Комбинат

[Shadowfax]

     Часть 1
  Мама рассказывала, что когда-то люди сами собой становились старыми, дряхлыми и в конце концов умирали. Но это уже несколько сотен лет не так. Сейчас возрастные изменения прекращаются к 25-30 годам, а дальше внешность зависит в основном только от образа жизни. Ещё рассказывали, что когда-то в мире жили и другие люди, похожие на нас, но без груди с чем-то непонятным между ног. Сейчас же в мире жили одни девушки. И никогда сами по себе не умирали. Каждый год примерно у одной из миллиона случайным образом в животике появляется новая девочка. Многие, как только замечают это, сразу убивают её. Но некоторым, как мне, удаётся родиться. Детей в этом огромном городе было очень немного, система обучения была до ужаса неразвита. Я ходила на занятия с пятью такими же маленькими девочками, как я, нас учили читать, считать, пользоваться терминалами и ориентироваться в городе. Когда я уже немного выросла и стала самостоятельно ездить на занятия, однажды я пришла домой, а мамы дома не было.
  Мы с мамой жили в небольшой однокомнатной квартире с ещё тремя девушками. Их звали Вика, Света и Надя, я их знала с самого рождения, они можно сказать были частью моей жизни. Вика тогда носила в основном голубые лёгкие платья и ходила с тёмными волосами до плеч, остриженными в кружок. Надя была угрюмой неразговорчивой шатенкой, одевалась в довольно строгую одежду. Света была улыбчивой и жизнерадостной блондинкой с длинными волосами. У неё я и спросила, где мама. "С утра вышла и с тех пор не приходила" — ответила — "Просто так бывает, что кто-то совсем не возвращается". Остаток дня я провела в смешанных чувствах. Было очень непривычно засыпать без мамы. Утром я привычно отправилась на кухню. Там было всё как обычно, только мамы не было. Мои соседки уже всё приготовили и расставили тарелки.
 — Ну слава Богу, опять вчетвером жить будем! — сказала Вика, садясь за стол — А то впятером — это уж совсем пипец!
 — Ну, может, когда-нибудь нас расселят — с надеждой отозвалась Света.
 — Ага, жди — пессимистично отозвалась Вика. — Скорее уж новая беда будет. Надеюсь из вас никто рожать не собирается? Достало уже это перенаселение.
 — Если достало, — вмешалась Надя, — то на единицу сократить население каждый может.
 — Ищи дураков, — фыркнула Вика.
  Я мало что поняла из этого разговора, было только понятно, что мамы больше никогда не будет. С тех пор я живу только с ними тремя. Лишь изредка слышала из разговоров, что у кого-то кто-то из знакомых "ушёл", но об этом не принято было распространяться. Я даже не говорила никому, что у меня "ушла" мама.
  Ещё через пару лет я увидела комбинат, в котором исчезают люди. Мы гуляли с Викой и ещё парой подруг по городу. Рядом с оживлённым проспектом стояло большое серое здание, перед ним была площадка, огороженная перилами. По периметру площадки стояли девушки в форме, за перилами, перед входом в здание стояла очередь из девушек. Кто-то переговаривался, кто-то смущённо оглядывался. С виду обычная очередь на какое-нибудь мероприятие. Но все в городе знали, что из этого здания уже никто не выйдет. С проспекта на площадку свернул автобус, двое девушек в форме подвинули перила, чтобы он мог заехать. Битком набитый автобус остановился и открыл двери. Из него начали выходить девушки и присоединяться к очереди. Когда все вышли, одна из служащих зашла в автобус, проверила, вышла и махнула рукой. Автобус выехал назад на проспект. Вика подошла, опёрлась на перила и с интересном посмотрела на очередь.
 — Ну, каково быть там? — с интересном посмотрела она на меня. — Однако, если бы не эти комбинаты, жизнь в городе была бы совсем невыносимой. А так хоть кто-то может рассчитывать на расселение. Население потихоньку падает, но не так быстро, как хотелось бы. Представь, как хорошо было бы жить, если бы оно сократилось хотя бы в два раза? А лучше — в десять!
 — Типун тебе на язык — прокомментировала Юля, одна из подруг. Я не очень поняла, что это значит.
  Другая подруга, Катя, только зябко поёжилась.
 — Вик, пойдём отсюда — сказала она. — Нам тут нечего делать.
 — Боишься? — задорно отозвалась Вика и усмехнулась. — Да, многие боятся сюда приходить. Может и правильно. Если тут толпа соберётся, то конечно они быстро перенесут её на ту сторону. Но такое редко бывает.
  Однако зевак вдоль ограждения всё же хватало. В полуметре от весело болтали, щёлкая семечки ещё две девушки, блондинка и брюнетка. Похоже, никого не заботило, что чувствуют те девушки в очереди, за оградой. Хотя нет, во взгляде Кати всё-таки было некоторое сочувствие. Но никто из них ничего не мог поделать, тем девушкам за оградой просто не повезло.
 — Вик, правда пойдём. — нарушила молчание Юля.
 — Какие же вы трусихи! Я же сказала, здесь редко кого ловят. На окраине города и то легче попасться, чем тут. Общество заботится, чтобы отбор был максимально случайным. Кроме собственного желания нет никаких факторов, которые могут снизить или повысить вероятность оказаться там.
 — Ты в это веришь? — удивилась Юля. — Вот когда жертв выбирал компьютер по списку, это ещё было нормально, но теперь, когда просто хватают и везут сюда?
 — Та система была слишком бюрократичной и неэффективной. И поверь, ловильщицам нет никакого дела до того, кто им достаётся. Бывает конечно, что кто-то пытается таким образом поквитаться с врагами, но таких самих быстро отправляют на комбинат. Ну, это конечно накладки, но нынешняя анархичная система всё равно мне больше нравится. Главное, чтобы всё было также чётко как с компьютером: если попался — то дальше уже не отвертишься. С компьютером, кстати тоже мошенничества были, говорили, что база у него была неполной, поэтому и решили ловить всех, до кого можно дотянуться.
  Катя опять поморщилась.
 — Лично я жду только того, когда же эти бессмысленные убийства прекратятся. Всё, не могу уже я иду. — сказала она и пошла вдоль ограды в сторону, где недавно проезжал автобус. Служащие уже задвинули ограду на место, но небольшой проём там оставался, человек мог пройти.
 — Бессмысленные? — догнала её Вика.
 — Да. И больше не хочу об этом разговаривать.
  Вика подчинилась желанию подруги и, пожав плечами, замолкла. Мы пошли. Юле тоже не терпелось поскорее убраться отсюда, она пошла впереди. Служащие прогуливались вдол ограды, как казалось, с безразличным видом. Вдруг, одна из них схватила Юлю за плечо.
 — Туда — показала ей служащая в сторону проёма ограды и столпившихся в очереди девушек.
  Катя остолбенела.
 — Юля! — вскрикнула она.
  Я и Вика тоже остановились.
 — Я вообще-то тут с подругами гуляю... — начала оправдываться Юля.
 — Не спорить, — сказала служащая. — Туда.
 — Проститься хоть дайте...
 — Немедленно, — железным голосом сказала служащая и потянулась к шокеру. — Считаю до трёх. Раз... Два...
  Юля быстро пошла за ограду по направлению к очереди. Мы стояли как вкопанные.
  Другая служащая улыбнулась вам:
 — Ну что стоите, тоже хотите присоединиться? — сладким голосом произнесла она. — Ну проходите, не стесняйтесь.
 — Нет! — вскрикнула Катя и опрометью кинулась бежать.
  Я побежала за ней, Вика догнала нас.
 — Трусихи! — опять обозвала она нас.
  Мне показалось, что произошедшее даже позабавило Вику, в то время как Катю била дрожь.
 — Не понимаете, что это же просто случайность! — продолжила Вика.
 — Ага, тебя бы так! — огрызнулась Катя. — Посмотрю, какой бы ты смелой была.
 — Да без проблем, взяли бы меня — пошла бы. Я что, по-твоему не понимаю? Сколько прихожу туда — никогда ещё такого не видела. Часто прохожие сами туда заходят, а нам бояться нечего. Пойдём, зайдём сбоку, поболтаем с Юлькой через ограду, пока она ещё в очереди стоит.
 — Нет! — затряслась Катя. — Никогда я больше туда не пойду! Слышишь? Никогда! Никогда!
 — Ну и дура! Да тебя или Юльку где угодно могли поймать, посадить в автобус и отправить сюда. И любой городской автобус может съехать с маршрута и заехать на один из комбинатов. Это просто случайность, что её поймали возле комбината. Это неизбежно, это справедливо. Рождение случайно, смерть случайна. Раньше рождение не было случайностью, люди специально заводили детей. Но смерть всегда была случайна. Никто никогда заранее не знал, когда умрёт. Недаром же это происходит именно так: просто хватают, увозят и убивают. Все эти прощания и прочее только усиливают боль, не надо этого, не надо слюней. Надо быть сильней и относиться ко всему философски. Думаешь, как жилось в старые времена, когда все знали, что когда-нибудь умрут, не знали лишь когда? А ты, Катька, может вообще никогда не умрёшь и сразу такие сопли распускаешь при виде чужой смерти?
 — Всё, с меня довольно философствований на сегодня, пока Вик.
  И она побежала по поперечной улице. Я всё это время молчала и слушала Вику. Как только подруга от неё сбежала, Вика обратила внимание на меня:
 — Ну как тебе, Ань? Ну скажи трусиха, а?
  Однако мне была ближе позиция Кати.
 — Вик, я тоже умру? — спросила лишь я.
 — Это вряд ли, — усмехнулась Вика. — Они слишком медленно сокращают население.
  Я лишь удивлённо посмотрела на неё. Её ничем не пробить. С темой перенаселения она всех уже достала. Действительно, почему она не уйдёт из столь ненавидимого ей перенаселённого мира? Правда надеется, что население сократят в 10 раз, а её при этом оставят? Ну что ж, даже в таком случае, один шанс из десяти у неё действительно есть, и сама она сдаваться явно не собирается. Но видимо не врёт, что спокойно восприняла бы, если бы например схватили не Юлю, а её. Но Катя всё-таки права, пусть лучше люди живут в тесноте, да не в обиде. У меня совершенно не было желания рисковать жизнью ради сокращения населения, но к сожалению правила устанавливаю не я. Есть очень много таких как Вика, которые сами хотели бы жить, но без других людей. Их наверное тоже можно понять, но видеть то, что они устроили в мире, было действительно страшно.
 — Ладно, пошли домой, — сказала Вика.
  По дороге Вика ещё рассказала, как она однажды видела, как "накрыли" один большой ночной клуб. Она тогда гуляла ночью с другими подругами и заметила как к клубу подъехал сначала один автобус, потом другой, из них начали выходить девушки в форме и заходить в помещение клуба. Потом из клуба начали выходить нарядные посетительницы, в основном в лёгких платьях, а другие служащие следили, чтобы все они садились в автобусы. Этих автобусов подъехало уже десять штук. Кто-то, видимо танцовщицы клуба были в одном белье, а потом появились также девушки топлесс и голышом. На внешний вид никто не смотрел, всех выводили как есть. Какая-то, видимо пьяная, девушка попыталась ударить одну из служащих, но получила быстрый удар шокером и скорчилась на земле. Служащая кое-как зашвырнула её в автобус, другие девушки помогли ей подняться и продолжили заходить в автобусы. Посетительниц в клубе было очень много, они еле помещались в автобусы. На улице стали скапливаться зеваки, но старались держаться поодаль.
  Когда первый автобус отъехал от клуба, Вика предложила подругам: "Давай поедем к комбинату". Они отказались и Вика по своему обыкновению обозвала их трусихами. "Да не боюсь я, но господи, что там интересного?" — ответила одна из подруг, но Вика уже не слушала, села в одно из стоящих неподалёку роботакси, и хотела смело сказать "Западный комбинат", но в последний момент испугалась и назвала находившийся неподалёку перекрёсток. Вика прекрасно знала, что и при таком заказе автокар мог завести её за ограждение комбината и там высадить, а мог и при более смелом заказе высадить с внешней стороны ограды. Но всё-таки некоторая предосторожность не была ей чужда. Выйдя из кара, она немного прошлась и увидела освещённую фонарями площадку перед комбинатом. Девушки уже выходили из первого автобуса. Так как была ночь, очереди на улице не было. Служащие быстро показывали жестами девушкам, куда идти. Вика облокотилась на перила и смотрела. Зрелище очень её возбуждало. Она постаралась найти как можно более тёмное место и принялась ласкать себя. Девушки исчезали за дверями комбината.
  Вот подъехал второй автобус, открылись двери. От того места, где она стояла, Вике всё-таки было не очень хорошо видно происходящее и она подошла поближе, почти к самому проёму. Вот одна девушка плачет и подруга старается её утешить. Одна из служащих подтолкнула их, чтобы они не задерживались. Кто-то всё не мог скинуть с себя клубное настроение, несколько девушек прыгали и подтанцовывали, но в конце концов также скрывались за дверьми. Третий автобус, новая толпа девушек. Места в буферной зоне комбината уже начало не хватать, и девушки начали скапливаться в очереди на улице. Очередь быстро бы закончилась, но подошёл четвёртый автобус, затем пятый, площадка стала заполняться. Служащие уже не настаивали, чтобы девушки поскорее заходили в комбинат, дали девушкам немного побыть на свежем воздухе, и девушки воспользовались этой возможностью. Пара подружек подошла к самым перилам рядом с Викой, одна из них начала курить. Некурящая Вика закашлялась и отошла немного в сторону. Одна из служащих пристально смотрела на них. Она видела Вику, но было видно, что Вика её совсем не интересовала, ей было главное, чтобы никто с внутренней стороны ограды не сбежал. Подъехал шестой автобус, девушек становилось всё больше. К двум подружкам подошла голая девушка и зябко ёжилась, непонятно было, от холода или от страха. Та из подруг, которая не курила, сняла с себя блузку, оставшись в джинсах и лифчике, одела её голой девушке и постаралась приободрить. Седьмому автобусу было уже некуда заезжать, хотя место для девушек ещё было. На площадке ещё было место, но мешали лишние ограждения, служащие стали пытаться их раздвигать. Подъехал уже восьмой автобус с девушками, затем ещё микроавтобус, из которого вышла пара десятка служащих. Седьмой автобус открыл двери прямо с внешней стороны ограждений и служащие принялись следить за выходящими с него девушками. Девушки видели, что служащих вокруг много, поэтому не пытались бежать.
  Вдруг Вика ощутила прикосновение металла.
 — Извините, — сказала служащая, двигающая ограду. — Вы не могли бы отойти? Нам тут место нужно.
  Ночью прохожих на тротуаре почти не было, поэтому служащие подвинули ограду почти к самой дороге. Пока ограду двигали, в неё то и дело появлялись проёмы и было видно, что многие девушки пристально следили, не появится ли возможность удрать. Некоторые явно порывались, но никто всё-таки не решился. Из всё новых автобусов девушки заходили за ограду.
 — Вика поймала взгляд одной из девушек.
 — Чё пялишься? — спросила она.
 — Да так, ничего — пожала плечами Вика, потупив взгляд.
  Однако девушка продолжала смотреть на Вику и через какое-то время их взгляды снова встретились. Взгляд девушки был полон бессильной злобы и зависти.
 — Ну ваще! — продолжила она.
 — Да, — заступилась вдруг за неё другая девушка. — Ты что здесь забыла? Хочется присоединиться, так проходи! — она указала в сторону проёма, где всё новые девушки заходили внутрь ограждения.
 — Я бы прошла, да места у вас нет. Так что извините, поживу ещё. — Вика вдруг развеселилась и показала девушкам за оградой язык.
 — Ну ваще! — повторила предыдущая девушка.
 — Так, отставить беспорядки, — Вика не заметила, как одна из служащих зашла за внешнюю сторону ограды.
  Служащая повернулась к Вике и сказала:
 — Не надо провоцировать, идите лучше.
 — Хорошо, — согласилась Вика и пошла по направлению к автобусам.
  Девушки из девятого автобуса ещё не все зашли за ограждение и последний, десятый автобус стоял с закрытыми дверями. Оттуда уже доносились крики "Блин, выпустите нас уже!". Пока Вика переходила к другому углу площадки, просьба девушек из автобуса была уже выполнена, но места за оградой ещё не было, они столпились у проёма и служащие внимательно следили за ними. Вика опять нашла тёмное место и принялась мастурбировать, глядя как девушки заходят внутрь здания комбината. Мысль, что они уходят туда навсегда и больше никогда не выйдут невероятно возбуждала её. Она очень хотела посмотреть, что с ними будет происходить внутри, но всё же не настолько, чтобы самой присоединиться к девушкам. Несколько раз она пыталась устроиться на работу в разные комбинаты, но была довольно ленивой и некоторых навыков ей не хватало. Но она не теряла надежду.

***

  Спала я ночью плохо, снились разные кошмары. В одном из них Вика ходила с ножом по улицу, резала прохожих и кричала "Перенаселение!!! Всех замочу!!!". Но никто и не думал её останавливать, некоторые даже сами бросались ей под нож. Потом Вика бросилась с ножом на меня. Было очень больно, но потом отпустило. Потом я видела сверху девушек, столпившихся у комбината, потом огонь, сжигающий этих девушек, потом опять девушек у комбината, но уже зимой, стоящих на морозе раздетыми, и мне самой вдруг стало очень холодно и я проснулась. Было темно, я лежала на втором ярусе кровати. Я на аккуратно на ощупь спустилась с лестницы, сходила в туалет, и вернувшись остановилась возле спящей на первом ярусе моей кровати Вики. Она ровно дышала и была совершенно не похожа на того монстра из снов.
  Я дотронулась до неё, провела рукой по волосам. Обычная девушка, даже красивая, только немного помешанная. Мы все, живя вместе, были очень близки друг к другу, и в то же время такие разные... Я забралась по лестнице на второй ярус кровати и легла. Снова начала вспоминать Викин рассказ и никак не могла понять её воодушевления. И почему ей так хочется видеть, что происходит с девушками внутри комбината? Сотрудницам комбината было запрещено это фотографировать, но Вика говорила, что несколько фоток всё же утекли в Сеть. Но она не догадалась их сохранить, прежде чем модераторы прикрыли тот сайт. А работать на комбинат Вику наверное так и не возьмут из-за её помешательства. Интересно, как она отреагировала, когда моя мама забеременела и решила не убивать меня? Наверняка тоже бесилась. Но когда я уже родилась, вела себя вполне нормально, играла со мной. Но не могло ли случиться так, что это она подстроила, чтобы моя мама попала на комбинат? Не найдя ответа, я заснула.

***
  Прошло ещё лет пять. В наше время можно было совсем не работать, и жизнь шла своим чередом, полная развлечений и удовольствий. Я завела подруг помимо соседок, одна из них, Ира, научила меня плотской любви. Она мне не очень нравилась, но иногда дарила мне подарки и пыталась всячески меня развлекать и часто приглашала меня к себе. Она жила в двухкомнатной квартире с девятью другими девушками. Скучать им не приходилось. Большая комната была гостиной и поменьше — спальня. Во всех комнатах и на кухне был телевизор. Ира как-то смогла уговорить соседок оставить нас вдвоём в спальне. Шестеро принялись смотреть кино в гостиной. Ещё одна сказала, что хочет поиграть на кухне в какую-то ролевую игру, и двое захотели посмотреть как она будет играть.
  В спальне стояло две двухъярусных четырёхспальных кровати и один двухспальный диван. Ира разложила диван и вдруг начала целовать. Потом она уложила меня на диван, задрала мне футболку и начала целовать мне живот. Потом сняла свою футболку, оголив груди, потом стянула футболку с меня и начала лизать, целовать и посасывать мои соски. Это оказалось неожиданно приятно. Потом она разделась вся, раздела меня и начала целовать и ласкать мою киску. Мы прижимались друг к другу, она гладила меня всю и в какой-то момент я кончила. Я тоже начала гладить Иру, но была совсем неопытной и не знала, как сделать ей приятно. Мы покувыркались ещё какое-то время, потом в комнату постучала одна из соседок, Ира быстро оделась и сказала мне одеваться.
  У меня были смешанные чувства после этого. Она ещё не раз приглашала меня, но я всегда находила поводы ей отказать. Мне с ней было конечно приятно, но почему-то мне не хотелось больше делать это с Ирой. Но очень хотелось с другими. Было много подруг, которые очень мне нравились. Но я не знала как так устроить, чтобы остаться с ними наедине и не знала, согласятся ли они делать это со мной. И вдруг я поймала себя на мысли, что не прочь бы сделать это с Викой. Надо только поймать момент, когда Светы и Нади не будет дома и предложить ей заняться любовью.
  Но у Вики были другие заботы. Она не оставляла своих попыток устроиться на комбинат и часто не бывала дома. Но неожиданно на комбинат взяли более трудолюбивую и менее болтливую Надю. Вика была просто в бешенстве. Надя ответила ей, что надо меньше веселиться и тусоваться, а больше заниматься делом, тогда всё получится и они будут работать вместе. Вика лишь мычала в ответ. Потом стала упрашивать Надю рассказать о своей работе. Надя начала рассказывать, но несколько путано. Тогда Вика предложила показать это на себе. По смутным описанием Нади она поняла, что для этого нужны крюки и верёвки, она вечером того же дня раздобыла их, а также накупила инструментов. Я лишь наблюдала, как она становится на стулья и табуретки, что-то сверлит, прибивает, и вот на потолке уже несколько крючков, она привязывает к ним верёвки. "Сразу видно бывшего строителя" — прокомментировала всё это действо Света. — "Жаль конечно, что десяток лет назад расширять города запретили". "Надька, готово!" — прервала размышления Светы Вика. — "Как там дальше? А, точно!" — с этими словами Вика разделась догола, не слезая со стула и привязала к своей лодыжке верёвку. Надя пришла в комнату, встала на один из стульев, перекинула одну из верёвок через крюк и взглянула на меня, потом на Свету.
 — Ну что, помогайте, — пожала плечами она.
  Мы со Светой взялись за верёвку и потянули её на себя, пока Вика не повисла за одну ногу вверх тормашками на верёвке, потом Надя взяла её за подвешенную ногу и сказала Свете встать на другой стул и завязать верёвку.
 — Ну как? — спросила она Вику.
 — Нормально, — ответила та немного сдавленным голосом. Она немного морщилась от боли в сдавленной лодыжке, но в целом была довольна.
  Потом Надя привязала другую ногу Вики к другому крюку, на приличном расстоянии от другой ноги. Мне показалось, что при этом она украдкой поглядывала на небритую киску Вики, находящуюся почти на уровне её лица. Мои подозрения подтвердились, когда она, слезая со стула задорно хлопнула Вику между расставленных ног. Вика сладко простонала.
 — Значит так, — сказала Надя и взяла в руки большой мясницкий нож. — Сначала я разрезаю девушке горло, — с этими словами она провела лезвием чуть не касаясь горла Вики. — Потом задираю ей голову и жду, пока стечёт кровь. Потом подставляю контейнер, дёргаю рычаг, и цеховая циркулярка окончательно отпиливает голову, она падает в контейнер. Потом начинаю разрезать здесь кожу, — она указала ножом на голень Вики, — потом режу, режу, режу, — она провела ножом до шеи, — всё, здесь головы нет. Потом начинаю снимать кожу, — она руками показала как. — Снимаю, снимаю, снимаю, бросаю в отельный контейнер, дальше не моя забота. Потом разрезаю тут и осторожно вынимаю кишки, кладу в ещё один контейнер. Потом отделяю мясо от костей. — Она она опять начала водить ножом вдоль тела Вики. — Режу здесь, режу здесь, режу здесь. — она показывала ножом на различные части Викиного тела. — Потом в конце концов мясо сюда, кости туда, дальше не моя забота. Ну что, всё понятно
 — О да, — отозвалась Вика и начала ласкать свою киску. — Разрежь меня, Надька, отдели мясо от костей, перекрути в фарш и съешь, о! — застонала она от удовольствия, засовывая себе пальцы в киску.
 — Вообще-то мы там все вегетарианцы, — ответила Надя. — После такого невозможно невозможно есть мясо.
  Но Вика всё не унималась:
 — Давай, давай, режь меня.
 — Приходи на комбинат, вход там свободный, правда очереди большие бывают. Если смогу найти тебя среди груды тел — постараюсь лично разделать.
 — О да, груды тел, — продолжала Вика, истошно теребя киску. — Целые вагоны, полные мёртвых девушек, о, как бы я хотела увидеть это!
  Вика взвизгнула, кончая, и забилась в конвульсиях. Наде сначала было забавно на это смотреть, но потом она залезла на стул и стала с раздражением отвязывать верёвки. Вика ударилась головой об пол, но блаженная улыбка так и играла на её губах.
 — Я обязательно научусь быстро разделывать мясо, — сказала она. — Мы будем работать вместе, я буду самой быстрой на конвейере, вот увидишь!

***
  Утром в дверь позвонили. Я сразу узнала этих девушек в форме, Вика их называла "ловильщицами" и не раз рассказывала истории, как видела их на улице города, смело проходила совсем рядом с ними, но её ещё ни разу не поймали. Я вот почему-то ни разу их не видела в городе, но форму, в которой стояли девушки рядом с комбинатом не узнать было невозможно. Дверь открыла Света.
 — На выход, быстро — резко сказала служащая.
 — За нами пришли! — крикнула Света, обернувшись в квартиру и вышла на лестничную клетку.
  Я, Вика, и Надя вышли в прихожую, служащая в это время зашла в неё.
 — Давайте быстрей, — подбодрила она нас. — А я тут всё улажу.
  Мы знали, что указаниям этих служащих нужно подчиняться беспрекословно, что-либо говорить им бесполезно, только хуже будет. Мы вышли на лестничную площадку. "Туда" — другая служащая указала нам в сторону лифтов, где стояло ещё несколько девушек, испуганно озиравшихся. Ещё одна служащая звонила в соседнюю квартиру. Открыла заспанная девушка в ночнушке.
 — На выход, быстро.
 — Ой, я оденусь...
 — Не надо, — служащая схватила её за плечо и подтолкнула в нашу сторону.
  Девушка угрюмо встала рядом с нами а служащая зашла в квартиру. Из квартиры вышла ещё одна девушка в халате, после чего послышалась ругань и служащая вывела ещё двух девушек, одна куталась в полотенце, другая была вся мокрая и голая.
 — Блин, ну дайте домыться-то! — ругались они. — Нельзя же прямо так из душа вытаскивать!
 — Молчать!
  В это время двери грузового лифта начали открываться.
 — Заходите.
  Девушки начали заходить в лифт.
 — Ваще беспредел! — продолжала возмущаться голая девушка.
  Мне стало жалко её, поэтому я принялась расстёгивать свои шорты. Двери лифта закрылись и мы поехали вниз. Шорты упали.
 — Ладно, не кричите вы, на месте домоетесь, — спокойно сказала девушка в халате. — Вот вам уже и одежду дают.
  В тесноте небитого лифта это было нелегко, но я всё-таки подняла снизу шорты и предложила их голой девушке. Сама осталась в трусиках и лёгкой маечке. Голая девушка попросила у другой полотенце, она дала, но не стала дожидаться, пока первая вытрется и просто одела мои шорты. Двери лифта открылись. На первом этаже тоже было много служащих. Двери многих квартир были открыты. Нам не надо было показывать, куда идти и мы пошли к выходу из подъезда. "Ну что, не открывают?" — услышала я по дороге разговоры служащих. — "Будем ломать". Возле подъезда стоял большой автобус. Мокрая девушка уже вытерлась, завернулась в полотенце, но выглядела сердито и насуплено. Девушки начали неохотно заходить в автобус. Парочка незнакомых, потом девушка в халате, потом Вика, потом девушка в полотенце и полуголая девушка в моих шортах. Я сначала застыла в нерешительности, но потом пристроилась к нескольким незнакомым девушкам, проходящим через двери. Едва войдя внутрь, я услышала голос Вики: "Ань, садись сюда, у окошка, тут последнее место осталось". Я перелезла через Вику, села у окна и подпёрла ладонью голову, погружённая в свои мысли. Потом всё-таки заставила себя отвлечься от них и посмотреть, что делается за окном. На первом этаже у нас находился салон красоты. Через стеклянную стенку было хорошо видно, как стилисты стригут девушек, обдувают их феном и накладывают им макияж. Ещё около десятка девушек сидели за большим столом, переговаривались и листали журналы, ожидая своей очереди. Потом в салон зашло несколько служащих, и по жестам было видно, что они приказывают всем выходить. Но все от неожиданности остолбенели. Тогда служащие стали подходить к девушкам, хватать их за плечи, поднимать со стульев и подталкивать к выходу. Сначала начали выходить девушки, ожидавшие в очереди, потом недокрашенные и недостриженные клиентки, и наконец, замешкавшиеся дольше других сотрудницы салона, они же однако выглядели наряднее всех. Автобус таким образом наполнялся.
  Из подъезда выходили всё новые группы девушек, кто в чём был: в домашних тапках, в трусиках и ночнушках, в майках и шортах. Большинство зашли в автобус, но некоторые остались стоять возле, служащие их не торопили. Девушка в блузке и джинсах вытащила из кармана сигареты с зажигалкой и закурила. Предложила также стоящей рядом, она согласилась. Вышли ещё две похожие девушки, причём показалось, что одна заметно моложе другой. "Мама с дочкой" — подумалось мне. За ними ещё несколько девушек, я уже особо не отмечала их особенностей. Я посмотрела чуть подальше, на соседний с нашим подъезд и увидела, как вышедшую из того подъезда девушку служащая поймала за руку и показала на автобус. Девушка подчинилась. Следующую вышедшую из того же подъезда девушку служащая не тронула и она спокойно пошла куда-то по своим делам.
  В автобусе становилась тесно. Стоящие рядом с ней и Викой девушки как ни в чём не бывало обсуждали последние новости, подруг и танцы. "Странно, никто не говорит о том, что сейчас будет." Впрочем, тема смерти действительно была в обществе своеобразным негласным табу. Только теперь она заметила, что те разговоры с Викой были редчайшим исключением, в остальных же случаях если она пыталась заговорить с кем-то об этом, то собеседник переводил разговор на другие темы. Похоже и здесь так. Однако я всё же не удержалась и спросила Вику:
 — Ну как, Викусь? Довольна? Хорошо у нас сокращают население?
 — Нормально, — коротко ответила она.
 — Увидишь свой любимый комбинат.
 — Увижу, — чуть улыбнулась она.
  Вот теперь и с Викой так. Раньше она могла болтать на эту тему без умолку, а теперь отмалчивается. Впрочем, сильно расстроенной она тоже не выглядела. Ей теперь было совершенно всё равно. Я опять посмотрела в окно. Служащие уже загоняли всех стоящих на улице девушек в автобус. Вскоре всё было кончено и автобус поехал по знакомым мне улицам в знакомом направлении.
  Я года три не бывала возле комбината и сразу заметила, что тут кое-что изменилось. Площадка была поделена ограждением на две половины, из одной в другую имелся небольшой проход скраю площадки. Но я не придала этому особого значения. Высадившись, мы с Викой первым делом разыскали в толпе Надю с Викой и стали ждать, потихоньку двигаясь вперёд вместе с очередью.
 — Ты что, не знала? — рассказывала Надя Свете. — Для работников комбината нет никаких исключений. Даже эти служащие, которые сейчас нас стерегут, если к ним придут во внеслужебное время — они будут считаться самыми обычными девушками, как и мы, и пойдут на переработку вместе со всеми. Ты меня удивляешь, прямо как маленькая. Исключений нет ни для кого. Вообще ни для кого. Так обеспечивается справедливость.
 — Об этом так мало говорят... — сокрушалась Света. — Впрочем, я и сама не хотела ничего узнавать. Это Вика у нас помешанная...
  Я посмотрела назад, в сторону улицы. Автобус уже уехал, ограждения были задвинуты на место, по дорогам как ни в чём не бывало ездили машины, по тротуарам шли прохожие. У ограждения стояли любопытные девушки и наблюдали за нами, стоящими в очереди. Неужели это и правда так интересно? Но Вика любила приходить сюда, её очень возбуждала мысль, что девушек по эту сторону ограды скоро не будет, ей нравилось смотреть в глаза этим девушкам и понять, что они чувствуют. А я и сама не понимала, что чувствую, но было интересно, за какими эмоциями приходят эти любопытные девушки. Может поэтому Вика теперь так неразговорчива, потому что теперь погружена в свои чувства и переживания, которые всегда так интересовали её? Я перевёл взгляд на неё. Ничего не понять, взгляд пустой, будто ничего перед собой не видит. Если сейчас обратиться к ней — с первого раза не услышит, придётся повторять. Однако я знала, что если спросить её "Ты расстроена?" она ответит "Нет, что ты. Я же понимаю, что мир перенаселён и кому-то нужно уйти, и если это должна быть я — пусть так и будет". Я опять повернулась к ограждениям и заметила, как одна девушка, шедшая по улице, ни секунды не колеблясь, явно решив всё заранее, зашла в проём ограждений и молча встала в очередь, присоединившись к нам. Я удивлённо посмотрела на неё, пыталась взглянуть ей в глаза и понять, что заставило её решиться на такое. Но глаза были обычные, такие же как у сотен девушек на улице и ничто в них не выдавало того, в какой очереди она стоит. Повернувшись опять к ограждению, я заметила, что одна из любопытных девушек стала задумчиво ходить взад-вперёд вдоль ограды, то и дело останавливаясь возле проёма. Мне на какое-то время показалось, что она тоже зайдёт сюда, но в конце концов она отошла от проёма и опёрлась на перила ограждения, периодически поглядывая на нас. Да, добровольно сюда идут очень немногие, но никто никогда и не запрещал.
  Я перевела взгляд на ограждения с другой стороны площадки и заметила, что от площадки быстрым шагом уходит девушка. Наблюдала за нами, потом вспомнила что-то важное и побежала по своим делам? Здесь площадка выходила на глухие индустриальные дворы, любопытных тут почти не было. Потом заметил, как ещё одна девушка появилась откуда-то и пошла по направлению к улице. Потом ещё одна... Стоп! Это явно были девушки из очереди! И никто не гнался за ними, не ловил и не требовал вернуться! Там кажется какой-то проём в ограде. И что, можно выйти? Если можно — то я обязательно выйду! Не хочу я на этот комбинат. Я ещё совсем молодая, поживу ещё. Очень хотелось бы пожить. Свет надежды забрезжил в моей голове. Голос разума говорил мне, что выпускают явно не всех, но верилось, что меня они обязательно выпустят. Возраст, они наверняка проверяют возраст. Вика и прочие столько разглагольствовали о случайности, о справедливости, но разве это справедливо, что кто-то живёт долго-долго, а кто-то совсем мало? Даже в древности, я слышала, чаще всего умирали в приблизительно одинаковом возрасте, это наверное было справедливее, чем сейчас. Вот наверняка и решили наконец исправить эту вопиющую несправедливость. Настроение из спокойно-апатичного вдруг превратилось в позитивное, даже весёлое, происходящее стало казаться захватывающим приключением. Так бы был обыкновенный серый и скучный день, а тут столько событий, столько эмоций! Конечно, не будет уже Вики, Светы и Нади, но ничего, я привыкну, ведь даже без мамы привыкла, даже вспоминаю нечасто... Ко мне конечно наверняка подселят по крайней мере пару девушек, познакомимся, как-нибудь приживёмся вместе, всё будет хорошо.
  Очередь уже подошла ближе и я уже могла хорошо видеть тот проём, из которого выходили девушки, ещё недавно стоящие в очереди. Он хорошо охранялся служащими, но кто-то же выходит туда! И я выйду. Потом я увидела, что одна из служащих стоит возле проёма с завязанными глазами. Вот она схватила одну из девушек за плечо и подтолкнула к проёму, она вышла и пошла по направлению к улице. Какая-то из девушек тоже попыталась выйти вслед за ней, но служащие остановили её, она пыталась что-то кричать ушедшей, но служащие грубо толкнули её в сторону входа в комбинат так, что та чуть не упала. В это время служащие полностью загородили проём, никто не выходил. Потом девушка с завязанными глазами взяла ещё одну девушку из очереди. Другие служащие аккуратно пропустили её и она вышла. Видя, что никто больше не пытается сбежать через проём, служащие немного расступились и проём опять стал почти свободным. Незрячая девушка схватила и подтолкнула к проёму ещё одну девушку, но она не стала выходить, развернулась и снова встала в очередь к дверям комбината. Незрячая конечно нечего этого не видела, зрячие служащие тоже не возражали. Случайность. Опять случайность! Но мне обязательно должно повезти. Девушки из очереди конечно всё видели, старались проходить как можно ближе к незрячей и задерживаться возле неё подольше, но незрячая подталкивала их в спину не в том направлении, как им хотелось бы, стоявшая рядом зрячая служащая тоже время от времени говорила "Живей, живей!" и подталкивала тех, кому толчка в спину от незрячей было недостаточно. Я заворожённо смотрела, как она водит рукой по спинам разных девушек, и пыталась представить себя на её месте. Интересно, как это — вслепую выбирать, кому жить, а кому не жить? Слепая, как сама судьба. Но судьба была не очень милосердна и подавляющее большинство подталкивала к комбинату и спасая где-то лишь одну из двадцати.
  Я была уже совсем рядом с незрячей, как увидела, что она схватила идущую впереди меня Вику и подтолкнула к выходу. Вика сначала подняла брови, потом поняв, что произошло, весело вскрикнула и побежала вприпрыжку по направлению к улице. Я глазам своим не поверила. Одно то, что её отпустили, меня потрясло, но ведь её всегда тянуло к этому комбинату, она любила смотреть на очередь из девушек — и тут вдруг так быстро упрыгала? Более того, она даже не захотела поддержать никого из нас? Даже когда Юлю забирали, она хотела с ней поговорить через ограду, могла бы и нас спросить, что она может сделать для нас в мире живых. Какая же она всё-таки махровая эгоистка! Пока я думала, окликать её уже было поздно. Пока я раздумывала о поведении Вики, сама не заметила, как прошла мимо незрячей девушки. Я обернулась назад и увидела, как она пропускает мимо себя девушек, никого однако не выпуская наружу. Нет, не может быть! Она должна была выпустить меня! С самого начала, как нас привезли сюда я ещё так не хотела оказаться снаружи ограды. А теперь ещё и Вики нет... Я чувствовала себя преданной и брошенной. Понимала, что меня теперь не пропустят за ограду, но всё равно смотрела как заворожённая на проём и на незрячую девушку. Мимо неё проходили двое переговаривающихся подруг, одну из них незрячая выпустила. Но подруги потом снова подошли друг к другу, просто с разной стороны ограды и продолжали переговариваться. "Вот пример правильного поведения... А эта Вика... чёрт бы её побрал!" — подумала я. Однако случилось так, что чёрт побрал меня, а не её. Прошло уже где-то около минуты и одна из служащих указала подруге с внутренней стороны ограды идти к очереди. "Ну пока" -- "Пока" сказали они друг другу таким тоном, будто бы завтра собирались снова встретиться. Но на этом свете это было уже невозможно.
  "Нет, этого не может быть" — думала я — "Где-то наверняка должна быть ещё одна незрячая девушка, я обязательно выберусь отсюда!". Но сама понимала глупость этих мыслей и от них хотелось плакать. Потом опять накатила злоба: "Зачем они поставили тут эту слепую девушку? Так было хорошо, когда я не знала о ней! И вообще раньше было всё лучше и честней! И пошли бы мы туда вместе в Викой и увидела бы она, что творится внутри её любимого комбината. Так нечестно!". Так как Вики не было, я поискала глазами Свету, нашла, кинулась к ней и обняла: "Светочка, я не могу больше, я хочу выйти, выйти отсюда". Она всегда была отзывчивой, принялась гладить меня:
 — Все хотят, успокойся, ну что с тобой?
 — Её та девушка в проходе смутила, — ответила ей Надя. — Завидует тем, кого она спасла. Дополнительный фактор случайности на случай если выбор хватальщиц окажется недостаточно случайным. Но на психику сама видишь как действует. Возможно, позже её уберут, но это в конце концов уже совсем не наше дело.
  Меня отвлёк громкий смех. Я повернулась на звук. Смеялись две девушки за оградой. "Можно к вам?" — крикнула нам одна из них. Я решила, что они издеваются над нами, но вдруг та, что кричала, действительно начала карабкаться на ограду. Подруга начала помогать ей, подталкивая под попку, одна девушка из очереди протянула ей руку и дело сделано. В эту сторону перелезать можно. Оставшаяся с той стороны подруга тоже преодолела ограду, но быстро, мастерски и без посторонней помощи. Понятно, что они не хотели долго стоять в очереди и хотели сократить ожидание. Было видно, что добровольцам прощаются такие шалости. Но было не совсем понятно, почему они не воспользовались хотя бы проёмом с незрячей девушкой. Новенькие встали в очередь недалеко от нас. Оглянувшись, я увидела новый автобус, заехавший на площадку и ещё толпу девушек, выходящих из него. Незаметно очередь продвинулась ближе к дверям и я уже не видела за другими девушками незрячую служащую. Я всё ещё была зла на неё за то, что Вики не было рядом. Она конечно спасла её, но для меня она её будто бы убила. Похоже раньше я недооценивала роль Вики в своей жизни.
  Обдумывая недостойное с моей точки зрения поведение Вики я вдруг подумала, а как бы я поступила не её месте. Ведь я тоже собиралась выйти и вернуться в пустую квартиру. Я представила, как прохожу мимо незрячей девушки, она хватает меня за руку и подталкивает к выходу, что я делаю дальше? Точно бы я осталась у ограды и принялась говорить с Викой, Светой и Надей? Или всё-таки бросила их всех, как Вика? Долго бы прощаться всё равно не получилось, рано или поздно им пришлось бы отойти от ограды и что тогда? Интересно, как там Вика? Я представила, как она входит в подъезд нашего дома. Интересно, двери в квартирах открыты до сих пор? Какое-то время наверное должны ждать, что кто-то может вернуться, раз уж тут стоит эта незрячая девушка. Вот она заходит в квартиру, закрывает за собой дверь и живёт как раньше, но уже без нас? Она так долго об этом мечтала, как же счастлива она будет одна, пока к ней не подселят новых соседок... Или всё-таки успеет поскучать в одиночестве и будет даже ждать себе новых подруг? Не знаю. Но всё равно чувство глубокой несправедливости кололо меня. Я заметила это в себе и подумала, что наверное я всё-таки такая же эгоистка, как и она, просто ей повезло, а мне нет.
  Вот уже двери комбината. Пройдя ещё небольшой коридор я оказалась в большой комнате, полную раздевающихся девушек. В дальнем конце у выхода столпились голые девушки и ждали своей очереди, но с этого конца прибывали всё новые одетые девушки. Служащие в форме бегали между них и говорили "Быстро, быстро, раздеваемся, живей". Я увидела как одна из них ткнула одну ткнула одетую девушку шокером, и она скорчилась от боли. Похоже, из-за того, что она не хотела раздеваться. Идущая впереди Света сняла через голову футболку и расстегнула лифчик. Я решила тоже не ждать, когда меня ткнут и сняла майку, потом, чуть поколебавшись, трусики. Я увидела, что все складывают одежду в движущиеся на конвейерах корзины. Надя как раз тоже успела снять трусики и предложила забрать у меня одежду, чтобы положить в корзину, я согласилась. Мы пошли в сторону выхода и у противоположной стены заметила души, в которых мылись около десятка девушек, и ещё где-то столько же, ждущих очереди в душ. Служащие, однако следили, чтобы девушки не задерживались там слишком долго. Те, кто только что мылся стали вытираться и становиться в очередь у выхода. Одна девушка из очереди спросила служащую:
 — Можно мне тоже?
 — Можно, только быстро.
  Она пошла к душам. Я так поняла, мыться именно тут было не обязательно. Я утром уже принимала душ, так что не стала туда проситься, Света и Надя тоже не стали. У выхода в следующий коридор стояла одна служащая, хватала всех проходящих за руку и прикладывала к ней какой-то прибор. Уже в коридоре я спросила Надю:
 — Что это?
 — Последний оплот бюрократии. Регистрируют смерть. С этого момента нас официально уже нет. Хотя нет, окончательно всё-таки регистрируют при съёме с петли, но дополнительную меру контроля решили не убирать.
  Вот и всё. Не будет уже впереди никаких девушек с завязанными глазами, чтобы чудом спасти меня. Я снова стиснула зубы, чтобы не заплакать. Нет, это ужасно несправедливо, что я иду здесь, а Вика, эта эгоистичная стерва, которая так и тёрлась возле стен этого комбината, которая любила смотреть, как другие расстаются с жизнью, она останется жить, может даже ещё сотни лет, пока до неё дойдёт очередь. Но наверное думать так тоже эгоистично. Могла бы и порадоваться за неё. В конце концов она неплохо к ней относилось, с ней всегда было весело.
  Было немного непривычно идти среди толпы голых девушек, но размышления о своей несчастной судьбе не давали мне полностью прочувствовать это. Коридор закончился и мы вышли в огромный зал. На высоте десяти метров по периметру тянулись длинные балконы с перилами, на один из таких балконов мы и вышли. Часть девушек тут уходила влево, а часть вправо. Подойдя к перилам и взглянув вниз я увидела то, о чём рассказывала Надя. Вагоны, полные мёртвых девушек. Боже, как было много девушек в каждом вагоне и как много вагонов. Я и представить себе не могла такое, хоть Надя и рассказывала, увиденное превзошло все мои ожидания. Тела сваливают просто как мусор на свалке. Мамочка, ведь я тоже окажусь среди этих тел.
  Но даже сваленные как попало в кучу девушки оставались девушками. Мой острый взор выхватывал всё до малейшей детали. Вот лежит темноволосая девушка с красивыми чертами лица, глаза и рот закрыты, выражение лица спокойное, на шее тёмный след от петли, хорошо оформленные упругие груди, небритый лобок. Я бы с радостью занялась с ней любовью. И такую красоту скоро будут нещадно колоть, резать, потрошить молоть, давить? Как ужасен наш мир. Вот ещё одна светловолосая, неподвижный глаза открыты, зрачки закатились, лицо немного перекошено с очень большими грудьми и гладкой киской. И ещё, и ещё, сотни, тысячи девушек, и ещё больше рук, ног, голов и туловищ со скрывающимися под грудой других тел продолжениями. Я пыталась представить себе, какими они были при жизни. Самые обыкновенные, много таких увидишь на улице. И к любой из них может в любой момент подойти девушка в форме и отправить сюда. И вот она уже лежит в вагоне мёртвая, среди груды таких же мёртвых девушек. Большинство были хорошие и добрые. В наше время мало поводов для злобы. Раньше, я слышала, кто-то жил лучше, кто-то хуже, а сейчас все живут примерно одинаково. Работающее меньшинство живёт чуть лучше, но они же тратят много времени на работу, это справедливо. Наш мир был бы очень хорошим, если бы не эти комбинаты.
  Я глядела на вагоны как заворожённая, потом увидела, как сотрудница одевает одной из мёртвых девушек петли на ноги, нажимает на кнопку и верёвки поднимают девушку вверх. Она тоже была красивая даже будучи мёртвой, но надолго ли? Сотрудница действовала очень быстро, как и говорила Надя: Разрезала шею, отпиливала голову, снимала кожу. Делала она это гораздо быстрее, чем Надя показывала на Вике. Разделав одну, она уже берёт из вагона следующую. Таких сотрудниц было очень много, рядом с ними стояли контейнеры с отрезанными головами, с ошмётками кожи, с кусками мяса и с костями. В каких-то висящих кусках хорошо было видно, что они были девушками, в каких-то уже лишь смутно угадывалось. Потом я увидела, как на один из вагонов с мёртвыми девушками опускается пресс. Потом он поднялся и я увидела, что лежащие девушки превратились в какое-то месиво из плоти и крови, в котором лишь изредка проглядывало что-то, выглядящее, как девушки. Потом вагон опрокинулся, из него начала литься кровь. Потом то, что осталось от девушек начало сыпаться в какую-то машину с вертящимися ножами.
  Я услышала харкающие звуки. Одну из девушек, стоящих в очереди стошнило. Она блевала, перегнувшись через перила балкона. Под балконом была ещё какая-то металлическая платформа, на ней образовалось пятно. Ещё какие-то девушки, стоящие в очереди, засмеялись. Кажется, это те самые, что перелезали через ограду. Потом посмотрела вперёд и увидела, что одна из впереди идущих девушек жадно смотрит на происходящее внизу и мастурбирует, томно вздыхая и охая. Потом другие две девушки начали целоваться и тереться друг о друга грудьми, но потом пошли как ни в чём не бывало. Я продолжала смотреть на волосы, спины и попки идущих впереди девушек, потом перевела взгляд на груди девушек, идущих по соседству. Мне вдруг как-то сильно захотелось поласкать кому-нибудь груди, но делать это без предупреждения незнакомым девушкам конечно не решилась. Я знала, что Надя не очень любит ласки, но может попросить Свету? Они с Надей шли немного в стороне от перил, и я подошла к ним:
 — Светочка, можно тебя поласкать?
 — Ну давай, — ответила она.
  И я начала гладить Свету по голове, потом нежно поцеловала, потом начала гладить ей груди, она тоже подключилась, начала в ответ гладить мои груди и поглаживать по всему телу, потом засунула пальчики в мою киску и принялась там водить, я тоже начала ласкать её киску. То и дело на нас натыкались другие девушки, нас немного толкали, я понимала, что здесь не очень хотела Свету. И почему мы раньше не додумались заняться любовью? Вот бы сейчас сделать это в тепле и уюте... Хоть я иногда и оставалась одна дома со Светой или Викой, но была очень стеснительной и никогда не предлагала никому такого и мне тоже никто не предлагал. И не знаю, занимались ли любовью друг с другом мои соседки, эпизод с висящей голой Викой был единственным виденным мною дома эротическим эпизодом. Эх, Вика... Как бы она повела себя здесь если б не та незячая девушка? Шла бы индифферентно, как сейчас Надя? Глядела бы на вагоны с мёртвыми девушками и мастурбировала? Ведь она так хотела это увидеть! Почему мир так несправедлив, почему не исполнил такого её желания?
 — Ну ладно, хватит, — Света вдруг оттолкнула меня. — Дальше можешь просто поласкать себя, если хочешь.
  Отпустив Свету, я увидела, что возле стены есть канализационные решётки. Одна из идущих девушек присела и начала мочиться, стараясь попасть в слив. Конечно, а что делать, если очень хочется? Ведь с тех пор как нас схватили, нам совсем не давали сходить в туалет. Разве что в раздевалке в душе можно было пописать. В принципе если очень сильно хотелось, можно было бы и на площадке возле комбината. Потом я заметила ещё одну писающую девушку. Подумала сначала, не последовать ли их примеру, но так как хотела не очень сильно, решила вернуться к краю балкона. На противоположной стене был виден ещё один балкон и другая, точно такая очередь. Потом взгляд опять упал на вагоны с мёртвыми девушками. Моя киска в то время была ещё возбуждена и хотела продолжения. Я непроизвольно начала тереть её.
 — Очень возбуждает, правда? — ко мне подошла незнакомая девушка.
  Я лишь удивлённо посмотрела на неё и не ответила.
 — Ты играла дома с петлёй? — продолжила незнакомка.
 — Н-нет. — нерешительно ответила я.
 — О, это так классно! Это ощущение петли на шее, от одного его можно кончить. — она обхватила свою шею руками и я заметила её шее тёмные следы — Сначала она просто ласкает твою шейку, а потом сжимает сильно-сильно! — она начала хрипеть, имитируя удушение, хватать ртом воздух, закатывать глаза, эротично извиваться и стонать. — Такой кайф, так уже не терпится! Могла бы конечно и дома повеситься, да я собственно в последний раз чуть не умерла в петле, но верёвка оборвалась. Тогда я поняла, что нужно срочно идти сюда, тут ведь я увижу как и других вешают! Они ведь так красиво извиваются и перебирают ножками и танцуют! А, сама скоро увидишь. А вешаться одной и правда как-то неинтересно. А висеть в петельке среди множества других повешенных... — она опять схватила себя за шею и закатила глаза. — Ой, как представлю, так прямо сама себе завидую! А у тебя шейка такая нежная, очень хорошо будешь смотреться в петельке!
  Её позитив начал потихоньку передаваться и мне. Начала думать, что наверное и правда не так уж плохо, что я попала сюда. Хотелось бы конечно ещё пожить, но столько интересного напоследок увидела и испытала, и ещё гораздо более сильные ощущения предстоит испытать. Я попыталась представить себе, как это, когда тебе одевают петлю, а затем вешают? Так ли это возбуждает, как рассказывает эта девушка? Я попыталась представить себя висящей среди других девушек, но получилось не очень хорошо. Да и что толку представлять, если совсем скоро я реально буду там висеть? Но девушка по соседству представляла, и то, что она представляла приводило её в полный восторг. Она хрипела и извивалась на ходу, мысленно она была уже там, в петле, и единственным её желанием было поскорее превратить мысли в реальность.
  Посмотрев снова за ограду я уже увидела впереди край конвейеров, их было два. По потолку двигались крючки с петлями, в петлях висели девушки. У каждого конвейера две сотрудницы в форме вытаскивали девушек из петель и складывали рядом на платформу. Ещё одна сотрудница была в одних трусиках защитного цвета и обмывала лежащих на полу мёртвых девушек из шланга, ещё одна, тоже в трусиках, прикладывала регистратор, развязывала связанные за спиной руки, потом тёрла руками, разгоняя по телу воду из шланга, и раздвигала ягодицы, потом они обе брали девушек за руки и ноги и клали на движущуюся ленту нижнего конвейера, который увозил их в сторону вагонов, наполовину заполненных мёртвыми девушками. В месте, где конвейер заканчивался, девушки падали в вагоны.
  Я какое-то время понаблюдала за тем, какой переполох устраивала в вагоне каждая падающая туда девушка, потом снова перевела взгляд на петли. Вот из петли вынули очередную девушку. Несколько осиротевших петель какое-то время ещё продолжали своё движение, потом уходили в дырку в потолке. Надо полагать, они возвращались под потолком и снова появлялись уже с той стороны конвейера, чтобы принять в свои объятия новых девушек. Я снова посмотрела на конвейер. На этом его конце девушки висели спокойно, даже умиротворённо, уже мёртвые. Я снова залюбовалась красотой их молодо выглядящих тел. Жить бы им ещё и жить, зачем их было обязательно отправлять сюда? По прихоти таких как Вика? Так почему же саму Вику сюда не отправили? Это уже казалось каким-то заговором. Может завязанные глаза — бутафория, и та служащая специально выпустила именно Вику? Хотя на тайную властительницу мира Вика совсем непохожа, и она и правда была удивлена, когда её выпустили, это я помню точно.
  Вот с большим трудом вытянули из петли толстую девушку с темноватой кожей и огромными грудьми, но даже в её пухлом теле была своя красота. Потом за ней аккуратную смуглую девушку с длинными тёмными волосами, небольшими грудьми и аккуратно постриженной, но волосатой киской. Её вниз животом на кафельный пол, развязали стянутые за спиной руки и начали поливать из шланга. Она дёрнулась, перевернулась и начала кашлять. Ошибки быть не могло.
 — Смотрите, она жива! — воскликнула я.
  Большинство не обратило особого внимания, лишь любопытно посмотрели туда, куда я указывала. Подошла Надя:
 — Ну да, они ведь висят всего 10 минут. Некоторые не успевают за это время умереть. Конвейеры очень длинные, но чтобы успеть повесить всех, они должны двигаться быстро. Так что пока технической возможности держать девушек дольше в петле нет. Но это небольшая проблема. Те, кто не успел умереть в петле, как правило умирают при падении в вагон, или от ударов падающих сверху на них. Но те, кто сверху, вполне могут живыми попасть на разделку. Но как правило они или без сознания, или не подают виду, но я не знаю, я не обязана была у каждой щупать пульс, на этом комбинате главное — скорость. Другие сотрудницы рассказывали о случаях, когда выжившие девушки пытались выползти из вагона. Их как правило ловят и удавливают на специально поставленной для таких целей гарроте. Такие девушки как правило очень живучие, и пульс у них не пропадает по полчаса. Говорят, гарротой не пользовались уже несколько лет. Похоже, что даже живучие предпочитают не мучиться так долго, ножом по горлу быстрее дело закончится.
 — Ты правда работала тут? — удивилась стоящая рядом девушка — И резала девушек?
 — Да, резала, а теперь разрежут меня, всё справедливо.
  Я взглянула на конвейеры. Они и правда были невероятно длинные, я сбилась со счёта, пытаясь прикинуть, сколько девушек повешено на каждой ленте конвейера. Они висели довольно близко, в метре друг от друга. Я посмотрела на противоположную стену. Между повешенными девушками виднелся ещё один ряд повешенных девушек, между теми девушками было ещё одно ограждение и видна ещё одна очередь. Было понятно, что мы попадём на ближний к нам конвейер, а те девушки ждут своей очереди, чтобы быть повешенными на другом конвейере. Я снова посмотрела на повешенных. Мы уже подошли чуть ближе к середине конвейера и было видно, что тут ещё не все девушки мёртвые, некоторые ещё подёргивались. Вот одна даже согнула ноги в коленях, потом выпрямила ноги, вытянула носочки вниз, потом затихла. Вот одна висела спиной ко мне и шевелила пальцами связанных рук. Но многие проплывали мимо спокойные.
  Я снова засмотрелась на них, отмечая, какие они красивые, смотрела на их лица, глаза были у кого-то закрытые, у кого-то открытые, но, кажется не видящие, у большинства зрачки были заведены вверх, но некоторые смотрели и прямо. Смотрела на рты, у кого-то умиротворённо закрытые, у кого-то скорченные в страдальческой гримасе. Смотрела на спадающие на спины и плечи волосы, смотрела на шеи, стянутые чёрными петлями, смотрела на груди, большие и маленькие с разными формами и размерами сосков, у большинства соски торчали как при возбуждении. Наверное не врала та девушка, страстно желающая в петлю. Но сейчас мне до этого не было дела, я смотрела на животы с пупками, на киски, у большинства волосатые, но подстриженные, но у кого-то и заросшие, и гладко выбритые, смотрела на упругие попки, на длинные ноги, на ступни, ищущие опоры. Мне показалось, что я могу достать до них рукой, попробовала перегнуться через перила и дотянуться до одной из повешенных, но не получилось, от моей руки до девушки оставалось сантиметров десять. Поэтому я снова принялась смотреть. Так и хотелось запечатлеть в памяти всех этих девушек, чтобы хоть что-то осталось после их смерти. Но моя память о них будет недолгой, потому что скоро я и сама буду висеть с петлёй на шее. Поэтому я переключила мысли на другое.
  Представила Вику, висящую в петле. Она бы тоже выглядела красиво, как и большинство проплывающих перед моим взглядом девушек. Потом представила Вику в контейнере с телами. Но понимала, что этого в ближайшее время не ожидается. Потом представила висящую Свету. И мне вдруг стало безумно жалко её, даже больше чем себя. Вот уж за кого бы я радовалась, если бы её отпустили. А вот Вика полностью заслужила того, чтобы быть тут. Это она хотела сокращать население, так пусть и сокращает, лёжа в вагоне с мёртвыми девушками. Представлять себе Свету, лежащую в этом вагоне было особенно больно, появилась даже злость от бессилия, что я ничего не могу сделать, чтобы это предотвратить. Я была уверена, что если бы кто-то из служащих предложил бы мне сейчас либо выйти из комбината самой, либо отпустить Свету, я бы выбрала второе. И корила себя за то, какой эгоисткой была в очереди на улице, хотев вернуться в опустевшую квартиру без Вики, Светы и Нади. Ничем не лучше Вики, у которой таковое желание сбылось. Я опять посмотрела на движущиеся по потолку крюки, свисающие чёрные верёвки и повешенных девушек. Всех их было жалко. Опять смотрю на лица. Потом на шеи в петлях, груди, плечи, спины, связанные за спинами руки, ягодицы, животы, киски и подёргивающиеся ноги.
  Попыталась представить среди них Надю. Для меня она была обычной девушкой, было жалко её, но не больше и не меньше, чем других, незнакомых, хоть я и знала её всю свою жизнь. Ну да без разницы, жалко, не жалко, я всё равно ничего сделать не могу, я в том же положении, что и она. Вот Свету мне очень жалко, но от этого ни мне, ни ей ни жарко, ни холодно. Вот Вику было бы ещё менее жалко, однако она вопреки этому в ближайшее время здесь висеть не будет. Или всё-таки жалко было бы? Если бы я её не знала и увидела тут, то конечно мне было бы её жалко. А если б знала? Не знаю, может да, может нет. С одной стороны она выступала за сокращение населения, а с другой стороны сокращение делается не просто так, а ради тех девушек, которые останутся жить. И Вика явно хотела быть среди них. Ну а кто из этих повешенных не хотел бы? Даже если кто-то из них вообще против того, чтобы убивать девушек, это не отменяет того факта, что ресурсы планеты не безграничны, что люди прошлого почти полностью истощили их и подорвали её экологию, и теперь пришёл час расплаты. И пришедшим на смену людям прошлого современным девушкам, чтобы выжить, приходится употреблять в пищу убитые и переработанные тела других девушек. Можно спорить насчёт справедливости нынешней случайной схемы выбора, но кто я, чтобы судить? Так что наверное всё-таки, если бы Вика попала сюда, она бы заслуживала жалости. Правда, кому вообще эта жалость нужна? Вике-то уж точно нет.
  А мне чья-то жалость нужна? Вдруг подумалось, что мне будет легче, если я буду точно знать, что Вике меня жалко. Вот Свету и Надю мне самой жалко, важно ли для меня, взаимна ли эта жалость? А если меня пожалеет какая-то случайная девушка из очереди, для меня это будет иметь значение? Я представила себя со стороны. Себя я тоже считаю красивой и в петле это обстоятельство не изменится. Очередная красивая повешенная девушка, которую очень жаль из-за того, что ей уготована такая участь. Потом опять попыталась представить, что буду чувствовать и ощущать, будучи в петле. Это наверное очень больно, удушье будет мучить, будет до ужаса хотеться дышать, но я ещё буду жива, буду пытаться вдохнуть, буду дрыгать ногами и извиваться. Буду ли я тогда смотреть на девушек и думать о том, жалко ли им меня? Или они больше думают о том, что скоро сами окажутся в петле? Наверное не стоит их осуждать за это.
  Мы уже почти подошли к середине конвейера. Здесь уже около четверти повешенных девушек подавали явные признаки жизни. Могли закрывать и открывать глаза, двигать зрачками, шевелить пальцами, ноги у многих конвульсивно подёргивались. Но на сколько-нибудь значительные движения сил хватало наверное у одной из десяти. Вот одна из повешенных немного изогнулась в корпусе, лягнула ногами воздух и закрутилась в петле. Я смотрела то на её лицо, то на коротко подстриженные сзади волосы, потом на груди, на стянутые за спиной руки, на киску, на ягодицы, потом опять в лицо. Было видно, что она изо всех сил пытается открыть рот, но сдавившая горло петля мешает это сделать, глаза пытаются что-то поймать, но из-за вращения взору не за что зацепиться. Она ещё раз выгнула туловище и замедлила своё вращение. Потом она совсем остановилась и я смогла встретиться с ней взглядом. В её глазах я увидела полную чашу боли и страдания. И постаралась, чтобы в моём взгляде она прочитала понимание, сострадание и жалость. Я снова не удержалась, протянула к ней руку и стала поглаживать по воздуху, будто пыталась погладить её, но мне не хватала длины руки. "Я тоже скоро буду висеть, но хочу тебя утешить" — хотела сказать я, но та девушка была уже позади.
  Я обернулась назад и увидела девушек, стоящих в очереди за мной. Те две девушки по-прежнему хохотали, несколько мастурбировали. Похоже повешенные их возбуждали. Мне оставалось лишь надеяться, что это не усугубит страдания несчастных. Я уже наверное не буду мастурбировать, а если и буду, то отойду подальше от ограды, чтобы повешенные меня не видели. Было бы мне больнее, если бы какая-то другая девушка мастурбировала глядя на меня, болтающуюся в петле? В общем случае да, но я же понимаю, что эти девушки тоже скоро окажутся в петле и им нужно хотя бы небольшое утешение, хотя бы насладившись видом девушки, повешенной ранее. Я оглядела с ног до головы девушку, стоящую за мной и представила её себе в петле, как она будет дёргаться, брыкаться, извиваться, как будут подпрыгивать её груди, как из-за между разведёнными ногами будет сверкать её киска. Но ведь не только она! Трудно поверить, что все эти сотни девушек тут для того, чтобы быть засунутыми в петлю.
  Я снова повернулась к повешенным. Вот висит красивая девушка с каштановыми волосами до плеч, ноги её конвульсивно подёргиваются, бёдра и грудь тоже чуть-чуть ходят из стороны в сторону. Вдруг из щели между ног потекла вниз крупная струя мочи и звонко зазвенела о решётку канализационного слива. Писала девушка довольно долго, было видно, что она очень хотела в туалет ещё до повешения и даже будучи повешенной держалась до последнего. Стеснялась? При этом было видно, что она старается развести ноги чуть вширь, чтобы на ноги случайно не попала моча, но это стоит ей невероятных усилий. Она была уже сзади меня, когда перестала писать, но даже там было видно, каким огромным облегчением это для неё было. Она расслабилась и окончательно затихла. Скорее всего до самого конца больше не пошевелится. Мне уже тоже немного захотелось в туалет. Если я не пописаю где-то здесь, то обязательно описаюсь в петле. Где лучше будет пописать: тут или дотерпеть до петли? Хоть тут тоже были канализационные сливы, мне показалось, что тут писать гораздо более стыдно, чем в петле. Дотерплю до петли, но в петле уже не буду стесняться и сдерживаться и сразу пописаю. А то потом сил будет гораздо меньше, чтобы ноги разводить.
  Эти мысли опять заставили меня представить мысленно ощущения при нахождении в петле. Эх, если бы можно было заранее узнать! Ну, та девушка конечно вешалась уже, хоть и не до смерти и ей это почему-то понравилось, но глядя на этих повешенных девушек, мне не кажется, что им это нравится. И уверена, что мне тоже не понравится. Очередная проплывающая мимо повешенная девушка громко и отчаянно хрипела, то дрыгала ногами, то вытягивала носочки вниз, при этом отчаянно пыталась освободить руки и достать ими до петли. Интересно, что она чувствует? Я сдавила себе горло руками и попыталась представить на своей шее петлю, но хотелось не просто представлять, а знать точно, что при этом чувствуешь. Хотя что от этого изменится? Будет легче если точно знать, чего ждать? Или напротив будет ужас при воспоминании предыдущего опыта и страстное нежелание его повторять? Мне почему-то кажется, что скорее второе. Но один опыт повешения мне всё-таки предстоит испытать, я, к сожалению, ничего с этим не сделаю. Заранее же об ощущениях могу судить только по виду этих повешенных девушек и пока наблюдения неутешительные. Вот рядом ещё одна, уже активно бьётся и извивается, издавая гортанные звуки и чуть не задевая соседних девушек. Соседние девушки висят поспокойнее, но тоже подёргиваются, время от времени издавая хрипы. Да, нужно готовиться к тому, что это будет очень и очень больно, мучительно и неприятно, но точно об этих ощущениях мне лучше заранее не знать и даже не думать. В петле узнаю, а пока не думать. Однако как же ужасает, что я всё-таки узнаю это, почувствую на себе и ничего не смогу с этим сделать. Да и сейчас не могу. Могу только не думать. Но что делать, если всё равно думается?
  За оградой становилось всё больше хрипящих и извивающихся девушек. Вот одна из них, светловолосая с небольшой грудью временно перестала хрипеть, напряглась, развела ноги и стала писать, потом расслабила ноги и захрипела с новой силой, потом ей вдруг удалось вдохнуть воздух, но хотелось ещё, она пыталась, силилась, напрягала и расслабляла живот, потом в отчаянии дрыгала ногами, потом её заслонили другие извивающиеся в петле девушки. Я посмотрела вперёд и увидела спокойно висящую девушку со спадающими на грудь тёмными волосами и мохнатой киской, моча струилась прямо по её ногам. Рядом с ней одна красивая девушка волосами, забранными сзади в хвостик, с упругой грудью и тугой попкой отчаянно извивалась и будто бы танцевала, одновременно, потом расслабилась, потом опять стала биться и извиваться, издавая отчаянные гортанные звуки. Потом опять затихла и встретилась со мной взглядом. Не знаю, что было в этом взгляде, но мне вдруг стало очень и очень страшно. Мысль, что мне скоро наденут петлю и я тоже начну свой путь на этом конвейере стала наводить на меня неописуемый ужас. В висках стучала только она фраза: "Нет! Не хочу в петлю!" Мне захотелось побежать назад сквозь толпу девушек, я уже даже развернулась и сделала один шаг, как вдруг резкая боль пронзила голову и распространилась под всему телу. Выстрел из шокера. Я бы упала, но одна из девушек подхватила меня, развернула обратно по направлению очереди и какое-то время держала за руку.
 — Ну как, прошло? — спросила она.
  Я кивнула. Страх перед петлёй ещё был, но я уже пришла в себя заставила себя смириться. Однако похоже мне лучше не смотреть пока на повешенных, лучше киску поласкаю и успокоюсь.
 — Боишься петли? — угадала она.
  Я снова кивнула.
 — Я тоже боюсь, — сказала она звонким голоском, — но мне уже легче.
  Я посмотрела на собеседницу и поразилась, какая она красивая. Светлые заплетённые волосы, карие глаза, груди чуть больше среднего с большими сосками, в меру упитанный живот, маленький пупок и выбритая киска. Я начала целовать её груди, потом прижалась всем телом.
 — Пойдём уже, — сказала она.
 — Да как же тебя можно вешать? — вырвалось у меня. Но отметила про себя, что в данный момент так боялась, что если бы мне предложили выбирать между своим спасением и её, я бы без колебаний позволила бы её повесить.
  Девушка лишь пожала плечами и продолжила своим удивительным голосочком:
 — Не знаю. Но ты лучше не ной, а помоги мне не бояться петли.
  Не бояться петли. Её всё-таки повесят. И меня. И сотни других девушек в этой очереди — повесят. И Свету, и Надю. Насколько кто из них боится, а насколько кто жаждет петлю? Я старалась смотреть перед собой, на волосы, спины, ягодицы и ноги стоящих передо мной девушек. Но перед моим мысленным взором опять проплывали повешенные девушки. Какие же они все красивые. Как же их всех жалко. Потом я опять представила себя хрипящую и задыхающуюся в петле. Потом как меня вынимают из петли сотрудницы, развязывают, моют кладут на ещё один конвейер и я падаю в вагон с телами мёртвых девушек. Потом сверху падают ещё девушки. Вагон уходит в первый цех и девушек начинают доставать из него. Где-то в этом вагоне мёртвые Света и Надя. Где-то эта прекрасная девушка с серебристым голоском. Наверное я помогла ей не бояться петли, но легче ли ей от этого стало в петле? Где-то та девушка, которая страстно хотела в петлю. Интересно, как она умудряется испытывать в петле вместо невыносимых мук и страданий кайф и блаженство? Вряд ли это как-то внешне отразится на ней, разве что движения может будут чуть более эротичными. Где-то в вагоне будут лежать и эти две хохотушки, нагло перелезшие через ограду. И та девушка, у которых вид вагонов вызвал рвотные позывы. Её тоже не минует сия участь, она тоже задохнётся в петле и будет лежать мёртвая в вагоне и может её вид в числе других вызовет рвотные позывы у какой-то другой девушки.
  И лишь Вики нигде нет. Она где-то там, в мире живых, бесконечно далеко отсюда. Её уже схватили и привели на комбинат, но она в последний возможный момент выскользнула из объятий смерти. Ей всегда с этим везло, она смело ходила мимо хватальщиц но её не хватали. Как это ещё объяснить если не заговором? Разговор двух девушек неподалёку вырвал меня из раздумий:
 — Хорошо было древним людям. Они при повешении сразу теряли сознание. А вот современные девушки, обретя бессмертие, стали гораздо крепче, и теперь сама видишь: никто не теряет сознание в петле. Разве что некоторые стараются висеть спокойно и не дёргаться, но они всё равно в сознании. Повешение осталось смертельным, но стало намного более мучительным. Знаешь, Оль, мне страшно. Не хочу в петлю!
 — Никто не хочет, а что делать? Хочешь ещё более мучительной смерти?
 — Да, наверное петля действительно не самый лучший вариант. Но как ты думаешь, что чувствуют эти повешенные?
 — Мне это определённо не понравится. Да и тебе наверняка тоже.
  Во мне вдруг любопытство вновь пересилило страх и я решился пройти к перилам и посмотреть на повешенных. У этого края они вовсю брыкались, извивались, хрипели, временами издавая стоны. Некоторые не стесняясь писали, некоторые уже пописали и лишь редкие капли капали с их мокрых кисок. Было слышно, что некоторые ещё могут дышать пока петля до конца не затянулось, но это даётся им очень тяжело. И вдруг, глядя на них я снова возбудилась. Даже вдруг стало непонятно, чего я только что так боялась. Взгляд упал на красивую черноволосую девушку и большими глазами и острыми ушами. Глаза были широко открыты, ей удавалось немножко открыть рот и вдохнуть воздух, её танец был так же красив, как и она сама. Рывок — и она повернулась ко мне попкой, показывая закрытую волосами спину и дёргающиеся пальцы на связанных руках. Ещё рывок — и её упругая подпрыгивающая грудь и подстриженная волосатая киска снова у меня на виду. Следующая за ней блондинка с крупной головой и косичками будто бы просто бежала, потом потихоньку остановилась и уписалась. Следующая за ней брюнетка висела ко мне задом спокойно, лишь иногда вздрагивая и похрипывая, потом она потихоньку начала поворачиваться и мне открылась красивая упругая грудь и мохнатая киска. Следующая за ей повешенная с каштановыми волосами извивалась всем телом, громко и отчаянно хрипя, то сводила ноги, то раскидывала в стороны, показывая киску. Я забыла ранее данное себе обещание и начала мастурбировать прямо глядя на них. На дальнем конвейере тоже извивались и плясали повешенные девушки, за ними тоже было интересно.
  Потом вдруг накатило необъяснимое желание ощутить на шее петлю. Я схватила себя за горло, но это было ничтожно мало по сравнению с тем, что бы я хотела ощутить. Пусть это больно, пусть мучает удушье, я хочу этого, я хочу петлю! Я засунула себе пальчики глубока в киску и тело начало биться в судорогах оргазма. Он был такой мощный, что я едва устояла на ногах. И я вдруг отчётливо ощутила на своей шее петлю, и из моего горла вырвалась пара хрипов. И тут я увидела начало конвейера. Увидел голую девушку, стоящую на краю платформы. Она вся тряслась и сжималась. Рядом с ней стояла служащая в форме. Из дыры в потолке спустилась петля, служащая быстро одела петлю на шею девушке и затянула. Крюк двигался потолку, верёвка натянулась, потянула за собой девушку, она упала с платформы и повисла в воздухе. Бедная девушка и в петле выглядела зажатой, висела спокойно чуть сгорбившись и подтянув ноги к животу. Из её рта вырвалось несколько хрипов. "Ничего" — мысленно сказала я ей — "Скоро петля расслабит тебя и ты отдашься ей вся, целиком и полностью". А на платформе тем временем к краю подошла высокая девушка с короткой стрижкой.
  Было видно и соседний конвейер. Там тоже служащая только что приладила петлю на шею новой девушке и она отправилась в свободное плавание. Высокая тоже повисла, издала несколько хрипов и начала дёргаться. К краю подошла низенькая худощавая девушка и тоже стала ожидать своей петли. Это совсем недолго. Петли шли с интервалом в пять секунд и на краю платформы девушкам приходилось ждать всего секунд три. Мне сначала показалось, что петля не дотянется до неё из-за низкого роста, но нет, служащая без проблем просунула петлю на её маленькую шейку, затянула и она уже тоже висит похрипывая и немного проворачиваясь. К краю платформы подошла новая. В это время мимо меня медленно проносилась повешенная девушка, которая боязливо ёжилась на платформе. Она уже захрипела вовсю, начала извиваться. "Молодец" — хотелось сказать ей. — "Вот и ты познала петлю".
  Поглядев вперёд себя я увидела конец очереди. Очередь сюда стояла на широкой платформе в три ряда, но в конце стояло ограждение, плавно сужающее платформу так, чтобы могла пройти только одна девушка. В конце в ограждении был проём, возле него стояла служащая. А заметила, как в проём вошла Надя, повернулась к служащей спиной и завела руки за спину. Служащая быстро завязала толстой мягкой верёвкой руки и шлёпнула Надю по попке. Она пошла к группе девушек с завязанными руками, ждущих своей очереди к краю платформы. Очередная девушка сошла с платформы и повисла. Ещё одна девушка подошла на край, остальные тоже двинулись вперёд. Незнакомая девушка прошла в проём, тоже без всяких слов и приказов повернулась спиной к служащей и завела руки за спину. На меня вдруг опять накатил дикий страх. Легко было мечтать о петле, когда она казалось ещё так далеко. Легко было хвалить девушку, познавшую петлю, самой её не познавши. А как насчёт того, чтобы самой наконец-то познать петлю? Будешь молодцом или как? Похоже не буду. При мысли, что скоро я буду стоять на краю платформы и мне будут надевать и затягивать петлю меня снова охватил ледяной ужас. Масла в огонь подлила девушка, стоящая впереди и запричитавшая: "Ой Боже, мамочка!". Она оглядывалась назад явно ища возможности убежать. Вот в проём проходит Света и служащая связывает ей руки. Боже, как она красива, и как жалко, что её повесят, а потом скинут в вагон с мёртвыми девушками. Вслед за Светой в проём зашла девушка, жаждущая петлю. Она вся дрожала, но явно не от страха, а от нетерпения и возбуждения.
 — Можно меня без очереди? — спросила она.
 — Нет, жди.
  Девушка недовольно встала в конец очереди. Там она опять закатила глаза и начала издавать хрипы. Между мной и проёмом осталось всего пять девушек, и я оглянулась в надежде, что может кто-то ещё хочет пройти без очереди. И сразу же встретился взглядом с девушкой со звонким голоском:
 — Ну что, познаем петлю?
  Она что, мысли мои читает? Она была ещё красивее Светы и это просто вопиющая несправедливость, что мир теряет таких прекрасных девушек.
 — Не хочу, — ответила я. — Хочешь вперёд?
 — Ну не переживай ты так, я же видела, как ты смотрела на повешенных, этот взгляд ни с чем не спутаешь.
  Я вдруг боковым зрением увидела болтающуюся в петле Надю, напряжённо зажмурившуюся и вытянувшую ноги вниз.
 — Заходи — прозвенел нежный голосок девушки. Я и сама не заметила как очутилась в проёме.
  Немного поколебавшись и пооглядывавшись завела руки за спину. И тут увидела, как Света стоит у края платформы и ей уже одевают петлю. Она плотно облекла её нежную шейку. И вот моя красавица Света уже висит. Её развернуло в петле лицом к нам, мы встретились взглядами, она захрипела, будто пытаясь что-то крикнуть нам, потом начала извиваться. Я почувствовала толчок в спину и ступив шаг оказалась рядом с девушкой со связанными руками. После Светы девушка, которая вешалась дома наконец дождалась своей последней петли. Девушка впереди ступила шаг, я ступила вслед за ней. Я почувствовала, как сзади ко мне пристроилась девушки и прошептала мне на ухо: "Никто не хочет, но надо!". Я ничего не ответила. Какой-то момент психика будто включила защиту, считая всё происходящее нереальным. Потом я опять стал наблюдать за девушками у края платформы. Она тоже красивая, её тоже жалко. Вот служащая продевает ей через голову петлю, вытаскивают через петлю длинные волосы наружу и затягивает петлю на шее. Всё меньше чем за секунду. И вот она уже висит, немного выгибаясь телом, то выпячивая свои груди, ту пряча. И вот передо мной всего две девушки. Первая делает шаг, вставая на край платформы. Вторая шагает, вставая за ней, я шагаю, вставая за второй. Ой, неужели так скоро? Неужели ещё чуть-чуть и мне предстоит познакомиться с собственной петлёй?
  Я попыталась представить, что девушка, стоящая сейчас на платформе — это я, и это не ей, а мне сейчас одевают петлю, уже практически ощущаю петлю на своей шее. Ой, мама! Кажется, я ещё не готова отдаться петле, пожалуйста, только не сейчас, когда-нибудь я обязательно познаю петлю и отдамся ей, но только не сейчас, пускай между мной и платформой встанет хотя бы ещё одна девушка, ещё хотя бы одна девушка, но только не сейчас, не одевайте мне петлю! Я уже и не заметила, что девушка, которой одели петлю уже висит. Петля на моей шее уже затянулась, я вроде бы должна начать задыхаться, но почему-то не задыхаюсь. Девушка передо мной не торопится проходить к краю платформы, служащая хватает её за руку, резко подводит к краю платформы как раз в тот момент, как там появляется петля. Она хватает ту девушку за волосы, хватает петлю и продевает голову через петлю, резким движением затягивает её и в тот момент как-то резко успокаиваюсь, сама подхожу на край платформы и начинаю ждать свою петлю. Она появляется. Служащая одевает её мне на шею, я чувствую на волосах её руку, волосы она тоже просунула через петлю и резким движением затянула её вокруг моей шеи. И вот уже совершенно реальная, а не воображаемая петля сдавливает мою шею. Ни с какими воображаемыми реальная петля не сравнится, она вдруг страшно возбудила меня и в то же время накатил дикий страх. Я страстно хотела эту петлю и в то же время страстно не хотела. Но независимо от моего желания или нежелания петля была на моей шее и потихоньку тянула меня с платформы. Мне казалось, что в тот же момент кончу от переполнявших меня противоречивых чувств.
  Будто в замедленной съёмке петля всё сильнее и сильнее сдавливала мою шею и давление становилось невыносимым. Давление в голове выросло до предела, всё тело пронзила боль. Ничто в моей жизни не могло с ней сравниться, недавний удар шокера казался по сравнению с этим выстрелом из детского пистолета. Я потонула в боли, в голове не осталось места ни для каких мыслей и чувств. Когда мысли вернулись, я их совершенно не контролировала. Назад, хочу назад, хочу вылезти из петли! Я захрипела, забилась, тело начало изгибаться, я руками пыталась достать петлю, верёвка, стягивающая руки, не давала, что угодно, только бы избавиться от петли на шее! Потом тело вытянулось, ноги попытались ощупать опору, потом я вся чуть выгнулась назад. И внезапно первый шок прошёл. Да, больно, да, очень больно, да, очень хочется вылезти из петли, но в лёгких ещё полно свежего воздуха. Я ещё даже толком не познала петлю, она даже ещё не конца затянулась. Но всё равно мысль, что в ближайшее время ничего не прекратиться, а будет становиться только хуже, ужасала, очень хотелось вновь поддаться панике.
  Я инстинктивно дёрнула одной ногой и развернулась в петле. Увидела огромную очередь из девушек, ждущих своей петли, увидела ограждения, служащую, связывающую руки очередной девушке. Потом увидела платформу под конвейером и девушку со звонким голоском, ждущую своей петли. Прошло меньше пяти секунд с того момента, как я повисла, а мне казалось, что прошла уже целая вечность. Что она чувствует, глядя на меня? Не думаю, что мой вид помог ей не бояться петли. И я тут отметила, что несмотря на смелые слова она действительно боится, попыталась представить себя на её месте и внезапно почувствовала, как мои соски затвердели. Пускай боится, как бы она не боялась, висеть тут ещё страшнее. Сейчас бы я бы на её месте снова бы развернулась и побежала, не обращая внимания ни на какие шокеры. И вообще жалею, что не зарезалась кухонным ножом в тот же момент, как узнала, что за нами пришли. Наверняка именно поэтому тем, за кем приходят, не оставляют ни минуты на раздумья и ни на какие дела.
  Я постаралась максимально успокоиться и не паниковать, хоть и понимала, что долго не продержусь: слишком уж сильна боль и слишком страшно от мысли, что никак невозможно избавиться от петли. Понимаю, что всё бесполезно, но руки сами дёргаются, пытаются высвободиться и взяться за петлю. Когда-то петлю конечно снимут. Я ведь сама видела, что можно выжить в петле. Но когда? Десять минут... Каким небольшим казался такой промежуток времени, когда была опора под ногами и какой вечностью кажется сейчас. Издав несколько хрипящих звуков мне удалось втянуть в лёгкие немного воздуха. Я увидела, как девушке, стоящей на платформе одевают петлю на на нею, вытаскивают волосы и завязывают петлю. Потом девушка падает с платформы и повисает в петле. Она морщится и дёргается. Для неё это тоже шок. По сравнению с ней я чувствую себя долговисящей. А ведь я вишу всего пять секунд. А нужно провисеть ещё в сто раз дольше. Если выживу — тогда удастся ещё хоть чуть-чуть пожить без петли на шее. Ах, какое это будет счастье! Если бы только можно было немедленно избавиться от петли...
  Я всё-таки не удержалась и снова несколько раз дёрнулась, и повернувшись, увидела девушек, висящих на соседнем конвейере. Они тоже дёргались и извивались кто как, далеко не у всех прошёл первый шок, а у некоторых может и не пройдёт, они затихнут только когда совсем не будет сил дёргаться. Но все они были красивые и даже в их движениях была красота, как в танце. За ними было ограждение и ещё одна очередь с другой стороны конвейеров. Я не успела их толком разглядеть, верёвка уже разворачивала меня обратно. Снова увидела девушку со звонким голоском, в короткий миг я успела заметить, как она приподняла обе ноги и пнула ими назад, потом я снова увидела очередь. Как же их много, самых разных девушек, но одинаково голых и одинаково ждущих. Кто-то смотрит вперёд по направлению очереди, кто-то оглядывается по сторонам, кто-то с интересом смотрит на повешенных. Некоторые мастурбируют, некоторые целуются и ласкают друг друга. Совсем только что я была среди них, шла к краю конвейера, теперь двигаюсь в противоположную сторону с петлёй на шее. Встретилась глазами с одной девушкой. Её взгляд был сочувствующим. Мне вдруг тоже стало её жалко. Светлокожая, светловолосая, очень красивая, она не знает, что её ждёт. А я уже знаю и очень не хочу чтобы она тоже это испытала. Чуть подальше темноволосая девушка мастурбирует, глядя на другую повешенную девушку, она тоже красивая. Все они красивые и всех их жалко.
  Я вдруг вспомнила, что собиралась пописать. Только теперь я заметила, насколько я сжалась от шока и как была напряжена и постаралась расслабиться. Получалось плохо. Петля теперь была для меня всем и не давала забыть о себе ни на долю секунды. И в то же время мне вдруг стало стыдно писать при всех этих девушках. Вот бы уже побыстрее уступить петлю кому-нибудь из них. Жалко их конечно, но сильнее желания скинуть с себя наконец эту петлю была только моя боль. Кое-как мне удалось расслабить мочеток и тонкая первые капли полились из моей щёлки. Я немножко раздвинула ноги и позволила влаге течь. Мне было очень стыдно, я даже прекратила писать и решила ещё немножко потерпеть. Я успела встретиться глазами с девушкой, которая мастурбировала, она смотрела прямо на меня, как терпеть петлю снова стало совсем невмоготу и я снова захрипела, задрыгала ногами и начала изгибаться телом.
  Увидела, как извивается повешенная передо мной девушка, совсем рядом, всего в метре от меня. Тоже красивая, темноволосая. Вот она висит ко мне боком, потом она дёрнула ногой и повернулась ко мне лицом, оно было искажено гримасой. Но и у меня наверное тоже лицо не совсем нормальное. Мы в одинаковом положении, просто она висит на пять секунд дольше. Но как выяснилось, для повешенной даже пять секунд много. Ну что, будем знакомы, соседка по петле. Не знаю, видела ли она меня, мне показалось, что она вся в своём страдании. Я на какой-то момент тоже потонула в страдании, ничего не видела, чувствовала, что беспорядочно двигаю телом и ногами, дёргаю связанными руками. Но петля на шее вновь заполонила всё. Когда способность к распознаванию образов снова вернулась ко мне, я увидела свою соседку сбоку, на соседнем конвейере, повёрнутую ко мне попой и отчаянно сучащую ногами. Каштановые волосы спадали на её спину, ниже волос дёргались связанные руки. Я ещё немного повернулась и увидела начало конвейера, и девушку, стоящую на краю платформы под параллельным конвейером. Мы ещё совсем недалеко от начала конвейера! Вот той девушке одевают и затягивают петлю на шее, сейчас она тоже познает те страдания, которые испытываю я и мои соседки. Краем глаза вижу, как бьётся повешенная после меня девушка. От её звонкого голоска остались лишь глубокие гортанные звуки, всё её тело извивалось, ноги бешено колотились, она то поднимала их к животу, то с силой выбрасывала. Было видно, что она так и не совладала с первым шоком. Не зря боялась. Бедная девочка. Только теперь поняла, что значит "надо".
  Петля... она для меня всё, снова и снова. Если не прилагать усилий к тому, чтобы переносить внимание наружу, то нет ничего кроме петли, ничего кроме боли и страданий. Невозможно выдернуть тело из петли, но пока возможно, стараюсь хотя бы выдернуть мысли из петли. С каждой секундой это всё труднее и труднее, за что бы зацепиться мыслью, за что бы зацепиться вниманию. Ах да, вот эта хрипящая девушка с некогда звонким голоском. У неё своя петля, свои страдания. Вот моё тело. Набухшие соски, плечи, наполняющаяся кровью голова, шея, сдавленная петлёй. Нет, только не петля! Вот опять соски, вот напрягшийся живот. Расслабить. Вот пупок, вот влагалище, вот ноги. Кстати о киске. Пока стыд отошёл, можно попробовать опять пописать. Я попеременно то напрягаюсь, то расслабляюсь, не понимая, что нужно делать. Капли снова начинают капать из щёлки, и уже инстинктивно усиливаю поток и пытаюсь раздвинуть ноги. Какое-то время пытаюсь сосредоточиться на струйке, вот она уже потихоньку иссякает.
  Опять нет ничего, только петля. И верёвка, связывающая руки. Тела нет. Только петля. Только страдания. Я инстинктивно мотаю головой, пытаясь согнать этот морок, потом начинаю извиваться и тело нехотя появляется. Очень хочется вдохнуть, я пытаюсь, но ничего не получается. Не надо пытаться вдохнуть, лучше смотреть перед собой, так легче будет. Вот очередь из девушек. Волосы, глаза, уши, лица, красивые голые тела, плечи, груди, животы, пупочки, киски, ноги. Петля. Вдохнуть. Нет, не надо о петле. Вот девушка смотрит на меня. Чёрные волосы, голубые глаза. Ровный нос, тонкий рот. Шея, груди. Представляю себя на её месте и на её шее появляется петля. Зачем я в очереди представляла себя в петле, вместо того, чтобы наслаждаться жизнью без петли. Только теперь я понимаю, какое это блаженство — быть без петли на шее. Она красивая. Смотрю на живот, на чёрный треугольник на лобке. Как она переживёт свой первый шок от петли, как больно ей будет висеть? Они потихоньку идут. Сейчас их шейки свободны, но совсем скоро их всех повесят, им всем будет больно как мне.
  Только бы избавиться от петли, только бы вдохнуть! Снова начинаю хрипеть и брыкаться. Когда уже конец конвейера? Как медленно он движется, как медленно идёт время. Конечно медленно, специально для того, чтобы я успела умереть. И другие повешенные успели. Но я умираю очень медленно, я очень хочу жить, всё тело восстаёт против смерти. Но петля потихоньку делает своё дело. Кислорода в лёгких становится всё меньше, я отчаянно пытаюсь вдохнуть, хриплю, задыхаюсь, ничего не получается — тогда дёргаюсь всем телом, пытаюсь освободить руки, но путы крепко сжимают их. Подтягиваю ноги к животу, толкаюсь то одной, то другой, потом выгибаюсь вся назад, взгляд немного приподнимается, упираясь в потолок. Снова расслабляюсь. Сколько, сколько мне ещё мучиться? Если бы можно было это как-то всё прекратить, хотя бы умереть немедленно. Разум понимает, что тело уже не спасти, но тело не хочет умирать и упорно требует что-то предпринять. А предпринять можно только одно — посильнее дёргаться. Иногда я подчиняюсь этому требованию, иногда сдерживаюсь, но не могу понять, как мне легче. И в том, и в другом случае страдания невыносимы.
  Глаза видят, но понять, что я вижу становится всё труднее. Вот снова вижу свою соседку спереди, краем глаза вижу очередь, идущую навстречу к тому концу конвейера. Голые девушки, сотни голых девушек на небольшой дорожке между ограждением и стеной. По эту сторону ограждения — я и другие повешенные. На какое-то время сознание проваливается. Потом снова возвращается и я снова начинаю искать способы облегчить страдания. Дёргаюсь немного — не помогает. Смотрю вперёд. На параллельном конвейере дёргается и извивается девушка с каштановыми волосами. Бедная, тоже страдает. Как долго, как мучительно... Лучше вообще не рождаться на свет, чем родиться и вот так умирать. Если бы только можно было ускорить, но я не знаю, как это сделать. Висеть спокойнее? Или наоборот сильнее дёргаться и побыстрее исчерпать силы. У меня получается нечто среднее. Немного извиваюсь и вижу девушку с серебристым голоском, повешенную после меня. Она тоже уже потихоньку затихает, петля расслабляет её. Я тоже начинаю чувствовать усталость, все звуки превращаются в непонятные шумы, взгляд начинает расплываться. Проваливаюсь.
  Снова пытаюсь почувствовать что-либо кроме петли. Она мне уже как родная, не могу уже даже представить себя без неё. Понимаю, что теперь даже если её снимут, всё я всё равно ещё долго не смогу дышать. Чувствую верёвку, связывающую руки, потом сами руки, пытаюсь сжимать-разжимать пальцы. потом двигаю плечами, втягиваю и выпячиваю грудь, потом аналогично втягиваю живот, начинаю тереть друг о друга ноги. Киска неожиданно отзывается. Какое прекрасное у меня тело, как же я раньше этого не ценила... Мне очень захотелось его потрогать, но руки были связаны. Тогда я стала представлять, как ласкаю себе груди, глажу себя по животу и массирую киску. Я ещё сильнее возбудилась и попыталась сжать ноги и хоть как-то потереть их о киску. Кажется, получилось, удовольствие начало просыпаться во мне. Страдания по-прежнему были безмерными, чудовищное удушье и нехватка кислорода, но чуть-чуть удалось их облегчить и я решила продолжить. Я представляла ласковые руки на своём теле, начала эротично извиваться. Давайте, смотрите на меня, посмотрите какую красавицу вы повесили... Я буду лежать в вагоне, мёртвая, но всё такая же красивая и непокорённая... Я попыталась сконцентрироваться на этом растущем наслаждении. Но мне явно было далеко до той девушки, которая кайфовала от петли, у меня не было столько тренировок. Но я очень старалась заглушить боль и удушье.
  Сладкая истома неохотно разлилась по телу, но на этом всё остановилось. Вот бы было можно по-настоящему поласкать себя! Но я не могла, руки были связаны крепко и никак их нельзя было высвободить. Интересно, сколько раз уже успела кончить та девушка, которой нравится петля? И как она себя после этого чувствует? Сладко-расслабленной и удовлетворённой? Уже перестала эротично извиваться и спокойно висит, лишь иногда подёргиваясь? Она где-то совсем рядом, несколько метров вперёд по конвейеру, но её не видно за другими девушками. А ещё впереди Света с Надей. Ещё сильно мучаются? Или уже провалились в вечное забытие? А когда-то давно тут и мама моя так мучилась. И Юля, подруга Вики. Только сама Вика по случайности сюда не попала.
  Где-то рядом была очередь из ещё неповешенных девушек, где-то рядом болтались уже повешенные, но у меня уже не было сил смотреть на это. Я висела с открытыми глазами и почти ничего не видела перед собой. Тело потихоньку начало смиряться с неизбежным. Иногда ещё требовало напрячься и бороться, иногда ещё хватало сил согнуть в колене ножку, но постепенно напряжение уходило, но легче от этого не становилось. Дышать хотелось по-прежнему, боль в шее по-прежнему была невыносимой. Десять минут я точно не продержусь, даже если не умру, то сойду с ума. Собственно уже начинаю, мысли становятся всё более путанными и фантасмагоричными, похожими больше на кошмарный сон, чем на явь. Но провалиться в пустоту всё никак не получается, все боли и мучения остаются со мной, они тут.
  Но внезапно способность видеть вернулась, и вернулось ощущение тела. Я немножко пошевелила им, как бы проверяя, всё ли на месте. Опять захотелось поласкать себя, чтобы меньше мучиться. Ну же, ну! На этот раз тело было более расслабленным и отозвалось активнее. Навстречу мне шли красивые голые девушки, которые предполагали, но доподлинно ещё не знали, какие страшные мучения им предстоит перенести. Впереди меня висела девушка, с виду спокойно, но наверняка при этом страшно мучаясь. На соседнем конвейере одна из девушек до сих пор танцевала и извивалась. Я невольно засмотрелась на неё. Захотелось вдруг тоже в последний раз поизвиваться. Я сначала начала двигать ногами, но потом подключила всё тело. Мне внезапно это начало нравится, я при этом чувствовала себя всю от кончиков сосков, до кончиков ног и пальцев связанных рук. Какую всё-таки прекрасную девку они повесили в моём лице. И я вдруг кончила и забилась в конвульсиях наслаждения. Хотелось нежно стонать, но сдавленное горло пропускало только хрипы, но даже эти хрипы стали казаться мне эротичными. Наконец-то удовольствие! Оно разливалось по телу, проникало в каждую клеточку. Ох, как это прекрасно, как я нежна и красива. Хотели меня мёртвую — получайте, мне не жалко, я всё равно прекрасна. Только бы это не кончалось! Только бы унести это с собой на тот свет. Казалось, что моё желание обязательно исполнится, приятные судороги проходили по всему телу и не останавливались. Я вся намокла, из киски начал капать сок. Ещё, ещё, ещё!
  Пустота. Долгожданная, но ещё не вечная. Способность чувствовать внезапно вернулась, но я не знала сколько прошло времени, где я и кто я. Я ничего не видела, только чувствовала невыносимое удушье и боль в шее. Темнота. Сколько это продолжалось? Год, два? Трудно сказать. Но по ощущениям я пребывала в таком состоянии очень долго. Вдруг какие-то руки схватили меня. Я ничего не видела и не могла пошевелиться. Пальцы скользнули мне по шее, но боль и удушье как были, так и остались. Положение тела изменилось, казалось, я падаю куда-то вниз. Далеко-далеко. Внезапно по телу ударила вода, хотелось дёрнуться, но я не могла, меня всю парализовало. Руки продолжали елозить по мне, но я так ничего и не поняла, что со мной делают. Снова падаю. Очень долго. И не понимаю, что происходит. Хочется вдохнуть воздух, но не получается. Потом что-то опять прошлось по телу, оно изменило положение. Потом вдруг резкая боль. Я упала на что-то мягкое, но кажется, продолжаю падать. Потом опять боль. Дальше ничего.

[Shadowfax]

     Часть 2
    Глава 1
  Вика была вне себя от радости. Жива, жива! А больше ничего для счастья и не надо. Она весело шлёпала домашними тапочками по тротуару и сама не заметила, как оказалась в автобусе. Теснота немного её отрезвила и напомнила, в каком перенаселённом мире она живёт. Желание избавиться от большего числа живущих вполне естественно. Она тоже чуть не покинула этот мир, но слепая случайность распорядилась иначе. Случилось так, как хотела Вика: она жива, а другие девушки продолжали умирать. И теперь среди них оказались Надя, Света и Аня. Только теперь Вика подумала, что неплохо было бы попрощаться с ними и поговорить напоследок, но было уже поздно. Когда она вернётся, их там уже не будет. Ну и ладно. Другая бы на её месте наверное умерла со стыда и от того, что не попрощалась, и от того, что вот должна была умереть, но не умерла и не хватило воли отказаться от подарка судьбы. Вику это всё не тревожило, эйфория от удачи всё не проходила.
  Но внезапно она вдруг испугалась, что автобус вдруг повернёт назад на комбинат. Вот был бы облом по чистой случайности избежать комбината и вдруг опять по чистой же случайности снова угодить туда! Обычно, ездя в автобусах она старалась не думать об этом, и никто практически об этом не думал, но сейчас ей вдруг стало страшно. Это ведь проще всего — просто перенаправить автобус на комбинат. Не надо никого ловить, не надо никого загонять в автобус, все и так тут, готовенькие! Просто загоняй автобус на комбинат и высаживай. Если бы не забота о случайности, только этим способом доставлять "материал" для комбината бы и пользовались. Однако это было бы несправедливо, если бы те, кто ездит на автобусах, были бы подвержены большему риску, чем те, кто не ездит. Поэтому девушек для комбината ловили везде: в автобусах, в метро, на улице, дома, в любого рода заведениях.
  Но сейчас Вике почему-то казалось, что на улице ей будет куда безопаснее, хотелось поскорее вылезти из этого тесного автобуса. Вдруг закружилась голова. Она много раз порывалась выйти из автобуса и еле дотерпела до своей остановки. "Свобода!" — мысленно воскликнула она, выйдя на оживлённую улицу. Но ей ещё предстояла пересадка на другой автобус. По улице проносилось множество роботакси, но свободных не было, а вызвать его издалека безработные не могли. Управляемый человеком транспорт давно прекратил своё существование как небезопасный, уличное движение было полностью роботизировано. Светофоры стояли только для пешеходов. В ДТП виноват мог быть только пешеход, последний известный технический сбой на дорогах был сотню лет назад, но даже во время него никто серьёзно не пострадал. Вика перешла на зелёный свет и встала на остановке. Ждать автобуса пришлось недолго, но Вика уже успела успокоиться.
  Выйдя на нужной остановке, она пошла по дворам к дому. Уже у дома она стала вспоминать тот переполох, который устроили тут ловильщицы. Но сейчас только закрытый салон красоты напоминал о том, что они были тут. В остальном двор выглядел как обычно. На спортивной площадке девушки играли в баскетбол, в одной из беседок собралась шумная компания. Обычный двор, окружённый обычными многоэтажками. А завтра и салон красоты снова откроют, при нынешнем уровне безработицы найти новых стилистов не составит труда. Без денег конечно тоже можно жить, но неуютно.
  В подъезде было тихо. Конечно, в современных домах звукоизоляция хорошая и тихо могло быть и при обычных обстоятельствах, но Вика-то знала, откуда эта тишина. Трудно было представить, что за этими дверьми теперь никто не живёт. Может конечно кто-то кроме неё и успел, чудом спасшись, вернуться, но всё равно это было слишком мало для этого перенаселённого мира. Пустующие квартиры — такое сейчас нечасто увидишь. Конечно они недолго будут пустовать, но всё равно, Вика будто кожей чувствовала пустоту вокруг себя. Хоть чуть-чуть можно отдохнуть от перенаселения! Поднявшись на 16 этаж, она приложила карту-ключ к замку и дверь её квартиры тихонько открылась. Подумать только, она в квартире одна! Такое конечно возможно было и раньше, когда остальные уйдут. Но теперь те, кто ушли больше не придут. Вопрос только в том, насколько быстро придут другие?
  Чтобы выяснить этот вопрос, пошла в комнату к терминалу и зашла на городской портал расселения. Там можно было выбирать, кто с кем хочет поселиться. Алгоритм старался как можно лучше учитывать пожелания горожанок, но всех их удовлетворить не мог. Количество комнат в квартире и количество живущих зависело от их социальной значимости. Только былые заслуги Вики, как строителя, позволяли ей, безработной, жить в однушке вчетвером. Компьютер должен был подселить к ней девушек приблизительно её значимости, желательно её знакомых, с приблизительно одинаковыми взглядами на совместную жизнь и подходящими по характеру. Она увидела, что числится единственной, проживающей в квартире. Смерть Нади, Светы и Ани уже была зарегистрирована, хотя физически они наверняка ещё живы, стоят в очереди на виселицу. Жизнь Вики также была зарегистрирована, так что данных было уже достаточно для принятия решения по квартире.
  И действительно, на сайте стали отображаться кандидаты на подселение. Одну Вика знала. Спортивная тренерша Лена. Ей приглашение были отправлено в первую очередь. Через минуту оно было принято. Значит уже сегодня ониа имела право переехать к Вике. Но сама Вика надеялась, что она повременит. После принятия приглашений Леной, были отправлены приглашения ещё двоим девушкам, имена которых Вике ничего не говорили. Мария Дуброва, служащая и Ольга Аникина, инженер. Открыв анкету Марии, она чуть не закричала от радости. Она работала на комбинате! Интересно, что именно она делает? Ходит по городу и ловит девушек, отправляя их на комбинат? Вытаскивает девушек из петель, моет и кидает на конвейер? Или может сама одевает петли на шеи девушек. Вика вдруг представила, как она сама одевает петли и невероятно возбудилась, после чего невольно начала ласкать себя. Она сразу поставила Марии +1 на сайте, одобрив кандидатуру. Ей очень не терпелось с ней познакомиться. Только бы она не отказалась от подселения!
  Не в силах больше терпеть, она зашла на один из древнейших сайтов tortures.org.ua и включила первое попавшееся снафф-видео. Это видео было документальным, снято было ещё когда в мире жили мужчины, во время войны, которую они проиграли и впоследствии вымерли. Старый деревянный амбар, полный голых девушек. Заложницы. Пятеро мужиков-бойцов в форме и с автоматами. Один из них объявил, что так как требование о допуске представителя на городской ген-центр не было удовлетворено, десять заложниц сегодня будут повешены. Оператор с камерой вышел на улицу и было видно, как из амбара выходят девушки. Вот одна из них, голая и босая, идёт по сырой земле, покрытой осенней листвой, к эшафоту. В глазах её читается тревога, груди торчат в разные стороны. Глядя на неё, Вика начинает мять свои груди и ещё сильнее ласкать киску, представляя себя на её месте. Вот она проходит мимо оператора и он снимает её сзади, как она поднимается по лестнице, где её ждёт один из бойцов и указывает, чтобы она встала на трап под одной из петель. Вот из амбара выходит ещё одна девушка, светлоглазая, с круглыми грудями, оформленным животиком и небритой киской. Только выйдя, она вдруг кинулась бежать. Боец, стоящий рядом с оператором, не зевает, вскидывает автомат и посылает короткую очередь, девушка падает в грязь и начинает корчиться, содрогаясь всем телом.
  Оператор подбегает к ней и снимает крупным планом, как она мучается с пулей в животе, истекая кровью и вся измазавшись грязью. Тем временем из амбара выводят ещё одну девушку, она идёт босыми ногами по земле к виселице. А первой девушке в это время мужик связывает руки за спиной и надевает петлю на шею. Потом из амбара начинают выводить сразу по нескольку девушек. Многие поглядывали на подстреленную девушку и на бойцов с автоматами и теперь уже никто больше не решался бежать. Одна за другой они поднимались по лестнице и вставали под заготовленные им петли. На эшафот взобрался ещё один боец и они вдвоём стали готовить девушек к повешению. Вика представляла себя то на месте мужиков, одевающих петли, то на месте девушек. Вот уже десять красивых голых девушек стоят на платформе с петлями на шеях, и одиннадцатая корчится на грязной земле между виселицей и амбаром. Вика смотрела на лица девушек, пыталась понять, что они чувствуют, в глазах их читался страх и смирение.
  Вот один из бойцов дёргает рычаг, платформа падает, девушки начинают болтаться в своих петлях, страх в их глазах сменяется настоящим ужасом. Они все уже были подвергнуты мутации бессмертия и знали, что мучиться будут долго. Они начали хрипеть, дёргаться и болтаться. Оператор то снимал их всех разом, то переводил камеру на одну и снимал крупным планом. Наблюдая, как хрипит одна из девушек, как болтаются её груди, как петля сдавливает её шею, как она пытается дёргать связанными за спиной руками, Вика кончила. Потом оператор показывал ещё как дрыгают ногами остальные девушки, как поворачиваются то передом, то задом. Вика смотрела на это всё счастливая и удовлетворённая. Муки повешенных девушек доставляли ей неописуемое удовольствие. Постепенно движения повешенных замедлялись, но она всё равно заворожённо переводила взгляд с одной девушки на другую. У этой волосы каштанового оттенка, у этой потемнее, у этой посветлее, но посмуглее кожа. У этой живот чуть потолще, у этой пупок побольше, у этой киска заросшая, у этой аккуратно подстриженная, у этой лишь тонкая полосочка волос и набухшие половые губы. У этой ножки подлиннее, у этой покороче, у этой глаза открыты, у этой закрыты. Постепенно все девушки затихли, а бойцы начали повторять свои требования и угрожать эскалацией насилия.
  Из исторической хроники Вика знала, что на следующий день сюда придут бойцы-девушки, мужики взорвут ангар с заложницами и уйдут в лес. И от девушек, которых не успели повесить, останется только груда костей, угли и горелое мясо. Девушек с виселицы снимут и похоронят как героев войны. Вика вдруг подумала, что очень жаль, что мужчины проиграли. А ведь могли бы жить как раньше, бок о бок, радоваться жизни, совокупляться. Тем более насчёт беременности можно не беспокоиться, обычное осеменение было заблокировано генетической программой. Вика всегда считала лесбийскую любовь неполноценной и хотела нормального секса. Как она жалела, что родилась уже после войны и так никогда и не попробовала этого, и теперь была обречена на вечную девственность. И непонятно было даже, кого в этом винить: мужчин или девушек.
  Вдруг она услышала звук открывающейся двери. Она быстро поправила футболку, скрыв свои груди и распрямила юбку, чтобы не было видно, что она без трусиков. Встав, она увидела в дверном проёме свою подругу Лену.
 — Вик, привет. Мне тут предложили пожить у тебя. Ты не возражаешь?
 — Конечно, конечно! — отозвалась Вика. — Если уж кого подселять, то знакомых, верно? Заходи.
  Лена завезла в квартиру свой чемодан на колёсиках, положила его на пол и открыла шкаф. Тут Вика вдруг заметила, что он абсолютно пустой. Исчезли не только вещи её бывших соседок, но и её собственные! Лена в это время открыла чемодан и начала по-хозяйски раскладывать свою одежду.
 — Вик, а что у тебя тут случилось? Где твои соседки?
 — Представляешь, Ленка, тут ловильщицы весь подъезд вынесли! Я чудом спаслась. Ты же знаешь, что теперь часть девушек из очереди на комбинат выпускают?
 — Нет, не знала...
 — Не ходишь на комбинат! — упрекнула Вика. — А зря!
 — Ой, да иди ты уже со своим комбинатом куда подальше!
 — Я-то может и пойду, однако ж прикинь, к нам тут ещё одну сотрудницу комбината подселят!
 — Приглашение ещё не принято, надеюсь она откажет.
 — Блядь, Ленка, если она откажет, то я обязательно кого-нибудь прибью! Кстати, тут эти суки мои вещи стырили, не знаешь, можно ли их как-то вернуть?
 — Откуда?
 — Ладно, всё ясно с тобой, на форуме спрошу.
  Вика вернулась к терминалу и зашла на другой форум. Отправила свой вопрос, потом вернулась на вкладку портала расселения и стала читать анкету ещё одной незнакомки, Ольги. Она занималась робототехникой, автоматизацией, сетями и прочим программным обеспечением. Вике это показалось интересным и порадовалась, каких хороших соседок подобрал ей компьютер. Лучше чем были. Хотя после таких мыслей даже бесчувственная Вика немного устыдилась и решила, что надо бы хоть немножко погоревать по утраченным подругам. Что же она, и в самом деле беспокоится только о своих вещах, а то что вот сейчас убьют тех, с кем она прожила долгие годы — ей абсолютно всё равно? В это времени на форуме ей ответили, оставив прямой контакт одной из служащих комбината. Вика быстро вызвала её. Она увидела на экране девушку в форме в каком-то кабинете. Вика быстро изложила свою проблему, служащая ответила, что проверит по базе и попросила адрес и номер квартиры. Вика ей всё сообщила и служащая сказала, что заморозила все операции с вещами, изъятыми из этой квартирой и попросила подъехать на комбинат, зайти на служебный вход и снова позвонить ей.
  Вика решила не откладывать это дело, быстро кинула Лене "Ладно, ты тут пока устраивайся, а я на комбинат, за вещами", и вышла из дому. Она уже полностью пришла в норму. По дороге думала, что стыдиться ей нечего, не она выбирала, кому жить, а кому не жить, что если она умрёт — скорее всего тоже никто не заплачет, жизнь продолжится без неё, и продолжается без её старых подруг. И если автобус сейчас заедет за ограждение комбината — то так тому и быть, и бояться этого не стоит. Но автобус остановился снаружи комбината, и Вика стала искать служебный вход. "Хорошо хоть смартфон в кармане юбки был, а не остался в квартире" — подумала она, выбирая контакт. "Алло! Я у комбината, где там ваш служебный вход? С правой стороны? Хорошо, выходите, я там буду ждать. ОК, до встречи". Вика нашла наконец вход, немного подождала, через минуту вышла служащая и пригласила войти.
  И вот она впервые внутри здания комбината. Они шли куда-то по светлым коридорам, время от времени тут были ответвления и Вике вдруг безумно захотелось свернуть в одно из этих ответвлений и затеряться в этих коридорах. Ведь где-то там мёртвые девушки, и живые, но уже приговорённые, где-то там их вешают, где-то там снимают, где-то там режут. Вот бы пойти посмотреть! А потом сказать что заблудилась и попросить вывести. Однако в первый раз она струсила и пошла за служащей до конца. Они вошли в комнату. В ней стояла куча множество корзин и служащие сортировали тут вещи. Вот служащая берёт штаны, достаёт из карманов смартфон, наушники и карточки, аккуратно складывает и кладёт в корзину со штанами. Вот ящик с целой партией смартфонов. Вот заколки, браслеты, бусы, кольца, обручи, серьги. Вибраторы. Их что, в кармане носят? Или это из квартир принесли? А по конвейеру приходили всё новые корзины с нерассортированной одеждой.
  Служащая подвела Вику к нескольким рядам корзин, сверилась с этикетками и сказала: "Вот, что было изъято из вашей квартиры. Можете забирать что угодно, нам всё равно". Но Вику вдруг перестали заботить её вещи, и вдруг спросила служащую: "Это у вас там, за стенкой, девушек раздевают?". "Ну да, а какое вам до этого дело?". Вот значит как. А ведь она запросто могла оказаться с той стороны стенки. Она живо себе представила, что вот она снимает юбку, футболку, серёжки и кладёт в одну из этих корзин, потом корзина едет сюда, служащие вытаскивают из кармана смартфон, кладут в ящик, а юбку кладут к другим юбкам, футболку — к футболкам. Потом её голую гонят дальше и вешают. Так должно было быть. А она почему-то стоит тут, одетая и хочет забрать вещи назад в свою квартиру.
  Она наконец склонилась над корзинами. В одной из них она нашла сумку, оставленную у них дома. Стала искать в корзинах свою одежду и складывать в эту сумку, но потом стала думать, не сложить ли что-то ещё. Вот эти трусики носила Аня. Вот её футболка, вот её платьице. А где-то в рассортированных вещах ведь лежат футболка, в которой она пришла сюда и трусики, их она уже не сможет взять. Хотя зачем? На Вику всё равно это всё будет маловато. А вещи Светы или Нади подойдут, интересно? Жаль, что тут нет примерочной. Ну да ладно, не в магазине, пришла за своим — значит надо брать своё. Но взгляд вдруг опять упал на трусики Ани. Интересно, где она сейчас? Наверняка лежит уже мёртвая в вагоне. Вике снова страшно захотелось проникнуть к этим вагонам, найти там Аню, за любую цену выкупить её тело, одеть в свою одежду и похоронить по-человечески.
 — Слушайте, я могу как-то выкупить тело подруги? Её же наверняка ещё не успели обработать... — взмолилась вдруг она.
 — Да вы что, кто тут с этим возиться будет? Берите быстрее вещи и валите уже!
 — Я сама её найду, вот увидите!
 — Мы чужих людей к телам не водим, а то, знаете ли, хватает тут извращенок, которые посмотреть хотят!
  Вика опустила голову. А потом вдруг стала складывать в сумку всё подряд, своё и не своё. Одной сумки не хватило, она взяла другую, набила обе туго-туго, чуть не надорвалась когда их обе взяла и сказала, что готова. Служащая хмыкнула и стала провожать её обратно до выхода. На глаза Вики вдруг навернулись слёзы. Она стоически дотащила сумки до выхода. Увидев слёзы в глазах Вики служащая вдруг смягчилась, похлопала её по плечу и сказала:
 — Не переживайте так, всё сложится и без вашей подруги. И простите меня, но я действительно ничем не могу помочь.
 — Просто проводите к вагонам, я найду её, я вытащу, я договорюсь...
  Служащая покачала головой:
 — Невозможно. До свидания, всего хорошего.
  Дверь служебного входа закрылась, оставив Вику в глухой подворотне. Первым делом, оставшись одна, она разыскала в сумке трусики Ани и вновь начала смотреть на них, и совершенно неожиданно для себя вдруг расплакалась в полную силу. Она села на одну из сумок и рыдала ещё очень долго, время от времени приговаривая: "Где ты, Анютка? Где ты?"

[Shadowfax]

    Глава 2
  Мария спускалась по лестнице к служебному балкону. Над ней был конвейер с повешенными девушками, очередь из уже голых, но пока не повешенных, комбинат работал исправно. Она шла в раздевалку, чтобы снять наконец с себя эту надоевшую форму, переодеться в обычную одежду, поехать домой, принять душ и освежиться. Она посмотрела на свой смартфон и увидела радостную новость: из двушки с одиннадцатью девушками её хотят переселить в однушку с всего четырьмя. Она сразу же приняла это предложение. Хорошо значит поработала, много места в городе помогла освободить, повесив столько несчастных. Но не успела она принять приглашение, как на экране загорелся вызов. Звонила начальница.
 — Машка, выручай, у нас тут ЧП. Девку надо подменить на снятии с петли. Её имя компьютер выдал.
 — Не поняла. Она что, до конца смены доработать не может?
 — Её смена закончилась час назад. Её сменщицу тоже повесили. Сегодня какой-то кошмар, мы пять сотрудниц потеряли. Надо будет проверить ловильщиц, хотя конечно вряд ли чего найдём. А тут ещё этот компьютер...
 — Может завтра её повесим?
 — А если она сбежит, ты готова висеть вместо неё?
  Нда, ситуация. Значит ещё и завтра придётся за неё горбатиться. Желающих работать на комбинате было много, брали много сменьщиц и резерв, но даже при таких обстоятельствах случались накладки. Пять сотрудниц за один день — это действительно прикольно, а тут ещё и шестую надо повесить. Такого тут наверное лет 50 не было. И как объяснить этому тупому компьютеру, что нам тут и так трудно приходится? Но общество требовало равенства и справедливости. В рабочее время сотрудниц комбината ловильщицы не ловили. А значит у них было больше шансов выжить. Чтобы это компенсировать, компьютер мог приказать повесить любую сотрудницу. Этот приказ не обязательно было сразу приводить в исполнение, допускалось искать замену в течение 10 дней. Но Мария отлично помнила, как быстро просачивается информация, и как ловко девушки умеют сбегать.
  Мария была ловильщицей ещё 100 лет назад, когда всех, кого планировалось повесить, выбирал компьютер. Ей давали список из нескольких десятков девушек, живущих в одном районе и её задачей было привезти их на комбинат. Её несколько раз жестоко били соседки приговорённой, пока на помощь не подоспевала напарница, парализовав непокорных девушек из шокера. Однако такие случаи как раз считались большой удачей, так как в случае неповиновения служащим и отказа выдать нужную девушку, разрешалось забирать всех. Чаще было наоборот: она звонила в квартиру, говорила что ей нужна такая-то, а девушки в квартире говорили, что нужная девушка как раз вышла. Мария проверяла личности всех, находящихся в квартире, заглядывала во все шкафы и под все кровати. Той, которую выбрал компьютер, действительно не было! Оставалось только предупредить соседок о необходимости немедленно сообщить о её местонахождении, как только оно станет известно. А также лишить приговорённую всех гражданских прав и доставить на комбинат как только она будет обнаружена. Иногда действительно кто-то из девушек звонил и сообщал, где прячется приговорённая. Но очень многих поймать не удавалось. В то время на комбинат доставляли на порядки меньше девушек, чем сейчас, и население не сокращалось, а росло. Была большая удача, когда компьютер приговаривал девушку, а в её квартире обнаруживали ещё одну, давно приговорённую. В таком случае остальные, живущие в квартире обвинялись в сокрытии и также забирались на комбинат. Они рыдали и плакали, клялись, что ни о чём не знали, что просто взяли погостить подругу на несколько дней, и совсем нечестно забирать их на комбинат.
  Потом порядок изменился. Ловильщицам разрешили брать любых, и чем больше, тем лучше. Но и тут всё было не так просто. С одной стороны запрещалось руководствоваться принципами личной приязни или неприязни. С другой стороны от них требовалась полная непредсказуемость. Мария тогда уже командовала бригадой и ей не раз требовалось доказывать начальству, что решение взять девушку, квартиру, подъезд и так далее было продиктовано исключительно случайным выбором. Она не раз представляла, как она выходит из подъезда, а её встречает девушка в форме, её коллега и требует сесть в автобус. Она без формы, поэтому обязана подчиниться. В этот момент она никакая не командирша и вообще не служащая. Однако даже когда она носит форму, её может приговорить компьютер. Это случается редко, примерно раз в год. Десять лет назад у Марии из-за этого поменялась начальница, но ей самой пока везло. И должен же был этот компьютер выбрать новую жертву как раз в тот день, когда ловильщицы по разным концам города ухитрились поймать аж пять других сотрудниц комбината! Даже если они ещё живы, дороги назад им уже нет. И вот теперь ещё одну нужно повесить... А значит, ещё неизвестно сколько Марии придётся делать грязную работу, которую она не делала уже много десятков лет.
  Вздохнув, Мария пошла вверх по лестницы на платформу у окончания конвейеров. Здесь повешенных вынимали из петель, развязывали руки, обмывали и кидали в вагоны. Работа не очень чистая, форму тут никто не одевал. Можно было работать в трусиках, но Мария была настолько злая, что ей приходится заниматься чёрной работой, что решила работать совсем голой, ничем не отличаясь от своих жертв. Пускай её тоже примут за приговорённую и повесят, если уж им так хочется. Но другие сотрудницы слишком хорошо знали её лицо и тело.
 — Здравствуте, Мария, что-то хотели? — спросила заметившая её сотрудница, не отрываясь от работы. Она вытаскивала из петли бездыханное тело девушки и нагнулась, чтобы положить её на пол.
 — Мне сказали подменить Алиску. Алиса... Прости, но тебя выбрал компьютер. Тебе надо к ним, — Мария кивнула на очередь девушек, ожидающих смерти. — И как можно быстрее.
  С этим на комбинате никогда не шутили. Какое-то время Алиса продолжала обтирать лежащую на полу мёртвую девушку, потом, ни слова не говоря, сняла с себя трусики и осталась полностью голой. Потом пошла с трусиками в руках по направлению к раздевалке. Мария следила на ней. "Мария, возьмёшь?" — спросила напарница Алисы. Мария кивнула, и по-прежнему наблюдая за Алисой, взяла мёртвую девушку за ноги, напарница взяла за руки, и они вдвоём положили её на конвейер. Лента потихоньку двигалась и скоро мёртвая должна была упасть в вагон. Мария убедилась, что Алиса не думает бежать. Оставив трусики в раздевалке, она вернулась к конвейеру, прошла мимо Марии и других сотрудниц, подошла к ограждению, за которым стояла очередь из преговорённых, и стала перелезать. Стоящие в очереди очень удивились, те, кто был дальше, даже стали показывать на неё пальцем. Алиса однако, никак не подавала виду, что происходит что-то необычное, и, как ни в чём ни бывало, встала в очередь. Соседняя девушка что-то спросила у Алисы, та ей что-то ответила, но у Марии не было времени на всё это смотреть.
  Новые девушки прибывали каждые пять секунд, за это время им надо быть успеть развязать руки, окончательно зарегистрировать смерть и немножко обмыть. Обмывали их по двое, по-трое, потом клали на конвейер, всё очень быстро. Вот вынули из петли очередную девушку и положили перед Марией лицом вверх. Мария неожиданно узнала недавно принятую на комбинат сотрудницу Надю. Вот она, одна из пяти. Продолжая на автомате работать, Мария вспомнила, как проводила брифинг для новичков, знакомила новых сотрудниц с порядками на комбинате. Потом она несколько раз видела её за работой в разделочном цехе. Она была неплохой сотрудницей, немногие учатся так быстро. И на кой чёрт так получилось, что ловильщицы забрали её? Но теперь уже ничего не поделаешь, вот она лежит, мёртвая, надо быстро разобраться с ней и переходить к следующей. Вдруг, что-то упало на пол. Оказалось, это напарница выронила сканер. "Ты старшая, возьми лучше ты" — сказала виновато она. И Мария взяла, и стала сама сканировать умерших. На экране высвечивалось имя, адрес и фото. Девушки по-прежнему шли одна за другой, но теперь Мария, а не её напарница имела возможность видеть их имена, которые по прошествии недолгого времени уже вряд ли кто-нибудь вспомнит. Галина Зайцева, Яна Соколова, Наталья Шишкина, Светлана Нежина, Ирина Красина. А вот Женя, её имя Мария знала и без сканера. Улыбчивая и весёлая девчонка, долго тут работала, всех сотрудниц заражала позитивом. И теперь она тоже оказалась тут. Познала другую сторону комбината.
  А вот совсем молодая девушка, с незакончившимися возрастными изменениями. Она приложила к ней сканнер. "Анна Синицкая, 19 лет". И адрес, кстати, точно такой же, какой был в её приглашении на расселение. Так вот значит, что за девушка уступила Марии место. Мария вдруг тоже задумалась о справедливости нынешней схемы отбора. Вот она живёт на свете уже почти 200 лет и никто её не трогает, а эта Анна вот в 19 умерла. Совсем малолетних на комбинат не брали, если девушка заявит, что она младше восемнадцати, и сканирование это подтвердит, то её отпустят. Но для остальных не было никаких исключений. Было бы конечно справедливо, если бы вероятность была пропорциональна возрасту, но как это устроить? Затея с компьютерной лотереей уже почти век, как потерпела крах. Ну а пока считалось, что достаточно того, что чем дольше живёшь, тем больше вероятность попасться ловильщицам. Наверное и Мария когда-нибудь попадётся. Ну а пока — работать! Потеря ещё одной сотрудницы будет уже опасна для работоспособности комбината. Хотя бы ещё три часа, пока выловят наконец одну из сменьщиц и поставят на место Марии. Инересно, сколько ещё бывших сотрудниц комбината она успеет проводить в последний путь? И как скоро на полу перед ней окажется мёртвая Алиса? Но долго ей работать не пришлось.
 — Мария! — услышала она оклик за собой и оглянулась. — Мне сказали тебя подменить. И ещё начальница говорила, там какие-то учёные из института ждут, спрашивает, отложить встречу на завтра?
 — Я зайду к ней, — ответила Мария, не отрываясь от работы. — Приступай.
  И вскоре Мария уже стояла под душем. Наконец-то! Как же она всё-таки отвыкла от чёрной работы, что даже жалкие 10 минут показались ей долгими? Это явно работа не для неё. Вытершись, она оделась в форму и пошла в кабинет к начальнице. У неё стояли две девушки в медицинских халатах.
 — Ну что, никак сегодня не можете предоставить тела? — спрашивали они у начальница.
  Начальница, увидев Марию, обратилась к ней:
 — Мария, вы как? Уходите уже?
 — Да ладно, давайте уже разберёмя. Им тела нужны?
  Начальница кивнула, и Мария повернулась к девушкам в халатах: "Пройдёмте". Они пошли по освещённым служебным коридорам и поднялись по лестнице на одну из платформ. На краю стоял вагон. Заглянув в него, она увидела на дне пару десятков мёртвых девушек. Поглядев на них, Мария сказала: "Они, не очень свежие, для вашего института наверное не подойдут. Подождите, сейчас должны выкатить новый вагон.". Вскоре новый вагон и впрямь появился. Мария подошла к сотруднице, заканчивающей разделывать девушку и попросила её после того, как закончит разделку, прерваться. Она пошла вместе с Марией к новому вагону. Мария вдруг поняла, что это тот самый вагон, в который недавно скидывла тела она. Она достала пульт и спустила сверху трос, привязала его за ноги к одной из девушек. Другая сотрудница тоже стала помогать. Девушки в халатах тоже не в первый раз были на комбинате и подкатили к вагону трёхэтажные носилки. Вот одну из мёртвых девушек подняли за ноги в воздух, потом Мария с сотрудницей аккуратно положила её на носилки. Потов выдвинули наружу средний ярус носилок и точно также положили на неё другую девушку из вагона. Дело пошло. "Сколько вам?" — спросила Мария у девушек в халатах. "Штук двенадцать хватит".
  За одними носилками пошли вторые, третьи, мёртвые девушки одна за другой ложились в гораздо более пристойно выглядящее ложе, чем вагон. Внезапно Мария заметила в вагоне Анну и жалость вдруг снова взыграла в ней. Ей вдруг захотелось, чтобы её забрали в институт, а не разделали на комбинате. "Дальше эту давайте" — сказала она своей помощнице и той пришлось идти к мостику и перейти на платформу с другой стороны вагона. Она привязала канаты к ногам Анны, и Мария, нажимая кнопки на пульте, подняла её в воздух, после чего уложила её на последние, четвёртые носилки. Когда дело было закончено, Мария принялась щупать у всех девушек на носилках пульс, чтобы удостовериться, что они мертвы. Подошла к одной, прикладывает руку сначала к груди, потом к шее, потом к виску, потом к руке. Потом с другой так же. И ещё, и ещё, одна за другой. Девушки с тёмными полосами на шеях, с разной формой грудей, с открытыми и закрытыми глазами. Вот она берёт за грудь очередную девушку, вдруг случайно задевает пальцами выпирающий сосок. Никто не подаёт признаков жизни. А вот эта Анна. Неожиданно для себя Мария провела рукой по животу мёртвой, потом легонько дотронулась до грудей. "Увозите" — скала она, а про себя подумала: "Пускай меня повесят, если эта Анна жива. Я и так уже зажилась на этом свете, а она совсем не успела пожить".

  ***

 — Где?! Какой институт?! — кричала Вика на Марию.
 — Да не знаю я, чё пристала? — защищалась Мария. Она стояла в единственной комнате своей новой квартиры в своём обычном чёрном платье и подвергалась допросу с пристрастием.
 — Отвечай давай! — не унималась Вика и толкнула Марию в грудь так, что она ударилась об угол комнаты.
 — Ты чё, больная? Говорят тебе, не знаю! Я тех девок в первый раз вижу!
 — Завтра же спросишь у своей начальницы, откуда они!
  Мария давно уже успела пожалеть, что проговорилась о том, что видела бывших соседок Вики на комбинате. Её уже много раз пытались убить, узнав, кем она работает. Но так тесно с близкими умерших ей общаться ещё не приходилось. Опыт общения с соседками приговорённых, но ещё не убитых, не предвещал ей ничего хорошего. И взгляд Вики тоже. Сначала она искренне восхищалась рассказами Марии о комбинате, но когда речь зашла о том, кого именно там умертвили, и что с ними потом сделали, дело дошло до рукоприкладства.
 — Виктория, да успокойся же наконец! Какой бы ни был институт, тебя там даже на порог не пустят! А начальница не любит, когда сотрудницы нос не в своё дело. Тебе-то пофиг на всё, а у меня могут быть неприятности.
  Вика вдруг отошла от Марии и плюхнулась на свою кровать и, прикрыв лицо руками вдруг запричитала:
 — Я же видела фургон, отъезжающий от ворот... Если б я только знала, что Анютка там...
 — То что? — заинтересовалась Мария. — Остановила бы его и приказала бы сотрудницам института отдать твою подругу? Даже если бы они отдали, то что? Поволокла бы её, голую, через весь город?
 — Да у меня же её одежда есть! — Вика вскочила с кровати и подбежала к одному из баулов, которые они еле допёрла до квартиры. Вытащила оттуда оранжевое платьице. — Вот, смотрите какое красивое! Она его носила.
 — Ну хорошо, пускай не голую, а одетую, кто тебе поверит, что это не ты убила её?
 — Я буду горько плакать, и любой с доступом к базе подтвердит, что её смерть легальна.
 — Ну хорошо, и куда ты её потащишь? Сюда, в квартиру? И что дальше?
 — Нуу... — Вика смутилась, но потом нашлась. — А вы знаете, что людей раньше хоронили? Буду приходить на могилку и плакать...
 — И где ты её собралась хоронить? Тут, во дворе? В парке? А если другие так же захотят, представляешь, что будет? Мы умертвляем 30 тысяч в день, а есть ведь ещё и другие комбинаты. Даже если не всех хоронить, то через год в городе ступить будет негде.
  Вика ещё несколько секунд постояла, потом аккуратно сложила платье Ани и положила его в сумку. Cнова села на кровать.
 — Ладно, чёрт с ним со всем, только дайте ещё раз её увидеть...
 — Ну ты же понимаешь, это невозможно.
 — Ну ты же видела! И я знаю, что физически её тело до сих пор где-то есть...
 — Её могут увидеть те, у кого есть допуск, а тебе его не дадут, пока не выучишься.
  Вика закрыла глаза, потом откинулась назад и принялась биться затылком о стену. Потом вдруг зарычала, вскочила, кинулась к другой стене и принялась колотить по ней кулаками, потом ногами, потом чем попало. Мария повернулась к стоящей у окна Лене.
 — Ваша Виктория психованная. Не поддержишь меня, чтобы её отселили от нас?
 — Да ты что, не видишь что ли, что у неё несчастье случилось? — заступилась за Вику Лена.
  Вика тем временем снова села на свою кровать и обхватила голову руками.
 — Да, я всегда говорила, что от этой слепой спасальщицы одни несчастья. Повесили бы её вместе с подругами, и всем было бы хорошо. Но, к сожалению, наша нынешняя начальница ужасно не доверяет ловильщицам. Бывает сидит перед экраном, просматривает список регистрации смертей и качает головой: "Ой, не случайно, ой, не случайно!". Но поймать за руку за 10 лет на своём посту так никого и не смогла. Поэтому приказала поставить на улице одну из служащих, завязать ей глаза и заткнуть уши, и случайным образом выталкивать девушек из очереди. Чтобы хоть что-то было случайным. И вот результат. — Мария показала на Вику.
  Тем временем с кухни появилась Оля: "Девчонки, не ссорьтесь. Чай пить будете?". Никто не ответил. Лишь Вика встала и направилась к Марии. Мария выставила вперёд руки, готовясь защищаться. Но Вика остановилась и сказала: "Мария, я прошу прощения за своё поведение. Больше этого не повторится."

[Shadowfax]

    Глава 3
  Они подошли к комбинату втроём: Мария, Вика и Оля. Мария сразу же направилась к служебному входу, остальные двое обпёрлись на перила ограждения и стали смотреть на очередь. Теперь не все, стоящие там были обречены, но всё равно мысль о том, что можно оказаться там, щекотала нервы. Но Вика там уже была, и нащекоталась вдоволь. Она точно знает, что чувствуют девушки из очереди, и думает теперь совсем о другом. Оля тоже молчала, но наблюдала за происходящим. Именно она первая заметила, как двое служащих подводят какую-то девушку к проходу, возле которого стояла незрячая служащая и толкнули её внутрь. Было сразу понятно, почему её отвели именно туда: чтобы незрячая её случайно не спасла. Преступница, значит. Интересно, за что её? Вдруг Оля не выдержала:
 — Когда-нибудь я тоже там буду. — тихо сказала она.
 — А? Что? — задумавшаяся Вика ничего не расслышала.
 — Я преступница. Если ты сдашь меня, я тут же окажусь там.
 — И что же ты натворила?
 — А вот попробуй сказать этим служащим, чтобы меня проверили... Хотя нет, так ты всё равно не узнаешь. Об этом никогда не скажут простым людям, будут скрывать и называть нелепыми слухами...
 — Ты меня заинтриговала...
 — Мы с тобой в одном положении, Вика. Мы обе должны были умереть там, на комбинате, но почему-то до сих пор живём. Не знаешь, почему?
 — Случайность, — пожала плечами Вика.
 — Да, для тебя случайность, а для меня преступление. Простите меня все несчастные, которых повесили, но я очень хотела жить. Когда моё имя выбрал компьютер, я взломала систему и стёрла все записи о себе. Потом сменила имя и подселилась в другую квартиру.
 — Так ты хакер?! — тихо, но радостно сказала Вика.
 — В следующий же месяц компьютерную лотерею отменили, — продолжила Оля. — А систему защиты укрепили так, что я десятки лет не могла найти там лазейку. И вот только сейчас я смогла снова взломать её и выселиться из трёшки с семнадцатью девушками.
 — Круто! — восхитилась Вика. — А комбинат ты тоже сможешь взломать? Хотя что я говорю, мне всё равно нечем тебе отплатить за это...
 — А вот и есть чем, — ответила Оля и вдруг обхватила Вику одной рукой за талию, другой за голову и поцеловала.
  Вика вся сжалась от неожиданности, когда язык Оли проник ей в рот. Оля всем телом прижалась к ней, стала тереться своими грудьми о её груди и тихо постанывать. Потом она отняла свои губы от Вики, стала смотреть ей в глаза и гладить обеими руками. Потом наклонилась к уху и прошептала: "Вика, любимая...". Потом отстранилась от Вики и продолжила нормальным голосом:
 — Прости меня, я знаю, что ты по мальчикам, а не по девочкам, и если любовь между нами невозможно, я готва прямо сейчас пойти туда, — Оля кивнула в сторону комбината. — Ты хочешь этого? Моя жизнь в твоих руках.
 — Ты тоже прости меня... Просто это так неожиданно... Ну, я наверное готова попробовать...
 — Я люблю тебя, Вика. Влюбилась с первого взгляда, когда искала себе квартиру. Взломала твой аккаунт, посмотрела твои фотки, переписку и прочее... Прости меня. Теперь ты всё знаешь и можешь в любой момент уничтожить меня, если захочешь...
 — Ладно, Оль, я не обижаюсь... Я... постараюсь сделать твою жизнь приятной, постараюсь даже полюбить тебя. Ты только скажи, что делать.
 — Так что, пойдёшь со мной в гостишку? — повеселела Оля.
  Вика согласилась, и они тут забронировали и отправились в ближайшую. Выглядела она не очень респектабельно. Один длинный коридор в подвале многоэтажки. Девушки нашли свою комнату, там была только одна двухэтажная кровать и экран с терминалом, и больше ничего. На кровати лежали полотенца. Оля взяла их и сказала Вике, чтобы она оставила свою сумочку. Они пошли в дальний конец коридора, где находились душевые, по дороге встретив ещё несколько девушек. В предбаннике была сложена куча одежды, и ещё больше висело на крюках. Оля быстро разделась и повесила свою одежду, Вика тоже сняла своё обычное голубое платье, лифчик и трусики и пошла вслед за Олей.
  Кабинок в душевой было много, без дверей, больше половины заняты. Вике сразу бросилось в глаза, как в одной из кабинок одна из девушек стоит на коленях перед другой и вылизывает её киску. В другой две девушки целовались и гладили друг друга руками. Ещё в одной одна девушка сначала мыло другую, потом начала засовывать палец ей в киску. Но во многих было по одной девушке и они просто мылись. Вика вздохнула, поняв, что просто мыться им тут не придётся. Но решила пока не думать об этом, и начала просто мыться. Но через минуту Оля уже намыливала ей мочалкой спину, потом начала гладить по спине рукой, потом гладить и щупать бока. Потом, когда смылось всё мыло, Оля развернула Вику к себе и начала мять ей груди, потом начала целовать и посасывать соски. Вика начала возбуждаться, пыталась как-то отвечать, тоже положила руки на груди Оли. Но Оля была опытнее, начала целовать Вику в губы и ласкать пальцами киску. Потом вдруг отстранилась, провела несколько раз руками по всему телу Вики и сказала: "Пойдём".
  Они опять вышли в предбанник, стали вытираться, потом Оля взяла одежду, свою и Вики, и туфли тоже, и закутавшись в полотенце, босиком пошла в номер. Вика последовала за ней. В номере Оля кинула всё на верхний ярус кровати, сняла с себя полотенце, потом подошла к Вике, поцеловала и сняла полотенце с неё. И вот они обе остались голые, Оля снова прижалась к Вике всем телом, одной рукой гладила по попке, другой по спине. Они снова слились в поцелуе, потом повалились на кровать.
  В какой-то момент Вике показалось, что все эти истории со взломом компьютеров Оля просто придумала, чтобы затащить её, Вику, в постель. А о необычной по нынешним временам сексуальной ориентации Вики она могла узнать и из других источников. Словно отвечая на мысли Вики, Оля выудила из сумочки страпон. "Ну что, мальчика хочешь?" — игриво спросила она, пристёгивая к себе искусственный член. — "Сейчас этот парень тебя изнасилует!". "А, ладно", — мысленно махнула рукой Вика и раздвинула ноги. — "Пусть пока эта Оля делает со мной что хочет, будь что будет, потом разберусь, врала она или нет".
  Оля тем временем вошла в Вику, та закрыла глаза и вдруг вспомнила то видео из военной хроники. Пока Оля двигалась в ней, она пыталась представить, что она — одна из заложниц и её насилует один из бойцов-мужчин. И точно знала, что после изнасилования её должны повесить. Начала стонать. Но когда пыталась ответить или открывала глаза, всё ей напоминало, что перед ней не брутальный самец, а такая же девушка, как она. Вика пыталась пересилить себя и доставить Оле удовольствие, мяла ей груди, но в конце концов, сдалась, потеряла контроль закрыла глаза и представила себе, как её вешают. Тело Вики содрогнулось, она выгнулась и застонала. Сначала упёрлась руками в кровать, потом сжала Оле ягодицы и один раз хлопнула по ним.
  Потом Вика вдруг обхватила свою шею руками, выдохнула и затаила дыхание. "Ах вот что ты любишь!" — Оля вдруг залезла под Вику, подняла её, усадила себе на колени и обхватила сзади шею Вики локтем. Вика захрипела, стала молотить Олю кулаками, дёргаться и вырываться. В конце концов ей это удалось и она повалилась голым телом на мягкий ковёр на полу и выставила вверх руки и ноги, защищаясь от Оли. Та поглядела на неё сверху вниз и спросила:
 — Понравилось?
 — Как-то не очень...
 — Локтем не очень? Хочешь, я в следующий раз верёвку притащу и буду тебя ей душить?
 — Не надо...
 — Не хочешь узнать, что чувствуют повешенные девушки?
 — Это просто фантазии. Воплощать я ничего не собираюсь. И уж точно не хочу, чтобы меня вешали.
 — А меня ты повесить не хочешь? — не унималась Оля. — Вот я стою на табуретке, ты связываешь мне руки, надеваешь на шею петлю, потом выбиваешь табуретку. Хочешь — снимешь меня потом, хочешь — объявляешь это самоубийством, я нужную записку подпишу...
 — Ничего я не хочу. Оль, ты прости меня, я наверное плохая любовница...
 — Ладно, — Оля сдалась. — Тогда можешь просто трахнуть меня и проси о чём хочешь, — она отстегнула от себя страпон и кинула его Вике на живот.
  Вика нерешительно встала и надела на себя игрушку. Оля эротично разлеглась на кровати и вся замерла в предвкушении. Вика решила всё-таки постараться сделать ей приятно. Она легла на неё сверху, неумелыми движениями направила страпон в Олину киску, и вошла внутрь. Потом вся прижалась к Оле и начала двигаться. Несмотря на всю неопытность, ей хватило нескольких движений, чтобы Оля кончила. Оля вся выгнулась, открыла рот, простонала, задрожала, часто задышала, потом схватила обеими руками Вику за голову и начала осыпать ей всё лицо мелкими поцелуями. Они долго ещё лежали, обнявшись, пока сами не заметили, как заснули.
  
  ***
 
 — Мария, что это такое?! — кричала начальница. На большом экране крутилась вчерашняя запись с камер видеонаблюдения, где Мария проверяет пульс у всех девушек, которых собираются отвозить в институт, и внезапно забывает проверить у девочки Ани.
 — Простите, Наталья. Тяжёлый день вчера выдался, сама не знаю, что нашло.
 — По-хорошему я должна повесить тебя немедленно, но знала бы ты, как я не хочу терять такую опытную сотрудницу! Но ты же понимаешь, что я и сама рискую головой, если это вскроется. Я уже послала официальную ноту в институт, чтобы они проверили у этой девушки признаки жизни и, при обнаружении оных, немедленно умертвили любым доступным им способом. Остаётся только молить Бога, чтобы всё обошлось, и в институте сработали поответственнее, чем на комбинате.
 — Да, Наталья, я понимаю, что виновата и приму любое ваше решение.
  Начальница какое-то постучала пальцами по столу, потом сказала:
 — Ладно, садись пиши объяснительную.
  Мария села за стол и застучала по клавиатуре. Начальница, прочитав объяснения по поводу физического и умственного переутомления Марии, лишь поморщилась:
 — Ой, неубедительно, ой, неубедительно, что же я сообществу скажу? Ну ладно, делать нечего принимаю. Но ты, надеюсь, понимаешь, что при следующем подобном случае у меня просто не останется выбора? Пожалуйста, я очень не хочу тебя терять, очень прошу, комбинат и так в трудном положении, не усугубляй его.
 — Спасибо за понимание. И ещё раз простите.
 — Ну хорошо. Особых поручений на сегодня нет, петли одевать будешь?
 — А чего ж нет? Работа нехитрая, любая справится.
 — Только смотри, больше никаких соплей. А то любят некоторое девочек пожалеть.
 — Ну, чувство сострадания мне конечно не чуждо, но на такой работе у меня ещё накладок не было.
 — Хорошо. Иди.
  И Мария пошла по закоулкам комбината и вышла на платформу, где вешали девушек. Вот они стоят, голые, с завязанными за спиной руками. А ведь одно слово начальницы — и она могла бы сегодня же оказаться в этой очереди и быть повешенной, а не вешающей. Мария вдруг ясно представила, как она сейчас раздевается догола, зашвыривает куда-нибудь свою форму, подходит к служащей, которая связывает руки, заводит руки за спину и поворачивается к ней задом. Вот ей связывают руки и она становится в очередь к другим девушкам. И вскоре ещё одна служащая надевает ей на шею петлю и она начинает свой последний танец. И пусть начальница посылает служащей, одевающей петли, новую сменьщицу.
  Мария заметила, что нервно теребит верхнюю пуговицу своей формы, явно стремясь от неё освободиться. Наверное, если бы не мысли о том, какой это эгоистичный поступок, она бы наверное так и сделала. Но сочувствовать нужно не только повешенным девушкам, но и сотрудницам комбината. Они работают день и ночь не покладая рук, и Мария не по наслышке знала, как тяжело им бывает. Ради них начальница сегодня уберегла Марию от петли, и не стоит её подводить. Она подошла к одной из служащих, одевающих петли. Повесив очередную девушку, она отошла, и Мария заняла её место.
  Повешенная предшественницей Марии девушка уже упала с платформы и начала извиваться в петле. На край платформы тем временем подошла темноволосая синеглазая девушка с торчащими из аккуратных грудей сосками. Мария привычным движением надела ей петлю на шею. Девушка какое-то время стояла ровно и смотрела на повешенную перед ней, но потом верёвка дёрнула её вперёд и она, повиснув, закружилась. Вот подходит светлокожая блондинка. Глаза её будто светятся. Она посмотрела прямо в глаза Марии и чуть улыбнулась ей. Мария немножко смутилась, но её руки действовали как обычно. Как только появилась петля, она просунула её вокруг головы девушки, аккуратно вытащила волосы и уместила петлю на нежной шейке девушки. Потом ещё одна девушка. Потом ещё одна. И ещё, и ещё. Одна за другой, одни светлокожие, другие смугленькие, блондинки, брюнетки, каштановые, синеглазые, кареглазые, сероглазые. С большими грудями, с маленькими, с торчащими, с обвисшими, со средними. Мария потеряла им счёт.
  Вдруг, Марии показалось, что перед ней стоит её начальница, Наталья. Нет, всё-таки показалось, просто похожая девушка. Но даже если бы это действительно была начальница, это бы ничего не меняло. Она обязана одеть петлю на шею любой девушке, оказавшейся перед ней. И не имеет права выяснять, кто она и почему тут оказалась. Никакие личные знакомства, никакие симпатии и антипатии тут не имеют ни малейшего значения. Да и любая хорошая начальница в такой ситуации на любые попытки заговорить с ней только бы огрызнулась на сотрудницу: "Действуй давай!". Даже перед лицом смерти она меньше всего хочет, чтобы из-за неё на комбинате были какие-либо сбои.
  Десять лет назад тут уже вешали начальницу. Обычная сотрудница, рангом намного меньше Марии, наверное даже не узнала её, когда надевала ей на шею петлю. А может и узнала, но никак не подала виду. Мария давно уже имела доступ к камерам видеонаблюдения и могла видеть, как она умирает, корчась и извиваясь в петле. С виду она была такой же молодой, и такой же красивой, как и остальные повешенные. И только для таких, как Мария она была особенной. Начальница, с которой она проработала бок о бок почти сотню лет. Целая жизнь, даже по нынешним меркам. Мария ещё тогда задумывалась, не пойти ли вслед за ней, но потом с новой начальницей тоже сработалась нормально. И теперь вдруг так её подвела...
  За судьбой старой начальницы Мария проследила до самого конца. Вот её вынимают из петли, кладут на пол, моют вместе с другими, совсем случайными девушками. Вот она падает в вагон, полный мёртвых девушек. Вагон постепенно заполняется до самого верха и отъезжает, уступая место пустому. Немалых усилий стоило Марии найти на записях тот момент, когда её бывшую начальницу вытаскивают из вагона, вешают вверх ногами, отпиливают ей голову, снимают кожу, превращая не только красивую девушку, но и целую эпоху в жизни Марии в груду костей и мяса.
  Мария понимала, что Наталья не шутит, что выгораживая её, Марию, она действительно рискует сама оказаться повешенной. Так что нынешняя начальница всё ещё может оказаться перед ней на платформе, и Марии ничего не останется делать, кроме как повесить её. А в конце смены заставят и саму Марию сделать то, на что она так и не решилась придя сюда. И сменьщица Марии тоже глазом не мигнёт, повесит незадачливую палачиху, как любую другую девушку. И разделит Мария судьбу тысяч собственноручно повешенных ей за смену девушек.
  Но вот смена подходила к концу, а начальницы всё не было. Значит пронесло. Объясненям Марии поверили. Ну и славно. Работа шла своим чередом. Большинство девушек подходили на край платформы добровольно. Некоторых толкали соседки сзади. Некоторых сама Мария брала за руку и силой подводила к краю. Одна из девушек сильно сопротивлялась и на помощь Марии пришли служащие, стоящие на подхвате. Ещё одна пыталась бежать, её подстрелил автошокер. Мария тем временем рявкнула "Сюда, живо!" девушке, стоящей за бунтаркой, как раз вовремя, чтобы надеть ей петлю. А тем временем служащие подтащили обмякшую бунтарку к краю платформы и Мария ловко надела ей петлю, да так, что она захрипела ещё до того, как верёвка стащила её с платформы.
  И так, не смотря ни на что, конвейер ни на секунду не останавливался, и ни одна петля не осталась без девушки. Хорошая работа! Недаром тут Мария была на хорошем счету. А тут и сменьщица подоспела. Мария какое-то время ещё вешала девушек по инерции, потом уступила место новой служащей. Мария ещё какое-постояла рядом, убеждаясь, что у сменьщицы всё в порядке, потом направилась к лестнице на служебную платформу. Ей, как обычно, не терпелось избавиться от формы и переодеться в повседневное чёрное платье. По дороге её застал звонок начальницы.
  — Мария, я хочу, чтобы ты знала. Мне пришёл ответ из института по поводу той девушки. Её зовут Анна Синицкая. Она несколько часов пробыла в состоянии клинической смерти, но на первом же исследовании у неё вдруг забилось сердце, но она в глубокой коме. Они не хотят её убивать, пока не исследуют, как ей удалось выжить. Уверяют, что при первых признаках прихода в сознание ей сразу же вколят яд и она умрёт.
  — Несколько часов клинической смерти? Но тогда бы и я ничего не заметила, даже если б проверила её.
  — Да, конечно, но ты всё равно была обязана! Сейчас главное, чтобы о твоей халатности никто не узнал!
  — Но ведь если бы я проверила Анну, как и всех остальных, ты бы не стала обращаться в институт и мы бы вообще ничего не узнали!
  — Слушай, Машка, ну тебя это разве колышет? Мы свою работу сделали, умертвили согласно процедуре, с нас взятки гладки, любая инспекция это подтвердит. А в том институте пускай хоть вообще их всех повоскрешают, это их дело, они и будут нести за это ответственность. А в твоём случае мы нарушили процедуру и если вдруг что-то случится, условно говоря, если вдруг эта Анна ночью встанет и сбежит из института — все шишки посыплются на нас! И нашим шейкам придётся в тот же день познакомиться с петлёй.
 — Ещё раз прошу простить меня, что так получилось, я правда не хотела... Если прикажешь мне повеситься прямо сейчас — я пойму.
 — Ладно, я уж давно простила. Иди домой и моли Бога за наши грешные души.
  Начальница отключилась.

[Shadowfax]

    Глава 4
  Счастью Вики не было предела, когда Аня открыла глаза. Она лежала голая на кушетке, вся опутанная датчиками и с множеством игл, вставленных в тело. Аппарат искусственного дыхания был уже снят. Вика старалась быстро, но аккуратно выдернуть все иглы. Не дай Бог по ним успеют пустить обещанный яд. Оля стояла рядом и не вмешивалась. Она понимала, что Вика может её убить за любую царапину на теле Ани. Но и у самой Вики получалось не очень хорошо. Как ни прижимала она вату к местам уколов, из под них начинала течь кровь. Но времени на раздумия не было. Надо было срочно всё вынимать.
 — Ви... ка... — тяжело выдохнула Аня.
  Вика взглянула Ане прямо в глаза и улыбнулась.
 — Ви... кусь...
  Вика не выдержала, потрепала Аню по голове и поцеловала в лоб.
 — Где... я?
 — Тссс. — ответила Вика. — Лежи тихо.
  После чего продолжила снимать с Ани приборы и продолжала свои попытки ватками остановить подтёки крови. Потом начала примеряться, как лучше ей поднять Аню с кушетки. Засовывала под неё руки и так, и этак, потом остановилась на одном из вариантов и приподняла её. Приняв сидячее положение, Аня вскинула руки к тёмной борозде на шее и начала хватать ртом воздух, явно вспоминая то, что ей пришлось пережить в петле.
 — Тихо, тихо, тихо, — успокаивала её Вика. — Всё хорошо, петли больше нет.
  Потихоньку она опустила руки.
 — Анечка, милая, надо идти. Сможешь?
  Аня помотала головой. Вика подняла её и убедилась, что самостоятельно стоять на ногах она действительно не может. Тем временем Оля полезла в сумку и вытащила оттуда платье, подошла поближе и помогла подержать Аню, и они вместе в Викой одели ей платье. Потом они вместе взяли Аню под мышки, Оля по дороге прихватила также сумку, и они пошли по коридорам. Особенно трудно было спускаться по лестнице, Аня никак не попадала по ступенькам, Вика с Олей буквально несли её. Аня только стонала. Они спустились на первый этаж, вышли в коридор и подошли к одному из окон, Оля открыла его. Все входы в институт охранялись. Хорошо хоть камеры удалось отключить и пустить вместо онлайн-изображения фальшивку. Только благодаря этому вся операция стала возможной. Оля вылезла через окно наружу, а Вика перекинула Аню через подоконник и стала потихоньку просовывать её в окно. Снаружи Оля схватила её за руки с стала тянуть. Не всегда получалось гладко, несколько раз Аня вскрикивала "Ой" и "Ай". "Потерпи, Анечка, так надо" — успокаивала её Вика. Потом Оля подошла ближе к окну и стала придерживать её за бока в районе груди, потом в районе талии, потом Аня всем телом вывалилась из окна, и Оля чуть не упала, принимая её на себя. Вика ловко выпрыгнула в окно вслед за Аней.
 — Ммммммм, — простонала Аня на руках у Оли.
 — Молодец, Анечка, молодец, всё хорошо. — успокаивала её подоспевшая Вика.
  Они опять взяли Аню под руки и пошли прямо по газону к тому месту, где Вика прошлой ночью проделала в заборе дыру, выпилив болгаркой несколько прутьев. Потом пошли вдоль улицы. Прохожие видели, что они двое ведут обессилевшую девушку, но особого значения этому не придавали. Аня продолжала стонать.
 — Ку... да?.. За... чем?.. — спрашивала она.
 — Подальше от смерти, Ань, — ответила Вика. — Если нас тут поймают, то убьют.
  Аня похоже поняла. Они прошли во двор, потом спустились в подвал одной из многоэтажек. Здесь были точно такие же комнаты с одной кроватью. Вика аккуратно уложила на кровать Аню, сказала Оле последить за ней, а сама отправилась на кухню. Вернулась очень быстро с бутылкой воды и тарелкой картофельного пюре с котлетой. Сначала дала Ане попить, она сначала пила жадно, потом закашлялась и пролила воду на кровать. Вика быстро забрала бутылку, взяла вилку и начала кормить Аню. Она прекрасно помнила, как её кормила мама, когда она была совсем маленькой. Бывало время Вика и сама её кормила, но мама старалась не очень нагружать соседок ребёнком. И вот теперь Аня снова маленькая, бедная и несчастная. Оля всё это время сидела рядом на кровати, у ног Ани. Когда Аня докушала, Вика вытерла её рот салфеткой и поставила тарелку прямо на пол. Снова посмотрев на Аню, Вика вдруг увидела, что она плачет.
 — Что такое, Анечка, что случилось? — переполошилась она.
 — Ви... ка... про... сти... ме... ня... — всхлипывала Аня.
 — За что простить, глупенькая, за что? Если бы ты знала, как я рада, что ты жива!
  У Вики вдруг у самой проступили слёзы на глазах, она обняла Аню, гладила её по голове, целовала в лоб и в щёки. Через какое-то время Вика заметила, что Аня закрыла глаза и дышит ровно. Тогда она аккуратно вытерла платочком слёзы Ане, встала, села рядом с Олей и тихо сказала:
 — Спасибо тебе большое, что ты спасла Аню. Не знаю, что бы я без тебя делала.
 — Да не за что. Доставать официально мёртвых девчонок с того света оказалось очень занимательно. Не боишься, что нас за это повесят?
 — Не боюсь, пускай вешают. Только бы Аню нам куда-нибудь подальше от нас пристроить, но так, чтобы о ней позаботились... Ладно, ты и так слишком много для меня сделала.
  Вика начала покрывать лицо Оли поцелуями, потом долго и нежно поцеловала в губы, совершенно забыв о своей гетеросексуальности. Теперь она любила Олю именно как девушку. Она начала щупать Олю за бока, за бёдрда, обхватила обеими руками груди. Аня вдруг застонала и перевернулась на живот. Вика отвлеклась от Оли, проверила, что у Ани всё в порядке, потом сказала: "Пойдём наверх", и начала залезать на второй ярус кровати. Когда Оля последовала за Викой, та уже успела снять платье и швырнула его вниз, чуть не попав при этом в Олю. Когда Оля взобралась к ней, Вика уже успела избавиться от лифчика и трусиков, и прямо набросилась на Олю, раздевая её. В этот раз страсти с её стороны было никак не меньше, чем у Оли в их первый раз. Оля тоже не отставала и завелась. Их тела сплелись и они неистово ласкали друг друга, целовались, гладили, мяли груди, засовывали пальцы в киску, вылизывали друг друга языком, тёрлись, потом достали игрушки и стали засовывать друг в друга. Это была ни с чем не сравнимая страсть в жизни Вики. Они обе успели кончить, но продолжали неистовствовать, их голые тела сплетались и расплетались, принимали самые причудливые позы, они стонали, выгибались, извивались, возбуждённо дышали в объятьях друг друга. Это продолжалось довольно долго, они кончили ещё по два раза, и постепенно затихли, изнеможённые.
  
  ***
  
  В раздевалке Мария подошла к своему шкафчику, чтобы переодеться в форму, но её карточка почему-то не сработала. Она провела несколько раз возле сканера, но дверка не открывалась. "Пойду к начальнице, попрошу разобраться" — решила она и пошла по коридорам. Открыв дверь, Мария заметила, что на месте начальницы сидит незнакомая девушка в форме. Увидев Марию, она недобро усмехнулась и потёрла руки:
 — Ага, а вот и сама виновница явилась!
 — Что такое? — Мария уже догадалась, что происходит, но в глубине души ещё на что-то надеялась.
 — Будто ты не знаешь! Не волнуйся, мы про твой заговор и саботаж уже всё выяснили. Твою начальницу я уже отправила, теперь и ты давай за ней!
 — Что? Куда?
 — Ну как куда? Давай раздевайся, одежду тут оставляй, потом выходи налево, первый поворот направо и до конца. Знаешь, что там?
  Конечно же Мария знала. Она заметила на одном из стульев одежду, в который она однажды видела Наталью, до того, как она переоделась в форму. Значит всё правда. Мария начала снимать через голову своё чёрное платье.
 — Так значит Анна Синицкая сбежала? — не удержалась она от вопроса.
 — Так я тебе и сказала, — ответила новая начальница. — Знай только, что такие штучки никогда добром не кончаются.
 — Уже давно поняла...
  Мария продолжала раздеваться. Вот так значит. Её обвинили в саботаже, хотя у неё ничего такого и в мыслях не было. Мария прекрасно знала, что её могут повесить из-за этой Анны. Жаль только, что и её начальницу отправили на виселицу, вот об этом она не подумала и совершенно была не готова к тому, что из-за неё погибнет совершенно невинная Наталья. Но теперь уже ничего не сделаешь. Даже если Мария докажет невиновность Натальи, даже если она ещё не повешена, легально вытащить её из последней очереди невозможно никак. Все находящиеся там девушки уже юридически мертвы и изменение этого статуса не предусмотрено. Всё, что можно сделать с юридически мёртвой девушкой — это умертвить её физически, любое другое действие будет преступлением. На которое конечно ни одна из сотрудниц комбината не пойдёт. Да и сама Мария никогда бы такого не сделала. Не проверить смерть после повешения это одно, а позволить какой-либо девушке покинуть очередь, чтобы разобраться в её вине или невиновности — такого тут ещё никогда не было. И вот, Мария осталась совсем голой. Никакой одежды, никаких украшений, никаких аксессуаров. Она аккуратно сложила всё на стул, где уже лежала одежда Натальи и вышла в коридор. Дальше спорить с новым начальством она не собиралась.
  Жестковатый ковролин в коридоре щекотал ступни. Идти по привычному коридору голой было так необычно и Марии вдруг понравилось это ощущение. Ей даже захотелось, чтобы из-за угла вышла какая-нибудь одетая служащая и заметила её, но никого не было. Мария повернула в нужный коридор и отправилась в свой последний путь. В конце коридора была решетчатая дверь, а за ней ещё одна дверка. Обе эти двери можно было открыть только с одной стороны. И проходить можно было только в одну сторону. Мария открыла первую дверь. Когда она закрылась, навсегда отрезав Марию от служебных коридоров, разблокировалась вторая дверь. Она выходила на ту самую платформу, где множество голых девушек ждали своего часа. С этой же платформы были видны вагоны с мёртвыми девушками. Стоящие в очереди девушки удивились, когда неприметная дверка в стене открылась и из неё вышла голая Мария.
  Мария вдруг подумала, что она ещё может догнать Наталью, и стала упорно протискиваться между рядами девичьих тел и выискивать среди них свою начальницу. Конечно же она была где-то дальше впереди, но насколько дальше? Мария не унималась, и всячески старалась найти лазейку и пролезть без очереди. Удавалось не всегда. Но всё же вагоны закончились довольно быстро и стал виден край конвейера. Сотрудницы как ни в чём не бывало вынимали несчастных девушек из петли, обрабатывали и клали дальше. Мария вспомнила, как работала там, вспомнила Алису, которая отправилась прямо оттуда в очередь на повешение. Вот теперь и сама Мария тут. Потом она будет в петле, потом в руках у тех сотрудниц, потом в вагоне. Она успела побывать на месте почти любой из сотрудниц комбината, вот теперь побудет также и в качестве материала. Когда за оградой уже начали проезжать повешенные девушки, протискиваться вперёд стало совершенно невозможно, и Мария стала ровно и медленно идти вместе с остальными. Было ясно, что Наталью она уже не догонит и стала смотреть на повешенных, выискивая среди них свою начальницу. Много она видела девушек в петлях, но Натальи среди них не было.
  Какое-то время она уже начала отвлекаться и смотреть на девушек в очереди, но потом опять переводила взгляд на конвейер. Спокойные девушки сменялись хрипящими и дёргающимися. И вот когда девушки в петлях пошли отчаянно брыкающиеся и извивающиеся, Мария увидела Наталью. Издалека Мария ещё сомневалась, но когда она подъехала ближе, сомнения исчезли, это была она. Мария хотела поймать её взгляд, но она не смотрела на очередь, крутилась, виляла бёдрами, по-всякому дёргала ногами, смотрела то вверх, то прямо перед собой. Мария провожала её взглядом, но Наталья так и не заметила её. И вот, она уже вновь удаляется. Вот очередная её начальница уходит в последний путь. Но на этот раз она точно пойдёт вслед за ней.
  Теперь Марии некого было выглядывать в толпе и она просто стала смотреть на девушек. Одни утешали друг друга, другие ласкались и целовались. Некоторые даже смеялись, но многие шли угрюмо. Мария решила не быть слишком угрюмой и попыталась улыбнуться. Что сделано, то сделано. Нечего ни о чём жалеть. Она прожила долгую жизнь и ей давно уже пора на вечный покой. Время шло быстро, и вскоре Мария увидела начало конвейера. Мария лично знала всех работающих тут сотрудниц. Петли надевает Настя и работу свою делает хорошо. Связывает руки Катя. На подстраховке стоят ещё Света, Вера и Галя. Интересно, узнают они Марию? Почти наверняка, она с ними всеми работала гораздо более тесно, чем начальница. Вот перед проёмом уже всего три девушки. Катя одной завязывает руки. Остаётся две, потом одна. Потом Мария встала в проём и свела руки за спиной.
 — О, Мария! — Катя всё-таки узнала её. — Как угораздило?
 — Да так... — неопределённо ответила Мария.
 — Ладно — сделав своё дело, Катя подтолкнула её к другим девушкам со связанными руками.
  Вот уже скоро и конец. Настя повесила очередную девушку, Катя связала руки ещё одной и она встала за Марией. Потом Настя украсила петлёй ещё одну шею, потом ещё одну петлю нагрузила девушкой, потом ещё и ещё, и вот перед Марией всего две девушки. Движения Насти до боли знакомы Марии, она и сама проделывала точно такие же манипуляции с сотнями тысяч девушек. Раз — и ещё одну девушку уволакивает петля. Перед теперь Марией стоит только одна девушка. Она вся дрожит от страха. Настя надевает ей на шею петлю, она падает с платформы, и Мария спокойно становится на её место. Настя, в отличие от Кати не делает попыток заговорить с ней, хоть и наверняка узнаёт. И вот Мария чувствует, как умелые руки Насти одевают петлю ей, затягивают, потом отъезжающий крюк на потолке затягивает её ещё сильней, и вот уже Мария падает. Петля сдавила шею ещё сильней, она сразу начинает задыхаться, дёргаться, но также неожиданно быстро на неё накатывает возбуждение, и вот секунд через 10 она уже кончает, потом снова и снова, и ей кажется, что это никогда не кончится...

[Shadowfax]

    Глава 5
  Мария извернулась в петле, и внезапно почувствовала под рукой матрац, а под головой подушку. Левая рука была зажата между ног, из её лона сочилась влага. Оргазм ещё сотрясал её тело, но постепенно сходил на нет. Мария жадно вдыхала воздух, чтобы побороть удушье. Господи, ну и сон... Какая реалистичность, какие яркие ощущения и совершенно реальный оргазм... За свою долгую жизнь она ещё ни разу так не кончала, ни с любовницами, ни при мастурбации. Так как смерть не была реальной, этот сон был скорее приятным. Вот только что если он окажется вещим? Если она завтра придёт на работу и всё именно будет так, как ей приснилось? Тут надо просто спокойно всё обдумать. Главное — любой ценой выгородить Наталью и всю вину взять на себя. Вот только как? Дезавуировать вчерашнюю объяснительную записку и признаться в халатности или даже саботаже? Всё равно опасно... Эх, не должна была Наталья принимать её писульку, должна была поставить резолюцию "виновна", но если рабочих рук не хватает, то отсрочить казнь дней на 10, имеет право. Уж на Марию она могла положиться, что не сбежит. Вот что теперь делать? Повеситься самой, не по приказу Натальи, конечно тоже не поможет... Ладно, будет завтра, будет видно. Только надо бы пораньше на работу прийти, хотя бы за час до начала смены. Она достала из-под подушки телефон, увидела время: "3:28" и переставила будильник на час раньше.
  Вдруг, она услышала в коридоре шум. Дверь открылась, и она услышала тихие голоса Вики и Оли. Чего это они так поздно? Тусили? Вдруг до Марии долетело сказанное Викой "Анечка", и она стала прислушиваться внимательнее, но ничего больше не расслышала, они перешли на шёпот. Дверь в комнату открылась, и оттуда проник свет из коридора.
 — Когда у Марии завтра смена? — донёсся шёпот Вики.
 — Тссс! — шикнула на неё Оля.
  Оля подошла к кровати, поднялась на одну ступеньку лестницы и посмотрела на Марию. Та притворилась спящей. Оля вернулась обратно к Вике, постаралась говорить как можно тише, но Мария расслышала:
 — Не спит.
 — Ладно, тогда ложимся.
  Они потушили свет в коридоре, разделись, поцеловались, Оля легла на верхний ярус кровати, на которой спала Лена, а Вика на нижний ярус кровати Марии. Марии вдруг стало страшно. Что эти девчонки задумали? Надо срочно съезжать из этой квартиры. Ей уже приходилось так сбегать, когда её хотели убить просто за то, что она работает на комбинате. Но в этот раз было что-то другое. Какой-то страшный заговор непонятно даже против кого или чего, но она чувствовала, что готовится нечто гораздо более грандиозное, чем убийство какой-то сотрудницы. Хотя её, Марию, наверное всё равно повесят. Она лежала в кровати ещё долго, вслушиваясь в каждый шорох, но было тихо. Заговорщицы заснули. Мария ещё ворочалась, но потом сама не заметила, как заснула.
  Когда прозвонил будильник, она чувствовала себя не очень, но всё же она заставила себя подняться, надеть платье и выйти из комнаты. Спящая на нижнем ярусе её кровати Вика тоже заворочалась. Мария умылась, сходила в туалет и пошла на кухню. Начала готовить завтрак. В это время на кухню вошла Вика в футболке на голое тело, зевая и потягиваясь.
 — Что-то ты, Маришка, рано сегодня...
  Мария вдруг, сама того не ожидая, кинулась на Вику, прижала её к стене и приставила нож к горлу. Глаза Вики округлились.
 — Какая я тебе, к чёрту "Маришка"?! Говори мне сейчас же, что вы там задумали?
 — Задумали??? — удивились Вика.
 — Где вы вчера шлялись до полчетвёртого ночи? О чём шептались? Говори давай!
 — Что, уже и погулять нельзя? 
 — Не притворяйся, я всё слышала! Дальше вынюхиваешь про свою Анечку?
  Марию вдруг осенила догадка.
 — Хочешь выкрасть её из института? Знаешь уже, что она жива?
 — Аня жива? — удивление Вики выглядело совсем искренним. Мария вдруг поняла, что наболтала лишнее.
 — Значит так. Если я узнаю, что ты что-то в этом направлении делаешь или вынюхиваешь — я найду способ от тебя избавиться. Поверь, есть способы нарушить случайность выбора.
 — Да клянусь тебе, Мария...
 — Хорошо. — Мария отсторонилась от Вики и вернулась к столу. — И прекратите меня преследовать. Вместе ездить на комбинат совсем не обязательно. Если для тебя сейчас рано, то иди спать и вставай как обычно.
 — Блин, а ещё меня психованной называла, — обиженно сказала Вика, потирая шею, которую только что дразнил холодный металл. — Сама такая! — закончила она и пошла в комнату.
  Мария не обратила на слова Вики внимания, позавтракала, собралась и поехала на комбинат. По дороге она продолжала думать, как ей спасти Наталью. В раздевалке карточка Марии сработала нормально, она переоделась в форму. В кабинете сидела Татьяна, начальница ночной смены.
 — Здравствуй, Татьяна, не знаешь, когда Наталья приходит?
 — Да вроде через полчаса должна.
 — Скажи пожалуйста, чтобы как придёт сразу связалась со мной. Я пока тут осмотрю всё.
  Татьяна посмотрела на Марию удивлённо, но сказала "Хорошо". Мария пошла пошла на пост охраны, где уже дежурили пятеро, села в свободное кресло и стала наблюдать за работой комбината с разных камер. Вот здесь девушки раздеваются, желающие ещё и моются, всё как обычно. Потом регистрируют их смерть и они выходят в коридор и на балкон. Отсюда же видны вагоны с мёртвыми девушками и разделывальщицы. А вон там и сбоку та неприметная дверка, из которой она выходила в своём сне, мимо неё медленно проходят голые девушки. Всё в норме. Потом посмотрела конец конвейера, где девушек вынимают из петли. Здесь тоже всё хорошо, работа тяжёлая, но сотрудницы справляются на ура. А вот начала того же конвейера. Кстати, петли надевает действительно Настя, как и во сне. А вот кто связывает руки с этого ракурса не видно. Мария решила проверить лично.
  Она пошла по служебной платформе и поднялась к началу конвейера. Подошла с служащим. Нет, руки связывала не Катя, а Рита. А троих девушек, дежуривших на подхвате Мария вообще не узнала. Кажется, их набрали совсем недавно, кого-то она уже успела увидеть, но совершенно не запомнила. К ним она подошла и спросила, были ли проблемы в их смену. "Была парочка непослушных девок" — ответили они. — "Но всё как обычно, угомонили шокерами и повесили". Потом она подошла к другому конвейеру. Тут надевала петли Катя. А связывала руки и подстраховывали опять незнакомки. Мария задала тот же вопрос, ей ответили, что проблем вообще не было. В этот момент позвонила начальница.
 — Мария, ты просила с тобой связаться, как приду.
 — Да. Я лучше зайду к тебе.
  Мария пошла по платформе, потом по коридорам.
 — Здравствуй, Наталья. У меня тут с новыми соседками проблема. Они явно что-то задумали...
 — Что, снова хотят убить?
 — Если бы... Ты же знаешь, эта Анна раньше в той же квартире жила. Так вот, её соседки явно пронюхали, что Анна жива, и явно хотят её вылечить, выкрасть и где-то спрятать...
 — Она уже мертва, — ответила Наталья. — Полчаса назад пришло сообщение из института, что она уже 12 часов не подаёт признаков жизни. После такого у них ещё не оживали.
 — Информация точная?
 — А мне откуда знать? За что купила, за то и продаю.
 — Надо проверить. Извини, но я очень за тебя волнуюсь, не хочу, чтобы тебя повесили из-за этого. Можно я возьму отгул, сама туда поеду и попрошу показать тело?
 — Лучше я кого-нибудь ещё туда пошлю, тебя это устроит?
 — Ладно, хорошо. И можешь по своим каналам установить слежку за моими соседками? Особенно за Викторией и Ольгой?
 — Хорошо, попробую. У тебя всё?
 — Да.
 — Тогда иди работай. Сменишь Настю.
 — Хорошо, до свидания.
  Сначала Марии работалось как обычно. Есть девушки, есть петли, нужно только соединить одно и другое. Проблем не было, девушки сами вставали куда надо и подставляли шейки. Вдруг Мария краем глаза увидела обнажённую фигурку, вошедшую по служебной лестнице на платформу и направившуюся к сотруднице, связывающей руки. Она пыталась разглядеть, кто это, но за работой не успевала. Поняла однако, что скоро разглядит её рядом и скорее всего узнает. Так и случилась. Это оказалась Настя, которую Мария только что сменила. Мария не удержалась:
 — Что случилось, Насть?
 — Да так... — в точности повторила Настя ответ Марии во сне.
  Это действительно было глупо. В такой ситуации никто ничего не будет рассказывать. Марии ничего не оставалось делать, кроме как надеть петлю на шею Насти, и конвейер быстро уволакивает её. Пока Мария ждала следующую петлю, наблюдала за движениями повешенной Насти. Вот так. Во сне Настя повесила Марию, а наяву — Мария Настю. Одевая петлю следующей девушке, Мария вспоминала свой сон. Ей вдруг стало очень интересно, действительно ли повешенные чувствуют такое же возбуждение и оргазм как в её сне? Мария вдруг почувствовала, что становится мокрой внизу. И ей просто некуда было деть взгляд от красивых голых тел. Вот там повешенные девушки эротично извиваются, вот там стоят в очереди, некоторые обнимаются и ласкаются, прямо перед ней девушка ждёт свою петлю. Всё это очень возбуждало и Мария еле сдерживалась, чтобы не поласкать себя. С одной стороны возбуждение было приятно, с другой — мешало сосредоточиться на работе. Однако движения Марии были отработаны практически до автоматизма, и она даже в таком состоянии работала хорошо. К середине смены ей уже кое-как удалось успокоиться и привыкнуть. Но к концу возбуждение опять начало одолевать её. Несколько раз она порывалась сказать охранницам, что ей плохо, и чтобы её срочно сменили, но сдержалась. Всё-таки не к лицу такое опытной сотруднице.
  Когда пришла сменщица, она какое-то время, как положено, понаблюдала, как она работает, бессознательно положив себе руку между ног и начав слегка тереть промежность. Потом быстрым шагом направилась к лестнице, а по платформе она бежала уже бегом к душевым. Раздеваться она начала уже на подходе, почти срывая с себя одежду. Оказавшись в душе, она в две секунды сорвала с себя остатки формы, кое-как кинула их на скамейки, побежала к одной из кабинок и начала яростно мастурбировать. Кончив, она поняла, что ей этого мало. Она хотела петлю. Лишь страшным усилием воли она подавила желание сделать так же, как сделала Настя: вернуться голышом к началу конвейера и встать в очередь на повешение. Вдруг её осенило: не обязательно же вешаться на конвейере и до смерти. Можно сделать это где-то ещё, и повисеть минуту-две, это будет безопасно. Только вот где? Дома всё-таки неудобно перед соседками, что они подумают? Вроде как собираются специальные группы для этого дела, только где их искать? К тому же ей дико хотелось сделать это здесь и сейчас. Она заметила на потолке вентиляционную решётку. Вот! Надо только верёвку достать и какую-нибудь табуретку. Верёвку можно найти в кладовке, а табуретку можно где-нибудь из кухни.
  Мария, как была, голышом, выскочила из душевой, бегом кинулась к ближайшей кладовке и стала там рыться. Тут были складные стремянки, лестницы, какие-то мешки, коробки, жестяные банки, кабели и много прочего. Вот верёвка, но она тонкая, для связывания рук. Не подойдёт. А вот и моток толстой верёвки, как раз. Мария нашла неподалёку нож и отрезала от верёвки кусок, которого должно было хватить, чтобы повеситься. Потом побежала на кухню. Там ужинали двое служащих. "Мария?" — удивились они, увидев её голой. "Извините, девочки, срочно нужна табуретка" — ответила Мария. "Наверное учения проводит" — усышала Мария сзади, уже выходя из кухни. Хорошо, пусть думают так. Она с верёвкой и табуреткой помчалась в душевую. Там мылась Катя, которую тоже только что сменили.
 — Катька, как хорошо что ты тут, — обрадовалась Мария. — Не сделаешь одолжение?
  Катя повернулась и глаза ещё расширились, когда она увидела табуретку и моток верёвки в руках Марии. Но вовремя сообразила, что если бы Мария хотела повеситься, то есть способ и попроще.
 — Конечно, Мария. Для тебя всё, что угодно.
 — Я сейчас вешаться буду, но не до смерти. Подстрахуешь, чтобы я не висела слишком долго? Минуту-две, если вдруг что-нибудь случиться, поможешь мне вылезти? 
 — Ой, не знаю... Мария, может не надо, это же опасно...
 — Да ничего не опасно, ты же видишь, на конвейере за две минуты никто не умирает. Просто в случае чего подставишь табуретку мне под ноги и всё, я на неё встану. Хорошо?
 — Ну ладно, хорошо.
  Катя продолжила мыться, а Мария тем временем завязала на верёвке петлю. Потом привязала другой конец к решётке на потолке. Вид петли рядом с ней заворожил её, она попыталась представить себя как в том сне. Дрожащими руками она одела петлю на шею, вытащила из-под неё волосы и затянула. В этот момент на неё накатило сильнейшее возбуждение. Она принялась ласкать себя и, сама не понимая что делает, опрокинула табуретку. Петля сдавила горло, было довольно больно, но терпимо. Правую руку она оставила между ног, левая машинально метнулась к петле, Мария начала дёргаться и извиваться. Возбуждение ещё усилилось, она все сильнее и сильнее ласкала себя, потом кончила почти как во сне. Волны наслаждения так и захлёстывали её тело, из вагины брызнула жидкость. Она тонула в удовольствии, ничего кроме него не чувствуя и не видя.
  Когда способность видеть вернулась к ней, она увидела, что Катя уже вышла из душа, стоит перед ней голая и пристально смотрит на неё, мнёт свои груди и ласкает киску. Мария начала хрипеть и задыхаться, но Катя всё смотрела на неё и смотрела, лаская себя. Мария подумала, что Катя наверное не будет её снимать. Но ей было уже всё равно. Ей было хорошо.

[Shadowfax]

    Глава 6
  Мария не знала, сколько она провисела. Казалось, что прошла целая вечность. Не было уже ни боли, не наслаждения, только покой и умиротворение. Вдруг она внезапно будто проснулась и запаниковала, задёргалась. Катя так и не думала её снимать, а умирать ей вдруг резко расхотелось. Она отчаянно пыталась вдохнуть, но лишь издавала сдавленные гортанные звуки. Схватилась руками за верёвку, пыталась подтянуться — никакого толку. Потом с трудом просунула пальцы правой руки под петлю спереди, а пальцы левой — сзади. Когда это наконец получилось, она изо всех сил дёрнула, пытаясь растянуть петлю, потом ещё раз и со всей мочи напрягла руки, силясь хоть как-то уменьшить давление на горло. Ещё несколько хрипов Марии удалось выдавить из себя, но легче не становилось. В конце концов пальцы ослабли и выскользнули из-под петли. Мария ещё раз попробовала схватиться за верёвку и подтянуться на ней. Получается! Одна из рук соскочила, она вытянула ещё вверх и внезапно ей удалось схватиться за один из прутьев решётки. Мария успела вдохнуть в себя немного воздуха, но потом пальцы соскользнули, другая рука тоже потеряла хватку и она снова свободно повисла в петле.
  Мария снова попыталась подтянуться — не получается. Пальцы достают до решётки, но чуть-чуть не хватает расстояния, чтобы зацепиться за неё. Мария опустила руки. Она уже думала, что всё-таки умрёт. Жалко, жить всё-таки ещё хочется. Столько дел не доделала... Угораздило же повеситься в такой момент! Вот доделала бы — тогда бы уже и вешалась. Можно на конвейере. Правда, на конвейере не поласкаешь себя. Хотя говорят, там всё равно кончают. Удушье и боль в шее уже сильно мучили Марию, она время от времени дёргалась и изгибалась телом, но ничего осмысленного не предпринимала. Мука становилась невыносимой и Мария стала отчаянно думать, что ей делать. Высвободиться из петли она не может. Снять её некому. Она так и будет висеть пока не умрёт. Побыстрее бы уж, только бы закончились уже эти муки... Она инстинктивно сжимала пальцами петлю, но видела, что это никак ей не помогает. Телесных наслаждений ей уже не хотелось, но в надежде хоть как-то облегчить мучения она заставила себя оторвать руки от петли.
  Одной рукой Мария стала ласкать и мять груди, другой — теребить клитор и засовывать пальцы во влагалище. Она уже успела два раза кончить в петле, поэтому сначала её тело не особо отзывалось на ласки. Но потом возбуждение всё-таки появилось. Не то, чтобы оно хоть сколько-нибудь заметно облегчало страдания, но было хоть что-то. Мария продолжала ласкать себя, хотя уже ни на что не надеялась, хотелось бросить всё и отдаться панике. Но остатки разума говорили ей, что так будет только хуже. Она не думала, что удастся кончить в третий раз, но цеплялась хоть за какую-то осознанную деятельность, чтобы не сойти с ума от невыносимых мучений. Постепенно старания начали приносить плоды. Она уже была довольно сильно возбуждена, удовольствие потихоньку начало смешиваться со страданием. Мария старалась усилить положительные эмоции, изгибаясь и извиваясь. Очень хотелось стонать, но со сдавленным горлом и без воздуха в лёгких это было невозможно. Её движения становились всё яростнее, всё отчаяннее. Удовольствие начало активнее смешиваться с мукой и создавало невероятный, неведомый Марии доселе коктейль эмоций. И вот она снова кончает, всё тело бьётся в конвульсиях.
  Внезапно Мария ощущает неожиданный всплеск сил, берётся руками сверху за верёвку, подтягивается, потом вскидывает одну из рук вверх, пальцы зацепляются за один из прутьев решётки. Другой рукой она хватается за петлю. Она затянулась уже слишком туго и не поддаётся, она тянет всё сильней и сильней, потом дёргает, потом снова тянет. Вот уже давление на шею ослабевает, верёвка нехотя растягивается, несмотря на большое трение в узлах. Но рука, держащаяся за решётку уже слабнет. Последний отчаянный рывок — и петля перемахнула через подбородок как раз в тот миг, когда держащие Марию пальцы соскользнули с решётки. Петля больно ударила по её ушам и по носу, она успела сгруппироваться и шмякнулась голой попой на кафельный пол душевой, потом больно приложилась головой о плитку. Но она была счастлива, что жива.
  Дыхание было тяжёлым и хриплым, Мария часто дышала, с силой проталкивая в лёгкие воздух, стараясь побороть мучившее её удушье. Ей казалось, что петля всё ещё сдавливает её шею, она шарила руками возле оставленной петлёй тёмной борозды, пытаясь снять воображаемую петлю, но там ничего не было. Она хрипела и кашляла, голова кружилась, но ничего, это временно. Главное, что удалось вылезти из петли. Марии хотелось то стонать, то плакать. Удушье всё не кончалось, в какой-то мере её мучения продолжались, но на душе было радостно. Она только что испытала сильнейший в своей жизни оргазм, получила море наслаждения и в то же время ей удалось вырваться из объятий смерти. Марии уже когда-то приходилось вешаться на минуту-две, но только теперь она по-настоящему на своей шкуре ощутила, на какие страдания она каждый день обрекает тысячи ни в чём не повинных девушек. Только теперь она заметила, что рядом с ней присела Катя и говорила:
 — Ой, прости меня, прости меня, Мария, я так засмотрелась, так засмотрелась... Ты в порядке?
  Мария только закашлялась и застонала, но потом вдруг посмотрела Кате прямо в глаза и криво улыбнулась.
 — Прости меня, Мария, я так хотела кончить... Думаю, вот кончу — и тогда уже сниму тебя, а всё не кончаю и не кончаю...
 — Давай я тебя повешу, тогда точно кончишь, — прохрипела Мария.
 — Ой, не надо, — испугалась Катя, быстро собрала свои вещи и вышла из душевой.
  "Вот трусиха" — подумала Мария, вновь уронила голову на пол и внезапно отключилась. Ей снился сон про другую историческую эпоху. В этом сне она была смертной, но трое её дочерей были бессмертны. Обычная квартира, обычная кухня, самый обыкновенный терминал на стене. И заголовок на всю ширину экрана: "ДЕВУШКИ-МУТАНТЫ АТАКУЮТ!". Обычная для тех времён новостная статья. "...Очередные переговоры насчёт регулирования женской мутации бессмертия закончились ничем ... Принятые меры обязательного генетического контроля в больницах, школах, детских садах, вокзалах и аэропортах не дали желаемых результатов ... Мутанты плодятся с ужасающей скоростью ... Гетто и резервации для стерилизованных мутантов переполнены ... Снижение предельного возраста с 60 до 50 лет только усилило беспорядки и усугубило ситуацию ... Власти не видят иного выхода, кроме физического уничтожения мутантов ... Генетические патрули на улицах регулярно сталкиваются с вооружённым сопротивлением ... За минувший месяц более сотни военных складов и баз по всему миру были захвачены сторонниками мутации ... Третья мировая война не за горами". Старшая дочь быстро прокрутила статью до конца, потом закрыла браузер.
 — Вот такие дела, мам, сама видишь, что происходит. Или мы их, или они нас. Нам удалось раздобыть координаты недавно организованного не слишком далеко повстанческого лагеря, сегодня же поедем. В городе оставаться опасно. Хоть мы и стерилизованы, всё равно нет никакой гарантии, что нас не убьют. Ты с нами? Хоть ты конечно и не бессмертная, но по идее должна воевать на нашей стороне?
 — Поеду, конечно. Если вдруг что, то меня же первую убьют, если узнают, кого я родила.
 — Тогда собирайся.
  Собираться долго не пришлось, они вчетвером погрузили вещи в машину, стоящую у подъезда, старшая дочь села за руль, мама села на переднее сидение. Они поехали. На всех выездах из города стояли патрули, но они не могли проверить каждую машину. Они надеялись, что их пронесёт. Но не пронесло. Постовой, молодой парень, указал полосатой палочкой именно на их машину. Старшая дочь испугалась и сильнее нажала на газ, но впереди уже выезжала на дорогу патрульная машина, становясь перпендикулярно и полностью перекрывая неширокую полосу дороги. Девушка попыталась её объехать, но чуть не столкнулась с одной из встречных машин, повернула назад, в сторону обочины, и остановилась. К машине подбежало несколько патрульных.
 — Так, всё ясно, — сказал один из них. — Не остановились, значит мутанты.
 — Она не мутант, — возразила сидящая за рулём дочь, показывая на мать.
 — Ясное дело, что не мутант. Она хуже. Давайте, вылезайте.
  Они вышли из машины. "За мной" — приказал один из патрульных, который у них был видимо главным. Они пошли, их сопровождало несколько патрульных. Они шли по городским окраинам, больше напоминавшим полузаброшенную деревню. Мимо каких-то гаражей, мимо полуразваленных лачуг. Наконец подошли к более-менее приличному двухэтажному дачному дому, зашли за калитку. На заднем дворе дома стояла виселица, с перекладины свисали три петли, под ними стояли три табуретки.
 — Михалыч, мы тут четверых поймали! Тащи ещё одну табуретку и прицепляй ещё одну петлю! — крикнул главный. Потом повернулся к девушкам и сказал: — Ну что, девки, раздевайтесь. Ебать вас будем, сучек.
 — Что вы такое говорите? — испугалась младшая дочь. — Нам же ещё нет пятидесяти, нас стерилизовали и разрешили прожить обычный человеческий срок жизни.
 — А вы, сучки ёбаные, сами напросились. Теперь никто больше с вами цацкаться не будет!
  Мама начала раздеваться. Ситуация была уже ей понятна. После начавшихся беспорядков, патрульным дали карт-бланш и разрешили убивать любых мутантов и их пособников. Хотя ещё был большой вопрос в том, кто начал беспорядки. По официальной версии, бессмертные девушки начали массово уклоняться от умерщвления после положенных 60 лет и начали беспорядки первыми. Но многие также помнят, сколько провокаций было с другой стороны, как девушек унижали, били и убивали только за то, что они родились бессмертными и будут молодыми аж до того момента, когда их убьют. Бессмертные девушки были в этом обществе настоящими изгоями, париями. Смертные делали всё, чтобы сделать жизнь бессмертных девушек невыносимой. И вот очередная такая семья с бессмертными девушками попала в руки маньяков, а официальные власти хоть на словах и открещиваются, но на деле только поощряют таких, как эти мужики. Младшая дочь всё никак не хотела раздеваться, мужики схватили её и принялись рвать на ней одежду. Через полминуты она была уже голая, мужики потащили её лежащему неподалёку невысокому снопу сена и повалили на него. Девушка закричала. Ей заткнули рот тряпкой. Один из мужиков скинул штаны и навалился на неё. Девушка отчаянно мычала.
 — Блядь, да она ещё девочка! — возмутился мужик. — Ничего не получается! Колян, давай ты, ты вроде умеешь.
  Колян оказался стоящим неподалёку молодым парнем. Он тоже уже скинул штаны и надрачивал свой большой член, наблюдая за сценой. Один из мужиков продолжал держать девушку, не давая ей встать, Колян тем временем подошёл, лёг на неё, раздвинул ей ноги, и несколькими уверенными толчками вогнал в неё свой член. Из влагалища потекла кровь, девушка выгнулась, попыталась закричать от боли, но из-под тряпки доносился лишь глухой рёв, из глаз брызнули слёзы. Тем временем мама и старшая дочь уже разделись догола, а средняя стояла в трусиках и лифчике, испуганно наблюдая за происходящим и прикрыв рот ладонью.
 — Мамочка, я же ведь тоже девственница. Это очень больно?
 — Постарайся расслабиться, тогда легче будет, — посоветовала ей старшая сестра.
  В это время один из мужиков взял за руку старшую и повёл её к другому снопу сена. Она, не сопротивляясь, легла на импровизированное ложе и раздвинула ноги. Её начали трахать безо всяких проблем. Девственницей она не была, не кричала, кляп в рот ей вставлять не пришлось. Маму тем временем повели к ещё одному лежбищу из сена, а средняя дочь, начала, утирая слёзы, снимать лифчик и трусики. Мужик склонился над мамой троих бессмертных девушек. Смотреть на него ей было противно, она отвернулась и попыталась представить себе на его месте какого-нибудь красавца, чтобы её не стошнило от омерзения. Мужик вошёл в неё и начал двигаться. В это время мама увидела, как по соседству кладут её среднюю дочь, она вся в слезах, закрывает глаза и морщит нос, приготовившись к болезненной дефлорации. Когда мужик вошёл в неё, она закричала: "Ой, больно! Ай!". Но мужик не останавливался. Девушка стиснула зубы и принялась стоически терпеть. Мужик, трахавший мать, тем временем кончил и его место занял другой. Потом ещё один. Она уже потеряла счёт времени и не знала, сколько мужиков успело её трахнуть, прежде чем все удовлетворились и один из них сказал: "Ну что, вешаем сучек?"
  Первую к виселице потащили заплаканную младшую. Она сильно брыкалась, поэтому одному из мужиков пришлось сначала залезть на табуретку и надеть ей на шею петлю, пока двое других держали её. И только потом её поставили на табуретку и связали руки за спиной. Тем временем двое других мужиков решили, что старшей дочери лучше сначала связать руки, а потом только вести на виселицу. Она как не сопротивлялась изнасилованию, так и теперь не сопротивлялась и просто пошла, встала на табуретку, и позволила одеть себе на шею петлю. Маме и средней дочери связывали руки одновременно, и повели друг за другом, дочь впереди, мать сзади. В это время из-под младшей выбили табуретку. Она попыталась открыть рот, но не смогла, петля сдавливала челюсть. Промежность её вся была обляпана кровью и спермой. Она задёргалась, начала дрыгать ногами. Мама отвела от неё взгляд и посмотрела на идущую спереди среднюю дочь. Крепкая спина, упругая попка. На внутренней стороне бёдер также виднеются подтёки крови. Вот девушка становится на табуретку под петлёй, мужики одевают ей петлю. В это же время другой мужик выбил табуретку из-под ног старшей дочери. Она захрипела и начала выгибаться телом, вытянула ноги назад. Один из мужиков тем временем показал матери на табуретку. Она встала под петлю, последняя. Другой мужик принёс одну из освободившихся табуреток, встал на неё и одел на последней женщине петлю на шею. Потом выбил табуретку из-под ног средней дочери, и почти сразу за ней — матери.
  Чувство показалось матери знакомым. Петля сдавливает шею и невозможно дышать. А рядом болтаются трое её дочерей. Они бессмертные, значит долго будут умирать. Только вот почему она не теряет сознание, ведь она вроде как смертная? И тут Мария вдруг вспомнила, что она вообще-то тоже мутант. Но как такое может быть? Дочери вроде сказали, что она смертная? Она ничего не понимала. Боль в шее становилась всё сильнее, накатило удушье. Она попыталась задёргать ногами, но её будто парализовало. Её развернуло в петле и она встретилась взглядом со средней дочерью. Девушка хрипела и дёргалась, морщила лицо, её заплаканные глаза искали помощи и поддержки во взгляде матери, но та ничего не могла поделать, так как была в таком же положении, как и дочь. Тело дочери было белым почти как снег. Мария перевела взгляд на розовые кончики её сосков, на большие округлые груди, на заведённые за спину руки, на живот, на глубокий пупок. На бритую киску, испачканную кровью и спермой. Потом закрыла глаза. Вдруг, она почувствовала несколько лёгких ударов по щекам. Кто это? Один из мужиков решил проверить жива ли она? Да, жива, хоть это и странно, ведь она же не мутант. Или всё-таки мутант? Она совсем запуталась. Открыв глаза, Мария увидела белый потолок, вентиляционную решётку и свисающую с неё петлю. И склонившуюся над ней девушку.
 — Я мутант, — тихо сказала Мария.

[Shadowfax]

    Глава 7
  Память потихоньку начала возвращаться. Мария вспомнила, что живёт уже невероятно долго, что работает на комбинате, вспомнила, как повесилась перед тем, как отключиться. Шея до сих пор ныла, неудивительно, что ей снилось повешение. Вспомнила, что то, что ей снилось, она действительно читала в исторической хронике и видела в исторических фильмах. Вспомнила и сидящую перед ней на корточках девушку. Её звали Яна, она работала разделывальщицей.
 — Мария, ты как? — спросила Яна. — Что случилось? Кто это сделал?
  Мария кашлянула, простонала и не ответила.
 — Надо срочно охране сообщить, — не унималась Яна. — Чтобы её немедленно поймали и повесили!
  Мария отчаянно замотала головой.
 — Нет! — сдавленно произнесла она. — Пожалуйста, не говори никому. Это я сама.
  Мария попыталась встать, но голова опять закружилась. Яна помогла, поддержала её. Мария выпрямилась, и кое-как с трудом встала на ноги. Оперлась на стену, пошла вдоль к крюкам, где висела её одежда, сняла с крюка полотенце, села на лавку, начала вытираться, потом сняла с крюков одежду и начала одеваться. Постепенно она отходила и начинала чувствовать себя лучше. Она встала. Ходить было тяжело, но Мария пересиливала себя. Она дошла до того места, где недавно вешалась, поставила табуретку снова под петлю, потом встала на неё. Глаза Яны округлились от страха. Но Мария начала отвязывать петлю от решётки. Это было нелегко. Узлы под весом висящей недавно Марии затянулись очень туго. Но несмотря на общую слабость, Марии удалось собрать в себе остатки силы и развязать эти узлы. Она слезла, взяла верёвку и табуретку, остановилась около Яны.
 — Ни слова никому, — Мария постаралась сказать как можно строже. — И спасибо тебе.
  По дороге в кладовку, Мария начала вспоминать всё, что знала о той давней эпохе, которая ей снилась. И начала думать, что по сути ничего не изменилось. Просто мир превратился в одно большое гетто для мутантов. И на этом комбинате бессмертные девушки просто продолжают резню, которую начали ещё смертные мужики. В кладовке Марию застал звонок Натальи.
 — Мария, где тебя, чёрт побери, носит? Я десятый раз уже звоню!
 — Извини, Наталья, — хрипло ответила Мария. — Авария небольшая случилась, долго без сознания пролежала.
 — Всё нормально? — забеспокоилась Наталья. — Ходить можешь? Работать сможешь?
 — Думаю, смогу. А что у тебя случилось?
 — Я Олеську послала в институт узнать насчёт той Анны. А самой как на зло пришлось ехать по одному делу на другой конец города. Позвонила ей в то время, когда она должна была вернуться и вдруг узнаю, что Олеська мертва! Я еду быстро как только могу, но скорее всего доеду только через полчаса. Может хоть ты успеешь? Это полчаса назад было, может она ещё в очереди? Можешь перехватить её у конца очереди и узнать, на месте тело Анны или нет? Только запомни: никто не должен знать о её задании, придумай что-то, скажи просто нужно спросить кое-что важное, а потом уже повесим её. Хорошо?
 — Да, хорошо. Уже бегу!
  Мария не думая побежала на верхнюю платформу. Тут всё было как обычно. Девушкам связывали руки, потом вешали. Где-то тут должна быть эта Олеська. Как она хоть выглядит? Мария помнила очень смутно. Залезла в телефон смотреть фотки сотрудниц, однако время идёт. Олеську могут повесить в любой момент. Мария начала переводить взгляд с одного конвейера на другой и на девушек, которых там вешали, и которые ещё только ждали, когда их повесят. Вроде никого, похожего на Олеську. Некоторые казались похожими, но приглядевшись внимательно к лицу, Мария видела: не она. Какая же однако засада, что тут два конвейера и две очереди! Неизвестно где её искать. За обоими конвейерами сразу она не уследит, это уже было понятно. Выбрать наугад, и внимательно всматриваться в очередь? Не очень так идея. Нужно обязательно точно выяснить, в какой она очереди, если конечно она вообще ещё в очереди. Вот только как? Пост охраны. Камеры.
  Мария побежала. Быстро спустилась по ступенькам, и помчалась по служебной платформе к посту охраны. Быстро села в кресло. Так, быстро. Время регистрации смерти. Олеся Полевая. Да, есть такая. Отмотать записи с камер на это время. Вот она заходит в коридор, вот выходит на балкон. Поворачивает налево. Значит, если смотреть с этой стороны, это будет правая платформа. Вот очередь. Она ещё стоит в очереди. Отмотаем на время немного в прошлом. Ещё идёт. Настоящее время. Вот чёрт, ей уже связывают руки! Добежать Мария не успеет. Надо звонить. Она позвонила одной из девушек, стоящих на подхвате.
 — Это Мария. Ты Олесю Полевую знаешь? Она у нас работала. Можешь выдернуть её из очереди минуты на две, а потом повесим. Можешь устроить?
 — Что? Какую Олесю? Как она выглядит?
 — Ну такая, с чёрными волосами в кружок, средними грудьми... Ах! Они все такие. Вон стоит третья с конца с завязанными руками, видишь?
 — Вот эта? — служащая указала на одну из девушек в очереди, и Мария увидела это на мониторе.
 — Нет, перед ней. Постарайся к ней пройти.
  Служащая начала продираться через очередь голых девушек, а драгоценное время всё уходило.
 — Блин, кажется не успею. Нужна аварийная остановка конвейера?
 — Нет, ни в коем случае! Просто постарайся вывести её из очереди, а потом я подойду, и мы вернём её в очередь и повесим.
 — Блин, я её потеряла. Какая, вот эта?
 — Нет, через одну впереди. Блин, стоящую перед ней девушку сейчас повесят, и она встанет на край. Блин, и в правду, как к ней подойти? Крикни петельщице, чтобы не вешала пока её, вывела из очереди, и вешала сразу следующую.
  Служащая начала что-то кричать, но девушка, одевающая петли её не слушала. Одела петлю на шею Олеське, и конвейер потащил её с платформы, и её ноги заболтались в воздухе.
 — Дьявол! — выругалась Мария и прервала связь на телефоне.
  Придётся завтра посылать в институт новую девушку. Угораздило же ловильщицам поймать именно Олеську! А если как раз завтра Вике удастся выкрасть из института эту Анну? Как её остановить? Делать было нечего, нужно звонить Наталье.
 — Наталья, извини, я не успела. Олеську только что повесили.
 — Ладно, ничего страшного, завтра новую пошлю.
 — Главное, чтобы за этот день ничего не случилось. Получилось устроить слежку за Викой и Олей? Есть результаты?
 — Есть. У института дырку в заборе обнаружили. Местные говорят, вчера образовалась, позавчера ещё не было. Но институт уже закрыт, внутрь сыщицы вламываться не пытались. Так что жаль всё-таки, что не удалось Олеську перехватить...
 — А что с Викой? Она к институту близко не подходила?
 — А вот Вику обнаружить так и не удалось. В сеть сегодня вообще не выходила, со второй половины дня из дома не выходила. В окнах свет горит, но это вполне может быть и Лена. Вика с Олей либо дома, либо ушли рано утром и до сих пор не возвращались. В квартиру сыщицы не заходили, чтобы не демаскировываться.
 — У них что, квадрокоптеров нет? Тоже мне сыщицы...
 — Ну ты же понимаешь, это всё пока неофициально... Они тоже не хотят быть обвинёнными в нарушении частной жизни.
 — Ладно, приду домой, сама посмотрю.
  Мария отключилась. И правда, пора уже домой. В раздевалке Мария думала, как бы расколоть Вику. Если прямо спросить её про ту дырку в заборе, то она просто рассмеётся и спросит: "Ты меня теперь во всех происшествиях, связанных с институтом, обвинять будешь?" Надо действовать хитрее, но как? Ничего не придумывалось. Порой Марии казалось, что у неё просто паранойя и что Вика в самом деле ничего не задумывает. Потом решила, что предчувствия всё-таки не обманывают, но беспокоиться всё равно не о чем, за Викой теперь следят и ничего преступного с её стороны не допустят. Специально пытаться её расколоть не нужно. Мария переоделась в платье и вышла на улицу. Было уже довольно поздно. Давно уже она так не задерживалась на работе. Сколько же она пролежала без сознания? Не было сил уже считать. Автобусы ещё ходили, но Марии захотелось доехать на каре, благо статус ей позволял.
  Наконец-то можно расслабиться! Усталость вдруг вновь навалилась, шея болела. Ей вдруг захотелось, чтобы дома никого не было и сразу можно было бы завалиться спать. Поездка показалась ей очень короткой. Она вышла из машины, вошла в подъезд, а в лифте её вдруг опять охватила тревога. Что если в самом деле никого дома не будет? Это значит, что Вика сейчас непонятно где, и сыщицы не знают, где её искать, значит она ещё может что-то наделать. Но институт всё равно должны взять под контроль, особенно ту дырку в заборе. Но когда дверь в квартиру открылась, Мария увидела, что Вика на месте.
 — Тсс, — сказала Вика. — Лена спит. А Оля вешается. Обещала тихо. Ой! — Вика вдруг заметила след на шее Марии. — Так ты тоже сегодня?
 — Учения сегодня были, — соврала Мария. — Показывали сотрудницам, что чувствует повешенная девушка. Только они те ещё растяпы, никак меня снять не могли, я чуть коньки не откинула. Ты тоже не тормози, снимай уже Олю.
 — Я бы уж давно сняла, но она не хочет. Пойдём.
  Вика на цыпочках прошла в комнату. Мария тоже разулась и последовала за ней. Оля висела посреди комнаты в петле, приделанной к одному из крюков. Она была в белом платье с завязанными за спиной руками. Она висела неподвижно, в чуть приоткрытом рту была пена, слюна стекала на грудь. В какой-то момент Марии показалось, что она уже мертва. Но Вика подошла поближе прошептала: "Оля! Снимать тебя?". В тусклом свете, доходящем из коридора, можно было увидеть, как Оля моргнула глазами, потом ещё раз. "Вот видишь" — сказала Вика Марии, — "Два раза — значит не надо снимать". "Вот это сила! Вот это воля!" — мысленно поразилась Мария, — "На комбинате её наверняка придётся удавливать гарротой". В это время Оля начала изгибаться и дёргаться. Потом задрыгала ногами. "Оля! Оля!" — заволновалась Вика. — "Оля, ты слышишь?". К этому времени Оля развернулась и лица уже не было видно. Вика подбежала к окну, потом назад. Сказала: "Всё, пора.". Поставила под ноги Оле табуретку, но её ноги лишь беспорядочно колотили по табуретке, чуть не выбив её снова. Вика поправила табуретку, взяла Олю за ноги, и подождала, когда она успокоится. Потом поставила другую табуретку рядом, встала на неё и сняла петлю с Оли. Оля закашлялась, Вика прикрыла ей рот, потом взяла на руки и понесла обессиленную девушку на кухню. Мария пошла за ними. Состояние Оли было ей знакомо. Она хрипела, кашляла и тяжело дышала.
 — О боже, о боже... — хрипела Оля. — Бедные девочки, зачем их так мучают? Боже мой, бедные девочки... Я такая сильная, и то не могу вытерпеть... За что им такие мучения...
 — Успокойся, успокойся, — говорила ей Вика. — Всё хорошо.
 — Этот комбинат, эти девочки... Их там вешают, Вика, понимаешь?
 — Ты не знаешь, как это, не хочешь попробовать?
 — Да зачем? Если вдруг окажусь на комбинате, то всё равно попробую. Чего несколько раз мучиться?
 — Может и правда... — согласилась Оля.
  Какое-то время они молчали, Оля слезла с Вики и села отдельно, потирая шею знакомыми Марии движениями. Оля продолжала тяжело дышать, время от времени постанывая.
 — Нечасто вижу девушек, так заинтересованных комбинатом, — вступила в разговор Мария. — Обычно об этом стараются не думать.
 — Все будем на вашем комбинате, — ответила Оля. — Надо уже как-то готовиться.
 — Не все, — возразила Мария. — Ещё лет триста и комбинат скорее всего остановят. Я вот, например, уже почти двести лет живу и ничего. И как вы понимаете то, что я работаю на комбинате, тут не причём.
 — Да что там двести? — ответила Оля — Мне уже четыреста с лишним. Моя мать ещё была смертной и умерла своей смертью. Я ещё помню мужчин. В 20 лет один из них изнасиловал меня, через несколько лет ещё один попытался, я его убила. Ещё нескольких убила на войне, и беременную жену одного из них. Что ты мне будешь рассказывать? А я вот лично уверена, что не протяну ещё триста лет.
  Мария вспомнила свой сон и попыталась представить Олю на месте одной из насилуемых. И вспомнилось ещё, как ей самой в 30 лет опытная любовница пробивала плеву разными игрушками. Было о чём вспомнить и подумать, но Марии уже ничего не хотелось.
 — Ладно, обсуждайте уже без меня про свои военные подвиги, а я в душ и спать.
  Помывшись и выйдя из ванной, Мария услышала голос Оли:
 — Хоть тебе и меньше ста лет, но ты вроде не совсем маленькая, должна понимать, что такое война.
 — Я понимаю. Но как ты всё-таки думаешь, кто виноват в этой в этой войне? Послевоенные авторы обвиняют мужиков, ты тоже так думаешь?
 — А чёрт его знает, кто виноват. Вроде древние источники и описывают мужчин как вполне нормальных существ, так же, как мы, но вот когда я родилась, это были уже какие-то дикие и опасные звери, с которыми ничего нельзя сделать, только уничтожить. Меня удивляет такое превращение, и я просто не знаю, кому верить...
  Мария не стала слушать дальше и пошла спать. Через некоторое время Вика с Олей появились в спальне, о чём-то по пути перешёптывались, и обе легли на постель Вики под Марией. Мария услышала, что они целуются, но решила не обращать особого внимания. Шёпот Вики стал громче: "И как ты такая, древняя и мудрая, могла влюбиться в меня, совсем маленькую и зелёную?". Оля что-то прошептала в ответ, но Мария ничего не расслышала. Потом она начала слышать негромкие стоны, то Викины, то Олины. Мария вдруг тоже начала вспоминать о приятном, и сама не заметила, как заснула.
  Разбудил её телефонный звонок. Мария не понимала, что происходит. Она слезла с кровати, чуть не грохнувшись, и бессознательно пошла к светящейся точке. Это висело на вешалке её чёрное платье, в кармане которого светился телефон. Взяв телефон в руку, она увидела надпись "Наталья Шеф". Вспомнив, кто это такая, Мария была в недоумении. Что ей могло понадобиться среди ночи? Авария на комбинате, с которой ночная смена не может справиться самостоятельно?
 — Алло...
 — Мария, Вика с Олей только что вышли из дому. Сыщицы следуют за ними. Тебе интересно?
 — Да, очень. Можно я тоже присоединюсь? 
 — Давай. Сейчас скину их трекер и контакты. Если догонишь — можешь сама проследить за ними.
  Мария быстро накинула платье на голое тело, выбежала в коридор, надела туфли и вышла из квартиры. "Попались, голубушки" — думала Мария, пока лифт ехал вниз. — "Сейчас посмотрим, где вы там по ночам прогуливаетесь". Когда Мария вышла в тёплую летнюю ночь, трекер показывал, что сыщицы уже едут. Мария вызвала кар, вышла к дороге как раз в тот момент, когда он подъехал, после чего быстро прыгнула в него. Мария глянула на трекер, и указала на экране бортовой панели точку назначения. Машина поехала. Мария с волнением смотрела на трекер в телефоне. Там было три точки: текущее местоположение, положение машины, на которой ехали сыщицы, и положение машины, на которой ехали Вика с Олей. Похоже, сыщицы успели прицепить к ней жучок-локатор. Все точки двигались с одинаковой скоростью. Мария знала, что эта скорость — 120 км/ч — является максимально разрешённой в городе. И простые жительницы города никак не смогут обойти это ограничение. В каре не было возможности ручного управления, был только экран с картой и распознаватель голоса. Обычно удобнее всего делать заказ голосом, но случаются особые ситуации вроде этой, когда нужно за кем-то погнаться и тогда удобнее просто ткнуть точку на карте.
  Вот машина Вики и Оли повернула, сыщицы последовали за ними. Мария тоже указала новую точку на карте и повернула вслед за ними. Вдруг она увидела, что жёлтая точка, которой была обозначена машина Вики и Оли стала двигаться быстрее других. Потом замедлилась, повернула и опять погнала с бешеной скоростью. По виду никак не меньше 200 км/ч. Мария была в полном недоумении. Написала в чат сыщицам "Что случилось? У вас технические проблемы?". Получила ответ: "Видели их, они действительно скрылись". "Как такое возможно?". "Похоже они как-то взломали кар". Вот вам и погоня. Конечно максимальная разрешённая скорость была далека от технических пределов современных каров. Однако на практике даже экстренным службам не приходится ездить быстрее разрешённой скорости. Достаточно того, что благодаря централизованному управлению им освобождают одну из полос дороги и они спокойно едут по ней на максимальной скорости. От преступлений в наш век отвыкли. Бывает, конечно, бытовуха, но это дело нехитрое и гнаться ни за кем не приходится. Любую преступницу вмиг вычисляли, и если она садилась на автобус или в кар, то его просто останавливали и служащие без труда вытаскивали её. А если преступница не садилась ни в какой транспорт — разрешённой скорости было более чем достаточно, чтобы догнать её и подстрелить шокером.
  Конечно Мария видела в старых фильмах, как преступник или наоборот положительный герой садится за руль старой примитивной машины, давит вовсю на газ и тупая железяка безоговорочно слушается его, невзирая ни на какие правила и запреты, за ним гонятся на такой же примитивной машине, иногда догоняют, иногда нет. Погоня считалась одним из главных атрибутов древних детективов и боевиков. Но сейчас другое время, гораздо более спокойное. Сейчас немыслимо, чтобы кто-то за кем-то гнался. Однако ж Мария и задействованные Натальей сыщицы погнались за Викой и Олей и остались в дураках. Что теперь делать? Обращаться в полицию и требовать, чтобы этих двух влюблённых девиц привлекли за превышение скорости? А как объяснить, с какой целью их преследовали? Не хочется кому попало рассказывать всю историю. В общем, лучше пока ничего не делать, спокойно ехать с разрешённой скоростью и о наблюдать, где остановится жёлтая точка. Но Мария вдруг поняла, что знает и так. И отдала кару команду голосом: "Институт имени Квитковской".
  Жёлтая точка на карте тем временем проделала несколько кругов по карте города, но в скором времени стала приближаться к той же точке, что и машина Марии. Вот она уже сзади неё. Вот Мария уже может видеть её в зеркало заднего вида. Она действительно движется быстрее разрешённой скорости! Вжих! И вот уже взбесившаяся машина обгоняет Марию и через лобовое стекло видно, как она мчится всё дальше и дальше. А Мария тем временем начала искать контакты, с кем можно связаться в институте и параллельно пишет в чат сыщицам, что знает, куда направляется искомая машина. "Не волнуйся, всё под контролем, у нас там есть несколько девушек, они пресекут любые незаконные действия". Прочитав ответ, Мария решила всё-таки ещё в добавок ко всему позвонить в институт.
 — Алло, это институт? Дежурная? У вас тут на днях две хулиганки дырку в заборе проделали, вы в курсе, да? Сейчас эти двое снова направляются к вам, очевидно замышляют что-то преступное. Просто будьте на чеку. Да. До свидания.
  Мария увеличила карту города и чуть подкорректировала точку назначения, чтобы кар остановился не у главного входа, а у дырки в заборе. Так и есть! Машину Вики и Оли уже снова видно через лобовое стекло. Она стоит как раз напротив дырки в заборе. К машине уже подбегают несколько девушек в форме защитного цвета. Всматриваются внутрь. Разводят руками. Открывают двери. Открывают багажник. Залезают внутрь. В это время машина Марии уже замедляет вход и останавливается рядом. Девушки в форме простукивают машину, чуть ли на обнюхивают каждый уголок. Мария вышла, тоже подошла к машине.
 — Никого нет — девушки в форме снова развели руки.

[Shadowfax]

    Глава 8
  Освещённая фонарями площадка. Девушки, ждущие своей очереди быть казнёнными без вины. На дороге, рядом с ограждением стоит машина. В машине сидит Оля. Перед Олей, как перед зеркалом, вертится Вика.
 — Ну как, похожа?
 — Вполне, — соглашается Оля.
  Вику не узнать. На ней маска и парик. И такое же платье, как у Марии. Вряд ли охранницы будут так уж внимательно вглядываться в мониторы видеонаблюдения, чтобы заметить различия в фигуре. А по лицу Вику от Марии и правда уже не отличить. Оля выходит из машины и целует Вику в шею. Она бы с радостью поцеловала её в губы, но не хотелось касаться маски. Вика повернулась и посмотрела через ограждение на девушек. Может быть, кого-то из них она увидит внутри, может быть даже повезёт увидеть, как все они будут болтаться в петле. Вика так давно об этом мечтала! Она всеми силами пыталась запомнить этих девушек, чтобы потом вспоминать, как они стоят в очереди, живые и одетые, переговариваются, пишут что-то на смартфоне, наверняка прощаются с кем-то. Совсем скоро они будут плясать голые в петле, потом попадают в вагон с тысячами других голых мёртвых девушек, а Вика будет смотреть и вспоминать... Она вся тряслась от предвкушения.
 — Не передумала? Ты всё ещё хочешь этого? — с надеждой спросила Оля.
 — Очень хочу!
 — Будь осторожна, девочка моя. Ты очень рискуешь. Я не хочу тебя потерять. Пожалуйста, просто запусти вирус и сразу возвращайся, потом насмотришься через камеры.
 — Буду осторожна, большего обещать не могу.
 — Может лучше мне самой?
 — Ни за что на свете. Или я, или никто.
 — Ладно, иди.
  Вика пошла к служебному входу. Настроение было приподнятым. Столько приключений на сегодня! Вспомнить хотя бы как они с Олей перелезали из одного мчащегося на бешеной скорости кара в другой. Оля настоящая волшебница! Прямо тайная властительница мира. Как же всё-таки повезло её встретить! Изготовленная Олей копия служебной карточки Марии конечно же тоже сработала без проблем и дверь служебного входа открылась. Вика пошла по коридорам, которые уже успела выучить наизусть по 3D-модели. Вот здесь раздевалка. Нужно переодеться в форму. Вика подошла к шкафчику Марии, приложила карточку, открыла, сняла платье, сложила, достала штаны и рубашку защитного цвета и надела на себя. Форма не очень подходила по размеру, но Вика надеялась, что никто не будет особо приглядываться. Лже-Мария закрыла шкафчик и вышла из раздевалки.
  Дальше — пост охраны. Там находилось несколько незащищённых портов, через которые можно было запустить вирус. Тогда Оля получит полный контроль над компьютерной сетью комбината и сможет дурить охранниц как только можно. Так, прислоняем карточку. Доступ у Марии есть, всё отлично. Вика садится за один из терминалов и вставляет в маленькое незаметное отверстие маленький цилиндрик. Тут же приходит сообщение от Оли: "Подключаюсь всё нормально. Давай выбирайся". Но выбираться Вике не хотелось и слушать Олю она не собиралась.
  Охранницы сидят и смотрят на мониторы, ничего подозрительного они так и не заметили, значит и Вике можно посидеть. Вот вид с одной из камер. Девушки приходят с улицы и раздеваются. Зрелище очень возбуждающее. Вика смотрит на входящих и пытается по одежде узнать кого-то из тех, кого она видела на улице. Интересно, а на улице есть камеры? Да, есть. Вот как раз автобус заезжает на площадку и привозит новых девушек. Они нерешительно выходят из автобуса. Вика невольно вспомнила, как она сама выходила из точно такого же автобуса, постаралась вновь пережить эти чувства вместе с этими новоприбывшими девушками. Вика осмотрела площадку повнимательнее. Теперь уже нет никаких ограждений посреди площадки и никаких проёмов сбоку, и никаких служащих с завязанными глазами. Никого не выпускают. Значит, петля уготована всем без исключения девушкам, ни одна не выберется живой, как Вика.
  Потом Вика всё-таки решила, что не для того проникала на комбинат, чтобы очередной раз наблюдать за происходящим на улице. Это она уже делала много раз, тут можно посмотреть и кое-что поинтереснее. Вот и оно. Огромный зал. Снизу — вагоны с мёртвыми девушками и служащие, вытаскивающие из вагонов девушек и разделывающие их. Сверху — балкон и проход, через который заходят новые голые девушки. Балконы полупустые, на балконах стоят служащие и подгоняют девушек, чтобы они двигались побыстрее. Вика слышала, что днём балконы заполнены полностью и никаких служащих на них нет. Поэтому девушки, попавшие на комбинат ночью, не стоят подолгу в очередях, их быстро гонят к началу конвейера, и лишь там скапливается небольшая очередь. Становишься в неё — и вот уже через несколько минут висишь в петле. Стоять по полчаса, как днём, не нужно. Некоторые девушки зевают на ходу, их наверняка вытащили прямо из кровати.
  Потом Вика переключилась на другую камеру. Отсюда были хорошо видны вагоны с мёртвыми девушками. Некоторые полные, некоторые почти пустые. Вика старалась разглядеть каждую деталь мёртвых женских тел, нашла на терминале функцию увеличения, приблизила один из вагонов и стала внимательно рассматривать девушек, старалась представить, какими они были, когда ещё стояли на улице. Думала вернуться на одну из предыдущих камер, но когда убрала увеличение, засмотрелась, как один вагон подъезжает к одному из тупиковых ответвлений. Там осталось совсем немного девушек, видимо их просто не успели разделать. Вагон доехал до конца пути и начал наклоняться. Девушки начали вываливаться из вагонов. Когда вагон полностью опрокинулся, из него вывалились все кроме одной. Стоящая неподалёку служащая взяла длинную лопату и столкнула оставшуюся девушку из вагона. Вагон начал возвращаться в нормальное положение, а девушки покатились по наклонной поверхности к проёму, закрытому ширмой. Возле ширмы образовалась небольшая кучка. За ширмой видимо была какая то машина, которая не могла обработать сразу всех, но постепенно, одну за другой, всё-таки затягивала в себя.

  Вике очень хотелось поласкать себя при виде таких зрелищ, но она всё-таки не настолько игнорировала присутствие охранниц, чтобы сделать это. К тому же в форме это было делать не очень удобно. Ох уж эти дурацкие штаны, отголосок тех времён, когда убивать считалось мужской профессией. Вот бы короткою юбочку, да ещё трусиков не надевать — было б совсем другое дело. А вообще Оля наверное права, видами с камер Вика ещё успеет налюбоваться. Она пришла сюда для того, чтобы увидеть всё вживую! Вика встала и вышла из комнаты. Собравшись с духом, она пошла к выходу на служебную платформу и толкнула дверь.
  Ничего страшного за дверью не оказалось. Решетчатый пол, тусклые стены в которых виднеются решетчатые окна. Слышен глухой гул. На окна то и дело наползает тень, но через некоторое время свет снова пробивается через них. Вика на момент задумалась, в какую сторону ей идти. Можно выйти к началу конвейера, можно к концу, можно в разделочный цех. И так как сейчас ночь, можно ещё подняться на верхнюю платформу и самой погонять голеньких девушек, чтобы они побыстрее шли на виселицу. Последнее конечно самое интересное, хоть и самое опасное. Если вдруг узнают, что она не сотрудница — то ничего не стоит просто раздеть её и погнать вместе с остальными обречёнными на свидание с петлёй.
  Собственно, это свидание должно было состояться ещё несколько дней назад. Вика уже стояла в очереди, и думала, что это конец, потом вспомнила про слепую сотрудницу. Всё произошло так быстро, что она даже не успела ничего толком понять, кроме того, что её не убьют. Сначала так радовалась, что забыла обо всём на свете, и даже не попрощалась с идущими на смерть подругами. Но потом поняла, что это совсем не то, чего она хотела. Вот если бы её уже завели в комбинат, раздели, повели к конвейеру, и только тогда бы отпустили — это было бы гораздо сильнее. Или даже бы дали повисеть немного, и только потом бы вытащили. Умирать Вика не хотела, но о подобном опыте мечтала, при этом повешение дома её не устраивало. И вообще любое срежиссированное действие ей не подходило — она должна быть уверена, что всё по-настоящему.
  Вика понимала, что слишком много хочет. Но пощекотать нервы риском было тоже неплохим вариантом. А потом кто знает, может даже если её поймают, Оля умудрится как-то вытащить её из петли... В общем решено. Налево, туда, где начинается очередь будущих висельниц. Коридор, дверь, лестница, потом решетчатая дверь, в эту сторону она открывается без карточек, потом ещё одна глухая дверь. И вот уже голые девушки идут мимо, кто-то быстрым шагом, кто-то помедленнее. Некоторые с любопытством поглядывают на Вику, некоторые прикидывают, удастся ли сбежать через эту дверь. Вика заметила, что одна из девушек идёт медленнее всех. Она прикрыла лицо руками, но видно, что из глаз текут слёзы, по движениям груди видно, что она всхлипывает. Вика твёрдым шагом направилась к ней.
 — Давай иди, нет времени сопли распускать, мы тут не можем всех ждать, пока наплачетесь. Шевели ногами!
  Вика толкнула девушку вперёд, она прошла какое-то расстояние быстрым шагом, потом снова замедлилась. Вика догнала её.
 — Тебе что, непонятно? Получше надо объяснить?
  Вика со всей силы ударила плачущую девушку ладонью по попе. Девушка зашагала более-менее шустро. Правда ещё непонятно, кому было больней — ей или Вике. Ладонь вся ныла, как обожжённая. Вика встала возле стены громко сказала:
 — Так, кому ещё надо? Кто ещё тормозит? — служащая-самозванка внимательно вгляделась в идущих девушек. — Ну, вроде всем понятно.
  В этот момент со стороны входа послышался крик. Кричала одна из голых девушек после чего побежала, обгоняя других. Похоже, одна из "коллег" Вики ткнула её шокером. У самой Вики шокера не было. Почему-то на 3D-модели, которую раздобыла Оля, было непонятно, где его брать. Оля конечно и не рассчитывала, что Вика будет заниматься такими делами. Телефон у Вики завибрировал, но она не обращала внимания. В своих мыслях она уже была на службе. Приглядевшись, Вика обнаружила ещё одну отстающую девушку. "Быстрее, быстрее!" — Вика подтолкнула её. Эта поняла с первого раза. Вика продолжила это занятие ещё минут пятнадцать. Многих приходилось бить и шлёпать, одна даже пыталась оказать сопротивление, но на помощь пришла одна из коллег, подстрелив её из шокера. Девушка застонала, Вика какое-то время вела её под локоть, потом крикнула "Пошла!", отпустила и толкнула в спину. Вика была в полном восторге. И почему её не хотели брать на эту работу? Это оказалось так классно, что превзошло все ожидания. Мечта, а не работа. И она вроде вполне неплохо справляется, даже без шокеров. Но ещё через какое-то время отсутствие нормальных средств укрощения всё же дало о себе знать. Обе ладони уже были все избитые, а просто толчки девушки понимали далеко не всегда.
  Вика решила немного передохнуть. Встав, возле стенки, она достала свой телефон. Там было сообщение от Оли: "Ты с ума сошла? Я тебя завтра же на эту работу официально устрою, только выберись живой, пожалуйста!". Вика ответила: "Никогда не откладывай на завтра, то, что можно сделать сегодня". "Пожалуйста, я очень боюсь за тебя". Вика не стала отвечать и вернулась к работе. Постепенно она стала подходить всё ближе к конвейеру. Ей страшно хотелось увидеть, как девушек, которых она подгоняла, будут вешать. Конец конвейера уже виднелся впереди. А внизу были вагоны с мёртвыми девушками. Вика подошла к перилам, чтобы ещё раз полюбоваться на мёртвых, на их тела и лица. У некоторых на лице застыла гримаса боли ещё с того времени, как они висели в петле, другие выглядели совершенно спокойно и только след на шее отличал их от живых. Вика снова посмотрела на идущих по балкону девушек и пыталась представить, как они будут выглядеть в вагоне.
  У Вики вновь включился охотничий инстинкт и она снова стала выхватывать взглядом тех, кто шёл медленнее других. Вот, есть одна такая, которую не мешало бы немножко подбодрить. Вика подбежала к ней, похлопала по голой спине и сказала: "Давай, давай, чуть-чуть побыстрей". Девушка вдруг быстро повернулась к ней и с размаху засадила кулаком прямо Вике в челюсть. Маска с париком слетели и упали с балкона куда-то вниз. В тот же миг голая агрессорша закричала и обессиленно повалилась на перила. Потом вдруг зарычала, подпрыгнула, приподнялась, оттолкнувшись руками, одну из ног закинула на перила, потом перекинулась и тоже полетела с балкона вниз. Там были рельсы, по которым катились вагоны, Вика заметила брызги крови рядом с упавшей девушкой. Разбилась. Одна из служащих подбежала к балкону, достала телефон, начала что-то говорить. Вскоре снизу показались другие служащие, перевернули разбившуюся. Либо было в крови, особенно нос, кажется она ударились им о что-то железное. Потом служащие понесли мёртвое тело агрессивной девушки куда-то под балкон и скрылись из виду. Тем временем стоящая на балконе служащая заговорила с Викой:
 — Новенькая, да? Какой у тебя участок?  
 — Новенькая, — согласилась Вика, стараясь смотреть вниз с балкона и не показывать лицо. — Сказали, поближе к конвейеру...
 — Номер участка у тебя какой? — не унималась служащая. — Давай карточку, сама посмотрю.
  Вика замотала головой и начала потихоньку отступать.
 — И шокера, смотрю, нет, — заметила сотрудница. — Из учебки сбежала?
 — Я просто хочу помочь, — начала оправдываться Вика. — Пожалуйста, не выгоняйте.
 — Мне некогда спорить, работы море. Будешь путаться под ногами — разговор будет другой, — служащая потрясла шокером. — Всё ясно?
 — Ясно, — ответила Вика, хотя по-своему интерпретировала указание "не путаться под ногами".
  Она продолжила стоять у балкона, и радовалась, что полностью её всё-таки не раскрыли. Кажется, эта служащая не заметила, что во время удара с неё что-то слетело, и не видела, что раньше у неё было другое лицо. Остаётся надеяться, что остальные сотрудницы тоже ничего не заметили. А охранниц, сидящих у мониторов, Оля как-нибудь обдурит. Вика поглядела в сторону конвейера и стала потихоньку подходить поближе, чтобы посмотреть, как повешенных девушек вынимают из петли. Она уже почти дошла до конвейера, когда услышала сзади: "Так, я вижу ты не поняла!".
  Мощный удар в спину, всё тело сковала дикая боль, Вика вскрикнула и повалилась на пол. Чьи-то руки начали шарить по её телу, расстёгивать пуговицы, был слышен задумчивый голос сотрудницы: "Так и скажу, проникла без разрешения на балкон, мешала работать, делать нечего, пришлось повесить... Так, подождите, а правда ли нет разрешения? Вот карточка..." Потом голос стал громче: "Виктория, а что ж ты говоришь, что сбежала? Хотя странно конечно, новичков редко на этот участок посылают... Да ещё и без шокера. Блин, странная какая-то девка, позвоню-ка я начальнице, спрошу что делать... Блин, не отвечает. Так, а дежурные? Блин, где дежурные? Не дозвонишься ни до кого. Что вообще происходит? Эй, Маринка! Подойди!". "Что тут?" — послышался другой голос. "Тут новая сотрудница, Виктория Новикова, только вчера допуск получила, странно себя ведёт. Шокер не взяла, участок свой не знает, да и вообще кто такую зелёную девку без инструкторши в первый раз выпустил? Чертовщина какая-то! Звоню начальству, дежурным — не отвечают. Вообще пиздец! Что вообще происходит, ты не в курсе?". "Блядь, отпустите" — пришла в себя Вика. "Лежать!" — отрезала Марина, и уже обращаясь к своей коллеге ответила: "Без начальства конечно вешать не будем, сейчас просто зарядом отрублю её часа на два и положим на платформу возле конвейера, а там уже и с начальством свяжемся, и всё выясним".
  В этот момент Марина вскрикнула, а за ней и другая сотрудница, после чего обе повалились на решетчатый пол балкона. В кармане у Вики завибрировал телефон. Вика тряхнула головой, с трудом встала, достала телефон. Сообщение от Оли: "БЕГИ!!!". Вика побежала, но не в ту сторону. Мимо Вики проносились повешенные девушки, но рассматривать их не было времени, сердце бешено колотилось после пережитого. Вика не понимала, куда бежит и как будет выбираться. Голых девушек вокруг становилось всё больше, просто так уже бежать не получается, приходится огибать других, чтобы не столкнуться. Уже становится видно, как красивые голые тела девушек активно дёргаются в петле, и вот Вика уже видит начало конвейера. Крупной блондинке с большими грудями одевают на шею петлю. Через несколько секунд она повисает, начинает отчаянно брыкаться, толкаться и сучить ногами. Вика засмотрелась. А за ней ещё одна, подтянутая черноволосая девушка, и ещё, и ещё. А чуть подальше ещё один конвейер, и там тоже одевают девушкам петли на шею, и вешают, и вешают, они сопротивляются смерти, извиваются, хрипят, пускают пузыри, выпячивают глаза, кривят лицо, напрягают и втягивают живот, выпячивают грудь, изгибаются, силятся вдохнуть, дёргают руками из стороны в стороны, пытаясь высвободить их. Волосы растрёпываются и разлетаются, лица краснеют от напряжения, вдали виднеется, как девушки опорожняют мочевой пузырь, одни обильно, другие по чуть-чуть, гортанные звуки, покашливания, хрипы, стоны...
  Мечта Вики сбылась. Не понимая, что делает, Вика положила одну руку себе на грудь, другую на киску, и начала потихоньку тереть. Потом увидела, что одна из голых девушек встала в небольшую очередь впереди и начала засовывать себе пальцы глубоко в киску, сначала по очереди, потом по несколько сразу. Вика позавидовала ей. Ей очень захотелось тоже снять форму, но тогда она ничем не будет отличаться от девушек, которых привели сюда вешать, и конечно же её тоже захотят повесить. Вика всё-таки не хотела идти на это ради минутного удовольствия. Толчок в бок. Обернувшись, Вика увидела голую девушку со спадающими на грудь чёрными волосами.
 — Чё, блядь, нравится зрелище? А если тебя так, а? — а потом вдруг настроение девушки резко изменилось и из её глаз полились слёзы. — Боже мой, я не хочу-у-у-у! Ну почему, почему-у-у-у?!?! Почему тебя не повесят, я меня да??? Почему ты только будешь получать удовольствие, глядя, как я буду корчиться в петле?
  Девушка разрыдалась и вдруг упала на колени перед Викой, вцепилась ей в бедро и заревела. "Пожа-а-а-алуйста-а-а-а! Не на-а-а-адо!!!" — всхлипывала она. Потом вдруг замолотила по Вике кулаками: "Ах ты, курва, курва!!! Пришла сюда удовольствие получать, издеваться над бедными девушками. Всех вас надо перевешать, всех! Ой, не хочу, ой, не надо меня вешать, о-о-о-о-о-й!!!". "Извини, ничего не могу поделать" — развела руками Вика. "Я никому ничего плохого не сделала, Господи, о Господи, ну почему я, почему-у-у-у??? Почему я должна умира-а-а-ать???" Она всё дальше рыдала и всхлипывала. Одна из служащих протиснулась между идущими быстрым шагом голыми девушками и подошла к Вике и заплаканной девушке. "Ты чё, блядь стоишь, как вкопанная, я что, должна за тебя твою работу делать?" — отругала сотрудница Вику. — "Что-то ты вообще на нашу не похожа, где твой шокер? Ладно, это потом, сначала с этой сучкой разобраться надо, давай вставай, тебе говорю". Служащая слегка ткнула заплаканную девушку шокером, она взвизгнула, схватила её за руку, подняла на ноги. Сотрудница объявила во весь голос: "Так, девки, внимание, всем говорю, помните, что от вашего сопротивления зависит только то, сколько вы страданий получите перед смертью, так что давайте не нарывайтесь! Ещё ни одна от нас живая не сбежала!". С этими словами она толкнула заплаканную девушку, проследила, чтобы она встала в очередь, и ушла. Потом вдруг вспомнила что-то и вернулась. Подошла к Вике:
 — Всё нормально? Работать можешь? Если нет — то иди уже, не мешай другим. Больше люлей от начальства получишь, если будешь бездельничать тут. Идёшь? Остаёшься?
 — Шокер у меня отняли, но работать могу, — Вика выкручивалась как могла.
 — Ладно, не моё дело, — сотрудница ретировалась.
  Да, просто стоять и любоваться повешенными не получалось, Вике надо было хотя бы притвориться, что она работает. Вика снова стала смотреть на девушек. Балкон уже заканчивался, впереди уже не было служащих. Проход сужался, и голые девушки сбивались в плотную очередь. Если бы какая-то из служащих залезла туда, то выбраться обратно ей было бы непросто. Было видно, что некоторые девушки хотят схитрить и пропустить вперёд как можно больше других девушек, но как только остальные замечали это, силой заставляли таких идти вместе со всеми. Вмешательство служащих не требовалось. Мимо Вики шли голые девушки и вставали в очередь. Одна из них толкнула Вику грудью и посмотрела на неё с нескрываемой завистью и злостью. Однако нападать больше ни одна не пыталась. Форменная одежда волшебным образом давала Вике право не вставать в очередь и не быть повешенной. У голых девушек такого права не было, как бы они не юлили и не сопротивлялись. Большинство даже не пытались. Вика знала, что если бы её тогда не выпустила слепая служащая, то она тоже бы не сопротивлялась и позволила бы себя повесить, не доставив никаких проблем служащим.
  Вика услышала со стороны конвейера крик, плавно переходящий в вой. Повернувшись, она увидела, что у края платформы стоит та самая заплаканная девушка, которая умоляла не вешать её. Сотрудница как раз одевала ей на шею петлю. Ещё секунды через три вой прекратился, перейдя в хрип. Девушка отчаянно дёргалась, брыкалась и вертелась в петле. На какой-то момент Вика задумалась, действительно ли она ничего не могла сделать для этой девушки? А если бы она разделась, позволила ей одеть форму, а сама бы пошла на виселицу вместо неё? Да ничего бы не было. Прожила бы эта девушка ещё полчаса-час, а потом бы её раскрыли и повесили. А саму Вику? О том, чтобы её не раскрыли, следит Оля, а левую девку она конечно спасать не будет, даже если Вика её попросит. Так что надо просто принять как факт, что все без исключения находящиеся здесь голые девушки будут повешены. Правда вспомнив разбившуюся девушку, Вика подкорректировала свои выводы: все будут убиты, подавляющее большинство — повешены и единицы убиты каким-либо другим способом.
  Вику возбуждало, что лишь эти тонкие кусочки ткани отделяют её от повешения. Голым девушкам есть чему позавидовать. Вот они, стоят в очереди, оглядываются. Хотя одежда — всего лишь знак отличия, а не само право на жизнь. Но внешне знак от истинного права трудно отличить. Ведь если посудить, то форму Вика тоже украла и на самом деле была не служащей, а самозванкой. Но право на жизнь у неё пока никто не отнимал, хотя за уже совершённые ей преступления вполне могут. Но у этих голых девушек это право отнято и этот факт уже зафиксирован. Вика продолжала наблюдать за девушками, встающими в очередь, временами поглядывала на конвейер и видела там знакомые лица, которые она за те несколько минут не успевала забыть.
  Вот девушка проходит мимо Вики, становится в очередь, очередь продвигается, а потом девушку можно увидеть в петле. Ни одна не избегает сей участи. А Вика дальше притворяется, что делает что-то очень важное, наблюдая за этими девушками. Хотелось бы конечно получше рассмотреть конвейер, но она и так видела достаточно и получила море удовольствия. Спасибо Оле! Вике хотелось тут оставаться до самого утра, когда всё пространство тут заполнится голыми девушками и для служащих просто не останется места. Но телефон Вики снова завибрировал: "Одна из сотрудниц сообщила начальству о взломе, я не смогла её перехватить. Умоляю тебя, уходи!"
  Вика вздохнула, но решила, что и правда впечатлений и удовольствий на сегодня достаточно. Этот день она ещё долго будет вспоминать и регулярно освежать в памяти записями с камер, которые Оля конечно же ей скачает. Навстречу шли голые девушки и быстро идти не получалось, постоянно приходилось их обходить. Вика с опаской поглядывала на них, помня, что они могут быть агрессивны. Неудивительно, ведь они знают куда идут, им уже не суждено встретить завтрашний день, а Вика, якобы служащая, просто возвращалась с работы домой. Злобных взглядов было довольно много, но прямой агрессии уже на было. Всё в этом мире просто. Кому-то жить, кому-то умирать. Ближайшая дверь находилась в середине балкона и вела в служебные коридоры, и тут Вика вспомнила, что у неё нет карточки. Но по сравнению со всем произошедшим сегодня это казалось мелочью.
  Вика написала Оле: "У меня карточку забрали, откроешь дверь?". В ответ Оля прислала фотку с камер видеонаблюдения с одним местом, отмеченным красной точкой. "Я опять подстрелила ту сотрудницу, обыщи её" — гласила подпись под фоткой. Место находилось не очень далеко, но Вике пришлось побродить и поприкидывать по ориентирам, где находится эта красная точка. Вскоре она обнаружила лежащую на полу сотрудницу. Проходящие мимо голые девушки поглядывали на неё с удивлением. К лежащей подбежала ещё одна сотрудница, попыталась поднять, но вдруг вскрикнула, как обожжённая, и отошла, пятясь. Кажется, Оля подстрелила и её, но не в полную силу.
 — Я разберусь! — крикнула Вика стоящей сотруднице, — Иди!
  Когда сотрудница ушла и снова занялась голыми девушками, Вика начала шарить по карманам лежащей. В одном из карманов была карточка, но это была её, а не Викина. Она общупала её всю, перевернула на живот, потом опять на спину, расстегнула пуговицы рубашки, залезла руками ей под лифчик, потом расстегнула штаны и ширинку, залезла в трусики. Телефон завибрировал. "Оставь. Туда она точно не прятала". Вика ответила: "Только её карточка есть". "Чужая не подойдёт, у них биометрический чип не взломан". Через некоторое время Оля продолжила: "У дверей нет полноценного сетевого подключения, я не могу их открыть. Боюсь, придётся саму сотрудницу к двери тащить".
  Не заморачиваясь с тем, чтобы поправить одежду служащей, Вика встала и потащила потрёпанную девушку туда, где должен был быть выход. Сотрудница застонала и замотала головой, потом начала сгибать и выпрямлять ноги, как бы помогая Вике. Телефон снова завибрировал. Вика остановилась, отпустила одну из рук сотрудницы и достала телефон. "Инженерка вырубила автошокеры! Я больше не смогу стрелять!". Ещё через пару секунд пришло: "На балкон вызвали подкрепление, скорее!". В этот момент лежащая у ног Вики сотрудница уже окончательно очухалась и со всей силы рванула свободной рукой одну из из ног самозванки. Вика упала, сотрудница высвободила другую руку и схватилась ей за шокер.

[Shadowfax]

    Глава 9
  Удар был сильнее, чем в прошлый раз. Вика вся скорчилась от боли. Сотрудница встала и пнула свою соперницу. Сознания Вика не теряла, но любое движение отзывалось такой дикой болью, что сводило мышцы. Оставалось просто лежать и терпеть. Сотрудницы сплюнула: "Ну, теперь не уйдёшь, прошмандовка! Повесим теперь безо всяких разговоров!". Она принялась расстёгивать Вике пуговицы. В этот момент у неё зазвонил телефон. "Да" — раздражённо ответила сотрудница, недовольная, что её оторвали от дела. Какое-то время она слушала, потом возмущённо закричала в трубку: "Как отпустить?!!! Да я эту сучку урою!". С этими словами она три раза ударила лежащую Вику туфлей в районе живота. Вике показалось, что сотрудница сломала ей рёбра. "Да пусть хоть весь комбинат взорвут, я её голыми руками задушу!".
  Сотрудница спрятала телефон и снова склонилась над Викой. Зарычав и оскалив зубы, она принялась выполнять свою угрозу и сомкнула руки на шее Вики. Вика расслабилась и задержала дыхание. Сотрудницу хватило не больше, чем на минуту, после чего она вернулась к идее повесить Вику на конвейере. Она успела снять с Вики рубашку и лифчик, когда вдруг сзади к ней подбежала другая сотрудница и ткнула шокером. Разъярённая сотрудница упала. Другая подняла Вику за руки и помогла встать. Попутно она подняла рубашку и небрежно одела её назад Вике. Ноги Вики подкашивались.
 — Террористки захватили комбинат и требуют тебя выпустить, — по голосу Вика узнала Марину. — Но ты не обольщайся, потом мы всех вас найдём, схватим и и перевешаем. Обычное дело, на комбинат уже пытались нападать, заканчивалось всегда одним и тем же.
 — Простите, я не хотела... — пыталась оправдываться Вика.
  Марина повела Вику по балкону мимо идущих в противоположном направлении голых девушек. Дойдя до двери, Марина приложила карточку к датчику. Они вдвоём зашли в коридор, дверь за ними закрылась. Тут была была ещё решетчатая дверь, Марина снова приложила карточку: "Всё, дальше сама, мне работать надо. Главной террористке сообщим, что мы выполнили её требование". Вика какое-то время просто стояла в коридоре, опершись на стену. Всё тело болело. Когда боль немного прошла, она начала потихоньку идти. Захотела связаться с Олей, но когда ощупала карманы, обнаружила, что телефона нигде нет. Она вспомнила, что выронила его при ударе шокером. Ничего не оставалось, кроме как просто выходить. Вика уже могла идти более-менее ровно не опираясь на стены. Но уже на первом пересечении коридоров её ждал сюрприз. Дорогу перегородила ещё одна девушка в форме.
 — Ну что, бандитка? Думала вот так просто уйдёшь? — сказала она. — А вот и нет. Сообщницу твою мы уже ликвидировали. Так что давай, раздевайся и возвращайся откуда пришла. Объяснять, что сопротивление бесполезно или и так понимаешь?
 — Понимаю... — опустила голову Вика.
 — Тогда пошевеливайся. Я не хочу торчать тут до утра.
  Вика и так чувствовала себя почти голой. Лифчика на ней уже не было, рубашка свисала кое-как незастёгнутая, и главное — её были совершенно пустыми. Снять рубашку ничего не стоило. Вика какое-то время поколебалась, думая, что с ней делать, а сотрудница уже выхватила рубашку из её рук, по-быстрому сложила и перекинула через плечо. Вика осталась обнажённой по пояс. Она вылезла из туфель, расстегнула штаны, отпустила, они легко упали. Вика отступила назад, а служащая нагнулась, чтобы всё собрать, штаны она также закинула на плечо, а туфли взяла в руки. Выпрямилась, посмотрела на Вику. Она стояла в одних трусиках. "Ну что, чего ждёшь?" — служащая начала терять терпение. Вика быстро сняла последний предмет своей одежды и протянула сотруднице. Та просто положила трусики в карман и сказала: "Теперь иди уже и не задерживай меня".
  Вика пошла по коридору. Только что она гоняла голых девушек навстречу виселице, а теперь сама стала такой же голой девушкой. В конце коридора, за этими глухими дверями — балкон, на нём голые девушки и служащие. Вика выйдет на него голая. Если она будет идти недостаточно шустро, то к ней подбежит служащая и ударит шокером. В конце балкона — очередь. Она встанет в неё, за ней встанут другие голые девушки. Очередь недлинная, через несколько минут будет уже проход и сотрудницы, связывающие руки. Вика будет хорошей девочкой, просто подойдёт, повернётся и скрестит руки сзади. Насильно ей это делать не придётся, и служащие без труда свяжут руки. Впереди будет очередь девушек со связанными руками. Тоже недлинная. Ещё минута — и Вика будет у края платформы, и сотрудница наденет ей петлю, конвейер потащит её, петля сожмётся на её шее, она начнёт задыхаться и брыкаться. Как это? Вечный вопрос, мучающий девушек, не переживших это. Теперь он будет мучить и Вику. Зря она отказалась в своё время попробовать. А может и не зря, всё равно это знание ей ничего не даст. Результат в любом случае один: она задохнётся и умрёт, после чего её вынут из петли, обработают и кинут в вагон к тысячам других мёртвых девушек. Что с ними происходит дальше — Вика тоже видела.
 — Быстрее! — услышала Вика сзади крик служащей. — Повторять не буду!
  Вике не хотелось ещё получать шокером по голой попе. Она и так сегодня два раза получала. Она побежала трусцой. Её сознание ещё сверлила дикая, иррациональная надежда, что её всё-таки не повесят. Она быстро добежала и в нерешительности остановилась. На сих вратах следовало бы написать: "Оставь надежду всякая входящая сюда голой". Даже если Олю ещё не схватили, как она отыщет её среди толпы таких же, как она, голых девушек? Как она сможет сказать служащим, кого именно надо выпустить? И ведь она, Вика не сможет даже узнать, послала ли Оля кого-то ей на подмогу или нет... Вот захлопнется эта дверь за неё — и всё. И никто не спасёт её от неминуемого повешения. Можно конечно фантазировать, что она дойдёт до петли и там её отпустят... Так наверное легче, но тем больше будет разочарование, когда шея будет сдавлена петлёй, а ноги — свободно болтаться в воздухе. Можно каждую секунду ждать спасения, но в конце концов станет ясно, что смерть неминуема. Лучше не тешить себя лишними иллюзиями. Надо сразу сказать себе: "Вика, ты доигралась". Тебя предупреждали много раз, но ты не слушала. "Чего застряла?!" — послышалось сзади и в этот момент левую ягодицу обожгла жгучая боль. Вика закричала. "Ещё хочешь?" — продолжала кричать издалека сотрудница.
  Вика открыла решетчатую дверь. Сейчас она захлопнется — и всё, прощай Вика, висеть тебе в петле и лежать в вагоне, и никто больше тебя никогда не увидит. Сзади послышался сдавленный вскрик. Вика обернулась и не поверила своим глазам: сотрудница падала на пол. Вика в последний момент успела поймать решетчатую дверь, чтобы она не захлопнулась и снова открыла её. "Ви-и-и-и-ка-а-а-а!!!" — послышался сзади протяжный крик. В следующий миг Вика увидела в коридоре Олю, с своём обычном белом платье и тяжело дышащую. "Ви-и-ка-а-а! Ко мне, бегом!!!" — кричала она. Вика побежала, намного быстрее, чем бежала к этому концу коридора. Конечно, в эту сторону приятнее и веселее бежать. На бегу Вика заметила, что Оля в какой-то момент вскинула шокер и выстрелила. Вот Оля уже совсем рядом. "За мной!" — кричит она и бежит по коридору. Вика, как была, голышом, бежит за ней. В какой-то момент впереди показалась ещё одна служащая. Оля быстрым движением стреляет в неё. Потом оглядывается назад, вскидывает шокер, Вика едва успела отойти в сторону, как Оля выстрелила. Оглядываться Вика не стала и всё бежала и бежала. В какой-то момент голова Вики взрывается, нестерпимая боль пронзает всё тело, будто в него вставляют тысячу раскалённых ножей. Вика падает, потом чувствует, что кто-то берёт её за руки и волочит по полу, потом теряет сознание.
  Вике снилось, что она стоит на платформе и голыми руками подгоняет голых девшек. Вдруг, к ней подбегает служащая и кричит: "Опять ты тут!". В этот раз Вика не растерялась и со всех сил залепила ей кулаком прямо между глаз. Со служащей слетела маска и она закрыла лицо. А когда открыла, Вика увидела, что это Мария. Она сказала: "Ладно, Вика, ты победила, можешь сегодня работать, только чтобы неприятностей всяких не было". Вика обрадовалась и вернулась к работе. Непослушных девушек было много, многим Вика говорила "Быстрей, быстрей!", а тех кто не понимает слов — шлёпала руками. Мария всё это время была где-то неподалёку и тоже подбадривала девушек сначала словами, а к непонятливым применяла шокер. Тут внимание Вики привлекла совсем маленькая щупленькая девушка, почти девочка, которая шла совсем медленно, прикрывала лицо ладонями и всхлипывала. Вика подошла к ней и осторожно взяла одну из рук девочки. Она открыла лицо и Вика вдруг узнала Аню. Она тоже узнала Вику.
 — Вика...
 — Аня...
 — Вика... Ты теперь тут работаешь? Ты должна меня повесить?
 — Аня, прости... Если бы я знала... Как ты здесь оказалась? 
 — Почему ты бросила меня? — Аня проигнорировала вопрос Вики. — Почему не пошла в петлю вместе со мной?
 — Я же... Я же спасла тебя... Этот институт, я тебя вытащила...
 — Нет, ты не спасла меня. Я снова здесь. Пойдём на этот раз вместе, мне так будет легче.
  Аня начала расстёгивать пуговицы форменной рубашки Вики, под ней ничего не было. Освободив груди, Аня наклонилась к Вике и начала сосать ей соски. Оторвавшись, Аня откинула голову, сощурила глаза и сказала:
 — Как же я хотела тебя всё это время. О, Вика, ты такая сладкая...
 — Прости, Ань, это не ко мне. Я не люблю девочек.
 — А Оле даёшь, почему мне нельзя, ну пожалуйста...
  Вике стало совестно. Она начала лихорадочно соображать, может ли она что-то сделать для Ани. Вывести с платформы? Но тут же полно других служащих, заметят. Та же Мария, хоть она и разрешила Вике поработать, но предупредила насчёт неприятностей, а спасать голых девушек от петли — самая большая неприятность для комбината, которую только можно придумать. В это время Аня уже расстегнула рубашку Вики до конца и начала её целовать в губы и гладить по спине, после чего сняла с Вики рубашку и взялась за пуговицу штанов. Вика не сопротивлялась, так как чувствовала себя виноватой, что в этот раз ничего не может сделать для Ани. Наверное действительно не стоило пытаться её спасти. Умертвили бы её в институте без мучений, а теперь ей снова придётся в петле болтаться и вряд ли чудо в этот раз повторится. Когда штаны упали и Аня взялась за резинку трусиков, Вика всё-таки попыталась возразить:
 — Ань, мне неудобно тут, почему я, тут столько голых девушек вокруг, выбирай любую, я ей скажу и она твоя...
 — Я только тебя хочу, Вика, только тебя...
  Аня сняла с Вики трусики и засунула пару пальцев ей в киску. Вика сдалась и решила ответить, обняла и начала гладить Аню. Аня вдруг обхватила Вику, сбила её с ног и аккуратно положила на пол. После чего сняла с Вики туфли и застрявшие в ногах штаны, после чего легла на Вику и стала ласкать её. Аня ласкалась ничуть не хуже Оли, с той же бурной страстью целовала Вику, проходила руками по всему её телу, целовала и посасывала соски, потом остервенело начала двигать пальцами в киске Вики. Через несколько минут Вика не выдержала и кончила. Мария всё это время стояла рядом в форме и смотрела на них. Потом она взяла Аню за руку, подняла и сказала:
 — Ладно, хватит развлекаться, идите уже. Обе.
 Вика тоже встала, хотела отыскать свою одежду, но её нигде не было.
 — Иди, иди — подтолкнула её Мария.
 — Мария, ты чего? — возмутилась Вика. — Где моя одежда?
 — Твоя? — удивилась Мария. — Ты думаешь, я знаю, что ты её украла? Нет у тебя одежды. Сама пойдёшь или мне тебя шокером стукнуть?
 — Мария, пожалуйста... — взмолилась Вика. — Пожалуйста, не вешай меня, я больше никогда...
 — Ану марш! — Мария замахнулась шокером, Вика отскочила, побежала, но кончик шокера всё-таки обжог ей спину.
  Вика быстро догнала Аню и спросила её:
 — Что ты наделала, Ань? Почему ты хочешь, чтобы я умерла? Завидуешь?
 — Я не хочу смерти, ни себе, ни тебе, просто так надо, поверь...
 — Господи, ну почему?..
 — Уж не ты ли ещё совсем недавно вопила о перенаселении?
 — Ну почему я? Меня же отпустили и я хотела поработать тут... Зачем ты вмешалась?
 — Прости, Вик, я не хотела, чтобы так получилось, и сама теперь не могу ничего поделать... Просто пойми, что мне тоже тяжело... Тяжело осознавать, что скоро буду в петле, особенно во второй раз... Господи, никогда не забуду первого раза... Так хочется, чтобы кто-то близкий был рядом... Прости...
  Аня была права, её слова уже ничего не могли изменить. Вика шла быстрым шагом рядом с Аней, стараясь не думать о том, что сейчас произойдёт. Но когда она увидела, что слева уже тянется конвейер со спокойно висящими девушками, страх вдруг накрыл Вику.
 — Аня, стой... Аня, я не хочу...
 — Быстрее, Вика, не отставай, вон служащие смотрят, — Аня кивнула на стоящую неподалёку девушку в форме.
 — Аня, они же нас сейчас повесят, так быстро, я не хочу...
 — Быстрее давай, если ещё и шокера не хочешь... Ты как хочешь, а я не хочу.
 — Аня, может можно что-то сделать?
 — О Господи, Вика, никогда не думала, что ты такая дурная... Пошли быстрее, я хочу, чтобы побыстрее всё закончилось.
 — О Боже... — Вика вновь взглянула на повешенных девушек. Многие из них уже дёргались и извивались.
  Было уже видно начало конвейера. Вике казалось, что он приближается со стремительной быстротой. Вот уже и сужение балкона, и служащая, одевающая петли голым девушкам, была уже совсем рядом. Повешенные девушки отчаянно сучили ногами, пытались дёргать связанными руками, но всё было тщетно. В прошлый раз Вике очень понравилось это зрелище, но сейчас мысль, что через каких-то пару минут она сама будет висеть там, приводила Вику в ужас. Сейчас форма уже не защищала Вику и она должна была встать вместе с остальными голыми девушками в небольшую очередь.
  Перед Викой уже только Аня и ещё две девушки. Одной девушке связали руки и она пошла в последнюю перед петлёй очередь. Вот уже связывают руки второй девушке а Аня стоит перед проходом. Вот Аня проходит в проём между ограждениями, а Вика становится перед проёмом. Служащая связывает Ане руки, толкает её вперёд и жестом показывает Вике, чтобы проходила. Вика нерешительно шагает вперёд, служащая тут же хватает её за руку, потом за другую, заводит за спину и начинает связывать. Быстро справившись, сотрудница подтолкнула Вику по направлению к Ане. Аня оглянулась, и убедилась, что Вика рядом. Вика невольно тоже оглянулась и увидела как следующей девушке служащая связывает руки. Со связанными руками Вика чувствовала полную беспомощность и отчаяние. Вот рядом уже конвейер. Сейчас повесят. Так быстро!
  Уже так мало девушек впереди них. Перед Аней всего три девушки. Вот одну из них вешают. Две девушки перед Аней, одна из них уже ждёт свою петлю. А перед ней десятки девушек хрипят, изворачиваются и брыкаются в своих петлях. Сотрудница одевает петлю очередной девушке, конвейер уволакивает её и она присоединяется к тем девушкам. Одна девушка перед Аней. Такая же беспомощная, как и все тут, со связанными руками, ждёт теперь, когда и ей оденут петлю. Это быстро происходит, теперь и она повешена. Аня встаёт на край платформы, второй раз за свою короткую и несчастную жизнь. Вика встаёт за ней. Ане надевают петлю, и вот она повешена. Она быстро повернулась к Вике, лицо её искривилось, глаза полны ужаса и смотрят на Вику. Вика становится на край платформы. Аня тем временем брыкается, пытается открыть рот, морщит нос и дёргает руками. Вика чувствует, как ей надевают петлю. Верёвка тянет за шею, она делает шаг, потом падает, закрывает глаза, боль пронзает сначала шею, потом и всё тело.