оставшаяся с той стороны подруга тоже преодолела ограду, но быстро, мастерски и без посторонней помощи. Понятно, что они не хотели долго стоять в очереди и хотели сократить ожидание. Было видно, что добровольцам прощаются такие шалости. Но было не совсем понятно, почему они не воспользовались хотя бы проёмом с незрячей девушкой. Новенькие встали в очередь недалеко от нас. Оглянувшись, я увидела новый автобус, заехавший на площадку и ещё толпу девушек, выходящих из него. Незаметно очередь продвинулась ближе к дверям и я уже не видела за другими девушками незрячую служащую. Я всё ещё была зла на неё за то, что Вики не было рядом. Она конечно спасла её, но для меня она её будто бы убила. Похоже раньше я недооценивала роль Вики в своей жизни.
Обдумывая недостойное с моей точки зрения поведение Вики я вдруг подумала, а как бы я поступила не её месте. Ведь я тоже собиралась выйти и вернуться в пустую квартиру. Я представила, как прохожу мимо незрячей девушки, она хватает меня за руку и подталкивает к выходу, что я делаю дальше? Точно бы я осталась у ограды и принялась говорить с Викой, Светой и Надей? Или всё-таки бросила их всех, как Вика? Долго бы прощаться всё равно не получилось, рано или поздно им пришлось бы отойти от ограды и что тогда? Интересно, как там Вика? Я представила, как она входит в подъезд нашего дома. Интересно, двери в квартирах открыты до сих пор? Какое-то время наверное должны ждать, что кто-то может вернуться, раз уж тут стоит эта незрячая девушка. Вот она заходит в квартиру, закрывает за собой дверь и живёт как раньше, но уже без нас? Она так долго об этом мечтала, как же счастлива она будет одна, пока к ней не подселят новых соседок... Или всё-таки успеет поскучать в одиночестве и будет даже ждать себе новых подруг? Не знаю. Но всё равно чувство глубокой несправедливости кололо меня. Я заметила это в себе и подумала, что наверное я всё-таки такая же эгоистка, как и она, просто ей повезло, а мне нет.
Вот уже двери комбината. Пройдя ещё небольшой коридор я оказалась в большой комнате, полную раздевающихся девушек. В дальнем конце у выхода столпились голые девушки и ждали своей очереди, но с этого конца прибывали всё новые одетые девушки. Служащие в форме бегали между них и говорили "Быстро, быстро, раздеваемся, живей". Я увидела как одна из них ткнула одну ткнула одетую девушку шокером, и она скорчилась от боли. Похоже, из-за того, что она не хотела раздеваться. Идущая впереди Света сняла через голову футболку и расстегнула лифчик. Я решила тоже не ждать, когда меня ткнут и сняла майку, потом, чуть поколебавшись, трусики. Я увидела, что все складывают одежду в движущиеся на конвейерах корзины. Надя как раз тоже успела снять трусики и предложила забрать у меня одежду, чтобы положить в корзину, я согласилась. Мы пошли в сторону выхода и у противоположной стены заметила души, в которых мылись около десятка девушек, и ещё где-то столько же, ждущих очереди в душ. Служащие, однако следили, чтобы девушки не задерживались там слишком долго. Те, кто только что мылся стали вытираться и становиться в очередь у выхода. Одна девушка из очереди спросила служащую:
— Можно мне тоже?
— Можно, только быстро.
Она пошла к душам. Я так поняла, мыться именно тут было не обязательно. Я утром уже принимала душ, так что не стала туда проситься, Света и Надя тоже не стали. У выхода в следующий коридор стояла одна служащая, хватала всех проходящих за руку и прикладывала к ней какой-то прибор. Уже в коридоре я спросила Надю:
— Что это?
— Последний оплот бюрократии. Регистрируют смерть. С этого момента нас официально уже нет. Хотя нет, окончательно всё-таки регистрируют при съёме с петли, но дополнительную меру контроля решили не убирать.
Вот и всё. Не будет уже впереди никаких девушек с завязанными глазами, чтобы чудом спасти меня. Я снова стиснула зубы, чтобы не заплакать. Нет, это ужасно несправедливо, что я иду здесь, а Вика, эта эгоистичная стерва, которая так и тёрлась возле стен этого комбината, которая любила смотреть, как другие расстаются с жизнью, она останется жить, может даже ещё сотни лет, пока до неё дойдёт очередь. Но наверное думать так тоже эгоистично. Могла бы и порадоваться за неё. В конце концов она неплохо к ней относилось, с ней всегда было весело.
Было немного непривычно идти среди толпы голых девушек, но размышления о своей несчастной судьбе не давали мне полностью прочувствовать это. Коридор закончился и мы вышли в огромный зал. На высоте десяти метров по периметру тянулись длинные балконы с перилами, на один из таких балконов мы и вышли. Часть девушек тут уходила влево, а часть вправо. Подойдя к перилам и взглянув вниз я увидела то, о чём рассказывала Надя. Вагоны, полные мёртвых девушек. Боже, как было много девушек в каждом вагоне и как много вагонов. Я и представить себе не могла такое, хоть Надя и рассказывала, увиденное превзошло все мои ожидания. Тела сваливают просто как мусор на свалке. Мамочка, ведь я тоже окажусь среди этих тел.
Но даже сваленные как попало в кучу девушки оставались девушками. Мой острый взор выхватывал всё до малейшей детали. Вот лежит темноволосая девушка с красивыми чертами лица, глаза и рот закрыты, выражение лица спокойное, на шее тёмный след от петли, хорошо оформленные упругие груди, небритый лобок. Я бы с радостью занялась с ней любовью. И такую красоту скоро будут нещадно колоть, резать, потрошить молоть, давить? Как ужасен наш мир. Вот ещё одна светловолосая, неподвижный глаза открыты, зрачки закатились, лицо немного перекошено с очень большими грудьми и гладкой киской. И ещё, и ещё, сотни, тысячи девушек, и ещё больше рук, ног, голов и туловищ со скрывающимися под грудой других тел продолжениями. Я пыталась представить себе, какими они были при жизни. Самые обыкновенные, много таких увидишь на улице. И к любой из них может в любой момент подойти девушка в форме и отправить сюда. И вот она уже лежит в вагоне мёртвая, среди груды таких же мёртвых девушек. Большинство были хорошие и добрые. В наше время мало поводов для злобы. Раньше, я слышала, кто-то жил лучше, кто-то хуже, а сейчас все живут примерно одинаково. Работающее меньшинство живёт чуть лучше, но они же тратят много времени на работу, это справедливо. Наш мир был бы очень хорошим, если бы не эти комбинаты.
Я глядела на вагоны как заворожённая, потом увидела, как сотрудница одевает одной из мёртвых девушек петли на ноги, нажимает на кнопку и верёвки поднимают девушку вверх. Она тоже была красивая даже будучи мёртвой, но надолго ли? Сотрудница действовала очень быстро, как и говорила Надя: Разрезала шею, отпиливала голову, снимала кожу. Делала она это гораздо быстрее, чем Надя показывала на Вике. Разделав одну, она уже берёт из вагона следующую. Таких сотрудниц было очень много, рядом с ними стояли контейнеры с отрезанными головами, с ошмётками кожи, с кусками мяса и с костями. В каких-то висящих кусках хорошо было видно, что они были девушками, в каких-то уже лишь смутно угадывалось. Потом я увидела, как на один из вагонов с мёртвыми девушками опускается пресс. Потом он поднялся и я увидела, что лежащие девушки превратились в какое-то месиво из плоти и крови, в котором лишь изредка проглядывало что-то, выглядящее, как девушки. Потом вагон опрокинулся, из него начала литься кровь. Потом то, что осталось от девушек начало сыпаться в какую-то машину с вертящимися ножами.
Я услышала харкающие звуки. Одну из девушек, стоящих в очереди стошнило. Она блевала, перегнувшись через перила балкона. Под балконом была ещё какая-то металлическая платформа, на ней образовалось пятно. Ещё какие-то девушки, стоящие в очереди, засмеялись. Кажется, это те самые, что перелезали через ограду. Потом посмотрела вперёд и увидела, что одна из впереди идущих девушек жадно смотрит на происходящее внизу и мастурбирует, томно вздыхая и охая. Потом другие две девушки начали целоваться и тереться друг о друга грудьми, но потом пошли как ни в чём не бывало. Я продолжала смотреть на волосы, спины и попки идущих впереди девушек, потом перевела взгляд на груди девушек, идущих по соседству. Мне вдруг как-то сильно захотелось поласкать кому-нибудь груди, но делать это без предупреждения незнакомым девушкам конечно не решилась. Я знала, что Надя не очень любит ласки, но может попросить Свету? Они с Надей шли немного в стороне от перил, и я подошла к ним:
— Светочка, можно тебя поласкать?
— Ну давай, — ответила она.
И я начала гладить Свету по голове, потом нежно поцеловала, потом начала гладить ей груди, она тоже подключилась, начала в ответ гладить мои груди и поглаживать по всему телу, потом засунула пальчики в мою киску и принялась там водить, я тоже начала ласкать её киску. То и дело на нас натыкались другие девушки, нас немного толкали, я понимала, что здесь не очень хотела Свету. И почему мы раньше не додумались заняться любовью? Вот бы сейчас сделать это в тепле и уюте... Хоть я иногда и оставалась одна дома со Светой или Викой, но была очень стеснительной и никогда не предлагала никому такого и мне тоже никто не предлагал. И не знаю, занимались ли любовью друг с другом мои соседки, эпизод с висящей голой Викой был единственным виденным мною дома эротическим эпизодом. Эх, Вика... Как бы она повела себя здесь если б не та незячая девушка? Шла бы индифферентно, как сейчас Надя? Глядела бы на вагоны с мёртвыми девушками и мастурбировала? Ведь она так хотела это увидеть! Почему мир так несправедлив, почему не исполнил такого её желания?
— Ну ладно, хватит, — Света вдруг оттолкнула меня. — Дальше можешь просто поласкать себя, если хочешь.
Отпустив Свету, я увидела, что возле стены есть канализационные решётки. Одна из идущих девушек присела и начала мочиться, стараясь попасть в слив. Конечно, а что делать, если очень хочется? Ведь с тех пор как нас схватили, нам совсем не давали сходить в туалет. Разве что в раздевалке в душе можно было пописать. В принципе если очень сильно хотелось, можно было бы и на площадке возле комбината. Потом я заметила ещё одну писающую девушку. Подумала сначала, не последовать ли их примеру, но так как хотела не очень сильно, решила вернуться к краю балкона. На противоположной стене был виден ещё один балкон и другая, точно такая очередь. Потом взгляд опять упал на вагоны с мёртвыми девушками. Моя киска в то время была ещё возбуждена и хотела продолжения. Я непроизвольно начала тереть её.
— Очень возбуждает, правда? — ко мне подошла незнакомая девушка.
Я лишь удивлённо посмотрела на неё и не ответила.
— Ты играла дома с петлёй? — продолжила незнакомка.
— Н-нет. — нерешительно ответила я.
— О, это так классно! Это ощущение петли на шее, от одного его можно кончить. — она обхватила свою шею руками и я заметила её шее тёмные следы — Сначала она просто ласкает твою шейку, а потом сжимает сильно-сильно! — она начала хрипеть, имитируя удушение, хватать ртом воздух, закатывать глаза, эротично извиваться и стонать. — Такой кайф, так уже не терпится! Могла бы конечно и дома повеситься, да я собственно в последний раз чуть не умерла в петле, но верёвка оборвалась. Тогда я поняла, что нужно срочно идти сюда, тут ведь я увижу как и других вешают! Они ведь так красиво извиваются и перебирают ножками и танцуют! А, сама скоро увидишь. А вешаться одной и правда как-то неинтересно. А висеть в петельке среди множества других повешенных... — она опять схватила себя за шею и закатила глаза. — Ой, как представлю, так прямо сама себе завидую! А у тебя шейка такая нежная, очень хорошо будешь смотреться в петельке!
Её позитив начал потихоньку передаваться и мне. Начала думать, что наверное и правда не так уж плохо, что я попала сюда. Хотелось бы конечно ещё пожить, но столько интересного напоследок увидела и испытала, и ещё гораздо более сильные ощущения предстоит испытать. Я попыталась представить себе, как это, когда тебе одевают петлю, а затем вешают? Так ли это возбуждает, как рассказывает эта девушка? Я попыталась представить себя висящей среди других девушек, но получилось не очень хорошо. Да и что толку представлять, если совсем скоро я реально буду там висеть? Но девушка по соседству представляла, и то, что она представляла приводило её в полный восторг. Она хрипела и извивалась на ходу, мысленно она была уже там, в петле, и единственным её желанием было поскорее превратить мысли в реальность.
Посмотрев снова за ограду я уже увидела впереди край конвейеров, их было два. По потолку двигались крючки с петлями, в петлях висели девушки. У каждого конвейера две сотрудницы в форме вытаскивали девушек из петель и складывали рядом на платформу. Ещё одна сотрудница была в одних трусиках защитного цвета и обмывала лежащих на полу мёртвых девушек из шланга, ещё одна, тоже в трусиках, прикладывала регистратор, развязывала связанные за спиной руки, потом тёрла руками, разгоняя по телу воду из шланга, и раздвигала ягодицы, потом они обе брали девушек за руки и ноги и клали на движущуюся ленту нижнего конвейера, который увозил их в сторону вагонов, наполовину заполненных мёртвыми девушками. В месте, где конвейер заканчивался, девушки падали в вагоны.
Я какое-то время понаблюдала за тем, какой переполох устраивала в вагоне каждая падающая туда девушка, потом снова перевела взгляд на петли. Вот из петли вынули очередную девушку. Несколько осиротевших петель какое-то время ещё продолжали своё движение, потом уходили в дырку в потолке. Надо полагать, они возвращались под потолком и снова появлялись уже с той стороны конвейера, чтобы принять в свои объятия новых девушек. Я снова посмотрела на конвейер. На этом его конце девушки висели спокойно, даже умиротворённо, уже мёртвые. Я снова залюбовалась красотой их молодо выглядящих тел. Жить бы им ещё и жить, зачем их было обязательно отправлять сюда? По прихоти таких как Вика? Так почему же саму Вику сюда не отправили? Это уже казалось каким-то заговором. Может завязанные глаза — бутафория, и та служащая специально выпустила именно Вику? Хотя на тайную властительницу мира Вика совсем непохожа, и она и правда была удивлена, когда её выпустили, это я помню точно.
Вот с большим трудом вытянули из петли толстую девушку с темноватой кожей и огромными грудьми, но даже в её пухлом теле была своя красота. Потом за ней аккуратную смуглую девушку с длинными тёмными волосами, небольшими грудьми и аккуратно постриженной, но волосатой киской. Её вниз животом на кафельный пол, развязали стянутые за спиной руки и начали поливать из шланга. Она дёрнулась, перевернулась и начала кашлять. Ошибки быть не могло.
— Смотрите, она жива! — воскликнула я.
Большинство не обратило особого внимания, лишь любопытно посмотрели туда, куда я указывала. Подошла Надя:
— Ну да, они ведь висят всего 10 минут. Некоторые не успевают за это время умереть. Конвейеры очень длинные, но чтобы успеть повесить всех, они должны двигаться быстро. Так что пока технической возможности держать девушек дольше в петле нет. Но это небольшая проблема. Те, кто не успел умереть в петле, как правило умирают при падении в вагон, или от ударов падающих сверху на них. Но те, кто сверху, вполне могут живыми попасть на разделку. Но как правило они или без сознания, или не подают виду, но я не знаю, я не обязана была у каждой щупать пульс, на этом комбинате главное — скорость. Другие сотрудницы рассказывали о случаях, когда выжившие девушки пытались выползти из вагона. Их как правило ловят и удавливают на специально поставленной для таких целей гарроте. Такие девушки как правило очень живучие, и пульс у них не пропадает по полчаса. Говорят, гарротой не пользовались уже несколько лет. Похоже, что даже живучие предпочитают не мучиться так долго, ножом по горлу быстрее дело закончится.
— Ты правда работала тут? — удивилась стоящая рядом девушка — И резала девушек?
— Да, резала, а теперь разрежут меня, всё справедливо.
Я взглянула на конвейеры. Они и правда были невероятно длинные, я сбилась со счёта, пытаясь прикинуть, сколько девушек повешено на каждой ленте конвейера. Они висели довольно близко, в метре друг от друга. Я посмотрела на противоположную стену. Между повешенными девушками виднелся ещё один ряд повешенных девушек, между теми девушками было ещё одно ограждение и видна ещё одна очередь. Было понятно, что мы попадём на ближний к нам конвейер, а те девушки ждут своей очереди, чтобы быть повешенными на другом конвейере. Я снова посмотрела на повешенных. Мы уже подошли чуть ближе к середине конвейера и было видно, что тут ещё не все девушки мёртвые, некоторые ещё подёргивались. Вот одна даже согнула ноги в коленях, потом выпрямила ноги, вытянула носочки вниз, потом затихла. Вот одна висела спиной ко мне и шевелила пальцами связанных рук. Но многие проплывали мимо спокойные.
Я снова засмотрелась на них, отмечая, какие они красивые, смотрела на их лица, глаза были у кого-то закрытые, у кого-то открытые, но, кажется не видящие, у большинства зрачки были заведены вверх, но некоторые смотрели и прямо. Смотрела на рты, у кого-то умиротворённо закрытые, у кого-то скорченные в страдальческой гримасе. Смотрела на спадающие на спины и плечи волосы, смотрела на шеи, стянутые чёрными петлями, смотрела на груди, большие и маленькие с разными формами и размерами сосков, у большинства соски торчали как при возбуждении. Наверное не врала та девушка, страстно желающая в петлю. Но сейчас мне до этого не было дела, я смотрела на животы с пупками, на киски, у большинства волосатые, но подстриженные, но у кого-то и заросшие, и гладко выбритые, смотрела на упругие попки, на длинные ноги, на ступни, ищущие опоры. Мне показалось, что я могу достать до них рукой, попробовала перегнуться через перила и дотянуться до одной из повешенных, но не получилось, от моей руки до девушки оставалось сантиметров десять. Поэтому я снова принялась смотреть. Так и хотелось запечатлеть в памяти всех этих девушек, чтобы хоть что-то осталось после их смерти. Но моя память о них будет недолгой, потому что скоро я и сама буду висеть с петлёй на шее. Поэтому я переключила мысли на другое.
Представила Вику, висящую в петле. Она бы тоже выглядела красиво, как и большинство проплывающих перед моим взглядом девушек. Потом представила Вику в контейнере с телами. Но понимала, что этого в ближайшее время не ожидается. Потом представила висящую Свету. И мне вдруг стало безумно жалко её, даже больше чем себя. Вот уж за кого бы я радовалась, если бы её отпустили. А вот Вика полностью заслужила того, чтобы быть тут. Это она хотела сокращать население, так пусть и сокращает, лёжа в вагоне с мёртвыми девушками. Представлять себе Свету, лежащую в этом вагоне было особенно больно, появилась даже злость от бессилия, что я ничего не могу сделать, чтобы это предотвратить. Я была уверена, что если бы кто-то из служащих предложил бы мне сейчас либо выйти из комбината самой, либо отпустить Свету, я бы выбрала второе. И корила себя за то, какой эгоисткой была в очереди на улице, хотев вернуться в опустевшую квартиру без Вики, Светы и Нади. Ничем не лучше Вики, у которой таковое желание сбылось. Я опять посмотрела на движущиеся по потолку крюки, свисающие чёрные верёвки и повешенных девушек. Всех их было жалко. Опять смотрю на лица. Потом на шеи в петлях, груди, плечи, спины, связанные за спинами руки, ягодицы, животы, киски и подёргивающиеся ноги.
Попыталась представить среди них Надю. Для меня она была обычной девушкой, было жалко её, но не больше и не меньше, чем других, незнакомых, хоть я и знала её всю свою жизнь. Ну да без разницы, жалко, не жалко, я всё равно ничего сделать не могу, я в том же положении, что и она. Вот Свету мне очень жалко, но от этого ни мне, ни ей ни жарко, ни холодно. Вот Вику было бы ещё менее жалко, однако она вопреки этому в ближайшее время здесь висеть не будет. Или всё-таки жалко было бы? Если бы я её не знала и увидела тут, то конечно мне было бы её жалко. А если б знала? Не знаю, может да, может нет. С одной стороны она выступала за сокращение населения, а с другой стороны сокращение делается не просто так, а ради тех девушек, которые останутся жить. И Вика явно хотела быть среди них. Ну а кто из этих повешенных не хотел бы? Даже если кто-то из них вообще против того, чтобы убивать девушек, это не отменяет того факта, что ресурсы планеты не безграничны, что люди прошлого почти полностью истощили их и подорвали её экологию, и теперь пришёл час расплаты. И пришедшим на смену людям прошлого современным девушкам, чтобы выжить, приходится употреблять в пищу убитые и переработанные тела других девушек. Можно спорить насчёт справедливости нынешней случайной схемы выбора, но кто я, чтобы судить? Так что наверное всё-таки, если бы Вика попала сюда, она бы заслуживала жалости. Правда, кому вообще эта жалость нужна? Вике-то уж точно нет.
А мне чья-то жалость нужна? Вдруг подумалось, что мне будет легче, если я буду точно знать, что Вике меня жалко. Вот Свету и Надю мне самой жалко, важно ли для меня, взаимна ли эта жалость? А если меня пожалеет какая-то случайная девушка из очереди, для меня это будет иметь значение? Я представила себя со стороны. Себя я тоже считаю красивой и в петле это обстоятельство не изменится. Очередная красивая повешенная девушка, которую очень жаль из-за того, что ей уготована такая участь. Потом опять попыталась представить, что буду чувствовать и ощущать, будучи в петле. Это наверное очень больно, удушье будет мучить, будет до ужаса хотеться дышать, но я ещё буду жива, буду пытаться вдохнуть, буду дрыгать ногами и извиваться. Буду ли я тогда смотреть на девушек и думать о том, жалко ли им меня? Или они больше думают о том, что скоро сами окажутся в петле? Наверное не стоит их осуждать за это.
Мы уже почти подошли к середине конвейера. Здесь уже около четверти повешенных девушек подавали явные признаки жизни. Могли закрывать и открывать глаза, двигать зрачками, шевелить пальцами, ноги у многих конвульсивно подёргивались. Но на сколько-нибудь значительные движения сил хватало наверное у одной из десяти. Вот одна из повешенных немного изогнулась в корпусе, лягнула ногами воздух и закрутилась в петле. Я смотрела то на её лицо, то на коротко подстриженные сзади волосы, потом на груди, на стянутые за спиной руки, на киску, на ягодицы, потом опять в лицо. Было видно, что она изо всех сил пытается открыть рот, но сдавившая горло петля мешает это сделать, глаза пытаются что-то поймать, но из-за вращения взору не за что зацепиться. Она ещё раз выгнула туловище и замедлила своё вращение. Потом она совсем остановилась и я смогла встретиться с ней взглядом. В её глазах я увидела полную чашу боли и страдания. И постаралась, чтобы в моём взгляде она прочитала понимание, сострадание и жалость. Я снова не удержалась, протянула к ней руку и стала поглаживать по воздуху, будто пыталась погладить её, но мне не хватала длины руки. "Я тоже скоро буду висеть, но хочу тебя утешить" — хотела сказать я, но та девушка была уже позади.
Я обернулась назад и увидела девушек, стоящих в очереди за мной. Те две девушки по-прежнему хохотали, несколько мастурбировали. Похоже повешенные их возбуждали. Мне оставалось лишь надеяться, что это не усугубит страдания несчастных. Я уже наверное не буду мастурбировать, а если и буду, то отойду подальше от ограды, чтобы повешенные меня не видели. Было бы мне больнее, если бы какая-то другая девушка мастурбировала глядя на меня, болтающуюся в петле? В общем случае да, но я же понимаю, что эти девушки тоже скоро окажутся в петле и им нужно хотя бы небольшое утешение, хотя бы насладившись видом девушки, повешенной ранее. Я оглядела с ног до головы девушку, стоящую за мной и представила её себе в петле, как она будет дёргаться, брыкаться, извиваться, как будут подпрыгивать её груди, как из-за между разведёнными ногами будет сверкать её киска. Но ведь не только она! Трудно поверить, что все эти сотни девушек тут для того, чтобы быть засунутыми в петлю.
Я снова повернулась к повешенным. Вот висит красивая девушка с каштановыми волосами до плеч, ноги её конвульсивно подёргиваются, бёдра и грудь тоже чуть-чуть ходят из стороны в сторону. Вдруг из щели между ног потекла вниз крупная струя мочи и звонко зазвенела о решётку канализационного слива. Писала девушка довольно долго, было видно, что она очень хотела в туалет ещё до повешения и даже будучи повешенной держалась до последнего. Стеснялась? При этом было видно, что она старается развести ноги чуть вширь, чтобы на ноги случайно не попала моча, но это стоит ей невероятных усилий. Она была уже сзади меня, когда перестала писать, но даже там было видно, каким огромным облегчением это для неё было. Она расслабилась и окончательно затихла. Скорее всего до самого конца больше не пошевелится. Мне уже тоже немного захотелось в туалет. Если я не пописаю где-то здесь, то обязательно описаюсь в петле. Где лучше будет пописать: тут или дотерпеть до петли? Хоть тут тоже были канализационные сливы, мне показалось, что тут писать гораздо более стыдно, чем в петле. Дотерплю до петли, но в петле уже не буду стесняться и сдерживаться и сразу пописаю. А то потом сил будет гораздо меньше, чтобы ноги разводить.
Эти мысли опять заставили меня представить мысленно ощущения при нахождении в петле. Эх, если бы можно было заранее узнать! Ну, та девушка конечно вешалась уже, хоть и не до смерти и ей это почему-то понравилось, но глядя на этих повешенных девушек, мне не кажется, что им это нравится. И уверена, что мне тоже не понравится. Очередная проплывающая мимо повешенная девушка громко и отчаянно хрипела, то дрыгала ногами, то вытягивала носочки вниз, при этом отчаянно пыталась освободить руки и достать ими до петли. Интересно, что она чувствует? Я сдавила себе горло руками и попыталась представить на своей шее петлю, но хотелось не просто представлять, а знать точно, что при этом чувствуешь. Хотя что от этого изменится? Будет легче если точно знать, чего ждать? Или напротив будет ужас при воспоминании предыдущего опыта и страстное нежелание его повторять? Мне почему-то кажется, что скорее второе. Но один опыт повешения мне всё-таки предстоит испытать, я, к сожалению, ничего с этим не сделаю. Заранее же об ощущениях могу судить только по виду этих повешенных девушек и пока наблюдения неутешительные. Вот рядом ещё одна, уже активно бьётся и извивается, издавая гортанные звуки и чуть не задевая соседних девушек. Соседние девушки висят поспокойнее, но тоже подёргиваются, время от времени издавая хрипы. Да, нужно готовиться к тому, что это будет очень и очень больно, мучительно и неприятно, но точно об этих ощущениях мне лучше заранее не знать и даже не думать. В петле узнаю, а пока не думать. Однако как же ужасает, что я всё-таки узнаю это, почувствую на себе и ничего не смогу с этим сделать. Да и сейчас не могу. Могу только не думать. Но что делать, если всё равно думается?
За оградой становилось всё больше хрипящих и извивающихся девушек. Вот одна из них, светловолосая с небольшой грудью временно перестала хрипеть, напряглась, развела ноги и стала писать, потом расслабила ноги и захрипела с новой силой, потом ей вдруг удалось вдохнуть воздух, но хотелось ещё, она пыталась, силилась, напрягала и расслабляла живот, потом в отчаянии дрыгала ногами, потом её заслонили другие извивающиеся в петле девушки. Я посмотрела вперёд и увидела спокойно висящую девушку со спадающими на грудь тёмными волосами и мохнатой киской, моча струилась прямо по её ногам. Рядом с ней одна красивая девушка волосами, забранными сзади в хвостик, с упругой грудью и тугой попкой отчаянно извивалась и будто бы танцевала, одновременно, потом расслабилась, потом опять стала биться и извиваться, издавая отчаянные гортанные звуки. Потом опять затихла и встретилась со мной взглядом. Не знаю, что было в этом взгляде, но мне вдруг стало очень и очень страшно. Мысль, что мне скоро наденут петлю и я тоже начну свой путь на этом конвейере стала наводить на меня неописуемый ужас. В висках стучала только она фраза: "Нет! Не хочу в петлю!" Мне захотелось побежать назад сквозь толпу девушек, я уже даже развернулась и сделала один шаг, как вдруг резкая боль пронзила голову и распространилась под всему телу. Выстрел из шокера. Я бы упала, но одна из девушек подхватила меня, развернула обратно по направлению очереди и какое-то время держала за руку.
— Ну как, прошло? — спросила она.
Я кивнула. Страх перед петлёй ещё был, но я уже пришла в себя заставила себя смириться. Однако похоже мне лучше не смотреть пока на повешенных, лучше киску поласкаю и успокоюсь.
— Боишься петли? — угадала она.
Я снова кивнула.
— Я тоже боюсь, — сказала она звонким голоском, — но мне уже легче.
Я посмотрела на собеседницу и поразилась, какая она красивая. Светлые заплетённые волосы, карие глаза, груди чуть больше среднего с большими сосками, в меру упитанный живот, маленький пупок и выбритая киска. Я начала целовать её груди, потом прижалась всем телом.
— Пойдём уже, — сказала она.
— Да как же тебя можно вешать? — вырвалось у меня. Но отметила про себя, что в данный момент так боялась, что если бы мне предложили выбирать между своим спасением и её, я бы без колебаний позволила бы её повесить.
Девушка лишь пожала плечами и продолжила своим удивительным голосочком:
— Не знаю. Но ты лучше не ной, а помоги мне не бояться петли.
Не бояться петли. Её всё-таки повесят. И меня. И сотни других девушек в этой очереди — повесят. И Свету, и Надю. Насколько кто из них боится, а насколько кто жаждет петлю? Я старалась смотреть перед собой, на волосы, спины, ягодицы и ноги стоящих передо мной девушек. Но перед моим мысленным взором опять проплывали повешенные девушки. Какие же они все красивые. Как же их всех жалко. Потом я опять представила себя хрипящую и задыхающуюся в петле. Потом как меня вынимают из петли сотрудницы, развязывают, моют кладут на ещё один конвейер и я падаю в вагон с телами мёртвых девушек. Потом сверху падают ещё девушки. Вагон уходит в первый цех и девушек начинают доставать из него. Где-то в этом вагоне мёртвые Света и Надя. Где-то эта прекрасная девушка с серебристым голоском. Наверное я помогла ей не бояться петли, но легче ли ей от этого стало в петле? Где-то та девушка, которая страстно хотела в петлю. Интересно, как она умудряется испытывать в петле вместо невыносимых мук и страданий кайф и блаженство? Вряд ли это как-то внешне отразится на ней, разве что движения может будут чуть более эротичными. Где-то в вагоне будут лежать и эти две хохотушки, нагло перелезшие через ограду. И та девушка, у которых вид вагонов вызвал рвотные позывы. Её тоже не минует сия участь, она тоже задохнётся в петле и будет лежать мёртвая в вагоне и может её вид в числе других вызовет рвотные позывы у какой-то другой девушки.
И лишь Вики нигде нет. Она где-то там, в мире живых, бесконечно далеко отсюда. Её уже схватили и привели на комбинат, но она в последний возможный момент выскользнула из объятий смерти. Ей всегда с этим везло, она смело ходила мимо хватальщиц но её не хватали. Как это ещё объяснить если не заговором? Разговор двух девушек неподалёку вырвал меня из раздумий:
— Хорошо было древним людям. Они при повешении сразу теряли сознание. А вот современные девушки, обретя бессмертие, стали гораздо крепче, и теперь сама видишь: никто не теряет сознание в петле. Разве что некоторые стараются висеть спокойно и не дёргаться, но они всё равно в сознании. Повешение осталось смертельным, но стало намного более мучительным. Знаешь, Оль, мне страшно. Не хочу в петлю!
— Никто не хочет, а что делать? Хочешь ещё более мучительной смерти?
— Да, наверное петля действительно не самый лучший вариант. Но как ты думаешь, что чувствуют эти повешенные?
— Мне это определённо не понравится. Да и тебе наверняка тоже.
Во мне вдруг любопытство вновь пересилило страх и я решился пройти к перилам и посмотреть на повешенных. У этого края они вовсю брыкались, извивались, хрипели, временами издавая стоны. Некоторые не стесняясь писали, некоторые уже пописали и лишь редкие капли капали с их мокрых кисок. Было слышно, что некоторые ещё могут дышать пока петля до конца не затянулось, но это даётся им очень тяжело. И вдруг, глядя на них я снова возбудилась. Даже вдруг стало непонятно, чего я только что так боялась. Взгляд упал на красивую черноволосую девушку и большими глазами и острыми ушами. Глаза были широко открыты, ей удавалось немножко открыть рот и вдохнуть воздух, её танец был так же красив, как и она сама. Рывок — и она повернулась ко мне попкой, показывая закрытую волосами спину и дёргающиеся пальцы на связанных руках. Ещё рывок — и её упругая подпрыгивающая грудь и подстриженная волосатая киска снова у меня на виду. Следующая за ней блондинка с крупной головой и косичками будто бы просто бежала, потом потихоньку остановилась и уписалась. Следующая за ней брюнетка висела ко мне задом спокойно, лишь иногда вздрагивая и похрипывая, потом она потихоньку начала поворачиваться и мне открылась красивая упругая грудь и мохнатая киска. Следующая за ей повешенная с каштановыми волосами извивалась всем телом, громко и отчаянно хрипя, то сводила ноги, то раскидывала в стороны, показывая киску. Я забыла ранее данное себе обещание и начала мастурбировать прямо глядя на них. На дальнем конвейере тоже извивались и плясали повешенные девушки, за ними тоже было интересно.
Потом вдруг накатило необъяснимое желание ощутить на шее петлю. Я схватила себя за горло, но это было ничтожно мало по сравнению с тем, что бы я хотела ощутить. Пусть это больно, пусть мучает удушье, я хочу этого, я хочу петлю! Я засунула себе пальчики глубока в киску и тело начало биться в судорогах оргазма. Он был такой мощный, что я едва устояла на ногах. И я вдруг отчётливо ощутила на своей шее петлю, и из моего горла вырвалась пара хрипов. И тут я увидела начало конвейера. Увидел голую девушку, стоящую на краю платформы. Она вся тряслась и сжималась. Рядом с ней стояла служащая в форме. Из дыры в потолке спустилась петля, служащая быстро одела петлю на шею девушке и затянула. Крюк двигался потолку, верёвка натянулась, потянула за собой девушку, она упала с платформы и повисла в воздухе. Бедная девушка и в петле выглядела зажатой, висела спокойно чуть сгорбившись и подтянув ноги к животу. Из её рта вырвалось несколько хрипов. "Ничего" — мысленно сказала я ей — "Скоро петля расслабит тебя и ты отдашься ей вся, целиком и полностью". А на платформе тем временем к краю подошла высокая девушка с короткой стрижкой.
Было видно и соседний конвейер. Там тоже служащая только что приладила петлю на шею новой девушке и она отправилась в свободное плавание. Высокая тоже повисла, издала несколько хрипов и начала дёргаться. К краю подошла низенькая худощавая девушка и тоже стала ожидать своей петли. Это совсем недолго. Петли шли с интервалом в пять секунд и на краю платформы девушкам приходилось ждать всего секунд три. Мне сначала показалось, что петля не дотянется до неё из-за низкого роста, но нет, служащая без проблем просунула петлю на её маленькую шейку, затянула и она уже тоже висит похрипывая и немного проворачиваясь. К краю платформы подошла новая. В это время мимо меня медленно проносилась повешенная девушка, которая боязливо ёжилась на платформе. Она уже захрипела вовсю, начала извиваться. "Молодец" — хотелось сказать ей. — "Вот и ты познала петлю".
Поглядев вперёд себя я увидела конец очереди. Очередь сюда стояла на широкой платформе в три ряда, но в конце стояло ограждение, плавно сужающее платформу так, чтобы могла пройти только одна девушка. В конце в ограждении был проём, возле него стояла служащая. А заметила, как в проём вошла Надя, повернулась к служащей спиной и завела руки за спину. Служащая быстро завязала толстой мягкой верёвкой руки и шлёпнула Надю по попке. Она пошла к группе девушек с завязанными руками, ждущих своей очереди к краю платформы. Очередная девушка сошла с платформы и повисла. Ещё одна девушка подошла на край, остальные тоже двинулись вперёд. Незнакомая девушка прошла в проём, тоже без всяких слов и приказов повернулась спиной к служащей и завела руки за спину. На меня вдруг опять накатил дикий страх. Легко было мечтать о петле, когда она казалось ещё так далеко. Легко было хвалить девушку, познавшую петлю, самой её не познавши. А как насчёт того, чтобы самой наконец-то познать петлю? Будешь молодцом или как? Похоже не буду. При мысли, что скоро я буду стоять на краю платформы и мне будут надевать и затягивать петлю меня снова охватил ледяной ужас. Масла в огонь подлила девушка, стоящая впереди и запричитавшая: "Ой Боже, мамочка!". Она оглядывалась назад явно ища возможности убежать. Вот в проём проходит Света и служащая связывает ей руки. Боже, как она красива, и как жалко, что её повесят, а потом скинут в вагон с мёртвыми девушками. Вслед за Светой в проём зашла девушка, жаждущая петлю. Она вся дрожала, но явно не от страха, а от нетерпения и возбуждения.
— Можно меня без очереди? — спросила она.
— Нет, жди.
Девушка недовольно встала в конец очереди. Там она опять закатила глаза и начала издавать хрипы. Между мной и проёмом осталось всего пять девушек, и я оглянулась в надежде, что может кто-то ещё хочет пройти без очереди. И сразу же встретился взглядом с девушкой со звонким голоском:
— Ну что, познаем петлю?
Она что, мысли мои читает? Она была ещё красивее Светы и это просто вопиющая несправедливость, что мир теряет таких прекрасных девушек.
— Не хочу, — ответила я. — Хочешь вперёд?
— Ну не переживай ты так, я же видела, как ты смотрела на повешенных, этот взгляд ни с чем не спутаешь.
Я вдруг боковым зрением увидела болтающуюся в петле Надю, напряжённо зажмурившуюся и вытянувшую ноги вниз.
— Заходи — прозвенел нежный голосок девушки. Я и сама не заметила как очутилась в проёме.
Немного поколебавшись и пооглядывавшись завела руки за спину. И тут увидела, как Света стоит у края платформы и ей уже одевают петлю. Она плотно облекла её нежную шейку. И вот моя красавица Света уже висит. Её развернуло в петле лицом к нам, мы встретились взглядами, она захрипела, будто пытаясь что-то крикнуть нам, потом начала извиваться. Я почувствовала толчок в спину и ступив шаг оказалась рядом с девушкой со связанными руками. После Светы девушка, которая вешалась дома наконец дождалась своей последней петли. Девушка впереди ступила шаг, я ступила вслед за ней. Я почувствовала, как сзади ко мне пристроилась девушки и прошептала мне на ухо: "Никто не хочет, но надо!". Я ничего не ответила. Какой-то момент психика будто включила защиту, считая всё происходящее нереальным. Потом я опять стал наблюдать за девушками у края платформы. Она тоже красивая, её тоже жалко. Вот служащая продевает ей через голову петлю, вытаскивают через петлю длинные волосы наружу и затягивает петлю на шее. Всё меньше чем за секунду. И вот она уже висит, немного выгибаясь телом, то выпячивая свои груди, ту пряча. И вот передо мной всего две девушки. Первая делает шаг, вставая на край платформы. Вторая шагает, вставая за ней, я шагаю, вставая за второй. Ой, неужели так скоро? Неужели ещё чуть-чуть и мне предстоит познакомиться с собственной петлёй?
Я попыталась представить, что девушка, стоящая сейчас на платформе — это я, и это не ей, а мне сейчас одевают петлю, уже практически ощущаю петлю на своей шее. Ой, мама! Кажется, я ещё не готова отдаться петле, пожалуйста, только не сейчас, когда-нибудь я обязательно познаю петлю и отдамся ей, но только не сейчас, пускай между мной и платформой встанет хотя бы ещё одна девушка, ещё хотя бы одна девушка, но только не сейчас, не одевайте мне петлю! Я уже и не заметила, что девушка, которой одели петлю уже висит. Петля на моей шее уже затянулась, я вроде бы должна начать задыхаться, но почему-то не задыхаюсь. Девушка передо мной не торопится проходить к краю платформы, служащая хватает её за руку, резко подводит к краю платформы как раз в тот момент, как там появляется петля. Она хватает ту девушку за волосы, хватает петлю и продевает голову через петлю, резким движением затягивает её и в тот момент как-то резко успокаиваюсь, сама подхожу на край платформы и начинаю ждать свою петлю. Она появляется. Служащая одевает её мне на шею, я чувствую на волосах её руку, волосы она тоже просунула через петлю и резким движением затянула её вокруг моей шеи. И вот уже совершенно реальная, а не воображаемая петля сдавливает мою шею. Ни с какими воображаемыми реальная петля не сравнится, она вдруг страшно возбудила меня и в то же время накатил дикий страх. Я страстно хотела эту петлю и в то же время страстно не хотела. Но независимо от моего желания или нежелания петля была на моей шее и потихоньку тянула меня с платформы. Мне казалось, что в тот же момент кончу от переполнявших меня противоречивых чувств.
Будто в замедленной съёмке петля всё сильнее и сильнее сдавливала мою шею и давление становилось невыносимым. Давление в голове выросло до предела, всё тело пронзила боль. Ничто в моей жизни не могло с ней сравниться, недавний удар шокера казался по сравнению с этим выстрелом из детского пистолета. Я потонула в боли, в голове не осталось места ни для каких мыслей и чувств. Когда мысли вернулись, я их совершенно не контролировала. Назад, хочу назад, хочу вылезти из петли! Я захрипела, забилась, тело начало изгибаться, я руками пыталась достать петлю, верёвка, стягивающая руки, не давала, что угодно, только бы избавиться от петли на шее! Потом тело вытянулось, ноги попытались ощупать опору, потом я вся чуть выгнулась назад. И внезапно первый шок прошёл. Да, больно, да, очень больно, да, очень хочется вылезти из петли, но в лёгких ещё полно свежего воздуха. Я ещё даже толком не познала петлю, она даже ещё не конца затянулась. Но всё равно мысль, что в ближайшее время ничего не прекратиться, а будет становиться только хуже, ужасала, очень хотелось вновь поддаться панике.
Я инстинктивно дёрнула одной ногой и развернулась в петле. Увидела огромную очередь из девушек, ждущих своей петли, увидела ограждения, служащую, связывающую руки очередной девушке. Потом увидела платформу под конвейером и девушку со звонким голоском, ждущую своей петли. Прошло меньше пяти секунд с того момента, как я повисла, а мне казалось, что прошла уже целая вечность. Что она чувствует, глядя на меня? Не думаю, что мой вид помог ей не бояться петли. И я тут отметила, что несмотря на смелые слова она действительно боится, попыталась представить себя на её месте и внезапно почувствовала, как мои соски затвердели. Пускай боится, как бы она не боялась, висеть тут ещё страшнее. Сейчас бы я бы на её месте снова бы развернулась и побежала, не обращая внимания ни на какие шокеры. И вообще жалею, что не зарезалась кухонным ножом в тот же момент, как узнала, что за нами пришли. Наверняка именно поэтому тем, за кем приходят, не оставляют ни минуты на раздумья и ни на какие дела.
Я постаралась максимально успокоиться и не паниковать, хоть и понимала, что долго не продержусь: слишком уж сильна боль и слишком страшно от мысли, что никак невозможно избавиться от петли. Понимаю, что всё бесполезно, но руки сами дёргаются, пытаются высвободиться и взяться за петлю. Когда-то петлю конечно снимут. Я ведь сама видела, что можно выжить в петле. Но когда? Десять минут... Каким небольшим казался такой промежуток времени, когда была опора под ногами и какой вечностью кажется сейчас. Издав несколько хрипящих звуков мне удалось втянуть в лёгкие немного воздуха. Я увидела, как девушке, стоящей на платформе одевают петлю на на нею, вытаскивают волосы и завязывают петлю. Потом девушка падает с платформы и повисает в петле. Она морщится и дёргается. Для неё это тоже шок. По сравнению с ней я чувствую себя долговисящей. А ведь я вишу всего пять секунд. А нужно провисеть ещё в сто раз дольше. Если выживу — тогда удастся ещё хоть чуть-чуть пожить без петли на шее. Ах, какое это будет счастье! Если бы только можно было немедленно избавиться от петли...
Я всё-таки не удержалась и снова несколько раз дёрнулась, и повернувшись, увидела девушек, висящих на соседнем конвейере. Они тоже дёргались и извивались кто как, далеко не у всех прошёл первый шок, а у некоторых может и не пройдёт, они затихнут только когда совсем не будет сил дёргаться. Но все они были красивые и даже в их движениях была красота, как в танце. За ними было ограждение и ещё одна очередь с другой стороны конвейеров. Я не успела их толком разглядеть, верёвка уже разворачивала меня обратно. Снова увидела девушку со звонким голоском, в короткий миг я успела заметить, как она приподняла обе ноги и пнула ими назад, потом я снова увидела очередь. Как же их много, самых разных девушек, но одинаково голых и одинаково ждущих. Кто-то смотрит вперёд по направлению очереди, кто-то оглядывается по сторонам, кто-то с интересом смотрит на повешенных. Некоторые мастурбируют, некоторые целуются и ласкают друг друга. Совсем только что я была среди них, шла к краю конвейера, теперь двигаюсь в противоположную сторону с петлёй на шее. Встретилась глазами с одной девушкой. Её взгляд был сочувствующим. Мне вдруг тоже стало её жалко. Светлокожая, светловолосая, очень красивая, она не знает, что её ждёт. А я уже знаю и очень не хочу чтобы она тоже это испытала. Чуть подальше темноволосая девушка мастурбирует, глядя на другую повешенную девушку, она тоже красивая. Все они красивые и всех их жалко.
Я вдруг вспомнила, что собиралась пописать. Только теперь я заметила, насколько я сжалась от шока и как была напряжена и постаралась расслабиться. Получалось плохо. Петля теперь была для меня всем и не давала забыть о себе ни на долю секунды. И в то же время мне вдруг стало стыдно писать при всех этих девушках. Вот бы уже побыстрее уступить петлю кому-нибудь из них. Жалко их конечно, но сильнее желания скинуть с себя наконец эту петлю была только моя боль. Кое-как мне удалось расслабить мочеток и тонкая первые капли полились из моей щёлки. Я немножко раздвинула ноги и позволила влаге течь. Мне было очень стыдно, я даже прекратила писать и решила ещё немножко потерпеть. Я успела встретиться глазами с девушкой, которая мастурбировала, она смотрела прямо на меня, как терпеть петлю снова стало совсем невмоготу и я снова захрипела, задрыгала ногами и начала изгибаться телом.
Увидела, как извивается повешенная передо мной девушка, совсем рядом, всего в метре от меня. Тоже красивая, темноволосая. Вот она висит ко мне боком, потом она дёрнула ногой и повернулась ко мне лицом, оно было искажено гримасой. Но и у меня наверное тоже лицо не совсем нормальное. Мы в одинаковом положении, просто она висит на пять секунд дольше. Но как выяснилось, для повешенной даже пять секунд много. Ну что, будем знакомы, соседка по петле. Не знаю, видела ли она меня, мне показалось, что она вся в своём страдании. Я на какой-то момент тоже потонула в страдании, ничего не видела, чувствовала, что беспорядочно двигаю телом и ногами, дёргаю связанными руками. Но петля на шее вновь заполонила всё. Когда способность к распознаванию образов снова вернулась ко мне, я увидела свою соседку сбоку, на соседнем конвейере, повёрнутую ко мне попой и отчаянно сучащую ногами. Каштановые волосы спадали на её спину, ниже волос дёргались связанные руки. Я ещё немного повернулась и увидела начало конвейера, и девушку, стоящую на краю платформы под параллельным конвейером. Мы ещё совсем недалеко от начала конвейера! Вот той девушке одевают и затягивают петлю на шее, сейчас она тоже познает те страдания, которые испытываю я и мои соседки. Краем глаза вижу, как бьётся повешенная после меня девушка. От её звонкого голоска остались лишь глубокие гортанные звуки, всё её тело извивалось, ноги бешено колотились, она то поднимала их к животу, то с силой выбрасывала. Было видно, что она так и не совладала с первым шоком. Не зря боялась. Бедная девочка. Только теперь поняла, что значит "надо".
Петля... она для меня всё, снова и снова. Если не прилагать усилий к тому, чтобы переносить внимание наружу, то нет ничего кроме петли, ничего кроме боли и страданий. Невозможно выдернуть тело из петли, но пока возможно, стараюсь хотя бы выдернуть мысли из петли. С каждой секундой это всё труднее и труднее, за что бы зацепиться мыслью, за что бы зацепиться вниманию. Ах да, вот эта хрипящая девушка с некогда звонким голоском. У неё своя петля, свои страдания. Вот моё тело. Набухшие соски, плечи, наполняющаяся кровью голова, шея, сдавленная петлёй. Нет, только не петля! Вот опять соски, вот напрягшийся живот. Расслабить. Вот пупок, вот влагалище, вот ноги. Кстати о киске. Пока стыд отошёл, можно попробовать опять пописать. Я попеременно то напрягаюсь, то расслабляюсь, не понимая, что нужно делать. Капли снова начинают капать из щёлки, и уже инстинктивно усиливаю поток и пытаюсь раздвинуть ноги. Какое-то время пытаюсь сосредоточиться на струйке, вот она уже потихоньку иссякает.
Опять нет ничего, только петля. И верёвка, связывающая руки. Тела нет. Только петля. Только страдания. Я инстинктивно мотаю головой, пытаясь согнать этот морок, потом начинаю извиваться и тело нехотя появляется. Очень хочется вдохнуть, я пытаюсь, но ничего не получается. Не надо пытаться вдохнуть, лучше смотреть перед собой, так легче будет. Вот очередь из девушек. Волосы, глаза, уши, лица, красивые голые тела, плечи, груди, животы, пупочки, киски, ноги. Петля. Вдохнуть. Нет, не надо о петле. Вот девушка смотрит на меня. Чёрные волосы, голубые глаза. Ровный нос, тонкий рот. Шея, груди. Представляю себя на её месте и на её шее появляется петля. Зачем я в очереди представляла себя в петле, вместо того, чтобы наслаждаться жизнью без петли. Только теперь я понимаю, какое это блаженство — быть без петли на шее. Она красивая. Смотрю на живот, на чёрный треугольник на лобке. Как она переживёт свой первый шок от петли, как больно ей будет висеть? Они потихоньку идут. Сейчас их шейки свободны, но совсем скоро их всех повесят, им всем будет больно как мне.
Только бы избавиться от петли, только бы вдохнуть! Снова начинаю хрипеть и брыкаться. Когда уже конец конвейера? Как медленно он движется, как медленно идёт время. Конечно медленно, специально для того, чтобы я успела умереть. И другие повешенные успели. Но я умираю очень медленно, я очень хочу жить, всё тело восстаёт против смерти. Но петля потихоньку делает своё дело. Кислорода в лёгких становится всё меньше, я отчаянно пытаюсь вдохнуть, хриплю, задыхаюсь, ничего не получается — тогда дёргаюсь всем телом, пытаюсь освободить руки, но путы крепко сжимают их. Подтягиваю ноги к животу, толкаюсь то одной, то другой, потом выгибаюсь вся назад, взгляд немного приподнимается, упираясь в потолок. Снова расслабляюсь. Сколько, сколько мне ещё мучиться? Если бы можно было это как-то всё прекратить, хотя бы умереть немедленно. Разум понимает, что тело уже не спасти, но тело не хочет умирать и упорно требует что-то предпринять. А предпринять можно только одно — посильнее дёргаться. Иногда я подчиняюсь этому требованию, иногда сдерживаюсь, но не могу понять, как мне легче. И в том, и в другом случае страдания невыносимы.
Глаза видят, но понять, что я вижу становится всё труднее. Вот снова вижу свою соседку спереди, краем глаза вижу очередь, идущую навстречу к тому концу конвейера. Голые девушки, сотни голых девушек на небольшой дорожке между ограждением и стеной. По эту сторону ограждения — я и другие повешенные. На какое-то время сознание проваливается. Потом снова возвращается и я снова начинаю искать способы облегчить страдания. Дёргаюсь немного — не помогает. Смотрю вперёд. На параллельном конвейере дёргается и извивается девушка с каштановыми волосами. Бедная, тоже страдает. Как долго, как мучительно... Лучше вообще не рождаться на свет, чем родиться и вот так умирать. Если бы только можно было ускорить, но я не знаю, как это сделать. Висеть спокойнее? Или наоборот сильнее дёргаться и побыстрее исчерпать силы. У меня получается нечто среднее. Немного извиваюсь и вижу девушку с серебристым голоском, повешенную после меня. Она тоже уже потихоньку затихает, петля расслабляет её. Я тоже начинаю чувствовать усталость, все звуки превращаются в непонятные шумы, взгляд начинает расплываться. Проваливаюсь.
Снова пытаюсь почувствовать что-либо кроме петли. Она мне уже как родная, не могу уже даже представить себя без неё. Понимаю, что теперь даже если её снимут, всё я всё равно ещё долго не смогу дышать. Чувствую верёвку, связывающую руки, потом сами руки, пытаюсь сжимать-разжимать пальцы. потом двигаю плечами, втягиваю и выпячиваю грудь, потом аналогично втягиваю живот, начинаю тереть друг о друга ноги. Киска неожиданно отзывается. Какое прекрасное у меня тело, как же я раньше этого не ценила... Мне очень захотелось его потрогать, но руки были связаны. Тогда я стала представлять, как ласкаю себе груди, глажу себя по животу и массирую киску. Я ещё сильнее возбудилась и попыталась сжать ноги и хоть как-то потереть их о киску. Кажется, получилось, удовольствие начало просыпаться во мне. Страдания по-прежнему были безмерными, чудовищное удушье и нехватка кислорода, но чуть-чуть удалось их облегчить и я решила продолжить. Я представляла ласковые руки на своём теле, начала эротично извиваться. Давайте, смотрите на меня, посмотрите какую красавицу вы повесили... Я буду лежать в вагоне, мёртвая, но всё такая же красивая и непокорённая... Я попыталась сконцентрироваться на этом растущем наслаждении. Но мне явно было далеко до той девушки, которая кайфовала от петли, у меня не было столько тренировок. Но я очень старалась заглушить боль и удушье.
Сладкая истома неохотно разлилась по телу, но на этом всё остановилось. Вот бы было можно по-настоящему поласкать себя! Но я не могла, руки были связаны крепко и никак их нельзя было высвободить. Интересно, сколько раз уже успела кончить та девушка, которой нравится петля? И как она себя после этого чувствует? Сладко-расслабленной и удовлетворённой? Уже перестала эротично извиваться и спокойно висит, лишь иногда подёргиваясь? Она где-то совсем рядом, несколько метров вперёд по конвейеру, но её не видно за другими девушками. А ещё впереди Света с Надей. Ещё сильно мучаются? Или уже провалились в вечное забытие? А когда-то давно тут и мама моя так мучилась. И Юля, подруга Вики. Только сама Вика по случайности сюда не попала.
Где-то рядом была очередь из ещё неповешенных девушек, где-то рядом болтались уже повешенные, но у меня уже не было сил смотреть на это. Я висела с открытыми глазами и почти ничего не видела перед собой. Тело потихоньку начало смиряться с неизбежным. Иногда ещё требовало напрячься и бороться, иногда ещё хватало сил согнуть в колене ножку, но постепенно напряжение уходило, но легче от этого не становилось. Дышать хотелось по-прежнему, боль в шее по-прежнему была невыносимой. Десять минут я точно не продержусь, даже если не умру, то сойду с ума. Собственно уже начинаю, мысли становятся всё более путанными и фантасмагоричными, похожими больше на кошмарный сон, чем на явь. Но провалиться в пустоту всё никак не получается, все боли и мучения остаются со мной, они тут.
Но внезапно способность видеть вернулась, и вернулось ощущение тела. Я немножко пошевелила им, как бы проверяя, всё ли на месте. Опять захотелось поласкать себя, чтобы меньше мучиться. Ну же, ну! На этот раз тело было более расслабленным и отозвалось активнее. Навстречу мне шли красивые голые девушки, которые предполагали, но доподлинно ещё не знали, какие страшные мучения им предстоит перенести. Впереди меня висела девушка, с виду спокойно, но наверняка при этом страшно мучаясь. На соседнем конвейере одна из девушек до сих пор танцевала и извивалась. Я невольно засмотрелась на неё. Захотелось вдруг тоже в последний раз поизвиваться. Я сначала начала двигать ногами, но потом подключила всё тело. Мне внезапно это начало нравится, я при этом чувствовала себя всю от кончиков сосков, до кончиков ног и пальцев связанных рук. Какую всё-таки прекрасную девку они повесили в моём лице. И я вдруг кончила и забилась в конвульсиях наслаждения. Хотелось нежно стонать, но сдавленное горло пропускало только хрипы, но даже эти хрипы стали казаться мне эротичными. Наконец-то удовольствие! Оно разливалось по телу, проникало в каждую клеточку. Ох, как это прекрасно, как я нежна и красива. Хотели меня мёртвую — получайте, мне не жалко, я всё равно прекрасна. Только бы это не кончалось! Только бы унести это с собой на тот свет. Казалось, что моё желание обязательно исполнится, приятные судороги проходили по всему телу и не останавливались. Я вся намокла, из киски начал капать сок. Ещё, ещё, ещё!
Пустота. Долгожданная, но ещё не вечная. Способность чувствовать внезапно вернулась, но я не знала сколько прошло времени, где я и кто я. Я ничего не видела, только чувствовала невыносимое удушье и боль в шее. Темнота. Сколько это продолжалось? Год, два? Трудно сказать. Но по ощущениям я пребывала в таком состоянии очень долго. Вдруг какие-то руки схватили меня. Я ничего не видела и не могла пошевелиться. Пальцы скользнули мне по шее, но боль и удушье как были, так и остались. Положение тела изменилось, казалось, я падаю куда-то вниз. Далеко-далеко. Внезапно по телу ударила вода, хотелось дёрнуться, но я не могла, меня всю парализовало. Руки продолжали елозить по мне, но я так ничего и не поняла, что со мной делают. Снова падаю. Очень долго. И не понимаю, что происходит. Хочется вдохнуть воздух, но не получается. Потом что-то опять прошлось по телу, оно изменило положение. Потом вдруг резкая боль. Я упала на что-то мягкое, но кажется, продолжаю падать. Потом опять боль. Дальше ничего.