Александр Константинович Соловьёв 2 (14 апреля) апреля 1879 года (в Светлый понедельник, of all days) неудачно покушался на императора Александра II, который совершал обычную утреннюю прогулку в окрестностях Зимнего дворца. Во время прогулки царя охраняло семь человек, расставленных на значительном друг от друга расстоянии. Штабс-капитан корпуса жандармов Карл-Юлиус Кох следовал в отдалении.
Ни один сделанный террористом выстрел не достиг цели; при задержании Соловьёв проглотил яд, но врачи быстро дали ему противоядие, и Соловьёв выжил. Первоначально представился Соколовым. Согласно официальной версии, на основе показаний свидетелей и обвиняемого, покушение было совершено у ворот здания штаба гвардейского корпуса, на набережной Мойки, когда император шел к Дворцовой площади: первый выстрел был сделан на расстоянии «около двенадцати шагов», после чего последовала короткая погоня (в направлении Певческого моста), во время которой прозвучало еще два выстрела с близкого расстояния; примерно во время третьего выстрела, Соловьёва настиг штабс-капитан корпуса жандармов Карл-Юлиус Кох.
Он ударил преступника по спине шашкой "так сильно, что шашка согнулась, и преступник, споткнувшись, едва не упал, но это не помешало злодею сделать ещё четвёртый выстрел в Государя Императора, после чего неизвестный бросился бежать по направлению к Дворцовой площади, теснимый со всех сторон сбежавшеюся толпою народа, в которую преступник сделал пятый выстрел". Был задержан возле здания министерства иностранных дел.
По отчёту штабс-капитана Коха, удар был нанесён им шашкой по голове Соловьёва, от которого террорист упал. Поднявшись, Соловьев пытался бежать, но был схвачен толпой и чуть не растерзан, о сделанном в это время пятом выстреле Кох не упоминает. При одном из выстрелов Соловьева пуля пробила полу шинели, надетой на императоре.
25 мая Соловьёва приговорили к смертной казни через повешение. Из тогдашних газет известно, что до дня казни Александр Константинович содержался в Петропавловской крепости, откуда на позорной колеснице, под конвоем лейб-гвардии казачьего Атаманского и Гренадерского полков, его отправили на Васильевский остров: через Тучков мост, по 1-й линии на Большой проспект, и уже вдоль проспекта — прямиком на Смоленское поле.
Одет приговоренный был в черное платье, в которое обыкновенно одевали арестантов, принадлежащих к привилегированному сословию, а именно: черный сюртук из толстого солдатского сукна, черная фуражка без козырька и белые панталоны, вдетые в голенища сапог. На груди приговоренного, опять же по традиции, висела черная доска с надписью «Государственный преступник».
В то утро на Смоленском поле собралось привычное море зрителей, по оценкам современников, несколько десятков тысяч. Из записок сенатора Есиповича известно, что настроение публики со времен несостоявшейся казни Николая Ишутина не слишком переменилось:
«Собравшийся на Смоленском поле народ при виде осужденного Соловьева не только не выказал ему никакого сожаления, но даже отнесся к нему враждебно. «Собаке собачья смерть», — слышалось между зрителями». Находились на Смоленском поле и высокие гости, прибывшие сюда в силу служебного долга, в том числе министр юстиции Дмитрий Николаевич Набоков, прокурор Санкт-Петербургской судебной палаты Александр Алексеевич Лопухин, столичный градоначальник Александр Елпидифорович Зуров.
Роль палача на этой экзекуции исполнял самый известный российский палач Иван Фролов.
«Новое время» сообщало подробности: «Едва остановилась колесница, к Соловьеву быстро подошел палач, назначенный к совершению казни. На нем надета красная рубаха, а поверх ее черный жилет с длинною золотою цепью от часов. Подойдя к Соловьеву, он стал быстро отвязывать ремни и затем помог ему сойти с колесницы.
Соловьев, сопровождаемый палачом, твердою поступью вступил на эшафот и с тем же, как казалось, самообладанием поднялся еще на несколько ступеней и занял место у позорного столба с завязанными позади руками. Палач стал рядом, правее его, а у самого помоста находилось два его помощника, на случай надобности. Раздалась команда — «на караул», палач снял с Соловьева шапку, офицеры и все служащие лица гражданского ведомства, бывшие в мундирах, подняли руки под козырек. В это время тов. обер-прокурора Белостоцкий громким голосом читал подробную резолюцию верховного уголовного суда.
Во время чтения этой резолюции осужденный, сохраняя, видимо, наружное спокойствие, неоднократно озирался вокруг. Более продолжительно смотрел он на корреспондентов, стоявших от него в нескольких шагах и записывавших в свои книжки. Как только окончилось чтение приговора, к эшафоту приблизился священник в траурной рясе, с распятием в руках. Сильно взволнованный, еле держась на ногах, приблизился служитель церкви к Соловьеву, но последний киванием головы заявил, что не желает принять напутствия, произнося не особенно громко: «Не хочу, не хочу». Когда священник отошел, Соловьев довольно низко поклонился ему».
Ровно в 10.00 час пробил, Иван Фролов приступил к непосредственной своей работе. На Соловьева, спустившегося на несколько ступенек от позорного столба, надета была палачом длинная белая рубаха, голова покрыта капюшоном, длинные рукава, обмотанные вокруг тела, были привязаны спереди.
Процесс введения осужденного на роковую скамейку, накидывание петли, скрепление ее и затем выбивание из-под ног скамейки были делом нескольких секунд. В 10 час. 22 мин. гроб был внесен на эшафот, труп казненного палачом и его помощниками снят с виселицы и уложен в гроб. В это время подошел командированный на место казни полицейский врач и, удостоверившись по исследованию венозных артерий и положению зрачков в последовавшей смерти, доложил о том министру юстиции.
Вслед за этим официальные лица покинули Смоленское поле, тело Соловьева положили в простой черный гроб и на одноконной телеге отправили для погребения на остров Голодай — туда же, где тринадцатью годами ранее обрел последний приют Дмитрий Каракозов.