12 мая 1940 года
Берлин, Германская империя
Вещей набралось аж на два объёмистых чемодана – впрочем, кто бы сомневался. Судя по весу, один чемодан был полностью заполнен книгами – что тоже было совершенно не удивительно. К чемоданам прилагалась внушительного вида дамская сумочка – бездонная и безразмерная, как у любой женщины.
Хельга неожиданно меркантильно констатировала: «Я забрала все деньги и нашу с мамой ювелирку…»
И усмехнулась: «Судя по выражению лиц твоих помощников, ни то, ни другое им больше не понадобится – а оставлять мародёрам не хочется…»
Колокольцев покачал головой: «Не будет никаких мародёров. Я позвоню полицай-президенту Берлина – он мой хороший знакомый – он распорядится и за квартирой присмотрят. Когда придёт время, мои юристы переведут её в твою собственность…вернёшься, когда захочешь»
«Я не вернусь» - уверенно объявила она. «Просто не смогу – надеюсь, ты меня поймёшь…»
И неожиданно жёстко добавила: «Был бы это отдельный дом, сожгла бы его к чёртовой матери. Я бы и эту квартиру спалила – но соседей жалко… они ни в чём передо мной не провинились…»
«Ребёнок, отвергнутый деревней, сожжёт её, чтобы согреться» - пронеслась в голове Колокольцева африканская поговорка. «И правильно сделает» - безжалостно добавил он про себя. «Другим деревням неповадно будет…»
А вслух сказал: «Тогда я… точнее, моя фирма выплатит тебе полную рыночную стоимость твоей квартиры. А потом найду способ забрать её в собственность»
Хельга кивнула: «Это будет самый лучший вариант. Мне деньги не помешают, жильё ты мне найдёшь – я в этом не сомневаюсь – а мне будет приятно, что моя квартира перешла к тебе…»
Глубоко и задумчиво добавила: «Я вообще никому в этом мире её не отдала бы, кроме тебя. Лучше спалила бы. Хотя…»
Она неожиданно осторожно-робко спросила: «Можно в неё Ирену поселить? Ту, вторую медсестру в автобусе? Мы стали почти как сёстры – а у неё в доме условия… не очень»
Колокольцев кивнул: «Конечно, можно. Ключи только не забудь мне отдать»
Она протянула ему все три комплекта: «Теперь они твои… и квартира тоже твоя»
Погрузив вещи в багажник (попутно отметив, что МР-38, одежда 17-летней девчушки и книги явно на неотмирные темы тот ещё комплект), Колокольцев осведомился: «Тайник с твоими картинами поблизости – или надо ехать?»
«Поблизости» - улыбнулась Хельга. И указала на здание через двор: «Там в подвале такие лабиринты, куда там Минотавру. Пришлось, правда, обаять завхоза – там какая-то контора находится – но зато так свои шедевры спрятала, что и гестапо не найдёт. Даже вместе с Крипо и абвером»
«Только обаять?» - улыбнулся Колокольцев. Она усмехнулась: «Он попросил меня в качестве благодарности показать ему мои ноги. Я знаю, что они у меня красивые; ни своего белья, ни чулок я не стесняюсь – так что я подняла юбку до талии и показала ему, что он просил. Он минут пять полюбовался, я опустила юбку, он дал мне копии нужных мне ключей… и через полчаса тайник был готов»
Колокольцев пожал плечами. Не самый худший вариант фетишизма – он сам с огромным удовольствием любовался стройными изящными ножками своих многочисленных женщин.
«Картин много?» - спросил он. «Восемь с половиной… примерно» - ответила она.
«Одну ещё не закончила?». Она кивнула.
Тайник они нашли быстро – через четверть часа они уже грузили картины, натянутые на рамы, на заднее сиденье его седана БМВ.
Когда они выехали на дорогу, ведущую в Ванзее, она вдруг спросила: «Хочешь увидеть мои ноги?»
Он рассмеялся: «В переводе с девичьего языка на общепринятый, ты почему-то очень хочешь показать мне свои ноги. Что меня не удивляет – такими идеальными ножками у тебя есть все основания гордиться»
«Спасибо, милый» - фамильярно проворковала Хельга, наглядно продемонстрировав, что условности и правила окружающего мира для неё не значат ровно ничего. И кивнула: «Ты совершенно прав»
Затем приподнялась на сиденье, подняла (точнее, подвернула) юбку до талии, открыв взору Колокольцева всё, что у неё было под юбкой. Под юбкой было очень красиво – он аж залюбовался (однако не потерял контроль за дорогой).
Длинные стройные элегантные ухоженные ноги профессиональной манекенщицы, красивые явно недешёвые чулки телесного цвета, белый очень красивый поясок для чулок (аналогично) и уж совсем не дешёвые белые кружевные трусики.
Она вздохнула, словно прочитав её мысли: «Как ни странно, родители на мне не экономили – всегда делали всё, чтобы у меня было самое лучшее. И в еде, и в одежде, и даже в белье…»
«Краски, холст и кисти тоже покупали?» - улыбнулся он.
Хельга покачала головой: «Это Рихард. Мой знакомый художник. Он ещё два года сказал, что у меня есть талант. Занимался со мной… ну, и покупал всё, что мне нужно было…»
«Погладь меня» - почти шёпотом попросила она. «Только по голому телу – выше чулок»
Он протянул руку и нежно погладил её по внутренней стороне бедра. Она с наслаждением глубоко вздохнула: «Ну да, я понимаю, что веду себя как уличная шлюха. Но ничего не могу с собой поделать…»
Продолжая её гладить (благо переключать передачу пока не было необходимости), Колокольцев спокойно ответил:
«Тебя просто накрыло – это было неизбежно. До тебя вдруг дошло – и эмоционально, и рационально – что ты была в нескольких минутах от смерти…»
Она кивнула: «Да, именно так. Я очень рада… для меня очень важно, что ты меня понимаешь»
А он вдруг понял, зачем она устроила оголение своих роскошных ножек. И от души расхохотался. Она удивлённо посмотрела на него.
Отсмеявшись, он с уважением произнёс: «Я тебя обожаю. Это несопоставимо круче, чем показать миру средний палец. Дескать, не дождётесь – и ничего у вас не получится…»
Хельга рассмеялась: «А то!». И задумчиво протянула: «Я бы и трусики сняла – я совершенно не стесняюсь своей наготы – но подумала, что это будет не эстетично»
Оставшуюся часть пути они ехали молча – Хельга, закрыв глаза, наслаждалась его лаской (она ясно дала понять, что не позволит ему перестать гладить внутреннюю сторону её бедра).
Когда они подъехали к входной двери его виллы в Ванзее, Хельга с заметной неохотой вернула юбку на положенное место и выбралась из авто. Колокольцев позвонил в дверь, через минуту дверь отворилась и на пороге появился Гюнтер - его дворецкий и в некотором роде охранник… точнее, Страж Ворот.
«Добрый день, Гюнтер» - вежливо произнёс Колокольцев.
«Добрый день, Роланд» - улыбнулся дворецкий, верой и правдой служивший ещё отцу Колокольцева. «Я вижу, у тебя новое приобретение…»
«Меня зовут Хельга» - решительно произнесла девушка. «И я не приобретение Роланда – хотя в каком-то смысле это так. В английском языке мой статус называется ward – я его подопечная, а он мой опекун, ибо мне пока ещё всего семнадцать лет…»
Глубоко вздохнула – и продолжила: «Впрочем, я скорее его приёмная дочь, ибо сегодня у меня в самом прямом смысле второй день рождения. Если бы не Роланд, меня бы ещё утром отравили газом в Бранденбурге, а тело сожгли в крематории этой фабрики смерти…»
Сделала небольшую паузу – и добавила: «Кроме меня, он сегодня спас ещё тридцать шесть человек. Нелюдь в белых халатах приговорила всех нас к смерти, хотя мы не совершили никаких преступлений, посадила в автобус и отправила в газовую камеру. Но добрый ангел в лице Роланда вмешался – и теперь автобус с пассажирами едет в швейцарскую клинику. А я приехала к вам…»
Глубоко вздохнула, лукаво-шкодливо улыбнулась и честно предупредила: «Так что вам придётся меня какое-то время потерпеть – а Роланду не забудьте воздать подобающие ему почести. Спасти тридцать семь человек от смерти в газовой камере – это вам не корова чихнула…»
Кивнула несколько ошалевшему от такой тирады Гюнтеру – и уверенно прошла в прихожую.
Колокольцев пожал плечами и развёл руками: «Ты же знаешь, ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным…»
Протянул дворецкому ключи от автомобиля и вежливо попросил: «Чемоданы отнеси в кладовку пока, пожалуйста. На заднем сидении, их…»
Он запнулся, задумался, затем решительно объявил «… в библиотеку. Там ящики внизу чуть выступают – будет куда поставить…»
Гюнтер кивнул: «Хорошо». Колокольцев подошёл к девушке, ожидавшей его в коридоре и предложил: «Пойдём в столовую – Эльза наверняка уже обеденный стол накрыла…»
По дороге на виллу он остановился (в максимально безлюдном месте, ибо Хельга даже и не собиралась закрывать ноги и трусики), позвонил Эльзе, объявил об их прибытии и попросил приготовить что-нибудь на скорую руку.
Девушка аж облизнулась: «Отличная идея – а то у меня с утра во рту маковой росинки не было. Эти негодяи решили, что на голодный желудок травить легче»
На скорую руку получился самый настоящий баварский обед – Эльза родилась и выросла в пригороде Нюрнберга. Картофельный салат, жареная утка и яблочный штрудель на десерт. Салат и утку запивали настоящим баварским пивом, а десерт – высшего качества бразильским кофе, импортированным через Испанию.
Насытившись, Хельга довольно вздохнула и улыбнулась: «Ну что, пойдём смотреть мои шедевры…»
Колокольцев кивнул: «Пойдём». Они поднялись из-за стола, после чего девушка решительно и бесцеремонно вообще сняла юбку и повесил её на спинку стула. На недоумённый взгляд опекуна лишь пожала плечами:
«Я видела, как ты смотрел на мои ноги и на мои трусики. Мне очень понравилось – ты меня очень нежно ласкал взглядом. Да и тебе хочу доставить удовольствие – это самое меньшее, что я могу для тебя сделать…»
Эльза, вошедшая в столовую, чтобы забрать посуды и остатки еды отреагировала на это бесстыдство абсолютно спокойно:
«Милая, если ты думаешь, что ты меня удивишь своими голыми ножками – очень красивые ножки, надо отметить…»
«Спасибо, Эльза» - улыбнулась Хельга. «Обед был вообще выше всяких похвал…»
«… то ты сильно ошибаешься. Некоторые вообще всё время голышом ходят…»
Это был явный намёк на Ванду Бергманн, которая в помещении в приватной обстановке не признавала никакой одежды – даже трусиков. В исключительных случаях чулки.
«… а что в подвале иногда творится – я вообще промолчу…»
«А что творится в подвале?» - тоном любопытной кыси осведомилась девушка.
Колокольцев загадочно улыбнулся: «Потом расскажу»
Они прошли в кабинет-библиотеку. Хельга не так уж чтобы совсем неожиданно выкинула очередной фортель – похлеще двух предыдущих вместе взятых.
Двумя движениями ног, которые сделали бы честь и форварду футбольной команды, отправила туфли в дальний угол кабинета, затем спустила до лодыжек трусики, избавилась от этой самой интимной части гардеробы и запустила их вслед за обувью.
Затем – как будто этого было недостаточно – опустилась в кресло и бесстыже широко развела ноги, демонстрируя очень красивую вульву. После чего спокойно прокомментировала:
«Ну да, веду себя вообще, как распоследняя шлюха. Но ты же знаешь, почему…»
Он кивнул. Она вздохнула и бесстрастно продолжила: «У меня вообще крышу сносит – я еле держусь…»
Запнулась – затем робко-осторожно спросила: «Ты сможешь меня отправить в бордель? Прямо сегодня? Я хочу… мне нужен секс нон-стоп, до отключки. Я понимаю, я говорю ужасные вещи, но, надеюсь, ты меня понимаешь…»
Он кивнул: «Прекрасно понимаю. Ты очень творческий человек; тебе для творчества нужно колоссальное количество энергии, а тебе мало что её не дают, так психушка и особенно путешествие на эшафот выкачали последнее. Эффект был отложенный, ибо адреналин и всё такое… но неизбежный. А секс - мощнейший источник энергий, поэтому сексотерапия – лечение сексом психических расстройств – весьма эффективный метод психотерапии»
И добавил: «Я знаю очень хороший бордель – он просто идеально подойдёт тебе, а ты ему, но я хочу… я считаю нужным, чтобы ты сначала поговорила с одной очень грамотной в этой области женщиной. Чтобы застраховаться…»
Она кивнула: «Чтобы быть уверенными, что лекарство не окажется хуже болезни…»
«Именно так» - подтвердил он. Она неожиданно рассмеялась: «Только сначала тебе придётся сделать меня женщиной. Во всех трёх смыслах… то есть дырочках»
«Ты девственница?» - удивился он. Ибо на это было ну просто совсем не похоже.
«Ага» - улыбнулась она. «Я с мальчиками даже не целовалась – только гуляла, взявшись за руки. Очень целомудренно»
«А с девочками?» - спросил он. Заранее зная ответ.
Хельга кивнула: «Я спала с Иреной – это вторая медсестра в автобусе. Психушка, куда меня родители упекли… в общем, там все спят со всеми и никому до этого нет дела… ибо что возьмёшь с сумасшедших?»
Грустно вздохнула – и продолжила: «Ирена так в меня влюбилась, что готова была к чертям спалить всю эту дурку, которая меня приговорила к газовой камере. И спалила бы – если бы я её не убедила, что чудеса случаются. И что меня обязательно спасут…»
«Но она не поверила – и за тобой увязалась…» - задумчиво произнёс Колокольцев.
«Ты очень вовремя появился» - задумчиво констатировала Хельга. «Иначе там такая бойня началась бы…»
Он изумлённо посмотрел на неё. Она объяснила: «Ирена спустила чуть ли не все свои сбережения – и до кучи переспала с интендантом, но добыла МР-28 с парой запасных магазинов… наплела что-то про то, что живёт в глухой деревне…»
Колокольцеву стало нехорошо. Ибо он очень хорошо знал, что такое МР-28 – эту смертоносную игрушку активно юзал спецназ Легиона Кондор в Испании. Девятимиллиметровый (под патрон 9х19 Парабеллум) 32-зарядный пистолет-пулемёт образца 1928 года конструкции Хуго Шмайссера, МР-28 выкашивал всё окружающее пространство со скорострельностью десять пуль в секунду.
Кроме того, в отличие от МР-38 Колокольцева, МР-28 мог вести огонь одиночными патронам, что радикально повышало его летальность. Да, в конечном итоге Ирену и всех остальных ликвидировали бы бойцы вермахта (рота спецназа абвера Бранденбург-800 базировалась поблизости), но персонал фабрики смерти полёг бы в полном составе – к гадалке не ходи…
Колокольцев вздохнул, повернулся (с некоторой неохотой, ибо вульва Хельги была просто изумительной красоты) и приступил к изучению её картин. И сразу понял, почему её родители так хотели их сжечь – и почему они отправили дочь (судя по всему, единственную дочь) сначала в психушку, а потом на смерть.
Во-первых, все картины были живые. Это были живые существа – с душой и разумом. Этакие воплощённые в материальном мире тульпы, у которых есть и желание, и возможность на этот самый мир повлиять. Возможно, даже основательно повлиять – а для эзотерически неподготовленного человека это страшно. Реально страшно.
Во-вторых, на картинах (на всех, кроме одной) был изображён в самом прямом смысле Иной мир. Да, населённый человекоподобными существами - однако не людьми, а также животными и растениями (аналогично).
И здания в том мире были совсем другие (на одной из картин был изображён вполне себе городской пейзаж); и небесные светила и даже цвета. Более того (для обывателя хуже того), каждая картина была словно порталом в Иной мир; порталом, через который этот мир, бесконечно чуждый «стране победившего национал-социализма» запросто мог прийти в мир человеческий.
И даже если не весь Иной мир, а лишь некоторые населявшие его существа-сущности… всё равно это было страшно. По-настоящему страшно. Ибо неведомое всегда вызывает страх – а иногда вообще панику. Особенно такое неведомое.
На предпоследней картине (последняя была готова менее, чем наполовину) была изображена абсолютно голая девушка лет шестнадцати – не больше. Более того, девушка сидела на столе, обхватив колено руками… и далеко отодвинув в сторону левую ногу. Настолько далеко, что были видны даже мельчайшие детали её очень красивой вульвы, прорисованные с почти фотографической точностью.
«Это Вильгельмина, моя одноклассница» - пояснила Хельга. «Она с четырнадцати лет… скажем так, весьма сексуально активна – и обожает позировать голышом. Правда, спит только с девочками – собственно, именно она и открыла мне мир любви девушке к девушке…»
Девушка на картине тоже была живая – более того, настолько сексуально притягательна, что любому мужчине… да и женщине тоже, нестерпимо захотелось бы совершить ритуал материализации картин в девушку из плоти и крови. Чтобы затем немедленно заняться с ней ураганным сексом.
Колокольцев задумчиво вздохнул. Было совершенно очевидно, что это были рисунки гения… только вот доброго или не очень, это было решительно невозможно понять. Во всяком случае, ему точно.
Это его не беспокоило совсем, ибо на это имелись весьма компетентные… не-совсем-люди и совсем-не-люди. У которых, к тому же, были гораздо более тесные отношения с борделем… точнее, с Храмом Священных Женщин, чем у него.
«Я рада, что тебе понравилось» - улыбнулась Хельга.
«Понравилось – не то слово» - честно признался Колокольцев. «Это картины гения. Самого настоящего гения – никакие Леонардо и Рембрандт и рядом не стояли…»
Что было чистой правдой – ибо гений обоих, как и вообще всех величайших художников в истории, был человеческим. Посюсторонним. Нашего мира. А гений Хельги Лауэри был не-человеческим. За-человеческим. Сверх-человеческим. Иномирным. Потусторонним.
«Спасибо, милый» - довольно проворковала она. И тихо, почти шёпотом предложила: «Давай, я тебе сыграю свои сочинения? У тебя же есть рояль?»
Он кивнул: «Есть, конечно – в гостиной»
«От покойной мамы остался?»
Колокольцев покачал головой:
«Мама умерла ещё до того, как мы с отцом перебрались в Берлин. Отец купил в память о маме – она очень хорошо играла. И меня приобщила к опере, балету… ну и вообще к классической музыке. Сделан в Гамбурге – в германском филиале знаменитой американской фирмы Steinway & Sons»
Они прошли в гостиную. Хельга по-хозяйски устроилась на стуле (как ни странно, без юбки и трусиков она смотрелась и органично, и эстетично и даже естественно), откинула крышку…
Буквально после первого её прикосновения к клавишам Стейнвея в небесах словно распахнулись огненно-золотые Врата. Врата в Иной мир. Из них на ошеломлённого Колокольцева хлынул такой поток неотмирных, божественных энергий, какой он не ощущал нигде и никогда.
Ни в Соборе Святого Петра в Риме; ни в Базилике Святого Сердца в Париже; и в Соборе Святого Павла в Лондоне; ни в Иерусалиме; ни в Испании… нигде. Вообще нигде.
Он купался, плавал, парил, летал в этих энергиях – и совершенно божественных звуках музыки, которую вдохновенно – и очень уверенно – играла Хельга Лауэри. Уже дважды гений… и что-то подсказывало Колокольцеву, что её стихи (которые он пока что не читал и не слышал) вполне под стать её картинам и её музыке.
Когда она закончила играть, Колокольцев неожиданно услышат тихий голос, почти шёпот Эльзы: «Роланд, где ты нашёл это… божество? Её музыка… какой там Бетховен. Какой Бах, какой Моцарт…»
«Гюнтер тебе не рассказал?» - удивилась Хельга.
Эльза удивлённо посмотрела на неё: «Нет»
Колокольцев рассказал. У домоправительницы аж кулаки сжались: «Я бы своими руками эту нечисть удавила. Извини, конечно, девочка, но твоих родителей в первую очередь. Такое божество отправить на смерть…»
Девушка улыбнулась: «Спасибо, Эльза за лестное предложение – но в этом нет необходимости. Судя по словам – и взглядам – подчинённых Роланда, моего отца уже нет. А мама… мама вот-вот попадёт на свидание с Вандой…»
Эльза удовлетворённо кивнула: «Это будет последним свиданием в её жизни – я тебе обещаю. Причём таким, что она раз сто пожалеет, что вообще появилась на свет – я очень хорошо знаю эту адскую фурию…»
Хельга обратилась к Колокольцеву не столько с вопросом, сколько с констатацией неопровержимого факта: «Те три врача, что меня приговорили, тоже не жильцы, я так понимаю?»
Он с удовольствием кивнул: «Правильно понимаешь. У меня специальный человечек для таких дел имеется. Ему потребуется месяц где-то, чтобы лишнего внимания не привлекать…»
«Спасибо, милый» - улыбнулась девушка. «Я не кровожадна и не мстительна, но некоторое зло не должно остаться безнаказанным…»
Затем поднялась со стула, повернулась лицом к Эльзе, широко расставила ноги и нахально-игривым тоном осведомилась: «Тебе нравится?»
«Очень нравится» - честно призналась домоправительница. «Ножки идеальные просто –я таких вообще никогда не видела – а между ножек…»
Она вздохнула, любуясь видом тщательно выбритых интимных мест Хельги.
Та странно-хищно усмехнулась и объявила: «Тогда смотри… и наслаждайся»
И начала совсем раздеваться. Расстегнула и отбросила в сторону кофточку, завела руки за спину, расстегнула красивый лифчик, сняла его и запустила куда-то в глубину гостиной. Затем избавилась от пояска и мягкими, нежными, очень женственными и эротичными движениями сняла чулки и бросила их на пол.
Оставшись нагой. Колокольцев не поверил своим глазам. Нескладная – и даже не особо симпатичная – девушка-подросток куда-то исчезла, как будто её и не было. Перед ним – и совершенно потерявшей дар речи Эльзой – стояла взрослая, зрелая, оглушительно, ослепительно красивая женщина.
Женщина невероятно, божественно, запредельно чувственная, эротичная, сексуальная, прекрасная неотмирной, колдовской, завораживающей красотой. Девушка-монахиня исчезла, испарилась без следа, превратившись в Айне. Ирландскую – и вообще кельтскую - богиню любви, красоты… и солнца.
Радость. Великолепие. Сияние. Слава. Все эти переводы имени Айне с гэльского в полной мере относились к Хельге Лауэри. Как и малоизвестный факт… точнее, легенда об Айне. Которая, похоже, была очень даже не легендой…
Колокольцеву эта легенда была известна потому, что его компания (его и Гиммлера, если быть совсем точным) очень плотно работала с ирландской мафией – особенно после начала войны. А эта публика была чуть ли не большими кельтскими язычниками, чем католиками…
Чтобы проверить догадку, он наигранно-бесстрастно спросил девушку (ибо вспомнил, что в квартире Хельги видел пианино):
«Ты своим родителям эту музыку играла?»
Она грустно кивнула: «Сыграла… сдуру. Тут всё и началось…»
Колокольцев всё понял. Это, конечно, звучало дико и абсолютно ненаучной фантастикой – но Хельга Лауэри была действительно инкарнацией кельтской богини Айне. Ибо такая музыка, и такие картины не могли быть творением земной женщины. А только богини, воплотившейся в человеческом теле…
Особенно музыка. Ибо, согласно этой легенде, когда музыку, сочинённую Айне, слышит достойный её человек, он или она застывает, охваченный божественным наслаждением. А если её услышит недостойный (или недостойная), то он или она могут и с катушек слететь от страха и ужаса. Не то, что единственную дочь в психушку и на смерть отправить…
Хельга попросила Эльзу: «Согрей, пожалуйста, нам воду. Мне нужно смыть с себя больничку…»
Домоправительница кивнула: «Конечно. Прямо сейчас и согрею»
И отправилась греть воду. А Хельга-Айне приказала возлюбленному: «Теперь ложись на живот – я буду тебя ласкать…»
Использовать массажное масло она не стала – ибо всё равно в душе вода смоет. Просто опустилась на колени на кровати рядом с ним, ласково погладила его по голове, погладила шею и стала нежно, заботливо и ласково гладить его плечи. И тут же с удивлением почувствовала, что он полностью расслабился, буквально растёкся по кровати – и полностью отдался её любящим и ласковым рукам.
«Ты так умеешь расслабляться…» - с уважением произнесла она. Он глубоко вздохнул и усмехнулся: «При моей работе, если не умеешь расслабляться, либо сдохнешь, либо спятишь. И неизвестно, что хуже…»
Она нежно погладила его по голове и благодарно проворковала: «Мне так приятно, что ты мне доверяешь себя и своё тело…»
Он снова вздохнул: «Я привык доверять женщинам… точнее, они меня приучили. У меня есть две очень близкие мне женщины, которым я доверю свою жизнь, ни секунды не колеблясь… и ещё одна… в другой стране…»
И тут же поправил себя: «Три, на самом деле – это если только в Германии. С одной из них ты познакомишься, думаю, уже завтра…»
Хельга улыбнулась: «Буду ждать с нетерпением». И продолжила ласки. А он… нет, не улетел – он никогда и никуда не улетал, ему было просто очень хорошо с этой то ли девочкой, то ли девушкой, то ли женщиной… с каким-то совершенно неотмирным существом женского пола. Наверное, именно потому, что с неотмирным – ибо он уже семь лет как сам был таким.
Эльза материализовалась в его спальне, когда Хельга закончила ласкать его ступни и уже хотела перевернуть его на спину.
«Вода согрелась – можете идти в душ…»
Как только они поднялись с постели, девушка немедленно взяла его за руку и неожиданно властно для своего ещё очень юного возраста повела в ванную вслед за указывавшей ей путь домоправительницей.
По дороге Хельга уверенно заявила: «Некоторые твои психологические проблемы, существование которых ты отрицаешь, являются результатом того, что ты очень хочешь подчиниться женщине, но не можешь себе этого позволить…»
Он пожал плечами: «На моей работе я не могу себе позволить дать кому бы то ни было даже грамм власти над собой. Не только женщине…»
Она кивнула: «Я это понимаю. Просто тебе очень тяжело всегда быть сильным. Всегда, везде, со всеми… даже при твоей иномирной природе…»
Он удивлённо посмотрел на неё. Она объяснила: «Ты понимаешь мои картины… мою музыку, ты чувствуешь меня как родственную душу. А я существо неотмирное – это все признают… что мне едва не вышло грандиозным боком…»
И добавила: «Ничто в этом мире не происходит случайно. Ты дистанционно почувствовал, что я в опасности, что мне нужно помочь… вот и организовал всё, сам того не осознавая…»
В душе она основательно вымыла ему голову (так ласково, нежно и любяще это ещё никто не делал, хотя и Ирма, и Ванда в интиме были на удивление ласковыми кошечками, не говоря уже о других его женщинах), а затем точно так же вымыла всё его тело мочалкой.
Когда он стал намыливать её волосы – весьма непростая задача, учитывая, что у неё на голове была целая огромная рыжая копна – он сразу почувствовал, что в ней, точнее, в её тонких телах, накапливается колоссальной мощности энергетический заряд, который всенепременно выплеснется – причём на него.
И не ошибся. Хельга дождалась, пока он тщательно вымоет ей голову и волосы, после чего так обхватила его за шею, что чуть не сломала ему шейные позвонки, прижалась к нему и буквально впилась в его губы.
Целовалась она яростно, отчаянно и самозабвенно – причём настолько, что он вообще потерял голову, хотя с ним такого не случалось с той памятной августовской ночи в Белостоке, когда они с Евой Хейфец стали взрослыми.
Её тело сотрясалось, как от сильнейшего оргазма, хотя, конечно, этого у неё и близко не было. Впрочем, тело девушки вообще оказалось совершенно необычным – оно не только было удивительно, невероятно отзывчивым (Хельга отказалась от мочалки, заявив, что хочет чувствовать его руки), но и словно жило своей собственной жизнью.
Так отдаваясь его ласкам, чтобы получить максимальное наслаждение… точнее, подарить его своей хозяйке. Он очень осторожно вымыл ей обе её дырочки, взглядом спросил её, хочет ли она, чтобы он ласкал ей интимные места, но она покачала головой: «Не здесь».
Он всё же опасался, что она прямо в душе будет его мастурбировать или делать ему минет… впрочем, не то, чтобы опасался, просто предпочитал, чтобы ему делали это за пределами душа. Но она этого делать не стала – видимо, у неё были аналогичные предпочтения.
Случилось другое – когда он повернул её к себе спиной, чтобы намылить спинку и ягодицы, на правой он заметил чёткий след, который он видел год назад. Видел на Габи - сбежавшей от домашнего насилия 16-летней пациентке доктора Вернера Шварцкопфа. Это был след от пряжки офицерского ремня.
Родителям Габи этот след – впрочем, на её теле хватало и других, менее жутких следов – выписал путёвку на недельный курс перевоспитания (стараниями Колокольцева, разумеется).
Папе в Заксенхаузен; маме в Равенсбрюк, где её приняла Ванда Бергманн. Нет, она её не убила (ибо было не за что – это не дочку в газовую камеру определить, просто жёсткая порка), но так отходила плетью, что та потом с дочки пылинки сдувала и даже голос ни разу не повысила.
Папа получил примерно то же самое – тогдашний комендант лагеря Герман Барановски (как ни странно) был хорошим знакомым Колокольцева ещё по делам Дахау и Лихтенбурга.
Когда отец Габи покидал концлагерь, комендант его проинформировал: «Это было предупреждение. Я хорошо знаю того, кто тебя сюда определил – он совершенно безжалостен и дважды не предупреждает. Тронешь дочь хоть пальцем – он тебя живьём закопает. И жену твою тоже. И это не преувеличение…»
После такого откровения Габи как сыр в масле каталась. От радости она чуть не залезла в постель к своему спасителю, однако её вовремя перехватила Ирма. Теперь предупреждение получила уже дочь:
«Будешь на моего мужа вешаться – сама в Равенсбрюк поедешь. И я не посмотрю, что тебе всего шестнадцать – так отделаю, что тебе родительская порка нежной лаской покажется…»
Девушка всё поняла (благо пример родителей был перед глазами) и больше Колокольцева не беспокоила. И вот теперь, нате здрасьте. Часть вторая. Впрочем, Колокольцева это не удивило совершенно – странно было бы, если бы супруги Лауэри не попытались сначала «исправить» дочь традиционными методами.
«Тебя пороли?» - обеспокоенно спросил Колокольцев. И несколько лицемерно, ибо он, разумеется, прекрасно знал ответ на этот вопрос.
Хельга кивнула: «Пороли. Сильно пороли». Вздохнула и пообещала: «Я тебе всё расскажу… только в постели, после близости. Мне так комфортнее будет…»
«Хорошо» - вздохнул он. Нежно прижал девушку к себе, погладил по голове:
«Они получат по заслугам… твой отец уже получил, я думаю»
Она снова кивнула: «Я знаю». И неожиданно добавила: «Спасибо тебе. Я подумала и решила, что ты всё правильно сделал. Должна же быть в этом мире хоть какая-то справедливость… и справедливое воздаяние»
После того, как они нежно и ласково вытерли друг друга полотенцами, он взял её на руки (она доверчиво прижалась к нему и ласково целовала его в щёку) и отнёс обратно в спальню. Там уложил на кровать на спину, забрался сам, лёг рядом с ней, обнял, прижал к себе и осторожно спросил:
«Как бы ты хотела?»
Она неожиданно рассмеялась. Отстранилась и лукаво вздохнула: «Я хочу в рот. Как полагается шлюхе – на коленях и всё такое прочее…»
«Тебе нравится быть шлюхой?» - улыбнулся он. Она кивнула и неожиданно серьёзно ответила: «Очень. Я поняла, что это моё естественное состояние только когда оголила ноги в машине… хотя впервые мысль мелькнула, когда я их показала завхозу…»
«Ты поэтому показала мне ноги в автомобиле?» - усмехнулся он. Она кивнула:
«И поэтому тоже, конечно». Затем совсем отстранилась, выбралась из постели, встала на колени, слегка раздвинув ноги, и поманила его пальцем: «Иди ко мне».
Когда он подошёл к ней, она, прежде чем взять в рот, честно предупредила: «Мне Ирена кое-что рассказала, да и с подружками в школе мы болтали об этом… и в отряде BDM тоже… но я всё равно плохо понимаю, что и как надо делать…»
Глубоко вздохнула – и попросила: «Я буду стараться, очень стараться, но если ты почувствуешь, что у меня ничего не получается, просто трахни меня в рот, как тебе хочется. Я буду просто тебе помогать…»
Решительно взяла в рот… и оказалась права. Ибо у неё почти ничего не получалось, что было совершенно неудивительно. Колокольцеву пришлось довольно сильно трахнуть её в рот, что она перенесла на удивление просто идеально (особенно учитывая, что это был её первый раз).
Она с заметным удовольствием всё проглотила, отдышалась, затем спросила: «Это называется иррумация? Когда в рот как во влагалище?»
Он кивнул. Она довольно вздохнула: «Значит, теперь будет иррумация»
И добавила: «Мне просто дико понравилось – это несопоставимо по ощущениям с минетом. Это как изнасилование в рот…»
«Примерно» - подтвердил он. Она сладострастно вздохнула и честно призналась: «Просто дико хочу в бордель. Чтобы меня мужики с огромными членами один за другим в рот трахали… почти без отдыха для меня. Ещё жёстче, чем ты… и руки за спиной связали. И за волосы держали во время акта…»
Он изумлённо уставился на неё. Она развела руками: «Ну да, я стала законченной патентованной шлюхой. Не самый худший вариант после того, через что я прошла… а ведь ты ещё про порку не знаешь. И потом, для художницы и женщины-композитора быть шлюхой в порядке вещей – ибо дамы творческие - а я и то, и другое одновременно… и поэтесса ещё…»
«Драмкружок, кружок по фото, мне ещё и петь охота…» - пронеслась в голове Колокольцева строка из стихотворения Агнии Барто, которое он прочитал в каком-то журнале, когда был в Ленинграде в конце 1934 года.
Но промолчал. А Хельга поднялась с колен, подошла к нему, нежно обняла, прижалась к нему и прошептала: «Спасибо тебе. Мне было очень хорошо… я почти оттаяла…»
Они долго стояли обнявшись, а когда она почувствовала, что он готов к акту, она робко спросила: «Мне в какой позе будет лучше… в первый раз?»
Он улыбнулся: «В классической миссионерской. Только подушку под ягодицы подложи…»
Она легла на спину на подушку и широко раздвинула ноги, чтобы ему было удобно войти в неё. Он лёг на неё, нежно, но крепко взял за плечи и вошёл в неё. Она неотмирно улыбнулась и вздохнула: «Ну вот я и стала женщиной… оказывается, это совсем не больно. Даже очень приятно…»
Приподнялась, нежно поцеловала его в губы и прошептала: «Спасибо тебе. Я тебя люблю…»
И обхватила его своими неожиданно сильными ногами – видимо, BDM-фюрерины постарались – дав понять, что она хочет, чтобы он продолжал.
Он продолжил - нежными и ласковыми поступательно-возвратными движениями. Она очень быстро поймала его ритм и на удивление умело помогала ему. Но гораздо больше его удивило другое – внутри она была мокрая как от сильнейшего возбуждения... но внешне она была совершенно не возбуждена.
Она явно находилась в каком-то в альтернативном внутреннем состоянии, которое он никогда раньше не видел ни у одной женщины во время акта, хотя перетрахал уже не одну сотню. Впрочем, удивляться было нечему – Хельга была совсем другой, поэтому во время секса и должна была вести себя по-другому.
Она предсказуемо не кончила, а когда он кончил, глубоко вздохнула, дала ему отдышаться, потом нежно поцеловала в губы и прошептала: «Я рада, что тебе было хорошо. Я очень рада, что тебе хорошо со мной… и во мне».
Отдышавшись, он лёг у неё между ног и хотел сделать ей куни, чтобы кончила и она (попутно с удивлением отметив, что крови не было вообще), но девушка покачала головой: «Чуть позже. Сейчас просто обними меня…»
Он лёг рядом с ней, обнял её и нежно прижал к себе. Она прошептала: «Когда ты кончил в меня – кстати, это было просто божественно – я почувствовала, что случилось что-то очень важное. Что я стала другой… совсем другой. Да, я была другой… наверное, я родилась другой, но после этого я снова стала другой… не знаю, как это объяснить…»
«Я знаю, как» - улыбнулся Колокольцев. И объяснил: «Ты стала бессмертной. Более того, ты обрела вечную молодость – теперь тебе всегда будет биологически семнадцать… или столько, сколько ты захочешь…»
Она совершенно ошалело уставилась на него. Он спокойно продолжил: «Ты была совершенно права насчёт моей иномирной природы… только и не подозревала, насколько она иномирная…»
Глубоко вздохнул – и продолжил: «Я не-человек, я за-человек…»
Она изумлённо уставилась на него: «Гитлер и Гиммлер правы??? Уберменши, сверх-люди действительно существуют??»
Он кивнул: «Да, существуют. Только это совсем не такие существа, какие привиделись этим невеждам от антропологии. И теперь ты одна из них… то есть, из нас…»
И продолжил: «Преображение мужчины в людена – довольно сложный процесс, по сути, магический ритуал. Причём это очень, очень серьёзная магия – о такой ты не прочитаешь даже в очень профессиональной литературе…»
«Охотно верю» - неожиданно спокойно произнесла она. И тут же растерянно спросила: «А мои дети… если они у меня когда-нибудь будут – они тоже будут… люденами?»
Он покачал головой: «У тебя никогда не будет детей. Ты стала бесплодна – это побочный эффект Преображения. Кроме того…»
Он неожиданно расхохотался. Она изумлённо уставилась на него. Он объяснил: «Другими побочными эффектами являются иммунитет ко всем болезням, резкое повышение работоспособности и эффективности, тебе будет за глаза хватать четырёх часов сна… и радикальное увеличение либидо. Так что для тебя бордель – это то, что доктор прописал…»
«И это всё после того, как ты в меня кончил… в смысле, в моё влагалище?» - изумилась она. Он покачал головой: «Нет, конечно, это не так просто… к счастью. Нужна сильная духовная близость…»
Хельга неожиданно крепко обняла его, прижалась и прошептала: «С этим у нас с тобой всё очень хорошо… к счастью»
Глубоко вздохнула – и прошептала: «Возьми меня анально – мне очень понравилась, как ты Эльзу… в эту дырочку. Только без смазки, без подготовки, прямо сейчас…»
Он изумлённо уставился на неё. Хельга нежно поцеловала его в губы и объяснила: «Ты очень светлый, нежный, добрый, ласковый, заботливый и любящий. Мне это очень нравится… но сейчас…»
Она запнулась, помолчала немного – и честно призналась: «… но сейчас мне нужно, чтобы ты меня изнасиловал…»
Неожиданно рассмеялась и объяснила: «Для некоторых женщин слишком много ласки, заботы, внимания и нежности тоже плохо. Я, наверное, из таких…»
Отстранилась, заглянула ему прямо в душу колдовскими, завораживающими, бездонными глазами ирландской ведьмы и тихо спросила: «Ты ведь уже насиловал женщин, так ведь?»
Он кивнул: «И не один раз». Она совершенно искренне удивилась: «Зачем?
С тобой ведь любая в постель пойдёт – только пальцем помани…»
Колокольцев глубоко вздохнул – и рассказал ей про Спецкурс 7. Она слушала его очень внимательно, а когда он закончил, порывисто обняла его, прижала к себе и стала нежно гладить его по голове. Затем прошептала:
«Бедный ты мой, бедный… что же они с тобой сделали… они же тебе всю душу изувечили. Теперь я понимаю, почему ты их так ненавидишь…»
Он покачал головой: «Не только поэтому». И рассказал ей про шестерых спасённых в Белостоке, про Еву Хейфец… и про Голодомор, конечно. И про Большой террор. И про много что ещё.
Она снова внимательно выслушала и кивнула: «Теперь совсем понятно, почему ты спасаешь женщин – и всегда будешь спасать. Но ты… тебе нужно понять, признать и принять, что это ещё и потому, что ты хочешь навсегда изгнать из своей души этот… Спецкурс 7»
И грустно вздохнула: «Не получится… к сожалению»
«Почему?» - удивился он.
«Потому, мой милый» - наставительным голосом объяснила Хельга-Айни, «что в условиях этой жуткой войны – и этого жуткого режима – изнасилованной хочет быть каждая вторая женщина… если не каждая первая. В смысле игрового изнасилования, конечно» - добавила она.
«Эротизация насилия?» - грустно усмехнулся он. Он кивнула.
«Откуда ты всё это знаешь – в твоём-то юном возрасте?» - совершенно искренне удивился он. Она рассмеялась: «Ты себе даже не представляешь, сколько всего интересного и полезного можно узнать за два месяца заключения в психушке если внимательно слушать и наблюдать…»
Затем уже совсем серьёзно объяснила: «Я с детства увлекаюсь психологией. Прочитала всё, до чего сумела добраться… ну и некоторых психологов на типа интервью и даже коучинг раскрутила…»
«Мелькнув голыми ножками?» - улыбнулся он. Хельга кивнула: «Не без этого»
«Ты очень рано поняла, что ты другая и с детства пыталась разобраться, что это значит – и кто ты есть?» - не столько спросил, сколько констатировал он.
«Совершенно верно» - подтвердила девушка. И продолжила психоанализ своего возлюбленного: «Тебе этот жуткий Спецкурс 7 так глубоко в душу вбили, а женщины настолько к этому делу чувствительны…»
Он мрачно усмехнулся: «Теперь понятно, почему меня каждая вторая… а в последнее время уже чуть ли не каждая первая просит… чуть ли не требует, чтобы я её изнасиловал…»
Она кивнула - и вздохнула: «И я тоже хочу». Затем прошептала: «Я хочу быть твоей секс-игрушкой. Твоей вещью. Неодушевлённой куклой, которую ты пользуешь для своего удовольствия. И ещё я очень хочу, чтобы ты делал мне очень больно во время секса – поэтому я так и хочу… в другую дырочку без подготовки. И чтобы ты наслаждался моей болью…»
Он понял, что сопротивление бесполезно, поднялся, затем резко схватил её за волосы, поднял на колени, затем поставил в коленно-локтевую. К его удивлению, она оправилась от шока практически мгновенно, кивнула и неожиданно спокойно прокомментировала: «Именно так я и хочу. Продолжай в таком же духе…»
Он и продолжил. Достал из прикроватной тумбочки презерватив для анального секса, натянул и вообще без смазки вогнал её член в задний проход. Она застонала от смеси боли и наслаждения. Он крепко взял её за роскошный длинные рыжие волосы и потянул на себя, запрокидывая ей голову. Она снова застонала – явно от такой же смеси.
Он её насиловал – реально насиловал, как его учили инструктора в Спецкурсе 7, а там были очень грамотные инструкторы. С максимальной силой и искусственно задерживая эякуляцию, чтобы причинить девушке максимально сильную и длительную боль.
С удивлением поймав себя на том, что вот её ему очень нравится насиловать и причинять ей боль, хотя ни то, ни другое было ему совершенно не свойственно. Да, он регулярно порол и насиловал и Ирму, и Ванду (особенно первую), и много кого ещё (особенно насиловал – любительниц порки было всё-таки существенно меньше), но он всегда делал это для них, получая удовольствие лишь от удовольствия женщины.
После того, как он, наконец, кончил (совсем уж надолго задерживать эякуляцию не под силу даже людену), он вышел из неё, снял презерватив, лёг рядом с ней, обнял её сзади и ласково прижал к себе. Отдышавшись, она глубоко вздохнула:
«Да-а… в первый раз с мужчиной и сразу такое… Особенно после того как во время нормального акта ты был со мной нежнее нежного. Контраст просто… у меня даже слов нет…»
Глубоко вздохнула – и благодарно отметила: «Я почувствовал, что ты думал только о себе, что я была для тебя просто инструментом для получения тобой наслаждения. Твоей вещью, твой секс-игрушкой, как я и хотела…»
«Всё для вас» - улыбнулся он. Она кивнула и продолжила: «… и что ты максимально надолго задержал эякуляцию, чтобы моя боль длилась как можно дольше. Ну, и трахал меня так, чтобы мне было как можно больнее…»
Повернулась к нему – и страстно поцеловала в губы. Затем благодарно улыбнулась: «Я очень рада, что ты так делал. Мне это было очень, очень нужно…»
Затем глубоко вздохнула, лукаво улыбнулась, перевернулась на спину и широко раздвинула ноги: «А вот теперь куни, пожалуйста. Я тоже очень хочу кончить… в первый раз в жизни от мужчины…»
Он улыбнулся: «Слушаю и повинуюсь, моя королева…»
«Твоя богиня» - поправила она его. «Айне – кельтская богиня, а не королева… и Морриган тоже, если тебе она больше нравится…»
Он поправился: «Слушаю и повинуюсь, моя богиня…»
Она погрозила ему изящнейшим пальчиком: «Вот так-то лучше, мой верный рыцарь…»
«… только давай я тебе сначала тампон введу… где только что побывал. Во избежание нежелательных последствий…»
Она кивнула: «Разумно. Спасибо». И снова встала в коленно-локтевую, высоко подняв пятую точку. Затем уткнулась лбом в кровать, а пальцами раздвинула ягодицы, чтобы ему было удобнее. Когда он нежно, ласково и осторожно ввёл лечебный тампон ей в анус, она глубоко вздохнула: «Пощипывает… но приятно пощипывает»
И тут же спросила: «Во влагалище не нужно вводить – у меня ведь это был первый акт в жизни?»
Он пожал плечами: «На первый взгляд вроде нет. Вечером тебя осмотрит врач-гинеколог и, если будет нужно, он введёт куда нужно что нужно…»
Она кивнула: «Хорошо». Повернулась на спину и развела ноги: «Я вся твоя…»
Он лёг ей в ноги и приступил к оральным ласкам её половых губ (и больших и малых), влагалища и, конечно же, клитора. Она возбудилась очень быстро – а вот не кончала довольно долго… впрочем, языком у него получалось не так хорошо, как его волшебными руками.
Зато кончила она, как и подобает богине… правда, скорее Морриган, чем Айне. Богине войны, а не любви. Ибо затряслись даже стены, не то, что стёкла виллы, а слышно было… далеко, наверное.
Достаточно далеко для того, чтобы в спальню бесцеремонно ворвалась Эльза (по-прежнему абсолютно голая). Взглянула на бесконечно счастливое лицо Хельги и облегчённо вздохнула: «Ффу, а то я уж испугалась…»
«Всё нормально, Эльза» - улыбнулась девушка. «Просто я очень громко кончила от ласки любимого и любящего мужчины. Моего рыцаря, моего спасителя…»
Домоправительница села на кровать рядом с Хельгой, ласково погладила её по голове и радостно вздохнула: «Я очень рада за тебя, моя девочка. Я очень рада, просто бесконечно рада видеть тебя такой счастливой…»
Когда Эльза ушла, Хельга прошептала: «Иди ко мне, милый. Обними меня – а я тебе расскажу, как меня пороли. Как мне было больно… и как и почему я хочу, чтобы меня снова начали регулярно пороть. И не только пороть, а вообще истязать всячески…»
Глубоко вздохнула – и неожиданно призналась: «Ты правильно поступил с моими родителями и с приговорившими меня врачами – такое прощать нельзя, конечно. Но мне будет не хватать родительской порки… и родительской жестокости. Очень не хватать…»
Затем неожиданно улыбнулась и ещё более неожиданно лукаво спросила:
«Знаешь, откуда у меня след от пряжки на ягодице?»
Он покачал головой: «Нет, конечно. Откуда мне…»
Она улыбнулась: «Когда я попала в психушку… точнее, когда меня родители в неё сдали, и у меня вспыхнул роман с Иреной, я подумала, что с поркой закончено навсегда. Но потом…»
Она запнулась, немного помолчала и продолжила: «… потом я поняла, что мне просто дико не хватает родительской порки»
«Ибо ты к ней уж привыкла?» - не столько спросил, сколько констатировал он.
«Привыкла» - подтвердила она.
«Как долго тебя пороли, прежде, чем отправить в психушку?» - заинтересованно осведомился Колокольцев.
«Почти два месяца… нет, чуть больше, чем два месяца» - уверенно ответила она.
«И как часто?»
Она вздохнула: «Как только следы исчезали. Соседка – Матильда – поделилась какой-то чудодейственной мазью, которая убирала следы за пять-шесть дней…»
«Матильда?» - удивился он. Она кивнула: «Сейчас расскажу – потерпи чуть-чуть»
«То есть, тебя пороли всего двенадцать раз где-то?»
Она покачала головой: «Тринадцать. Чем дальше, тем следы почему-то быстрее заживали…». И продолжила: «Я отпросилась у врача домой, чтобы меня выпороли, он согласился, меня отпустили, я сама приехала домой, родители удивились, но меня выпороли… только отец увлёкся и влепил пряжкой. Потом отвёз обратно в дурку…»
«Сбежать не думала?» - улыбнулся он. Она покачала головой: «Некуда бежать было, да и нашли бы быстро. Сам же знаешь, как чётко полиция работает».
Он обнял её – и она рассказала ему всё.